Текст книги "Собака Xiv века (СИ)"

Автор книги: Игорь Маранин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Маранин Игорь Юрьевич
Собака Xiv века

Собака четырнадцатого века

0.

Город постепенно оживал после месяца всеобщих отпусков. На окраинах дымили фабричные трубы, за храмом св. Николая шумел сенной торг, челноки с полосатыми сумками кучно набивались в цеппелины и улетали в Турцию за товаром. В Доме культуры жиркомбината пел Фёдор Шаляпин, а в летнем кинотеатре парка им. Айседоры Дункан крутили новый звуковой фильм «Игры престолов». После вчерашнего дождя по улицам бродили грибники, выискивая грибы, заблудившиеся во времени и выросшие не в своём веке. Когда-то на месте города стоял лес, и теперь в урожайный год можно было найти маслята и подберезовики в самых неожиданных местах вплоть до собственной постели. Городские шутники называли такие грибы подпростынниками. В утренних новостях сообщили обычный набор городских происшествий: Дантес опять застрелил Пушкина, Пуришкевич потребовал распустить сборную по футболу, а в научном собрании подрались Павлов и Королев, не поделив двух собак.

Облава началась в полдень. Город вдруг наводнила военная полиция и стала проверять документы, одних граждан задерживая, а других отпуская. Разъяснилось всё ближе к вечеру, когда городской голова объявил по радио о начале борьбы с исторически нежелательными личностями. Право на свободное перемещение по городу получали только современники, все остальные должны были оставаться под домашним арестом до того, как будет установлена их лояльность. Карл Иванович выслушал сообщение с хмурым видом, достал паспорт и аккуратно исправил восьмерку в дате своего рождения: вместо 1875 года получился 1975-й.

– Не Бог весть что, – пробормотал он вслух, откладывая лезвие и ручку, – но для уличной проверки сойдёт.

Сердце стучало ровно: всё-таки он благополучно пережил борьбу с историческими космополитами, две декоммунизации и одну декомпьютеризацию с полным запретом Интернета.

Улицы заметно опустели: на обычно шумном перекрёстке одинокий механический уборщик срывал с тумбы афишу совместного концерта Изабеллы Юрьевой с группой «Пикник». Черный киоск «Горсправки» и вовсе стоял с выбитым окном и выломанной дверью. Пройдя два квартала, Карл Иванович встретил не больше десятка человек. Ещё через квартал его остановил патруль, вежливо попросив документы.

– Наконец-то в городе наведут порядок! – заявил Карл Иванович. – Никакого житья нет от этих исторических недобитков. Представляете, в соседнем подъезде помещик крепостных держит! И никакой управы на него нет – я уже и в мэрию писал, и в горисполком, и в муниципалитет...

– Домой идёте? – патрульный взял паспорт и развернул его на главной странице.

– Домой, домой! Опасно простым гражданам сейчас по городу разгуливать.

– Очень правильно мыслите, гражданин! – одобрительно кивнул патрульный. – Час назад в пединституте перестрелка была, сбежало несколько преподавателей истории ВЛКСМ. Так что лучше переждать несколько дней дома.

И возвращая паспорт, добавил:

– Доброго пути, современник!

1.

Карл Иванович солгал: спешил он вовсе не домой, а в Общество изучения истории на улице Малейской, негласно занимавшееся защитой тех, кто попадал под разного рода чистки. Он был волонтёром – одним из самых опытных и удачливых. Срезав путь через Осиновую рощу, он вышел к деревянному забору, отыскал в нём дыру и оказался на улочке, застроенной трёхэтажными сталинскими домами. Официально Общество занимало в одном из зданий трёхкомнатную квартиру, а неофициально располагало большим и всеми забытым бомбоубежищем под землёй. Замаскировано убежище было под овощехранилище, но волонтёры предпочитали попадать туда через сеть тайных ходов из соседней промзоны.

– Как добрался? – здороваясь с Карлом Ивановичем, спросил его Лэгэнтэй, смуглолицый якут с рыбьими глазами, не имевший, казалось, возраста. Он числился сторожем овощехранилища, но предпочитал называть себя привратником.

– Без приключений. Много народа собралось?

– Твои руки да мои руки да три собачьи лапы, – сообщил привратник.

– Ты когда считать научишься? – проворчал Карл Иванович, переводя руки и лапы в числа.

– Э-э-э, человек, съевший лисьи глаза, зачем ворчишь? Что мне твои числа, когда у всего живого пальцы да когти есть? Иди-шевелись, ждут тебя.

За время, прошедшее с предыдущей чистки, Карл Иванович успел подзабыть атмосферу нервного ожидания, царившую в убежище. Это было временное пристанище, куда бежали за помошью свои и куда приводили спасаемых волонтёры, чтобы потом увезти из Города. Раскрасневшийся от беготни Видов, распорядитель во всем этом хаосе, заметив Карла Ивановича, махнул ему, приглашая к самовару.

– Чай будешь? – спросил он, пожимая руку.

– Просто присяду. Как у нас дела?

Приземистый Видов, усыпанный веснушками, потёр ладонью короткую шею и пожал плечами.

– Как обычно... Слыхал про перестрелку в педагогическом?

– Слыхал.

– Вон они на скамье трясутся: на вид очкарики да хлюпики, а военного полицая ухайдокали. Ещё великий князь есть да Марфа Посадница с малолетним дитём – крутая баба, я те скажу, с претензиями. Остальные всё простой народ вроде нас с тобой.

– Мне кого поручишь?

Видов достал из кармана крохотную конфетку и, сняв обёртку, отправил в рот. От души насыпал в кружку заварки и залил её кипятком.

– Тебе – самое сложное, камрад.

– Хлюпиков-очкариков?

– Не спеши, скоро узнаешь. Пока посоветоваться хочу: у меня одни сопляки под рукой, многие впервинку волонтерами идут. Прикинули мы с ними маршруты – глянь опытным взглядом. Как там тебя наш привратник называет? Человеком, съевшим лисьи глаза?

Настоящая карта совсем не похожа на карты, которыми привыкли пользоваться обычные горожане. Нет на ней ярко-зелёных пятен парков и серых многоугольников заводских территорий, нет жёлтых кружков автобусных остановок и синего потока реки с пиктограммами корабликов в порту. Вся она состоит из разноцветных линий и значков, обозначающих инженерные сети, подземные и наземные коммуникации, выходы на поверхность, габариты опор и эстакад и многое-многое другое, включая ведомость деревьев с отображением каждого дерева на своём месте. По сути это целый атлас внутренностей города, чтение которого требует специальных знаний и хороших навыков.

– Так кого мне всё-таки вести? – спросил Карл Иванович, закончив разбор маршрутов. – Князя что ли? У него вдоль «железки» несложный маршрут, только у Верблюжьего моста надо крюк через фабрику сделать, чтоб на патрули не нарваться.

– Да ну князя! – отмахнулся Видов. – Я его самого ушлю, только дорогу растолкую да бумаги выправлю. Пострижём по-модному, переоденем – от современников не отличишь. Главное, рта не открывать: сколько этих князей мату не учи, всё одно через слово на французский сбиваются.

Броуновское движение в убежище не прекращалось ни на минуту. Подходили с вопросами волонтёры, всё больше незнакомые Карлу Ивановичу, приносили и складывали у стен книги и вещи – из тех, что подлежали вычистке, какая-то юная и бойкая девица с длинной косой вела учёт, записывая химическим карандашом в амбарную книгу их прибытие и убытие. «Исторические недобитки» уныло слонялись из угла в угол в ожидании своей очереди. Привели того самого помещика, что жил с крепостными в панельной хрущёвке. Помещик был беден, скуп и почти постоянно пьян, рукоприкладствовал, блудил, порол провинившихся розгами во дворе, но крепостные наотрез отказывались получать от Города вольную.

– Его что ли? – поморщился Карл Иванович, питавший стойкое отвращение к соседу по дому.

Видов отрицательно покачал головой.

– А кого?! – не выдержал волонтер. – Не Марфу-посадницу же с ребенком?!

– Обернись.

Карл Иванович обернулся и обнаружил перед собой бойкую девицу с собакой на поводке. Девица была симпатична и улыбалась, собака – уродлива и скалилась.

– Возьмите, – произнесла девушка и отдав поводок, убежала.

Уродливая псина оценивающе посмотрела на нового «хозяина». Её вытянутую морду украшали мощные челюсти с торчащими наружу зубами, а из открытой пасти на пол капала слюна. Выглядела зверюга отталкивающе: всклоченная шерсть – не то грязная, не то рыжая, выпирающие рёбра, непропорционально толстый и короткий хвост. Вся она была какой-то нескладной, словно склеенной из разных частей.

– Что это?! – изумлённо воскликнул Карл Иванович.

– Вымершая собака кури, – сообщил Видов. – Четырнадцатый век. Маори приносили их в жертву богам, обжаривая сердце на вертеле. Правда, богам перепадал лишь аромат, а мясо хавали сами жрецы. Экземпляр, можно сказать, уникальный, но шибко своенравный.

Вымершая собака широко зевнула, показав множество острых зубов.

– Её даже из города вывозить не нужно, только в Затоку доставить, в серпентарий.

– К змеям? – ядовитым тоном уточнил волонтер.

– Там её согласились приютить.

Карлу Ивановичу потребовалась целая минута, чтобы сообразить: доставить это невообразимое существо в Затоку будет в десять раз тяжелей, чем пройти по любому другому маршруту. Собаку не уговоришь сидеть в сумке и молчать, когда тебя останавливают патрульные, а главное – совершенно непонятно, как переправиться с ней на другой берег реки. На мостах полиция шмонает по-настоящему, до последнего кармана, а на вокзалы (что железнодорожный, что речной) с подобной псиной вообще не сунешься. Остаётся вплавь, но для этого нужно добыть лодку.

2.

Идти с кури оказалось сущим мучением: животное то и дело шарахалось из стороны в сторону, проверяя поводок на прочность.

– Шею себе сломаешь... – ворчал Карл Иванович, но кури его ворчание было до фонаря. Она жила своей собачьей жизнью, в которой не существовало ни чистки, ни проводника, зато были сотни запахов – манящих и отпугивающих.

Неожиданные рывки запросто могли вывихнуть руку, но когда собака потащила волонтёра по-настоящему, он еле удержался на ногах и выпустил поводок. Пришлось бежать за рванувшей куда-то псиной, стараясь не поскользнуться и не грохнуться оземь. Осиновая роща числилась городским парком, но давно стала заброшенным и унылым уголком посреди исполинского мегаполиса. Прибежищем забулдыг, цыган, бомжей и всякого рода шпаны всех веков и народов. Поэтому Карл Иванович совершенно не удивился, когда вслед за кури выскочил на поляну, служившую пристанищем бездомному старику. Впрочем, дом у него всё же был – бочка из-под авиационного керосина: старая, помятая, изъеденная ржавчиной и поросшая мхом. Бомж неожиданно заинтересовал кури, и собака остановилась, принюхиваясь и едва заметно виляя толстым хвостом. Тут-то её и догнал, наконец, Карл Иванович. Эта встреча, пожалуй, и не запомнилась бы ему, если бы на выходе из парка их с собакой не остановил патруль.

– Документы предъявите, – потребовал полицейский.

– Нет проблем, – лучезарно улыбаясь, Карл Иванович достал паспорт. – Я бы дома сидел, пока вы всех не наших не выловите, да собака, граждане. Гулять просится. Между прочим, в нашем полицейском отделении мне благодарность объявили за помощь: я, знаете, что придумал? У окна сижу и наблюдаю: если кто подозрительный прошёл – сразу в полицию звоню.

– Гражданин Селёдкин? – патрульный внимательно рассматривал паспорт, сличая фотографию с оригиналом.

– Серёдкин, – поправил волонтёр.

– В парке никого подозрительного не видели? – возвращая документы, поинтересовался полицейский. – Нам передали сигнал, что здесь обитает человек в бочке, предположительно древний философ с ярко выраженными антиисторическими взглядами.

Лишь после этих слов Карл Иванович догадался, кого он только что принял за бомжа. Но не зря его считали одним из лучших волонтёров Общества изучения и защиты истории – сориентировался он моментально.

– Так это же я сигнализировал!! – воскликнул Серёдкин и немного комично всплеснул рукой, свободной от поводка. – Только вам всё неправильно передали! Не в Осиновой роще он обитает, а в парке имени Алеши Поповича у Беспокойного котлована. Ну того, который то исчезает, то появляется.

Патрульные переглянулись.

– Вот дебилы, – сказал тот, что проверял документы.

И, обернувшись к волонтёру, приложил руку к козырьку:

– Доброго пути, современник!

Карл Иванович уже направился в этот самый добрый путь, когда услышал за спиной голос второго патрульного.

– Постой, – сказал тот. – А собака? Нам же дали ориентировку на какую-то собаку. Ты захватил описание?

– Ещё я собак не сличал! – возмутился первый. – Такой же идиот писал, как тот, что парки попутал.

Нужно было вернуться и предупредить человека в бочке, но и тут Карлу Ивановичу повезло: на выходе из парка он встретил знакомого волонтёра, спешившего в штаб и поручил это дело ему. Заодно узнал неприятную новость: на афишных тумбах, стендах, столбах расклейщики массово клеили рисунок разыскиваемой собаки. Портрет, к счастью, вышел совсем не похожим: видно, художник просто скопировал рисунок из энциклопедии. Реальная кури обнюхала кеды сообщившего печальную новость юношу и, подняв ногу, тут же их пометила. После чего ловко увернулась от пинка и, довольная собой, резко рванула вперёд, едва не уронив своего поводыря.

– Больная что ли?! – выругался Карл Иванович.

И тут же замолчал: вспомнилось ему, что за вокзалом, почти у реки, есть ветеринарная лечебница. А куда ещё может направляться через полгорода законопослушный горожанин с собакой, если не к ветеринару? Из дорожной сумки, перекинутой через плечо, он достал бинт, и юноша, незаслуженно обиженный кури, с удовольствием помог держать извивавшуюся зверюгу, пока коллега перебинтовывал ей туловище.

– Спасибо, что не укусила, – шутливо поклонился Серёдкин, когда они закончили.

Кури лязгнула зубами и бросила на него взгляд, полный сожаления о несовершённом. Теперь она то и дело останавливалась, пытаясь задней лапой содрать с себя бинты.

3.

Ещё вчера стоянка у парка выглядела гораздо экзотичнее: вместе с автомобилями здесь стояли пролётки, запряженные лошадьми, извозчики курили и обменивались новостями с шоферами, а в иной день к ним присоединялись и рикши. Но сегодня Карл Иванович обнаружил на стоянке только зелёную «Волгу» с шашечками на борту.

– В ветлечебницу на Сергеевской, – спросил он.

Таксист оторвался от разгадывания кроссворда и посмотрел на потенциального клиента.

– За вокзалом что ли? Сегодня червонец будет стоить.

Карл Иванович торговаться не стал.

– Не боязно в такой день из дома выходить? – заводя мотор, поинтересовался таксист.

– Боязно, – признался Карл Иванович. – А что делать? Собаке срочная операция нужна. А вы работать не боитесь? Машина у вас...ммм...не очень современная.

– Старые вещи пользовать дозволено. А не то бы и дома сносили, верно? На реке, к слову сказать, колёсный пароход по сей день ходит – и никого это не колышет, потому как экипаж из современников. Или зоопарк взять: разве саблезубого тигра кто-то требует уничтожить? Что с вами?

Вытянувшееся лицо Карла Ивановича приняло обычное выражение. Но мысль, его поразившая, не исчезла. Таксист был прав: животных не проверяли на лояльность и не объявляли их «исторически нежелательными». Но почему тогда за этой собакой идёт охота? Кури громко и обиженно скулила: ей мешал бинт и в такси ей не нравилось.

– Болеет собачка-то, – сочувственно произнёс таксист.

Город опустел и затих, и даже как-то поблёк, утратив часть ярких красок вместе с разноцветными кибитками средневековых циркачей. На очередном перекрёстке их такси резко затормозило: мимо на красный свет пронёсся водовоз, стегая что есть силы лошадь, а вслед за ним на мотоциклах промчались патрульные. До вокзала более ничего не случилось, и Карл Иванович надеялся, что вскоре минует самую опасную часть пути, но не тут-то было. Тоннель под железкой оказался закрыт: военная полиция разделила город на части, заблокировав мосты, тоннели и основные магистрали. К остановившемуся такси тут же направились патрульный. Ещё протягивая документы, Карл Иванович понял, что на этот раз влип... Военный взял паспорт и опустил на глаза очки-лупу, словно был не полицейским, а часовщиком.

– Дата явно подтёрта, – через несколько секунд сообщил он.

Стоять и ждать более не имело смысла. Нужно было действовать, и Карл Иванович положился на интуицию.

– Фас! – отпуская поводок, скомандовал он.

Кури с места взвилась в воздух, ударила лапами в грудь патрульного и опрокинула его на спину, клацнув зубами перед самым носом. Спустя мгновение полицейский потерял сознание, ударившись головой об асфальт. Пока его товарищи среагировали и бросились в погоню, собака юркнула в щель между гаражами, увлекая за собой успевшего схватить поводок Карла Ивановича. Беглецы оказались на узкой тропинке, протоптанной между кирпичным забором и длинным рядом металлических гаражей. Вся она заросла кустарниками и травой – по голове хлестали ветки, высокая, в рост человека, крапива больно жалила лицо и руки. Где-то позади слышались возбуждённые крики преследователей. Тропинка вывела к дыре в заборе: видно ею пользовались несуны, и горячая благодарность им улетела в небеса, сорвавшись с губ Карла Ивановича.

4.

Четвероногий уродец напоминал мумию собаки, внезапно покинувшую склеп: от бинтов остались одни лохмотья и на бегу они развивались во все стороны. Курившие у ангара грузчики сначала захохотали, но увидев патрульных, разразились откровенной бранью. Расстояние между беглецами и их преследователями быстро сокращалось. Казалось, шансы на спасение совсем исчезли, когда единственный выход перегородила приехавшая «Волга», реквизированная полицией. К тому времени волонтёр уже выпустил поводок и просто бежал за собакой, пытаясь совладать с собственными лёгкими. Он даже не сразу понял, что кури со всех лап мчится не к воротам, а к зданию столовой в стороне от выхода. Сто метров... пятьдесят...десять... Карл Иванович с усилием распахнул дверь на толстой старорежимной пружине, влетел вместе с собакой внутрь, и дверь в отместку со всей силы хлопнула его по спине. Мгновением спустя в глазах волонтёра потемнело, но вовсе не от удара. В помещении будто погасили свет и зашторили окна.

– Стой на месте, – приказал ему женский голос. – Побьёшь чего в темноте – век не расплатишься.

– Мы где? – спросил Карл Иванович, стараясь не шевелиться.

– В Караганде!

Вспыхнула спичка и на миг, пока хозяйка этого странного места прикуривала, Серёдкин разглядел её лицо: оно было крупным, но красивым: прямой нос, смуглая кожа, тёмные волосы, собранные в хвост. Затем огонёк погас, и тьма поглотила окружающее пространство.

– В Караганде? – переспросил Карл Иванович.

– В вино-водочном ты, – шумно выпуская дым, ответила хозяйка. -С собаками запрещено к нам заходить, штраф двадцать пять рублей.

– А почему темно?

– Я чё те, лектор общества «Знание»? Перемещаемся мы. Как закончим – сразу рассветёт.

Смутная догадка мелькнула в голове Карла Ивановича. Глаза его постепенно привыкали к темноте, и он стал различать прилавок, продавщицу, стопку пустых ящиков в углу и полки со стеклянными бутылками. Вечно беспокойная кури, к его удивлению, лежала у прилавка, положив морду на лапы и мирно дремала.

– О вас легенды складывают, – сообщил он продавщице.

– Обо мне?

– О неуловимом советском магазине, торгующий водкой по талонам, народ прозвал его «Пьяным голландцем». Виноват, не представился. Профессор, доктор исторических наук, член-корреспондент Академии наук, почётный гражданин города Серёдкин Карл Иванович. Холост. Позвольте узнать ваше имя?

Продавщица Клава находилась в том женском возрасте, который художник Климт несправедливо пропустил на своей картине: ей было ближе к сорока. Время, когда надежды всё больше напоминают мечтания, неожиданно романтические для огрубевшей в боях за счастье души. Поэтому слова «профессор» и «холост» обладали для неё поистине магическим действием.

– Клавдия Сергеевна меня зовут... – продавщица смущённо затушила едва прикуренную сигарету. – Вы перед самым перемещением зашли, я и разглядеть не успела – подумала, опять шантрапа с шаромыгами. И собака у вас такая... необычная.

– Вымершая! – важно добавил Серёдкин. – Скажите, а где мы сейчас окажемся? Или все ваши перемещения непредсказуемы?

– В стекляшке у военкомата.

– А за рекой? – с робкой надеждой поинтересовался Карл Иванович.

Увы, это было бы слишком хорошо... «Пьяный голландец» путешествовал исключительно в правобережье. У Клавы был даже список точек «выездной торговли», но только на ближайшие пару дней. Но улица Сергеевская в нём нашлась – следующим утром.

Карл Иванович был редким исключением из обычных граждан: он любил ожидание. Неторопливое течение времени, когда от тебя ничего не зависит и можно просто наслаждаться жизненной паузой, занимаясь несвойственными тебе делами. Серёдкин с удовольствием таскал ящики с бутылками, помогая принимать товар, одёргивал настойчивых покупателей, а когда Клава повесила на двери табличку «закрыто», принялся нарезать колбасу и хлеб и кипятить воду кипятильником в трёхлитровой банке. Кури беспробудно спала.

– Как всё это происходит? – полюбопытствовал Серёдкин, когда они сели ужинать. – Машины с водкой, народ с талонами – откуда они? Мы же не перемещаемся во времени, только в пространстве. Причём совершенно непредсказуемо.

– Не заморачивайся, Карл Иваныч! – наливая чай в блюдце, вздохнула Клава. – Оно тебе надо? Ты-то хоть в городе живешь, в нормальной квартире, друзья у тебя, по кино ходишь... А я из магазина этого чёртова выйти не могу: стоит шаг за порог сделать, как током бьёт, будто за провода оголённые берусь. А рожи? Думаешь, чего я на людей кидаюсь? Каждый день эти пропитые рожи, тошно от них! Иногда вечером сядешь вот так одна и воешь дурой по-бабьи. Уж лучше б вычистили вместе с другими, чем такая жизнь.

– Не хожу я по кино, – Карл Иванович аккуратно уложил на тарелке нарезанные бутерброды и пододвинул Клаве. – А чем занимаюсь – и сам толком не пойму. Я ведь вовсе не профессор, если честно...

– А колбасу режешь по-профессорски, – усмехнулась Клава.

– Как это?

– Тонкими ломтями. Таких десять надо друг на друга сложить, чтоб вкус почувствовать.

В окне неожиданно появилась Луна – неестественно большая, словно непомерно раздутый воздушный шар.

– Где это мы? – Карл Иванович подошёл к окну, за которым в бледном лунном свете виднелся пустырь с высоким деревом, деревенский просёлок, размытый дождём и покосившаяся башня бывшего транспортёра.

– Каждую ночь сюда переносит, – вздохнула Клава. – Странное место, а где оно находится – не знаю. Ты где спать будешь? У меня в подсобке только одна кровать.

5.

При взаимной симпатии места на двоих хватает на любой кровати.

6.

В двери магазина настойчиво колотили.

– Клавка, твою мать! – орали с улицы. – Открывай! Колосники горят!

Карл Иванович с трудом разлепил глаза и некоторое время не мог понять, где он.

– Да пошли они все, – сонно сказал кто-то рядом, и только тогда Серёдкин окончательно проснулся. Сел на кровати, раздавив пару подпростынников и тем самым разбудил хозяйку.

– Пора? – протирая глаза, справилась она.

– Пора, – ответил Карл Иванович. – Не знаю, смогу ли я зайти к тебе в ближайшие пару дней...

– Клавка! – продолжали орать на улице. – Я щас окна побью, ежели не откроешь!

– Я и не надеялась, – тусклым голосом сказала хозяйка. – Всё равно спасибо тебе.

– Ты погоди прощаться... Если уж алкаши магазин находят, то и я как-нибудь найду. В крайнем случае уйду в запой, – пошутил Серёдкин, застёгивая рубашку.

– Ты вот что: возьми талоны на водку в ящике. Тебе через Братолюбовку идти – лучшей валюты там не бывает.

Гражданин, рвущийся в магазин, был обут в калоши на босу ногу. На его неестественно худых плечах болталась замызганная майка с репринтом группы «Металлика», а на мир он смотрел сквозь разбитые стекла очков.

– Не ори! – открыв дверь, Карл Иванович протянул пьянчужке стакан. – На тебе за счёт заведения.

Трясущимися руками тот взял водку и жадно выпил, после чего уставился куда-то за спину Серёдкина и произнёс дрогнувшим голосом:

– Чёрт на четвереньках!

– Собака это, а не чёрт.

– Соба-а-ака, – недоверчиво протянул пьянчужка.

Водка начала действовать, и он стал понемногу приходить в себя.

– Чего так тихо? – задал вопрос Карл Иванович. – Мне сказали, к открытию целая толпа набежит.

– Дык Сергеевскую перекрыли, – сообщил мужичонка. – У переходного моста пещерный медведь объявился, а из водонапорной башни каких-то татар монгольских выселяют.

– А ты как добрался?

Мужичок хитро улыбнулся.

– За счет заведения нальёшь?

– Четушку выдам.

– Две! Хошь к реке пройти, паря? Знаю я путь из подвала в коллектор – я тута десять лет краны да унитазы ставил.

– Торговаться не стану, – повеселел Карл Иванович. – Две так две.

Клава так и не вышла. Она лежала на кровати и по-бабьи ревела, закрывшись в подсобке. Карл Иванович потоптался у дверей, повздыхал, поругался, написал длинную записку и оставил её в ящике вместо талонов. Собака четырнадцатого века тайком сожрала остатки колбасы и хлеба, а затем напрудила большую лужу прямо у прилавка. Пришлось Серёдкину ещё и за ней прибираться.

Братолюбовкой с иронией называли трущобы у самой реки. Из города сюда смывало сюда мелкое ворье, и злачные притоны шумели здесь по ночам, не давая спать никому в округе. Слепленные из чего придётся домики лепились друг к другу, а по кривым улочкам, напоминавшим лабиринты, фланировала местная голь и подзаборная шпана. Полиция в Братолюбовку не совалась. Здесь даже подпольный интернет-провайдер работал, несмотря на то, что предыдущая городская власть (свергнутая полгода назад) запретила его во всем городе и массово изъяла у населения компьютеры, смартфоны и другую цифровую технику.

Ведомый пьянчужкой по коллектору, Карл Иванович только теперь оценил предусмотрительность своего проводника, надевшего калоши. Когда они выбрались на поверхность, туфли Серёдкина полностью промокли. С этой стороны хорошо было видно водонапорную башню, над которой, словно над осаждённой крепостью, развивался дым. Татаро-монголы оказывали упорное сопротивление военной полиции.

– Дальше сам! – заявил пьянчужка и, приняв бутылки, исчез в лабиринтах Братолюбовки.

Неприятное чувство охватило Карла Ивановича. Он поёжился, чувствуя посторонний взгляд, но кроме бабки на завалинке у покосившегося забора никого поблизости не обнаружил. Кури унюхала необычную рыжую траву и радостно принялась жевать её. Затем она долго упиралась, не желая идти по проулку, спускавшемуся к реке. Потом громко лаяла на забор, за которым люди в шкурах – то ли бомжи, то ли неандертальцы – жарили на костре мясо. Чувство слежки не покидало волонтёра: он то и дело оглядывался, но всё без толку. Между тем, чем ближе была река, тем больше петлял проулок, становясь всё уже и уже. Две машины вряд ли бы разъехались тут, не зацепив друг друга. Поэтому, когда двое аборигенов, сидевших на корточках, поднялись при виде человека с собакой, путь к реке оказался полностью отрезанным. Из-под накинутых капюшонов не было видно лиц, зато хорошо видны были руки в наколках.

– Гляди, кто к нам пожаловал! – сплёвывая на землю шелуху, ёрнически произнёс один. – Гость дорогой.

– В гости без подарка не ходят, – подхватил другой.

Несмотря на заурядную внешность, Карл Иванович в переделках бывал не раз. Поэтому просто не дал спектаклю разыграться, достав из сумки пистолет.

– Ну давай, подходи за подарочком, – намеренно огрубляя голос, пригласил он.

Кури, почувствовав его настроение, оскалила зубы и зарычала.

– Ты чо, мужик? – тут же сдали гопники. – Да то шутка была.

– Я посмеялся, – тесня шутников, сообщил Серёдкин. – Моя собака на пещерного медведя охотится, так что человеку глотку запросто порвёт.

Один из гопников поднял голову и выругался:

– Что здесь дрон, тля, делает?!

В небе кружил беспилотник. Где-то там, в центре города, сидел у монитора человек и внимательно следил за всеми передвижениями Карла Ивановича. Надо было спешить: в любой момент могла появиться полиция. До лодочной базы он добрался без приключений, если не считать прошлогодней метели, но сквозь неё пробивались каких-то сто метров – даже по-настоящему замерзнуть не успели. Метель на некоторое время сбила дрон со следа, но у лодочной базы он снова отыскал беглецов.

Сторож хмуро мял сигарету, стоя у сходней. Он был высок и сильно сутул, почти горбат, и несмотря на лето, носил пальто. Лошадиное лицо его было угрюмым, и всем своим видом он напоминал ожившего шахматного коня.

– Зажигалка есть? – спросил он.

Карл Иванович вытащил пистолет, которым пугал гопников, и нажал на курок.

– А выглядит как настоящий, – заметил сторож, прикуривая от огонька, взвившегося над дулом пистолета. – Не помню тебя.

– Мне на тот берег переправиться нужно.

– А чё через мост не едешь? Недобиток што ле?

– Недобиток, – не стал спорить волонтёр. – Но могу на золотое дно навести.

– Какое ещё золотое дно? – выпуская дым через ноздри, хмыкнул «конь в пальто».

– «Пьяный голландец». Пачка талонов и место, где он сегодня появится вечером.

Сторож бросил жадный взгляд на талоны.

– Брешешь ты, – облизывая сухие губы, произнёс он.

Худое вытянутое лицо его, с жидкими рыжими усиками, было при этом столь выразительно, что Карл Иванович совершенно запутался. Волонтёр не понимал той борьбы, что отражалась на физиономии собеседника.

– А ты проверь, – протягивая талоны, предложил Серёдкин. – Вон у тебя лодка готовая на сходнях стоит – десять минут и на том берегу.

– Хрен там десять минут! Волновод с минуты на минуту начнётся.

Меньше всего Карла Ивановича беспокоил волновод – так в Городе называли явление, когда река пыталась вернуться в русло, которым она текла многие века назад. Нынешние берега не давали ей такой возможности, но вести судно в такой момент мог не каждый. Серёдкин мог.

– Меня к мотору посади, – подзадорил он лодочника, – Я призы брал на соревнованиях.

– Хм... – похоже, сторож, наконец, решился и засунул талоны в карман пиджака. – Про тебя тут по телику в новостях было.

– Про меня?

– Про мужика с собакой – обещали крутую награду. Так что недобиток, извини: у меня пистолет настоящий.

И он вытащил из-за спины револьвер.

– Слышь там! – крикнул сторож, обращаясь к беспилотнику. – Награда моя! Я его взял.

Но у Карла Ивановича теперь был запасной туз в рукаве.

– Фас, – негромко скомандовал он.

7.

Лодка медленно ползла по сходням к воде, когда за воротами послышался шум моторов, а затем на базе появились полицейские. Они бежали по широкому проходу между рядами установленных на специальные тележки маломерных судов. Карл Иванович поднял револьвер, отобранный у сторожа, и выстрелил – высоко, поверх голов.

– Не подходи! – громко крикнул он. – Мозги вышибу.

Патрульные рассыпались в стороны, прячась за массивными тележками.