Текст книги "Открытие «шестого» чувства"

Автор книги: Игорь Акимушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Природные поляроиды

Пчелам часто приходится собирать нектар далеко от улья, километра за два и больше. Чтобы быстро направить своих собратьев по правильной дороге к найденным медоносам, одних лишь указаний кругового танца мало. Поиск значительно облегчился бы, если бы разведчицы могли передать сборщицам хотя бы приблизительные сведения о расстоянии до корма и направлении к нему. И пчелы умеют это делать! Тоже с помощью танцев, но не круговых, а так называемых виляющих.

Расшифровка этих танцев принадлежит к числу величайших открытий зоологической науки.

В августе 1944 года Карл Фриш и его сотрудники начали серию опытов, которые раскрыли тайны пчелиной информации.

На расстоянии 10 и 300 метров от улья были положены пропитанные лавандовым маслом куски картона и поставлены на них блюдечки с сахарным сиропом. Первых прилетевших пчел пометили. Стали следить за их поведением в улье.

Пчелы, вернувшиеся с 10 метров, исполняли обычный круговой танец. Но пчелы, прилетевшие с дальней кормушки, танцевали совсем иначе. Они пробегали немного по прямой линии, быстро виляя из стороны в сторону брюшком, потом поворачивали налево и описывали полукруг радиусом в две-три ячейки, затем снова двигались по той же прямой и поворачивали теперь направо, описывая полукруг в правую сторону, и вновь бежали по прямой, чтобы повернуть налево. Много раз повторяли они эти странные движения, выписывая на сотах восьмерки.

Карл Фриш говорит, что он и раньше видел такие танцы пчел, но думал, что с их помощью они оповещают друг друга о цветах с богатыми запасами пыльцы (пыльцу ведь пчелы тоже собирают), Сейчас же виляющие «па» исполняли сборщицы сиропа.

Кормушку с 10 метров стали постепенно отодвигать от улья, и приблизительно с 50—100 метров круговые танцы пчел, собиравших на ней сироп, сменились виляющими.

И вот что еще заметили: чем дальше нужно было лететь за взятком, тем медленнее танцевали пчелы, но быстрее виляли брюшком. Запомнив расстояния до кормушек и характер танца возвращающихся с них пчел, можно было потом уже по одному танцу судить о том, как далеко они летали за пищей.

Постепенно кормушки относили на 100, 200, 500 1000 метров и так до 6 километров. 3885 наблюдений показали, что, если пчела за 15 секунд описывает в ту и другую сторону 9– 10 полных кругов, то лететь за взятком, о котором она информирует, надо около 100 метров. Если же за это время описано семь кругов – речь идет о расстоянии в 200 метров. Четыре с половиной круга соответствуют одному километру, а два – шести.

Встречный ветер замедляет темп танца, а попутный, наоборот, ускоряет его. Очевидно, замечает Карл Фриш, пчелы, сообщая об удаленности корма, учитывают время или усилия, необходимые для того, чтобы до него добраться.

Ну, а как указывают они направление?

Чтобы не сбиться с пути, пчела должна запомнить положение солнца в небе и направление прямолинейной части танца. Последняя и служит как бы стрелкой пчелиного компаса: куда она направлена, туда и надо лететь. Это если пчела танцует у летка на горизонтальной поверхности. Но в улье-то все соты висят сверху вниз, и танцевать там приходится в вертикальной плоскости. И поэтому прямое указание на цель здесь заменено относительным.

Кроме того, в улье темно, не видно ни солнца, ни других ориентиров, по отношению к которым можно было бы условно направить указательную «стрелку» танца. Поэтому пчелы приспособились ко всюду постоянному на земле, не зависящему от освещения ориентиру – направлению силы тяжести. Оно символизирует собой в пчелином танце воображаемую прямую, соединяющую улей с солнцем.

Если танцующая пчела, виляя брюшком, бежит вверх по сотам, это означает: «Корм в том же направлении, что и солнце». Если по прямой она бежит вниз головой: «Корм в стороне, противоположной от солнца». Если прямая танца отклонена на какой-то угол влево от направления силы тяжести, – лететь надо под таким же углом влево от солнца. Если отклонена вправо, – ищи пищу вправо от солнца и под тем углом, под каким прямолинейное «па» пересекает вектор силы тяжести.

Я упоминал уже, что на горизонтальных поверхностях, у летка, например, или на сотах, если держать их широкой плоскостью параллельно горизонту, пчелы, исполняя виляющий танец, всегда бегут по прямой, направленной в сторону источника пищи. Это на открытом месте, где они видят солнце и потому могут правильно ориентироваться по нему. А как будут вести себя пчелы в темном улье, если заставить их и там танцевать на горизонтальной поверхности, то есть в условиях, где направление силы тяжести уже не может служить им относительным ориентиром?

Исследователи сконструировали улей, в котором все соты, были расположены горизонтально, накрыли его непрозрачным колпаком (оставив лишь отверстие для летка) и, сидя под колпаком, стали наблюдать за пчелами при свете красных ламп, которого эти насекомые не видят. Пчелы-разведчицы танцевали и в темноте, но направление, которое они указывали, было беспорядочным. Они постоянно его меняли, и другие пчелы не могли понять, куда же им лететь.

Значит, без непосредственного созерцания солнца и без направления силы тяжести пчелы не могут правильно ориентироваться.

Но стоило в кожухе, покрывавшем улей, проделать небольшую щель шириной всего в 10 сантиметров, через которую пчелы могли видеть кусочек голубого неба (нет, не солнца, а лишь кусочек неба в любой стороне от солнца), как они, танцуя на горизонтальных сотах, опять правильно указывали направление.

Вставили в дырку в кожухе трубку длиной в 40 и диаметром в 15 сантиметров. Трубку направили в северную часть небосвода. Через нее пчелы не могли видеть солнца. И все-таки они правильно указывали место подкормки, которое было на западе.

Затем у отверстия трубки приделали зеркало так, что пчелы по-прежнему видели голубое пятно, но «теперь это было отражение южной части небосвода». Сейчас же направление танцев изменилось с западного на восточное.

«Результаты этого опыта, – пишет Карл Фриш, – ясно, показали, что пчелы улавливают в небе какое-то явление, зависящее от положения солнца, даже в том случае, если они не имеют возможности видеть солнце непосредственно».

Известно, что солнечный свет состоит из электромагнитных колебаний, совершающихся во всевозможных плоскостях, перпендикулярных к направлению солнечного луча. Но, рассеиваясь в атмосфере, свет частично поляризуется, то есть составляющие его электромагнитные волны начинают колебаться лишь в одном каком-нибудь направлении (более подробные сведения о свойствах света и его поляризации читатели могут найти в каком-нибудь руководстве по оптике).

Физики установили, что плоскость поляризации света, идущего от любой области небосвода, всегда перпендикулярна плоскости, проходящей через три точки: глаз наблюдателя, точка на небе, на которую он смотрит, и солнце. Таким образом, теоретически возможно определить положение солнца путем осмотра любого участка синего неба, если имеется какой-нибудь анализатор для определения направления поляризации света.

В технике такие анализаторы, называемые поляроидами, давно сконструированы. Предполагается, что очень сложные глаза пчелы тоже способны чувствовать степень и направление поляризации света и, следовательно, без труда могут, лишь взглянув на любой кусочек неба, информировать животное о том, в какой стороне находится солнце.

Для пчел это очень важно: с помощью своих природных поляроидов она находит дорогу домой и к цветам, богатым нектаром, даже и в сильно облачную погоду, когда солнце закрыто тучами. «По всей вероятности, – говорит Карл Фриш, – они обладают способностью непосредственно ощущать положение солнца, несмотря на пелену облаков. Однако мы еще не знаем, каким образом они это делают».

Так что, как видно, даже в такой хорошо исследованной области, как пчеловодство, предстоит еще сделать немало интересных открытий.

Ной-плагиатор

 
«При наступлении дня седьмого
Вынес голубя и отпустил я;
Отправившись, голубь назад вернулся:
Места не нашел, прилетел обратно.
Вынес ласточку и отпустил я;
Отправившись, ласточка назад вернулась».
 

Нет, не о библейском Ное здесь идет речь, хотя почти теми же словами и то же сказано. Не из библии этот стих. Это рассказ Утнапиштима.

Гильгамешу, «все видевшему», поведал он о днях потопа и о спасении своем на ковчеге. А Гильгамеш, силач и герой, был царем «огражденного Урука», древнейшего из древнейших на земле городов. «Все видевший» жил и умер пять тысяч лет назад на берегах Евфрата, чуть пониже того места, где позднее вознес к небу свои богатырские стены чудо света – город Вавилон.

Поэму о Гильгамеше еще в младенчестве своем сложили люди, когда едва только научились кое-как ковать медь и лить олово и серебро, когда стали делать бронзовые мотыги и топоры, но не выкинули еще и каменных. Поэма получилась у них лучше, чем топоры, тысячелетия ее не состарили. Позднее жрецы, составлявшие библию, приписали все подвиги шумера Утнапиштима праведному Ною, но это чистейший плагиат!

Вот судите сами. Старый халдейский миф рассказывает, что однажды разгневанные боги решили потопить грешные племена шумеров. Но Эа, добрый бог, предупредил праведного Утнапиштима. Он сказал ему:

 
Снеси жилище, построй корабль,
Покинь изобилье, заботься о жизни,
На свой корабль погрузи все живое.
 

То же самое, почти слово в слово, поведал будто бы и библейский бог праведному Ною: «Сделай себе ковчег из дерева гофер. Введи также в ковчег из всех животных и от всякой плоти по паре, чтоб они остались с тобой в живых».

Когда корабль был готов и полностью загружен, Утнапиштим вошел на него со своей семьей, и тут началось! Налетела страшная буря, и ветер, и ливень. Моря и реки вышли из берегов. Даже боги перепугались того, что натворили:

 
Что было светлым, во тьму обратилось,
Вся земля раскололась, как чаша.
Боги потопа устрашились,
Поднялись, удалились на небо Ану…
Прижались, как псы, растянулись снаружи.
 

А в библии это описано так: «Через семь дней воды потопа пришли на землю… в сей день разверзлись все источники великой бездны, и окна небесные отворились… И лился на землю дождь сорок дней и сорок ночей».

Менее поэтично, но в общем-то то же самое, что поведал Утнапиштим. Все дальнейшие события той и другой истории почти стереотипно повторяют друг друга.

Когда вода начала спадать, Ноев ковчег застрял будто бы на вершине горы Арарат. А в сказании о Гильгамеше:

 
У горы Нисир корабль остановился.
Гора Нисир корабль удержала, не дает качаться.
 

Вот тогда-то Утнапиштим вынес голубя и ласточку и отпустил. Но и голубь, и ласточка вернулись ни с чем. Вынес он ворона и отпустил. «Ворон же, отправившись, спад воды увидел».

А Ной? Ной тоже отпускал с застрявшего ковчега и ворона, и голубя, и тот тоже «не нашел покоя для ног своих и возвратился».

Высадившись благополучно на берег, Ной устроил «жертвенник господу; и взял из всякого скота чистого и из всех птиц чистых, и принес во всесожжение на жертвеннике».

Даже и тут Ной не оригинален – ведь то же самое проделал и Утнапиштим:

 
Я вышел, на четыре стороны принес я жертву
На башне горы совершил воскурение.
Боги почуяли запах,
Боги добрый почуяли запах,
Боги, как мухи, собрались к приносящему жертву.
 

Как видите, аналогия между обеими легендами полная. Ясно, что одна из них списана с другой. И каждый разумный человек согласится с тем, что списана, конечно, та, которая появилась позднее: ведь нелепо обвинять автора более раннего произведения в плагиате! А и никто из ученых не сомневается в том, что сказание о Гильгамеше написано значительно раньше библии. Евреи тогда еще ни читать, ни писать не умели, когда жители «огражденного Урука» нацарапали на глиняных табличках первые стихи самой древней на земле поэмы.

Кроме установления этой истины, нас интересует в сказании о герое Гильгамеше еще и такой факт.

В стихе, которым начинается эта глава, говорится об испытании навигационных способностей птиц: «отправившись, голубь назад вернулся». Пять тысяч лет назад люди уже знали, что голуби и ласточки отлично умеют ориентироваться и всегда находят свой дом, как бы далеко от него ни улетели.

Но вот как они его находят, даже биологи до самого последнего времени ничего не знали.

Люди давно задумывались над этой тайной, но объяснений не находили. И тогда церковь выдвинула свою «теорию».

В конце XIII века один из теоретиков католической церкви Фома Аквинский писал в своих богословских сочинениях, что в животных заложена частица «божественного разума». Это внушение свыше и есть будто бы инстинкт, который мудро руководит поведением животных.

Птицам, следовательно, не нужно запоминать никаких примет, чтобы безошибочно найти свой дом. «Божественный разум» всегда выведет их на правильный путь без всяких с их стороны усилий. Осенью он внушает им идею лететь на юг, ведет правильной дорогой и никогда не ошибается.

Мы увидим ниже, что птицы часто ошибаются в своих штурманских «расчетах» и летят не туда, куда следует. Мы увидим также, как несовершенен бывает порой «мудрый» инстинкт или «божественный разум», когда птицы попадают в новые для них условия, которым не соответствуют их врожденные привычки.

В ту же эпоху, когда благочестивый Фома Аквинский писал свои «естественнонаучные» труды, люди уже ломали голову над другой загадкой, которую задала им природа. Куда исчезают осенью многие европейские птицы и откуда вновь появляются они весной? Церковь и тут не упустила случая воспользоваться человеческим невежеством. Коллега Фомы Аквинского, епископ Герефорд, которого издатели рекомендовали как «благочестивого и ученого джентльмена», написал в 1703 году книгу, в которой всерьез утверждал, что птицы осенью улетают на… луну. Очевидно, для консультации с богом.

Другие объяснения были не менее смехотворны. Ходили самые невероятные предположения. Например, будто бы ласточки и мелкие птахи зимуют, закопавшись в ил на дне прудов. Либо прячутся всю зиму под корой деревьев и в дуплах или, еще лучше, превращаются осенью в других птиц: грачи– в ворон, кукушка – в ястреба, на которого она и в самом деле очень похожа, и т. д. «Теория» превращений вообще была в большом ходу в те времена и очень нравилась средневековому обывателю, воспитанному на церковных сказках о всякого рода чудесах и перевоплощениях.

Да и в наши дни поборники «божественного разума» не унимаются. Игнорируя достижения науки, они продолжают с упорством внушать людям, мало сведущим в биологии, свои идеи. Так, в 1955 году в Англии вышла книга некоего капитана Бернарда Экворта «Тайны птиц и бабочек». Прекрасно изданное, отлично иллюстрированное, в изобилии напичканное научными терминами и «философскими» заключениями, сочинение это преподносит читателям, однако, все ту же старую суеверную болтовню.

Обругав всех биологов и вообще «профессоров», как Экворт презрительно называет ученых, профанами и невеждами, автор этой книги пишет буквально следующее:

«Птицы и насекомые – не больше, как машины, а их горючее – жизнь. Они паразиты (?) воздуха в самом узком смысле этого слова.

Бог сконструировал эти машины, бог завел их и постоянно контролирует их работу. Поэтому ни птицам, ни насекомым не нужно никаких особых органов, никакого умения ориентироваться – над ними над всеми тяготеет провидение всемогущего, который ни на секунду не оставляет без внимания ни одно самое ничтожное создание, которое бегает, плавает или летает».

Экворт глубокомысленно заключает: «Птицы с их тайнами, подобно небесам, провозглашают славу божию».

Вот и все объяснение. Легче, конечно, все приписать делу рук бога, чем разгадать истинные законы мироздания. За эту трудную работу взялись ученые. Познакомимся теперь с их теориями, построенными не на выдумках, а на научных фактах.

Голубиная почта

Как только люди догадались о способностях птиц находить свой дом, сейчас же стали ловить их и обучать несложной науке почтарей.

На островах Тихого океана дрессируют для этой цели фрегатов, большекрылых морских птиц, великолепных летунов.

Римлянин Плиний Старший писал о Цецине из Вольтерра, большом любителе конских бегов. Когда тот отправлялся на ристалища, то «имел обыкновение брать с собой ласточек, пойманных под крышами домов своих друзей». Если его лошади получали призы, он красил птиц в условленный цвет, означавший победу, «очень хорошо зная, что каждая вскоре вернется в свое гнездо».

Голуби, несомненно, более подходящие для почтовых связей птицы. Они неприхотливы, хорошо размножаются в неволе, летают быстро и достаточно сильны, чтобы переносить небольшие письма.

Голубиная почта имеет почтенную историю. Египтяне, древние греки и римляне посылали голубей с сообщениями. Но и в наше время, несмотря на более совершенные средства связи, миллионы голубей несут почтовую службу.

В одной лишь Англии больше миллиона таких голубей. Пятая часть их, «призванная» в армию, принимала активное участие в минувшей мировой войне – с ними было передано немало разных сообщений.

В последние годы многих любителей привлекают спортивные состязания голубей, начало которым было положено еще в 1825 году в Бельгии.

В состязаниях главное для птицы – вернуться домой возможно быстрее, и часто лишь последние секунды многочасового полета приносят победу лучшим– голубям.

Голубей выпускают обычна всегда в определенном направлении от дома, на одном из этапов– какого-нибудь традиционного маршрута. Знатокам этого спорта хорошо известно, что быстрее и уверенее возвращаются по маршруту те птицы, которые уже не раз по нему летали.

В этом – главный смысл обучения почтовых голубей. Сначала птиц выпускают недалеко от дома. Потом это расстояние все увеличивают. Обучение должно помочь птице изучить все ориентиры на маршруте и направить ее полет вдоль узкого коридора хорошо знакомой местности.

В конце обучения голубя увозят за сотни километров от конечных звеньев изученного им по частям маршрута. Поднявшись в воздух, он не должен видеть привычных ориентиров, но птица быстро их находит и летит к дому уже по знакомой трассе. В США есть гоночные маршруты протяженностью в тысячи километров, и есть тысячи голубей, которые отлично «вызубрили» каждый их километр.

Может быть – тоже намять?

Вопрос этот вполне уместно задать после того, как мы познакомились с основными правилами обучения почтовых голубей. Безусловно, память играет свою роль, помогая птице по знакомым ориентирам быстрее находить дом, а в ближайших его окрестностях – это, по-видимому, единственный способ отыскания гнезда. Но в общей системе приспособительных рефлексов, помогающих птицам ориентироваться, память имеет лишь вспомогательное значение. Подтверждением этого служат многие наблюдения и опыты, хотя голубеводы и некоторые орнитологи нередко высказывают мнение, с этим несогласное.

Исследователь Мэтьюз путем несложных экспериментов установил, например, что голуби, обученные возвращаться по определенному маршруту, иногда сворачивают, с него и летят домой прямой, более короткой, хотя и незнакомой дорогой. Когда навязанный экспериментаторами маршрут слишком отклоняется от прямого пути, голуби легко отказываются от услуг памяти и прибегают к помощи какого-то другого неведомого чувства, которое более точно наводит их на цель.

Наконец, давно уже известно, что и голуби, и другие птицы без труда находят дорогу, если отвезти их в. страны, даже совершенно им незнакомые. При этом иногда всю дорогу их крутили на патефонном диске или везли под наркозом, чтобы исключить влияние так называемого кинестического чувства, которое, согласно одной из гипотез, дает птицам возможность механически запоминать все повороты транспорта, которым их доставляют. (Предполагали, что будто бы птицам стоит лишь раскрутить катушку своих воспоминаний в обратную сторону и привести в соответствие с ними свои крылья, как дорога домой тотчас будет найдена). Но птицы и после наркоза и патефонной карусели так же хорошо ориентировались в незнаемых странах.

Классическим стал опыт с вертишейкой. Ее поймали на гнезде в ботаническом саду Берлина. Одели на лапку кольцо и отвезли на самолете в Салоники, за 1600 километров. Через десять дней она опять «вертела шейкой» у своего гнезда в Берлине!

Еще более поразительным был трансатлантический перелет английских олуш.

Двух этих морских птиц поймали на берегу Уэлса (они здесь гнездятся, а зимовать улетают в Южную Америку) и отправили на самолете в Бостон, по ту сторону Атлантического океана, за пять с половиной тысяч километров от гнезда!

16 июня 1952 года в час ночи, одна из птиц (вторая погибла при перевозке) тяжело опустилась около своего гнезда в окрестностях Скокхольмской орнитологической станции в Уэлсе. Она перелетела океан и нашла на маленькой скале огромного острова свое гнездо через двенадцать с половиной суток после старта на американской земле. Корабль с почтой, извещавшей, что птица отпущена, опоздал на десять часов.

Подобных опытов проделано теперь очень много и с самыми различными птицами: крачками, чайками, стрижами, ласточками, скворцами, варакушками, горихвостками, сорокопутами, воронами, утками, лысухами, ястребами, аистами.

Все они более или менее успешно находили дорогу домой из местностей, им совершенно незнакомых. Ясно, что хорошая память тут уж ничем не могла им помочь. Так что же помогало?