Текст книги "Причуды природы"

Автор книги: Игорь Акимушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

Игорь Акимушкин
Причуды природы

Художники Е. Ратмирова, М. Сергеева

Рецензент доктор биологических наук, профессор В. Е. Флинт 

Вместо предисловия

Человек на заре своей истории соорудил несколько необычных по тем временам построек и высокомерно назвал их «семью чудесами света». Ни много ни мало – «света»! Будто бы нет во Вселенной ничего более удивительного и великолепного, чем эти его сооружения.

Шли годы. Одно за другим рушились рукотворные чудеса, а вокруг… Вокруг буйствовала великая и бессловесная Природа. Она молчала, не могла, сообщить тщеславному человеку, что чудес, созданных ею, не семь и не семьдесят семь, а в сотни, в тысячи тысяч раз больше. Природа словно ожидала, когда он сам обо всем догадается.

И Человек, к счастью, это понял.

Что такое, например, египетские пирамиды по сравнению с дворцами, возводимыми африканскими термитами? Высота пирамиды Хеопса в 84 раза больше роста человека. А вертикальные размеры термитников превышают длину тела их обитателей в 600 с лишним раз! То есть эти сооружения по меньшей мере «чудеснее» единственного сохранившегося до наших дней человеческого чуда!

На Земле обитает, можно сказать, полтора миллиона видов животных и полмиллиона видов растений. И каждый вид по-своему чудесен, удивителен, поразителен, потрясающ, ошеломляющ, дивен, фантастичен… Сколько нужно ещё эпитетов, чтобы убедительнее было?!

Каждый вид без исключения!

Представляете – два миллиона чудес сразу!

И не известно, что преступнее – сжечь по-геростратовски храм Артемиды в Эфесе или свести на нет тот или иной вид. Человеческое чудо отстроить можно. Уничтоженное чудо Природы восстановить нельзя. И биологический вид «человек разумный» обязан это помнить и лишь тогда оправдает видовое свое название.

Впрочем, достаточно заверений. В предлагаемой читателю книге найдется много доказательств чудесной уникальности всевозможных животных. В ней я пытался эти уникальности объединить, собрать воедино и связать с зоогеографическими регионами – областями обитания редкостных животных. Рассказал и о том живом и поразительном, которому по вине человека грозит гибель.

А это поразительное может проявляться по-разному. Не только в строении и поведении животного, но и в таких, например, аспектах существования вида, как его эндемичность, странные экологические ниши, занимаемые им, корреляции и конвергенции, особенные миграции или, наоборот, редкостная привязанность к избранному для обитания месту (как, например, у овцебыков), былая и перспективная экономическая ценность (зубры), поразительная быстрота бега (гепард) или интересные перипетии открытия и изучения животного (большая панда). Словом, под «необычностью» я понимаю широкий круг вопросов, связанных с проявлениями жизни на Земле. С таким расчетом и подбирался материал для этой книги.

Разумеется, далеко не все исчезающие животные описаны мной (их около тысячи!). По той же причине и не обо всех чудесах Природы рассказано: их миллионы!

В том, что Природа способна вызывать к себе интерес даже у людей далеких от неё профессий, я лишний раз убедился во время работы над книгой. Познакомившись с ещё не завершенной рукописью, мой друг журналист Олег Назаров сам настолько увлекся, что некоторые главы о необычных животных Южной Америки и Австралии мы написали уже совместно. За что я и приношу ему свою искреннюю благодарность.

Разделённое пространство

Сотни миллионов лет назад вольготно было океану. Континенты не рассекали его безбрежные просторы. Суша единым массивом возвышалась над солеными водами. Этот пока ещё гипотетический суперматерик учёные назвали Пангеей (или Мегагеей). В нем в одно общее сухопутье были «спаяны» все современные континенты. Так продолжалось до конца триасового периода мезозойской эры – до времени 200 миллионов лет назад. Потом раскололась Пангея, и первой двинулась на юг Гондвана – конгломерат материков: Антарктида, Австралия, Индия, Африка и Южная Америка. Затем и Гондвана распалась: Южная Америка устремилась, отделившись от неё, на северо-запад, Индия и Африка – на север, Антарктида, соединенная ещё с Австралией, – на юг. Северная Америка и Евразия, не входившие в состав Гондваны, составляли ещё единый материк. Таково было положение континентов в палеоцене – 65 миллионов лет назад.

Если этот процесс – дрейф материков – и дальше станет продолжаться, то как будет выглядеть географическая карта мира, скажем, через 50 миллионов лет?

Обе Америки сдвинутся ещё больше на запад, Африка и особенно Австралия – на северо-восток, Индия – на восток. Положение Антарктиды останется неизменным.

«Континенты не остаются на месте, а движутся. Достойно изумления, что впервые предположение о таком движении было выдвинуто около 350 лет назад и с тех пор выдвигалось ещё несколько раз, однако эта идея получила признание учёных только после 1900 года. Большинство людей считало, что жесткость коры исключает движение континентов. Теперь все мы знаем, что это не так.»

(Ричард Фостер Флинт, профессор Йельского университета, США)

Впервые наиболее обоснованные доказательства дрейфа материков появились в книге немецкого геофизика Альфреда Вегенера «Происхождение континентов и океанов». Книга вышла в свет в 1913 году и уже в следующие двадцать лет выдержала пять изданий. В ней А. Вегенер изложил свою знаменитую ныне миграционную гипотезу, которая в дальнейшем, значительно дополненная, получила также названия теории перемещения, мобилизма, дрейфа континентов и глобальной тектоники плит.

Немного найдется научных гипотез, о которых столько спорили и к которым так часто прибегали за помощью специалисты других наук, пытаясь объяснить досадные неувязки в своих изысканиях. Сначала геологи и геофизики почти единодушно выступили против Вегенера. Сейчас другая картина: у многих исследователей он нашел признание. Основные положения его гипотезы, модернизированные и дополненные, использованы в построении новейших, более совершенных геотектонических теорий.

Но справедливость требует сказать, что и поныне ещё есть учёные, убежденно отвергающие возможность миграции континентов.

Если примем положение: Пангея – некогда бывшая реальность, то можно сделать такое заключение, вытекающее из этого факта: в те дни, надо полагать, несложная была бы зоогеография. Для передвижения и распространения во все концы единого массива суши животные не знали существенных преград. Моря и океаны, непреодолимые для наземных созданий (не умеющих летать), не разделяли, как ныне, материки.

Теперь же Пангея распалась на континенты. И каждый из них несет свой собственный фаунистический отпечаток. Согласно с ним, все пространство Земли разделено учёными на разные зоогеографические области и царства.

Последних – три: Нотогея, Неогея и Арктогея (или Мегагея).

Распространение позвоночных животных, главным образом млекопитающих, положено в основу названного подразделения. В Нотогее обитают яйцекладущие и сумчатые звери. В Неогее яйцекладущие не живут, но сумчатых ещё много. Царство Арктогея охватывает такие страны мира, в которых нет яйцекладущих и сумчатых, а лишь плацентарные млекопитающие.

В Нотогее и Неогее только по одной зоогеографической области – соответственно Австралийская и Неотропическая. В Арктогее их четыре: Голарктическая, Эфиопская, Индо-Малайская (или Восточная) и Антарктическая.

Местоположение последней ясно из названия.

Голарктическая же область занимает территорию столь обширную, как ни одна другая. Она включает всю Северную Америку, всю Европу, большую часть Азии (на юг до Индии и Индокитая), а также Северную Африку до границ Сахары с саваннами.

Эфиопская область простирается к югу от владения Голарктики в Северной Африке. Она занимает всю Африку от этого рубежа, включая Мадагаскар и крайний юг Аравии, а также близлежащие острова.

Индо-Малайская область – это Индия, Индокитай, юго-восточная прибрежная полоса Китая (с Тайванем), затем Филиппины, Индонезийский архипелаг до Молуккских островов на востоке. Эти острова, так же как и Новая Гвинея, Новая Зеландия, Гавайские и Полинезийские острова, входят в Австралийскую область.

Осталась у нас в не обозначенных пока границах Неотропическая зоогеографическая область. Положение её на карте мира определяется в двух словах: Южная и Центральная Америка (с Антильскими островами).

Рассказ о причудах природы построен будет сообразно с этим региональным делением пространства, где обитают животные суши (и пресных вод). В разделе «Странности природы северных широт „описаны необычные и исчезающие животные Голарктической зоогеографической области. В главе „Южнее Сахары“ – Эфиопской. Название раздела „Индо-Малайские чудеса“ говорит само за себя. „На Южном континенте Нового Света“ – это значит в Неотропической зоогеографической области, а „Чудаки на Пятом континенте“ – австралийские диковинки.

1. Странности природы северных широт

Необычное в обыденном

Слепота инстинкта

Сомкнутой колонной маршируют в поисках корма гусеницы соснового походного шелкопряда. Каждая гусеница идет за предыдущей, касаясь её своими волосками. Гусеницы выпускают тонкие паутинки, которые служат путеводной нитью для шагающих сзади товарищей. Головная гусеница ведет всю голодную армию к новым «пастбищам» на вершинах сосен.

Знаменитый французский натуралист Жан Фабр приблизил голову передовой гусеницы к "хвосту" последней в колонне. Она схватилась за путеводную нить и тотчас из "полководца" превратилась в "рядового солдата" – пошла следом за той гусеницей, за которую теперь держалась. Голова и хвост колонны сомкнулись, и гусеницы стали бесцельно кружиться на одном месте – шли по краю большой вазы. Инстинкт оказался бессильным вывести их из этого нелепого положения. Рядом был положен корм, но гусеницы не обратили на него внимания.

Прошёл час, другой, прошли сутки, а гусеницы все кружились и кружились, словно заколдованные. Они кружились целую неделю! Потом колонна распалась: гусеницы обессилели настолько, что не могли уже двигаться дальше.

Жуков-навозников многие видели, но не каждый заставал их за работой. Они лепят из навоза шары и катят их задними ногами: впереди шар, за ним задним ходом жук!

Шары из низкосортного, так сказать, навоза идут на пропитание самому жуку. Зароет он такой шар в норку, в неё заберется и сидит несколько дней, пока весь шар не съест.

Для кормления детей, то есть личинок, выбирается самый лучший навоз, предпочтительно овечий. За него жуки часто дерутся, воруют чужие шары. Отстоявший свое добро (или отнявший его у соседа) быстро катит навозный шар. Сила удивительная у жука: сам весит два грамма, а шар – до сорока граммов.

Английский учёный Р. У. Хингстон, исследователь странностей инстинкта, так проверил умственные способности жуков-навозников: между норкой и жуком, который катил к ней свой шар, он поставил листок плотной бумаги, выступавший лишь на два сантиметра за пределы входа в норку. Жуки (Хингстон проделал этот опыт со многими навозниками) упирались в препятствие и пытались прорваться через него. Ни один из них не сообразил обойти стороной бумажный лист. Они шли напролом, пытаясь прорвать заслон. Три дня безуспешно изо всех сил напирали на бумагу. На четвертый день многие покинули свои шары, отчаявшись прямым путем пробиться к норке. Но некоторые продолжали это бесполезное дело и в следующие дни.

Ну да ладно, жуки, возможно решите вы, тупые животные. Но вот деятельность одиночных ос требует недюжинного «ума». Они охотятся на разных насекомых (многие и на пауков). Уколом жала парализуют жертву и несут её к норке. В ней закапывают добычу, положив предварительно яички на тело «законсервированного» насекомого или паука. И с этими искусными «хирургами» Р. У. Хингстон проделал простейший опыт, убеждающий нас в слепоте инстинкта.

Из подземелья, в которое оса положила жертву с яичком, он извлек и добычу, и осиное яйцо. А оса как раз уже собралась было закрыть нору. Что же, она заметила, что нора пуста? Нет, словно бы ничего и не случилось, она засыпала землей пустую норку. Одна из ос в этом эксперименте, "запечатывая" свою кладовую, даже в суматохе наступила на принесенную ею добычу, изъятую из норки, но не обратила на то никакого внимания и продолжала невозмутимо засыпать норку, хотя теперь этот её акт был совершенно бессмысленным.

Осы-каменщики обычно строят свои гнезда на деревьях и так искусно маскируют их в тон коры, что гнездо трудно заметить. Но порой сооружают они свои жилища и в домах, скажем на полированной облицовке камина или ещё где-либо на деревянной отделке комнаты. В этом случае обычная их маскировка будет только вредна, так как она окрашена совсем не в тон полированному дереву. Сообразят ли осы отказаться от обычного своего камуфляжа? Нет. Повинуясь инстинкту, а не разуму, традиционную наводят маскировку, которая в этом случае делает гнездо очень заметным.

Камуфляж в обычае и у крабов дромий. Всю свою взрослую жизнь они носят "маскировочные халаты". Одни прикрывают себя сверху створкой раковины, подобранной на дне моря, другие губкой украшают свои спины. Есть и такие, которые ловко выстригают клешнями веточки водорослей или гидроидных полипов, водружают их на себя, придерживая задними ножками, и сразу был краб – стал куст!

В аквариуме, если нет там ни водорослей, ни полипов, собирают дромии всякий мусор и тоже водружают его себе на спину. А положим в аквариум цветные лоскутки, скажем даже красные, краб и их подберет и украсит ими себя сверху. Получается демаскировка, но краб этого не ведает.

Многих птиц легко привести в замешательство, если проделать следующее: в их отсутствие перенести гнездо в сторону. Вернувшись к гнезду, птицы ищут его на прежнем месте, совершенно игнорируя свое же гнездо, помещенное всего в метре или полутора метрах от прежнего его положения. Когда гнездо будет возвращено туда, где оно стояло до эксперимента, они будут продолжать невозмутимо насиживать. А если обратного перемещения гнезда не будет, строят новое.

Птицы и яйца свои знают плохо. Орлы, куры, утки, например, могут насиживать любой предмет, по форме похожий на яйцо. А лебеди пытаются высиживать даже бутылки, чайки – камни, теннисные мячи и консервные банки, положенные вместо яиц в гнездо.

Яйца в гнезде садовой славки заменили яйцами другой певчей птицы – завирушки. После этого славка снесла ещё одно яйцо. Оно не было похоже на другие яйца в гнезде. Славка внимательно осмотрела "подозрительное" яйцо и выбросила его вон. Она приняла его за чужое!

Да что птицы, корова, существо более совершенное, не всегда может отличить свое новорожденное дитя от грубой его подделки (позднее корова своего теленка уже ни с кем не спутает!). Об этом пишет британский зоолог Фрэнк Лейн. У коровы отняли теленка. Она, казалось, сильно тосковала без него. Чтобы её утешить, в хлев поставили набитое сеном чучело теленка. Корова успокоилась, стала лизать грубую подделку. Ласкала её с такой коровьей нежностью, что шкура на чучеле лопнула и из него вывалилось сено. Тогда корова преспокойно стала есть сено и незаметно съела всего "телёнка".

Крысы считаются одними из самых "умных" грызунов. Как недалек их "ум", показывает следующий забавный эпизод. Белая крыса устраивала гнездо. Одержимая строительной горячкой, рыскала она по клетке в поисках подходящего материала и вдруг наткнулась на свой длинный хвост. Сейчас же крыса схватила его в зубы и понесла в гнездо. Затем вышла на новые поиски, и хвост, естественно, пополз за ней. Крыса ещё раз "нашла" его и понесла в гнездо. Двенадцать раз подряд приносила она в гнездо свой собственный хвост! Всякий раз, когда крыса натыкалась на него, инстинкт заставлял её хватать этот похожий на прутик предмет.

Но вот, кажется, мы нашли в животном царстве разумное существо! В Америке водится небольшая лесная крыса неотома. Ни один хищник не рискнет сунуться в её нору: в стенках остриями к входу торчат острые колючки. Крыса сама устраивает эти колючие заграждения. Влезает на кактус, отгрызает колючки, приносит их в нору и втыкает в стенки у входа остриями вверх. Это ли не мудрость!

Однако дайте неотоме вместо колючек кактусов другие острые предметы, например булавки или мелкие гвоздики. Они вполне могут заменить шипы кактуса в качестве заградительного средства. Но до крысы это не доходит. У её предков выработалась привычка пользоваться только колючками кактусов. С булавками им не приходилось иметь дело. А крыса сама, без подсказки инстинкта, не догадывается употребить их в дело.

Но вот на сцене появляется ловкий хищник – скунс. Крыса бросается наутек. Она инстинктивно кидается в нору. Но нора далеко! Крыса поворачивается и юрк – прячется в колючих зарослях кактуса.

В чём дело? Почему животное, которое только что продемонстрировало полную неспособность соображать, в минуту опасности сумело, однако, избрать наиболее разумный путь к спасению?

Объяснить это кажущееся несоответствие в поведении животных сумел русский физиолог Иван Петрович Павлов. Он установил, что поступками высших животных руководят не только инстинкты. Оказалось, что позвоночные и некоторые беспозвоночные животные обладают способностью хорошо запоминать навыки, приобретенные в результате жизненного опыта. Крыса однажды, видимо, случайно спаслась от хищника под колючим кустом. Она стала и впредь искать спасения в таком же убежище. У животного, говорит И. П. Павлов, образовался в мозгу условный рефлекс – своего рода память о том, что колючий кустарник сможет служить надежной защитой от хищников.

Условные рефлексы помогают животным приспосабливаться к постоянно меняющимся, новым условиям. Сохраненная мозгом память о пережитых удачах и неудачах позволяет зверю лучше ориентироваться в изменчивой обстановке.

Школа жизни

Наряду с инстинктом обучение – важный фактор в поведении животных. Классический пример обучения – дрессировка. Животные, которых мы видим в цирке, обучены методом выработки у них условных рефлексов.

Дрессировкой можно достигнуть поразительных результатов, особенно у высших животных.

…За парализованным Уильямом Пауэллом ухаживает сейчас очень даже необычная нянька – обезьянка капуцин Кристл! Обучала её этому нелегкому для зверя делу психолог Мэри Уиллард. Тренировка по особому методу длилась год. Затем обезьянка поселилась у больного. Чем же она ему могла помочь? Оказалось, очень многим: Кристл по сигналам Пауэлла приносила книги и другие вещи, включала и выключала свет, открывала двери. Даже проигрыватель умела включать и ставить на него разные пластинки! И даже кормила больного с ложки!

Мэри Уиллард считает, что её опыт удался, и она продолжает теперь работу с другими капуцинами.

Отличным пастухом коз стал и павиан-бабуин по имени Ала, обученная этому делу на одной из ферм в Южной Африке.

Сначала Ала жила в загоне с козами и очень к ним привязалась. Когда козы шли на пастбище, и она уходила с ними. Охраняла, отгоняла от чужих стад, собирала в гурт, если они слишком разбредались, а вечером пригоняла домой. В общем, вела себя как лучшая пастушья собака. Даже больше! Она знала каждую козу и каждого козленка. Однажды с криком прибежала с пастбища домой. Оказалось, что двух козлят забыли выгнать из загона. И Ала это заметила, хотя в стаде было восемьдесят коз!

Когда маленькие козлята уставали идти, она брала их и несла, а затем отдавала блеющей матери, подсовывая под самое вымя. Если козленок был слишком мал, она приподнимала его и поддерживала, пока тот сосал. Ала никогда не путала козлят – чужой козе, не матери, их не отдавала. Если рождалась тройня и козленка забирали, чтобы подсадить его к козе с одним сосунком, Ала распоряжалась по-своему и опять возвращала его матери. Она следила даже за тем, чтобы молоко у коз не перегорало, если козленок всего не отсасывал. Пощупав набухшее вымя, сосала молоко сама. Такую высокую ответственность в выполнении порученного им дела замечали и у других обезьян. Некоторые шимпанзе, если поставленная перед ними задача оказывалась не по силам, даже страдали нервными расстройствами, впадая в глубокую депрессию.

Обучение животных включает не только дрессировку человеком, но и научение взрослыми дикими зверями малых своих детей. Это наблюдали, в частности, у обезьян. У орангутанов, например.

В зоопарках видели, как мать-орангутан уже на десятый день после рождения своего ребеночка стала приучать его цепляться ручонками не только за её шерсть, с которой он ни за что не хотел расставаться. Она отрывала от себя его руки и ноги и пыталась заставить схватить прутья решетки. Но и в три месяца он не умел делать это как следует. Тогда она изменила метод обучения: положила дитя на пол клетки, а сама забралась повыше. Он раскричался, однако попытался кое-как ползти. Тогда она спустилась, подала ему палец, в который он тут же вцепился.

Обучают и так: оторвав от себя, держат детёныша в одной руке и лезут на дерево. Малыш, пытаясь обрести более устойчивое положение, волей-неволей вынужден хвататься за все, что под рукой, за ветки в первую очередь.

Подражание очень широко распространено среди диких и домашних животных. Цыплята, голуби, собаки, коровы, обезьяны, уже давно сытые, будут есть и есть, если рядом с ними едят другие их сородичи. Даже не только сородичи: когда подделанные под курицу макеты "клюют" зерно, куры, сильно перекормленные, тоже будут его клевать, рискуя лопнуть от обжорства.

«Хейс научил своего любимого шимпанзе по команде „Сделай, как я“, повторять его гримасы. Оказалось, что обезьяна в этом отношении совершенно не отличается от ребенка соответствующего возраста.»

(Реми Шовен)

В Англии случилось вот какое интересное дело: синицы занялись «воровством» – протыкали клювами крышки бутылок с молоком, оставляемых молочниками у дверей своих клиентов, и поедали сливки. Очевидно, некоторые синицы этому научились методом «проб и ошибок», а все другие заимствовали у них науку, подражая им. Больше того, вскоре из Англии подобное воровство распространилось и на север Франции. Полагают, что английские синицы, перелетевшие через Ла-Манш, научили французских протыкать пробки из фольги у молочных бутылок и лакомиться сливками.

В недавние годы стало известно поразительное поведение японских макак.

«Осенью 1923 года полуторагодовалая самка, которую мы назвали Имо, нашла однажды в песке батат (сладкий картофель). Она окунула его в воду – наверное, совершенно случайно – и смыла лапками песок.»

(М. Каваи)

Так малышка Имо положила начало необычайной традиции, которой знамениты теперь обезьяны острова Кошима.

Через месяц подруга Имо увидела её манипуляции с бататом и водой и тут же "собезьянничала" культурные манеры. Через четыре месяца то же делала мать Имо. Постепенно открытый Имо способ переняли сестры и подруги, а через четыре года уже 15 обезьян мыли бататы. Почти всем им было от года до трех. Некоторые взрослые пяти-семилетние самки научились новой повадке от молодежи. Но из самцов – никто! И не потому, что они менее сообразительны, а просто были в иных рангах, чем группа, окружавшая Имо, и поэтому мало соприкасались с сообразительной обезьянкой, её семьей и подругами.

Потом матери переняли у своих детей привычку мыть бататы, а затем сами научили более молодых своих потомков, рожденных после того, как этот способ был изобретен. В 1962 году уже 42 из 59 обезьян стаи, в которой жила Имо, мыли бататы перед едой. Только старые самцы и самки, которые в 1953 году (год изобретения!) были уже достаточно взрослыми и не общались с проказливой молодежью, не усвоили новую повадку. Но молодые самки, повзрослев, из поколения в поколение обучали своих детей с первых дней их жизни мыть бататы.

«Позднее обезьяны научились мыть бататы не только в пресной воде рек, но и в море. Возможно, подсоленные, они были вкуснее. Я наблюдал также начало ещё одной традиции, намеренно научив этому некоторых обезьян, но другие и без моей помощи её переняли. Я заманил нескольких обезьян земляными орехами в воду, и через три года у всех детёнышей и молодых обезьян стало в обычае регулярно купаться, плавать и даже нырять в море. Они научились также мыть в воде специально для них рассыпанные в песке пшеничные зерна. Сначала терпеливо выуживали каждое зерно из песка. Позднее, набрав полную горсть песка с зернами, окунали её в воду. Песок опускался на дно, а легкие зерна всплывали. Оставалось только собрать зерна с поверхности воды и съесть. Между прочим, и этот способ открыла Имо. Как видно, способностями наделены обезьяны очень разно. Среди ближайших родственников изобретательной Имо почти все научились этой повадке, но из детей обезьяны Нами – только немногие.»

(М. Каваи)

Подражание может быть даже и непроизвольным. Например, в первое время появления в природе гусениц – в начале лета – немногие птицы их поедают. Но потом, как установил этнолог Нико Тинберген, каждая птица, обнаружившая гусениц и убедившаяся в полной съедобности этих личинок бабочек, добывать их «заставляет» и своего супруга.

Песчаная оса аммофила тоже кормит своих личинок гусеницами. Аммофилы не живут по обычаям других ос большими сообществами. В полном одиночестве, один на один ведут они борьбу с превратностями судьбы.

Пойманную гусеницу аммофила парализует, нанося острым жалом уколы в нервные центры, затем затаскивает свою жертву в норку, вырытую в песке. Там откладывает на теле гусеницы яички. Гусеница хорошо законсервирована, а потому не портится. Потом оса засыпает норку песком. Взяв в челюсти маленький камешек, аммофила методично и тщательно утрамбовывает им насыпанный поверх гнезда песок, пока он не сравняется с землей, и вход в норку даже самый хищный и опытный взгляд не сможет заметить.

Другая аммофила вместо камня берет в челюсти кусочек дерева и плотно прижимает его к земле, потом поднимает и опять прижимает, и так несколько раз.

Аммофилы водятся и в Европе, и в Америке. Но странно: американские виды владеют "орудиями" лучше. Европейские аммофилы, по-видимому, не все и не всегда утрамбовывают камнями засыпанные норки.

Морские выдры – каланы – живут у нас на Командорских островах, а в Америке – на Алеутских. Каланы хорошо владеют "орудиями" – камнем, как наковальней. Перед тем как отправиться за добычей, калан выбирает на берегу или на дне моря камень и зажимает его под мышкой. Теперь он вооружен и быстро ныряет на дно. Одной лапой он подбирает ракушки и ежей и складывает их, как в карман, под мышку, туда, где уже лежит камень.

Чтобы по дороге не растерять добычу, калан плотно-плотно прижимает к себе лапу и плывет скорее на поверхность океана, где и принимается за трапезу. Причем калан вовсе не спешит к берегу, чтобы закусить, – он привык обедать в море. Ложится на спину и устраивает себе на груди "обеденный стол" – камень, затем достает из-под мышки по одному морских ежей и ракушки, разбивает об камень и ест не спеша. Волны мерно покачивают его, солнышко пригревает – хорошо!

Орудийная деятельность, по мнению некоторых учёных, – особая форма обучения. Инсайт – внезапное появление приспособительного поведения без предварительных проб и ошибок, правильное решение задачи, возникшей перед животным в эксперименте или в дикой природе.

Возможно, что работа камешком у аммофил и не инсайт, поскольку все представители этого вида ос одинаково им владеют. Однако открытие африканских стервятников – разбивание камнем страусиных яиц – очевидный инсайт. Оно, это умение, не представляет достояния всего вида. Одного стервятника однажды озарило: отчаявшись разбить клювом скорлупу яйца самой большой в мире птицы, он принес камень и бросил его на яйцо. Яйцо треснуло и раскрыло перед ним свое содержимое. Этот сообразительный стервятник и в дальнейшем продолжал так действовать. Другие птицы, которые это видели, очевидно, заимствовали метод, изобретенный их сородичем. До стервятников более отдаленных областей, азиатских например, это открытие ещё не дошло.

Развитие умения владеть камнем у каланов, очевидно, шло по тому же пути.

Инсайт представляет и описанное ниже поразительное поведение наших кровных родственников в животном царстве.

В американском институте по изучению человекообразных обезьян однажды засняли на пленку такой эпизод. Новорожденный детёныш шимпанзе не дышал. Тогда мать положила его на землю, раскрыла ему губы и вытянула пальцами язык. Потом прижалась ртом к его рту и стала вдыхать в него воздух. Дышала долго, и детёныш ожил!

Несколько лет назад самец-орангутан таким же способом спас жизнь своему новорожденному сынишке.