Текст книги "Ураган (сборник)"

Автор книги: Игорь Росоховатский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

IV

В приемном покое к Евгению Максимовичу подошел невысокий седой мужчина с глубокими залысинами на лбу и кустиками черных бровей. Он несмело притронулся к рукаву врача, привлекая внимание. Прежде чем он успел что-то сказать, взглянув в его пронзительные синие глаза, Евгений Максимович уже вспомнил, кто перед ним. Сердце заколотилось, он ласково положил свою теплую руку на холодную руку Надиного отца и чуть сжал ее. В этом пожатии было молчаливое участие, разделенная скорбь и… разделенное бессилие.

– Извините, бога ради. Надя много рассказывала о вас, я и хотел познакомиться. Особенно сейчас. Вы последним видели ее…

– Она ничего не говорила, – ответил Евгений Максимович вовсе не то, что следовало говорить и что он намеревался сказать в утешение.

– Извините. – Седой человек уже отодвигался в сторону, давая дорогу, но Евгений Максимович не отпустил его холодной руки.

– Это вы меня извините, – сказал он. – Знаю, что сейчас не время, и все же задам вопрос. Вам придется сосредоточиться, чтобы ответить на него… После чего Надя впервые почувствовала недомогание? Где она могла заразиться?

Он взглянул в синие глаза, под которыми набрякли мешки, и повторил:

– Простите. Если трудно припомнить, можете сейчас не отвечать.

– Ничего, ничего, я понимаю – это важно, – вымолвил Надин отец, морща лоб. – Мы говорили с ней на эту тему. Она с подружкой ходила на Борщаговский пруд. Знаете, где база охотников и рыболовов? Ее подруги получили квартиры на Южной Борщаговке, близко от пруда. Они частенько ходили туда загорать. Ведь до Днепра далековато. А в этот раз Надя пробыла на пруду очень долго. Говорит – книгу интересную читала. Подруги ушли, а она задержалась. Никак оторваться от книги не могла. Мы уже начали волноваться, стемнело ведь. Надю потом слегка знобило. Вначале думали – перегрелась…

Евгений Максимович почувствовал, как и его начинает прохватывать озноб. Он вспомнил: больной, умерший перед Надей, тоже что-то говорил о Борщаговском пруде. Конечно, это могло быть случайным совпадением. И все же…

Он попрощался с Надиным отцом, обменялся номерами телефонов, проговорил какие-то жалкие и ненужные теперь слова, и все время, пока шел по коридору, его не покидала мысль о совпадении. Случайно ли оно? Как это проверить? Есть больные и в других больницах. Опросить всех трудно. И ответы могут быть неоднозначными, противоречивыми… И все же придется опрашивать. Пока другого пути он не видит…

В этот день Евгению Максимовичу удалось побеседовать еще с двумя больными. Один из них, студент, сразу же сказал, что к последнему экзамену готовился на Борщаговском пруду и, наверное, там простудился. Второй, шофер, считал, что заразился от человека, которого, на свою беду, взял в кабину. «Он был весь красный, температурил, я и пожалел…»

– А на Борщаговском пруду вы не бываете? – спросил Евгений Максимович.

– Это где рыболовы? – слабо встрепенулся шофер и отрицательно покачал головой. Евгений Максимович успел заметить некоторую настороженность в его взгляде.

– Вспомните, пожалуйста, это очень важно для лечения вашей болезни.

– Редко бываю, – неохотно признался шофер, – после работы иногда прохожу мимо. – «После работы» он выделил. И добавил: – В последнее время наш брат, водитель, там, говорят, целую закусочную открыл. Часами просиживают «на лоне природы». Уже в парке стали наказывать за такую самодеятельность…

– В тот день, когда заразились, были там? – не отставал Евгений Максимович. И шепнул: – Не бойтесь, не выдам…

– Кум попутал, уговорил. Свернули. Но уже после поездки, вот чтоб мне с места не сойти!

Подозрения крепли, превращались в уверенность. Но Евгений Максимович понимал, что все эти совпадения не являются доказательными для других. В конце концов естественно, что жители Борщаговки посещают в жаркое время Борщаговский пруд. А то, что некоторые из них заболели новой разновидностью гриппа, может быть простой случайностью. Ему ответят: среди больных есть жители других районов города, никогда не посещавшие злополучный пруд. Вот если бы выяснилось, что и они перед заболеванием побывали там…

Он выпросил два свободных дня и объехал другие больницы. Некоторые пациенты были в таком состоянии, что о беседах с ними не могло идти речи, другие ничего полезного не вспомнили. Но в Первой инфекционной больнице пожилой инженер, отвечая на его вопрос, сказал:

– Да, вы правы. Дня за два до болезни я с внуком ездил на Борщаговский пруд… Нет, не купался. Купался внук. А я на берегу лежал, книжку читал. Что? Внук не болен. Пока, во всяком случае. Только вчера брат заходил…

Евгений Максимович решил, что пришла пора поделиться своими подозрениями с коллегами. Но едва он пришел на работу, как встретился в коридоре с профессором Стенем. Владимир Игнатьевич остановился и, улыбаясь, сказал:

– Поздравляю, коллега, новый талант открылся у вас? Евгений Максимович опешил: – Какой талант? – Детектива. Деятельность развернули бурную. Диагноз устанавливаете следственным методом. Это что-то новое в медицинской практике…

Евгений Максимович опустил голову, молча обошел профессора и направился к ординаторской. Ему больше не хотелось делиться своими догадками ни с кем. Даже со старинным приятелем и бывшим соучеником, работающим врачом санэпидстанции. Действительно, кто ему поверит? Разве мало случаев, когда всякие несерьезные «чудаки» открывают причины болезней или чудодейственные средства против них? Они тоже представляют непрямые доказательства: рассказы клиентов, показания пострадавших, благодарности выздоровевших. Даже сторонники «летающих тарелок» приводят сотни свидетельств «очевидцев»…

И все же нанести визит на санэпидстанцию необходимо. Иначе поиски не продвинутся, забуксуют…

С тяжелым сердцем взошел он на несколько ступенек, открыл скрипучую дверь, быстро просеменил по длинному коридору к двери с табличкой «Лаборатория». Но там Пети не оказалось. А разыскал его Евгений Максимович в пустующем кабинете главврача: Петя сидел, склонившись над бумагами и вырезками из газет, разложенными на столе-приставке. Виден был его худой, впалый затылок и большие – торчком – уши. Он обернулся, и его длинное вялое лицо расплылось в улыбке.

Они подружились еще в восьмом классе, Евгений Ткачинский взял под свое покровительство Петю Мазинчука, некрасивого, нескладного мальчишку, робкого и медлительного, посредственного ученика. По всем качествам Петя как нельзя лучше подходил для классного «козла отпущения». Его так долго убеждали в собственной ограниченности и бездарности, что в конце концов он сам поверил в нее, и на первых порах даже общепризнанному «первому ученику» Евгению Ткачинскому, не говоря уже об учителях, не удавалось разубедить его в этом.

Евгений Максимович и сам бы теперь не мог объяснить себе, с чего началась их дружба. «Пожалел однажды», – не вмещало всех чувств, которые вызывал у него Петя. Наверное, он тогда поступал и назло некоторым забиякам, и необходим был ему после ссоры с другим мальчиком верный «оруженосец». А верность Пети; как и его трудолюбие, были надежными и непоколебимыми. До сегодняшнего дня он сохранял преклонение перед другом, хотя «первый ученик», как это часто случается, закис и не оправдал надежд «взлететь высоко» по общественной лестнице.

Петя стал расспрашивать об общих знакомых, но Евгений Максимович, пользуясь нажитым давним авторитетом, быстро перевел разговор в нужное русло. Однако, как только он стал расспрашивать Петю о Борщаговском пруде, тот насупился и спросил:

– Что там еще приключилось? Зачем тебе понадобились сведения?

– Да не мне, Петенька, один коллега, понимаешь, интересуется этим вашим прудом…

– Пруд такой же наш, как и ваш, – неожиданно сердито ответил Петя. Вечные хлопоты с ним. Он расположен за окружной дорогой, и власть города на него не распространяется. Ну и, естественно, городские власти за него не отвечают. А загрязняет его в основном город. Вот посмотри статью в газете. Ее нам прислали вместе с запросом из Комитета по охране природы, и главврач, конечно, велел расхлебывать мне…

Из статьи «Сохранить голубой каскад»:

«…Уже давно известно, подсчитано и доказано, что создание самых дорогостоящих очистных сооружений все же во много раз дешевле, чем последующее исправление содеянного зла… С вводом в строй новых жилых массивов в истоковый пруд вывели ливнестоки. Туда же потихоньку спускают отходы и три больших автохозяйства.

Как уже отмечала санитарно-эпидемиологическая станция, «с целью прекращения загрязнения водоемов необходимо запроектировать и построить очистные сооружения на выпусках ливнестоков в пруд». Однако замечания санэпидстанции остались на бумаге, а в пруд продолжает поступать поток зловонной маслянистой жидкости. Вода в нем постепенно становится ядовитой, а летом там купаются сотни людей, дети двух жилмассивов, по-прежнему сидят с удочками рыболовы.

Осложнилось спасение пруда еще и тем, что лежит он за чертой города. Но ведь грязь, сбрасываемая в него автопредприятиями, возвращается бумерангом в город. Так «унтер – офицерская вдова сама себя высекла». К тому же пруд находится недалеко от артезианской скважины, подпитывающей сеть водоснабжения города, и в питьевой воде прилегающего района постоянно имеется осадок…»

– Что же вы предпримете в ответ? – спросил Евгений Максимович, быстро просмотрев статью. Приятель безнадежно махнул рукой:

– Оштрафуем еще по разу директоров автопредприятии, они на некоторое время станут сплавлять в пруд меньше грязи. А потом все вернется на круги своя, ибо штрафы обходятся гораздо дешевле, нежели строительство очистных сооружений.

– А пробы воды в пруду давно брали?

– Недавно… – Петя спохватился и с подозрением воззрился на друга: – Но ты же так и не сказал, для чего твоему коллеге все это понадобилось…

– Просто чудак, вот и интересуется, – неопределенно ответил Евгений Максимович и стал прощаться…

V

От остановки скоростного трамвая он направился дворами мимо Петиного дома к окружной дороге. Издали услышал шум и грохот. Еще несколько десятков метров – и показалось, будто перед ним открылась двойная движущаяся лента конвейера. В эти часы окончания рабочего дня машины ехали одна за другой. А за высокой насыпью дороги виднелся совершенно иной, теснимый городом мир зеленое раздолье кукурузных полей и светлая голубоватая полоска пруда.

Евгений Максимович сначала нырнул в подземный переход, затем поднялся на вторую сторону автострады, спустился по узкой тропке с насыпи и попал в объятия кукурузного поля. Назойливый шум стал быстро отдаляться, и через несколько секунд он почти забыл о городе, оставшемся где-то позади. Шевелились под ветром длинные зеленые стебли, гудели пчелы и осы, пахло травой, босой землей.

Евгению Максимовичу дышалось легко. Он оглянулся, как бы желая убедиться, что город не исчез, и увидел в нескольких десятках метров мчащиеся машины, за ними стремительно поднимались в безмятежное синее небо многоэтажные башни домов и стрелы подъемных кранов. Евгению Максимовичу нравилось такое сочетание городского и сельского пейзажа, он снова быстро оглянулся, его взгляд утонул в гуще поля, будто город был лишь миражем. Впрочем, очень скоро, на подходе к мостику, город опять напомнил о себе тяжким мазутным запахом. Сначала Евгений Максимович не понял, откуда он исходит, но, взойдя на мостик и глянув вниз, на воду, увидел фиолетовые маслянистые пятна с радужными разводами по краям – свидетельства активной деятельности автопредприятий. «Да, газета права, – подумал он. – Еще несколько лет такой – деятельности…» Дальше ему не хотелось продолжать даже мысленно, чтобы злость на нерадивых хозяйственников не омрачала настроение. Редко когда ему удавалось вот так, неторопливо, выйти на свидание с природой, благостно подышать воздухом поля. Он воспринимал прогулку как неожиданный подарок. Он словно забыл, для чего пришел сюда. Длинные предзакатные лучи золотили легкое марево, парящее над прудом. Постепенно распрямлялись пожухлые от дневного зноя травы, устало прикрывались желтые, синие, коричневые глаза цветов. Множество живописных камышовых островков, каналы между ними, а по каналам, то скрываясь за островками, то выплывая из-за них, спешила куда-то дикая уточка с выводком утят. Евгений Максимович долго следил за ней, любуясь изгибом шеи, плавными движениями, улыбаясь флотилии смешных серых корабликов, следующих за ней. Он шел и шел, глядя то на деревенские коттеджики, выглядывающие вдали из зелени. Он шел мимо смуглых мужчин и женщин с книгами или радиоприемниками, мимо расположившихся у воды рыболовов, сидящих на раскладных стульчиках или ящиках, стараясь не замечать обрывков газет, окурков, пустых консервных банок.

Выйдя к месту, где пруд разливался пошире, Евгений Максимович снял с плеча пляжную сумку, расстегнул ее, разложил и уселся на ней, вытянув усталые ноги, лениво наблюдая за рыболовом, собирающим свои снасти. С усталостью пришло умиротворение, и он почти забыл о скрывающейся тут опасности, из-за которой пришел сюда. Он прилег и сквозь полуприкрытые ресницы следил за утками, за чайками над водой, дивясь, откуда они здесь взялись, думая, как важно сохранить эту красоту рядом с грохочущим городом. Иногда в поле зрения попадала чья-то лохматая голова. Вдали виднелась серая полоска дамбы. В том месте пруд казался очень широким.

Он улегся поудобнее, закинул руки за голову, подумал: «Много ли человеку надо для беспечальной жизни? Он мечется, суетится, хлопочет о продвижении по службе, о прибавке к зарплате, бегает по магазинам за модными вещами вместо того, чтобы окунуться в такой вот зелено-голубой рай, из которого его когда-то изгнали за дерзкую суетность желаний…»

Вот по стебельку травы деловито ползет жучок с черными крапинками на перламутровых крыльях. Он ни о чем не думает, он радуется жизни, теплу, простору. Может быть, вся мудрость и состоит в том, чтобы научиться отвергать суетность?..

Другой жучок сел рядом с первым. Он шевельнул длинными усиками, изготовился и прыгнул на первого. Короткая схватка – и он уже разрывает противника, обгладывает его голову…

Евгений Максимович досадливо поморщился, щелчком сбросил хищника с травинки вместе с его добычей, посмотрел в синее небо. Высоко-высоко плавали легкие облака, а ниже, под ними, парили птицы. Лучи ласкали кожу, аромат земли и травы пьянил. Постепенно лучи становились все червоннее и нежнее, синь подсвечивалась золотисто-алым. И Евгений Максимович не сразу заметил в этой сини что-то маленькое, блестящее, кружащее над ним. А когда заметил, стал разглядывать. Оса или муха? Для осы слишком мелкая. Но откуда у мухи такой золотисто-черный хитон? И почему она так странно, сужающимися кругами, вьется над ним? Он шевельнулся – и насекомое улетело…

Глаза устали, закрылись сами собой. Он вздремнул на несколько минут и проснулся от легкого укола в руку, чуть выше локтя. Непроизвольно дернулся и открыл глаза. Золотисто-черная мушка слетела с его руки и умчалась куда-то. А на руке – он разглядел, подтянув кожу, – осталось различимое красное пятнышко.

«А что, если?..» От этой мысли сон сдуло как ветром. Он стал пристально разглядывать пятнышко от укуса, пощупал кожу. Вздутие быстро рассасывалось, но его стало слегка лихорадить…

VI

– Здравствуй, главный райэнтомолог! – громко приветствовал Евгений Максимович Петю на пороге его квартиры.

– Чем обязан? – удивился и обрадовался Петя. – То месяцами где-то пропадаешь, а то ежедневно стал навещать. Что-то в лесу сдохло? Светлана, смотри, кто к нам пожаловал!

Из соседней комнаты показалась Петина жена в новом японском халате, разрисованном диковинными птицами. Халат подчеркивал ее невзрачную – под стать мужу – внешность: сероватые волосы, плоский носик, тонкую, почти невидимую нитку губ. Но вот они раскрылись, блеснули ослепительные зубы, преобразив лицо, на худых щеках неожиданно образовались ямочки.

Евгений Максимович в который раз отметил, что именно такая жена подходит его другу, а не красавица Елена. Ее увел много лет назад профессор Орлюк. Впрочем, тогда он еще не был профессором, однако загадочно и наивно улыбающиеся миндалевидные глаза Елены сумели разглядеть в рядовом научном сотруднике института энтомологии будущее светило. Кстати, и Евгений Максимович предсказывал Вадиму Орлюку «дорогу вверх». Вот уж кто соответствовал своей фамилии даже внешне. Большой хищный нос с крупными ноздрями, втянутые щеки при выпирающих заостренных скулах, почти двухметровый рост, широченные плечи, узкие бедра. Он вечно спешил куда-то. В метро перепрыгивал через две ступеньки эскалатора, на улице лавировал в потоке прохожих, обгоняя их, едва не сшибая встречных; даже в кинотеатре мчался к указанному в билете месту, как к заветному финишу.

Петя тогда два года встречался с Еленой, влюбился в нее без памяти, а сделать предложение не решался. Девушка тоже не спешила, ей нравилось казаться наивной и беззащитной, даже глупенькой. Петя служил для нее отличной ширмой, из-за которой она высматривала настоящего жениха. «Гляди, проворонишь свою «прекрасную Елену», – говорил другу Евгений Максимович. К сожалению, он оказался прав. Вадим Орлюк налетел, как его пернатый двойник, потанцевал с Еленой несколько раз на студенческом вечере, затем – на дне рождения у Пети, куда явился по Петиному же приглашению – тот, видите ли, не мог отказать, или, по крайней мере, не понять «намека». Вадим увел не только Елену, но и использовал часть Петиных работ по энтомологии, которые тот не мог обобщить и опубликовать. И то и другое мгновенно и обстоятельно сделал научный сотрудник Орлюк. Петя не протестовал: «Я просто собрал факты и только собирался их классифицировать, – оправдывался он, краснея, в ответ на упреки Евгения Максимовича, – у меня они лежали бы мертвым грузом еще долго, а он на основе их сумел построить интересную гипотезу и затем превратить ее в теорию. Крепкий мужик, далеко пойдет. Елене будет за ним как за каменной стеной».

Вадим Орлюк был и внешностью и характером похож на молодого Стеня, и Евгений Максимович не удивился, когда узнал, что они дружат. «Таким или дружить, или враждовать друг с другом, – сказал он Пете. – Работали бы в одной области, стали бы скорее всего врагами…»

Петя еще и сейчас, встречая ненароком Елену, бледнеет и краснеет, а она его «не замечает».

Светлана совсем другая. Это она, сумела переубедить Петю, что он вовсе не бездарен, что при его трудолюбии он ничем не хуже других. Она всегда была очень естественной, без малейшего притворства, даже в ненасытной любви к красивым вещам и к некрасивому мужу. Быстрая, энергичная, она отлично дополняла медлительного Петю. Вот и сейчас критически оглядела Евгения Максимовича с ног до головы, от ее внимания не ускользнула никакая мелочь.

– Почему сам? А Жанну не захватил, гуляка? Она бы тебе хоть воротничок поправила. Ладно, давай уж я сама…

– Занята Жанна. Отчет готовит,

– А ты бы ее отвлек. Ты ж у нас такой, если хочешь. Знаю тебя, незнакомец! Ну, рассказывай – как Жанна, как сын? Я буду слушать и накрывать на стол.

Она мгновенно расставила тарелки, разложила вилки. Напрасно Евгений Максимович пытался удержать ее:

– Я на минутку.

– И мы на минутку. Как раз перед твоим приходом собирались ужинать. Ждали гостя.

– Какого?

– Какого судьба пошлет. Тебя! – обрадовавшись, что он не сразу понял ее шутку, засмеялась она.

Ему стало спокойно и уютно, как бывало всегда в этом доме. Петя уже успел раздвинуть маленький столик, подложив под спину друга подушечку, чтобы удобней сидеть.

На столе, будто по волшебству, появились вкусные ватрушки, взбитые сливки, земляника. Светлана, уже успевшая сменить халат на платье, подкладывала ему на тарелку то одно, то другое, расспрашивала о семье, о делах, жаловалась на непробивного Петю, рассказывала новые анекдоты и сама первая заливисто смеялась над ними. Затем она деликатно ушла «мыть посуду», оставив мужчин одних. Петя, откинувшись на спинку кресла, блаженствовал, молчал. Но вдруг он склонил голову набок, снизу вверх посмотрел в лицо другу и предложил:

– Рассказывай, какая забота привела? – Да я просто… Но Петя так выразительно скривил рот, что Евгений Максимович только рукой махнул: – Ты прав. Есть дело… И он рассказал Пете о своих поисках, не упомянув лишь об укусе мухи.

– Ну, что скажешь, санитарный врач? Однажды ты мне ответил, что в воде пруда ничего не выявлено. Что ж, возможно, вода и ни при чем. Тем более что не все заболевшие купались в пруду. А вот не завелись ли там какие-нибудь другие паразиты? Например, по твоей части, энтомолог?..

Петя на этот раз не стал отнекиваться или отшучиваться. Он насупился: Там, конечно, водятся и слепни, и оводы…

– Ну, укус овода люди бы запомнили.

– Овод, к твоему сведению, не кусается. Знаменитый роман назван неправильно. Больно кусаются слепни, причем только самки, как и у комаров. Сосут кровь, необходимую им для вынашивания яиц. Яйца они откладывают у воды, прикрепляя их к растениям. И личинки слепня развиваются в воде. А вот оводы, хоть и не жалят больно, опасней слепней, ибо личинки многих из них развиваются непосредственно в теле жертвы. Представляешь, они проникают почти во все органы. Известен также носоглоточный овод, живородящий. Самка впрыскивает готовые личинки в ноздри лошадям, овцам. Между прочим, впрыскивает довольно экономно – не все имеющиеся в наличии, а определенную дозу, а то животное сразу погибнет вместе с еще не созревшими личинками. Как отмеряет дозу – неизвестно, но отмеряет чаще всего безошибочно. Вот такие интересные механизмы имеются у насекомых! – Петя раскраснелся, говорил увлеченно и с такой гордостью, будто это он придумал столь совершенные механизмы. Видно было, что энтомологом он стал по призванию. Евгений Максимович сделал нетерпеливое движение, Петя неправильно истолковал его и продолжал: – Конечно, и сбои случаются. Например, у овец личинки иногда проникают в лобные пазухи. Достаточно, чтобы туда проникло несколько десятков личинок – и овца заболеет «ложной вертячкой». Будет кружиться на одном месте и скоро погибнет…

Он посмотрел на выразительное лицо приятеля и невесело улыбнулся:

– Да, брат, и такие «подарки» есть у матери-природы… Если подкожные оводы проникают в голову и глаза человека, то вызывают опасные заболевания…

– Да, да, необходима бывает сложная операция, знаю. Но то, с чем мы столкнулись, не похоже на оводов…

– Погоди, как поется в известной песне: «Я еще не все сказал». Я упомянул только тех насекомых, которые водятся у пруда. Но, учитывая, что он загрязняется, флора и фауна могут там перерождаться и преподносить нам сюрпризы…

– Мухи, например, – вырвалось у Евгения Максимовича.

– Ну, оводы и слепни – тоже мухи. Но есть и другие. Выбор тут беспредельный. Когда-то в Перу существовала загадка «сумеречной анемии». Ею заболевали путешественники, оказавшиеся в долинах Перуанских Анд в пору сумерек. Даже если человек поправлялся, его тело оставалось покрыто язвами. Поиски виновника велись долго. Им оказалась песчаная муха. Она не выносит дневного света, вылетает уже после захода солнца… А то еще небезызвестная африканская муха цеце. Тридцать видов. И все – смертельно опасные. Однако ты не зря говорил когда-то, что природа полна парадоксов. Вот и Бернгард Гржимек заметил однажды, что эта муха является одновременно и охранителем дикой природы. Так, она «единственный защитник слонов и зебр в тех случаях, когда человек пытается отобрать у них родину», – не удержался Петя от искушения процитировать и тем самым напомнить, что не зря Светлана считает его обладателем отличной памяти. – Но ты, кажется, не слушаешь…

– Анемия, ты сказал – анемия. Знаешь, это интересно. Ведь и мы имеем дело с анемией…

– На этот счет можешь быть спокоен. Жучков колорадских к нам из Америки завезли, а вот песчаных мух пока не успели…

– Ты сказал, что флора и фауна пруда может перерождаться из-за загрязнения. Кстати, отходы нефти входят в состав веществ, вызывающих мутации, – напомнил Евгений Максимович. – Так вот, теперь я поведаю тебе об одной мушке довольно красивой расцветки…

И он рассказал о странном полете насекомого, укусившего его в руку.

Они долго рассматривали красное пятнышко, оставшееся от укуса, и Петя проговорил:

– Ты все же того… На всякий случай прими меры. А что, если она действительно ввела яйца или личинки… Шутки шутками…

– А дружба – дружбой, – Евгений Максимович, пыхтя, вызволялся из кресла. – Заверни мне пару ватрушек для Жанны. Если помнишь, она их обожает.

– А если ты помнишь Светлану, она уже на прощанье приготовила сверточек, – ответил Петя.

Он вышел проводить друга до трамвайной остановки. Они вспомнили одноклассников, пошутили, посмеялись, но, прощаясь, Петя сказал:

– Я тебе позвоню завтра. Узнаю, как дела.