Текст книги "Северянин"

Автор книги: Игорь Ковальчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Сложив пальцы в знак «турс», – он соответствовал руне «эр-мягкая» и имел свою силу и свое значение при гадании, – он произнес один из таких заговоров, точное значение которого, конечно, не знал. Нити, протянувшиеся от карлика к викингу, лопнули со звоном.

Альв заверещал и заслонился ладонями, удивительно крупными для такого маленького, хоть и коренастого, тельца.

– Не надо солнца!

– Вот так, значит, – викинг не собирался терять уже достигнутое, потому пальцы его окаменели в том положении, которое приняли, на губах был готов еще один заговор. – Конечно, ты же боишься солнца. Но не будем рассуждать на тему того, кто глуп, а кто умен, выбираясь на свет посреди яркого дня, только для того, чтоб на девицу попялиться.

– Отпусти!

– Отпущу. Рано или поздно отпущу обязательно.

– Чего ты хочешь? Да говори ж ты уже!

– Я позову тебя, когда мне будет что-то нужно, – ответил Агнар заученной фразой и даже, кажется, на древнем языке хёрдов.[6]6
  Хёрды – одно из древненорвежских племен. Название этого племени дало имя области Хёрдаланд – земле, где племя обитало.


[Закрыть]

Карлик приоткрыл один зажмуренных глаз и разомкнул стиснутые пальцы. Казалось, он даже повеселел.

– Ладно. Но поклянись, что позовешь меня только ночью.

– Клянусь.

Существо подалось к викингу и едва слышно шепнуло ему обломок, осколок, толику своего истинного имени – ровно столько, сколько нужно, чтоб дозваться его как-нибудь потом. И, немедленно после этого освобожденное, – молодой мастер расцепил затекшие пальцы сразу, как только понял, что больше ничего не услышит, – исчезло беззвучно и без следа.

Отряхивая штаны и рубашку от налипшей хвои, скандинав то и дело посматривал в ту сторону, где лишь мгновение назад еще видел карлика, и, мысленно ухмыляясь, думал, что и сам с облегчением избавился от чудесного существа. «Как и с людьми – если хочешь что-то получить от человека, добивайся от него обратного».

– Вот и все, – сказал он, оборачиваясь к девушке.

Нихасса смотрела на него с суеверным восхищением.

Глава 5

О встрече с карликом Агнар помнил несколько дней.

– У вас здесь много таких существ, как он, да? – уточнил он на очередной прогулке по опушке леса. На этот раз девушка устала не настолько, чтоб засыпать на каждом шагу, и охотно прижималась к нему. Скандинав после полудня работы в кузне чувствовал себя на удивление свежим.

– Карликов? Много. Главное, чтоб девица им не попалась. Если попадется да понравится, будут донимать.

– Как?

– Ну, своим вниманием. И если девушка ответит согласием, уволокут с собой, и ее больше никто не увидит.

– А, господа карлики любят крупных женщин…

– Может и так, – Нихасса залилась смехом. – Но откуда ты знаешь слова, которые подчиняют фэйри?

– Я не все слова знаю, а только те, которые могут помочь в разговоре с подземными альвами. Дядя, отцов брат, научил. Он кузнец, ну и я тоже… Само собой.

– И что теперь ты потребуешь от этого карлика? – заинтересовалась девушка.

– Подумаю. Наверняка потребую что-нибудь. Но тогда я думал только о том, как бы от него избавиться… Скажи, какие еще фэйри обитают в ваших краях?

– Да разные, – удивилась Нихасса. – Самые разные… Ты что, хочешь, чтоб я тебе их всех перечислила?

– Ну, желательно.

– Боюсь, что… Это будет долго.

– Словом, в этих краях можно встретить почти любых фэйри, верно?

– Конечно. Духи леса, духи лугов и полей… Духи воды, духи воздуха…

– Духи огня…

– Ты видел саламандру? Правда? – обрадовалась Нихасса. – Расскажи.

– Я не видел. А ты?

– Не довелось.

– Но фэйри ты видела?

– Конечно. Я дважды видела зеленых дам, владычиц деревьев, однажды, как и все в селении, видела лламхигин-и-дур, как они рвали сети на реке – друидам стоило большого труда их изгнать…

– Лламхигин-и-дур?

– «Водяные прыгуны». Малые водяные фэйри.

– Угу…

– Еще видела подменышей, – чтоб выгнать из поместья этих духов, даже и помощи друидов не потребовалось, сами справились, – и слышала песню корриган. Счастье, что я не мужчина. Иначе уже сейчас была бы мертва, – Нихасса рассмеялась. – Или, может быть, уступила бы, женилась бы на корриган. Но так и так не вернулась бы в селение к родственникам.

– А многие ли мужчины твоего народа подпали под чары корриган и согласились жениться на них? – полюбопытствовал Агнар.

– Одного такого знаю. Он еще потом появлялся в селении несколько раз, виделся с сыном, а около года назад пропал. Бледный какой-то, заморенный, глаза бегают. То и дело замирал, не слышал вопросов. А еще одного я знаю – он женат на водяной деве. Он с детьми постоянно бывает на праздниках, иногда приводит жену. Она очень красивая, только бледная, тоненькая, безжизненная. Больше молчит, не веселится и никогда не танцует.

– Может, ей тяжело на земле? – усмехнулся викинг, на самом деле очень заинтересованный. – Труднее, чем в воде?

– Ну, не думаю. Она столько сена берет на вилы, сколько ни одному мужику не взять. И полные сети с мужем тянет.

– Одно дело – сила рук, другое – сила ног. А третье – желание.

– Должно быть, так, – согласилась девушка, ничего не поняв.

Агнар размышлял, глядя на осколки неба, качающиеся в пышной кроне деревьев.

– Скажи мне, а альвы… в смысле, сиды здесь тоже есть?

– Сиды? Чуть западнее находится холм, принадлежащий сидам. Они выходят оттуда четырежды в год…

– Ага, дай догадаться. На Самайн, Альбан Ар-фан, Альбан Эйлер и Альбан Эффин?[7]7
  Самайн – кельтский Праздник мертвых, ночь Дикой Охоты, справлялся в конце октября – начале ноября; Альбан Арфан – день зимнего солнцестояния, кельтский праздник «Возрождения Солнца»; Альбан Эйлер – кельтский «Праздник птиц», справлялся в день весеннего равноденствия, приблизительно 21 марта: Альбан Эффин – день летнего солнцестояния, кельтский «Праздник дуба».


[Закрыть]

– Примерно так, – улыбнулась девушка.

– А где можно повстречать их?

Глаза Нихассы стали озабоченными.

– Зачем тебе это нужно?

– Ну… так…

– Но это же очень опасно! Чары сидов таковы, что даже самый лучший воин будет бессилен перед ними. Ты и мигнуть не успеешь, как окажешься их рабом…

– У меня свой взгляд на это, – ответил викинг, вспоминая, как держал альва за волосы и примеривался к его горлу. – Как туда добраться?

– Добраться-то несложно, однако вряд ли тебя туда отпустят. Это далеко.

– Ах, да… – он вспомнил о заклинании и немного поскучнел.

Не имело смысла говорить об этом, пока не отыщется способ совладать с заклинанием. «Вот еще одна причина, по которой тебе стоило бы обучиться хоть какому-нибудь чародейству, – подумал он. – А то будешь ты, братец, сидеть в этом селении, пока очередной боец не вышибет тебе остатки мозгов. И если нельзя обучиться чарам друидов, значит, надо отыскать другой путь». Решив, что это задача не одного и даже не двух дней, Агнар решил перевести разговор. Он обнял Нихассу за плечи и привлек ее к себе. Правда, на этот раз энтузиазм она не проявляла. Последние несколько дней он чувствовал в ней какой-то холодок, хотя своей благосклонности она его пока не лишила, охотно проводила вместе свободное время.

– Что ты такая смурная? – спросил мужчина.

– Отец говорит, раз я до сих пор не понесла от тебя, значит, цена мне – обломанная ветка, – нехотя сказала девушка, глядя в сторону.

– И?

– Что «и»?

– Что следует из всего, сказанного твоим отцом?

– Я… Я не договорила. Он сказал, что, быть может, раз я еще без приплода, виноват ты, и это тебе цена…

– Да-да, я понял – сломанная ветка. Так что же?

– Он говорит, меня надо отдать за кого-нибудь другого, того, от кого я забеременею после первой же ночи. Мне ведь уже восемнадцать, годы подпирают.

Агнар, выросший в Норвегии, где подходящим брачным возрастом девицы считались двадцать пять – двадцать шесть лет, лишь дернул плечом.

– А ты что думаешь об этом?

– Мне пора замуж, пора детей, – равнодушно ответила Нихасса. Общение с этим необычным, пусть и сильным, крепким, но слишком уж чужим парнем постепенно переставало ей нравиться. Конечно, здорово, когда тебе завидуют все твои подруги, когда на твоего парня поглядывают алчно, а он принадлежит только тебе… Все так, но ведь этот чужак был всего лишь рабом, пусть и рабом богов. У него не было ни своего хозяйства, ни скота, ни иного богатства, даже сильной семьи не было. Какой с него толк? Настоящую семью с ним не построишь.

Викинг все понял по ее лицу, но его это совершенно не тронуло. В глубине души он даже испытал облегчение. Неприятно, когда тебя пытается прибрать к рукам девушка, по большому счету оставляющая тебя равнодушным, которой, к тому же, ты неосторожно дал какие-то права на себя. Он видел, что младшую дочь хозяина дома, в котором он по-прежнему жил, томит обычное для женщин желание выйти замуж.

«Ну, так пусть будет счастлива», – подумал Агнар.

– Так в чем проблема? Уже подыскала жениха?

– Отец подыскал.

– Ну, удачи тебе, – сказал он и встал.

Нихасса с удивлением и обидой смотрела на него снизу вверх.

– Ты так просто уйдешь?

– А ты хочешь, чтоб я затеял ссору или даже поколотил тебя? – улыбнулся викинг.

– Ну, это, по крайней мере, было бы понятно…

– У нас не принято бить женщин… Не знаю, как это положено у вас… Всего хорошего.

И ушел, оставив девушку сидеть на травке. В конце концов, это была опушка леса, совсем рядом с селением, здесь ей не угрожало ничего. Девушка и сама могла добраться до дома.

Работая в кузне, иногда помогая на полях и по вечерам развлекаясь борьбой и упражнениями на мечах с местными парнями, скандинав старался не думать о том, что предстоит ему в скором будущем. Друиды до поры до времени не обращали на него внимания. А он, как ни старался, не мог добраться хоть до каких-нибудь, пусть незначительных, тайн местной магии. Даже показывая ему кузнечные ухватки, местный мастер даже не думал подсказать ему заговор-другой, используемый для придания металлу большей крепости или гибкости.

О том, что магию кузнец применяет, Агнар догадался без труда – не зная приемов холодной ковки или варки булатов, белг изготавливал отличные мечи, достойные руки лучшего воина. Они, конечно, уступали оружию викинга, но ненамного. Да и не только мечи, изготавливаемые в местной кузне, стоили внимания. Кузнец отливал великолепные наконечники для копий и стрел, вырабатывал отличные топоры, да и всякий рабочий инструмент – тоже.

– Хотел бы я понять, в чем тут секрет.

– Ты подозреваешь, что я владею чарами? – улыбнулся местный мастер.

– Конечно. Даже мой дядя обязательно произносил особые слова, когда начинал работу, и еще другие слова, когда нагревал поковку, и когда обрабатывал ее…

– В чем-то ты прав. Но ты все узнаешь со временем.

– Если успею, – усмехнулся Агнар.

– Оставь, каждый из нас живет не раз и не два. Так говорят друиды. Смерть – лишь врата к новой жизни, и эта цепочка практически бесконечна. Как сама жизнь.

– И ты веришь в это? – поинтересовался викинг. Он присел на край бревна, положенного под навесом для удобства. В печи потихоньку гас огонь, заслонка, открывающая ветру путь в очаг, была задвинута, поковка остыла на наковальне. Работа не шла.

– Конечно, верю, – спокойно ответил кузнец. – Иначе не стоило бы и жить. Разве это срок – шестьдесят-восемьдесят лет? Да даже если и сто, сто двадцать… Только-только начинаешь понимать, что к чему в этой жизни, и – раз! – уже пора на костер, а потом и в землю. Боги мудро устроили, давая людям сыграть в эту игру лишних несколько раз, чтоб принимать к себе в войско не бестолковых мальчишек, а зрелых духом мужчин.

Скандинав задумчиво посмотрел на собеседника. Тот явно говорил от сердца.

– Хотелось бы и мне верить так же, как ты.

Жизнь шла своим чередом. Викинг научился хорошо понимать и неплохо объясняться на местном языке, и хотя произношение его иной раз веселило белгов, но зато было им понятно. Значение кое-каких фраз старого наречия, проскальзывавших в обиходе, также стало для него прозрачно. И он бы, пожалуй, вынужденно обжился в этих краях, если б не чувствовал себя здесь таким чужим.

А дело-то было в том, что Агнар под конец с неизбежностью должен был осознать, – и осознал, конечно, – как глубоко в прошлое его забросило волей обозлившегося альва Его соотечественники пока ничем не были знамениты, эпохе господства многовесельных драккаров с полосатыми парусами еще не пришло время. Собственно, скандинавов викинг здесь не видел и о них не слышал, хотя торговцы из далеких стран появлялись на ярмарке недалеко от селения, на таком расстоянии, что даже чары друида не мешали молодому мастеру там бывать, и много о чем рассказывали.

Кое с кем из них ему даже удалось пообщаться лично. Разговор получился трудный – оба они плохо владели языком белгов, а другого, более подходящего, наречия не сумели отыскать. Викинг, который, как и большинство детей, в нежном возрасте был очень дотошным и отличался цепкой памятью, прежде охотно слушал любые легенды и были, которые старшим было угодно рассказать малышне. Поэтому он не только помнил на память имена всех асов, ванов, йотунов и прочих персонажей мифов, но и знал кое-что из истории.

Однако, беседуя с торговцем, судя по всему, повидавшим чужие края, он обнаружил, что тот, как и местные жители, не знает ничего ни о Йорсалаборге, ни о Благом Боге христиан, ни о Криккьяре и Золотом Миклагарде,[8]8
  Имеется в виду Византия и Константинополь.


[Закрыть] ни – более того – о Великой Империи красных воинов. Об этой империи дед – отец отца и дяди Агнара – рассказывал охотно и много. По его словам получалось, будто существовала такая империя, которая по мощи своей и славе превосходила любые иные империи, даже империю Магнуса, и правители ее, сидевшие в некогда блестящем, а позже пришедшем в упадок Румаборге,[9]9
  Рим.


[Закрыть] отправляли целые армии красных воинов под стягами и значками с орлом завоевывать далекие земли и покорять целые народы. Эти армии будто бы зашли туда, куда никогда не доплывали корабли викингов, а на север продвинулись чуть ли не до самой Земли данов,[10]10
  Дания.


[Закрыть] и Британские острова целиком принадлежали им.

Так что местные жители никак не могли не знать об этой империи.

«Но, возможно, ее расцвет еще не наступил, – подумал Агнар. – Это ж даже подумать страшно, в какие незапамятные времена меня закинуло»!

Вместе с легким шоком пришло любопытство. Как ни крути, но у него появилась возможность взглянуть на мир, который никто из его соотечественников, вернее, людей его времени, не видел. К тому же, откровенно говоря, молодой мастер с большим интересом смотрел на старые времена, чем на новые. Помимо всего прочего, он вырос в семье, преданной старым традициям и старым богам. Поселившись в Нейстрии, Агнар и его дядя приняли христианство, как и сам Хрольв Пешеход, однако шаг этот был исключительно политическим. Старший родственник Агнара, собственно говоря, принимал крещение уже в шестой раз, церемония совершенно не трогала его сердце, да и старых богов он не собирался оставлять без приношений.

Его племяннику все это было очень интересно. Он не без любопытства выслушивал наставления и проповеди священника, но становиться ревностным христианином не собирался. Менее всего на исповедание новой веры его могли подвигнуть угрозы адских мук после смерти, а патер, привыкший разговаривать с робкими крестьянами, напирал именно на это. Так что прежние боги, привычные с детства, показались ему намного более достойными, чем божество, набирающее себе паству из числа трусов.

И теперь, убеждаясь, что во времена, в которых он оказался волей судьбы и мстительного альва, Благой Бог христиан еще не родился на свет, скандинав испытал настоящее удовлетворение. Потому что божества, которым молились белги, очень напоминали скандинаву асов. И с ними, должно быть, будет привычно иметь дело.

Он стоял, рассматривая фигурку одного из местных божков, выполненную из глины, и задумался так глубоко, что не услышал, как кто-то подошел к нему сзади.

– Это Этарун, – произнес старик-друид. Агнар обернулся – на этот раз жрец леса был облачен во что-то неразличимо-серое, и смотрел гораздо теплее, чем прежде. – Великое колесо жизни. Все в жизни неизменно возвращается к тому, что уже когда-то было на свете, и в этом – суть бесконечности бытия.

Скандинав не сразу нашел, что сказать.

– Я… – он прокашлялся. – Я верю в других богов.

– Это не так, – возразил друид. – Все на свете поклоняются одним и тем же богам, просто называют их по-разному и вкладывают им в уста разные слова, говорящие о том, что они сами считают правильным. Хотя, по большому счету, так же, как между собой похожи люди, так же сходны и учения.

– Все люди похожи? – с недоверчивой улыбкой переспросил Агнар. – Ты, должно быть, никогда не видел людей с совершенно черной кожей.

Произнеся это, он очень живо припомнил ночь, проведенную с черноволосой и чернокожей девушкой, рабыней, привезенной Хрольву в подарок откуда-то с далекого юга. Пешеходу экзотический подарок не понравился, и он дал своим людям разрешение развлекаться с южанкой, коль скоро им этого захочется. Молодого мастера к девушке подтолкнуло любопытство. Она тогда поразила его своей страстностью и терпким пряным ароматом здорового и крепкого тела. А также, разумеется, тем, что кожа ее оказалась на ощупь не хуже, чем у светлокожих девиц, такая же нежная, шелковистая, и нисколько не пачкала руки.

Друид нисколько не удивился. Лишь слегка улыбнулся.

– Не имеет значения, каков цвет кожи – черный ли, красный, желтый или белый. Главное, что под этой кожей течет одинаковая у всех кровь.

– Желтый цвет кожи? Такое бывает?

– Люди с желтой кожей живут далеко на востоке, – равнодушно ответил старик. Он рассматривал скандинава сдержанно, но явно тая под складчатыми веками какую-то мысль. – Я не ожидал, что ты так легко приживешься здесь.

– Ты ожидал, конечно, что я погибну при первой же схватке.

– Отнюдь нет, – поспешил возразить Луитех. – Я ожидал от тебя многого, и не ошибся. Впрочем, можно было думать, что парень, сумевший поспорить с сидами, представляет собой нечто большее, чем просто комок мускулов.

– Я, видимо, должен быть польщен. Хотя мне и странно, откуда ты можешь знать, что я именно «поспорил» с сидами.

– Кое-что ты рассказал мне. Да и я понял, что ты родился на свет не много лет до, а много лет после настоящего времени. Сидам время подвластно точно так же, как нам подвластно пространство этого мира (кстати, после того, как народ Дану проиграл сыновьям Миля, он ушел в иной мир, где совсем иное время, и там он обитает по сей день), но они никогда не играют с ним в угоду простым смертным. Нужно нечто очень серьезное, чтоб они решились поворачивать время вспять.

– Что такое народ Дану?

– Сиды. Те, кого ты называешь альвами. Теперь, когда на земле стало тесно людям и другим народам, дети богини Дану ушли в сиды, в иное пространство. Порой они пускают к себе людей, потому что так им угодно…

– Или заманивают к себе, – пробормотал Агнар.

– Возможно, – ответил друид, – бывает и такое. Но редко. Так уж получается, что время там бежит совсем иначе, чем на земле. И чаще всего, побывав у сидов, смертный обнаруживает, что в его родном мире прошло много лет. И никогда я еще не слыхал о том, чтобы кто-то из чародеев чудесного народа отправлял человека в прошлое. Больше всего мне хотелось бы узнать, почему это произошло? Ты можешь мне рассказать?

Агнар пожал плечами. Он начинал сомневаться, что кому-то из местных стоит рассказывать о своей ссоре с альвийским магом и короткой связи с прелестной альвийкой.

– Думаю, нет.

– Жаль, – друид смотрел испытующе. – Ты, должно быть, злишься на меня, что я сделал тебя участником наших обрядов и жертвоприношений. Однако у меня был на то свой резон.

– Не сомневаюсь. Наверное, у вас маловато желающих гибнуть во славу богов.

– Странный взгляд на народ белгов, да и на самого себя тоже, – хладнокровно ответил старик. – Поверь, среди наших мужчин немало тех, кто пожелал бы послужить своему народу, сражаясь перед лицом богов. Равно как и служить им после своей, вполне достойной, гибели.

– Тогда зачем было заставлять меня?

– Потому что жертва, подобная тебе, была более угодна богам.

– Так надо было просто зарезать меня на алтаре. Или как там у вас приносят в жертву? Вешают? Ах, да, топят в болоте…

Старик взглянул на собеседника со снисходительной жалостью.

– Ты мало что понимаешь в обрядах и тем более в самой сакральной сути обряда. Не обижайся, но ты словно недалекий селянин, который твердо уверен, что лишь сам факт возложения колосьев на алтарь обещает хороший урожай, и чем больше возложить, тем лучшим окажется урожай, а сложного механизма взаимодействия жертвы, божественного промысла и закономерностей природы понимать не желает. Да ему это и ни к чему…

– Я простой воин и простой кузнец, – с раздражением ответил Агнар. – Во всем том, о чем ты говоришь, я не понимаю ничего.

– Не так ты прост. Но я действительно, пожалуй, должен объяснить понятнее. Жертва – это не какое-то количество ценностей, которое ты отрываешь от себя и своей семьи, вырываешь из своего рта и отдаешь богу. Богам твои крохи ни к чему, и твои страдания из-за недостатка пищи или ценностей – тоже. Богам нужно движение твоего сердца. Как любое душевное движение, оно отдает миру часть твоих сил. Только разве что часть себя человек может отдать миру, больше ему пожертвовать нечем. Фундамент мировых сил – это стена, каждый камень для которой приносил кто-то из смертных.

– Нельзя ли поближе к делу?

– Можно. Ты – человек необычный, твое появление здесь кое-что изменило в мире, кое-что дало тебе и отняло у нашего народа.

– И я, по-твоему, должен вернуть долг?

– Что-то вроде.

– Тогда долг следовало бы возвращать тому альву, который зашвырнул меня сюда. Я не просил меня сюда переносить.

– Во-первых, пошутивший с тобой чародей из племени богини Дану наверняка уже заплатил за свое деяние. А во-вторых, ты и сам не знаешь, что получил, и за какой дар должен платить.

– Ты считаешь даром то, что я теперь вынужден жить не просто в чужой стране, но и в чужом времени?

– Я говорил кое о чем другом.

– Тогда объясняй понятнее!

– Не думаю, что это стоит делать, – холодно отозвался друид. – Впрочем, рано или поздно ты сам все поймешь.

– Если успею, – зло бросил викинг в надежде, что все-таки добьется прямого ответа.

Но к его глубокому разочарованию старик охотно согласился с ним:

– Если успеешь, – и, помолчав, добавил: – Не успеешь в этой жизни – успеешь в следующей.

«Называется, успокоил, – мысленно фыркнул скандинав, но больше ничего не сказал. – Я не стану вытягивать из тебя ответ и показывать, насколько я слабее и неразумнее тебя. Увидишь, старик – я все сумею разузнать сам. И сам всего добьюсь».

– Ты должен понять вот что, – продолжил друид. – Если богам нужна твоя кровь, они ее получат. Твое участие в обряде уже и есть жертва, и этого достаточно.

– Но я буду продолжать участвовать в этом обряде, так?

– Разумеется, – старик взглянул на Агнара задумчиво, но и с легкой улыбкой во взгляде. – Разумеется, так.

– И это будет продолжаться до тех пор, пока я не погибну? Можешь не отвечать, старик. Я и так все понимаю.

– Ты злишься потому, что не хочешь умирать во имя чужих, как ты считаешь, богов?

– Я не злюсь.

– Можно назвать то, что ты чувствуешь, другими словами, однако истина от этого не изменится, согласись. Итак, ты просто не хочешь гибнуть здесь, в наших святилищах?

– Все мы смертны, и гибель представляется мне самым обычным концом жизненного пути. Однако я предпочитаю сам прокладывать свою дорогу, я никогда никому не позволял себе указывать, куда и как идти.

Друид вздохнул.

– Каждый человек сам прокладывает себе путь в чаще обстоятельств. Если густые заросли ежевики не дают тебе идти прямо, принуждают заложить крюк, то виновата ли в этом ежевика? Подумай.

– Ты хочешь намекнуть мне, что во всем виноваты обстоятельства? И у меня нет выбора? – друид слегка развел руками. – Однако любые колючие ветки можно развести руками. И пройти напрямик.

– Но тогда руки твои будут исколоты шипами, – легкая улыбка не сходила с губ старика. – Приготовься к этому.

К середине первого летнего месяца в селении прибавилось людей – обитатели соседних деревень стягивались на празднования. Агнар плохо понимал, почему небольшая деревенька в пять домов стала вдруг центром всеобщих празднований, и не связано ли это с его особой. Как бы там ни было, но в больших домах сразу стало тесно. В маленьком алькове, где викинг сначала спал с Нихассой, потом с одной из старших внучек хозяина, но тоже безуспешно, теперь поселилась целая семья, и молодой мастер все чаще оставался ночевать при кузне, на ворохе сена. Там было тихо и уютно.

Все чаще из чужого дома его гнали гам и теснота. Иногда хотелось побыть одному. У себя на родине он выбирался в горы или на лоб рыбы, – и удовольствие, и польза, – а здесь шел прогуляться. Еще пару раз в задумчивости он переступал границу действия заклинания, и его начинала душить невидимая петля. Хотя для него снова все закончилось благополучно, теперь он уже рефлекторно поворачивал в обратный путь на той границе, где гулять для него становилось опасно.

Он все размышлял над словами друида. «Руки твои будут исколоты шипами, приготовься к этому» – что он имел в виду? Неужто есть способ обойти заклинание, правда, настрадавшись от него? Но что можно сделать, если горло перехватывает петлей? Либо задохнуться, либо отступить. У Агнара возникла мысль попробовать проскочить это место, – может, за ним заклятье потеряет силу? Может, надо просто немного потерпеть?

Размышляя об этом, викинг хмыкнул. Может, и так, но здравый смысл никогда не позволит ему сделать такую попытку. Потому что и теперь уже ясно, какой у нее будет конец.

Умереть рабом? Ну, нет…

Тот кусок леса, где ему было дозволено гулять, надоел ему до невозможности. Он знал здесь уже каждое деревце, каждую кочку, каждую купу папоротника и каждое удобное местечко, где можно было позабавиться с девушкой. И теперь, когда возиться с местными девицами было некогда, – все они занимались приготовлениями к празднику, – да и неохота, все чаще он уходил на ближайший к селению луг, где трава уже была выкошена и сметана в копны, а то, что отрастало, каждодневно подщипывал скот, и валялся там, глядя в темнеющее небо.

Но в этот вечер, поднявшись, он обнаружил, что на поле он не один. Неподалеку от него прямо на траве сидела девушка в белоснежном одеянии, с длинными темно-русыми косами, стелющимися по траве. Она сидела и смотрела на него, и ее красота и величавое спокойствие поразили викинга. Сначала ему почудилось, будто это всего лишь видение, но, шагнув к ней, он уловил слабый аромат свежевыпеченных лепешек. Этот запах был таким земным и Домашним, что девушка сразу показалась ему вдвойне привлекательной.

Удивительно, как мало она напоминала ту самую альвийку, черты которой он упорно искал в каждой понравившейся женщине. И до чего же она понравилась ему! Он поднялся, шагнул к ней – она сделала то же самое. Аромат хлеба и здорового женского тела обдал его ноздри и разбудил желание. Девушка была чуть-чуть полновата, но подвижная и гибкая, под тонкой белой тканью виднелось ее тело. Он обнял ее, прошелся ладонями по ложбинке на спине, ощутил прикосновение ее упругой груди, мягко коснулся губами пушистого затылка.

Она охотно прижалась к нему, но через несколько мгновений отпрянула, окатила взглядом светящихся глаз, улыбнулась. Улыбка ее была заразительна, и он ответил ей, но снова прижимать к себе не стал. Даже не видя других людей, неизвестно откуда взявшихся на лугу, он чувствовал их спиной, и решил подождать – чтобы понять, начались ли гуляния, будут ли танцы, или же пригласят угощаться за длинный «стол», сооруженный из скатерти.

Но тут из-за холма выскочил, пригибаясь, незнакомый ему мужчина, кинулся к девице, схватил ее за длинные косы, дернул к себе, швырнул на землю. Это мог быть ее муж или старший брат, возмущенный неподобающим поведением своей родственницы, и вмешиваться, по идее, не стоило. Однако когда незнакомец размахнулся и ударил так понравившуюся Агнару девушку по лицу, викинг не выдержал. Обращаться подобным образом с женщиной не следовало никому.

Он рванулся к чужаку, но тот, словно только того и ждал, отскочил от девушки и схватился за нож. Скандинав мысленно похвалил себя, что без ножа не выходил из дому. Первую атаку, решительную, но явно не продуманную, не столько атаку, сколько просто демонстративный вызов на бой, он просто отвел рукой, после чего взмахом своего ножа в ответ отогнал от себя противника.

И тут он понял, что они с незнакомцем и девушкой на лугу действительно не одни. Вокруг, словно кольцо дольменов, выросли фигуры в белом, и двое из них сделали шаг к готовым сцепиться в смертной схватке мужчинам, держа в руках мечи. Противник Агнара первым бросился к мечу, тогда и скандинав отвернулся, оценивая оружие, которое ему предлагали.

Свой меч он узнал мгновенно, с раздражением вырвал его из рук облаченного в белое человека. Он и прежде никому не позволял касаться своего оружия без разрешения. Сейчас ему показалось, будто кто-то без спроса полез к нему в душу, и это вызвало вспышку бешенства.

С мечом в руке он, правда, быстро взял себя в руки, успокоился, стал невозмутим и осмотрителен. Противник все еще казался ему человеком не совсем нормальным, хотя сообразить, что дело здесь не в семейной ссоре, было нетрудно. Кольцо людей в белых одеждах, окружающих место боя, сомкнулось и снова разомкнулось, давая простор сражающимся. Агнар подумал бы, что снова принимает участие в обряде, если бы стал размышлять о чем-нибудь, кроме схватки.

Он атаковал противника первым. Немедленно стало ясно, что тот не просто ловок и подвижен, но и довольно опытен. Он напомнил викингу его дядю, способного даже в зрелые годы задать трепку неплохому, сильному, но еще слишком юному бойцу. Правда, мечом нынешний противник действовал совсем иначе, чем это делали соотечественники скандинава, однако вечера тренировок не прошли для Агнара напрасно – он познакомился с фехтовальной манерой белгов и теперь более или менее представлял, чего ему ожидать.

Однако в его руках снова не было щита. Молодой мастер действовал намного осторожнее, чем в первый раз, и, хотя был принужден парировать кое-какие выпады своим клинком, будто щитом, ставил только скользящие блоки. Глуп тот, кто учится на собственных ошибках, в особенности если эти ошибки совершаются лишь один раз. Уже теперь было понятно, что в этой схватке пощады не будет. Сражаясь с незнакомцем, викинг чувствовал себя до крайности глупо. В родном мире, в родном времени ему никогда не приходилось сражаться, не понимая, почему он сражается. Никогда это не происходило так стремительно, безмолвно, без видимых причин.

И, уж конечно, два селянина, спорящие из-за женщины, никогда не хватались за оружие. Подобный спор прилично было решать в обычной рукопашной.

Незнакомец атаковал напористо и изобретательно, скандинав вел себя сдержаннее. Отмахиваясь от выпадов, он был вынужден держаться подальше от вражеского меча, чаще уворачивался, чем парировал по-настоящему, а незнакомец торопился за ним, и потому они ходили кругами вокруг друг друга, топчась на пятачке луга, на стерне, коловшей босые ступни. Пару раз стальная полоса чужого клинка проходила буквально перед глазами Агнара, обдавая его кожу ощущением неприятного холодка, пару раз он уходил от этого оружия в самый последний момент, избегая роковой раны.