Текст книги "Северянин"

Автор книги: Игорь Ковальчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Он выбрался из густого ельника, поднялся на очередной пригорок – и выбежал из леса. В десятке шагов от того места, где он оказался, вилась тропинка, она описывала дугу вокруг малинника и спускалась к селению. Молодого мастера поразили дома – они были довольно широкими, круглыми, похожими на шатры, с покатой тростниковой крышей. Селение располагалось в долине, в разных направлениях перегороженной густыми и довольно мощными плетнями, предназначенными для удержания скота. Должно быть, обитатели этого села в первую очередь заботились о своем скоте.

На тропинке в сотне шагов от себя скандинав увидел группку молодых женщин в длинных простых платьях и широких пестрых плащах, из верхнего края которых каждая из них соорудила капюшон от солнца на свой вкус. Они оглянулись на мужчину; Агнар ждал испуганных воплей и визгов, однако ничего подобного не последовало. Часть женщин помоложе немедленно подалась назад, остальные выхватили из-за пояса ножи, а одна громко и пронзительно закричала, впрочем, без излишней нервозности. Пожалуй, даже не закричала, а позвала, и молодой мастер даже понял, что именно: «Эй, сюда! Тут чужой!»

«Вот ведь!» – скандинав мысленно выругался и повернул, в надежде обогнуть селение.

Но было уже поздно. Из селения бежали мужчины, вооруженные чем попало – копьями, дубинками, даже просто ножами. По виду – обычные крестьяне, но их было много, и воин понял, что проиграл.

Его настигли у одного из плетней, накинулись и повалили. Он сопротивлялся яростно, одному раздробил челюсть, другому врезал в ухо и опрокинул на траву, но нападающих было слишком много. Да и драться они все, похоже, умели отлично. Один из местных, здоровенный широкоплечий мужик с огромными, будто валуны, ладонями налег на Агнара, и тот почувствовал, что еще немного – и его просто расплющит, как зерно между жерновами.

Обитатели селения скрутили викинга и поставили его на ноги. Когда у него прояснилось зрение, он обнаружил, что вокруг него стоят не только местные крестьяне, но и преследовавшие его парни в балахонах, а также старик, облаченный в белое. Тот самый, который указал своим перстом на чужака и приказал его ловить.

Скандинав удивился, когда это старикан умудрился добраться до селения одновременно с ним, а ведь из местного патриарха, – если это, конечно, действительно основатель рода, прародитель местных крестьян и скотоводов, а не какой-нибудь жрец, принесший обет безбрачия, – только что песок не сыплется.

Старик стоял, опираясь на резной посох, и смотрел на Агнара с холодным бесстрастием. Только теперь молодой мастер обратил внимание на то, насколько статен, крепок и свеж этот благородный патриарх, проживший добрых восемь десятков лет. Когда он шагнул к пленнику, перед ним расступились торопливо и почтительно. Он что-то сказал – голос был ясный и совсем не старческий. Скандинав не понял ни слова. Несколько мгновений все молчали, глядя на него, должно быть, ждали ответа. Не дождавшись, старик небрежно махнул посохом, отвернулся и неспешно пошел к лесу, а пленника поволокли в селение.

Мысленно Агнар простился со своей короткой и такой беспокойной, но позарез ему нужной жизнью. Впрочем, смотреть смерти в лицо ему приходилось и прежде, и потому молодой мастер чувствовал удивительное спокойствие. Все – так все. Такова жизнь.

Его успокоил собственный фатализм, и он стал с любопытством оглядываться по сторонам. По его мнению женщины, встречавшиеся по пути, – они поглядывали на чужака слишком откровенно, даже оценивающе, – одевались не слишком прилично. Возможно, по причине теплого времени они были в простеньких тонких рубашках, и по тому, как ткань обрисовывала разгоряченные солнцем тела, легко догадаться, что никакой другой одежды на них не имелось. Кое-кто из них накинул плащ, но многие и этого не сделали.

Возможно, ходить в одной тонкой рубахе по селению здесь считалось допустимым и даже вполне приличным.

Молодой мастер не мог удержаться от того, чтобы не полюбоваться местными красавицами. Все они были темноволосые или темно-русые, в родной же Агнару Норвегии идеалом красоты считалась женщины с густой копной светлых или солнечно-рыжих волос. Все они казались ему восхитительными – высокие, стройные, крепкие, с великолепной грудью и округлыми бедрами, с полными яркими губами и синими глазами. У скандинава мелькнула мысль, вот бы ему напоследок на ночь дали пошалить с парочкой таких, тогда и умирать было бы не страшно.

Разве что очень обидно.

Но потом, вспомнив альвийку, он поморщился и решил – нет уж. Не стоит. Вдруг эти тоже владеют какой-нибудь магией. Еще погубят его душу…

Викинга заперли в деревянной пристройке, прилепившейся к стене одного из больших круглых домов. Рук ему не развязали, однако уже через полчаса после того, как дверь изнутри подперли тяжелым поленцем, он сумел ощупать все стены и убедился, что, несмотря на внешнюю хлипкость, пристройка вполне устойчива, и самостоятельно ему отсюда не выбраться.

Там его продержали недолго – только до утра. Утром, не развязывая, отвели в один из домов.

Изнутри дом оказался еще необычнее, чем снаружи. Большую часть пространства занимал общий зал, очаг был устроен в самом центре, и дым столбом поднимался к отверстию в крыше. Пол устилали тростниковые циновки, столешницы были сложены в углу, но козел, на которые их можно было бы положить, Агнар не заметил. Зато он обратил внимание, что по периметру общего зала тянулась целая цепочка ниш, альковов, каждый из которых мог стать отдельной комнатой – достаточно было лишь поставить ширму или закрыть проем покрывалом. Кое-где в этих нишах лежали свернутые постели, аккуратно уложенная одежда, кое-какая утварь. Похоже, именно там местные жители проводили ночи.

В одном из альковов, в том, который был расположен напротив входа, скрестив ноги, сидел давешний седой старик. Перед ним стояло большое серебряное блюдо с мясом и свернутая лепешка; старик степенно завтракал. Молодого мастера подвели к нему, и, развязав руки, оставили. Выйдя, приведшие его мужчины даже прикрыли за собой дверь.

Вокруг царила тишина. Сквозь редкие и узкие окошки, а также через дымовое отверстие в крыше пробивались лучи света, играя на тростниковых циновках. Скандинав с любопытством разглядывал убранство дома. Оно показалось ему скудным, даже грубым – ни гобеленов, ни изящных светцов, даже кованая цепь, которая свисала с матицы потолка, напоминала поделку подмастерья и аккуратностью не отличалась. Или, может быть, ему просто так казалось.

– Опускайся, – медленно, с трудом произнес старик.

– Что? – не понял Агнар. Он посмотрел на старика – тот вертел в пальцах какую-то деревянную вещицу.

– Я что-то не так сказал? Верно… Садись.

– Так мой язык вам известен? – удивился молодой мастер.

– Нет. Этот язык я взял у тебя.

– У меня?

– Из твоей памяти.

Скандинав рефлекторно выставил ладонь, будто рукой пытался защитить свой разум от проникновения извне, чем вызвал лишь снисходительную усмешку патриарха.

– Так ты не сможешь защититься.

– Мне не нравится, когда неизвестно кто шарит в моей голове, – пробормотал викинг.

– Допускаю, – старик был невозмутим. – Бери мясо. И лепешку… С тем, что мое сознание какое-то время пробудет в твоем, тебе придется смириться. Тем более, что противиться ты не можешь, – он внимательно следил за лицом и жестами пленника.

– Что тебе от меня нужно? – разозлился Агнар.

– В первую очередь я хочу знать, кто ты такой. Потом – откуда ты пришел сюда. И зачем.

– В первую очередь вспомни хоть о самой малой вежливости и назови свое имя.

– Ладно. Меня называют Луитех. Я друид этой области. Теперь твоя очередь.

– Мой отец называл меня Агнаром. Остальные зовут меня Кузнецом. Я родом из Согнефьорда, что в Норвегии. Ты знаешь о такой стране?

– Я знаю о народах Северного Пути, должно быть о тех приморских скалах ты и говоришь. Что ты делаешь на нашем острове?

– Сказать по правде, я здесь не по своей воле. Больше всего на свете я хотел бы оказаться дома.

– Я слушаю тебя, – ответил друид не без интереса в голосе. Он все свободнее и свободнее управлялся с оборотами и целыми фразами родного Агнару языка.

– Даже не знаю, с чего начать… Ты знаешь, кто такие альвы?

– Альвы? – удивился Луитех. – А, ши. Сиды…

– Вот с одной из них я и столкнулся.

– У вас что-то было?

– В каком смысле?

– Отношения у вас были?

– Мужчины на подобные темы не говорят.

– Меня не интересуют твои похождения. Но то, какая магия на тебе может лежать, меня интересует. Если у тебя хватило глупости возлечь с одной из ши…

– Я не знал, что она альвийка.

– Надо было знать, – друид окинул собеседника равнодушным взглядом. – Невежество подобных тебе молодых мужчин поражает. Что еще ты делал? Брал из ее рук пищу? Питье?

– И пил, и ел.

– Все ясно. Что ж. Можно сказать, ты сам во всем виноват. Что бы с тобой ни произошло. Впрочем, продолжай. Именно благодаря женщине из народа сидов ты оказался здесь?

– Да, – злясь на весь мир, отозвался Агнар.

– Ясно. Бери мясо, не станешь же ты морить себя голодом.

– Что вы собираетесь делать со мной?

– Думаю, ты не вчера родился, – старик окунул кусок лепешки в натекший из ломтя мяса сок и с удовольствием отправил в рот. – Сам понимаешь.

– Убьете? – хладнокровно поинтересовался молодой мастер.

– Если бы собрались убить, я не стал бы с тобой разговаривать.

– Что же тогда?

– А ты никогда не обращал в рабство захваченного в плен? – полюбопытствовал старик. Скандинав почувствовал в его голосе иронию и подумал – этот человек просто издевается над ним – и обозлился.

– Вот как? – с притворным спокойствием уточнил он. – В рабство, значит. Очень интересно.

– Рад встретить такое понимание.

Их взгляды скрестились – оба отлично знали, что сказанное не более, чем ирония, колкая и неприятная. А потому обмен взглядами был подобен поединку, и действительно являлся поединком воли старика друида и молодого человека. Впрочем, победителей не оказалось – они отвели глаза одновременно.

– Меня интересует только одно – как ты или твои односельчане собираются заставить меня подчиняться? – спросил Агнар.

– Думаю, в этом нет ничего сложного, – друид поднял ладонь на уровень лба, провел ею – и у молодого мастера поплыло сознание. Совсем слегка – так чувствует себя человек, когда, перегревшись на солнце, входит в тень. Викинг попытался сосредоточиться, однако ему это не удалось. Отчетливое ощущение того, что он находится всецело в чужой власти, было омерзительно. – Ты станешь подчиняться, если желаешь сохранить свою душу. Впрочем, выбор за тобой. Ты можешь стать рабом и делать то, что тебе прикажут, либо же я отдам твой дух на службу Богу-Кузнецу. Думаю, он примет тебя с удовольствием.

Если пленник и побледнел, это осталось незаметным и незамеченным. Ему трудно было сосредоточиться, однако он вынудил себя сделать это и быстро осознал, что его собеседник отнюдь не шутит. Да и о какой шутке может идти речь в подобной ситуации! Агнар не сомневался, что местный жрец – или кто он там, чародей? – вполне способен сделать с ним что угодно, его мощь он уже испытал на себе.

– Я только не понимаю, зачем тебе такой раб, как я.

– Мы найдем тебе применение, – спокойно ответил друид. – Помимо кузнечного ремесла, как я понимаю, ты владеешь еще и воинским искусством, не так ли? Трех человек убил, пока не оказался в плену, а?

– Трех?

– Именно так.

– А для тебя так важно, что я воин?

– Конечно, – старик обстоятельно прожевал кусок и продолжил. – Такой раб, как ты, пожалуй, даже более ценен, чем простой кузнец. Иначе я и разговаривать с тобой не стал бы. С тобой, думаю, разобрались бы мои ученики… И все-таки, тебе следует поесть, иначе ты ослабеешь.

– Тебе нужен воин, и при этом он должен быть совершенно послушен тебе, так? – молодой мастер смотрел на старика в упор.

– Мне нужен хороший воин, – невозмутимо ответил друид.

– Зачем?

– Ты все узнаешь. Со временем.

– А пока чем я буду заниматься?

Старик отер пальцы о край плаща, наброшенного на плечи, и слегка развел руками.

– Чем хочешь. Советую не соваться туда, куда тебе посоветуют не соваться. Далее – не трогать чужое имущество и чужих женщин. И не советую пытаться бежать, если, конечно, ты себе не враг. Поверь, я принял должные меры предосторожности, – друид смотрел на Агнара с легкой насмешкой в глазах, и скандинав почувствовал, что в его душе все закипело. Этот чародей считал своего собеседника не более, чем заносчивым мальчишкой.

Однако ему не следовало показывать своих мыслей. Пусть думает, что убедил.

А в голове медленно формировался план. Так или иначе, прежде чем пускаться в бегство, следовало познакомиться с местными обычаями, чтоб не попасть впросак, и выучить язык. Очевидно, далеко не все местные обитатели будут разговаривать с ним вот так, как этот друид, используя его же собственную память. «Что явно к лучшему», – добавил он мысленно, едва заметно поеживаясь – его внутреннему взору представились почему-то тонкие и гибкие бледные пальцы, шарящие в его голове, а потом перебирающиеся в грудь, к сердцу.

Старик смотрел на него с равнодушным интересом, будто догадывался, о чем он думает.

Агнар протянул руку и взял с блюда большой ломоть мяса, уже успевший остыть. Нанизав его на кончик длинного и тонкого бронзового ножа, который лежал у блюда, он поднес его к углям в красивой кованой жаровне и подогрел. Когда на угли стали падать капли жира, он снял кусок с ножа и с аппетитом откусил.

Мясо было просто великолепное.

Молодой мастер вернул собеседнику высокомерный, насмешливый взгляд. Свою душевную независимость он не собирался уступать никому, даже самому лучшему чародею.

Селение, куда привели пленника, оказалось довольно большим – целых восемь домов, в каждом из которых обитало по большой семье, состоящей из главы семьи и его взрослых детей, уже самих успевших завести отпрысков, а иногда и внуков. Подобные большие семьи были знакомы Агнару, на родине которого под крышей длинных домов зачастую обитало вместе четыре или пять поколений. Правда, подобное встречалось нечасто, поскольку скудный надел земли не мог прокормить тридцать-пятьдесят человек, повзрослевшим детям приходилось отправляться на поиски своей доли и своей земли.

А здесь, где люди по большей части жили за счет своего скота, да и земля была намного щедрее, целые кланы обитали вместе. Вместе строили дом, вместе воспитывали детей, пряли и ткали на всех и вместе шили одежду. Каждый делал то, что умел делать лучше всего, и в результате всем было легче справляться с хозяйством. Известно, что большая дружная семья выживает легче, чем маленькая.

Попытавшись оценить ситуацию непредвзято, молодой мастер понял, что обитатели этой деревни ему, пожалуй, нравятся. Как ни труден был путь взаимного понимания, скандинав очень быстро сообразил, что их взгляды на жизнь очень похожи на привитые ему с детства. Продираясь сквозь трудности чужого языка, викинг пытался общаться с местными мужчинами – они отнюдь не чуждались его только потому, что он был рабом. Конечно, во время трапезы его сажали ближе всех к двери, но как раз на это Агнар не обижался. Почетное место нужно заслужить.

Молодой мастер скоро узнал, что этот народ называет себя белгами и понятия не имеет о множестве вещей, которые знает он. Например, о короле Карле Магнусе, о таких городах, как Румаборг, Миклагард, Йорсалаборг.[4]4
  Рим, Константинополь (Стамбул). Иерусалим.


[Закрыть] Удивленный, Агнар перебрал те названия, которые должны были быть знакомы обитателям Британских Островов. Однако и о Лундуне, и о Йорвике, и о Дюпплине[5]5
  Лондон, Йорк, Дублин.


[Закрыть] они ничего не знали.

При этом вскоре скандинав убедился, что находится именно на Британских Островах – и природа, и окрестности, и даже море, на которое он как-то взглянул краем глаза. Берег залива, как оказалось, находился не так уж далеко, и вместе с другими мужчинами селения викинг смог побывать там; правда, дальше опушки леса ею не пустили. О дальнейшем приходилось лишь догадываться. До поры да времени он решил не ломать себе над этим голову.

На берегу работали свободные мужчины селения – они выворачивали из песка огромные бревна, принесенные волнами – а викинг вместе с женщинами помогал стаскивать их в одну кучу и потом частями переносить в селение, где чуть позже вызывался нарубить дров для очага. Привычная работа ему нравилась, желания отказаться от нее во имя одного только упрямства не возникало – понятно, вовсе без работы здоровому мужику скоро станет до смерти тоскливо. Он отлично умел и любил колоть дрова, и когда ранним утром выходил из дому обнаженный по пояс, легкомысленно и задиристо помахивая топором, на него заглядывались девушки, как раз в это время выходившие доить коров.

Младшая дочь хозяина дома, высоченного крепыша с кустистыми седыми бровями, частенько устраивалась поблизости от пленника, посматривала с любопытством. Именно с ней Агнар быстрее всего нашел общий язык.

– Хороший у твоего отца скот, – сказал он ей, когда было расколото последнее полешко и хворост нарублен так, чтоб удобно было класть в очаг.

Девушка зарумянилась. Она была довольно высокая, стройная и гибкая, с длинными, до колен, русыми косами и белой кожей и легко запивалась румянцем.

– Да, хороший. Мой отец богат. – сказала она. – Как, впрочем, и весь наш род.

– Ну да, – сообразил Агнар. – Вы же все здесь родственники. В этом селении, да?

– Все белги между собой в родстве. А здесь, на Островах, мы все очень близкие родичи – не далее, чем в четвертом колене. Белгов на Островах пока живет немного. Наше племя пришло сюда с материка.

– Понимаю, понимаю, – он поднял топор и заткнул его за пояс. – И много у тебя сестер – братьев?

– Много. Пять братьев и шесть сестер. И мама снова скоро родит.

– Честь и хвала твоему отцу, – пошутил молодой мастер. – Кстати – это он теперь мой хозяин? Что-то никто мне об этом не сказал.

– Если тебе никто не сказал, чего от тебя ждут, то и мне, наверное, надо молчать, – она опять зарделась. – Но мой отец тебе не хозяин. Если не понравится жить у нас, можешь поселиться в любом другом доме, тебя с радостью примут.

– Вот как? Отчего же это? Потому что хорошо рублю дрова?

– Нет. Потому что ты принадлежишь святилищу и, значит, богам. Невольник богов поневоле будет пользоваться уважением. Тем более, если он – воин.

И девушка с удовольствием посмотрела на его обнаженный торс.

– А что ты имеешь в виду под невольником богов? – насторожился Агнар. Ему припомнилась угроза старика-друида.

– Только то. что сделанное тобой будет посвящено богам.

– То есть меня заставят ковать жертвенные предметы? Или… что?

– Я не могу тебе ответить, – она замотала головой. – Если Луитех не счел нужным объяснить тебе, то…

– Я понял, понял – то и тебе не следует этого делать.

– Только вряд ли тебя заставят ковать… А ты хорошо куешь?

– Неплохо. Для своих соотечественников – неплохо, – ответил он в задумчивости: мысли его гуляли за тридевять земель от вопросов собственного ремесла.

– Кузнечное искусство очень почетно. Как и воинское. Впрочем, что я говорю – всем мужчинам следует быть воинами, это понятно. Но кузнецами могут быть далеко не все.

– Это верно.

– Ты… Может быть, ты… – она смутилась, и это он заметил даже при том, что вполне серьезно обдумывал очередной довольно бредовый план побега. – Скоро праздник, будет угощение, а потом танцы. Не хочешь ли быть там со мной?

– Хочу, конечно, – согласился он раньше, чем успел оценить, насколько шалость с дочкой хозяина дома может стать для него опасной. Местные нравы он знал еще очень плохо, неизвестно, чем может ему грозить близкое знакомство с девицей. На его родине, к примеру, за интерес к девушке – интерес, который, скажем, сильно не понравился бы отцу красотки – легко можно было заплатить жизнью.

Она, однако, не собиралась смущаться или пугать его – приятно заалелась и чуть придвинулась к мужчине, будто танцевать предстояло прямо сейчас. Через плечо девицы Агнар заметил, что из дома вышел ее отец, и в голове мелькнула непрошеная мысль: «А готов ли я жениться на ней, если вдруг что?» Викинг окинул ее оценивающим взглядом и, хотя осмотр дал явно удовлетворительные результаты, решил сам для себя – нет, не готов. Рановато жениться, будь она хоть первой красавицей Островов, самой родовитой и самой богатой. Молодой мастер приготовился к яростному отпору.

Черноволосый крепкий мужик с кустистыми седыми бровями скользнул по парочке взглядом, чуть поморщился и ушел.

– У вас тоже справляют праздник цветения, Бель-тан? – спросила девушка, которая появления сурового отца, конечно, не заметила, ибо стояла спиной к нему. Название праздника она произнесла на свой лад, видимо, так, как было принято у ее народа.

– Справляют, – ответил он. – Только у нас этот праздник называется Майским днем.

– И у вас тоже гуляют и танцуют всю ночь напролет?

– Нихасса, у тебя еще много работы! – окликнула еще довольно молодая, но уже увядающая женщина, видимо, мать девушки, младшая из двух жен хозяина дома. Она ходила медленно и осторожно, должно быть, из-за беременности, почти не работала, и оттого двойной груз обязанностей ложился на ее взрослую дочь.

Девушка заторопилась, отвернулась и убежала. Агнар проводил ее задумчивым взглядом и подумал, что близкое знакомство с ней, – раз уж ее отец спокойно его воспринял, значит, не против, – может стать не только приятным, но и полезным. Белгская красотка способна растолковать ему все насчет традиций и обычаев, научить языку. Главное, чтоб потом не вынудили строить с нею дом.

Далеко от селения отходить ему не позволяли, но однажды, вырвавшись из-под надзора, он все-таки решился попробовать – правду ли сказал друид, или просто пугал. Слова старика звучали убедительно, но молодой мастер самого себя перестал бы уважать, если бы все-таки не проверил. Глупо сидеть, будто привязанный, только потому, что его кто-то застращал. Викинг полагал, что его будут постоянно держать под надзором, однако за ним присматривали довольно лениво. Что еще могло бы удержать его здесь, если не бдительность обитателей деревни, он не знал.

Обогнув малинник, скандинав поднялся к опушке и вошел под своды старого леса. Здесь росло множество старых деревьев, когда-то стройных, а теперь постепенно становившихся узловатыми от старости. Скандинав уже знал, что местные жители не решаются срубить ни одного деревца без позволения друидов. Каков принцип, по которому друиды выбирали неприкосновенное дерево, никто, кроме них, не знал.

В лесу было хорошо – прохладно, слегка пахло хвоей и влажной землей. Он присел на мох, попытался почувствовать, не происходит ли с ним чего-нибудь странного, не действует ли какая-нибудь таинственная магия. Ничего вроде бы не происходило. Поэтому Агнар встал и медленно пошел в глубь леса.

Позже он порадовался, что шел медленно. Горло внезапно перехватило, будто кто-то ловкий накинул ему на шею шелковый шнурок и тут же затянул, в глазах потемнело, дышать стало невозможно. Он упал на спину, пополз прямо на спине, и через пару мгновений ему уже полегчало. Перевернувшись на живот, он ждал, пока прояснится зрение, и думал, если бы он шагнул немного дальше, вернуться обратно уже не успел бы – потерял бы сознание.

Викинг ощупал шею – никаких признаков шнурка. Он попытался припомнить, как это произошло, но не смог. Ощущение возникло мгновенно, и дыхание сразу пресеклось, а в этом состоянии мало кто смог бы контролировать происходящее вокруг и вдумываться в творящуюся вокруг магию.

Немного придя в себя, он вернулся и попробовал войти в лес в другом месте, уже не по тропинке, а напролом. Ступал он еще медленнее, но ощущение затягивающейся удавки снова настигло его внезапно. К счастью, падения назад, на спину, оказалось вполне достаточно, чтоб избавиться от последствий неприятных чар. Пробовать в третий раз он не стал, понимая, что в конце концов очередной эксперимент может закончиться для него очень печально.

Присев на кочку на опушке леса – там, где никто не мог на него ненароком наткнуться – скандинав спрятал лицо в ладони и задумался. В душе нарастала волна ярости, хотелось найти друида, приковавшего его своими чарами к сельцу, и разобраться с ним по-мужски.

Но, во-первых, добраться до него он не сможет по причине все тех же чар, а во-вторых, даже добравшись – что он сможет сделать? Агнар прекрасно понимал, что с чародеем ему не тягаться. А значит, надо либо смириться, либо, не торопясь, искать выход из сложившейся нелегкой ситуации. Рано или поздно заклинание даст сбой, или он сам найдет способ обойти его. Должен же существовать выход! «Главное, чтоб на его поиск хватило жизни», – подумал молодой мастер.

Надо было держать себя в руках – настоящий мужчина никогда никому не даст заглянуть себе в душу и не позволит понять, насколько ему тяжело. Так или иначе, но в условиях новой жизни надо было устраиваться, причем с должным почтением к самому себе. Недостойно показывать всем, что его раздавили и лишили мужества. Лучше всего найти себе применение и показать все, на что ты способен. Чтоб ценили и уважали.

И викинг решил заняться своим любимым ремеслом – ковкой.

Кузница была расположена на отшибе, как и в Нейстрии, на берегу реки. Правда, кузницей этот навес над большой печью из камней, скрепленных глиной, назвать можно было лишь с натяжкой – ничего похожего на строение здесь не имелось. В первый раз скандинав не заметил там даже мехов. Походив кругами, он с удовольствием побеседовал с сельским кузнецом и, само собой, заинтересовался. Многое, конечно, было ему знакомо. Железо здесь добывали на ближайшем болоте, потом обжигали самым примитивным образом, плавили в угольных ямах, и знать не знали о тех способах подготовки кричного железа, которым Агнара учил дядя. Казалось бы, при обработке металла белги также должны были встречать уйму проблем.

Однако все оказалось иначе. Местный кузнец удивил собеседника тем, что будто бы и вовсе не знал о тех трудностях, с которыми встречается мастер, выплавляя железо из руды, а потом изготавливая годный к ковке слиток. Казалось бы, плавить руду в яме намного сложнее, чем в специально сложенной для этой цели печи-домне, однако о том, что можно упустить температуру и таким образом запросто загубить железо, мастер будто бы и не слышал.

– Ладонь подношу к кирпичу на своде – и сразу чувствую, пора, или надо еще мехами поработать, – пожав плечами, ответил кузнец. – Разве это сложно?

– Давно ты в ремесле? – поинтересовался викинг, почувствовав в собеседнике более опытного собрата – при всем своем умении он никогда не мог уверенно сказать, что при превращении руды в металл не сделает ни одной ошибки.

– Давно, уж лет семьдесят.

Агнар с недоумением посмотрел на крепкого мужика без единой седой пряди в волосах, с короткой опаленной бородой. Больше, чем на полсотни лет, этот человек никак не тянул.

– Семьдесят?

– Семьдесят.

– А сколько тебе?

Покрытое пятнами въевшейся копоти лицо кузнеца сморщилось в улыбке.

– Много.

– Но не восемьдесят же!

– Может быть, и больше.

Викинг недоверчиво рассматривал его несколько мгновений, потом хмыкнул без особой уверенности.

– Шутишь? Ты же еще совсем молодой!

– Какие тут шутки со своим возрастом.

Переспрашивать скандинав не стал, решив, что он просто чего-то не понимает в жизни обитателей этого селения.

Они перевели разговор на более понятные и близкие мастерам-ковалям темы. Агнар многое мог рассказать местному мастеру о том, как изготавливать сталь, как ковать самое лучшее оружие – а вот по части изысканных поделок белг запросто дал бы своему собеседнику огромную фору. Любуясь фибулами, пряжками, гривнами и браслетами, викинг почувствовал, будто что-то упустил в своей жизни. В нем взыграла ревность мастера, который хоть и понимает, что в своем деле не может быть лучше всех на свете, однако все-таки неосознанно стремится к лучшему.

– Покажи мне формы, в которых ты все это отливаешь, – попросил он, оглядываясь. Под навесом, хоть возле печи, хоть где-то еще, не было места для форм. Как, впрочем, и для инструментов.

– А эти вещицы я делаю не здесь, – ответил кузнец, заметив ищущий взгляд собеседника. – Есть еще одна кузня, маленькая. В селе.

– В селе?

– Да. Там я работаю только зимой, когда времени побольше. Летом только и остается, что править рабочий инструмент, что-то чинить. Да и в поле, бывает, надо помочь. Да еще руду готовить – зимой труднее, – викинг покивал в знак того, что понимает. Железо из руды вываривали только летом, потому что зимой холода зачастую мешали правильно оценить смену температур в угольной яме. – Это все работа грубая, в открытой кузне ее хорошо исполнять – и удобно, и просторно. И не жарко. Ветерком обдувает.

– А зимой, значит, работаешь в селе?

– Именно так.

– Пожара не боитесь?

– Кузня же не деревянная. Из камня сложили. Со знанием дела.

– Ты говоришь о той маленькой пристройке к дому Блаи?

– Да. Блаи – мой отец. Мне очень удобно. Зимой я тружусь у самого дома, – кузнец улыбнулся. – Тут и стол, тут и постель.

– Там тесновато… Где же в придомовой кузнице устроить меха?

– У меня нет мехов. Я знаю, они часто используются в западных землях, где много болот и мало холмов. Но здесь они мне не нужны.

– Как же ты обходишься?

– Все просто, – кузнец, казалось, был готов все показать и рассказать новому знакомцу. – Здесь, на берегу, мне помогает самая простая хитрость. Ветер всегда идет с реки, и сильный. Дует с воды вверх по холму. А я просто снимаю заслонку с печи, и ветер раздувает мне огонь лучше любого помощника с мехами. Только надо выбрать правильную погоду. Конечно, и в безветренный день здесь поддувает. Но намного слабее.

– А в селе? Как ты обходишься в закрытой кузне? – Интерес Агнара еще больше вырос. А кузнец молчал, о чем-то раздумывая. – Это тайна твоего народа? – догадался викинг. – Ты не можешь открыть ее мне – чужаку?

– Да какой же ты теперь чужак! – отмахнулся белг. – Теперь ты вполне свой. Я все могу тебе рассказать, – намек на нынешнее положение пленника был прозрачен, но, охваченный любопытством, скандинав даже не поежился. – Помнишь, совсем рядом с домом колодец?

– Ну, да.

– И он укреплен изнутри, чтоб не заплывал песком, не осыпался. Почти у самой воды – ее уровень практически неизменен – небольшой узкий ход. Его в свое время обмазали глиной. Он подходит прямо ко дну горна. Стоит развести в горне огонь, и туда сразу потоком устремляется холодный воздух. Чем жарче пламя, тем сильнее поддувает. Иной раз раскочегаривает до того, что приходится обливаться водой с головы до ног, закрывать зев горна на то время, пока заготовка находится внутри, и волосы опаляет, даже когда стоишь у наковальни. Зато раскалить даже самый лучший металл ничего не стоит.