Текст книги "Тайна Черного моря"

Автор книги: Игорь Чубаха

Соавторы: Игорь Гречин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

– Ай, мне-то что. Я-то, конечно, отправлю. Только вы зря ожидаете, что фокус пройдет.

Клиент в его глазах резко упал. Надо ж додуматься – ловить денежки на прием «Люди добры, поможите, сколько можете!». От клиента следовало срочно избавляться.

– Крути баранку да помалкивай, – позволил себе улыбнуться Хутчиш и ободряюще хлопнул парня по плечу. А рука-то тяжелая.

– Сделано, – холодно бросил Петя, подвел курсор к окошку «отправка почты», стартанул и поднялся с кресла. – Но если вы думаете…

– Я не думаю. Я знаю. – Анатолий забрал у Петра бумажку с текстом. Затем не спеша достал из внутреннего кармана пачку выигранных денег, отсчитал пять плешивых президентов Франклинов и сунул под клавиатуру. – Я тебе обещал пятьсот долларов за три минуты? Получи и распишись… А теперь у тебя есть пять минут, чтобы навсегда покинуть это здание. Если не покинешь, то очень пожалеешь. Кстати, приемник я заберу. Все равно через полчаса здесь ни одного целого прибора не останется.

Хутчишу совершенно не было жаль парня: пока он искал чистую бумажку, на глаза попался недавний, судя по дате, факс. Как вы думаете, что же там пришло Петюне?

По факсу прислали фоторобот. Фоторобот Анатолия Хутчиша.

Подхватив баул с гидрокостюмом и приемник, оставив Пьеро самого заботиться о своей судьбе, Хутчитш вышел на улицу. Ворчащего под нос вахтера взглядом не удостоил: ты, старый, скоро доворчишься.

На улице было чуть холоднее, чем в помещении. Утро плавно перетекало в день. Лица прохожих были уже не такими мятыми. Анатолий вдохнул свежий, ещё не перенасыщенный выхлопными газами воздух, выдохнул, постоял мгновение, щурясь на обнаружившееся солнце.

Ну здравствуй, Питер…

Пешочком прогулявшись до «Петроградской», – кто додумается его здесь искать?

– прапорщик превратил в киоске крупную купюру в веселую пригоршню жетонов и прошел к крайнему игровому автомату «Джек пот».

Сперва нужно сделать так, чтобы редкие в этот час игроки не заглядывали через плечо. Хутчиш это сделал: неожиданно четвертый по счету от него автомат «Калифорния», гремучий, как обвешанный медалями ветеран, через раз начал извергать порции жетонов. Зеваки переместились туда и принялись мешать советами мосластому чернявому очкарику-везунчику. На Анатолия же никто не обращал внимания.

Не спеша прапорщик монетой отвинтил сбоку аппарата болтик и открыл доступ к электронным кишкам машины.

В Москве ничего подобного у него бы не вышло. В Москве нет единой, состоящей из четырехсот единиц сети игровых автоматов, охватывающей тридцать пять станций метро. И пусть разработчик этой системы не предвидел, что его сеть можно использовать как гигантскую «рамку» для охоты на лис; несмотря на частотные помехи, такой поворот был вполне осуществим. Правда, охота в этом случае велась не в обычных параметрах. Приемник, не обращая внимания на фазы и амплитуды, выискивал в эфире вероятностные апостериорные плотности радиоимпульсов. Все просто как апельсин: после провокационного электронного письма, отправленного Петюней, в обычных консульствах лишь пожмут плечами: мол, либо чья-то шутка, либо адресом ошиблись. Зато в стане врага начнется переполох. Следовательно, где плотность сигналов будет выше, там и прячется неприятель.

Коньком Хутчиша были вражьи явочные квартиры и шпионские гнезда. Однажды, например, чтобы выявить подставную фирму, являющуюся прикрытием для французской разведки в Нижнем Новгороде, он по «Желтым страницам» выписал десяток подозреваемых офисов и натравил на них налоговую полицию. Полиция повязала все фирмы, поскольку, как известно, никто не идеален. Все, кроме одной. Которая, разумеется, и оказалась подставной.

Меланхолично кидая в прорезь жетоны и не забывая дергать ручку, Анатолий подсоединил приемник к боку мелодично булькающего и пиликающего игрового автомата и принялся медленно крутить верньер старенькой «Иволги»: пеленговал.

Австрийское консульство – ничего. Американское – пусто. Германское – штиль. Английское – выходной. Французское – мертвый час. Японское…

Японское!

Японское!!!

Японский городовой…

Эпизод двенадцатый. Что ещё нужно человеку…

27 июля, среда, 16.15 по московскому времени.

Неповоротливый слепень без особого энтузиазма вписал генерала Семена в окружность, на бреющем зашел с обвислого тыла, ткнулся в непрокусываемо-плотную джинсовую ткань и, обидевшись, полетел искать другую добычу.

Солнышко отцепилось от верхушек сосен и наконец-то убавило термический напор. Где-то в отдалении, в лесу под Балашихой, четырежды прокуковала кукушка.

Семен свернул на извилистую гравийную тропинку, ведущую к дому; дом был скрыт за соснами, но генерал дорогу знал хорошо и поэтому шел уверенно. Гравий скрипел, похрустывал под подошвами ботинок. В зарослях жимолости издавали свое громкое разноголосое «ж-ж-ж» пчелы, деловито набивающие брюхо нектаром цветов. С соседнего участка тявкнула невидимая собачонка – тявкнула и затихла: показала, что, дескать, бдит, службу несет. На дорожку не торопясь вышла расфуфыренная курица, глянула на Семена одним глазом, потом, точно испугавшись чего-то, с треском ломанулась в крапивные джунгли у обочины. Семен улыбнулся.

Вот и цель: участок номер тридцать шесть, несерьезно огороженный декоративным, аккуратно выкрашенным в зеленый цвет штакетником. С участка раздавалось приглушенное «тюк!.. тюк!.. тюк!..». Генерал пригнулся, проходя под ветвями беспардонно разросшихся вишен, достиг калитки, откинул ржавую, чисто символическую щеколду, вошел на территорию дачи. Калитка при этом гостеприимно скрипнула – признала своего.

Рядом с доисторическим коробом салона ЗИСа, приспособленным под сарайчик, «каплей» в отставке Иван Князев в линялых тренировочных штанах и старой, но чистенькой и в двух-трех местах аккуратнейшим образом заштопанной тельняшке (правый рукав заправлен под резинку штанов) рубил дрова. Ловко управлялся одной рукой: концом лезвия топора с длинной рукоятью цепляет полено, водружает на иссохшую колоду, выдергивает топор, коротким выверенным движением наносит удар (тюк!) – и две половинки разлетаются в разные стороны. Судя по количеству таких половинок, «каплей» занимался этим делом с обеда.

Был он высоким, крепким шестидесятидвухлетним старцем с ястребиными чертами лица, с ежиком проволочных, совершенно седых волос, с обгорелым лицом. Подайся такой герой в Голливуд, Клинту Иствуду пришлось бы переквалифицироваться. Генерал знал Князева давно, года эдак с пятьдесят седьмого, и время от времени заглядывал к нему. И всегда восхищался старым другом.

В те далекие времена ещё не было десятимегатонников, да и вообще – тонников не было. Никто не поднимался выше пяти зорге[22]22
  Надо заметить, что система измерения боевой мощи обитателей объекта У-17-Б (нынешнее название) в тротиловом эквиваленте появилась лишь в 1961 г. До того применялась так называемая «бисмарковская» градация (напр., 1 зорге = 24 матахари = примерно 6 килотонн).


[Закрыть]… А Князев уже тогда был оценен в триста зорге и по праву считался лучшим «ничейным агентом[23]23
  «Ничейные агенты» – так называется спецподразделение, созданное для выполнения особо сложных операций, в которое входят бойцы мощностью не менее двадцати килотонн. Это совершенно самостоятельный отряд, не принадлежащий ни ГРУ, ни ФСК, ни ФСБ, ни прочим «организациям». Руководство той или иной службы вычисляет мощность и личные характеристики «ничейника», необходимые для выполнения того или иного задания (как правило – индивидуального), и обращается непосредственно к командиру объекта У-17-Б, где и содержатся агенты.


[Закрыть]»… Даже после трагической случайности, в результате которой Князев потерял руку, он остался в строю, и лишь после печально известной операции «Красная борода» досрочно ушел в отставку. А продолжи он работу, какие штуки они с генералом могли бы выкидывать! Например, вернуть МиГ, угнанный в Японию перебежчиком. Или хотя бы вызволить Альенде из осажденного президентского дворца. Или, например, этот так и не реализованный проект – убийство Мартина Бормана. Ведь было, было: на какой-то момент скрывающегося гитлеровца засекли в Буэнос-Айросе, но пока судили-рядили, Борман почуял хвост, ушел от наблюдения и сгинул. А ведь как все хорошо задумывалось – партайгеноссе должны были кончить ледорубом, чтобы упрочилась легенда о том, что сподвижник фюрера якобы пахал на НКВД… Но – нет, не сложилось.

К щеке товарища Семена прилип визгливый комар. Генерал шлепнул наглеца.

Хотя Князев был далеко и сам производил немало шума, шлепок он расслышал.

Опустил топор и повернулся к незваному гостю, пытаясь против солнца разглядеть, кто пожаловал.

Шестьдесят восьмой, операция «Букварь». Иван Князев (тогда ещё в чине капитана, но уже трехсотзоргеист) и Семен (тогда ещё полковник, но уже допущенный к материалам с грифом «два восклицательных знака») совместно прорабатывали новые разрозненные слухи о библиотеке Ивана Грозного в московской канализации; ниточка расследования неожиданно повела их в сторону, и, как следствие, они оказались в степях Средней Азии, где местные наркобароны, тогда только начинавшие выходить на международный уровень, захватили ракетный комплекс превентивного удара, руками спившегося компьютерщика перепрограммировали систему запуска и вознамерились провести ядерную атаку колумбийских конкурентов. Пока Семен с группой спецназа уничтожал зарвавшихся азиатских лиходеев, что окопались в подземном пункте управления стрельбой, Иван Князев проник в шахту баллистической ракеты, за четырнадцать секунд до старта обыкновенной медной проволокой примотал боеголовку к крепежам пиропатронов второй ступени и по каналу газоотвода шахты выбрался наружу.

К сожалению, старт сорвать не удалось, но операция все равно закончилась успешно: вторая ступень вместе с несработавшей боеголовкой упала в воды Атлантики… А вот струя раскаленных газов из сопла ракеты, вырвавшаяся наружу через газоотвод, изувечила Ивана Князева. Ирония судьбы: выйти живым из стольких заварушек на чужбине и стать инвалидом у себя же на родине!

Но что делать? Во все времена, во всех странах-государствах внешней разведке строго-настрого запрещалось работать на своей территории. И всегда и везде запрет этот нарушался. Да и как иначе? Ведь в большинстве зарубежных операций, проводимых что Первым управлением КГБ, что ЦРУ, либо были задействованы соотечественники, либо сам ход операции подразумевал необходимость совершения каких-либо акций на родине. Однако коллегам что из Второго управления, что из ФБР-АНБ препоручать задание было западло: операция наша, мы её и закончим, и награду получим.

Поэтому и ЦК, и Конгресс частенько закрывали глаза на нарушение этого запрета: лишь бы дело делалось.

Вот и сделалось дело.

– Семен!..

– Иван!..

Старые друзья обнялись.

– Какими судьбами?

– Да вот… Решил проведать старого друга. Ну… как ты?

– Понемногу. А ты?

– Трепыхаюсь.

– Как Наталья?

Семен пожал плечами:

– Скрипит старушка. Привет передавала.

– Спасибо. Ну что мы на пороге стоим? Пойдем в дом.

– Я тут привез с собой мелочь всякую – осетринку там, бутылочку…

– Да брось ты. Что я, голодаю, что ли?..

Они сели на веранде и некоторое время внимательно смотрели друг другу в глаза.

«Постарел, постарел, – с грустью отметил Семен прибавление морщин на лице товарища. – Интересно, бежит ли он в аптеку, стоит иноземцам по телевизору иноземную дрянь похвалить? Вряд ли. Вишь, весь день дрова рубил, а не вспотел даже… Нужны ему эти таблетки! Живет на природе, на всем, как говорят засранцы в белых халатах, „экологически чистом“. Живет, как привык».

Прежде, во время оно, «ничейники» для поддержания боеготовности определялись в заповедники «на подножный корм». Только вот пристанища им возводить запрещалось. Если случайно сталкивались с лесником, появлялись очередная охотницкая байка про снежного человека и выговор в личном деле «засвеченного» бойца. Ареалом обитания Князева значилась Беловежская Пуща, где, кстати, о йети слыхом не слыхивали.

«Плюнуть, что ли, на все, купить домик в такой же глуши и тихо дожить, что осталось…»

Генерал тряхнул головой, отгоняя соблазнительно вредные мысли.

«А ведь ты, братец, сдал, – подумалось Ивану. – Шмотки с иголочки, гражданку, небось, раз в год напяливаешь, бодрый, подтянутый, вроде парень хоть куда, но… мешки под глазами, сосуды на щеках – такие подробности мужчину не красят. Небось бегаешь по аптекам, небось коньячку хряпнуть не удерживаешься…»

– Угощу-ка я тебя кое-чем особенным, – сказал Иван и, легко поднявшись, пошел в дом.

Генерал напрягся. Не потому, что не доверял. В таких ситуациях быть готовым к худшему – для службиста давно укоренившийся рефлекс.

Но хозяин дома уже вернулся, держа в руке литровую бутылку «Посольской». Бело-черная этикетка была изрядно затерта, золотистая пробка носила следы неоднократного и не всегда бережного отвинчивания. Внутри булькала не прозрачная водка, а ликерно-розовая жидкость, от одного взгляда на которую у Семена рот наполнился слюной.

– Это получше твоих «Реми Мартенов» и «Баллантайнов» будет. Сам гнал. Перегонка шестерная. Потом углем чистил от сивушных масел, потом ещё два месяца на зверобое настаивал.

– Самогон, что ли? – опасливо нахмурился генерал.

– Сам ты самогон, – беззлобно ответил Князев, доставая из тумбочки два стограммовых граненых стакана – не расширяющихся кверху, а прямых, как гильзы. Почитай, антиквариат. – Это – нектар, амброзия, напиток богов.

– Ванька, слушай, мне ж нельзя, – слабо запротестовал Семен. – Печень, етить ее… Да и сердце не того…

А сам немного отодвинулся, чтобы чуткий нос друга не уловил выхлоп после вчерашнего, старательно забитый «орбитом» без сахара. Транспортное приключение плюс информация, неожиданно всплывшая из папки с личным делом Князева, выбили генерала из колеи, и он решил вчера немножко успокоить нервы. Да переусердствовал.

– Во-во, для сердца это самое милое дело, – согласился Князев. – Давай-ка сначала по чуть-чуть.

Одним движением он свернул голову бутыли-ветерану и плеснул жидкости по стопкам. Жидкость маслянисто поблескивала в солнечных лучах, пробивающихся сквозь маскировочную сетку берез на соседнем участке. «Как красиво, – вяло подумалось генералу. – Солнце в бокале. Выпьешь, и солнцем полна голова. „Солнцем полна голова“, – кажется, это название книжки шансонье-ренегата Ива Монтана». «Когда поет далекий друг…» – вспомнились генералу слова полузабытой песенки, посвященной пресловутому Иву ретивым отечественным одописцем. А по-нашему – «Когда нальет далекий друг…» Генерал улыбнулся родившейся шутке и посчитал, что её можно и вслух произнести:

– Ну – когда нальет далекий друг!

– Ну – за встречу. – Князев потянулся было за своим стаканом, но отдернул руку. – Тьфу ты, голова садовая, совсем забыл. Погоди немного. Я, кстати, твою задачку вроде решил…

И он вновь исчез в доме.

Генерал опасливо покосился на свою порцию; градусы над стопкой так и порхали. Нельзя ведь, докторишки категорически сказали, печень, аритмия, давление, – шептала одна часть его сознания. А вторая увещала: подумаешь, стопочка. Те же докторишки говорят – можно понемногу, сосуды, дескать, расширяет. Опять же – нельзя не выпить со старым другом…

Вдруг промелькнуло: а не сыпануть ли Ваньке в стаканчик из голубенькой капсулы-пробирки – той, что всегда на всякий пожарный во внутреннем кармане лежит? У соратника язык развяжется, глядишь, и что-нибудь ценное всплывет…

Нет. Незачем. Не для того мы в эту тьмутаракань приперлись, чтобы языки развязывать. И так все у нас получится.

Отставник появился на пороге – с лимоном, блюдцем и ножиком.

– Во, лимончик принес. Как же без лимончика? Сам, между прочим, выращиваю в теплице. Хочешь на теплицу взглянуть?

– Давай-ка позже, – выдавил из себя улыбку Семен, а сам подумал: если сарай из ЗИСа, то из чего же теплица?

– Ну, позже, так позже… А там, брат, у меня такие помидоры зреют! Звери, а не помидоры.

Князев сел, положил лимон на блюдце и одной рукой разделал его на шесть частей.

Ловкости его мог бы позавидовать любой самурай. Не стареют душой ветераны! Генерал ещё раз с досадой вспомнил об ускользнувшем Бормане. Ведь для Ивана – что перочинный ножик, что мясницкий тесак, что алебарда, что ледоруб. Взмахнет, не мигнет…

– И вообще, урожайный год будет, это я тебе как специалист заявляю. – Не переставая говорить, он отработанным движением взял себе генеральскую стопку, а генералу пододвинул свою (даже, наверное, не заметил этого движения, гад, чуть-чуть раздраженно подумал генерал), – клубника, яблоки, смородина – все в рост идет. Куда девать потом буду, не знаю. Приезжай по осени, вареньем нагружу по самое некуда. Дочку хоть порадуешь. Как, кстати, Ленка? Школу закончила?

– Вань, – улыбнулся на этот раз вполне искренне Семен, – Лена уже институт закончила, замуж выскочила и уже сделала меня дедом.

– Да ну?! Вот черт, время-то как летит… Ну, передавай ей привет. Давно родила-то?

– Год будет.

– И кого?

– Мужика.

– Как назвали?

– Иваном.

Иван сдвинул кустистые брови к переносице, помолчал, откашлялся и взялся за стопку:

– Редко видимся, редко… Ну, чего мы ждем. За встречу?

– Давай за встречу.

Они чокнулись. Выпили. Князев крякнул, кинул в рот ломтик лимона, принялся усердно жевать.

Поток лавы обжег генеральское небо, хлынул в глотку, по пищеводу добрался до желудка… и неожиданно растекся там успокаивающе нежной, расслабляюще сладостной волной тепла. Мгновение спустя откуда-то из глубин тела поднялся зверобойный дух, ароматным туманом проник в носоглотку, окутал мозг мягкой периной. Генерал медленно выдохнул через нос. Князев следил за его реакцией. В глазах однорукого двухмегатонника плясали веселые искорки.

– Ну как?

– Да… – только и смог произнести Семен. – Это, брат, не самогон. Это, знаешь ли, мгновенная смерть через пятнадцать секунд…

– А ты говоришь. – Старый друг усмехнулся и потянулся за бутылкой. – Еще по маленькой?

– Стой, да погоди ты… дай дух перевести. Я ведь, считай, последний раз на Новый год пил – и то «шампуськи» грамм двести, – соврал Семен. Опустил глаза, зачем-то ковырнул носком ботинка некрашеные доски пола веранды, чуть прогибающиеся под весом стола и сидящих за ним людей. В ботинках ногам было жарко. Следовало не ботинки, а сандалии какие-нибудь, что ли, надеть. Побоялся, что песок набьется. Теперь сиди, дурень, прей. – Да и не за тем я к тебе приехал…

– А, ну да, конечно. Может, есть хочешь? У меня борщ домашний, свининка по-флотски – пальчики оближешь.

– Нет, Вань, спасибо. Я в конторе пообедал.

Спецслужбы обратили внимание на Ивана Князева в пятьдесят первом – шестнадцатилетний курсант всецело соответствовал тогдашним требованиям: прекрасные физические данные и показатели умственного развития; военнослужащий, сирота. Отец погиб на Белорусском фронте, мать пропала без вести…

На самом деле не пропала мать без вести: в сорок восьмом году Нина Князева, тридцатилетняя вдова капитана разведроты, высокая статная красавица с гривой черных вьющихся волос, была арестована, осуждена и расстреляна по статье «Измена Родине» (ретивые служаки НКВД вычислили, что именно к ней относятся строчки из популярной песни «Кудрявая, что ж ты не рада веселому пенью гудка?»; а все дальнейшее было лишь вопросом времени и техники допроса). По счастливой случайности Иван в лагерь для детей изменников Родины не загремел, а был отправлен в приют, оттуда – в Суворовское училище, где его и приметили службисты… К счастью, он так никогда и не узнал о судьбе матери.

– Так, это, я вроде бы решил твою задачку, – продолжал меж тем «каплей» в отставке Иван Князев.

– Какую это?

– Ну, помнишь, ты приезжал посоветоваться насчет этого араба.

– А, да…

Генерал вспомнил: года полтора назад, в начале весны, когда его отдел занимался делом «Человек-Видимка», он действительно просил помощи у Князева.

– Так вот, я тут покумекал на досуге, – сказал однорукий агент, – и, кажется, смекнул, где прячется Салман Рушди. Ты ведь это хотел знать?

Не спрашивая согласия, он вновь разлил по стопкам.

Солнце, завершая свой дневной путь, склонялось к западу; двор окрасился призрачно-оранжевыми тонами. Крадучись, мимо веранды прошмыгнула беременная кошка – в надежде отловить какого-нибудь воробья, затесавшегося в толпу кур. Генерал прикинул, как эту кошку мог назвать бравый приятель. Небось Раисой Максимовной. Армейский юморок – он одинаков, как похмелье.

– Нет, Ваня, – отмахнулся генерал и машинально взял стопку. – Это все уже в прошлом. Я к тебе по другому делу.

– Понятно, – ухмыльнулся Князев и сгреб стаканчик в ладонь. Пальцы у него были длинные, узловатые, сильные, с аккуратно остриженными ногтями, перевитые ниточками вен. – Просто так, без дела, по-дружески ты не заезжаешь. Ну, что там у тебя? Сейчас разберемся. Давай-ка. За успехи в заработанной плате.

Они опять выпили и опять скушали по ломтику лимона. После чего Семен приказал себе твердо: больше ни-ни. И так в голове непривычная легкость образовалась.

– Для начала – сувенир.

Генерал полез в пакет и извлек оттуда пустую жестянку из-под пива, от обычных банок отличающуюся не только рисунком, но особой формой колечка, что запечатывало доступ к содержимому.

– Вот, экспериментальная модель, ещё в производстве нет. Спешиал фор ю. Знаешь, что это такое? Американцы, как тебе известно, давно уже гундосят о том, что, дескать, обычные жестянки негигиеничны. Дескать, мало ли какая зараза сидит на ней, а тебе её к губам прижимать приходится. Ну и придумали, наконец: видишь, ушко такой формы, что почти целиком закрывает верх банки. Отодрал его – и соси пиво на здоровье.

– О! – поднял брови Князев. Похлопал себя по карманам тренировочных, выудил потрепанный очечник, достал из него очки, нацепил на нос и наклонился к раритету.

Генерал не без гордости подумал: у меня-то со зрением все тьфу-тьфу-тьфу… Пока.

– Таких ещё не видел, слыхал только. Эх, мне бы старые возможности… Спасибо, Сеня.

Князев бережно повертел подарок в руке, то отводя далеко, то приближая к самому носу. И вдруг воскликнул:

– Кстати! Ты ж ещё не видел! У меня несколько новых экземпляров появилось, и кое-какие из них – прелюбопытнейшие, доложу я тебе. А ну-ка, подъем, на вечернюю поверку становись!

Князев пружинисто поднялся из-за стола.

И хотя товарищ Семен бессовестно разомлел под закатным дачным солнышком и две принятые на грудь родили внутри товарища Семена непомерное благодушие, но все ж таки нашлись силы оторвать зад от сиденья и проследовать вслед за распалившимся Иваном в святая святых. Под тараканий скрип половиц.

А что поделать – коллекционер он коллекционер и есть. Даже если мегатонник…

Несколько театрально старик Князев отдернул полиэтиленовую полупрозрачную шторку. Как в гостиничной душевой, право слово.

«Хольстен», «Хайникен», «Припс», «Фельдшлоссен», снова «Хольстен», но уже темное, снова «Хайникен», но уже с арабской вязью… банка на баночке, возьмешь одну, и композиция рухнет – коллекция Князева предстала во всем своем великолепии перед глазами Семена, уже, впрочем, давным-давно посвященного в тайную страсть друга.

А страсть коллекционировать емкости из-под пива родилась много лет назад. Кажется, в пятьдесят четвертом, за два года до очередной арабо-израильской войны.

О готовящемcя покушении знали все, но никто не ждал, что на крыше дворца может оказаться снайпер. А снайпер там был. И снайпер превосходный – с восьмисот метров из плевенькой МВшки, против солнца, сквозь тучу пыли, поднятую подъезжающим помпезным кортежем из шести черных «мерсов», он засадил пулю аккурат в сердце Азлану[24]24
  Азлан Мухиббуддин Шах (полное имя – Азлан Мухиббуддин Шах ибни Аль-Мархум Султан Юзуфф Иззуддин), Верховный глава Малазии (взошел на престол 18.09.89). В то время – помощник государственного секретаря штата Перак.


[Закрыть].

К счастью, Азлан остался жив – он проник во дворец тайно, без всякой помпы, в окружении лишь трех охранников.

Остался жив и Иван Князев, который был загримирован под Азлана и торжественно двигался на заднем сиденье «мерса»-кабриолета к «собственной» резиденции. Жизнь ему спасла вот эта самая двенадцатиунцевая банка из-под «Континентал Кан», что сейчас занимает почетное место на самой вершине коллекции – сплющенная, поцарапанная, с ровной дырочкой на боку.

В богатом, но тяжелом халате, при чалме и наклеенной длиннющей бороде Князев изнывал от жары, потел, чесался, шепотом проклинал дурацкий маскарад, плохо работающий кондиционер «мерса» и перестраховщиков из Восточного отдела… и поднимал настроение лишь глотком прохладного пивка. Хлебнет украдкой из баночки – и снова спрячет в складки одежды (пива госдеятелям Малазии не полагалось), поближе к сердцу, ловя на себе завистливые взгляды охранников из кортежа… И никто не ждал, что на крыше дворца может оказаться снайпер.

Пуля в медной оболочке на исходе восьмисотого метра своего смертоносного полета уже потеряла начальную скорость, но убойной силы вполне хватило бы, чтобы зацепить сердце жертвы. Хватило бы – если б на её пути не оказалась на две трети пустая жестянка из-под «Континентал Кан», спрятанная в складках тяжелого халата. Небольшая гематома «на два часа» от левого соска лжепомощника госсекретаря – вот и весь результат этого покушения.

Генерал с трудом оторвал взор от покореженной банки.

Спустя пять лет то же пиво чуть не погубило Ивана Князева. Попался он глупо. Впрочем, не по своей вине – командование и предположить не могло, что оппортунисты осмелятся на открытую акцию.

Бомбы, которыми чуть ли не под самую крышу был начинен Муданчжанский пивзавод в Китае, Иван в последний момент, конечно, обезвредил, но – ценой собственной свободы. Связанного, избитого, оглушенного Князева оппортунисты бросили в работающий наполнитель, откуда по бутылкам разливалось темное «Чжиньгпхоу Хуахе»: пленный, конечно, помрет в муках, захлебнувшись пивом, но ведь далеко не сразу!

Потом, уже в Москве, Князев, который восемь часов дожидался верных правительству отрядов, с головой погруженный в бурлящее пиво и глотая мизерные порции воздуха через открывающуюся на две с половиной секунды заслонку между баком наполнителя и наполняемыми бутылками, доверительно признался генералу Семену:

– Это было так же весело, как фиги крутить сломанными пальцами… – Потом вдруг хитро ухмыльнулся: – Но ещё сложнее было удержаться и не насосаться этим пивом до полного изумления!

Вот с тех пор Иван и стал безнадежно суеверным – как, впрочем, любой агент, ходящий по лезвию бритвы. Иван свято уверовал, что между ним и пивом есть некая мистическая связь. И занялся коллекционированием пивных аксессуаров. Сублимация, не иначе…

Семен тряхнул головой. Прочь дряхлые воспоминания. Надо раскачивать Ваньку на пиве, а потом неожиданно выстрелить.

Он посмотрел чуть ниже продырявленной жестянки «Континентал Кан». И для затравки ткнул пальцем в розовую, восьмидесятых годов, с намалеванным бравым глуповатым морячком Джонни банку «Харпа»:

– О, эту узнаю. Ради этой банки ты пустил ко дну яхту некогда знаменитого газетного магната.

Князев от удовольствия гортанно рассмеялся, вспоминая былое:

– А какой шум-то тогда поднялся! Никто не мог врубиться – как, за что, почему. Версии, версии, версии… – Он аккуратно водрузил подаренную Семеном банку на вершину жестяного домика. Отошел на шаг, полюбовался. – Да, баночка та стоила мне определенных усилий. Но ты не туда смотри, ты сюда смотри. Про раскопки в Шумере читал?

Генерал, на всякий случай изображая почтение, перевел взгляд и проникся не понарошку, всерьез.

На навесной полочке, под стеклом, на фоне фиолетового бархата стояла древняя тримфора[25]25
  Древний сосуд наподобие амфоры для хранения солодового пива. Название древнегреческое, хотя кувшины подобной уникальной формы находили при раскопках и в более ранних археологических слоях.


[Закрыть]. Лакированные обнаженные (то ли ассирийские, то ли месопотамские – Семен не разбирался) атлеты, высоко неся свои завитые бороды-лопаты, соревновались в беге по диаметру сосуда.

– Пива выпили, а сортир один на всех.

– Ни фига, – возразил Князев. – Это они бегут благодарить свою богиню, Нинкаси, что пиво впрок пошло.

Потом прищурился на старинную посудину и восторженно прошептал:

– Она запечатана. К сожалению, распечатывать особого смысла нет. Не вино ведь, пиво. Давно прокисло.

– Надеюсь, когда ты за ней охотился, никто не пострадал, – по-доброму улыбнулся в усы генерал.

– Опять той старой историей пенять мне начинаешь?

Помолодевший Князев, доверив Семену созерцать коллекцию, вернулся на веранду и принялся собирать приборы на металлический поднос. По ситуации и по настроению старым друзьям следовало немедленно выпить.

– Да, начинаю! – подхватил генерал, повысив голос так, чтоб его было слышно на веранде. – Надо ж додуматься – из-за сраной пивной пробки чуть операцию не провалил!

В ответ донеслось:

– Но ведь не провалил же! Ведь президент тогда живым не ушел. А крышечка-то, по которой нас засек металлоискатель в аэропорту, была не простая. Там такая шикарная опечатка! За эту крышечку мне в Вологде предлагали три в идеальном состоянии этикетки от «жигулевского» дореволюционного.

«Бирофилист треклятый», – промелькнуло у Семена. Но нельзя злиться. Нельзя.

Генерал взглянул на пять пустых, похожих друг на друга, как две капли пива, бутылок из-под швейцарского «Фалькенброя». Похожих-то похожих, но, как он знал, вся соль была в изнанке этикеток.

– А чего это у тебя пять одинаковых «Фалькенброев» стоит, а? – громко поинтересовался Семен.

– А ты на этикетки взгляни, недотепа! – донесся с веранды веселый, азартный голос друга.

А чего генералу на них глядеть? На них, этикетках этих, печатались игральные карты: если соберешь покерную комбинацию («стрит» там или «флеш-ройаль» какой-нибудь), то тебе премия светит – от десяти тысяч франков, в зависимости от расклада. Не хухры-мухры. В князевской же коллекции стояли бутылки с этикетками «червовый туз», «крестовый туз», «пиковый туз», «джокер» и «бубновый туз».

Семен отвлекся от их созерцания, обернулся на шум за спиной.

Князев с прижимаемым к груди подносом, на котором были и лимончик, и стаканчики, и початая бутылка, появился в дверном проеме. Лучи заходящего солнца очень контрастно выписали на некрашеных половицах человеческий силуэт. Один луч угодил в бутылку и, расколовшись, замигал семафором.

На фоне закатного света вокруг головы Ивана седые коротко стриженные волосы светились, словно ореол. Лица друга Семен не видел, но точно уловил своим многолетним нюхом, что – вот он, вот он, момент. Пора. Сейчас или никогда. Отринул всяческое дружелюбие, глубоко вздохнул и на выдохе тихо произнес, как в спину другу выстрелил:

– Знаешь, Иван, а я, кажется, нашел твоего сына.

Князев поднос не уронил.