Текст книги "Петля времени (СИ)"

Автор книги: Игорь Грач

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Ну-ну.

Так, а вот это уже не здорово. Эффекторы магнитного поля крутили. И мне это хорошо видно, ведь если встать точно на этот стык плит, то через край эффектора (а он как прицел на пистолете) должна быть видна трещина в стене. А сейчас её не видно.

Плохо. Могли сбить всю настройку. И поле в портальном окне будет иметь совершенно иные фазовые искажения. На будущее надо изменить схему юстировки, автоматику другою поставить и это... лазерный дальномер приспособить. А то так можно и влететь... не знамо куда.

Но раз все вернули назад, значит, еще изучают установку. И не все поняли. Иначе меня бы сюда не пустили...

Хмм. А ведь тогда тут должны были установить и камеры. Они-то не понимают, что стоит установку запустить, как вся их хилая электроника посыплется. У нас-то везде двойная или тройная экранировка. Да и остаточное поле статику наводит, будь здоров.

Я посмотрел наверх. Ха! Точно есть. Вон там и там черные зрачки. Ну ладно, буду уходить, запущу тест, поставлю дураков на бабки. Пусть меняют свои прибамбасы на новые. До следующего пуска.

А все-таки, что надо сделать, чтобы сюда больше не лезли?

Хмм. Боюсь, что ничего и не выйдет. Имущество-то государево. А значит, моего здесь ничего нет. И хотя все это раньше было лишь отдельными деталями, из которых можно было бы собрать и самолет и бронепоезд и портальную установку, изначальный собственник – Родина. И мне никак не доказать, что соединяя элементы этого конструктора во что-то осмысленное, мы все вложили в него свою интеллектуальную собственность. Возражение будет до безобразия простое – мы тоже можем из этих деталей собрать свою установку. А то, что она не будет работать, так это все зависит от удачи. Вот вам повезло, а мы еще раз попробуем.

Я обошел всё наше творчество по дорожке на полу около стен.

С неким ностальгическим чувством прикоснулся к железным фермам, паре особенно запомнившихся болтов, поручням переходного мостика...

Да, жалко.

Бросать жалко.

Но если мы хотим сохранить свое инкогнито, то отдавать это сокровище в чужие руки не стоит.

Подошел к железному шкафу, невесть как здесь оказавшемуся и одел свой старый рабочий халат. Перчатки на руки, инструмент в зубы и вот сюда, в этот лючок.

Ага, везде пыль. Значит, не лазили. Или пока не осознали, что все самое важное находится в недрах.

Так, вот это надо откусить, это оторвать, а вот этот блок вынуть. Наверху утилизируем. Тааак... этот разъем снять, этот вернуть на его место, и... Черт, придется лезть из второго лючка, здесь не достать.

Через полтора часа моих мучений я сделал главное. Превратил рабочий стенд в черте что. Тестовые проверки он пройдет, а вот когда кто-то умный попытается запустить открытие портала, вот тут и начнется то самое.

Веселье!

Ох! Как же я не завидую этим 'специалистам'.

Ну, теперь прощальный подарок и нужно сматываться.

***

На дверях операционного зала, еще при его постройке, кто-то шибко умный установил ручную блокировку замков. То есть можно было закрыться изнутри и творить в этом зале безобразия.

Зачем? Сие нам было не ведомо, но в данный момент оказалось очень даже актуально.

Открыл резервный лючок, спустился в недра переходного коридора и вышел... за стеной операционного зала.

Найдут злопыхатели этот тайный ход. Найдут, безусловно.

Только вот понять, как оказались заблокированы замки не смогут. Они ведь надеются на то, что их камеры всё запишут. А потом они по этим картинкам всё восстановят.

Ну-ну.

Камеры-то автономные. И сквозь этот железобетон дистанционно работать не могут. А значит где-то здесь, в зале, стоит и видеосервер. И пишет всё, что снимают камеры.

Так, теперь в комнату управления.

Еще там в зале, я постарался убрать следы недавней аварии. Так что теперь нужно только заменить компы и на установке можно будет поработать.

Чуть-чуть.

Свой функционал она уже безвозвратно потеряла.

Привычно загудели компы, установленные по временной схеме, защелкали выходящие на режим блоки питания, включились вентиляторы, которые обеспечивали охлаждение работающего оборудования...

Ну, вот и норма.

Я запустил программу проверки целостности установки.

Есть, все в порядке. Да и как могло быть иначе. Ведь все, что проверяется, я знал до мелочи. И куда нужно внести изменения, чтобы программа выдала полное соответствие – тоже.

Теперь второй этап. Запуск генераторов и накачка эффекторов. Особо ничего не значащая операция, которая покажет, что фатальных утечек в установке нет.

Но! Она подготовит следующий этап, который запустит высоковольтные преобразователи. А так как 'сливать' свои высокие вольты установке некуда (портальное окно не активировано), то соответственно всё, что находится в операционном зале, получит неплохой заряд статики. Киловольт под сотню. Вот и посмотрим, как это переживут шпионские видеокамеры.

Любопытство, оно, как известно, не порок. Только быть слишком любопытным всё же не стоит. Расточительно это. Для своего кармана.

***

Так, завтра начнем планомерный разбор всего оставшегося безобразия.

А что делать? Я человек подневольный, получил указание и строго следую начальственным распоряжениям.

Надо снять пару блоков, чтобы любопытные не попытались включить наш агрегат, и отнести их на склад. Все же часть аппаратуры вполне себе рабочая и её можно использовать в новой реинкарнации нашего агрегата. Дабы такая напасть случится. И мне удастся заняться восстановлением потерянного функционала. Верится, правда, в это с трудом. Ведь если Леха прав, то никого из старой гвардии к этому железу уже не подпустят. Вдруг чего-нибудь важное отвинтят... на память?

Ладно, всё это ерунда.

Думаем дальше.

И что у нас там по плану следующее?

А вот чтобы отбить настойчивое желание у кознеустроителей, сразу запустить наш пепелац и насладиться результатами его работы, то первое демонтируемое оборудование должно быть силовое. Сложно будет запустить нашу установку, если она не получает питания. Правда надеяться на то, что восстановить энергоснабжение у злоумышленников не получится – глупо. Всё же они не зря лазили по установке все выходные. И наверняка в силовой части легко разберутся.

Ну, да и флаг им, большой и красный, в руки.

Я усмехнулся.

Вот будет удивление, когда они запустят питание и попробуют получить целевой результат. Тут будет как в известном анекдоте про 'жигули' – что только инвесторы не делали, а на выходе сборочного конвейера все равно получается ведро с гайками. Место-то – проклятое.

Вот и создадим ауру безнадежности в храме науки.

Да и потом, формально управляющих программ для компов у меня нет.

Шеф он такой... недоверчивый. Всё самое ценное хранит у себя в сейфе.

А в его сейфе...

Вот ведь Леха приколист. Зря он, конечно, это сделал. Только разозлит недругов. А мне отдуваться.

Нет там ничего в начальственном сейфе. Вместо резервных копий программ, там сидюки с документальным фильмом. О природе Карелии.

Хорошо хоть от первоначальной идеи – оставить крутое порно, его Макс отговорил. А то бы сразу стало ясно, для кого такое кино с намеком оставили. Хотите получить установку на халяву – вот и... займитесь сексуальным творчеством.

Так, ладно. Нечего предаваться ничегонеделанию.

Шеф в отпуске.

А что делают 'правильные' сотрудники в таком случае?

Отмечаются на работе, пьют утренний чай и быстренько сваливают по личным делам.

Да и потом, сегодня понедельник.

А в понедельник – великие дела не начинают.

Глава 5. Борьба с ветряными мельницами.

– Роман Сергеевич Гончаров? – раздался голос за моей спиной, когда я подошел к проходной и собирался зайти на территорию института.

Я обернулся.

Высокий молодой человек, в темном костюме смотрел на меня и ждал ответа. Сзади, справа и слева стояли еще двое – парень в полуспортивном костюме (джинсы и какая-то курточка, которую обычно носят легкоатлеты) и девушка, тоже спортивного телосложения, но в легком платьице. Но стояли они так, что сразу было понятно – дергаться бесполезно. К моему потенциальному сопротивлению они готовы и блокировать будут жестко, не уйдешь.

– Возможно. А вы кто?

Он вынул удостоверение и махнул им перед моими глазами так, как обычно любят делать оперативники спецслужб, чтобы огорошить противника и вместе с тем не дать подробно рассмотреть фотографию на удостоверении и организационную принадлежность.

– Лейтенант Артонов, ФСБ. Пройдемте.

– А в чем дело?

– Пройдемте, Вам всё объяснят.

Да! Прав был Леха. Вот и настал момент истины. Сейчас возьмут и начнут потрошить. Вспомнят все прошлые прегрешения, придумают новые и незаметно подведут к тому, что теперь ты просто обязан сообщить всё, что знаешь и не знаешь. Если не хочешь быть обвинен в пособничестве... врагам Родины. А тему, которая им интересна, замаскируют так, что сразу и не поймешь, о чем же тебя спрашивают.

Пять шагов от проходной и открылась дверь резко подъехавшего микроавтобуса, с наглухо тонированными стеклами.

Меня, не спрашивая согласия, мягко, но твердо, направили внутрь салона и усадили на сидение так, что резко встать и выпрыгнуть при всем желании не получится. Тем более, что вся уличная команда расселась вокруг. Как только дверь автобуса закрылась, он сорвался с места.

– Это что, похищение?

– Вам все объяснят.

– Я вообще-то на работу шел...

– Там в курсе.

Задавать вопросы, как видно, бесполезно. Это, скорее всего, простые опера, которым дали приказ задержать и доставить, вот они и рвут... пятую точку. А для чего и как, сами не знают.

Минут десять со скрипом и визгом тормозов в поворотах, микроавтобус летел по улицам и вот мы остановились у красивого здания, без всяких вывесок и табличек.

Никогда бы не подумал, что в нашем городе могут быть такие строения. Два этажа, подъезд с колоннами, и роскошный парк вокруг. Чисто выметенные дорожки и старинная чугунная ограда в рост человека, отсекающая, прилегающую к крыльцу, территорию от шумной улицы.

Ну, прямо частный дом олигарха, не особенно желающего светить свои богатства.

Опер Мартонов (или Артов?) пошел вперед, а меня, опять же мягко, но так, что и не посопротивляешься, извлекли из микроавтобуса и направили следом. И направляли так, что сразу стало ясно – у сопровождающих большой опыт в таких делах.

Холл, поворот, несколько шагов по коридору и дверь в кабинет. Меня ввели внутрь.

Это был не кабинет. Кабинетище. Я даже и не мог предположить, что в этих неказистых хоромах может быть такая роскошь.

Стол для совещаний буквой 'Т', как любят все большие начальники, куча телефонов на пристольной тумбе, какие-то шкафы по стенам. Наверняка кабинет начальника этого заведения.

Мне указали на свободный стул около торцевого стола, рядом с руководящим креслом, дождались когда я сяду и сделали шаг назад.

В руководящем кресле сидел представительный мужик лет пятидесяти. Тот кивнул моей охране? конвою? сопровождающим? и когда она вышла, стал смотреть на меня, ничего не говоря. И взгляд был такой... как смотрят на жука, которого насадили на булавку, а теперь думают – в какую коробочку поместить. А приведших меня оперов сменили двое, которые расселись на свои места так, как будто этот кабинет был им очень хорошо знаком.

Мужик за столом, так и не представившись, продолжил смотреть на меня, оценивая и размышляя, что со мной делать? И в его глазах, я читал вопрос, который он не мог решить – убить сразу или достать ножи и начать потихоньку сдирать кожу, чтобы клиент сам вспомнил нужное и начал рассказывать.

Но, с другой стороны... Есть такой психологический момент: начавший разговор, всегда в проигрыше. И вынужден непроизвольно – открыться. А молчащий, может оценить его манеру говорить и выстроить систему защиты. Психологической, конечно.

Вот и посмотрим: кто кого!

А потом мне стало смешно. И я улыбнулся.

Прессуют как матерого уголовника. Ну-ну. Посмотрим, что вы сможете мне, как это там... а, инкриминировать. Вот!

Через минуты три, мужик проговорил:

– Вот значит как. Ну, хорошо...

Снова немного помолчав, заговорил:

– Я начальник отдела дознания ФСБ России, полковник Сердюков, Александр Иванович. Роман Сергеевич, вы доставлены сюда для того, чтобы дать пояснения по вашей работе в институте. И чтобы не терять времени, мне бы хотелось, чтобы вы максимально подробно рассказали нам о своей работе за последние два года. И ответили на возможные вопросы.

Я перевел взгляд на руки следака. Тот крутил ручку, самую обычную шариковую ручку, и ждал ответа.

– Вы, может быть, не в курсе, но специфика моей работы в нашем институте... накладывает на меня некоторые обязательства. И, без разрешения первого отдела, знакомить посторонних (специально уколол этого сноба) с подробностями моей работы, не имею права.

Полковник открыл папку, которая лежала у него на столе, извлек оттуда листок и положил его передо мной.

– Вот официальное согласие Вашего руководства на раскрытие сведений по работам, в которых Вы принимали участие.

Прочитал листок, отпечатанный на бланке нашего института, и обратил внимания на дату. Три дня назад.

Подготовились, значит.

А сам документ был достаточно банален. В нем руководство нашего института давало разрешение на проведения опроса меня по тематике работ нашей лаборатории.

Правда была и хитрая оговорка: в части меня касающейся.

Подпись директора и начальника службы безопасности, в ведении которого и был первый отдел.

– Хорошая бумага, – положил на стол, перед полковником, – Даже на бланке. Только вот я никаких указаний не получал. И этот документ нужен вам и руководству института. А мне будет достаточно указания начальника первого отдела.

Полковник усмехнулся. Повернулся к селектору, нажал кнопку и бросил:

– Пригласите.

Открылась дверь, и вошел институтский начальник первого отдел.

– Николай Матвеевич, вот ваш сотрудник выражает сомнение в подлинности полученного нами от вас документа и хочет лично удостовериться, что ваше руководство дало разрешение на открытие информации.

На меня укоризненно посмотрел вошедший. Я знал его. Это действительно был наш начальник первого отдела.

– Роман! Не валяй дурака. Мы дали согласие на твой опрос. И документ настоящий.

– Угу. А потом, без такой бумажки, вы меня со свету сживете: зачем рассказывал, да зачем показывал. Нет, уж увольте.

Следак посмотрел на меня и спросил:

– Затруднения сняты? Спасибо, Николай Матвеевич.

Солидно. На мой непроизвольный фортель, заранее готовое решение. И думаю, что меня теперь не отпустят. Будут 'доить' до последнего. И могли уже предварительно с кем-то поговорить и кое-что узнать.

– На Вашем опросе будут присутствовать два наших сотрудника.

– Ваше право. Хоть пятьдесят. Но вопросы только по тематике моей работы.

Следак опять ухмыльнулся. Ох, не нравится мне всё это, ох не нравится.

– Это, – указал он на одного из присутствующих (седенького дедка, затрапезной внешности), – профессор Преображенский, Михаил Наумович. Это, – рука показала на моложавого господина, в котором угадывался младший брат полковника (в смысле занимаемой должности), – капитан Ермолаев, Николай Георгиевич. Он будет вести Ваше дело.

О, как! Уже дело шьют!

Классика.

Ну что ж. Придется играть в эти игры.

И вдруг до меня дошло, что было написано в бумаге: раскрытие сведений по работам, в которых я принимал участие. Бумага официальная, а значит и работы, по которым могут опрашивать, тоже должны быть официальные. А всё что делалось в инициативном порядке, никого касаться не должно. По крайней мере, доказать, что я в них участвовал, у них не получится.

Или я слишком оптимистичен?

В этой конторе официальные работы никого интересовать не должны. В том смысле, чтобы выпытывать подробности проведенных исследований у лиц, их проводящих. По ним и так можно получить любую информацию. Официальным порядком. И для этого не нужно никого дополнительно опрашивать. Ведь опрашивают тогда, когда возникают нестыковки в этих самых работах... или результатах.

А это означает, что в папочке полковника, лежит еще один сюрприз для меня, в виде официальной справки из института, с подробным перечнем работ, в которых я принимал участие. С точным описание тематики и полученных результатах. Так что скрывать очевидное – бесполезно.

– Итак, расскажите нам о своей работе за последние два года.

Вы когда-нибудь пытались вспомнить, что делали последний год? И так, чтобы всё было разложено по датам, темам, времени отпуска, больничным, срокам командировок и тому подобное. Да еще без ваших черновых записей и возможности свериться с официальной и личной бухгалтерией.

Причем, 'вспомнить' всё нужно было так, чтобы у сидящих в этом кабинете не возникли лишние вопросы. Ответы на которые, породят новые вопросы. Потом уточняющие вопросы. Потом уточнения на уточнения. И вот... вы попались.

Не бьются даты. Или последовательность событий не соответствует реальным. Или еще какая-то мелочь.

Будет время, попробуйте.

Я почесал голову и сказал:

– Календарь есть?

– Зачем?

– А вы что, считаете меня Вольфгангом Мессингом? Он там мог запомнить несколько тысяч цифр, а потом выдать их по любому запросу. Я вот не могу все вспомнить так сразу. Мне нужно подумать и восстановить события.

– Хорошо. Тогда назовите нам работы, в которых Вы участвовали.

Ну вот. Так и думал. Первая проверка на вшивость.

– Ну, это просто, – и я перечислил всё, к чему удалось прикоснуться.

– Вот тут, пожалуйста, подробно поясните, для чего Вам потребовались консультации с Шихманом.

Ай! Прокол. Не мой, а полковника.

Или сверхтонкая игра: заметит или не заметит клиент подставу.

– Кроме обсуждения развлечений на вечер, я с Шихманом ни о чем не консультировался. Не его тематика. А вводить чужих в тему, у нас не положено.

– То есть, Вы хотите сказать, что ничего со своими коллегами не обсуждали?

– Не ничего, а конкретно относящегося к теме работ. Общие принципы и математические модели – безусловно, обсуждались.

И вот так три часа. Скажи как? А так? А видел? А если не знал, то тогда как?

Гора вопросов, чтобы притупить мое внимание. И вдруг:

– А где сейчас Шихман?

– В отпуске.

– То есть, проверить ваши слова у нас не получится?

– Ну почему? Выйдет из отпуска – проверите. Или отзывайте.

– А где он отдыхает?

– Я не настолько близко знаком с Алексеем Арнольдовичем, чтобы он посвящал меня в столь интимные подробности.

– То есть, знать, где он отдыхает, может только руководство института?

– Мне казалось, что наше обсуждение затрагивает несколько иные темы. А вопросы мест отдыха сотрудников, стоит обсуждать с их родными или начальством.

– Хорошо. Тогда продолжим...

И опять – что, где, когда?

Через час полковник решил, что я дозрел и задал вопрос, который поставил меня в тупик:

– Какие конкретно функции выполняет установка, которую Вы собрали в операционном зале?

Что-то в груди ёкнуло – началось.

– Что значит функции? Это установка служит для получения новых покрытий. И в этом её основная функция.

– А не основная?

– А нет у нее не основных. Всё остальное обеспечивает её функционал.

Полковник помолчал и задал следующий вопрос:

– А для чего вы начали снимать блоки с установки?

– Что значит для чего? Для её модернизации. И эти работы проводятся с установкой постоянно.

Следак посмотрел на меня долгим изучающим взглядом и спросил так, как будто уже нашел вредителя и теперь просто поясняет ему всю меру его заблуждения.

– Это Ваша личная инициатива?

– Что значит личная? Я на работе и подчиняюсь распоряжениям руководителя.

– И по чьему же указанию вы проводите эту работу?

– Алексея Арнольдовича. За время его отпуска я должен полностью очистить площадку. И подготовиться к монтажу нового оборудования.

– Значит, у Вас есть план размещения этого нового оборудования?

– Откуда? Все планы в голове у шефа... Алексея Арнольдовича. А я просто выполняю его распоряжения.

И вот тут в разговор вступил этот непонятный профессор.

И начал подробный допрос. И его вопросы были не такими простыми, а были составлены так, чтобы выяснить все нюансы работы нашего аппарата. И для того, чтобы не упустить что-то важное, он регулярно заглядывал в свой конспект и шпарил по нему.

Для чего нужны эти и эти узлы? Как работает этот блок? Что делает эта схема? Откуда берется питание на эти элементы?

Мне сразу стало понятно, что установку пытались изучить. Втихаря, с привлечением сторонних специалистов. Но полностью понять все тонкости её работы не удалось. И вот сейчас под видом опроса из меня пытались достать информацию об особенностях конструкции.

И большой бедой было то, что я знал, для чего предназначены все узлы этой установки и как они работают. Ведь я ее и собирал. По существу я был ее Главным конструктором. Да, вместе с Максом и Лехой, но делал всё я. Они только говорили, что должно получиться на выходе, как нужно ориентировать магнитное поле, где поставить ловушки, активаторы, каких характеристик поля нужно достичь...

А я всё это считал, собирал или заказывал готовое.

И самое страшное было то, что прокол гипера придумал я. Точнее, как сделать этот самый прокол. И реализовать в железе.

Правда, сейчас часть модулей установки отсутствовала. А часть была заменена на другие.

Но остались... как бы это сказать, определенные элементы, которые изначально не предназначались для трансмутации. И их использование было несколько нелогичным. Можно было бы использовать совсем иные технические решения, более оптимальные именно для задачи нанесения покрытий.

Но тут было самое банальное объяснение.

Научная мысль не линейна. И то, что вчера казалось полезным, сегодня может быть признано вредным. То, что использовалось вчера и выглядело верхом совершенства, сегодня может быть сделано совершенно иным образом.

И тогда, многие элементы снимаются, или заменяются. А часть блоков, в которых много лишних функций, остаются памятником бесхозяйственности. Кажущейся бесхозяйственности. Потому, что в ряде случаев переделывать макет гораздо дороже, чем временно, на 'соплях', изменить конструкцию и проверить полученный результат. А ради достижения эфемерной эффективности и промышленного дизайна курочить работающее железо и добиваться оптимальности, чтобы завтра бросить в корзину и переделать все заново – нонсенс.

Вот на это я и упирал.

Где-то врал.

Где-то импровизировал.

Иногда говорил правду.

– И как же всё это у вас работало? – вопрос профессора не поставил меня в тупик, а согрел внутреннее эго.

– Устойчиво.

– И вы сможете все это продемонстрировать?

– Нет.

– Почему?

– Потому, что перед отпуском шефа... в смысле, Алексея Арнольдовича, у нас пробило высоковольтный кабель. Выбило внутренние автоматы и по питающим проводам сожгло управляющие компы. Их нужно менять, ставить новую прогу и только тогда можно запустить установку. Да и часть блоков я уже снял.

– То есть, если заменить управляющие машины и вернуть блоки на место, то установка заработает?

– Нет. Вы меня не слушаете. Нужно восстановить выгоревшую проводку, установить новые программы, провести юстировку и только тогда можно будет запускать установку.

– Я так понимаю, что проводку Вы уже восстановили?

– Нет. Только в пункте управления. А есть еще часть проводки в операционном зале. Да и смысла восстанавливать её там – никакого. Всё равно нужно будет перекладывать.

– А управляющие программы?

– У шефа в сейфе. И это тоже, когда он вернется. Да и всё равно ставить некуда. Компов-то нет.

– А если мы найдем машины?

– И вскроете сейф шефа? Нет, без него ничего не получится. Программы писали Макс и шеф. В смысле, Гирневич и Шихман. А без них я не смогу их установить.

– То есть, помочь нам, Вы отказываетесь?

– Не понял? Я-то здесь при чем? Я занимался только установкой силового оборудования. А ответственный за все шеф. И он дает допуск.

Я помолчал и затем сказал, стараясь выказать свое пренебрежение этим торопыгам:

– И потом, зачем вам так срочно нужна эта установка? Ну, да! Она дает уникальное покрытие и может сделать то, что не делает никто в мире. Но это не означает, что нужно срочно её запускать ради каких-то непонятных ваших целей. Приедет шеф, и получите возможность на ней поработать. Чего так спешить-то?

Полковник и профессор как-то быстро переглянулись.

Следак, каким-то уж слишком изучающим взглядом оглядел меня и произнес:

– Роман Сергеевич! Боюсь, что в ближайшее время увидеть Алексея Арнольдовича Шихмана у Вас не получится. Впрочем, как и Максима Гирневича.

И сказано это было таким тоном, что я непроизвольно вздрогнул.

– Они что... погибли?

– Нам это неизвестно. Но никуда из города они не выезжали. И это совершенно точно установленный факт.

– И вы подозреваете меня в их смерти? – уж если меня пытаются привязать к этому делу, то надо, хотя бы, выяснить на что они рассчитывают.

– Отчасти. Пока вы проходите по делу об их исчезновении – как свидетель.

Помолчал и добавил с нажимом в голосе:

– Самый важный свидетель. И поэтому мы не можем отпустить Вас домой. И сегодняшнюю ночь Вы проведете в изоляторе.

– Не понял? – это вызвалось у меня совершенно непроизвольно, – Я что – арестован?

– Пока задержаны. До выяснения. А дальнейшую Вашу судьбу определит следствие.

Полковник кивнул капитану, который до этого времени молча сидел за столом и изображал предмет мебели, тот показал мне на выход и мы друг за другом вышли из кабинета.

Может быть специально, а может и непроизвольно, но капитан, прикрывая дверь кабинета, не закрыл ее на щеколду замка, она немного приоткрылась, и получилась небольшая щель.

В коридоре он остановился, задержал меня и кликнул сопровождающего.

А в приоткрытую дверь до меня донеслось:

– Что скажете, Михаил Наумович?

– Вы знаете, Александр Иванович, а он не производит впечатление знающего человека. Так, нахватался верхушек. И мыслит не современными представлениями, а какой-то фантастикой. При этом даже формулы может привести. Странно. Но, похоже, он действительно был всего лишь ассистентом... с кандидатской степенью. И его не очень-то допускали к тайнам.

Молчание. Какие-то шорохи, затем снова:

– Вы знаете, нужно искать Шихмана и этого... – пошелестела бумага, – Гирневича. Похоже, что авторы именно они. И я бы поставил на Шихмана. Все-таки доктор наук. А у нас, у докторов, идеи приходят совершенно неожиданно.

Кто-то подошел к двери и закрыл её. Голоса стихли. Но и сказанного было достаточно. Если это только не игра. Так что надо и дальше придерживаться той же линии поведения.

***

Оказавшись в новом кабинете, со своим новым интервьюером, я вновь был вынужден пройти через муки ада.

Только теперь всё то, что звучало у полковника, кратко писалось на бумагу. Естественно, после уточняющих расспросов.

Правда, все наукоподобные вопросы этот следователь благополучно пропустил. И в протокол были внесены только те моменты, которые интересовали следствие с точки зрения моей работы в институте и отношений с Максом и Лехой. А так же подробности нашего последнего свидания с пропавшими.

Затем меня препроводили в камеру и оставили одного.

Правда, предварительно тщательно обыскав.

Хотя и тут был смешной момент.

То, что у меня есть часы (мой браском), наверное, отметил еще следователь. И охрана попыталась его у меня изъять.

Ага! Изъяли!

Когда охранник потребовал у меня часы, я испугался. Но делать было нечего, спорить с силой бесполезно и я, задрав рукав пиджака... увидел, что браском исчез.

То есть, я его ощущал на руке. Но совершенно не видел.

– А нету! – сказал я и показал охраннику пустое запястье.

Злобно сверкнув глазами, тот охлопал мои карманы и завел в камеру. Может быть, вещи задержанных они потом делили между собой, кто их знает. И поэтому был так... невежлив.

Вот ведь гады!

Весь день выносили мозг, лишили всех мелочей и оставили как без обеда, так и без ужина.

В камере под потолком были установлены две видеокамеры, расположенные по диагонали помещения. Значит и здесь меня ни на секунду не оставят без пригляда.

Делать в этом месте заточения было совершенно нечего. Дико хотелось есть. Но нарываться на неприятности я не стал.

Как был в своей одежде, так и улегся на дощатые нары и попробовал уснуть.

Но и здесь меня не оставили в покое.

Через полчаса откинулось окошко в железной двери, и голос охранника произнес:

– Задержанный! Ужин! – и через узкий лючок двери мне задвинули поднос с едой.

Утром картина повторилась. В восемь утра меня разбудил охранник, громким голосом возвестивший о начале нового дня:

– Задержанный! Подъем! Завтрак!

А потом опять продолжение допроса у молодого следака.

И опять всё по новой.

Те же вопросы про Макса и Леху, те же подробности работы в институте. Но добавилось и нечто свеженькое. Кто нас курировал по нашим работам, кто определял нам направление исследований, кому мы отчитывались по результатам... Ну и так далее.

А после обеда за меня опять взялся неизвестный науке профессор. И слушая его вопросы, я всё никак не мог понять – в каком времени он живет? Что-то из теорий Эйнштейна, что-то из физики середины двадцатого века. И, судя по уровню его вопросов и стилю их воплощения, этот ученый (а, скорее всего, даже псевдоученый) если и смог что-то опубликовать, то написал это явно со слов своего шефа, которого подслушивал во время его лекций студентам сельскохозяйственной академии, которым физика нужна лишь с одной стороны: земля – это твердь, а вода – это жидкость. И, видимо, кто-то порекомендовал этого научного неандертальца на сладкую должность и вот теперь он старательно делал вид, что в данном туманном деле он единственный авторитет, и только он сможет 'добыть' секретные знания у молодого шалопая.

***

– Что вы знаете о времени, Роман? – прозвучал очередной вопрос профессора.

Ну, вот опять! Еще один теоретик, который решил проверить меня на вшивость.

Но, зная, для чего он это делает, я произнес:

– В смысле, сколько сейчас времени?

– Нет-нет. Ответ на этот вопрос мне не интересен. Меня интересует время, как физическая величина.

Профессор посмотрел на меня и усмехнулся.

И вот что он ожидает в ответ?

– Ну, время измеряется с помощью различных приборов и...

– Нет-нет. Меня интересует не то, что Вы знаете об измерение времени, а что Вы знаете о времени. Как координате единого пространства-времени.

– Вы хотите поговорить о теории относительности? – сыграв удивление, спросил я.

– Нет. Вы меня не понимаете, – Ага, как же, не понимаю, ты старый пень пытаешься меня развести на мои знания теории Макса и Лехи, и это твои начальные подколки, – меня интересует время, как форма протекания физических процессов.

– А что конкретно Вас интересует?

Ага, вон как глазки загорелись. Сейчас будет подсекать.

– Как вы используете время в ваших расчетах?

И почему сразу не спросить: в расчетах теории Шихмана-Гирневича?

– Да очень просто. Скалярная величина, которая позволяет определить длительность процесса...