Текст книги "Прописные истины (сборник)"

Автор книги: Игорь Росоховатский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Урок четвертый
ЧТО ТАКОЕ ЧЕЛОВЕК?

(Из ответов Большой вычислительной машины Академии наук)

Человек – существо. В грамматике он применяет к себе вопрос «кто?», а не «что?». Поэтому вопрос мне задан неправильно. Следует сказать не «что такое человек?», а «кто такой человек?»

Человек как личность состоит из парадоксов. Сколько бы он ни имел, ему все мало. Это и плохо, и хорошо. Плохо потому, что из-за этого качества он совершает необдуманные поступки. Хорошо потому, что он не останавливается на достигнутом. Именно это спасает человека от многих ловушек, ибо остановка неизбежно означает вырождение и смерть.

Человек часто не может определить, к чему он стремится, что неустанно ищет, что воспитывает в себе и своих детях. Он называет это разными словами, но в конечном счете он стремится к единственному, чего мне, как машине, не дано понять: он стремится к человечности.

ГЛАВНОЕ ОТЛИЧИЕ

Главное отличие живых существ от роботов состоит в том, что все они, без исключения, рождены от подобных им живых существ, а все роботы синтезированы или собраны из отдельных частей в лабораториях, на заводах…

Из учебника для роботов

Он нависал надо мной, сверкая хромированными и лакированными деталями, матово блестя пластмассовыми щитками, – это чудо совершенства, создание самого Нугайлова, последняя новинка робототехники, самопрограммирующийся эрудит ЛВЖ-17б. Все его детали и блоки были многократно выверены и перепроверены на стендах. Он уже успел, как было сказано в заводской многотиражке, «внести свой вклад в успешное выполнение квартального плана». Но сейчас эрудит ЛВЖ-17б беспомощно разводил клешнями, явно копируя полюбившийся человеческий жест:

– Мы пробовали последовательно все средства, которые вы, человек-доктор, рекомендовали по телефону, но он отказывается подчиняться. Может быть, вы смогли бы лично…

– Но ведь ты видишь, что в данный момент я занят.

– А в шестнадцать тридцать две?

«О господи!» – я взглянул на часы – они показывали шестнадцать тридцать одну. Дернуло же меня сказать: «В данный момент», – непростительная ошибка для специалиста моей квалификации.

– Переведите его на штамповку…

– Он отказывается работать на штамповке, на фрезеровке, на обкатке, на сборке. Поэтому мы и решили, что его психика расстроена…

– Откуда его к вам доставили?

– Мы встретили его на хоздворе. Он ни за что не хотел отставать от нас. Мы расшифровали его примитивный язык и выяснили, что этот робот был доставлен на хоздвор с фабрики.

– Как он выглядит?

– Биоробот. На двух манипуляторах типа ног для горизонтального передвижения. Имеются два манипулятора типа крыльев…

– Может быть, для полета? Может быть, это живое существо типа… – Я чуть было не сказал «типа птицы», но вовремя спохватился и мысленно хорошенько всыпал себе. Не хватало мне, специалисту по наладке сознания у роботов, роботопсихиатру, заражаться жаргоном своих подопечных.

Ответ последовал сразу:

– Нет, человек-доктор. Я с отличием закончил школу для роботов и овладел основными понятиями. Главное отличие живых существ от роботов в том, что все они без исключения рождены от подобных им живых существ, а все роботы синтезированы или собраны из отдельных частей в лабораториях, на заводах… Существа типа птицы принадлежат к классу живых, а объект нашего разговора синтезирован на фабрике. В огромном термостате со множеством отделений.

– В таком случае, возможно, это летающий биоробот серии 120-бис? – Я придвинул к себе четвертый том каталога роботов.

– Нет, человек-доктор, манипуляторы типа крыльев, как нам удалось установить, служат ему не для полета, а только для поддержания равновесия при беге. Видимо, так преодолевается несовершенство конструкции. Разрешите продолжать словесный портрет?

– Разрешаю.

– У него имеется нечто вроде головы с глазами и острым выступом. Этим выступом он подбирает что-то на земле.

– Робот-уборщик?

– Он подбирает только нечто мелкое. Но тем же выступом способен пробивать отверстия в бумаге.

– Робот для перфорации?

– Возможно, человек-доктор. Я выяснил и серию на ящике, в котором его доставили на хоздвор.

«Ага, это уже кое-что. Значит, я смогу узнать индекс и установлю тип робота».

– Назови серию.

– Эм-восемьдесят.

Гм, странно. За все годы работы с самыми разными роботами я никогда не встречал такой серии. Но на всякий случай раскрыл каталог. Конечно, в нем не было ничего похожего. Неужели придется отрываться от срочных дел и самому ехать на хоздвор? Ведь ЛВЖ-17б не отстанет, не махнет рукой, не обрадуется возможности схалтурить. Он призван организовать бесперебойную деятельность роботов и свои обязанности выполнит в точном соответствии с инструкцией, предписывающей не оставлять невыясненных объектов на хоздворе.

Как утопающий за соломинку, я ухватился за последнюю возможность дочитать захватывающий детектив:

– Попробуй сначала выяснить, чем он питается, и доложи мне.

– Энергию он усваивает из мелких крошек органического вещества, которые подбирает острым выступом на голове.

– Я уже высказывал предположение, что это может быть птица…

– Осмелюсь еще раз напомнить, человек-доктор, я – со Знаком качества и хорошо помню все, чему меня обучали. «Главное отличие живых существ от роботов состоит в том, что все они без исключения…»

– Достаточно. Извини…

О всевышний процессор, только не хватало извиняться перед роботом за забывчивость – страшнейший недостаток с его точки зрения, свидетельствующий о дефектах в системе памяти, о необходимости срочного капитального ремонта, а возможно, и полной переделки.

Мне оставалось поднять белый флаг. Я обреченно вздохнул, положил детективный роман и прикрывающую его папку с докладом в ящик стола и стал собираться.

На улице ЛВЖ-17б опустился на колени, раскрыл кабину на спине и с изысканной вежливостью предложил мне садиться. Как только я откинулся на мягких подушках сиденья, он взмыл в воздух.

Стали игрушечными деревья и дома, замелькали квадраты полей, размоталась лента дороги. Затем все повторилось в обратном порядке: дома и деревья выросли до нормальных размеров. Мы прилетели.

ЛВЖ-17б опустился на обширной огороженной площадке, где несколько роботов стояли кружком и, согнувшись, рассматривали что-то. Они топтались на месте, и земля проседала под ударами их могучих манипуляторов типа ног.

– Что вы там делаете? – спросил я.

– Не даем ему убежать, человек-доктор! – гаркнули они так дружно, что мои барабанные перепонки постигло величайшее испытание.

– Расступитесь!

Нехотя они расступились, и я увидел на чудом уцелевшем клочке зеленой травки… ярко-желтого цыпленка.

Давясь смехом, я замахал руками. ЛВЖ-17б сокрушенно посмотрел на меня.

– Говорено же вам, что это живое существо типа птицы, – произнес я сквозь смех.

ЛВЖ-17б многозначительно поднял клешню:

– Осмелюсь заметить, человек-доктор, что он только похож на живое существо, не больше, чем некоторые роботы на людей. А главное отличие живых существ от роботов состоит в том, что все они без исключения рождены от подобных им существ…

– Да, это верно, – прервал я его. – Но цыпленок тоже рожден…

– Истины ради, извините. Но он не рожден, а синтезирован на фабрике «Сельская новь» в установке «инкубатор». На фабрику был доставлен в белой круглой упаковке…

– Я уже сказал тебе: не синтезирован, а рожден.

– Рожден на фабрике? – В вопросе робота прозвучало недоверие, мне почудилась даже скрытая ирония.

– Ну да, на птицефабрике! Рожден из яйца!

– А откуда взялось яйцо, человек-доктор?

– Как это откуда?

Тут я умолк. Куриные яйца жена приносила домой в аккуратной коробке. Покупала их в магазине. В магазины их доставляли со склада, на склад – с птицефабрики. И цыплят доставляли с той же птицефабрики, где их синтезировали… нет, не синтезировали… получали из яиц, которые прибывали туда в коробках, в которых так же… Да что там говорить, если это знают все мои знакомые, их жены, дети. Никто из нас никогда не видел и не слышал, чтобы яйца получали не с птицефабрики, а цыплят – не из инкубатора. В детстве, помнится, наш класс водили туда на экскурсию. Я собственными глазами видел инкубатор: множество термошкафов, в которых через определенный срок появлялись симпатичные желтые пушистые комочки. Их давным-давно получали ТОЛЬКО ТАКИМ способом. Значит… Мысль бежала по кругу. Голова разваливалась. Итак, на всякий случай еще раз: цыплята получаются из яиц, которые получают на птицефабрике, из которых в лакированных металлических шкафах получают цыплят… Получают? Теперь я понял свою ошибку. Она скрыта именно в этом расплывчатом слове «получают». Не получают, а синтезируют! Постой, но в таком случае цыпленок не живое существо. Ведь ЛВЖ-17б тысячу раз прав, цитируя составленный мной учебник: «Главное отличие живых существ от роботов состоит в том, что все они, без исключения, рождены от подобных им живых существ, а все роботы синтезированы…» Уж учебник-то ошибаться не может!

ПРОПИСНЫЕ ИСТИНЫ

Высокий, чуть сгибающийся под тяжестью собственных плеч человек вышел из ракетоплана на аэродроме Центральной библиотеки. Досадливым жестом отстранил кинувшихся было навстречу роботов из отдела справок и услуг. Как видно, жизнь не стелилась для него ковровой дорожкой. Запавшие щеки, резкие морщины. Глаза сидели так глубоко, что невозможно было уловить их выражение.

Через несколько минут аэробус местной линии доставил его к административному зданию. Он вошел в кабинет управляющего. Навстречу, радушно улыбаясь, встал из-за стола-пульта розовощекий человек.

Вошедший не ответил на улыбку. Он не сел в предложенное кресло, и управляющему тоже пришлось стоять, опершись рукой о стол.

– Мне нужна книга, – сказал гость.

– Хорошо, – с готовностью отозвался управляющий. – Не желаете ли пока выпить нашего знаменитого «ВБ»? Такого напитка не найдете больше нигде.

– Мне нужна книга, – повторил гость, и в его голосе зазвучали металлические нотки.

– Прекрасно! – воскликнул управляющий, и на его полных щеках образовались ямочки. – Как ее название, имя автора или индекс?

Он переминался с ноги на ногу, отчего-то клонясь на правую сторону. Ему очень хотелось сесть.

– Не знаю, – устало сказал вошедший. – Такая книга лишь одна. Ее нельзя спутать ни с какой другой…

На лице управляющего поочередно появились выражения растерянности и сочувствия. Он хотел успокоить собеседника и не знал, как это сделать. А тот продолжал:

– Эта книга учит, как поступать, чтобы стать счастливым…

Розовощекий управляющий недоверчиво улыбнулся и поспешил согнать улыбку, боясь, что собеседник ее заметит. Но тот не смотрел на него. Управляющий минуту колебался, затем решительно нажал несколько кнопок, передал команды по селектору. Прошли секунды – и через отверстие транспортера поступили первые катушки пленки. Он взял одну из них, прочел название:

– «Устав Земли».

В его голосе звучало сомнение.

Лицо посетителя оставалось невозмутимым. Искоса поглядывая на него, управляющий брал поочередно другие пленки.

– В нашей библиотеке вы найдете все, что когда-либо издавалось на Земле и спутниках. Вот книга о духовном преобразовании, вот изложение учения о восьмидесяти миллиардах нюансов…

Постепенно управляющий перечислил сотни названий и пришел в уныние. Даже румянец на его щеках слегка поблек.

– Послушайте, – почти умоляюще сказал он. – Может быть, вы всё же вспомните какие-нибудь приметы?

Посетитель молчал. Как видно, он не мог помочь управляющему, а пустых слов не любил.

– Но ведь все книги в какой-то мере учат быть счастливым. Даже научные. Не познав окружающего, нельзя познать себя. У нас есть новейшие книги о структуре вакуума; о том, как из песка, смол и воды создавать живые клетки; о том, как победить любую болезнь; как разложить самую сложную мысль на простейшие составляющие и понять, что ее породило… – Его голос стал почти заискивающим.

– Я – биофизик Кулешов Павел, – вместо ответа наконец-то представился посетитель, и при этом имени управляющий почувствовал, как торжественный холодок прошел по спине. Он знал, что человек, создавший преобразователь биоритмов, уже давно прочел все эти книги.

– Да, я их прочел, – сказа! Павел. – Всегда старался самые трудные, самые сложные истины понять. Научился менять структуры организмов. Из неживого создавал живое. Кажется, неплохо делал это, проникнув в «святая святых» клетки. Но счастливым не стал. От меня ушла любимая. Друзья отвернулись, утверждают, что я жесток был с ними. Натворил столько ошибок, словно вся жизнь – из сплошных ошибок. Однажды мне сказали, что есть такая книга древняя. Может быть, просто пошутили…

Он обреченно опустил голову, так что стал виден весь безукоризненный пробор, и пошел к двери. Управляющий, прихрамывая, бросился наперерез и преградил ему дорогу.

– Вы сказали «древняя»! – обрадованно заговорил он. – Значит, нам с вами нужно попасть в отдел древних книг… Пошли!

– Но, возможно, меня кто-нибудь другой проводит. – сказал Павел, думая: «Ему трудно ходить, замучился со мной».

На этот раз ничего не ответил управляющий.

Они шли мимо стендов, и время от времени биофизик Кулешов брал какую-нибудь старинную книгу в пластмассовом футляре, листал ее. Затем ставил на место. Иногда ронял красноречивый вздох.

– А вот книга об учениях йогов, – проговорил управляющий, но Павел даже и не посмотрел в ту сторону.

«Сейчас он молча повернется к двери и уйдет таким же одиноким и несчастным, каким пришел», – подумал управляющий, лихорадочно соображая, как задержать гостя. Нарочито бодрым голосом он воскликнул:

– Знаю, где находится книга. Совсем позабыл об одном отделе. А она, вероятно, там.

Биофизик покорно пошел за ним по длинному коридору.

«А дальше что делать? – щеки управляющего зарделись нездоровыми морковными пятнами. – Сейчас обман обнаружится, и он уйдет».

– Я, конечно, слышал о вас, – сказал он, чтобы только не молчать. – Мой сын и его друг мечтают стать биофизиками, но боятся, что учиться придется слишком долго и много…

Он попытался улыбнуться. Месяц назад, когда загорелся самолет, в котором управляющий вез редкие рукописи, он улыбался, чтобы успокоить других пассажиров, а сейчас не мог.

– Учиться слишком много… – рассеянно пробормотал Павел, отвечая своим мыслям. – Времени для свиданий не иметь, познавать все более сложные предметы, явления и забыть, как собирают в парке осенние листья, как пахнет земля после дождя…

– Что вы сказали? – остановился управляющий, растерянно глядя на Павла. – Познавать сложные и забыть простые? А не в этом ли все дело? Сколько таких ошибок в истории человечества? Иногда они становились главными, роковыми…

Догадка разгоралась в мозгу, вытеснив иные мысли. И он усилием воли призвал ей на помощь весь свой опыт. От напряжения пот крупными каплями выступил на его лбу.

Биофизик удивленно глянул на него, спросил:

– Скоро придем?

– Сейчас! Сейчас! – ответил управляющий, ускоряя шаги.

Они взошли на эскалатор, и на следующем этаже управляющий поманил за собой Павла. Его движения стали лихорадочно быстрыми. В ближайшей комнате-хранилище он взял с одной полки старинную книгу, а с другой – катушку пленки и протянул их гостю.

Павел раскрыл книгу, перевернул один лист, второй… Они шелестели так, как умеет шелестеть старая бумага или рыжие кленовые листья, хранящие солнце.

– О господи, и в самом деле – она! Вот например… Я книги другие читал, изучал, а эта… Когда любимая ушла, гнался за ней по всей планете, из города в город, на острова. Преследовал преданностью, подвигами, славой, хотел заставить восхищаться собой, полюбить. Логика говорила: в конце концов добьешься своего. А здесь – все ясно написано. Словно на скале вырезано… Надеялся на себя, пренебрегал друзьями. Думал: раз человек разумом богат, то сильному можно и одиноким быть. Истину слишком поздно понял…

Управляющий помнил наизусть многое из того, что было в этой книге. Но никогда не представлял, что в устах другого могут приобрести такое значение прописные истины: «Насильно мил не будешь», «Сам на себя никто не нарадуется», «Когда пьешь воду, помни об источнике», «Познать правду легко, трудно – следовать ей…» Он думал: «Только на первый взгляд просто, а ведь за каждую заплачено слезами, кровью, годами жизни тысяч и тысяч людей. Такие прописные истины накапливались постепенно в коллективной памяти как всеобщее достояние, и любой новый человек, только начинающий жизнь и еще почти ничего не сделавший, уже мог свободно воспользоваться ими, даже не задумываясь, сколько сил и лет сэкономили ему их безымянные авторы. И все же он пользуется ими не безвозмездно, ибо проверяет каждую на опыте собственной жизни и возвратит в общую копилку обогащенными, как сейчас делает вот этот… для всех людей планеты – прославленный Кулешов, с точки зрения прописных истин – еще один человек. Лишь еще один…»

Он осторожно притронулся к руке Павла.

– Я подарю вам эту книгу народных пословиц. Можно будет выбрать копию с любого издания…

Павел посмотрел на него, заметил сеть морщин у глаз и понял, о чем он думает.

– Да, это древняя книга и общеизвестные истины. Я просто о них забыл, как забыл еще об очень многом… Спасибо вам.

– И вам спасибо, – поклонился управляющий.

– А мне за что?

– Вы подали мысль организовать в нашей библиотеке еще один отдел…

ДОМ

– Дедушка, ну куда же ты засмотрелся? Дедушка, пойдем! – изо всех сил тянет за руку старика худенький мальчик в шерстяном костюмчике.

– Сейчас, сейчас, – бормочет старик, не отрывая взгляда от сорокаэтажного дома с разноцветными балконами и противошумными выступами. Глаза старика, когда-то синие, вылиняли до голубизны, но взгляд не потерял живости и остроты.

– Ну, что ты там заметил, деда? – притопывает от нетерпения мальчик.

– Видишь дом?

– Вижу, вижу. Дом – как дом. Высо-окий…

– Сейчас он повернется на своих опорах.

– Зачем? – мальчик на секунду перестает тянуть старика за руку, и его глаза блестят от любопытства.

– На крыше этого дома, Павлик, установлены приборы. Они улавливают направления ветра, положение солнца и разные другие изменения внешней среды. И соответственно им регулируют положение дома. Он пока называется экспериментальным… Хочешь жить в таком?

– Хочу, хочу, – быстро отвечает мальчик и снова тянет старика. – Ну, пойдем уже в крепость!

– Но я еще не сообщил тебе главного, Павлик, – торжественно и загадочно произносит старик. Он распрямляется и словно становится выше ростом. – Этот дом построен по проекту твоего деда.

– Ты у нас умница, дедуня. Мы все тобой гордимся, – чеканит мальчик фразу, которой его научила мама. – А теперь пойдем скорей, ведь ты же помнишь, что меня Петька с Витькой ожидают.

Старик вздыхает, снисходительная улыбка пробегает по его губам, чуть-чуть округляя впалые щеки:

– Извини, Павлик, как-то забыл. Пошли.

Но он еще несколько раз оглядывается, стараясь это делать не слишком заметно. Этот дом построен по его последнему проекту. В нем есть специальные вентиляционные шахты с чуткими датчиками, удаляющие малейшие примеси вредных газов. Кондиционеры создают ароматы ковыльной степи, цветущего яблоневого сада, запах моря… Предусмотрены бассейны для плаванья, зимние сады, фонтаны, магазины… За свою жизнь старик создал десятки проектов, воплощая мечту об идеальном доме, в котором человеку всегда было бы приятно. Он еще помнил, как жилось после войны в наскоро отстроенных «коммуналках», как лепили в спешке соты клетушек, чтобы переселить людей из сырых подвалов. Но еще задолго до того, как острый квартирный голод прошел, он начал создавать – сначала в своем воображении, а потом на бумаге – черты новых зданий, которые поднимутся на просторных проспектах его города. Затем он с делегациями архитекторов посещал разные страны, видел гиганты из бетона и стекла в Нью-Йорке, дворцы Вены, палаццо Неаполя и Венеции. Он, как скупец, отбирал, взвешивал в воображении каждую мелочь – фронтоны, арки, колонны, накапливая детали для своих проектов. И когда его новые детища вознеслись над землей, многие архитекторы приезжали любоваться ими, так вписывались они в зелень каштанов и синеву реки, в золотистую невесомость облаков.

Частенько коллеги упрекали его за излишнюю, по их мнению, сложность и дороговизну его проектов, но он в ответ только снисходительно улыбался – почти так же, как сейчас, отвечая внуку. Он давно усвоил, что простота только тогда хороша для человека, когда отражает простоту окружающего мира. А что это за «простота», он успел за свою долгую жизнь хорошо узнать. Да, его проекты были сложны и дорогостоящи, но людям в его домах жилось удобнее и уютнее, чем в других, а ради этого стоило потрудиться и не жалеть затрат. «Ошибка многих из нас заключается в том, что мы мерим свою жизнь годами, а не минутами, – говорил он. – А кто подсчитал, сколько минут человек проводит в своем доме?»

Всякий раз, когда старик поглядывает на внука, на то, как он идет вприпрыжку, торопясь, морщины на его лице разглаживаются, оно становится ласковым, молодеет. Скупое осеннее солнце вытягивает из влажной земли фиолетовые нити, ткет из них легчайшую ткань, сплетая причудливые узоры. Но ветер то и дело прорывает этот колеблющийся полог, бросает под ноги старику и мальчику свои бесценные дары – янтарные и красные кленовые листья.

Так они подходят к детскому городку, окруженному деревянным частоколом, из-за которого подымаются башенки крепости.

– Глянь, дедушка, какой смешной домик построили!

Старик смотрит туда, куда указывает внук. Покосившийся домик с оконцем и кривым дымарем кажется странно знакомым.

– А вот и Витька с Петькой! – кричит Павлик, отпуская руку старика. – Дедушка, ты меня подождешь тут, у крепости?

– Ладно, беги! – подталкивает архитектор мальчика. – Старайся поменьше пачкаться, а то мама расстроится. – И тут же жалеет о своих лишних словах, которые мальчик забывает, еще не дослушав до конца.

Только теперь старик чувствует, что короткая дорога к детскому городку все же утомила его. Но вместо того, чтобы присесть на скамейку, поставленную напротив бревенчатой крепости специально для бабушек и дедушек как наблюдательный пункт, он идет к покосившемуся домику.

«Вчера поставили? – думает старик. – А может быть, я его раньше не замечал? Шуточки стариковской памяти? Этого еще не хватает к «букету» моих болячек. Но почему этот домик кажется таким знакомым?»

Он обходит вокруг постройки несколько раз. Домик почти плоский, менее метра в ширину. И все же имеется дверь на петлях.

«Где же я мог видеть такой домик раньше?»

И вдруг вспоминает.

Точно такие домишки – покосившиеся, с одним окошком и с обязательной трубой – он и его сверстники рисовали в детстве.

«Уж его-то наверняка строил такой же старик, как я», – думает он, насмехаясь над властностью своей памяти. Но почему-то тревога закрадывается в его неспешные мысли.

Он подымает голову и видит, что из трубы домика в небо вьется дымок. Пахнет свежеиспеченным хлебом.

«Чудится», – думает он, но не может удержаться, чтобы не заглянуть в окошко. Улавливает за темным стеклом какое-то движение и плечом толкает дверь. Она открывается со скрипом…

Теперь запах свежеиспеченного хлеба совершенно явствен. Веет теплом и еще чем-то очень знакомым.

Он переступает через порог, и дощатая дверь закрывается за ним, проскрипев на ржавых петлях.

Слышится голос, который он бы не спутал ни с каким другим:

– Это ты, Даня? Наконец-то! Целые дни в мяч гоняешь. Ну, чего остановился у порога, как в гостях? Ох, что мне с тобой делать, сорванец?

У него мелко задрожали колени. Он заметил в углу какую-то скамейку и осторожно опустился на нее, боясь, что она рухнет под его тяжестью.

Голос умолкает…

Теперь он различает уже не только запах хлеба, но и запах дерева, из которого сделаны стены, и запах прели – потому что пол в коридоре прохудился, а отец, несмотря на напоминания матери, никак не соберется починить его.

Старик прислушивается к себе, с удивлением отмечая, как зарождается новое чувство – ожидание праздника, чуда, словно в детстве, когда он встречал утро каждого дня с надеждой: сегодня произойдет что-то радостное, не похожее на другие дни. Стены, пол, потолок дома словно бы излучают уют и спокойствие. Он всматривается в полумглу и различает светлый прямоугольник там, где должна висеть картина, и темный прямоугольник книжной полки. Он мог бы назвать на память заглавия, отпечатанные на корешках книг. Сейчас он проверит себя, встанет и возьмет третью от края полки книгу. Это должен быть «Робинзон Крузо»…

– Долго же ты гонял где-то, Даня. Умаялся? Ноги, поди, не держат. Ладно уж, отдохни сначала, а потом ступай к столу. Да руки не забудь помыть…

«Отдохни, отдохни сначала», – как эхо, отзываются стены и потолок. И пол скрипит: «Отдохни»…

Он вытягивает ноги и прислоняется к теплой стене. Скамейка уже не кажется ему маленькой и хлипкой. Можно даже улечься на ней, что он и делает. Приятная истома разливается по всему телу. Прекращаются нытье в пояснице и колотье в боку. Запахи дерева и свежеиспеченного хлеба сливаются в один – позабытый, родной. И не надо даже проверять себя и протягивать руку за «Робинзоном Крузо». Он и так знает, что вернулся домой. Это чувство долгожданного уюта не может подвести его, обмануть. И старый архитектор, создавший столько сложных и дорогостоящих проектов, впервые понял, каким должен быть идеальный дом, черты которого он всю жизнь искал, соединяя различные варианты зданий в своем воображении. А искать надо было в памяти…

…– Дедушка, где же ты? – плачет мальчик. – Дедушка…