Текст книги "Лабиринты безумия"
Автор книги: Игорь Бунич
Жанры:
Публицистика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 45 страниц)
Но это еще впереди, и великое счастье не знать своего ближайшего будущего висит над всем залом и над докладчиком.
Начав с исторического экскурса, генерал-полковник Павлов быстро переходит к будущему:
«Современный танковый корпус, – напоминает он слушателям, – состоит из двух танковых и одной мотодивизии, мотоциклетного полка и частей усиления и обслуживания, батальона связи, инженерного батальона и авиаэскадрильи. Танковая дивизия – это основная ударная сила.
Наличие в дивизии тяжелых танков [65]65
Кроме СССР никто в мире и в помине не имел тяжелых танков.
[Закрыть], способных совершенно свободно решать задачи, не боясь поражения 3-дюймовой полевой артиллерией, и остальных, не боящихся 37-45-мм калибров противотанковой артиллерии, наличие огнеметных танков, способных выжигать уцелевшего противника, показывает нам мощь танковой дивизии… Вполне понятно, что пара таких дивизий представляет очень грозную силу… Таким образом, танковый корпус, имеющий большую ударно-пробивную силу и технические возможности, в сочетании с другими подвижными родами войск (мотопехота, конница, авиация), может и должен решить следующие задачи:
1. Внезапным ударом нарушить сосредоточение и развертывание главных сил противника.
2. Окружить и уничтожить главную группировку противника.
3. Выйти на фланг и в тыл и совместно с войсками, действующими с фронта, уничтожить противостоящего противника.
4. Танковый корпус в состоянии и обязан расширить тактический успех в оперативный».
Взяв указку, генерал-полковник Павлов обернулся к висящим за его спиной схемам.
Сталин откидывается в кресле. Схему немецкой танковой группы, к которой обратился Павлов, он не видит. Перед его глазами кадры из немецкой кинохроники. Танковые клинья, танки на марше, вращающиеся орудийные башни…
«…После прорыва второй оборонительной полосы, – слышит он заключительные слова генерала Павлова, – начинается третий этап, который характерен тем, что требует самых решительных и быстрых действий по разгрому подходящих резервов и по уничтожению основной группировки противника, на пути отхода которого прочно встанет мехкорпус и совместно с частями, действующими с фронта, уничтожит противника».
Все, война закончена. Выступающие полностью выложили сценарий «Грозы» в своем творческом понимании.
На этом можно было бы и закрывать совещание, если бы храбрый Мерецков не настоял, чтобы наряду с наступлением, хоть немного поговорили бы и об обороне. Нет, не об отступлении, упаси Бог! Но в условиях стремительного наступления что только может не случиться! Разгромленный противник на каком-то участке возьмет и нанесет контрудар. Надо же и к этому быть готовым. Нельзя жить по простой схеме: сокрушить, окружить, уничтожить. Тимошенко попытался выяснить мнение Сталина, но тот пожал плечами: делайте, что хотите – ваше совещание.
Но обозвал Мерецкова «перестраховщиком». Далее по рангу сталинских ярлыков шел «паникер», что было принято к сведению.
Совещание должно было завершиться большими оперативно-стратегическими играми, назначенными на 2 января. 29 декабря Тимошенко представил Сталину порядок проведения игр по особому плану, первый этап которых будет проходить до 6 января, а второй с 8 по 11 января. 31 декабря маршал Тимошенко закрыл совещание. Назначенные на игры должны были задержаться в Москве, прочие – вернуться в свои округа и части.
Наступал новый, 1941 год. Празднование Нового года официально в СССР не проводилось, поскольку этот праздник, равно как и Рождество, считался «пережитком капитализма». 1 января был обычным рабочим днем и, если чем и отличался от других, то очень большим количеством опоздавших на работу, за что полагался тюремный срок. Но к чести товарища Сталина надо сказать, что 1 января в стране царили довольно либеральные нравы. Глупо было идти против вековых народных традиций.
Газеты и радио, строя прогнозы на будущий год, сходились во мнении, «что это будет очень счастливый год». Газета «Правда» от 31 декабря 1940 года писала в редакционной статье: «Мы можем оглянуться на 1940 год с чувством глубокого удовлетворения… В 1940 году Партия и Правительство много сделали для увеличения военной мощи СССР и военной подготовки всего советского народа. В громадной степени улучшились боевая и политическая подготовка личного состава армии и флота… во всех областях мы достигли громадных успехов».
Заканчивалась предновогодняя статья следующими словами:
«1941 год будет четвертым годом третьей Сталинской Пятилетки. Поэтому, вступая в 1941 год, который станет годом еще более гигантских достижений нашей социалистической экономики, советские люди смотрят в будущее с радостью и полной уверенностью».
Что конкретно ждет народ, намеком говорилось в стихотворении, напечатанном в несколько игривом оформлении на 4-й странице (и перепечатанной многими другими газетами, включая и «Красную звезду»):
Наш каждый год – победа и борьба
За уголь, за размах металлургии!..
А может быть – к шестнадцати гербам
Еще гербы прибавятся другие!
Глава 12. Стратегическая мастурбация
В отличие от СССР, в Третьем Рейхе праздновалась Рождественская неделя. Многие солдаты и моряки получили краткосрочные отпуска домой. Прибывшие с восточных границ поражали родственников знанием английского языка, прося, правда, хранить это обстоятельство в тайне. После короткого отдыха на востоке все они примут участие в окончательном сокрушении Англии.
Настроение же у Гитлера так и не улучшилось. Сообщения с фронтов становились все хуже. Кольцо окружения вокруг Бардии замкнулось и, несмотря на хвастливые заявления Муссолини и его уцелевших генералов «Мы стоим в Бардии и останемся там», было уже ясно, что крепость падет.
В Албании греки продолжали гнать на запад итальянскую армию, английская агентура на Балканах продолжала свои грязные игры и, по некоторым сведениям, взаимодействовала уже со сталинской разведкой.
В бессильной ярости Гитлер приказал Герингу устроить лондонцам такой новогодний праздник, чтобы они именно от него начали отсчет своего английского времени.
В ночь на 29 декабря, построившись несколькими волнами, немецкие бомбардировщики, пробившись через все пояса ПВО, появились над английской столицей, сбросив тысячи фугасных и зажигательных бомб над историческим центром Лондона. Такого пожара столица империи не знала со времен 1666 года. Море огня бушевало над городом, пожирая дворцы и храмы. Фугасная бомба угодила в церковь святого Лаврентия, построенную в 1411 году, во дворец лорда-мэра. Гитлер приказал, чтобы подобные налеты продолжались каждую ночь вплоть до 1 января включительно. Однако грозовые облака, хлынувшие широким фронтом на юг из полярных районов, сорвали этот замысел.
30 декабря Гитлеру представили перевод новогоднего радиообращения Черчилля к английскому народу,
«Я уверен, – говорил неукротимый английский премьер, – что мы можем считать этот грозный год самым славным, хотя он и был самым тяжелым годом в длительной истории Англии и Британской империи. К концу 1940 года наш небольшой древний остров вместе с преданным ему Содружеством наций и доминионами оказался способным вынести всю тяжесть страшной борьбы и все удары судьбы. Мы не пали. Мы не дрогнули. Душа английского народа и английской расы оказалась непобедимой.
…В Ливийской пустыне была одержана победа, а по ту сторону Атлантического океана Великая Республика все ближе подходит к выполнению своего долга и все в большей степени идет нам на помощь».
Гитлер молча прослушал перевод, не сказав ни слова, и засел за писание новогодних писем. Обычно письма, даже очень секретные, он диктовал, а тут решил написать сам.
Одно из писем предназначалось Муссолини.
«Дуче! – писал Гитлер. – Сама по себе война на Западе выиграна. Необходимо еще приложить последнее серьезное усилие, чтобы сокрушить Англию. Для того чтобы определить, как нам этого добиться, мы должны взвесить факторы, которые будут еще отделять Англию от окончательного краха… В этой битве… Германии необходимо будет принять важные решения для окончательное наступления на Британские острова…
Нами разработан план полной нейтрализации английского флота и увода его от Британских островов на достаточное время, чтобы могли без помех осуществить высадку…»
Далее фюрер коснулся вопросов двуличности правительства Виши, что заставляет его все время быть начеку, наивности Франко, отказавшегося от сотрудничества с державами оси и оказавшегося один на один с коварной Англией.
Перейдя к положению на Балканах, фюрер с огорчением отметил, что «Болгария также не проявляет готовности связать себя с тройственным пактом и занять ясную позицию в области внешней политики. Причиной этого является растущий нажим Советской России. Если бы царь немедленно присоединился к нашему пакту, никто не осмелился оказывать бы на него такой нажим…»
Затем Гитлер переходит к той части, ради которой он и сел писать это письмо – к перспективе отношений с СССР.
«Принимая во внимание угрозу возникновения внутренних конфликтов в некоторых Балканских странах, необходимо заранее учесть все возможные последствия и разработать систему мер, которые бы позволили бы нам избежать их. Я не предвижу какой-либо инициативы русских против нас, пока жив Сталин, а мы сами не станем жертвами каких-либо серьезных неудач . Я хотел бы добавить к этим общим соображениям, что в настоящее время у нас очень хорошие отношения с СССР. Фактически только два вопроса еще разделяют нас – Финляндия и Константинополь. В отношении Финляндии я не предвижу серьезных затруднений, ибо мы не рассматриваем Финляндию как страну, входящую непосредственно в нашу сферу влияния, и единственное, в чем мы заинтересованы, чтобы в этом районе не возникла вторая война. В противовес этому в наши интересы отнюдь не входит уступить Константинополь России, а Болгарию – большевизму…
Однако прежде всего, – заканчивает свое письмо Гитлер, – как я уже указывал, я считаю необходимым постараться во что бы то ни стало ослабить позиции английского флота на Средиземном море с помощью вашего флота, дуче, и нашей авиации, так как использование наших сухопутных войск в этом секторе не может привести к улучшению ситуации. В остальном, дуче, мы не можем принять каких-либо важных решений до марта.
Искренне Ваш, Адольф Гитлер. Берлин, 31 декабря 1940 года».
Это письмо будет отправлено в Рим таким способом, что копию с него Сталин получит раньше, чем подлинник дойдет до Муссолини.
Настало время для быстрых решений. Если это время упустить, Германия будет раздавлена стальным кольцом сверхдержав, которые даже не скрывают своих намерений.
29 декабря президент США Рузвельт в предновогоднем обращении к американскому народу заявил:
«Мы должны стать великим арсеналом демократии. Любая страна, которая борется против Гитлера, или воюет с ним, может рассчитывать на нашу помощь… Я убежден что державы оси не выиграют этой войны. Мое убеждение основывается на самых последних и надежных данных».
Вот так! Это говорит глава государства, с которым у Германии существуют пока нормальные дипломатические отношения. Он говорит подобное почти каждый день. Его неприкрытая воинственность стала раздражать даже его собственных сторонников. Это означает, что война с Соединенными Штатами неизбежна, она, по существу, уже началась.
А англичане уже вышибают из войны Италию. В канун Рождества Черчилль обратился с открытым воззванием по радио к итальянскому народу, очень хитро построив свою речь, нанеся смертельные оскорбления дуче, Гитлеру и всему немецкому народу.
«Наши армии, – вещал английский премьер, – рвут на куски вашу африканскую армию. Тысячи итальянцев гибнут, тысячи попадают в плен. Ради чего все это?
Итальянцы, я скажу вам правду. Все это из-за одного человека. Один человек, только один человек вовлек итальянский народ в смертельную борьбу против Британской империи и лишил Италию сочувствия и дружбы Соединенных Штатов Америки… Он привел вашу страну на грань страшной катастрофы. Этот человек наперекор мнению короны и королевской фамилии Италии, наперекор папе и всему авторитету Ватикана и римско-католической церкви, вопреки желаниям итальянского народа, который не стремился к этой войне, заставил наследников древнего Рима стать на сторону одичавших язычников и варваров… Куда завел дуче свой доверившийся ему народ после 18 лет диктаторской власти? Он стоит под огнем всей английской империи на море, в воздухе, в Африке, подвергается энергичным контратакам со стороны греческого народа.
С другой стороны, он призывает Атиллу, чтобы тот спустился к нему со своими ордами распоясавшейся солдатни и бандами гестаповцев через Бреннерский проход и оккупировал Италию, угнетал итальянский народ, к которому он сам и его нацистские приспешники питают самое глубокое и явное презрение, какое когда-либо отмечалось историей. Вот куда завел вас один человек, только один человек. На этом я прекращу свое обращение до того дня, который, несомненно, наступит, когда итальянская нация снова возьмет свою судьбу в свои руки».
О каком мире, о каком прекращении войны можно говорить с человеком, который публично употребляет в твой адрес подобные выражения, повторяя все домыслы и эпитеты еврейской пропаганды.
С Востока же тоже не приходят особо обнадеживающие вести. Советская пресса после короткого затишья снова начала призывать Красную Армию куда-то «вперед». Куда «вперед»? Только, получается, на запад. Больше некуда. Через Англию пришла информация, что всю вторую половину декабря Сталин проводил какие-то секретные совещания с представителями военной верхушки страны. В Москву съехались чуть ли не все командующие округами. Английский источник указывал, что на совещании рассматривался только один вопрос: способ нанесения по Германии внезапного сокрушительного удара. Немецкая разведка в Москве не смогла это подтвердить, хотя о самом совещании знала. На нем просто подводились итоги 1940 года. Это делается в каждой стране, а уж в такой милитаризованной, как Советский Союз, особенно.
Гитлера этот вопрос уже интересовал с чисто практической точки зрения: успеет он или нет нанести Сталину тот самый внезапный удар, который, по многим данным, Сталин готовит против него. Но для того, чтобы подготовить удар по СССР, необходимо проделать еще гигантскую подготовительную работу, да так, чтобы в Москве не заметили и не заподозрили ничего. Но невозможно развернуть на тысячекилометровой границе 200 дивизий, чтобы этого никто не заметил. Нужна не менее масштабная операция по дезинформации Москвы с весьма проблематичными шансами ее успешного завершения. Но выхода другого уже не существует.
После подписания плана «Барбаросса» (Директивы № 21) Гитлер подписал и утвердил целый ряд основополагающих документов по введению Москвы в заблуждение. В этих документах, в частности, говорится:
«В ближайшие недели концентрация войск на Востоке значительно увеличится…»
«…Цель маскировки – скрыть от противника подготовку к операции „Барбаросса“. Эта главная цель и определяет все меры, направленные на введение противника в заблуждение. Чтобы выполнить эту задачу, необходимо на первом этапе, т.е. приблизительно до середины апреля, сохранять ту неопределенность информации о наших намерениях, которая существует в настоящее время…
Необходимо у англичан сохранять впечатление, что мы продолжаем готовить высадку широким фронтом».
«Вторая фаза дезинформации противника начинается с введения максимально уплотненного графика движения эшелонов (22 мая). В это момент усилия высших штабов и прочих участвующих в дезинформации органов должны быть в повышенной мере направлены на то, чтобы представить сосредоточение сил к операции «Барбаросса», как широко задуманный маневр с целью ввести в заблуждение противника. По этой причине необходимо особенно энергично продолжать подготовку к нападению на Англию. Принцип таков: чем ближе день начала операции, тем грубее могут быть средства, используемые для маскировки наших намерений…
Само собой разумеется, что командование предпримет и другие шаги для введения противника в заблуждение, целесообразность которых будет диктоваться обстановкой…»
«Другими шагами», на которые глухо намекали секретные документы, было то, что в дезинформацию противника лично включился рейхсканцлер Германии и фюрер немецкой нации Адольф Гитлер.
Письмо Муссолини явилось по существу первым вкладом Гитлера в дело введения Сталина в заблуждение. Первым, но отнюдь не последним.
В тот же день 31 декабря 1940 года Гитлер написал и второе письмо, адресованное на этот раз самому Сталину.
Пользуюсь случаем, чтобы, вместе с новогодними поздравлениями лично Вам и всему народу Советской России, с пожеланиями успехов и процветания, обсудить ряд вопросов, которые ранее уже поднимались в ходе моих бесед с господином Молотовым и господином Деканозовым.
Борьба с Англией вступила в решающую фазу, и я намерен не позднее лета наступающего года решительно покончить с этим довольно затянувшимся вопросом путем захвата и оккупации сердца Британской Империи – Английских островов. Я отдаю себе отчет в сложности этой операции, но уверен, что она будет осуществлена, ибо никакого другого способа закончить эту войну я не вижу. Как я уже писал Вам ранее [66]66
Всего с октября 1940 года по май 1941 года Гитлер направил Сталину 6 личных писем. Отыскать удалось два. Остальные письма пока не обнаружены. Не обнаружены пока и ответы Сталина, хотя где они хранятся, известно. Туда просто пока никого не пускают.
[Закрыть], те примерно 70 дивизий, которые я вынужден держать в генерал-губернаторстве, проходят переформировку и обучение в районе, недоступном для авиации и разведки англичан. То, что они вызывают у Вас понятное беспокойство, я понял из бесед с г-ми Молотовым и Деканозовым. Начиная примерно с марта, эти войска начнут перебрасываться на побережье канала и западное побережье Норвегии, а на их место будут прибывать новые части для ускоренного обучения, о чем я и хочу заранее предупредить Вас. Кроме того, эти войска в самом ближайшем будущем я намерен использовать для вытеснения англичан из Греции, для чего мне придется провести их через территории Румынии и Болгарии. Войска, которые осуществят вторжение в Англию с территории Норвегии, будут продолжать пользоваться транзитом через Финляндию. У Германии нет никаких интересов в Финляндии и Болгарии и, когда цели этой войны будут достигнуты, я немедленно уберу оттуда свои войска…
Особо я хочу Вас предостеречь от следующего.
Агония Англии сопровождается лихорадочными поисками спасения от своей неминуемой судьбы. С этой целью они фабрикуют всевозможные вздорные слухи, главные из которых можно грубо разделить на две категории. Это слухи о готовящемся нападении СССР на Германию и Германии на СССР. Я не хочу останавливать Ваше внимание на нелепости подобного вздора. Однако, на основании имеющихся в моем распоряжении данных, могу предсказать, что по мере приближения нашего вторжения на (Британские) острова, интенсивность подобных слухов будет постоянно возрастать, а, возможно, к ним добавятся и какие-нибудь сфабрикованные документы.
Буду с вами совершенно откровенен. Часть подобных слухов распускается и соответствующими ведомствами Германии. Успех нашего вторжения на острова во многом зависит от достижения тактической внезапности, поэтому полезно держать Черчилля и его окружение в некотором неведеньи относительно определенности наших планов.
Прошу Вас, не верьте никаким слухам, как это делаю я со всеми слухами о подготовке Вашего нападения на Германию…
Ухудшение отношений между нашими странами до уровня вооруженного конфликта является для англичан единственным путем к спасению и я уверяю Вас, что они будут продолжать усилия в этом направлении с присущей им хитростью и коварством…
Для окончательного решения о том, что делать с обанкротившимся английским наследством, а также для упрочения союза социалистических стран и установления нового мирового порядка мне бы очень хотелось встретиться лично с Вами, о чем я уже говорил с г-ми Молотовым и Деканозовым.
К сожалению, исключительная загруженность делами, как Вы хорошо понимаете, не позволяет мне организовать нашу встречу до окончания сокрушения Англии. Поэтому я предполагаю наметить эту встречу на конец июня – начало июля 41-го года и буду рад, если встречу согласие и понимание с вашей стороны.
Примите еще раз мои поздравления с наступающим Новым годом, который, я надеюсь, должен стать особенно счастливым годом для наших стран, вместе с пожеланиями здоровья и успехов Вам лично.
Искренне Ваш, Адольф Гитлер. Берлин, 31 декабря 1940 года».
В Рождественские и новогодние праздники в Берлине соблюдалось полное затемнение. Война уже успела достаточно изменить столицу Третьего Рейха. Над крышами некоторых домов были натянуты маскировочные сети, иногда прямо через улицу, закрывая для прохожих небо. Многие витрины и подъезды были заложены мешками с песком. На бульварах и в парках зияли свежевырытые противовоздушные щели.
В американском посольстве тишина. Отозванный в Вашингтон посол так и не вернулся, да и у временного поверенного в делах также немного работы. Разве что съездить в очередной раз в министерство иностранных дел и передать какому-то третьестепенному чиновнику очередной протест правительства США по поводу участившихся случаев нападения немецких подводных лодок на американские торговые суда в океане. Поверенного встречали с каменными лицами, отвергая протесты на том основании, что американские суда откровенно попирают все законы нейтралитета, и требуя у поверенного, в свою очередь, разъяснений: являются ли США еще нейтральной или уже воюющей стороной?
В основном обе стороны обменивались ледяными улыбками и многозначительными взглядами, расставаясь со взаимным вздохом облегчения. Слава Богу, что поверенный приехал и на этот раз не с объявлением войны или какой-нибудь другой гадости, которую ежедневно ожидали из-за океана. Слава Богу, считал поверенный, что ему и на этот раз удалось увернуться от прямых немецких вопросов, но напомнить им, что терпение его страны не беспредельно.
Американцев давно уже не приглашали ни на какие приемы и рауты. Давно кончились те времена, когда американского военно-морского атташе катали по базам немецких подводных лодок. Лишили аккредитации без всяких объяснений и выслали из Германии атташе по печати. И только коммерческий атташе Сэм Эдиссон Вудс, как ни в чем не бывало, продолжает свою деятельность. «Ибо, как сказал еще в начале прошлого века великий президент Монро, пусть гибнет и разваливается этот несовершенный мир, но наши торговые операции будут продолжаться!» Продолжаются они и с Германией, и немцы, как никто другой, в них заинтересованы, так как даже гигантские поставки из СССР не могут уже удовлетворить аппетита стремительно растущих вооруженных сил и военной индустрии.
В ноябре Вудсу привелось встретиться с самим Хьялмаром Шахтом – президентом Рейхсбанка, поведавшего американцу, что недостаточно продуманная политика фюрера относительно евреев (президент Имперского банка выбирал самые осторожные выражения) поставила финансовую систему Рейха на грань катастрофы. Германия остро нуждается в кредите. Речь идет примерно о миллиарде долларов с поэтапным погашением в течение пяти лет. Не может ли господин Вудс, используя свои связи с частными банками в Штатах, помочь этот кредит получить. Американец разводит руками. Он попытается, но, к сожалению, подавляющая часть частных банков США находится в еврейских руках. А у евреев, да будет это известно г-ну рейхспрезиденту, какие-то свои планы относительно ближайшего будущего Германии.
Кроме того, банки потребуют гарантий кредита. А какие гарантии ныне может предоставить Германия, чей бюджетный дефицит уже напоминает пропасть, ведущую прямо в преисподнюю. «К сожалению, образование нынешнего канцлера таково, что ему трудно это объяснить. Объявив войну евреям, фюрер по существу пытается уничтожить сложившуюся в мире финансовую систему. А для этого у него совершенно недостаточно сил, и неизбежно он проиграет эту войну с еще большим позором для Германии, чем это было во времена кайзера Вильгельма II».
«Надеюсь, – поинтересовался Вудс, – это понимаете не вы один?»
Шахт уклонился от ответа. На том и расстались.
В канун Нового года Сэм Вудс получил от своего друга, молодого аристократа, очередное письмо, в котором среди рекламных листков различных мелких фирм лежал билет в кино.
Вернувшись из кинотеатра в посольство, Вудс вскрыл конверт, сунутый в карман его пальто в темноте кинозала. Первое, что увидел Вудс, были большие красные готические буквы, хищно выстроившиеся в слово «Барбаросса», чуть ниже: Директива № 21. Пробежав документы глазами, Вудс понял, что речь в них идет о плане Гитлера напасть на Россию. Как и большинство американцев своего времени Вудс очень мало знал и мало интересовался советской Россией. Все усилия американских политологов и разведчиков сосредоточивались на Японии и Германии как на главных потенциальных противниках США в будущем. Тем не менее сам факт задуманного переноса Гитлером направления следующего удара вызывал несомненный интерес.
Вудс, как и положено, переслал документы в госдепартамент. Госсекретарь Хэлл, ознакомившись с содержимым полученных документов, немедленно доложил их Президенту. К этому времени и помимо Вудса госдепартамент обладал соответствующей информацией относительно планов Германии. Обладал он информацией и относительно планов Москвы. Президент Рузвельт, получив план «Барбаросса», почувствовал легкое волнение, какое бывает у врача, постепенно убеждающегося в правильной постановке сложного диагноза. На предложение Хэлла информировать об этом русских, Рузвельт решил с этим немного повременить. У русских, он слышал, есть своя, совсем неплохая разведка. Пусть она сама что-нибудь добудет, а от нас получит лишь подтверждение.
В Швейцарии, в своей маленькой квартире пригорода Люцерны, Рудольф Росслер не смог как следует отпраздновать Рождество – единственный праздник в году, который он ценил по-настоящему. Его друзья – заговорщики в Берлине начали передачу самого длинного сообщения за весь период их деятельности. В течение 48 часов сидел Росслер у приемника, принимая послание, переданное восемью отдельными блоками. Еще 12 часов ему понадобилось на расшифровку. В итоге перед ним лежал план «Барбаросса» с некоторыми сопутствующими документами. К этому времени Росслер, работавший под патронажем швейцарской секретной службы, а точнее – ее главы, бригадного генерала Роже Массона, установил связь с англичанами. Никакой связи с русскими у него не было. Будучи убежденным антифашистом, Росслер, естественно, столь же ненавидел и коммунистов, не очень различая оттенки одного и того же спектра: красный и коричневый. Однако он хорошо отдавал себе отчет в том, что если Гитлер собирается нападать на Россию, то враг врага неизбежно превратится в друга.
План «Барбаросса» был передан в Лондон. Как обычно: ни ответа ни привета. Только квитанция: принято.
Нужно было довести эту информацию и до русских. Так считал Роже Массон. Швейцарская контрразведка отлично знала, что в Женеве действует советская разведывательная сеть. Знала она и то, что эта сеть профильтрована английской разведкой, внедрившей туда своего офицера. Но не трогали никого и никому не мешали. Окруженная со всех сторон немецкими и итальянскими войсками, Швейцария вела своими разведывательными и контрразведывательными службами тонкую и деликатную игру, которая немало способствовала крушению многих планов Третьего Рейха.
Чтобы выйти на русских, генерал Массон посоветовал Росслеру побеседовать со своим приятелем Христаном Шнейдером – тоже немцем – эмигрантом, бежавшим из Германии и не скрывавшим своих прокоммунистических взглядов. Росслер действительно знал его с самого прибытия в Люцерну и даже учился у Шнейдера азбуке Морзе. Не знал он только того, что Шнейдер работает на советскую разведку. Но генерал Массон это знал, а потому и рекомендовал его Росслеру. Чего не знали ни Массон, ни Росслер, ни Москва так это того факта, что Шнейдер был американским агентом, внедренным в круги немецкой антифашистской эмиграции с целевым заданием выйти на советскую разведку.
Росслер встретился со старым знакомым в ресторане «Унтер дер Эгг» на набережной Фиревальдшетского озера. Не тратя времени, он открыто спросил Шнейдера: не знает ли тот способа связать его с русскими?
«У меня есть разведывательная информация, – без обиняков объявил Росслер, – которая чрезвычайно пригодилась бы Советскому Союзу. Если они готовы мне за нее заплатить, то могут это сделать позднее, когда у меня будет еще больше важной для них информации. Впрочем, хотя и не хочу, чтобы меня ловили на слове, я готов работать с ними и просто так. Совершенно бесплатно».
Шнейдер некоторое время молчал, опустив глаза в тарелку.
Затем он поднял глаза на Росслера, прожевал кусок мяса и сказал:
«Если вы не потребуете с них платы, они точно решат, что вы провокатор. Я их хорошо знаю. У вас действительно важные сведенья?»
Росслер решил идти ва-банк:
«Германия собирается напасть на Россию».
Недоверие блеснуло в глазах Шнейдера: «Вы уверены в своем источнике?»
«Абсолютно», – ответил Росслер, а затем добавил, что единственным условием своей кооперации с русскими является то, что он никогда не откроет своих источников информации.
«Подобное условие Москве будет принять труднее всего».
На этом разговор временно закончился. С сомнением покачав головой, Шнейдер покинул ресторан.
Через две недели Шнейдер появился снова. Анонимность источников, признался он, тормозит дело. Не называя Росслера, Шнейдер рассказал о нем и его информации руководителю группы советской разведки в Женеве, но это почти не произвело на того какого-либо впечатления. Он согласился переслать информацию Росслера в Центр, но какова там будет реакция – никто предсказать не в силах. Шнейдер добавил, что в интересах конспирации Росслеру никогда не придется встречаться с руководителем группы, равно как и тому с ним [67]67
Вскоре они, однако, встретились, поскольку Радо как директор картографического издательства «Гео-Пресс» выполнил заказ Росслера на изготовление карт к его статье, анализирующей стратегию вермахта.
[Закрыть]. Руководителем группы, на которую работал Шнейдер, был Александр Радольфи, венгерский еврей по происхождению, полковник НКВД, известный позднее как Шандор Радо. Известность ему принес 25-летний срок заключения, который он получил после войны по обвинению в присвоении казенных денег, включая и деньги, предназначенные для Росслера.
Он сдержал свое слово. Вся информация была передана в Москву.
Кроме плана «Барбаросса» были переданы сведения о сосредоточении немецких войск в Румынии, о плане Гитлера относительно Югославии, Болгарии и Греции. Реакция Москвы была почти мгновенной. Такие подробности могут быть известны только в штабе Гитлера. Узнать подобное не в состоянии ни один разведчик. Немедленно прекратите разрабатывать источник. Это совершенно явный провокатор. У Радо хватило ума этот приказ проигнорировать, хотя сведения в Москву он временно перестал посылать. У него просто не было другого источника.