Текст книги "Сказка XXI века"
Автор книги: Игорь Халымбаджа
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)
МАРТЫШКИН И ОЧКИ
С годами у Мартышкина совсем ослабло зрение. Сходил он в поликлинику за рецептом и поспешил с ним в «Оптику». Но…
«Оптика» оказалась закрытой на учет. Опечаленный Мартышкин двинулся домой и повстречал по дороге сердечного дружка Чистоплюева.
– Ерунда! – хмыкнул Чистоплюев, ознакомившись с проблемами Мартышкина. – Мы это уладим! У нас в лаборатории этих очков море! Завтра же притащу.
И не соврал, принес!
Наутро, усевшись за свой рабочий стол, Мартышкин сладострастно извлек приобретенные очки и взял верхний листок из стопки скопившихся за день бумаг. Это было письмо от смежников с мольбой о помощи. Наискось чернело резюме Ивана Егоровича: «Мартышкин, пошли их к чертовой бабушке». Не тратя времени на писанину, Мартышкин снял телефонную трубку и исполнил руководящее пожелание. Следующим оказалось заявление от Шубниковой Л.У. с просьбой отпустить ее в магазин за голландскими сапогами. Мартышкин даже обмяк от такой наглости. Вызвал Шубникову.
– Вы что, очумели? За какими такими сапогами, в рабочее время?
– Голландски… Что Вы, Пал Палыч! Я… Мне к больной тете надо… – И тут в кабинет ворвался взбешенный Иван Егорович.
– Ты что, Мартышкин, себе позволяешь? Я тебе написал «подготовь ответ»! А ты хулиганишь! Оскорбил Семен Семеныча!
Перепугавшийся Мартышкин снял очки и стал судорожно протирать стеклышки. А взгляд ненароком на документ упал, действительно, разобрал «подготовить ответ»…
– Иван Егорович, у меня зрение…
– Вот я за близорукость тебе и вкачу! – мстительно сказал Иван Егорович и вышел.
Оставшись один, Мартышкин продолжал протирать стекла и нащупал на дужке какую-то надпись. Достал из стола лупу, разглядел: «Междустрочник». Скрипнула дверь. «Привет! – сказал, входя, Чистоплюев. – Ты осторожнее с очечками-то, Палыч! Это, оказывается, научная диковинка… Чтобы между строк читать. Давай сюда, с меня разработчики справляют. А я тебе с простыми стеклами принес. Тоже красивые…»
ЛАМПА АЛЛЫ ДИНОВОЙ
(Интурлегенда)
Второй день витрины бесчисленных магазинов раздражали Аллу Динову: у нее осталось всего три динара. Она уныло брела в хвосте маленького стада туристов, не вслушиваясь в забавное бормотание гида. Пройдя несколько кварталов, группа углубилась в узкие средневековые улочки. Здесь в темных мастерских звонко стучали молотки и молоточки, в окнах лавчонок и прямо у дверей был разложен диковинный товар: медные узкогорлые сосуды, кинжалы, кальяны, старинные монеты… Алла любовалась кольцом с бирюзой, когда кто-то тронул ее за рукав. Горбоносый торговец протягивал ей позеленевшую лампу и бормотал на ломаном русском:
– Купитэ, нэ пожалейте. Толко три динар…
– А на что она мне? – спросила сердито Алла, зажав монетки в потном кулачке.
– Исполнит три лубые твои жэлания! Потрешь только вот здэсь!
Алла прикинула. Чем тратиться на пачку жевательной резинки или открытку, лучше, пожалуй, взять лампу. Отличный сувенир! Небось, десятый век… И она отдала свои динары.
Группу она догнала у киоска. Многие лизали мороженое. И Алле тоже захотелось. Она в отчаянии потерла лампу: «Мороженого!»
– Алла! Бери скорее! Совсем растаяло твое мороженое! – закричал староста.
«Действует!» – запело где-то внутри Аллы. Теперь она сама чуть отстала от группы и зашла в универмаг. Здесь продавали ковры. По 1799 динар за штуку. «Хочу ковер!» – терла Алла лампу. Но ковра ей никто не предлагал, и она побрела на улицу. За углом споткнулась о красивый, расшитый бисером кошелек. В нем лежало ровно 1799 динар. С трудом дотащив ковер до гостиницы, Алла долго увязывала его, стараясь придать ему минимальный объем.
И тут Аллу осенило – нужно пожелать сервиз «Мадонна» в стиле барокко! И Алла снова взялась за лампу. В номер заглянул Чуркин.
– Алла, возьми у меня в долг 367 динар. Этих денег как раз хватило на сервиз!
На этом и закончились Алины удачи. Больше ее пожелания не сбывались, сколько она ни терла лампу. Может, джинн исполнял всего три желания, или что-то испортилось в ее механизме. В конце концов Алла сдала лампу в утиль. Мне она клялась, что ничего не сказала старьевщику.
Но в таком случае, откуда у последнего появились дача и новенькие «Жигули»?
ЛЕКАРСТВО ОТ СТРАХА
Экзамена по физике Галя Федина боялась прямо-таки панически. Именно экзамена. Физику она знала не хуже однокурсниц. Однако под бдительным оком мрачноватого доцента Катаева почему-то цепенела и бледнела, что не могло не казаться подозрительным. А Катаев не терпел шпаргалочников. Стоило ему усомниться в ком-то из экзаменующихся, как наказание следовало незамедлительно – «неуд».
Равиля пыталась подбодрить подругу:
– Ты же все знаешь гораздо лучше меня! Может, тебе лекарство от страха принести?
– А что, имеется и такое?
– Тетрапептид. Дядя рассказывал. Зайцы волков бояться перестают. Куда там твоему Катаеву.
– Выручай, Равиля!
Галина проглотила небольшую зеленоватую таблетку, выждала малость а распахнула высокую резную дверь. Взяв билет, села за крайний стол. Вопросы попались нетрудные. Федина мгновенно исписала листок изложением ответов. Огляделась. Катаев сверлил взглядом что-то мямлившего Иванова, но и остальных явно не упускал из виду. Не сиделось. Федина поерзала, озираясь на соседей.
– Что у вас, Федина? – мгновенно отреагировал Катаев, – что-то забыли?
– Отвечать хочу.
Катаев потянулся за Галиным листочком, она мигом выскочила к доске и стала быстро строчить по ней формулы, энергично перемещаясь и тараторя. Вилась вокруг Катаева, словно муха, возникая то справа, то слева. Устав вертеть головой, Виктор Васильевич прикрыл глаза и сел прямо, чтобы не видеть этого мельтешения. Неосторожно задал какой-то вопрос, тем самым еще больше ускорив вращение. Сдался, вписал поспешно в зачетку «отлично» и, стараясь не глядеть на нее, прошипел:
– Можете бежать туда, куда Вы так торопитесь…
И хотя Фединой торопиться вроде было некуда, ее мгновенно вынесло в коридор. Она протаранила волнующуюся толпу ожидающих своей участи, торопливо бросая направо и налево «отлично!», прострекотала по лестнице… Ее распирало желание куда-то бежать, что-то делать. В вестибюле нерадивая тетя Маша, уборщица, нехотя стирала пыль. Схватив швабру, Галина надраила пол. Трамваем пренебрегла, отправившись домой впервые за два последние года пешком. В парке имени Горького увидела расстроенную соседку, толстушку Люсю Потапову. Сдала за нее нормы ГТО. Прибежала первой. Дома отстранила от стирки бабу Асю. И сама, без напоминаний сбегала в магазин за хлебом. На углу столкнулась с Равилей.
– Галочка, запамятовала совсем, от этого тетрапептина возрастает двигательная активность. Но ты не бойся, это ненадолго…
Но Галя сейчас не боялась ничего, даже домашней работы. Возможно, она приняла слишком большую дозу…
ХАРАКТЕР
Я заболел. Врач признал переутомление. И не мудрено: все говорят, что у меня нет характера. Никогда никому ни в чем не могу отказать.
В аптеке старенький фармацевт прочитал рецепт и сказал: «У вас нет характера? А какой вам необходим? У нас имеется большой выбор. Есть твердый, – аптекарь встряхнул бутылочку с драже. – Есть мягкий, – достал какие-то лепешечки. – Есть и неустойчивый, он сейчас в моде», – и болтнул пузырьком с янтарной жидкостью.
– Я не знаю, – произнес я жалобно. – у меня нет характера…
– Тогда предложу вам вот этот, только что получили! – Он протянул мне банку с розовым желеподобным веществом.
– Вы хотите сделать меня размазней? – обозлился я. – Сами лопайте эту слизь!
Опешив, он только и смог прошептать: «Ну и характерец!». И убрал свои банки-склянки. А я ушел ни с чем. И у меня по-прежнему нет характера.
КОМАНДИРОВКА В ЛАПУТИЮ
Меня командировали в Лапутию. По обмену опытом школьного воспитания. Ракета стремительным броском перенесла меня сквозь космическую пустыню. Всю дорогу я тревожился: как буду обмениваться опытом, не зная лапутянского языка?
Чиновник, взявший мои документы, покосился на соседа и констатировал:
– Мало сходства!
– Естественно, – деликатно пояснил я. – Это же мои документы…
– Все равно мало. Не спорьте. И проходите на прививку.
Лапутянин в белом халате, опорожнивший в меня шприц, снабдил меня увесистым пакетом. Я вернулся к чиновнику. Тот выдал мне документы и ключ и, по-прежнему кося глазом куда-то в угол, сказал: «Ваш номер тринадцатый. Отдыхайте. Четыре дня. За вами зайдут и вы обменяетесь…»
В номере я развернул пакет. Словари, грамматика. Не знаю почему, но я тут же набросился на них: читал правила, как детектив, самозабвенно зубрил слова, обороты, идиомы, коллекционировал исключения из правил. Не спал две ночи и к третьей уже сносно понимал лапутянский говор… Чтобы попрактиковаться, отправиться в город. Он оказался невелик. Магазины, кафе, парикмахерские… Все почти как у нас. Почти… Ибо я не увидел ни одной школы! Огорченный, я вернулся в номер. С кем же мне обмениваться опытом?
А назавтра ко мне явился очень вежливый лапутянин. Зыркая глазом на люстру, он сообщил, что ему выпала приятная миссия… он рад… и так далее. Он очень удивился, узнав о цели моего визита. Школы? Триста лет как закрыта последняя. Как учим детей? Они все изучают самостоятельно. После того, как им привьют любовь к знаниям, к дисциплине, к родителям. А когда подрастут – к детям, к труду, к искусству. Где? В специальных пунктах прививки. Как? А как вам привили любовь к лапутянскому языку?
«Бедные маленькие лапутята! – огорчился я. – Какое у вас короткое детство! Ведь длинным его делают бесконечные часы в ожидании вызова к доске, когда уроки не выучены… Вас лишили радостей спасительного звонка!»
Оставшись один, я с новыми силами взялся за лапутянскую грамматику. Я не мог ничего с собой поделать: неудержимо тянуло к лапутянским неправильным глаголам…
КОСМИЧЕСКАЯ УГРОЗА
Первого июля стояла ясная теплая ночь. Вышедший прогуляться Федя взглянул на небеса и… ужаснулся. Куда-то пропала большая часть звезд. Остаток ночи растревоженный Федя ворочался, переживая увиденное. А утром поспешил к прославленному экстрасенсу Скорпионскому. Тот внимательно выслушал Федю и впал в заторможенное состояние. А пробудившись от транса, сказал дрогнувшим голосом:
– Ох, Суворов! Беда приближается! Возможна космическая война… есть угроза… это водолеи ополчились на андромедов… они же спалили множество звезд. Аннигилировали. Чую, и к нам подбираются…
– Так что же делать, гражданин Скорпионовский? – встревожился Федя, – Может, посоветуете?
Скорпионовский внимательно оглядел Федю и сказал:
– Положение трудное… Но есть у меня один адресок… Кооператив «Надежда». Может соорудить тебе отличное убежище за вполне приемлемое и посильное для рядового интеллигента вознаграждение. Тысяч десять.
Домой Федя возвратился озабоченным. Оглядел своего домашнего робота по прозванию д'Робот и сказал печально:
– Придется нам расстаться, д'Робот.
– Почему, хозяин? – всполошился д'Робот, всерьез опасавшийся попасть на свободный рынок.
– Деньги мне требуются. Десять тыщ. Убежище надо строить. Грядут звездные войны. Уже половина звезд аннигилирована… Д'Робот выглянул в окно, затем посмотрел на хозяина.
– Могу дать вам гораздо более дешевый совет хозяин… Закажите себе новые очки, посильнее.
ОРАНЖЕВАЯ ПИЛЮЛЯ
С утра у Сергея Ивановича Пивушкина не заладилось: сорок минут прождал куда-то сгинувшие автобусы 42 маршрута. Втиснуться в переполненную машину удалось, а вот выбраться – только проехав лишнюю остановку и пожертвовав тремя пуговицами. Наконец, запыхавшийся Сергей Иванович добрался до своего рабочего места.
– А вас уже дважды спрашивал сам Ручкин, – ехидно сообщила Семгина.
Пнвушкин поспешил на зов.
В кабинете Ручкина на бордовых полумягких стульях вдоль стены уже расположилось человек пять. Завидев припозднившегося Пивушкина, Василий Никанорович раздраженно стукнул по столу:
– Где вы шляетесь, Пивушкин? Если вы не желаете работать со мной, то так и напишите в заявлении. Я подпишу…
Сергею Ивановичу, человеку совестливому, присутствие посторонних в такой ситуации было тягостно. Он не на шутку разволновался. И, когда Ручкин пообещал лишить его премии, он внезапно ощутил, что где-то внутри, повыше желудка, тяжкой гирькой обозначилось Нечто, предательски стало неметь левое предплечье, а окружающие предметы – расплываться.
Очнувшись, он не сразу осознал, где находится, растерянно вглядываясь в сосредоточенное лицо всегда хмурого лаборанта Вилкина. Лаборант пытался напоить Сергея Ивановича водой из граненого стакана, пролив изрядное количество жидкости на свежую рубашку Пивушкина.
Недовольный Василий Никанорович вертел в пальцах голубую импортную авторучку. Сказал значительно:
– Хватит, Пивушкин! Если вы больны…
Тут Вилкин, поспешно брякнув стакан на край полированного ручкинского стола и торопливо добыв из кармана казенного черного халата коробочку, торжественно извлек оранжевую пилюльку. Протянул ее Василию Никаноровичу. Тот недоумевающе уставился на него поверх очков:
– Вы что, Вилкин? Пивушкина потчуйте.
– Это – лично вам, Василий Никанорович! Успокаивает. Пожалейте себя!
Василий Никанорович смигнул, взял пилюльку и, повертев, забросил в рот. Запил из стакана. Несколько мгновений сидел выпрямившись, словно прислушиваясь к чему-то таинственному там, внутри. Удовлетворенно сообщил всем:
– Полегчало! Дайте-ка мне еще, про запас!
Вилкин с готовностью протянул всю коробку. Василий Никанорович одобрительно глянул на ее цветастую наружность и спрятал в ящик стола.
– Сколько я вам должен, Вилкин?
– Нисколечко, Василий Никанорович! Пилюльки эти, КонДо называются, бесплатные.
«Откуда они у Вилкина?» – подивился Пивушкин. Знакомый врач говорил, что КонДо, концентрат доброты, – могучее средство от сердечной глухоты, душевной слепоты и всякой сердечно-душевной недостаточности находится в стадии клинических испытаний… И жалобно застонав, Сергей Иванович протянул ладошку:
– И мне, Вилкин, хоть одну таблеточку… Не себе прошу, для Гавриловны, соседки…
САМО СОБОЙ…
Тяжело дыша (все-таки успели вовремя!), мы расселись за свои столы. Я извлек из ящика стола папку с расчетами, раскрыл ее и развернулся к Сереже Петрову:
– Так что нам пишут насчет нового психотронного оборудования? Или мы так и будем всю жизнь одними расчетами заниматься?
Ответить Серега не успел. Открылась дверь и на пороге возник среднего роста человек с потертым рыжим портфелем, в шляпе и аккуратненьком серо-стальном костюмчике.
– Здравствуйте, – вежливо пожелал он нам. – Меня зовут Грибков Николай Николаевич.
При этом его шляпа сама поднялась, приветливо качнулась и вновь водрузилась на прилизанные волосики Грибкова. Мы, ошарашенные, взирали на пришельца.
– Я принят на должность старшего научного сотрудника в вашу лабораторию. И. о. зава, – сообщил Грибков, – как я понимаю, это мое рабочее место.
Он прошел к свободному столу у окна. Шляпа его упорхнула на вешалку и там успокоилась. Стул услужливо повернулся к новому хозяину, приветливо скрипнув. А всякий хлам, который мы свалили на свободный стол, от неуловимого движения руки скукожился и бесформенным комком выпал в корзину для мусора.
– Во дает! – восхитился Серега. – Нет, как вы этого добиваетесь?
– Дистанционной интерракции? Очень просто, Сергей Петрович. Работать надо! – И Грибков, плотно усевшись, извлек из недр портфеля кипу бумаг и углубился в них.
Петров покрутился еще малость и постепенно стих.
Мозговые волны альфа, которыми я занимаюсь, – вещь сугубо умозрительная и порядком мне осточертевшая. Хотелось поговорить о чем-нибудь более реальном, например, о недавнем матче «Уралмаш» – «ЦСКА». Но Николай Николаевич пресекал все наши попытки разнообразить тематику одним косым взглядом, от которого неприятно костенел язык. Изворотливый Сережа попытался вовлечь Грибкова в дискуссию.
– Николай Николаевич! Как вам видятся перспективы разрабатываемого нами парапсивизорадаля обнаружения нефтяных месторождений?
Николай Николаевич, снисходительно улыбаясь, начинал толковать о стратиграфических ловушках и иных вместилищах углеводородов, которые геофизикам углядеть слабо. А мы тем временем обменивались спортивной и иной информацией.
– Но я вижу, что толковал стенам, – закончил Грибков. – Ваши мысли, Петров, носились на стадионе…
– У него удивительная способность к интерперсональным связям! – сокрушался Сергей в курилке. – Небось, потребляет литрами настойку китайского лимонника или иной дряни. Он не дает нам нормально функционировать! Нет, я с ним поговорю откровенно!
Я отговаривал Петрова. Но он не послушался.
– Николай Николаевич! – начал Сергей, едва мы после обеда приступили к исполнению своих обязанностей. – Как это вы приручили эти безмозглые вещи? Поделитесь с нами…
– Пожалуйста. Само собой…
Рассерженный Петров навис над и. о. зава тяжкой глыбой.
– Само собой? Издеваетесь над нами? Может, вы еще и хилер, Грибков? Владеете приемами филиппинской бескровной хирургии? А то у меня кое-где ноет и кое-что чешется при виде вас…
– Владею! – сказал Грибков и тоже встал. Обошел стол и оказался перед остолбеневшим Петровым. Протянул руку – его пальцы вошли в щеку моего приятеля. Вся кисть! Грибков поднатужился, рванул и извлек наружу…
– Неужто язык! – обмер я. Рана мгновенно затянулась.
– Работайте, Петров, – буднично пожелал Николай Николаевич. – Теперь у вас ничего зудеть не будет.
Петров тут же сел на свое место и погрузился в расчеты.
С тех пор прошло уже три дня, а Серега еще ни разу не раскрывал рта. Даже когда Грибкова нет на месте! Все вкалывает!.. Но пищу в обеденное время принимает регулярно. И это меня несколько успокаивает, потому что в последнее время Грибков все чаще поглядывает в мою сторону и в глазах его я читаю вопрос: «Ну-с, а что у вас зудит, молодой человек?»
ЗАМКНУТЫЙ ЦИКЛ
Утверждают, что пять минут смеха заменяют энное количество высококалорийной пищи. А сколько калорий даст игра в шахматы, почему-то никто не считает. Между тем, только в нашем конструкторском бюро в каждый перерыв Чигорев вместо обедов успевал отыграть множество победных партий с Хрумкиным и Кутеповым.
– Ты не родственник знаменитому Чигорину? – поинтересовался как-то Кутепов, – Что-то есть у тебя от его стиля, кроме созвучной фамилии.
– «Что-то есть», – возмутился чемпион. – «От стиля»! Они тогда играть толком не умели, потому что теория детально разработана не была. Даже защиты Уфимцева не ведали. Да я бы их всех, как и вас!
– Ну, это ты загибаешь! – усомнился Кутепов.
– А пусть попытается – предложил Хрумкин, несмотря на постоянные поражения, считавший себя более сильным игроком, чем Чигорев. – Антон Михалыч, дайте ему хроноградиентомер!
– Неужто, Чигорев, пойдешь? – зашумели болельщики. – Надерут тебя предки!
– И пойду! – взвился наш чемпион. – И докажу, кто сильнее! Давайте ваш хронометр!
Ему вручили прибор размерами с компас.
– Что с ним делать?
– Включай и иди. Как значения достигнут десятки, – ищи вокруг максимум. Это градиентная ослабленная зона, а попросту трещина во временном поле. Тут быстро лопаткой рой канавку, может, проскочишь в иной временной пласт…
Чигорев схватил прибор. Ему сунули выкрашенную суриком лопату, позаимствованную с пожарного шита, и он зашагал напрямик, через парк, прихватив карманные шахматы. За ним увязался Хрумкин. Через полчаса он вернулся, доложив, что Чигорев роет яму в огороде вахтера Пантелеича. Между баней и парником.
На другой день Чигорев на работу не вышел. Звонили домой – не появлялся. Сходили в огород к Пантелеичу. Действительно, между парником и баней налицо была оплывшая яма.
– Может, его завалило? – испугался Хрумкин. Шустро расчистили выемку. Но тело не отыскалось.
– Неужто проник к прошлое? – поразился Кутепов. – Но как? Ведь мы пошутили, вручили бутафорию, смонтированную из туристского компаса. Хрумкин! Ты что там накрутил?
– Не помню… – промямлил Хрумкин. – Я не нарочно. Я так, лишь бы мигало и стрелка ползала…
Теперь Хрумкин больше букинистической шахматной литературой интересуется. Я сам на днях наблюдал, как он, шевеля губами, изучал в каком-то ветхом журнальчике фото участников шахматного турнира. Но если он на ней пытался отыскать пропавшего Чигорева, то напрасно, потому что в прошлом веке на месте нашего города было абсолютно непроходимое болото с малюсеньким островком посередке. И я точно знаю, мне бабуся Тоня рассказывала: когда город закладывали, на островке отшельника обнаружили в землянке. Сначала он все в столицу отбыть норовил. А потом застрял – пытался подрядчика Козелкова в шахматы обыграть, но так и не смог его одолеть. А шахматы у него, говорят, чудные были, маленькие, и не из дерева.
Между прочим, он тоже Федором Чигоревым прозывался, и нашему Чигореву, то есть, как я теперь разумею, самому себе, дедом приходился.
