Текст книги "Ангелы Монмартра"

Автор книги: Игорь Каплонский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Приехали! – сказал он громко, чтобы услышали в салоне. – Будем воевать здесь.

Сержант покосился на водителя.

– Что случилось? Поломка?

– То и случилось, – пробормотал Гастон. – На нашем корабле слишком много балласта.

Господи, как же не хотелось лезть под дождь! Маранбер спрыгнул на землю, и тут же его ботинки противно чавкнули, проваливаясь в липкую жижу. Мгновенно вымокли брюки. Гастон без церемоний распахнул дверь салона.

– Шинель-то хоть дайте! Придется возиться с мотором.

Солдаты завозились внутри. Несчастный Тарик, лицо которого уже начинало приобретать здоровый цвет, поспешно передал шинель таксисту.

– Не замерзнешь?

– Нет. Хорошо так. Холод дышать – лечить.

Маранбер натянул шинель прямо поверх куртки и приступил к починке.

* * *

– Так и есть: заблудились, – уныло протянул сержант. – Черт, здесь даже карта бесполезна!

Они поняли, что попали в переделку лишь через три четверти часа, когда Гастон все-таки справился с мотором и повел авто в направлении уже исчезнувших огоньков. Еще через полчаса они остановились посреди равнины и долго вглядывались во тьму в надежде заметить хоть малейший отблеск огня. Отовсюду веяло тяжелым духом болота.

– Дикие места, – наконец сказал Маранбер. – Сколько проехали, а вокруг никакого жилья! И это, считайте, рядом с Парижем…

– Нет, в Париж нам нельзя! – испугался сержант, расценив слова таксиста как предложение вернуться. – Нас ждут на передовой, мы не дезертиры!

– Согласен, возвращаться стыдно, – поспешил успокоить его Гастон. – Но нам следует хоть куда-нибудь двигаться и найти войска до того, как мой «рено» окончательно заглохнет.

– Ну-ка! – Сержант извлек из планшета карту. – Лаваль, подсвети… Проклятье, как можно что-нибудь разобрать, если при такой темени да под поганым ливнем не видно ориентиров? Если мы примерно здесь, то во-он там, справа, должна быть лесополоса. Ну, и где деревья? Нет деревьев! Сплошной мрак. Сатана шалит, не иначе!..

Солдаты в салоне примолкли, потом до Гастона донеслось приглушенное бормотанье. Кто-то читал «Pater Noster». Таксист покачал головой. Эти люди могут пойти на верную смерть, но всегда будут дрожать во время грозы, как и многие поколения их предков.

– А если попытаться по компасу? – спросил Маранбер.

– Да, было бы легче, – согласился сержант. – Вот только выдали неисправный. Ржавая стрелка через час развалилась пополам.

– Чинить пробовали?

– Может, и попробовал бы. Да только я поругался с интендантом… чуть не попал под арест.

– Тупой солдафон, – еле слышно прошипел сквозь зубы Маранбер.

Небеса словно услышали молитву и смилостивились над заблудшими в ночи. Тучи немного разошлись, в просвете показалась необычайно яркая луна. Унылая равнина влажно заблестела. Чуть справа и сзади стал виден лесок.

– Что это там? – Грязнощекий указал куда-то пальцем.

Совсем невдалеке, ранее незаметный за струями дождя, над полем возвышался некий большой предмет. От него отделилась человеческая фигурка и, размахивая руками, двинулась к ним.

Незнакомец поравнялся с такси и стал под светом фар. Это был мужчина очень маленького роста, в мокром цилиндре, удивительно чистом для такой погоды костюме и галстуке-бабочке. Он слеповато прикрывал глаза ладошкой.

– О, мсье солдаты! Какое счастье, что вы оказались рядом!

– Я думаю иначе, – сказал сержант. – Милейший, подойдите поближе.

Человечек послушно подбежал к кабине.

– Нам нужна помощь! – затараторил он, однако запнулся: из недр такси донеслись сдавленные вскрики.

Кто-то с удвоенной силой начал читать молитву. Щелкнул затвор винтовки. Человечек растерянно взглянул на сержанта и таксиста. Маранбер расхохотался.

Ночной гость, вне всяких сомнений, был циркачом или актером провинциального театра. При ближайшем рассмотрении оказалось, что его лицо, до этого прикрытое ладонью, было измазано желто-розовыми потеками грима. Глаза, обведенные густой тушью, казались черными провалами. Всё это, да еще резко подкрашенные скулы и подбородок, делали человечка похожим на мертвеца со следами тлена на коже.

– Господи! Для кого же вы, любезный, устраивали представление ночью, среди поля, да еще при ливне?!

– А-а… Спектакль был раньше, – затараторил актер. – Хозяйка труппы больна. Фургон завяз, лошадям не под силу его вытащить. Вы поможете нам выехать на дорогу?

– А вы знаете, где дорога? – хором поинтересовались Маранбер и сержант.

– Конечно, метрах в пятнадцати справа. Лошади так неожиданно свернули…

– Мы сможем проехать к вашему фургону напрямую? – оживился Гастон.

– Да, конечно! – заверил его человечек. – Земля достаточно плотная. Это мое невезение загнало нас в единственную здесь канаву.

– Что ж, поехали! – Маранбер подвинулся на водительском сиденье. – Забирайтесь, только не толкайте под локти.

Задние колеса выбросили вверх поток грязи. Авто преодолело по пути кочку, выровняло ход и заскользило по грунту.

– А какие спектакли вы даете? – спросил таксист, натягивая дорожные очки.

– Да единственный, – отмахнулся актер. – Драму. И то редко.

– Вот как? О чем же?

– О судьбах людей, – нехотя ответил человечек.

– Ого! Это что-то новомодное? Модерн?

– Можно сказать и так, – актер закусил губу.

– А вы не любитель беседовать, – заметил Гастон.

– Я простой актер. Если захотите, спросите хозяйку. Она расскажет лучше.

Таксист пожал плечами и сосредоточил внимание на дороге.

* * *

Фургон был большой, с тремя парами обитых железом колес, высокими бортами и куполом в виде горизонтально прикрепленного поверх повозки брезентового цилиндра. В повозку были впряжены две крепкие гнедые лошадки. Их укрывали от дождя длинные, до самой земли, холщовые попоны. Лошади смирно прижимались друг к другу; их морды время от времени окутывали облачка пара. Сквозь щели баллона пробивалось тусклое сияние: в повозке горел светильник.

Гастону стало не по себе. Просто мистика. Фургон под луной, разрисованный символами и ангелами, неподвижные лошади и таинственный свет внутри. Таксисту вспомнилось детство, когда до смерти хотелось пробраться за кулисы театра или же попасть ночью в опустевший цирк. Он был уверен, что самое странное и волшебное начинается, когда падает занавес и гаснут огни рампы. Без сомнения, по другую сторону продолжается действо, лишь малую часть которого позволено увидеть простым смертным.

Когда такси подкатило к повозке, дождь почти закончился.

Лошади зафыркали и подались назад. Купол покачнулся, на брезентовых боках затрепетали крылья ангелов. Но сияние внутри оставалось таким же ровным.

Маленький актер выпрыгнул из кабины и засеменил к повозке.

– Мадам Брошногроджич! – Он постучал кулачком по доскам борта. – Я вернулся! Солдаты любезно согласились помочь.

– Спасибо, Мим, – донесся изнутри слабый, но очень мелодичный женский голос: казалось, его обладательница более привыкла к пению, нежели к разговорам. – Мсье, извините за неучтивость. Мне трудно приветствовать вас лично.

Пехотинцы вылезли из такси и начали разминаться. Тарик попытался заглянуть внутрь сквозь щель в шнуровке, но его одернул сержант.

– Поступим так, – сказал Гастон. – Лошадей распрягать не будем. Я зацеплю тросом переднюю часть повозки. Если понадобится, толкнете фургон сзади. Мадам, потерпите, сейчас повозку тряхнет.

Без помощи солдат не обошлось. Пока Маранбер выруливал к дороге, сержант тянул лошадей под уздцы, а пехотинцы налегли на заднюю часть фургона. Повозка со скрипом выехала из канавы. На всякий случай ее вытянули к самой дороге.

– Славно потрудились! – одобрил сержант. – Мсье таксист, у вас еще остались папиросы?

Сейчас табак показался особенно ароматным. Гастон оперся плечом о раскрашенный дощатый борт и с наслаждением затянулся.

Небо быстро прояснялось. На его черном куполе то здесь, то там загорались звезды. Порыв ветра хлопнул в брезентовый бок фургона.

– …И надо же, лошади понесли, – долетал до Маранбера голос актера-коротышки. – В километре от нас загорелись огни. Лошади тоже их заметили – и как рванули! Вот мы и завязли. Что их испугало? Солдаты?

– Какие солдаты? – послышался удивленный голос сержанта. – Мы, что ли?

– Нет, нет! – Актер возмутился его непонятливости. – Солдаты по другую сторону. Во-он там. Патруль, наверное.

– Давно это было? – быстро спросил сержант.

– Около получаса назад.

– Как вы догадались, что это солдаты?

– Ну, скажем… у меня хорошее зрение. Солдаты, в шинелях, при винтовках…

– Понятно, – по тону сержанта Гастон понял, что отдых закончен. – Всем в машину! А в каком направлении они двигались?

– Туда. На север, надо полагать.

Сержант возник перед Маранбером:

– Похоже, мы недалеко от позиций. Не будем задерживаться.

– Постойте! – донесся голос из фургона. – Мсье таксист, прошу уделить мне несколько минут. Мсье сержант, надеюсь, вы позволите…

– Хорошо, мадам. Только умоляю, не слишком долго.

Гастон пожал плечами и обошел повозку. Его опередил суетливый Мим. Человечек откинул от днища фургона короткую лесенку, взобрался на нижнюю ступеньку и приподнял перед таксистом темный от влаги полог.

– Постарайтесь не волновать мадам Брошногроджич, – шепнул актер. – Ей действительно очень плохо. Тяжелый день…

Высокий купол фургона позволил таксисту распрямиться в полный рост. К удивлению Гастона, здесь не было свернутых декораций и связок реквизита. У борта находилась невысокая кровать с привинченными к полу ножками. На кровати под одеялом лежала бледная женщина. Глаза ее были полузакрыты, волосы и лоб скрывал широкий платок.

Рядом с кроватью располагался грубо сколоченный столик с простой и не совсем свежей скатертью. На столике горел оранжевый китайский фонарь. Дальше, в углу, темнел пятнами облупленного лака стул. На его сиденье Гастон увидел желтую шляпу с неровными полями и пришитой к тулье парой больших птичьих крыльев – наверняка деталь театрального костюма.

Казалось, в фургоне путешествовали мало. Не было уюта ни в досках с мокрыми потеками, ни в плотно натянутом куполе. Наверное, во время ливня здесь невозможно уснуть: капли так грохочут по брезенту, что ощущаешь себя внутри барабана.

– Вы разочарованы? – улыбнулась женщина. – Это ничего. Сейчас в театрах избегают пышности, она ни к чему. Наша труппа знавала времена получше. Мы сами не знаем, зачем возвращаемся в Париж. Люди уезжают, город пустеет…

В ее завораживающем голосе проскользнула нотка лукавства.

– Будьте добры, подойдите поближе, – из-под одеяла выскользнула худая рука с бледной, едва ли не прозрачной кожей. – Вот так. А теперь дайте вашу ладонь.

Маранбер исполнил ее просьбу.

– Я умею гадать. Вы не против?

– Буду признателен, – вежливо ответил Гастон.

Он помнил, что его ждут солдаты. Повозку-то вытащили – чего еще нужно?

Но таксист уже не мог, не находил в себе сил отдернуть руку, освободиться из нежного тепла женских ладоней. Ему стало жарко. Я околдован, подумал он с легкой и светлой печалью. Я околдован, и как это прекрасно!..

Женщина привстала на кровати, огненные волосы выбились из-под платка, глаза широко распахнулись… Нет, не бывает у рыжих таких небесно-синих глаз!..

Колдунья внимательно вгляделась в ладонь таксиста. Сейчас нечеловеческая, неземная красота женщины показалась Маранберу пугающей.

– Это чудесно! – пропела актриса. – Очень четкие линии… Мсье, вы будете жить очень долго и счастливо. Забудьте о войне, она не для вас. Помогите друзьям в Париже. Одному из них придется вести великую битву, она важнее фронтовых сражений. Ему необходима ваша помощь. Поторопитесь, он уже принял бой, и нет пути к отступлению. Было страшное поражение, но оно приведет к победе. Отвезите солдат и поскорее возвращайтесь в Париж. Теперь вы не заблудитесь. Через час примете боевое крещение. Ни о чем не беспокойтесь. Ваша судьба уже едина с судьбами мира. Будьте благословенны. Я отпускаю вас.

Глаза Гастона затянуло лазурное марево. Я отпускаю вас – так сказала она, и Маранбер начал приходить в себя. Он вспомнил, что гипнотизеры выводят подопытных из забытья фразой или словом-ключом.

Теперь наваждение исчезло. На кровати лежала обычная рыжеволосая женщина, изможденная, бледная, больная. Она повторно подняла обессиленную руку и едва заметно махнула Гастону на прощанье. Таксист искренне пожалел эту несчастную красавицу и всем сердцем пожелал ей скорейшего выздоровления.

Дождь всё еще моросил. Холодные капли окончательно вернули Маранбера к действительности. Мим убрал лесенку и поднялся на место возницы. Свистнул кнут, заскрипели колеса. Фургон тронулся с места.

– Удачи! – крикнул актер. – Желаю выжить и увидеть победу!

Пехотинцы снова разместились в салоне. Гастон уже был готов поверить, что беседа с колдуньей – всего лишь причуда воображения.

* * *

– Огонек! – закричал пехотинец Лаваль. – Клоун не обманул!

Гастон присмотрелся и действительно увидел невдалеке яркую точку.

– Интересно, – сказал сержант. – Мы двигались по бездорожью и срезали добрую часть пути, не иначе. Тем лучше. Остановите авто!

Маранбер заглушил мотор.

– Эй, скорее сюда! – закричали вывалившие из салона пехотинцы. – Мы здесь!

Огонек качнулся и начал быстро приближаться.

– Будут неприятности, – покачал головой сержант. – Надо заранее обдумать рапорт. Ясно одно, командование нас хвалить не станет.

Огонек был совсем близко, когда им ответили…

Раздались гортанные выкрики, и темнота озарилась выстрелами.

* * *

– Всем за насыпь! – надрывно заорал сержант. – Патроны экономить!

Пехотинцы рассыпались цепью и залегли у дороги. Лишь когда пуля разбила фару, Гастон сообразил, в чем дело. Таксист упал у переднего колеса. Уши заложило от резких хлопков. С той стороны раздался залп – уже гораздо ближе.

– Никто не ранен? Влипли!.. – Сержант сорвал голос. – Немцы поперли! Брошан, где гранаты?

Из своего укрытия Маранбер успел заметить, как в воздух взметнулся темный шарик. На секунду повисла тишина, потом коротко грянул гром. Местность озарилась яркой вспышкой. Со стороны противника раздался вопль, затем крики ярости.

– Кажется, один готов, – прохрипел сержант. – Не отступать!

Немецкая граната разорвалась в нескольких метрах от такси. По капоту заскрежетало, звякнули разбитые стекла.

Маранбер почти оглох. Он перевернулся на бок, свернулся калачиком и заткнул уши склизкими от грязи руками. Рядом снова разорвалась граната, ударная волна едва не перевернула авто.

Они же целятся в меня, подумал он. Нет спасения! Но нельзя умирать, надо еще кого-то спасти… Да, колдунья?..

Одна за другой над головой свистнули две пули.

Немцев было больше, и они окружали маленький отряд. Это таксист определил по выстрелам: вспышки рассыпались полукругом, охватывая такси с севера.

– Всем отползти от машины! – приказал сержант. – Если она взорвется, мы будем как на ладони!

Не уйду, вдруг решил Маранбер. Пусть лучше убьют. Потом кто-нибудь скажет: погиб красиво, на фронте…

И всё же умирать не хотелось.

Германцы дали залп. Кто-то вскрикнул – кажется, грязнощекий. Я ведь даже не знаю его имени, вспомнил Гастон.

По отрывистой команде враги разом вскочили и, пригнувшись, с винтовками наперевес, рысью побежали к дороге.

– Оружие! – Гастон пытался перекричать грохот стрельбы. – Дайте винтовку, черт подери!

Сержант бросил таксисту револьвер. Маранбер не успел поймать оружие, ствол больно ударил в предплечье.

Прямо перед Гастоном возникли двое солдат в шинелях незнакомого покроя. Стволы их винтовок одновременно поднялись. Гастон обеими руками схватил револьвер и выпустил им навстречу три пули.

– Майн мута'! – захрипел один из врагов и всем телом рухнул навзничь.

От неожиданности второй поскользнулся, выронил винтовку и упал на колени. Он выставил перед собой руки и заныл:

– Нихт шисн… битте… нихт…

– Держи его на мушке! – закричал сержант.

Скуля, германец лег на дорогу.

Гастон проглотил горькую слюну. Убитый был пожилым и крепким, седые волосы выбились из-под серой полевой фуражки. Меж пышными бакенбардами застыл кровавый оскал.

Таксист нисколько его не жалел. Лишь противно дрожали руки, в которых он сжимал жесткую рукоять револьвера. Второй – пленник Маранбера – оказался почти мальчишкой с едва заметными усиками. Парень лежал смирно, глядя мимо таксиста бессмысленными, полными слез, глазами.

Старый волк учил охотиться молодого волчонка.

* * *

Сквозь шум боя послышалось…

Нет, не послышалось. За ближайшим холмом загудели моторы. Шоссе озарилось лучами фар.

К месту боя спешили два грузовика – но чьи?

Сержант понял первым. Он выстрелил в воздух и закричал:

– Франция здесь!

Немцы кинулись врассыпную. Еще одного настигла пуля.

Из грузовиков выпрыгивали солдаты и бросались вслед убегавшим.

– Брать в плен! – кричал чужой голос, командными нотками похожий на голос сержанта. – Ни один не должен уйти! Ни один!..

Гастон поднялся с земли и оперся спиной на вспоротый осколками капот.

Сержант уже стоял навытяжку перед двумя офицерами.

– По причине поломки автомобиля отстали от колонны в Нантей-ле-Одуэн. В связи с плохой видимостью и из-за трудноопределимых в темноте ориентиров потеряли направление и поехали через поля напрямую. Здесь дали встречный бой превосходящим силам противника…

Встречный бой, усмехнулся Гастон. Красиво звучит.

– …с малыми потерями дождались подкрепления. Рядовой Брошан ранен в бедро. Доложил сержант Пепиньер, шестая армия…

Смешная фамилия. Надо запомнить.

К грузовикам тащили пленных немцев – шестерых молодых ребят, которые отличались от героической четверки французов разве что шинелями да номерными пикастыми касками.

Один из них, плененный Маранбером мальчишка, на мгновение вырвался и подбежал к Гастону. Лязгнули затворы.

– Не стреляйте! – крикнул таксист.

Паренек с виноватой улыбкой что-то извлек из кармана и протянул Маранберу. Пленного тут же схватили за шиворот и потащили к машине.

В руках у Гастона оказалась красная книжечка с золотым тиснением на обложке. Таксист был бельгийцем и прекрасно знал немецкий.

Эрнст Гофман, «Золотой горшок. Сказка из новых времен».

В имени автора было нечто знакомое и ностальгическое, из детства, с запахом рождественской елки. Кажется, этот Гофман написал еще одну историю – о деревянном швабском уродце, который что-то не поделил с мышиным королем.

– …Ничего, разберемся, – кивнул офицер сержанту. – Пленных доставить в штаб. Оттуда сразу протелефонируйте в ставку. Скоро противник обнаружит исчезновение патруля, всем быть готовыми к бою!.. А вас, герои, с боевым крещением!

Рыжеволосая колдунья была права…

Пехотинцы Пепиньера взяли винтовки на караул.

* * *

Так начиналась битва на Марне.

* * *

Светало.

Гастон возвращался в Париж со смешанными чувствами. С одной стороны, ему придется долго латать любимый «рено». С другой – он всё же поучаствовал в войне. И в этом маленьком сражении победили французы.

Он не ощущал себя героем. Вот сержант Пепиньер и солдаты не растерялись… А что ждет того молодого немца?..

Рассвет выдался сырым и зябким. Солнце лениво пробивалось сквозь клубы летящих к востоку туч. Дорога приобрела серый оттенок. Мотор гудел ровно, воздух разносил звонкое эхо по окрестным холмам.

У обочин виднелись указатели, которых Гастон ранее не заметил в темноте. У места, где они отстали от колонны, таксист улыбнулся и запоздало подумал, что надо на всякий случай приобрести карту окрестностей.

Маранбер заметил, что тучи скапливаются вокруг свежих фортификационных укреплений, насыпанных на подъезде к столице. Словно небесная армия подтягивает силы для генерального сражения. Ему привиделся легкий отблеск молнии.

Таксист прибавил скорость, гадая, когда же снова въедет в полосу дождя.

Вскоре начались обжитые пригороды, а с ними и военные посты. Гастон ощутил легкое беспокойство. И, по мере приближения к северной окраине Парижа, оно стало превращаться в тревогу.

Позже, когда увидел Холм с куполом и стрелой колокольни Сакре-Кёр, таксист понял, что ему необходимо проехать именно там. И непременно через площадь Сен-Пьер…

Когда он уже сворачивал на площадь, оставляя справа утопающую в зелени лестницу, невдалеке – всего в квартале от него – послышался шум голосов. Теперь, казалось, авто ведет уже кто-то другой и лишь подвозит обмершего от страшного предчувствия Гастона к перекрестку рю Тардье и рю Шаппе.

Маранбер остановил такси на углу, выскочил из кабины и понесся к месту, где собралась толпа. Почти одновременно с ним прибыла машина городской жандармерии.

На перекрестке находилось множество людей. Они окружали плотным кольцом нечто, вызывавшее у них болезненный интерес.

Зеваки переговаривались и спорили. Некоторые отворачивались и покидали перекресток. Какую-то прилично одетую женщину сильно рвало. Несколько взрослых отгоняли подальше стайку любопытных детей. Время от времени в окна выглядывали сонные обыватели, но, посмотрев вниз, бледнели и исчезали за занавесками.

Пока жандармы выбирались из своего авто, Гастону удалось пробиться в первый ряд. И он тут же горько пожалел об этом. Ноги ослабели, однако он устоял, бессмысленно глядя на широкую черную лужу…

* * *

…та самая красавица в белом трико, Селена-Орфелина, лежала на мостовой. Ее серое лицо было обращено к небу. Вокруг косой раны на горле сворачивались капли крови…