Текст книги "Приказ: дойти до Амазонки"

Автор книги: Игорь Берег

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Несколько минут прошли в молчании. Потом Шишов подал голос:

– А знаете, здесь не кокаин делают…

– В каком это смысле? – открыл глаза Миронов.

– Ну, чистым кокаином в основном колумбийцы занимаются. А здесь сырье для него делают – пасту коки.

– Так, – заинтересовался Монастырев. – И что ты еще про эту гадость знаешь?

– Да так, мелочи, – неохотно сказал Леня.

Но Миронов его подбодрил:

– Давай, давай! Проведи политинформацию!

Сам он многое о кокаине читал при подготовке операции, но был уверен, что люди его пробежали документы взглядом и тут же забыли. А зря, ведь те же партизаны получали от кокаиновых производителей достаточно ощутимые дотации и не гнушались этими деньгами.

– Ну, – начал Шишов, – еще три тысячи лет назад местные жители жевали листья коки и считали, что это подарок богов. Целые плантации существовали. Кока тонизировала, помогала в работе. Кстати, первая «Кока-кола», которую придумал этот аптекарь, как его, Пембертон, содержала в себе кокаиновый сироп и только спустя несколько лет его из рецепта удалили.

Ну вот. Когда испанцы в Южную Америку пришли и обосновались окончательно, землевладельцам даже разрешили платить налоги листьями коки. А позже в Англии один чудик стихи написал «Поэма о коке». Но тогда еще кокаина не было, его только в девятнадцатом веке научились изготовлять. Во Франции вино стали выпускать с кокой. «Вино Мариани» называлось. Причем для себя они делали это вино с меньшим содержанием кокаина, а на экспорт – с большим.

– Всегда говорил, что эти французики – слабосильная нация, – заметил с пренебрежением Штефырца.

– Не мешай! – недовольно сказал Портос. – Что там дальше было, Леня?

– А дальше кокаин использовали как анестезирующее средство в медицине и пытались им лечить героиновую зависимость. Но потом обнаружили, что и этот наркотик вызывает привыкание и очень вреден для человека. Стали с ним бороться. Потом американцы синтезировали из кокаина крек и пошло-поехало… Сейчас кокаин ввозят в Штаты и Европу тоннами.

– Так почему ты сказал, что здесь кокаин не делают? – не отставал Толик.

– Не выгодно, наверное, возиться, – пожал плечами Шишов. – Только полуфабрикат изготовляют, эту самую пасту. А потом в Колумбию переправляют. Там океан есть, по которому наркотики легче вывозить в другие страны.

– И как его делают, этот кокаин? – неожиданно проявил интерес Штефырца, до того слушавший рассказ Лени презрительно кривя губы.

– Довольно сложный процесс, сплошная химия. Сначала листья собирают и высушивают на солнце. За световой день один человек может собрать около двадцати пяти килограммов. А после просушки остается десять. Потом листья обрабатывают раствором извести или чем-то подобным и начинают вымачивать в керосине. Через сутки массу вынимают, а в жидкость добавляют раствор серной кислоты, что-то там оседает, керосин сливают и опять туда – щелочной раствор. Вот тогда и получается эта паста коки. Из тонны листьев выходит где-то десять килограмм пасты. Ее фасуют и переправляют в Колумбию. Там окончательная доработка. Из двух с половиной килограммов пасты получается килограмм основания кокаина. Это основание уже можно курить, как анашу.

– Но, вообще-то, насколько я помню, кокаин – это белый такой, тонкий порошок. Его нюхают, – авторитетно заявил Мишка.

– Ты что, пробовал? – спросил Леня. Равнодушно так спросил, но Штефырца почувствовал, как приятель напрягся.

– Что я, псих? В кино видел! Там все бандиты и аристократы его нюхают.

– А-а, понятно, – протянул Шишов. – Порошок получают, растворяя основу в эфире, и опять добавляют кислоту, только уже соляную. И ацетон. Фильтруют, просушивают, потом уже можно нюхать.

– Или нельзя, – сказал, словно подводя итоги лекции, Миронов. – Гораздо больший вред, чем сам кокаин, организму приносят все те гадости, которые используют, чтобы его изготовить.

И кстати, совсем не обязательно этот порошок нюхать. Есть любители колоться. Разбодяживают порошок и – в вену. А если нюхают, то, для большего шика, сворачивают трубочки из долларов. Хороший тон – стодолларовая купюра. Делают две «дорожки» – тоненькие такие ниточки из порошка и – в каждую ноздрю.

– Остаток потом в десны втирают, – встрял Штефырца и тут же добавил: – Тоже в кино видел!

Все рассмеялись. Потом Монастырев задумчиво произнес:

– Керосин – это удачно. Его тут много должно быть…

Все молча согласились, что керосин – это действительно очень хорошо. Когда придет время…

Прошло примерно два часа сидения в клетке, и на пороге барака появились охранники. Один направил автомат на пленников, а второй отпер замок и скомандовал Миронову:

– Выходи!

– Расстреливать поведете? – невинным тоном спросил Евгений.

– Потом расстреляем! А сейчас с тобой поговорить хотят.

Миронов понял, что предстоит встреча с хозяином этой лесной лаборатории.

– Спокойно, ребята, – сказал он своим подчиненным. – Я скоро вернусь.

Глава 3

Впереди него шел один охранник, позади другой. По пути к домику Евгений оглядывался по сторонам. Сборщики листьев коки, видимо, были на плантациях. Их пригонят к вечеру. А в той хижине, которую он определил как лабораторию, работа кипела. Там сновали люди, жужжала какая-то машинка, раздавались голоса. Насколько он мог увидеть, местные «химики», возясь с ядовитыми веществами, не пользовались даже респираторами и лишь отворачивали лица от кислотных испарений. Людской материал здесь не ценили. На смену умершим всегда найдутся другие. Веселенькое местечко… Он дал себе слово, что, когда будут уходить, разгромят и сожгут здесь все дотла. В том, что группа сумеет уйти, Миронов не сомневался ни секунды. Его ребята были настоящими боевыми машинами и, случалось, выходили живыми и невредимыми из ситуаций посложнее, чем эта.

Другое дело, что руководство не приветствовало «шумных» операций. В идеале любая работа должна совершаться тихо и незаметно. Тогда она наиболее эффективна. А в случае шума наказывать не будут по возвращении, однако и не похвалят. Но тут уж ничего не поделаешь. Даже если удастся договориться с местным боссом и он отпустит «киногруппу», они все равно вернутся сюда и не оставят от лагеря камня на камне. В данном случае – полена на полене.

Не верилось Евгению, что их тихо-мирно выведут на дорогу, дадут пинка и скажут: «Валите на все четыре стороны!» Местным наркодельцам гораздо проще так же тихо-мирно вывести четырех непонятных америкашек «за околицу» да и пристрелить. За пару дней местное зверье так поработает с трупами, что потом их никакая экспертиза не опознает.

Но поговорить с хозяином лаборатории все же было нужно. Хотя бы для расширения кругозора и углубления знаний о столь негостеприимной стране. Кто его знает, может быть, эта операция в местных джунглях не последняя для его группы…

Домик босса был небольшим, сколоченным из досок и с противомоскитными сетками на окнах. Но на двери был установлен массивный запор – наверное, чтобы подчиненные не залезали внутрь – украсть что-нибудь вроде выпивки и сигар.

Первый конвоир постучал в дверь. Из-за нее донеслось:

– Entra! Входи!

Евгения втолкнули внутрь. Дверь за ним закрылась. Охранникам не позволено было соваться в «чертоги» хозяина.

Из-за стола поднялся плотный, если не сказать толстый, человек с пышными усами на красном лице, одетый в светлый полотняный костюм и мягкие туфли.

– Ну как же, сеньор американец, как же эти остолопы не удосужились развязать вам руки? Сейчас мы это исправим!

Откуда-то из-за спины он извлек здоровенную наваху, раскрыл ее и одним движением перерезал стягивающую запястья Миронова веревку.

– Присаживайтесь, сеньор, вот стул! – продолжал показывать радушие хозяин.

Евгений сел, растирая затекшие руки и оглядываясь по сторонам. Особенно посмотреть было не на что. Стол, два стула, невысокий шкаф в углу, непременное распятие на стене. И там же – карта Боливии с нанесенными на нее метками. Это уже интересно. Но – потом. Сейчас не стоит обращать на нее особого внимания.

В домике была и вторая комнатка, но закрытая дверь не позволяла увидеть, что внутри. Скорее всего, там босс спал. И там же наверняка рация. Ну не могут они без связи обходиться, непорядок!

– Прежде всего, позвольте представиться, – сказал усатый хозяин, садясь на стул по другую сторону стола и выставляя бутылку неплохого виски и два стакана. – Как, выпьете со мной?

Миронов, не чинясь, согласился.

– Вот и отлично! – обрадовался босс. – А то в этой глуши не найти порядочного человека, с которым можно было бы выпить как следует.

Он плеснул в стаканы понемногу и поднял свой.

– Ваше здоровье!

Пригубил и продолжил:

– Зовут меня дон Хосе Агирре Москосо. Я управляющий в этом маленьком лесном лагере. А теперь позвольте поинтересоваться вашим именем, сеньор американец. Ведь мои люди не обнаружили при вас никаких документов, способных подтвердить или опровергнуть вашу легенду.

Правильно, ничего они не нашли, ведь сумка с документами, деньгами и прочими бумагами находилась у Бори Оруджева. А его не взяли. Да и если бы попытались взять, все равно это мало бы им помогло в идентификации. Небольшой заряд термита за несколько секунд уничтожает содержимое сумки.

Поначалу Миронов нагло хотел представиться Джеком Райаном, но потом решил, что толстенные романы Кленси могли добраться и до Боливии.

– Помилуйте, дон Москосо! – воскликнул он, ставя стакан на стол, словно в волнении. – Какая легенда? Я – Джек Уилсон, режиссер из Нью-Йорка! Моя киногруппа летела на границу Боливии и Бразилии, мы собирались начать там съемки фильма о величайшей из рек мира – Амазонке. Но какой-то сумасшедший самолет вдруг стал охотиться за нашей «Цессной». И если бы не подвернувшаяся в последнюю минуту заброшенная посадочная полоса, непременно сбил бы нас! Наш маленький самолетик при посадке был поврежден, мы выскочили, схватив кто что успел. А этот негодяй не оставил нас в покое, стрелял из всех пушек и, можете себе представить, даже сбросил бомбы! От взрывов самолет загорелся, и в огне погибла не только съемочная аппаратура, но и продовольствие. А также, как я теперь понял, все документы, которые находились у директора нашей группы. Это – большая потеря, я не представляю, как мы теперь свяжемся с властями, чтобы вызвать спасателей! Но, сеньор Москосо, может быть, у вас есть рация или что-нибудь подобное? Мы будем вам очень признательны, если поможете сообщить властям о нашем бедственном положении. Они не дали нам солдат в сопровождение, но хоть спасти нас смогут?

Миронов нервным движением схватил стакан и сделал из него крупный глоток. Дон Хосе Агирре на протяжении всего монолога молча разглядывал Евгения. Потом улыбнулся и спросил:

– А этот, как его, директор, у которого были документы, тоже погиб вместе с ними?

– Да нет! – отмахнулся Миронов. – Сам-то он, мерзавец, успел выскочить! А мы по его вине стали какими-то подозрительными личностями без рода и племени. Даже вы, уважаемый сеньор, смотрите на меня с сомнением! Но, уверяю вас, мы действительно киногруппа, силой обстоятельств и чьей-то злой воли попавшая в бедственное положение.

– Скажите, сеньор э-э-э Уилсон, вы давно находитесь в Боливии?

– Нет, всего вторую неделю. А в чем дело? – вроде бы легко, но внутренне напрягаясь спросил Евгений.

– Говорите вы уж больно цветисто и многословно. Насколько мне известно, ирландцы (а вы ведь, кажется, ирландец?) менее разговорчивы…

– Ах, вот вы о чем! – рассмеялся Миронов. – Это, знаете, уже стало моей привычкой! Даже родственники в Дублине делают мне замечания: «Ох и болтун ты стал, Джек!» Я много путешествовал по Латинской Америке. Перу, Эквадор, Венесуэла, Чили. Профессия, знаете ли. Вот и впитал местную привычку к говорливости.

Насчет географии – было правдой. Со своей группой он выполнял задания руководства во всех этих странах и далеко не всегда в легальном статусе.

– То-то я смотрю, ваш испанский практически лишен боливийского акцента, – заметил дон Москосо, снова берясь за бутылку и собираясь пополнить стаканы…

– Ну, откуда же ему было взяться? – широко улыбнулся Евгений. – За то время, что мы провели в вашей чудесной стране, я еще не успел пропитаться здешней атмосферой.

– Наверное, и не успеете, – негромко, словно про себя, заметил дон Москосо.

– Как вас понимать? – поднял брови Миронов.

– Давайте поговорим об этом потом, – рассеяно, будто о чем-то незначащем, сказал боливиец. – А сейчас лучше выпьем и вы расскажете мне о Голливуде. Вы ведь бывали там? Наверное, завсегдатай всяких вечеринок, церемоний вручения «Оскаров» и всего прочего такого?

– Н-нет, – промямлил Евгений. Он, конечно, мог бы наврать с три короба про околокиношную мишуру, но что-то ему расхотелось врать, после невинного вроде бы замечания этого босса из джунглей. – Мы ведь документалисты, не с актерами работаем, а с обычными людьми, с природой. Кто нас будет звать на вечеринки и угощать французским шампанским? Это, если действительно фильм выдвинут на какую-нибудь премию. Но мне пока не доводилось получать номинации.

– Очень жаль, – расстроился дон Хосе. – В кои-то веки встретишь здесь цивилизованного человека и у него так мало информации о том, что тебя действительно интересует! Обидно, обидно… Ну, да ничего, давайте еще выпьем и продолжим. Вы ведь понимаете, куда попали?

Та-ак, начинается действительно серьезный разговор.

– Ну-у, – протянул Миронов, – в общих чертах…

– Это хорошо, – удовлетворенно кивнул хозяин хижины. – И одновременно плохо. Буду с вами предельно откровенен. Ведь мы же цивилизованные люди, не так ли?

Евгений кивнул, ожидая продолжения.

– Волею случая или же все-таки намеренно вы попали туда, куда посторонний человек не должен попадать, и увидели то, чего этому же постороннему человеку видеть совсем не нужно и даже смертельно опасно. Как вы понимаете, мы здесь занимаемся делом, которое почему-то считается противозаконным и карается большими тюремными сроками. Мы в тюрьму не хотим и поэтому оберегаем наше маленькое предприятие изо всех сил. Но в один прекрасный день с неба на нас падает группа каких-то непонятных людей. Без документов, но, заметьте, с оружием. Действительно ли это совершенно невинные кинематографисты или же специальный отряд, посланный, чтобы разыскать нас и наше производство с целью уничтожения – сейчас никто не разберет. Но это и не важно! И в одном, и в другом случае – что прикажете делать с такими пришельцами? Ведь если они даже действительно те, за кого себя выдают, для их спасения прилетят вооруженные солдаты, которые, обнаружив наше маленькое производство, откроют огонь, всех здесь убьют и все сожгут. Печальный конец, не правда?

Не дождавшись ответа, он продолжал:

– Даже если мы завяжем этим вроде бы кинематографистам глаза, вывезем на какую-нибудь дорогу и там отпустим, итог все равно будет грустным. Кинематографисты расскажут властям о том, что они видели, и власти, вспомнив, где был на днях сбит маленький самолет, пошлют к месту его падения вооруженных солдат. О результате догадайтесь сами…

– Мы будем молчать! – попытался прервать его речь Евгений, но дон Москосо поднял ладонь.

– Прошу не перебивать! Ведь я не мешал вам говорить? Вот и дослушайте до конца. Итак, что же нам делать с незваными гостями? Свернуть наше производство, искать для него новое место, а гостей отпустить? Слишком хлопотно и убыточно, ведь работа идет у нас непрерывно, как мы можем ее остановить? Взять гостей на работу? Но они вряд ли согласятся. Ведь не согласитесь?

Евгений пожал плечами.

– Не согласитесь, – кивнул дон Москосо. – Хотя даже если согласитесь, то все равно будете искать возможности для побега. Не все добегут, сельва есть сельва. Но, предположим, хотя бы одному из вас удастся добраться до представителя властей. Конец для нашего производства опять же плохой.

Он остановился, снова плеснул виски в стаканы, отхлебнул из своего.

– Теперь вы видите, что остается всего лишь один выход, как это не печально. Вы разумный человек, цивилизованный, я уже говорил об этом, поэтому должны понимать – других вариантов просто не существует. Так что сегодня, ближе к вечеру мы и решим эту проблему. Или вы предпочитаете рассвет?

– Конечно, предпочитаю, – буркнул Миронов.

Он понимал, что с этим хладнокровным убийцей договориться невозможно, и все же сделал еще одну попытку:

– Но послушайте, уважаемый сеньор! Ведь власти все равно пошлют кого-то к останкам нашего самолета и тогда непременно обнаружат вас!

– Ну что вы, дражайший сеньор Уилсон! – мягко улыбнулся в усы дон Хосе. – Кто будет искать какой-то самолетик в джунглях, даже если на нем и летели настоящие американские кинематографисты? Для вида организуют в сельву парочку коротких вылазок небольших отрядов – и все! Разведут руками, говоря вашим дипломатам: «Простите, у нас слишком большие и необжитые пространства!» Разумеется, могут найтись энтузиасты, хотя бы из числа ваших коллег, которые на собственные средства станут вас разыскивать. Но много ли у них шансов? Остатки вашего сгоревшего самолета мои люди сейчас тщательно маскируют, лагерь наш с воздуха не заметен. Ну а если случайно кто-то попадет сюда, то отправится той же дорогой, что предстоит пройти и вам в самое ближайшее время. Как мы договорились – завтра на рассвете.

– Мы могли бы хорошо заплатить… – начал Евгений, но усатый Москосо прервал его.

– Оставьте! Ваши наличные сгорели, как вы сами утверждаете, в самолете. А получение еще каких-то денег связано с такими трудностями, что не стоит и затеваться. Нас могут принять за бандитов, захвативших заложников. А это очень серьезное преступление. Стоит ли хлопотать? Лучше мы будем заниматься нашей привычной работой.

Да-а, крыть Миронову было нечем. Этот рабовладелец (а кем еще могли быть люди, работавшие на него, как не рабами?) был по-своему прав. Действительно, зачем огород городить, если можно просто и быстро избавиться от возникшей помехи?

– А если бы мы были действительно спецгруппой, посланной разгромить ваш лагерь? – с усмешкой спросил Миронов. Теперь ему терять было нечего.

Дон Москосо расхохотался. Он хохотал долго, басовито, утирая слезы огромных размеров носовым платком. Потом, несколько успокоившись, щедро налил виски в стакан Евгения, не забыв про себя, и даже угостил «гостя» отменной колумбийской сигарой, которая, на непросвещенный вкус Миронова, была ничуть не хуже легендарной кубинской. Дон сам массивной золотой гильотинкой отрезал кончик сигары и почти с поклоном подал ее гостю-пленнику.

– Насмешили, насмешили, сеньор Уилсон! – сказал он, все еще похрюкивая. – Да разве же настоящие коммандос, посланные для уничтожения очередного промышленника вроде меня, выглядят так, как вы и ваши товарищи?

– А чем же мы плохи? – спросил Евгений. Он, если честно, был неприятно удивлен. Все эти хваленые коммандос и в подметки не годились его ребятам! Детский сад против футбольной команды! И надо же, на взгляд этого усатого борова они не похожи на настоящих бойцов!

С одной стороны, это хорошо. Пусть противник до последнего мгновения думает, что перед ним дилетанты, штатские лопухи. Ему такое заблуждение дорого будет стоить. Но с другой стороны… Обидно, да?!

– Те парни, что охотятся на меня и моих коллег, выглядят совсем иначе. Они экипированы, вооружены совсем не этими вашими русскими пукалками. И они никогда так по-глупому не попадаются в засады моих людей! Хотя, конечно, им тоже от нас достается. Но все же это – уважаемые противники! А что можете вы? Ой, не надо меня больше смешить! Ступайте к своим товарищам и сообщите им о ближайшем будущем. Прощайте, сеньор Уилсон!

Не вставая со стула, он помахал короткопалой волосатой рукой. Тут же, словно подслушивали под дверью, вошли двое громил, что сопровождали Миронова в домик босса. Руки связали за спиной как раньше. И, подтолкнув стволом калашниковской «пукалки», направили к месту заключения. С дымящейся сигарой в зубах Евгений зашагал по лагерю.

Чувства в его душе бушевали совершенно противоположные. С одной стороны, разбирал смех – эти уроды думают, что им действительно попались лопухи-американцы, которые, словно бараны, покорно пойдут на убой. А с другой стороны, он был вне себя от негодования: какой-то полудикий козел посмел назвать лучший в мире автомат «пукалкой»! Но через полминуты Евгений, как привык уже давно, взглянул на себя со стороны и мысленно понурил голову. Неразбериха последних дней сказалась, что ли? Ну как можно было давать волю эмоциям в подобной хотя и не критической, но все же связанной с некоторыми затруднениями ситуации? Он бы еще на этого дона с кулаками полез! Позорище! Хорошо хоть подчиненные не видят. Немедленно собраться и думать о дальнейших действиях!

Расстрел отложили до утра. В благородство решил поиграть дон Хосе Агирре Москосо. Это хорошо. Можно будет все организовать без спешки. Да и ночная темнота для предстоящего только на руку. Вот поесть бы не мешало. Жаль, за разговором забыл попросить, чтобы группу накормили. Тоже непростительно для командира. Как-то все в этой операции идет наперекосяк! Сначала засветка. Но с ней можно и нужно будет разбираться уже в Москве. Потом невозможность прорыва в сторону Аргентины, экспромтный захват «Цессны», бой (ну не совсем, если честно, настоящий воздушный бой) с военным самолетом, аварийная посадка и захват головорезами Москосо. Как пацанов, действительно, взяли! Теперь вот он эмоциям дает волю. Далеко пойдете, товарищ майор…

Он шел, попыхивал сигарой, а глаза замечали каждую мелочь на территории лесной лаборатории, способную пригодиться наступающей ночью. Помочь может все: от куска веревки до мачете, воткнутого кем-то в ствол дерева. Ну и многое другое…

Группа встретила его вопросительным молчанием. Подождав, пока конвоир, закрыв замок, удалится, Евгений сел на пол, прислонился к решетке спиной и сказал:

– Так, парни, будем работать!

– Что, не удалось лапшу на уши им повесить? – спросил Штефырца. По-английски это звучало несколько диковато.

– Нет, с лапшой как раз все в порядке. Мы – группа американцев-киношников, летевшая снимать фильм об Амазонке на границу Боливии и Бразилии. Неизвестно по каким причинам армейский самолет решил нас атаковать. Мы совершили экстренную посадку, и при пожаре вся аппаратура сгорела. А также – документы. Леня – ты директор киногруппы, отвечавший за сохранность документации. И благополучно забывший их в панике. Будешь отвечать по возвращении.

Шишов пригорюнился. Отвечать он, конечно, будет. Но не за мифические сгоревшие документы, а за то, что проворонил местных бандитов, сумевших бесшумно подобраться к группе на отдыхе. И мало ему не покажется. Миронов будет гонять по штурм-полосе до изнеможения. Такие промашки без наказания не остаются. Все в группе понимали это и не роптали. Накосячил – отвечай.

– Борис не проявлялся? – спросил Миронов.

– Пока нет, – за всех ответил Штефырца. – Может, они его – того?..

– Думай, что говоришь! – рыкнул на него Толик-Портос. – Чтобы Борю эти козлы…

Он завозился, за спиной у него раздался тихий треск, и вот уже у Монастырева свободны руки.

– Спокойно, Портос, не начинай раньше времени суетиться, – охладил его пыл Евгений. – Нет, Борис на свободе, иначе этот местный дон похвастался бы мне. Ничего, стемнеет, тогда он и проберется сюда. Сейчас наверняка вокруг кружит, обстановку разведывает. Так, а это у вас что?

На полу лежала приличных размеров банановая гроздь и глиняный кувшин.

– Это, командир, в твое отсутствие охрана притащила. Чтобы, значит, с голоду не померли, – сообщил Шишов. – Но мы без тебя не начинали.

– Парни, что в кувшине? – спросил Миронов, нюхая горлышко.

– По-моему, вода, – сообщил Мишка.

– Не вздумайте пить! У них желудки привычные к местной микрофлоре, а мы потом можем все окрестности обдристать. Потерпите. Бананы можно есть, на вид они довольно спелые. Не мясо, конечно, но червячка заморим. А потом и обсудим, как действовать.

Все принялись за еду. Монастырев, заглотив очередной плод, сказал:

– Чего тут думать? Мишка замок обещался на раз открыть. А если у него не получится, я клетку эту разнесу к чертовой бабушке. Положим охрану и дернем в лес!

– Расстреливать нас рано утром собрались, – сообщил, жуя, Евгений. – Так сказать, традиционно. Да, действительно, скоро уже совсем стемнеет, чего им торопиться. Их босс уверен, что мы и взаправду американские киношники. Сказал, что мы на коммандос не тянем. Спокойно, не шумите, так лучше! Значит, считают, что мы бежать не попытаемся и клетку открыть не сможем. Вот и хорошо. Давайте прикинем план…