Текст книги "Гроссмейстеры афёр"

Автор книги: Игорь Атаманенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава четырнадцатая. Подведение итогов

Операция по изъятию из продажи и замене всех игральных карт в регионе Большие Сочи была, пожалуй, одной из самых масштабных афер, когда-либо проведенных «Кудесником».

Когда Махмуд предложил игру на щуп. Герцог сначала не поверил в реальность успешного применения такого шанца.

Махмуду потребовалось немало усилий, чтобы убедить своего хозяина, что, во-первых, эта мулька (уловка) давно забыта такими элитными игроками. к которым причислял себя Буряце, а во-вторых, и что важнее, – игра на щуп не требует специальной тренировки и проста в использовании на практике, то есть в игре…

В игре на щуп ценную карту (или карты) осторожно расклеивают и между слоями закладывают крошку стекла или песка, после чего обратно заклеивают. Иногда удаляют внутренний слой, утончая, или, наоборот, утолщая карту. От последних приёмов решено было отказаться:

– Достаточно вложенных внутрь стеклянных песчинок! – безапелляционно заявил Герцог.

– Да, но это ещё не всё, Юлий Львович, – вкрадчиво заметил Махмуд. – Чтобы выиграть, вам придётся для повышения чувствительности кончиков пальцев срезать бритвой верхний слой кожи. Или натереть кончики пальцев пемзою, или смочить в кислоте…

– Да что мы, в конце концов, в гестапо или в Бухенвальде находимся?! Ты бы мне ещё предложил иголки под ногти засунуть! – вознегодовал Герцог. – Потру пальцы перед игрой боковой частью спичечного коробка – этого будет достаточно. А то, понимаешь, кислота, бритвы для срезания кожи… Тоже мне, придумал способ выигрывания денег!

Махмуд выдержал паузу, дождавшись, когда хозяин успокоится и начнёт разумно рассуждать.

– Юлий Львович, ни пемза, ни спичечный коробок не дают того устойчивого эффекта, который можно достигнуть с помощью бритвы. Вам накануне игры с Буряце придётся просто-напросто зайти в маникюрный кабинет, а об остальном позабочусь я сам. Ну, неужели вы думаете, что Махмуд, ваш верный нукер, желает вам зла?..

– Ладно, будь по-твоему, так и сделаем. Меня сейчас другое заботит. Кто будет расщеплять эти тысячи карт, которые мы намерены доставить в Большие Сочи? Как сделать так, чтобы поставка заряженных колод была произведена на место в срок?..

Кстати, с ленинградцами о поставке нужного количества колод я договорился. Ну а остальным, кто займётся остальным? Кто проконтролирует своевременное поступление инструмента в Сочи? А кто будет следить за целым цехом рабочих, расщепляющих карты? Это же надо десятки тысяч карт расщепить, вложить туда стекляшку, чтобы… Но самое главное в другом: я ведь лично должен проверить, почувствую ли я её, эту стекляшку… Махмуд, короче, так! Твоя идея, ты и отвечаешь за её успешную реализацию. И чтобы комар носа не подточил, понял? Ирма, кстати, не чета вам, уже добыла в Министерстве здравоохранения РСФСР заверенные печатями бланки, так что шевелитесь, помощнички!..

Глава пятнадцатая. Благая весть по имени Фрида

Прикосновение к вечности – посещение кладбища – настраивает на философский лад. Походка становится размеренной, жесты сдержанными. Кажется, даже листья с деревьев здесь опадают как-то величаво-торжественно, а птицы при появлении живых неспешно покидают насиженные места. Время? Оно пульсирует за кладбищенской оградой, а здесь оно у каждого из обитателей остановилось в свой срок, высеченный на каменных надгробиях…

Убедившись, что тайники в усыпальнице родителей не тронуты, Юлий поднял воротник плаща, – с неба посыпал мелкий осенний дождь, – и двинулся к главной аллее. Впереди, метрах в двадцати, укрывшись большим черным зонтом, торопливо шагала высокая стройная женщина. Что-то неуловимо знакомое было в ее легкой поступи.

– Бог мой, неужели Фрида?! – прошептал Юлий. – Сколько ж лет мы не встречались?

Обогнав женщину на два шага, Герцог резко обернулся, чтобы проверить свою догадку. Да, это была она! Но, какая… Время, воистину, безжалостно к нам. Юлий не успел домыслить, ибо в следующее мгновение уже целовал этот большой, пахнущий мускатным орехом, жадный и одновременно щедрый рот.

– Юленька… – только и выдохнула женщина, прижимаясь всем телом к нежданному попутчику, – ты ли это?!

Герцог, придерживая женщину за талию, поднял с земли упавший зонт.

Перед Юлием стояла неимоверно худая женщина, вдвое старше его, с запавшими щеками – на одной красовалось пигментное пятно, – с огромной копной крашеных в цвет дикого мёда волос, походивших на куст, внезапно выросший из головы.

Открытая улыбка и мутноватые огромные глаза, покрытые на белках воспаленными жилками, которые наводили на мысль о её близком знакомстве со спиртными напитками, глаза выпирали из густо напудренного лица, как при базедовой болезни.

* * *

Герцог влюблялся неизменно регулярно, однако влечения его взаимностью вознаграждены не были.

Первый раз в жизни Юлий влюбился в воспитательницу детского сада, когда ему шёл шестой год.

Кто из нас, юнцов, не переболел геронтофилией – влечением к зрелым женщинам, много старше нас? Но у нашего героя эта невинная болезнь детства и юности неоднократно давала рецидивы.

Последний и самый затяжной приступ он испытал, влюбившись в декана планово-экономического факультета Финансового института им. Н.А. Вознесенского.

Но еще раньше, чем Юлий признался себе, что влюблен, декан – Фрида Израилевна Серебрякова – уже краснела и прятала лицо при встречах с ним в коридорах института. Дело дошло даже до того, что однажды Юлик, сам того не желая, своим вниманием к декану сорвал лекцию.

Усевшись перед кафедрой, он неотступно следил за каждым жестом Серебряковой, пожирал ее глазами. Не прошло и пятнадцати минут, как Фрида Израилевна, сказавшись больной, прервала занятие. Студенты с восторгом восприняли ухудшение самочувствия декана. Но только не Юлий. Ещё бы! Наблюдать в упор в течение полутора часов объект своих вожделений – это вам не эпизодичные встречи в темных институтских коридорах, и вдруг…

В глубокой задумчивости забрел он в преподавательский буфет, взял чашку кофе и, размышляя о несправедливости рока, расположился в одной из кабинок, на которые был поделён зал. Неожиданно из-за перегородки до него донесся голос, который он сумел бы выделить из хора в миллион голосов.

– Лёля, ты себе не представляешь! Он меня просто заворожил…

– Какой он из себя?

– Высокий, стройный. Каштановые курчавые волосы, синие глаза… Внешне очень красив и колоритен. Сила мужская чувствуется в радиусе двух метров. От таких, как говорится, беременеют на расстоянии…

– Да ты влюбилась, девочка. Сколько лет твоему студенту?

– Я в отделе кадров поднимала его личное дело – он на двенадцать лет моложе. Не везёт: муж старше на двадцать восемь, а этот…

Герцог почувствовал, как у него запылали щеки. Он осторожно выскользнул из кабинки и, на ходу раскуривая сигарету, выбежал в коридор.

* * *

Когда Герцог и Фрида вошли в ресторан «Невский» – ближайшее к кладбищу приличное заведение – официанты превратились в окаменевшие столбы – не каждый день залетает такая странная пара.

Юлий физически ощущал на себе, на своей спине буравящие рентгены обслуги и посетителей, он слышал дребезжащие смешки: с кем пришла эта экстравагантная старушка, осыпанная бриллиантами? С сыном? С младшим братом? Да бросьте вы, наивные люди! С нею рядом – дешёвка-любовник, который срывает с нее дикую деньгу. Это же – бессовестный жиголо, эксплуатирующий богатых вдовушек! Но, в общем-то, жалко его. Ведь не так легко слушать каждую ночь, как грохочут её столетние кости, взбираться на её чресла, древние, как следы мамонта…

* * *

Фрида говорила без умолку, курила нещадно, большими глотками, будто хотела быстрее захмелеть, осушала бокал за бокалом шампанское. К поданному блюду едва прикоснулась.

Тут же предложила ехать к ней домой, где она приготовит «медовому Юлику» жареного гуся. Герцог поинтересовался, где же Серебряков?

– Он остался там, – Фрида неопределенно махнула рукой, но было ясно, что она имеет в виду кладбище.

Юлий насторожился. Интуиция подсказывала, что на квартире у бывшей любовницы придётся балансировать на канате без всякой сетки и гусём там не отделаешься.

Поднимая глаза, он видел жуткую копну волос, красное пятно на щеке, и сердце замирало от брезгливости, словно схваченное ее костлявой рукой.

«Неужели я любил эту женщину?» – в сотый раз задавал он себе вопрос.

– У меня сегодня деловое свидание, – стараясь вложить в интонации как можно больше жесткости и деловитости, ответил он на приглашение к гусю и невольно поморщился: чувство гадливости к самому себе овладело им. «Ведь она меня по-прежнему любит!»

Фрида обратила на него свой, уже затянувшийся хмельной поволокой взгляд, и молча закивала головой.

«Прекрасно, что раскусила уловку, великолепно, что рассеялся туман, это важный этап в новых отношениях», – подумал Герцог.

То, что за первой встречей последуют и другие – он не сомневался – ведь дал же себе слово заняться более «интеллигентным» промыслом! Фрида, уйдя с преподавательской работы, устроилась благодаря связям покойного мужа советником зампредседателя исполкома, курирующим торговлю. А это для Герцога сулило незаурядные перспективы.

«Почему бы не перебраться в управление торговли? Тем более что и просить об этом не надо. Вон ведь как наседает моя бывшая любовь!» – мысленно прикидывал Юлий, пустым взглядом уставившись на продолжавшую беспрерывно говорить спутницу.

– Юлик, очнись! У тебя такое выражение лица, будто ты едешь в такси и не сводишь глаз со счётчика.

«Чёрт, неужели она читает мысли?» – поморщился Герцог.

– Уже приехали! – громко засмеявшись, закончила фразу Фрида. – Да-да, мой дорогой. Женщине достаточно одного взгляда, чтобы определить: любят ли её. Я настаивать не смею. Но в память о нашей любви… Помнишь, в твоих стихах, посвящённых мне, есть строки: «Воспоминания… Хрустальнозолотая паутель… Хотя у прежних грёз нас держат крепче якорных цепей…» Вот они-то и держали меня всё это время, не давали сорваться. Наши грёзы и твои стихи… В память о нашей любви я помогу тебе устроится. Соглашайся! У меня есть связи среди влиятельных людей и в обкоме, и в облисполкоме. Я думаю, ты ревновать не будешь? Связи – это не роскошь, а средство продвижения. И мы с тобой начнём всё сызнова, но в других ипостасях. Соглашайся! Начальником отдела – не обещаю, но замом сделаю!

Фрида Израилевна своё слово сдержала. Подобно ракете-носителю, вывела возлюбленного на торговую орбиту. Траектория служебного взлёта Юлия Герцога будет необыкновенно крутой. Связи бывшей любовницы, добротное образование, талант коммерсанта и психолога, наконец, душевная наглость и умение плевать в глаза окружающим позволят Юлию с завидной быстротой вырасти в номенклатурного зубра…

Глава шестнадцатая. «Конвертация» – двигатель торговли

С первого дня вступления в должность заместителя начальника управления торговли Ленинградского облисполкома Юлий Львович Герцог принялся формировать уютное для себя пространство единовластия.

Озвученный им в присутствии подчиненных любимый девиз: «Групповые решения я принимаю, глядя в зеркало» – являл собой и основной принцип его гласной и «теневой» деятельности.

Вскоре из его приемной исчезли все доставшиеся от предшественника так называемые помощники, консультанты и советники.

Секретарём он назначил своего дальнего родственника, Семёна Плоткина, которому всецело доверял.

Теперь аудиенцию мог получить любой завмаг или начальник горрайторга. Приток и очередность торговых работников Герцог регулировал сам, без посторонней помощи.

Доступность Юлия Львовича была показной. На самом деле он просто не намерен был делить с кланом из приемной подать, доставляемую ходоками за право получить товары, пользующиеся повышенным спросом, попросту говоря, – дефицит.

Протокол общения с просителями с годами не менялся.

Впервые вошедшего в кабинет Юлия Львовича неопытного визитера встречали равнодушие и безразличный взгляд хозяина. Через две – три минуты невежественный посетитель, наткнувшись на стену молчания – Герцог во время его монолога полировал ногти пилочкой, орудовал зубочисткой или демонстративно ковырял в ушной раковине скрепкой – начинал обеспокоенно оглядываться, заикаться и терять нить мысли. Прервав свое «сольное выступление», он обращался к хозяину кабинета: «Мне подождать в приёмной?»

Вслед за прозвучавшим вопросом Герцог неспешно выдвигал верхний ящик письменного стола и, красноречиво похлопав по нему ладонью, выжидательно смотрел на просителя. Это означало: «Клади конверт! Без него разговора не будет».

Опытные и догадливые устремлялись к ящику-накопителю. Новичков и забывчивых приходилось воспитывать.

Размер «конвертируемой» подати был прямо пропорционален объему заявленного дефицита. После того как конверт с деньгами опускался на дно ящика, взгляд Юлия Львовича становился осмысленно заинтересованным.

Он откладывал пилочку, зубочистку или скрепку и со словами: «Ну-с, что там у вас?» радушно улыбался визитёру, как если бы только сейчас его заметил.

Иногда в ритуал «конвертации» Герцог вносил дополнения. Выслушав просителя и оценив степень сложности проблемы, он молча рисовал на листе бумаги цифру «3» или «5» – три или пять тысяч рублей – и демонстрировал его собеседнику.

Отказаться от такого «приглашения к танцу» означало провалить план своего торга, а со временем и расстаться со своей должностью. Хочешь иметь ликвидный товар – плати!

Один человек, входивший в круг избранных, посещавших дом Юлия Львовича, рассказывал, что одна из его собак, немецкая овчарка радикально чёрного цвета, была выдрессирована совершенно определенным образом. Чудная эта собака, если чувствовала агрессивность кого-то из гостей по отношению к Герцогу, тихо подходила и ласково брала этого кого-то зубами за мошонку. Легко прикусывала и ждала дальнейших указаний хозяина.

Подчинённые Герцога, глядя на него, сделали вывод, что он пошёл дальше своей собаки. Он откусывал яйца сразу…

Глава семнадцатая. Как трудно быть мультимиллионером

С возрастом горизонты воображения раздвигаются. Если в семнадцать лет Юлий, провернув лотерейную аферу и заработав сорок тысяч рублей, считал это пределом своих возможностей, то теперь, в свои неполные сорок, ворочая миллионами (цены середины 1970-х), остановиться был не в силах.

Может ли любое другое земное блаженство сравниться с блаженством обладать миллионами, дающими тебе власть над мужчинами и женщинами, вручающими тебе чувство превосходства нам ними? Нет! Такое блаженство «вне конкурса, оно принадлежит к другому классу, к другому порядку чувств».

Личное состояние Герцог оценивал в миллион рублей.

Это – золото и бриллианты, замурованные на чёрный день в склепе матери и отчима. Это – кооперативные квартиры, приобретённые на «запасные» паспорта в Риге, Москве и Ленинграде. Это – многоэтажные дачи на Рижском взморье и в Абхазии, в районе озера Рида. Это – коллекция старинных монет и собрание полотен Айвазовского, Кустодиева, Шагала и братьев Маковских…

А сколько миллионов находилось в обороте! В отличие от советского подпольного миллионера-валютчика Яна Рокотова, который держал рубли и валюту в обшарпанном чемодане, каждую неделю перемещая его из одной камеры хранения багажа московского вокзала в другую, Юлий Львович Герцог субсидировал несколько цехов по пошиву верхней одежды в Латвии.

На Крайнем Севере он возвел и развивал фермы по выращиванию соболей и норок.

Оставшиеся свободными наличные рубли – предпочтение отдавалось сотенным и пятидесятирублевым купюрам – «Кудесник» аккуратно штабелировал в туалетной комнате, на полу вдоль стен. Нет-нет, не для того, чтобы удовлетворить снобистские наклонности или выразить презрение к деньгам. Цель преследовалась сугубо практическая – противопожарная.

Возникни, не дай бог, пожар в квартире туалет как самое несгораемое в ней помещение останется невредим. А с ним и деньги.

Ещё одну часть «стольников» и «полтинников» Герцог использовал в качестве закладок, оставляя их между особо понравившихся страниц в томиках Пушкина, Лермонтова, Гейне, Шекспира, Гоголя и Куприна.

Траты тоже были немалые. Недёшево обходилось ему содержание личной номенклатуры из сотрудников правоохранительных органов – прокуратуры и милиции.

За двадцать лет теневой деятельности Юлий Львович ни разу не ошибся в прогнозах, в планировании масштабных афер и способах их реализации. Но, трезво оценивая свою удачливость, головы не терял, а чтобы не повторить ошибки упомянутого Рокотова, держал на содержании и коротком поводке пару питерских прокуроров и их помощников, и несколько милицейских чинов из ГУВД Ленинграда.

Вся эта продажная рать перевертышей нужна была Герцогу, чтобы вовремя получить сигнал о приближающейся опасности. А уж «рассеять тучи» – нейтрализовать действия милиции и прокуратуры – он сумел бы с помощью номенклатурных связей и своих денег.

«Расстреливают миллионеров, но мультимиллионеры – неуязвимы», – успокаивал себя Герцог.

Опасность, однако, пришла с неожиданной стороны.

Один прикормленный источник из ГУВД сообщил «Кудеснику» по телефону, что им заинтересовалось местное управление КГБ.

Проплаченный доброжелатель не подозревал, что квартира его благодетеля уже «на прослушке», и вскоре оплатил своё рвение собственной свободой.

Положив трубку, Герцог глубоко задумался.

Он знал, что чекисты – тоже люди. Многие из них курят и даже сквернословят. Найдутся среди них и те, кто не прочь поволочиться за покладистой красоткой. Разумеется, есть и те, кто любит заглянуть в бутылку. Но таких, которые бы поддались на подкуп, польстились за деньги, пусть даже неимоверно крупные, увести кого-то от уголовной ответственности, нет, увольте. Таких людей в КГБ Герцог не то чтобы не знал. Их просто не было в системе!

Из рассказов своих платных осведомителей в погонах Герцог знал, что все разглагольствования обывателей о том, что чей-то там телефон «со вчерашнего дня» прослушивается, потому как в трубке появились шум и треск, чушь и бредовые фантазии. Сами принципы техники прослушивания исключают любые посторонние шумы.

Знал Юлий Львович, что, выгляни он сейчас в окно – никакой пресловутой чёрной «Волги» не обнаружит, как не увидит и торчащих на углу сыщиков, сосредоточенно читающих газеты под моросящим дождем. Он прекрасно понимал, что если за ним установлено наблюдение, то он ещё только будет надевать пальто, а бригада «наружки» уже поджидает, когда он покажется из подъезда.

Известны были Юлию Львовичу и методы «сьёма» объекта – негласного задержания, – когда человека надо «снять» таким образом, чтобы об этом не знали его близкие, друзья, коллеги по работе.

«Снимают», как правило, в малолюдных местах, но, случается, выдергивают человека прямо из толпы. Все происходит мгновенно, и прохожие, в крайнем случае, заметят, как два рослых молодых человека помогают третьему сесть в машину, а он то ли нездоров, то ли малость «перебрал». Вот так, шёл человек, – и не стало его. Уехал.

Допускал Герцог и то, что под ним сидит человек гэбэ. Кто-то ведь должен был «навести» на него комитетчиков. Во все времена оперативная разработка велась через «добровольных помощников», при их незримом участии. Но кто он?

После недолгих размышлений Юлий Львович пришел к заключению, что вероятнее всего им может быть его дальний родственник, Сеня Плоткин, которого он приблизил, сделав своим секретарём-референтом.

«Но сейчас это уже и не столь важно, – подытожил Герцог, – важно другое – знать, сколько времени осталось у меня для манёвра? Сейчас надо немедленно связаться с нужными людьми – они помогут уйти. Срочно перевести «деревянную» наличность в «зеленые». И, наконец, обезопасить себя от всякой «съемки» – вызвать колымскую личную охрану – Махмуда с друзьями, он теперь как никак большой чин в местной милиции…»

Глава восемнадцатая. Тайная вечеря в Пулково

Международный аэропорт в Пулково. Таможенники в ожидании пассажиров прибывшего рейса Милан – Ленинград зябко поеживаются – за окном клубится февральская поземка.

Первые туристы появились в досмотровом зале. Наблюдающий за ходом досмотра дежурный сотрудник КГБ обращает внимание на высокого полного мужчину.

Все прибывшие – люди, как люди, – кутаются в пальто и шубы. Этому же, похоже, и в костюме жарко. Ишь, даже плащик снял! Только и успевает промокать лицо то рукавом рубахи, то платком. Может, чемодан у него неподъемный? Нет, держит его без усилия. Тогда почему же «всё течет, и всё из меня»?.. Судя по багряному цвету лица, вояжер близок к гипертоническому кризу. Нервничает! Да, он явно наш клиент!

Гэбэшник, стоя за спиной «пунцового», делает знак таможеннику: «прокачать основательно!».

Странно, но содержимое чемодана подозрений не внушает. Тогда что же? Может, нечто, запрещённое к ввозу, прибывший прячет на теле?

Со словами: «Гражданин, пройдёмте со мной!» оперативный работник увлекает «пунцового» в комнату личного досмотра.

Ещё через минуту, выбравшись из рубашки и брюк, перед гэбэшником предстал то ли «снежный человек», то ли орангутанг – всё тело подозреваемого от голеностопов до шеи покрыто чёрной шерстью – мохеровыми нитками. Ну, прямо не человек, а шелкопряд!

– Помогите гражданину выбраться из кокона, – обратился опер к вошедшим таможенникам, – составьте протокол изъятия контрабанды. Эксперты пусть оценят стоимость «упаковки»…

– Милейший, – обратился гэбэшник к задержанному, когда документы изъятия были оформлены, а экспертиза проведена, – перед тем как вы отправитесь в изолятор временного содержания, а отправитесь вы туда или нет, зависит от вас… – опер вперил взгляд Понтия Пилата в зрачки сидящего напротив незадачливого контрабандиста. – Да-да, милейший, именно от вас. Ибо контрабанда в особо крупных размерах – эксперты оценили ваш груз в семь тысяч рублей, – карается десятью годами лишения свободы с конфискацией имущества…

Гэбэшник опять помолчал, оценивая реакцию задержанного на произнесенный вердикт.

– От меня? – пассажир недоуменно пожал плечами.

– Именно…

Если соль профессии официанта – в чаевых, то соль профессии контрразведчика – в вербовках, в приобретении источников информации. Их контрразведчики ищут непрестанно во всех слоях и прослойках населения. Особо почитаемы источники информации из труднодоступных пластов населения, ну, к примеру, из числа лиц еврейской национальности, торговых работников и т. и. А перед гэбэшником как раз и сидел мало того, что аид, – Плоткин Семён Миронович, – да еще и секретарь-референт заместителя начальника управления торговли Ленинградского облисполкома. Ну, разве не находка?! Триедин в одном лице: неудавшийся контрабандист, еврей да плюс к тому – хранитель секретов – пусть не единственный – неприступного, как секта заговорщиков, центра торговли Ленинграда и области.

Разве удержится мало-мальски опытный опер от искушения в такой ситуации «провести моментальную вербовку с использованием компрометирующих материалов»?

* * *

Сеня Плоткин оказался малым смышлёным. Перспектива провести ближайшие десять лет на нарах или лесоповалах его не устраивала, и он с готовностью согласился оказывать помощь чекистам в их ратном труде укрепления государственной безопасности. Без колебаний он вступил в тайный Орден секретных сотрудников КГБ, избрав рабочий псевдоним «Шелкопряд».

…И предложил свои услуги Сеня Плоткин первосвященникам из КГБ.

«Что вы дадите мне, и я вам предам его?» И ответствовали ему: «Не тридцать сребреников, но свободу даруем тебе, Семён, сын Мирона». И разверз он в знак благодарности уста смердящие свои, и изрёк: «Кого целую я, тот и есть, возьмите его». И описал в подробностях дела сатанинские наставника и начальника своего с эшелоном цитрусовых…