355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Игорь Кондратьев » Повесть о Настоящем Мужике (СИ) » Текст книги (страница 2)
Повесть о Настоящем Мужике (СИ)
  • Текст добавлен: 17 июля 2018, 07:30

Текст книги "Повесть о Настоящем Мужике (СИ)"


Автор книги: Игорь Кондратьев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Так, что жизнь налаживалась. Евсей поставил третий топчан в большой комнате сельсовета, но ни разу не прилег на него один. Потому, что, то Анютка, то Людмила желали разделить его одиночество. Как они там решали, когда кто к нему идет, он не знал, да и не хотел. Ему было достаточно того, что каждый вечер он ласкал одну из этих женщин и отдавал ей своё семя.

Но Евсей не был бы самим собой, если не искал бы новых встреч и новых утех.

В очередной раз, обходя караулом село, он услышал сначала забористую брань, произносимую женским голосом, а, потом всхлипы и стоны.

* * *

Фроська росла девчушкой маленькой и щуплой. Но, когда подошел возраст входить в пору женской зрелости, бедра её раздались, сиськи выперли вперед, а вот росточек и конопушки на лице так и остались прежними. Поэтому удивительно было, что успела она выйти замуж и даже пожить неделю с мужем до того, как забрали его в армию.

В общем, девственности, при наличии мужа, она лишилась, но вот, как была девчонкой, так и осталась. К тому же не давалась ей никогда никакая мужская работа. Вот если надо было сшить чего или вышить, сплести, связать. Тут её талантам не было конца. Но если надо было нарубить дров или распилить бревно, то без травмы тут не обходилось.

Вот и сейчас попытавшись расколоть колоду, Фроська получила удар куском расколовшейся колоды в одну голень и огромнейшую занозу в другую.

Евсей зашел на звуки этих стенаний и увидел уморительную картину: Фроська сидела на колоде для рубки дров, и одной рукой гладила наливающийся синяк на одной голени и одновременно пыталась вытащить огромную занозу из другой, при этом скороговоркой материлась.

Евсей выдернул щепку из ноги Фроськи и сказал, как приказал: "Принеси самогону – промыть надо, а то загниет".

Фроська бросилась выполнять приказ.

Евсей, тем временем, снял кашкет, френч и нательную рубаху. Положил их на лавку. Ухватил оброненный Фроськой колун. И начал колотьё: удар топора в дровиняку, что лежит на земле, она, как сама подпрыгивает и летит на колоду для рубки. Удар, и дровиняка разлетается на ровные красивые полешки.

Фроська залюбовалась работой Евсея, забыв даже, что в руках у нее бутыль самогона, а в ноге саднящая рана от занозы.

Евсей наколол ей дров дня на два – на три. И решил на этом пока остановиться.

Подошел к Фроське и сказал: "Ну, пойдем лечиться!".

Зашли в дом.

"Найдешь лоскут чистой тряпицы?", спросил Евсей.

Фроська послушно принесла застиранный кусок рядна.

"Так давай – садись на кровать, чтоб мне сподручней было!", заявил Евсей.

Фроська провела его в спаленку и уселась на кровать, вытянув на ней ноги.

Евсей присел рядом. Потом поднялся, принес кружку и плеснул в нее грамм сто самогона.

"Давай внутрь – тоже надо!", ловко объяснил он.

"Я не пью!", запротестовала Фроська.

"Это лекарство!!!", возразил Евсей.

Фроська выпила, поперхнулась и маленькая струйка самогонки просочилась у нее изо рта. От выпитого у Фроськи закружилась голова, а через пару минут стало как-то весело. Она хихикала, когда Евсей протирал ей ранку тряпкой, намоченной в самогоне, хихикала когда Евсей гладил ее ноги, ляжки. Но когда Евсей полез в трусы, вдруг грустно сказала: "Я ж замужем, я Сашку своего люблю".

Евсей поглядел на нее внимательно и сказал: "Ну, вот ты меня приласкаешь, а может где и твоего Сашку приголубят. На войне знаешь, как женской ласки хочется. Вот и считай: Сашка там, а я здесь, и всем хорошо".

Опьяневшая Фроська только кивнула головой, соглашаясь с такой логикой: "Да, всем хорошо!"

Евсей раздел Фроську, разделся сам и прилег рядом с ней. Долго целовал ее губы, мял упругую грудь. Потом лизал и целовал соски, гладил бока, бедра. Нравилась ему эта простодушная бабенка, нравилось её маленькое налитое тело. Бабой, то и язык не поворачивался назвать – девчонка, да и только. Наконец опустился лицом к ее промежности, полюбоваться на заветное место. Большие половые губы у Фроськи не выделялись. Просто было два округлых валика, а между ними щелка. Над этим кустик каштановых волос с завитком в центре лобка. Он наклонил лицо к ее лобку. Фроська уже потекла, и он жадно вдохнул запах самки. Но не приторный, не вонючий – Фроська была чистоплотной женщиной, а кисловато-дурманящий. И, вдруг, Евсей сделал то, что он никогда не делал с женщинами. Он лизнул сочащуюся щель, желая почувствовать это на вкус. Провел языком по Фроськиной щелке, и даже задел бугорок клитора.

Фроську как током ударило. Она и так совершенно размякла под такими ласками, которых и близко не давал ей молодой неопытный муж. А тут совершенно обалдела. Она схватила руками голову Евсея, прижала к своему паху, и, как в бреду бормотала: "Еще, Саша, еще!".

"Во, кака любовь-то!", усмехнулся Евсей.

"Со мной лежит, а всё своего Сашку вспоминает!".

Для пущего эффекта он провел еще раза три-четыре языком по промежности и полез на Фроську. Вошел легко, так как там всё было залито женским соком.

Влагалище у нее было узкое, что доставляло Евсею сильные ощущения. Но мелкое, что не позволяло ему войти на полную глубину.

Он старался щадить ее, и не вонзал свой член полностью, но когда входил в раж, то бил ее в основание матки, от чего Фроська болезненно вскрикивала, тем не менее, продолжая подмахивать ему в такт, насаживаясь на его мужское достоинство.

Каждый день, удовлетворяясь со своими соседками по сельсовету, Евсей долго не кончал. И вот минут через десять Фроська застонала, задергалась на его члене и обмякла. Евсей продолжил работать в одиночку. Минут через пять Фроська начала вновь отвечать в такт. Еще через пять минут Фроська уже не застонала, а заорала и царапнула в порыве страсти Евсею спину своими коготками. Это добавило ему остроты ощущений, и он охнул и залил Фроськину вульву своим семенем.

После выпитого и двух оргазмов Фроська мгновенно заснула. Евсей прикрыл ее рядном, оделся и вышел на улицу.

Зинка

Зиндара попала в этот колхоз волею судьбы. Приехал в Туркмению молодой инженер-строитель прокладывать железную дорогу и каналы. И увез молодую туркменку с собой. Не то чтобы Зиндара так уж влюбилась. Просто, хотелось молодой девчонке повидать мир, повидать другую жизнь, кроме рабской – сначала под волей отца, а потом мужа. Вот и сбежала она из семьи с молодым русским парнем. Приехал ее муж в этот колхоз для осуществления грандиозных планов страны советов: построить тут огромнейший свинопроизводственный комплекс. Но призвали его в армию для построения оборонных сооружений на новой границе СССР, которая образовалась после присоединения западной Украины и Белоруссии. На одном месте он не сидел, мотаясь по всей новой границе. Поэтому жену решил с собой пока не брать. А потом – война. Вот и осталась Зиндара в колхозе. Переиначив ее имя на русский лад, прозвали ее Зинаидой, а потом кликать стали просто Зинкой. Она привыкла и отзывалась на это имя без недовольства. Им с мужем, чтобы было где жить, на время строительства свинокомплекса, построили маленький домик. Она разбила около домика цветник и посадила огородик, где сейчас и копалась, пропалывая грядки.

Проходя мимо домика Зинки, Евсей увидел мелькающий в огороде аппетитный женский зад.

"Эй, хозяйка, помощи не требуется?!".

Зинка обернулась, и Евсей увидел пышноволосую туркменскую красавицу. Смуглая женщина лет 20-ти. Высокие скулы, нос с горбинкой, пухлые чувственные губы вишневого цвета, высокая крупная грудь, копна смоляных волос. Но груди не круглые, как у русских девок, а удлиненные, как дыньки.

"Ну, помоги, если есть желание".

Евсей скинул на лавку у домика френч и нательную рубаху, взял в руки вторую тяпку. И пошел по соседнему рядку огорода рядом с хозяйкой, споро пропалывая сорняки.

Когда закончили, от быстрого труда и летнего солнца все тело Евсея было покрыто потом.

"Умыться бы и попить", попросил Евсей.

Зинка слила ему на спину воды и пригласила в дом.

"Кушать хочешь?", спросила она Евсея.

"Не, по такой жаре ничего не хочется", ответил он.

Зинка достала из подпола кувшин с холодным зеленым чаем, настоянным на листьях мелиссы и мяты. Она, когда бывала в городке, доставала этот чай всеми правдами и неправдами. Налила Евсею в кружку. Он жадно выпил полкружки, а потом начал по глоточку смаковать напиток.

"Что за чудо, никогда такого не пил!".

"Это наш туркменский чай", улыбнулась Зинка, присев рядом на табуретку.

Евсей разглядывал Зинку, явно ею любуясь. Зинка вначале тоже глядела на Евсея. Крепкое, красивое мужское тело притягивало взор. Но, потом, поймав его взгляд – потупилась. Сызмальства приучали туркменских девочек, что нельзя смотреть на мужчину, а уж тем более ему в глаза.

Евсей встал с лавки, обошел Зинку сзади. Положил ей руки на плечи и вдруг уткнулся ей лицом в волосы.

"Как у тебя волосы чудно пахнут", втягивая носом запах ее волос, прошептал Евсей.

"Это я их травами мою", тихо ответила Зинка.

Евсей подхватил Зинку одной рукой под колени, другой за талию и понес в соседнюю комнатку, которая, по-видимому, была спальней.

Там стоял топчан с соломенным тюфяком, накрытый рядном, как и у всех в этом селе. Евсей поставил женщину на пол, нагнулся, взял платье за подол и одним движением рук снял с нее. Она покорно подняла руки, давая себя раздеть. Евсей удивился – под платьем ничего не было, даже трусов. Он слегка толкнул ее, усаживая на топчан, и стал быстро раздеваться. Потом наклонился и закинул ее ноги на топчан. Она все так же покорно улеглась и раскинула ноги в стороны, ожидая его. Он присел рядом. Поиграл ее роскошными грудями. Полизал и поцеловал соски. Они у нее были темные с большим малиновым ореолом. Потом взглянул на лицо. Она все так же спокойно лежала, закрыв глаза, только дыхание стало учащенным. Поцеловал в губы – она не ответила. Евсей развел ей ноги широко в стороны и полез к заветной цели. Срамное место у Зинки было роскошным, как черный тюльпан: два огромных почти черных лепестка и большой клитор над ними, величиной с сосок. По восточному обычаю она брилась снизу. И это придавало всему виду еще большей прелести. Евсей полез пятерней в промежность. Погладил. Развел лепестки в стороны и начал теребить клитор. Зинка все так же спокойно лежала. Евсей вставил один палец во влагалище, пошевелил им там, потом вставил два. Пока там было сухо.

"От, блин, спящая царевна, как же тебя расшевелить?", задумался Евсей.

Зинка всегда покорно отдавалась мужу по первому его требованию, ничего не хотя для себя. Так же покорно она отдавалась сейчас этому мужику, понимая, что здесь теперь его власть над всеми, в том числе и над ней.

У Евсея уже стоял с надутой головкой, а баба хоть бы пошевелилась.

"Ну, и черт с ней!", решил Евсей, "Вдую ей сейчас, а дальше посмотрим!"

Евсей обильно смазал слюной головку члена, раскрыл пальцами половые губы и стал короткими осторожными толчками в виду сухости вагины продвигать член внутрь женского зева.

Евсей уже минут двадцать трудился над Зинкой. После еженощных слияний то с Анюткой то с Людкой, он никак не мог кончить. Да и баба лежала, как колода ни вздоха, ни стона, ни одного движения навстречу.

И, вдруг, в момент всё изменилось. Раздался какой-то горловой хрип, перешедший в рев раненой медведицы. Зинка обхватила руками торс Евсея и стала резко двигаться тазом навстречу его толчкам. Так продолжалось секунд десять – двадцать. После чего Зинка обмякла и расплакалась.

Евсей, слегка ошалев от такого поворота событий, прекратил движения, оставаясь, однако, внутри Зинки.

"Что это со мной было?", сквозь слезы спросила Зинка.

"Бабой ты стала! Настоящей бабой! Которая не просто мужику дать может, но еще и сама от этого удовольствие получить!"

"А чего же раньше такого не было, я ведь почти год с мужем жила?", прекратив лить слезы, спросила Зинка.

"Торопыга, значит, он у тебя был. Как было – подтверди! Залезет и сразу слезет?"

Зинка вспомнила моменты близости с мужем. Да так и было. Муж удовлетворялся через тридцать – сорок толчков, отваливался в сторону и засыпал. Согласно кивнула головой.

"Ну, а тебе подольше значит надо", улыбнулся Евсей.

"Ну, чё давай продолжим, а? Только ты теперь помоги мне – как вот сейчас делала".

Зинка согласно кивнула, обняла снова Евсея руками и стала благодарно подмахивать ему навстречу. Через несколько минут все было кончено – Евсей охнув излился в Зинку, и, сделав еще пару мощных толчков, навалился на нее. Потом понимая, что так ей тяжело – отвалился в сторону на бок. Зинка повернулась к нему, положила голову на согнутую в локте руку, и уставилась на него взглядом черных колдовских глаз.

Что-то лопнуло в ее душе. Будто треснула та скорлупа запретов и ограничений, в которой она находилась с детства. Тело ее ныло от восторга первого оргазма. Она вдруг осознала, что мужчина не царь и бог, а такой же человек, и может тебе просто помочь, а может доставить сказочное наслаждение, когда ты теряешь себя во времени и пространстве.

Евсей положил ей руку на затылок, придвинул к себе и поцеловал в засос. Теперь она ответила. Минут десять они целовались и ласкали друг друга. Но это была не яростная ласка перед соитием, а благодарность одного – другому за доставленное наслаждение.

Танька

Танька Зотова вышла замуж за мужика работящего, непьющего и до женского полу не очень уж охочего. И была бы она полностью счастлива, если бы не одна заноза, колющая сердце Татьяны. Был он жаден до денег. Работал он не в колхозе, а в леспромхозе на лесозаготовках. Потому имел статус рабочего, а не колхозника и настоящий советский паспорт. Нет, он её и приодел, и на столе всегда у них было по более чем у соседей. Да и дом был, полна чаша: три комнаты и кухня, везде настоящие деревянные двери с косяками, никелированная кровать, часы с кукушкой, буфет и настоящий деревянный одежный шкаф. Ну, что еще надо бабе для счастья? Но портили это счастье его въедливые замечания на каждую трату, которую он считал зряшной. Купила себе пряник в продмаге: "Ты, что растолстеть решила?!". Купила в городке сынишке игрушку – деревянный самолетик: "Ну, да, мы летчика растим – нам деньги девать некуда!". А перед самой войной муж и вообще уехал в Карелию, услыхав, что там оплата на лесозаготовках раза в два больше. И осталась Танька "соломенной вдовой". Вроде и мужняя жена, а мужа нет.

Работала, как все в колхозе, кормилась со своего огорода. Пришлось даже петуха да двух курочек завести, чтобы сыну Ванечке, которому и трех не исполнилось, было посытней кушать.

Но вот закончилось лето. Убрали картошку, свеклу. Евсей мужик был справедливый. Бабам на уборке спуску не давал. Но зато и дал всем по три, а у кого ребятенок по четыре мешка картошки да еще по столько же свеклы. Бабы насушили грибов, насолили капусты и огурцов. У всех было мешка по два своего луку, моркови. Так что голод им не грозил. А у Татьяны был еще запас тушенки из продмага, купленный перед самой войной.

Но был у Татьяны больной вопрос: пока муж работал на лесозаготовках – дрова привозил он, к тому же почти бесплатно. А колхозные собирались в складчину и завозили всем дрова. Теперь же Танька осталась практически без топлива в преддверии зимы. Она, конечно, бегала в ближайший лес – собирала хворост, притаскивала валежины, что полегче. Но, много ты руками натаскаешь? На готовку хватало, а как пережить зиму?

Делать было нечего. Приходилось идти – кланяться новому начальству. Но не с пустыми же руками! Пришлось достать в буфете бутылку коньку, которую муж привез из городка, сказав, что это на пятилетие их свадьбы. После чего коньяк был спрятан в буфет.

* * *

Евсей сидел за столом в сельсовете и прикидывал в тетрадке карандашом, сколько надо корма свиньям на зиму. Арифметику он знал хорошо. А когда надо, то подключал к этому делу Анютку. Задачей его было убедить немцев, что кормов недостаточно и выдвинутый немцами план по выращиванию свиней они выполнить не смогут.

Тут раздался робкий стук в дверь, и в сельсовет вошла высокая симпатичная женщина.

"Господин ефрейтор, у меня просьба. Очень большая просьба. Не откажите, пожалуйста...", униженно бормотала женщина, одновременно доставая из сумки бутылку и ставя ее на стол.

"Интересная просьба!", хохотнул Евсей, взял бутылку и прочитал: "Просьба называется: армянский коньяк три звездочки".

"Нет, это вам – за труды, за беспокойство, я понимаю, что это не оплата, но у меня больше ничего нет – только советские рубли", продолжала бормотать женщина.

Чтобы перебить этот поток бессвязного бормотания Евсей произнес командным голосом: "Так, говори четко и толково, чего надо, а то – выгоню!".

У женщины заплясали губы, она готовы была расплакаться, но, сдержав себя, сказала; "Дров на зиму, а то мы с Ванечкой замерзнем!".

"Ванечка, это кто?".

"Сынок – два годика всего".

"Как звать?".

"Таня, ой, Татьяна Зотова".

* * *

По осенней лесной дороге медленно ехала телега, двигаемая старою сивой кобылой. Телегой правил Евсей Смоляков, на телеге сидели два его "гвардейца" и Татьяна Зотова. В телеге лежали топоры и пару пил.

"Вылазь, приехали!", скомандовал Смоляков.

Он уже приметил три старые засохшие березы – то, что надо на дрова. И работа закипела. Евсей показывал, как надо делать надпилы, чтобы деревья падали куда надо, не калеча людей. Этому он научился в Сибири.

* * *

Огромная поленница березовых дров лежала под навесом во дворе у Татьяны. Жуткий призрак смерти от холода больше не маячил перед глазами. Четыре раза по полдня выделял Евсей на это мероприятие. Надо было: свалить деревья, распилить на колоды, загрузить в телегу, довести, а потом выгрузить, да еще и поколоть. Колол Евсей сам, хватая топор, то в правую, то в левую руку. Татьяна заглядывалась, как он это делает играючи. Будучи сама деревенской жительницей, она оценила и силу, и ловкость, и быстроту, с которой он это проделывал. И вот всё сделано – работа закончена. Татьяна наготовила, чего смогла: испекла пирог с грибами, наварила картошки, яиц, навалила на стол зелени и овощей. Выставила две бутылки самогону. И, наконец, пригласила Евсея и его солдат к столу.

Евсей зашел, посмотрел на всё это изобилие. Молча взял большую миску, отвалил туда горячей картошки, ухватил со стола бутылку самогона и вышел во двор.

"Вот вам от хозяйки – отдохните сегодня", Евсей отдал всё это своим подручным и приказал ехать на свиноферму. А сам пошел в дом.

"Неча их баловать – и у себя на свинарнике пожрут!", без злобы, но строго сказал Евсей.

"Ну, тогда Вас прошу к столу, господин ефрейтор!".

"Слушай, когда мы одни, можешь называть меня просто – Евсей?".

Татьяна растерялась, потом часто-часто закивала головой: "Могу, конечно, могу".

"Ну, вот и называй!"

"Евсей, угощайтесь, пожалуйста!", вежливо и даже торжественно сказала Татьяна.

Евсей ополоснул руки под жестяным умывальником и сел за стол. Потом развязал свой вещмешок, именуемый в простонародье "Сидором", и достал из него бутылку коньку, кусок свиного сала и кусок копченого мяса.

"Ну, что Вы, что Вы, Евсей!", запричитала Татьяна, "Зачем, я и так много наготовила!".

Евсей веско сказал: "Уймись! Тебе еще кормиться всю зиму и мальца кормить!".

Татьяна закивала головой подтверждая, что, да, так оно и есть. Потом ойкнула, подбежала к буфету, быстро достала оттуда две граненые стограммовые стопки и поставила на стол.

Евсей разлил коньяк – выпили, стали закусывать.

"За Ванечкой бы сходить!", забеспокоилась Татьяна. Сына на время работ оставила у старой соседки – Михайловны.

"Успеется!", осадил Евсей, разлил по второй.

"А давай-ка, на брудершафт!".

"Это как?".

"А немцы так пьют, когда хотят друг с другом "на ты" общаться! Только потом поцеловаться надо – по-братски".

"Ну, если по-братски – то можно", согласилась Танька.

Они выпили, Евсей обнял ее и приник долгим поцелуем в засос.

"А это по-братски?" опьянев после двухсот граммов коньяка, спросила Танька?

"Не, это у нас получилось по-сестрински!", хохотнул Евсей.

Окончательно захмелев, Танька запричитала: "Вы мой спаситель, я для Вас...".

"Мы ж "на ты" теперь!", перебил Евсей.

"А, ну, да, я для тебя теперь всё сделаю!".

"Ну, так уж и всё?", ухмыльнулся Евсей.

"А хотите...", Таньку понесло, "Вот вашей сейчас буду, вот, прямо сейчас, только скажите!".

"Эка невидаль, я что, баб, что ли не имел?".

"А вот так не имели!", упрямо возразила Танька, и, схватив Евсея за руку, потащила его в спальню.

Там она быстро сняла с себя всё. Последняя деталь туалета были кружевные трусы, которые она специально снимала очень медленно, и на которые даже Евсей глядел с немым восхищением.

Потом она встала на кровати в коленно-локтевую позицию и упрямо повторила:

"А вот так не имели!".

* * *

Такая позиция в Советском Союзе, почему-то считалась для женщины унизительной. Её называли: "по-собачьи", "раком" и другими нелестными прозвищами. Хотя ничего особенного в этой позиции нет. Для мужчин она предпочтительна, потому, что так мужчина проникает глубже в женщину, а также коридор влагалища удлиняется, что дает больший простор для манипуляций. Для женщины всего лишь исключается возможность тереться клитором о лобок мужчины. Но опытный любовник просто должен задействовать руки. Но советские женщины эту позицию считали неприемлемой!

* * *

Евсей любовался открывшимся видом: округлость бедра, упругость попки, белизна свисающих грудей.

Он не удержался: "А ущипнуть можно?"

"Всё, что захочешь!"

Евсей ущипнул Таньку за ягодицу – она даже не отреагировала.

Евсей сорвал с себя одежду, первый раз в жизни, бросая её где попало. Залез на кровать и пополз на коленях к Таньке, не в силах оторвать взгляд от этих белых округлых бедер. Мял, щипал, целовал эти роскошные белые полушария. Потом раздвинул Таньке ноги и пролез рукой под низ между ними. Там было мокро – Танька возбудилась. Евсей подлез к Таньке вплотную, схватил рукой возбужденный член, нащупал вход в Танькино отверстие и резким движением своих бедер вогнал его на всю глубину Татьяниного лона. Танька пыталась помогать ему, насаживаясь задом на его член, но тут уж Евсей в буквальном смысле взял дело в свои руки. Он ухватил Таньку за бедра и, вгоняя ей своё громадное достоинство, резко дергал за бедра на себя. Соитие сопровождалось хлюпаньем Танькиной вагины и хлопками, с которыми бились о Танькины бедра живот и яйца Евсея.

От ощущения новизны, от вида Танькиных бедер и от того, что член как-то по-другому касался стенок влагалища, Евсей быстро кончил. Танька – не успела, да и в таком состоянии опьянения вряд ли бы смогла. Когда он вышел из нее, Танька просто упала на бок и почти сразу уснула. Евсей еще раз благодарно погладил ее по бедру, укрыл одеялом и стал одеваться. Надо было еще зайти за ее сыном. Привести и накормить парнишку.

Ирка

Ирина Свиридова была женщиной серьезной, хозяйственной. Любая работа спорилась и горела в ее руках. Оставшись без мужа, ушедшего в армию, она не унывала, так как сама могла управиться с любой работой по дому. Вот и сейчас она споро колола дрова во дворе своего дома.

Конечно, сказать, чтоб уж совсем она не унывала, нельзя. Потому как иногда, особенно одинокими ночами, охватывала ее тоска по мужу, по его ласкам. И тогда, хоть волком вой – молодое тело требовала своего! Но Ирина решила держать себя в строгости и на людях ничего этого не показывать и других мужиков к себе не подпускать.

Февральским ясным утром, прогуливаясь по селу, как это он обычно делал, Евсей услыхал звук топора в одном из дворов. Подойдя – залюбовался споро работающей хозяйкой. Зашел во двор и, подойдя к работнице, с улыбкой спросил: "Хозяйка, помочь не надо?".

"Знаем мы твою помощь!", сердито ответила Ирка, "Вон уже, сколько баб обрюхатил".

Да, это было правдой: сначала Анютка, а через пару месяцев Людмила понесли от него. А перед самым Новым Годом – Зинка, которая, после того, как он научил ее кончать, не упускала случая завлечь его к себе.

Евсей смущенно отвернулся и начал озираться, оглядывая дом и постройки Иркиного подворья. Дом был добротный, а за огородом стояла большая крепенькая банька с коньком на крыше.

"Ладно, хозяйка – чаем напоишь?", спросил, наконец, Евсей.

Ирка не хотела портить отношения с новым начальством. Тем более, что дрова, которые она сейчас рубила, помог, как и другим, завести Евсей. И когда-никогда подкидывал ей, как и на каждый двор, небольшой шмат сала или копченого мяса, когда отправляли немцам очередную порцию свинины.

"Ну, пойдем в дом", просто ответила она Евсею.

Сидели, пили чай с бутербродами: Евсей захватил с собой кусочек соленого сала и горбушку хлеба, которым с некоторых пор стали снабжать его хозкоманду немцы. Несладкий горячий чай и соленое промороженное сало с хлебом – удивительно вкусная еда, когда ты молод и тело постоянно требует пищи!

"Банька у тебя хороша!", подал, наконец, голос Евсей.

Да, банька была гордостью Ирины. Её построил еще дед. Сам сложил печку, сам выбирал деревья в лесу для постройки, сам вырезал конька на крыше.

От воспоминаний о деде Ирка заулыбалась.

"А попарь меня в твоей баньке!", попросил Евсей.

"А сам себя что, не попаришь?", возразила Ира.

"Не сам – это не то, вот полежать на полке, чтоб тебя кто до красноты отхлестал – это да".

Ирина знала толк в банном деле. Да, сам себя так не попаришь, как если, кто умелый попляшет тихонько веничком по спине нагоняя жарок, а потом пойдет хлестать вкривь и вкось до тех пор, пока тело не станет цвета вызревшей свеклы.

"Ладно, если приставать не будешь – попарю!" согласилась после некоторого раздумья она.

* * *

Евсей лежал на верхней полке в бане и ждал Ирину. Он уже похлестал себя веничком: грудь, живот ноги и ждал главного – когда ему попарят спину.

Ирина зашла из предбанника одетая в нательную рубаху – наверное мужнину.

"Отвернись и не зыркай!", приказала Евсею. Тот послушно отвернулся лицом к банному окошку.

Прошлась тихонечко веничком по плечам, по спине, по ляжкам и икрам ног. Туда-сюда, туда-сюда. И, наконец, принялась хлестать тело Евсея, что было силы. Евсей только крякал под ее ударами.

"Всё, больше не могу", устало опустилась на лавку Ирка. Евсей повернул голову и глянул на нее: совершенно мокрая от пота, в прилипшей к телу рубахе и сомлевшая от банного жара он была чудо как хороша. Крупная грудь, обрисовавшаяся из под прилипшей к телу рубахе, изящная талия, мощные широкие бедра.

"Ну, давай я теперь тебя попарю – ты ж всё одно мокрая вся!", предложил Евсей.

Ирка неожиданно для себя согласилась, очень уж любила банное удовольствие.

"Только встань в угол и не зырь на меня!".

Когда Евсей встал с полки и отвернулся, она быстро скинула мокрую от пота рубаху и легла на полку прикрыв бедра руками и спрятав, по возможности грудь.

Евсей парил ее минут двадцать, иногда давая передохнуть минутку, полив перед этим прохладной водой из ковшика.

Наконец, Ирка расслабилась вся – руки уже просто лежали вдоль тела и не было ей никакого дела до того, что чужой мужик пялится на её роскошный зад.

Евсей несколько раз окатил ее прохладной водичкой из ковшика и стоял, любуясь женским телом. Оно так заворожило его, что он не удержался и приник губами к копчику, а потом прошелся легкими поцелуями вдоль всей хребтинки до самой шеи.

Ирка не поняла, что это были за касания к ее телу, но они необычайно понравились ей. Ее тело млело под мужскими ласками, не ощущая никакой угрозы. Распаренная она безвольно лежала на животе, и ей не хотелось даже пошевелиться.

Евсею так нравился запах и вкус свежевымытого, распаренного женского тела, что он продолжал работать и работать губами и языком. Легкими нежными касаниями он осыпал тело Ирины поцелуями, иногда облизывая кусочек тела языком.

Ирине казалось, что ее унесло в заоблачные выси, единственно, что нарастал жар внизу живота. Забылись, ушли в сторону все обещания себе: не быть с чужим мужиком. Осталось только чувство неги тела, чувство того, что кто-то большой и сильный ласкает и голубит твое тело.

Евсей уже не мог терпеть – у него так встал и раздулся от вида и ласк молодого тела, что он буквально запрыгнул на Ирину, придавив всем своим телом. Ирка не смогла даже шевельнуться под его весом. А он, не медля ни секунды, вонзил в нее свое распаленное жало. Ирка застонала от ощущения полноты в своей вульве. Она стонала и хрипела при каждом его толчке и, наконец, заорав от накрывшего ее оргазма, сомлела и бездвижно лежала на полке. Евсей работал все быстрей и быстрей. Как же ему нравилось прижиматься к ее телу к этим белым ляжкам! И вот, наконец, пульсация в головке члена и выброс семени, темень в глазах и слабость во всем теле.

Евсей поднялся с Ирины, посмотрел на распростертое перед ним бездвижное тело.

"Господи, неуж-то сердце от жара зашлось?!", перепугался Евсей. Он трижды окатил спину и ноги Ирины прохладной водой. Потом перевернул Ирину на спину и приложил руку под левую грудь. Сердце стучало. Лоб Евсея покрылся испариной: "Слава Богу, жива!". Евсей полил грудь и голову Ирины прохладной водой. Потом приблизился к лицу, чтобы ощутить дыхание. И тут Ирка открыла глаза.

"Змей! Змей – искуситель!", только и смогла выговорить она воркующим голосом и, схватив его за шею, приникла к его губам.

Валька

Картошка была выкопана и собрана в мешки. Все жутко устали. Тех из баб, кто не в силах идти домой с поля, Евсей приказал своим подручным посадить на телегу и отвести в село. А затем вернуться и привести на свиноферму мешки с картошкой. Будучи мужиком неслабым, Евсей не слишком уж перетрудился на уборке картошки. Но удручало его то, что ветер, разнося пыль, поднимаемую собиравшими урожай, запорошил ему лицо и шею и теперь это всё сдобренное трудовым потом принуждало его почесываться там и тут. Он помнил, что за полем ручеек разливается в небольшое озерцо. И решил сходить туда ополоснуться.

Валентина Химочкина, которую в селе звали Валькой, последний заход на уборку решила сачкануть. Очень уж ей хотелось искупаться в маленьком озерце, которое образовалось из-за естественной запруды на протекающем мимо села ручье. Зная, что никто сюда не придет, она после очередного наполнения мешков картошкой и переноски их к телеге шастнула за кусты и побежала к озерцу.

* * *,

Евсей разделся, и с удовольствием смывая с себя пыль, макнулся в озерцо. Он нырнул, и вынрнул почти на середине озерца.

И вдруг услышал фырканье и барахтанье с краю озерца слева от него. Заинтересовавшись, кто это там, он осторожно подплыл к стене осоки и из-за не него стал высматривать купальщика.

И тут он увидел женщину, плывущую к центру озера. Он спрятался за несколькими стеблями пучков осоки и стал ждать продолжения. Она доплыла почти до середины озерца, развернулась и поплыла обратно. Но так, как плыла она на спине, то чуть потеряла ориентацию. И теперь плыла прямиком к Евсею, спрятавшемуся за кустами осоки.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю