Текст книги "Идущий"
Автор книги: Игорь Колосов
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
ГЛАВА 8
След
1
Дини, сутулясь, шёл вперёд, и ему казалось, что смрад Вальцирии по-прежнему висит на нём. Громадный город давно остался позади, однако мальчик всё ещё чувствовал, как спины касаются приторно тёплые руки его дыхания.
К счастью, он не задержался в Вальцирии даже на одну ночь. И всё благодаря тёмным пятнам человеческой натуры. При входе в город мальчик ужаснулся. Мысль, что он никогда не покинет это место, казалась наиболее реальной. В этом гигантском котле, одновременно варились десятки тысяч человеческих судеб, и навар, расплёскиваясь, шипя, грозил сотнями случаев болезни, тяжёлыми или не очень, но, несомненно, многочисленными. И вереница домов, взывающих к мальчику, шепчущих о своих горестях его интуиции, могла стать бесконечной.
Уже через полчаса после появления в Вальцирии Дини почувствовал головокружение. Он попытался расслабиться, отстраниться от происходящего, хотя понимал, что куда-нибудь он обязательно зайдёт, потянется на чей-то невидимый зов.
После чего последуют другие места. И так продлится, пока он не иссякнет.
Теперь Дини окончательно убедился, большие города – нехорошие образования. Они напоминали ему опухоли. В таких количествах на ограниченном месте люди не должны жить. Хотя бы потому, что им просто не хватает свежего воздуха, не хватает того кусочка личного пространства, что даёт покой. Именно отсюда идут болезни, которые передаются через заражение одного человека другим.
Жмурясь, как от яркого солнца, Дини ушёл в незнакомые закоулки. Подальше от скопища людей. В Лизии это происходило впервые, и он так и не почувствовал этого неизвестного доселе давления, однако теперь его сущность воспротивилась. К тому же Вальцирия оказалась во много раз крупнее. Мальчику было тяжело, и это практически явилось для него откровением. Неприятным откровением. С этого момента он осознал, что последующие города, куда он войдёт, станут для него не только источником повышенной опасности, но и серьёзной нагрузкой для души и тела.
Дом, куда он постучал, ни чем не выделялся среди соседских. Это, конечно, была не самая бедная улица, но и здесь осязалась шершавая запущенность и старость. Какими-то деталями жильё напоминало дома Лизии. Ему открыл полный, гороподобный мужчина. Он был невысокого роста, но благодаря своим объёмам занимал пространства больше, нежели любой гигант. У мужчины были жена и четверо детей, и если бы ни его старшая дочь, он продолжал бы недоверчиво выспрашивать незнакомого мальчика и буравить глазками, неуютно устроившимися на его заплывшем лице. И Дини долго стоял, прежде чем его пустили бы в дом. Если бы вообще пустили.
Больной оказалась хозяйка дома. Случай был несложным. Она сильно простыла, и Дини всего лишь помог ей справиться с этим, ускорил возвращение нормального состояния. Против ожидания мальчик даже не заснул, хотя и почувствовал себя измотанным. Впрочем, это могло объясняться и дорогой, и ненормальным скопищем людей, и недоеданием, и другими факторами. При особом стремлении Дини мог тут же уйти и ещё этим вечером найти и вылечить следующего человека, желательно того, для кого помощь мальчика оказывалась последней надеждой. В принципе, Дини и выразил желание уйти и не беспокоить хозяев, но их старшая дочь попросила остаться и поужинать с ними.
При этом её отец упёрся обеими руками, каждая из которых была крупнее, чем Дини, в бока и заявил, негромко, как будто посмеиваясь:
– Нет, нет, ты никуда не пойдёшь.
Дини это не понравилось. В отличие от своей семьи мужчина жаждал оставить ребёнка совсем по иной причине. Дини почувствовал это, как чувствуешь в темноте холод, который тянется из погреба. Понимая, что спорить опасно, мальчик поужинал с семьёй, стараясь не смотреть на ухмылявшегося главу семьи, лёг на предложенную ему кровать, но, несмотря на сильную сонливость, не спал. Очень скоро он услышал тихий спор, клокотавший в соседней комнате кипящей водой, скрытой в металлической кастрюле.
Мальчик поднялся с постели, подошёл к двери. Слова по большей части были неразборчивы, но и того, что Дини понял, оказалось достаточно, чтобы убедиться – в отношении хозяина он не ошибся. Толстый обрюзгший мужчина утверждал, что маленького гостя, так неожиданного посланного его жене судьбой, отпускать нельзя. Это было бы полной глупостью, говорил он. Мальчик всё равно сирота, голодный, усталый, куда ему идти. У них же он будет сыт, одет, у них для него всегда есть ночлег, взамен он будет иногда помогать им по дому. Старшая дочь пыталась спорить, она знала своего отца и поняла, что он не отпустит мальчика. Ни завтра, ни послезавтра. Однако хозяин стоял на своём. В конце концов, чтобы выбить у дочери из под ног почву, он заявил, что поступает так ради детей и неё в частности. Что она сделает, если заболеют младшие? Вот именно, ничего. Если же мальчик останется у них, её младшие братья будут спасены.
На это молодая девушка ничего не смогла возразить. Её мать в споре не участвовала, то ли была ещё слишком слаба и спала, то ли соглашалась с мужем, и судьба маленького гостя оказалась решена.
Дини осознал, что необходимо покинуть этот дом до рассвета. Мучаясь, не смея заснуть, он ждал, когда хозяин уляжется. Мальчик понимал, эта ночь – единственная, когда его оставляют одного и не присматривают. В дальнейшем его будут запирать, такой человек, как хозяин, ради собственных желаний пойдёт даже на такую гнусность, как посадить ребёнка на цепь.
Дождавшись, когда дом погрузился в тишину, Дини попытался открыть маленькое окошко отведённой ему комнаты. Окно не открылось. Дини сломал два ногтя, пытаясь побороть намертво стоявшие рамы, однако ничего не получилось. Страх уже облепил тестом его спину, затылок, кисти рук. Мелькнула мысль, что ему не вырваться из дома, и Дини даже подумал, не разбить ли окно. Мальчик кое-как осадил себя, понимая, что в темноте быстрее порежется, чем опередит хозяина таким грубым неблагодарным способом. Дини решил убежать через входную дверь.
В передней комнате спал хозяин. Его огромное тело, раздутое темнотой до невероятных размеров, занимало всю комнату. Казалось, мужчина сможет, не вставая, дотянуться руками до входной двери. Дини поколебался, но выбора не было. Мальчик подкрался к двери и обнаружил, что она заперта на ключ. Самого ключа не было. Обыскивать спящего хозяина, нечего было и думать. К тому же Дини и без этого не мог избавиться от ощущения, что он перемещается по дому мелким воришкой. Растерявшийся, совсем раздавленный страхом, Дини ухватился за последнюю возможность – попытаться вылезть через окно какой-нибудь другой комнаты.
Незанятой комнаты он не нашёл. Каждая, кроме той, в которой оставляли его, оказалась занятой. Дини, не имея выбора, остановился на той, где спали младшие сыновья хозяев. Они смешно сопели, но Дини было не до смеха. Разбудить их, значило разбудить хозяина.
Когда окно, наконец, поддалось, Дини померещился какой-то звук в глубине дома, и мальчик, теперь вообще не таясь, выпрыгнул наружу. Не стал прикрывать окно за собой, его отшвырнул страх. Дини выбежал в узкую, пахнущую отбросами улочку и помчался прочь. Ему казалось, что сзади раздаётся алчный топот ног, и Дини, не останавливаясь, бежал к городским воротам. Он уже решил, что покинет Вальцирию, хотя это означало, что кто-то, так и не получив его помощи, умрёт.
Дини пришлось ждать рассвета, когда ворота откроют, и ему удастся уйти незаметно. Он скрючился в каком-то тёмном углу и, когда к нему присоединилась летучая мышь, почувствовал себя лучше. Позже, двигаясь в ещё редком потоке людей, Дини спрашивал себя, заходить ли ему в следующий город, что предстанет у него на пути. Перед глазами мелькали лица тех, кого он не знал, никогда не видел и кого он не спас из-за столь быстрого ухода из Вальцирии. Это выглядело нереальным, но мальчик действительно видел какие-то лица. Он почувствовал угрызения совести.
Лишь вновь услышав голос отца, обдумав то, что этот голос ему сообщал, Дини успокоился. Это была его дорога, и, значит, где-то он не мог пройти. Получалось, если следовать той неправильной логике, что заставила испытывать угрызения совести, Дини оставлял позади множество городов и деревень. Оставлял позади сотни, тысячи страждущих, которым мог бы помочь, сверни он со своего пути. Однако он должен идти вперёд, не сворачивая. Он должен помочь тем, с кем столкнётся на своей дороге, и ему не нужно подстраивать её под чей-то другой путь.
К полудню, почувствовав, что засыпает на ходу, мальчик свернул к лесу. Он погрузился в сон со спокойной душой. Теперь он знал, что не должен думать о том, чего не сделал. И о том, скольких не доведётся спасти, если он пойдёт прямо.
2
Драго рассчитывал, что не привлекает особого внимания, стоя на обочине. Вальцирия таяла в дымке, но деревня, ближайшая к городу, была крупной, и людей, идущих через неё, оказалось достаточно, чтобы не бросаться в глаза. Он верил, что выглядит обычным путником, остановившимся в тени, чтобы перекусить лепёшкой с мёдом и решить, куда держать путь дальше.
Окончание того долгого, тяжёлого дня он потратил на выборочные поиски следов мальчика. Связной оказался прав. В Вальцирии потонули бы серьёзные слухи, касавшиеся реального случая, и наоборот город мог подпитывать то, что являлось всего лишь слухами.
Поиски оказались неудачными. Дважды Драго отсылали к соседям, утверждая, что от них слышали о каком-то мальчике, и оба раза это ни к чему не привело. В конце концов Драго осознал, что может потратить ещё несколько дней, но так и не найти тот дом, где мальчик действительно находился, проходя Вальцирию. При этом монах не знал наверняка, ушёл ли мальчик из города. Прежде чем Драго прекратил поиски, городские ворота закрылись, и какое-то время монах размышлял, стоит ли ждать рассвета или же всё-таки покинуть город, пусть даже этим он впечатается в память стражников.
Осторожность проиграла. Выиграло стремление не упустить время. Впрочем, Драго не был уверен, что у него получится уйти, после заката ворота не открывались. Вырываться же силой было бы непростительной ошибкой.
У ворот находилось четверо стражников. Драго, стоя в тени, некоторое время изучал их лица, пытаясь проникнуть в психологию. В городе поменьше о том, что он задумал, не могло идти и речи, однако в подобной клоаке, как Вальцирия, воспользоваться взяткой казалось вполне реальным. Выждав, когда разбредутся последние прохожие, и когда стражники заскучают, отгоняя подкрадывавшийся сон, Драго вышел из тени.
Он подошёл к главе городской стражи, нарочно обратился непосредственно к нему, чтобы подогреть его самолюбие.
– О доблестный воин, – прошептал Драго, наполняя собственный голос отчаянием и заискиванием. – Моя просьба, наверное, покажется тебе неслыханной, но, пожалуйста не сочти за дерзость.
Стражник окинул Драго недобрым взглядом, и тот заметил, как его рука опустилась на рукоять меча, висевшего на поясе. Монах поспешно добавил:
– Моя жена сбежала, и я подозреваю, что дело не только в любовнике из соседней деревни, но и в том, что...она украла деньги. Она успела пройти здесь до закрытия ворот, чтобы я не смог её нагнать.
– Жена? – переспросил стражник и надменно добавил. – Перед закрытием ворот я не видел здесь спешащей одинокой женщины.
– Да? – Драго изобразил растерянность.
Он мог убедить стражника, что тот просто-напросто не мог запомнить всех покидающих город, Вальцирия – не то место, однако это лишь настроит псевдовояку против, и Драго своего не добьётся. Монах молниеносно нашёл лазейку.
– Значит, эта стерва, зная, что тут её запомнят, вышла через другие ворота, – Драго изобразил клокотавшее негодование, казалось, лишь тишина вокруг удерживала его от того, чтобы не раскричаться. – Мне надо срочно покинуть город.
При этих словах Драго протянул руку, разжал ладонь.
– Только ты мне поможешь. Она украла мои сбережения, и если я выйду сейчас, то ещё смогу застать её в соседней деревне. Утром же будет поздно – они уйдут на рассвете.
Стражник скосил взгляд на ладонь Драго, заметил там четыре монеты, блеснувшие жёлтым. Его мысли отразились на лице. Драго понял, о чём тот думает. Такая взятка была более чем солидной для того, чтобы приподнять ворота на полметра. Приподнять всего на несколько секунд.
– Помоги мне, доблестный воин, – горячо, нервно шептал Драго. – Помоги.
Стражник обернулся к подчиненным, подозвал одного из них, пошептался. Тот отправился к караульной будке, где и находилось приспособление, приподнимавшее ворота. На лицах других было написано понимание, они лишь волновались по поводу того, сколько перепадет с этой сделки лично им. Глава стражи посмотрел на Драго.
– У тебя будет пять секунд, не больше.
– Конечно, конечно, – Драго пересыпал монеты в карман куртки стражника.
– Смотри, если не успеешь, не наша вина. Твой труп бросят городским собакам.
Мне хватило бы и двух секунд, подумал Драго. Стражник, почти отвернувшийся, добавил:
– И запомни, я делаю это лишь потому, что нерадивые жёны должны быть проучены.
Драго поклонился в знак великодушия своего спасителя, внутри же монах разве что не хохотал.
Ворота начали медленно подниматься, и Драго не стал ждать, когда сможет пройти в полный рост, монах приник к земле и перекатился в образовавшуюся щель по другую сторону городской стены.
Перед рассветом он позволил себе вздремнуть на окраине деревеньки. Несколько часов тенью перемещаясь по ней, он будто пытался обнаружить вожделённый след по запаху, но это, конечно, не принесло практического результата. Драго решил, что остановится на выходе из деревни и, полагаясь на интуицию, станет высматривать мальчика среди людей на дороге. Почему-то он отказался от, казалось бы, более реального метода – выборочно заходить в дома.
Он стоял так почти час, прикидывая, где бы находился в данный момент, если бы не давал взятку страже и остался в Вальцирии до рассвета. Наверное, только-только оказался бы на подходах к этой деревушке. Получалось, он потратил деньги Ордена без какой-то существенной пользы. Несколько часов раннего утра ничего не изменили.
Спустя ещё полчаса Драго уже собирался что-то менять. Двинуться к следующей деревне, либо в этой зайти хотя бы в несколько домов. Возникло нехорошее предчувствие, что мальчик опять свернул то ли к северу, то ли к югу. В этот момент на дороге он заметил ребёнка, на секунду встрепенулся, но затем снова разочарованно расслабился. Мальчик был меньше нужного возраста, и Драго почувствовал, что перед ним не тот ребёнок. К тому же быстро обнаружилось, что мальчик не один. Он шагал следом за молодой девушкой с младенцем на руках. Он просто отставал, и в потоке людей не сразу бросалось в глаза, что он за кем-то идёт.
Ещё секунда, и Драго бы оставил ребёнка без внимания. Однако его привлёк взгляд, которым мальчика наградил проходивший мимо мужчина. Долгий, затяжной, как зимняя ночь, взгляд и такой же суровый. Мужчина напоминал крестьянина, и что-то в его любопытстве по отношению к мальчику заставило Драго некоторое время смотреть на него.
Мужчина, явно обгонявший ребёнка, после брошенного взгляда резко сбавил темп, и разрыв между ним и мальчиком, идущим отнюдь не быстро, стал увеличиваться. Это Драго не понравилось, хотя что-то объяснить монах не мог. Затем крестьянин оглянулся, и Драго заметил двух странных типов, идущих на первый взгляд отдельно. Оба были в простых дорожных плащах. Драго, высматривавший ребёнка, не обратил бы на них внимания, но сейчас, уже изучая их своим цепким взглядом, он подумал, что они вооружены. Слишком уж неубедительно выглядели их широкие одежды, они, казалось, что-то скрывали. И эти люди меньше всего напоминали крестьян.
Мужчина, отставший от мальчика, незаметно мотнул головой. Будто волосы поправил. На мгновение он встретился взглядом с одним, затем с другим, в следующую секунду те переглянулись между собой. Никто, кроме Драго, этого не видел. Этот перекрёстный обмен взглядами заставил монаха напрячься. Ничто просто так не происходит, Драго знал это. Трое мужчин, делавших вид, что идут порознь, скрывавших под одеждой оружие, явно кого-то искали. И, наверное, мальчика, раз уж один из них догнал ребёнка, рассмотрел его и передал другим, что это не тот, кто им нужен.
Быть может, это было не дело Драго. Быть может, это вообще было не то, о чём он подумал, но в эти мгновения монах с неправдоподобной уверенностью почувствовал, что трое мужчин ищут того же, кого и он.
Первой мыслью после этого внезапного откровения было, что они – те, кого послал Правитель. Переодетые, пешие. Однако Драго тут же отказался от этого варианта. Вряд ли разумно переодеваться и идти пешком, когда и одежда личной гвардии Правителя и лошади лишь облегчают путь. Нет, воины официальной власти пока, к счастью, были где-то позади. Эти люди скорее принадлежали к какой-нибудь банде.
Это многое объясняло.
Провожая их взглядом, Драго неожиданно обнаружил одну деталь, которую едва не упустил вообще. Один из мужчин, кстати, единственный похожий на крестьянина, догонял мальчика, чтобы...заглянуть в лицо. Он знал его! Знал внешность мальчика!
Драго передёрнуло. Эти трое не просто шли вслепую, один из них лично встречался с нужным ребёнком. Возможно, они шли по горячему следу! Возможно, мальчик, лечивший людей, проходил эту деревеньку на закате. Или же обошёл этот отрезок дороги лесом, кто его знает. Так или иначе, подозрительная троица была ближе к цели, нежели Драго.
Ещё минута – и они скрылись за поворотом. Монах помедлил и быстро пошёл следом.
3
Булох сильно постучал в дверь, и та завибрировала, передав свою дрожь всему дому. Сзади нависали Камень и Шрам.
Гурин, созерцавший картину, улыбнулся одними губами. В том, что в этом доме недавно находился мальчик, которого они искали, практически не вызывало сомнений, и Гурин разрешил не особенно церемониться с хозяевами. Его же добры молодцы рады стараться. Прежде, если людей, у которых останавливался мальчик, нужно было располагать на свою сторону, Гурин посылал для разговора одного Булоха или же шёл на это сам. Камень и Шрам, спешившись и взяв под уздцы лошадей, оставались в сторонке, вне поле зрения заискивающих хозяев.
Сейчас ситуация была несколько иной. Добросовестные соседи поведали не только о том, кого вылечил мальчик, но и что его проводили до выхода из деревни. Значит, хозяева дома знали направление, по которому мальчик двинулся дальше. Проблема же была в том, что на выходе была развилка, ведущая к двум разным городам, и Гурин не желал ошибаться в выборе. Ошибка будет стоить слишком много времени.
Конечно, они могли получить ответ и, разговаривая с хозяевами на равных, но Гурин не без оснований полагал, что крестьяне, увидев конных гвардейцев Правителя, могут воспылать совершенно излишним в данный момент благородством и указать немного не в ту сторону. Чтобы быть уверенным полностью, Гурин решил сыграть на страхе перед властью, так надёжнее.
Булох постучал ещё раз, и за дверью возникло какое-то движение.
– Открывай! – гаркнул Камень. – Именем Правителя!
– И поскорее, – скалясь, добавил Шрам.
Дверь распахнулась. На пороге показался старик средней комплекции. Он приоткрыл рот, по-видимому, собираясь приветствовать гвардейцев, но Булох, сразу же беря инициативу в свои руки, не дал ему сказать и слова.
– Иди-ка сюда, старик, – Булох отступил на несколько шагов, отпихнув своим телом Шрама и Камня, и поманил крестьянина. – Нам некогда заходить к тебе в дом, мы спешим.
Крестьянин помедлил, заметно бледнея, и шагнул за порог.
– Я...– начал он.
Но его снова оборвал Булох.
– У тебя был мальчик. Он кого-то вылечил, может, даже тебя. Этот мальчик нам нужен, – Булох тут же поправился. – Нужен Правителю. Мы знаем, что кто-то из твоих проводил его до конца деревни. Скажи нам, куда пошёл мальчик.
Старик молчал, подыскивая слова, столь ощутимый нажим заставил его растеряться.
– Давай говори! – пророкотал Камень. – Не тяни!
– Тебе же сказали, мы очень спешим, – после рыка Камня голос Булоха звучал почти умиротворённо. – Ты что, немой?
Гурин подумал, что со старика достаточно и шагнул вперёд. Дальнейший нажим мог только ухудшить ситуацию. Гвардейцы расступились. Старик перевёл взгляд на Гурина, почувствовав, что начальник именно он.
– Успокойся, – великодушно произнёс Гурин. – Подумай и скажи. Мы не сделаем мальчику ничего плохого. Наоборот. Мы ищем его потому, что ему угрожает опасность. Ну, так куда же он пошёл?
Похоже, незлобивый, рассудительный тон Гурина помог прийти старику в себя.
– Его проводил мой старший сын, и я не знаю, в какую сторону направился мальчик.
– Где сын? – быстро спросил Булох.
Старик неопределённо повёл рукой.
– Работает. В поле.
– Ну, так позови его, ты, старый пень!
Когда перед гвардейцами возник молодой мужчина с крупными грязными руками и недоверчивыми испуганными глазами, Гурин мягко обратился к нему:
– Во имя Правителя, ты проводишь нас из деревни и покажешь, куда повернул мальчик. Прямо сейчас.
Сын старика ничего не сказал, только посмотрел на отца, и Гурин не смог понять этот взгляд. Старик подтолкнул его, и мужчина двинулся к выходу из деревни. Когда последние дома остались позади, они преодолели ещё метров сто, прежде чем появилась широкая развилка.
Молчаливый скованный проводник остановился. Шрам, не слезавший с коня, навис над ним.
– Куда? – пробасил он.
Молодой крестьянин молчал, и Гурину показалось, что тот сейчас скажет что-нибудь типа, я не помню.
– Мы спешим! – рявкнул Булох. – Давай говори!
Крестьянин выставил руку на северо-восток, в сторону Анохры.
– Туда, – почти прошептал он.
Шрам и Камень, тут же позабыв про крестьянина, пришпорили коней. Однако Гурин не тронулся с места, и им пришлось остановиться.
– Ты уверен? – спросил Гурин крестьянина.
Тот выглядел подавленным, растерянным, сжавшимся в тугой комок. Казалось, будь у него колючки, он бы их выпустил, все до единого.
– Да, – пробубнил крестьянин. – Мальчик пошёл туда.
Гурин некоторое время смотрел на его руку, будто по дрожи хотел узнать, действительно ли она направлена в нужную сторону. Затем хищно, с медлительностью ползущей змеи процедил:
– Надеюсь, ты понимаешь, всё, что происходит во благо Правителя, происходит во благо простого народа Всех Заселённых Земель? И обманывать Правителя – всё равно, что обманывать самого себя? – пауза, многозначительная, испытывающая. – Ты уверен, что не ошибся с направлением?
У крестьянина задрожали губы, и Гурин на миг решил, что его рука покажет в другую сторону. Однако мужчина выдавил:
– Не знаю, куда мальчик хотел пойти, но я сам видел, как он двинулся по этой развилке.
Гурин бросил на крестьянина последний взгляд, словно уколол на прощание, и пришпорил своего чёрного коня. Трое гвардейцев поспешили следом.
4
Комендант Анохры, тучный лысеющий мужчина, кружил вокруг кресла, где сидел Гурин, и каждую минуту обрабатывал свой покатый лоб, используя громадный платок, больше напоминавший полотенце. Это продолжалось почти полчаса, и коменданту начинало казаться, что щепетильная, отдававшая жареным, ситуация, не завершится никогда.
Четвёрка из личной гвардии правителя, странная, внушающая тихий, шуршащий в сердце ужас, появилась в городе на рассвете. Их чёрные кони напоминали хищных птиц, ворвавшихся в человеческое поселение, естественно, не с благими намерениями. Они источали то, что должно было после них остаться – зловещий след на теле города, из которого поднимаются пары животного страха.
Комендант уже знал, что правителю понадобился какой-то мальчик, он был уведомлён. Однако он не имел никаких сведений относительно пребывания этого таинственного ребёнка в Анохре. В то же время появление четвёрки гвардейцев означало, что разыскиваемый находится именно здесь, в городе, что является вотчиной коменданта.
На вопрос главного четвёрки, по имени Гурин, комендант ответил отрицательно. Мальчика в Анохре не было. Комендант ответил и ужаснулся про себя. Если он всё-таки ошибается, получится, что он едва ли не противодействовал воинам Правителя. Гурин на его ответ отреагировал почти равнодушно. Комендант так и не понял, поверил тот ему или нет. Гурин услал последнего из своих людей, светловолосого гиганта с неприятным лицом, и расположился в покоях коменданта. Комендант пытался получить снисхождение на случай нехороших новостей, он предлагал Гурину и то, и это, но воин Правителя соблаговолил лишь плотно откушать. После чего откинулся в широком мягком кресле, практически не реагируя на бессвязный лепет коменданта. Тот пытался проникнуть в мысли важного гостя, но скоро был вынужден признать, что ему это не под силу.
Комендант, мерявший суматошными, нервными шажками комнату, не мог знать, что серьёзных причин для личного беспокойства у него на самом деле нет. Впрочем, Гурин не спешил его обрадовать. Всегда могло случиться, что в последний момент всё повернётся в обратную сторону.
Двинувшись к Анохре, они не обнаружили следов мальчика. На пути к городу лежала всего одна деревенька, и после тщётных поисков Гурин рискнул предположить, что мальчик не останавливался в этом селении на пути к городу. Перед глазами всё чаще возникало лицо молодого крестьянина, указавшего направление. Гурин хмурился, рисуя в воображении образ отмщения, но понимал, что это ничего не изменит – они уже на пути к Анохре. Для надёжности он решил, что они прощупают город, и лишь затем двинутся к Вальцирии. В конце концов, мальчик идёт пешком, его задерживает лечение, они же могут преодолеть верхом за час то, что он проходит за полдня.
Пока Гурин в полудрёме сидел у коменданта, трое его людей бесцеремонно беспокоили горожан, останавливая прохожих, заходя в дома, в торговые лавки, опрашивая бездомных нищих. Гурин ждал, уже зная, каков будет ответ. Он и отвёл на поиски ограниченное время.
Наконец, доложили, что гвардейцы вернулись. Вошёл Булох. Комендант как будто уменьшился в размерах. Он давно осознал, что это дело для Правителя имеет первостепенное значение, хотя и не понимал причину.
– Что? – коротко спросил Гурин.
Булох пожал плечами.
– Никаких следов. По-моему, его тут не было.
Гурин перевёл взгляд на коменданта. Тот в очередной раз обтирался платком. Комендант явно испытал облегчение после слов Булоха.
– Прикажите накормить их, – обратился к нему Гурин и посмотрел на Булоха. – Только быстро.
Булох кивнул и вышел. Когда комендант вернулся к Гурину, улыбающийся, с трясущимися щеками, тот жестом оборвал его уверения в преданности и любви к Правителю.
– Лучше сделай нам доброе дело. Нам и, значит, Правителю.
Комендант с готовностью замер в ожидании просьбы.
Гурин некоторое время что-то обдумывал, затем произнёс:
– Мы оказались в Анохре благодаря одной крестьянской семье, неправильно указавшей нам путь. Я думаю, они специально указали нам не то направление, – Гурин сделал паузу, пристально изучая коменданта.
Улыбка у того чуть ослабла.
– Понимаешь, они обманули не нас, они обманули Правителя. Очень грубо обманули. В очень важном деле. Такое нельзя оставлять безнаказанным, нельзя ни в коем случае. И...проблема в том, что мы спешим, у нас очень мало времени. Я хочу сказать, нам некогда возвращаться в ту деревню, мы должны поспешить в Вальцирию, пока мальчик не ушёл оттуда. Вот я и прошу тебя помочь. Помочь Правителю.
Улыбка у коменданта исчезла вовсе, осталась одна подобострастность.
– Лжецами, направившими нас по ложному следу, займёшься ты со своими людьми.
– Э...э...– комендант снова принялся обрабатывать лоб платком, щёки жалко, смешно обвисли.
– Это приказ Правителя. Я уполномочен действовать от Его имени. Комендант любого города должен содействовать мне и моим людям, содействовать, несмотря на свои собственные проблемы. Ты понимаешь?
Комендант вяло кивнул, давая понять, что знает.
– Отлично. Эти люди должны умереть. Пусть это случится ночью, чтобы они находились в доме в полном составе.
– Э...э... Что если...– промямлил комендант. – Если эти люди ошиблись...или...мальчик свернул в другую сторону, отойдя от деревни?
Гурин почувствовал желание, схватить эту пропахшую потом тушу за шиворот и встряхнуть так, чтобы выбить из неё всё ущербное псевдоостроумие. Конечно, Гурин не позволил желанию развиться. Перед ним стоял комендант, такой же представитель Правителя, как и сам Гурин. Гурин просил его об одолжении и понимал, что должен быть, по крайней мере, вежлив. Он уже думал о том, что мальчик мог поменять направление, отойдя от деревни на значительное расстояние. Однако он помнил лицо молодого крестьянина. Помнил его глаза, против воли хозяина выдававшие борьбу противоречивых чувств. Крестьянин обманул их. Он осознанно указал им не то направление, Гурин не сомневался в этом, особенно теперь, после доклада Булоха.
Но, если даже нет, что с того? Пусть в следующей жизни не ошибается!
– Они должны умереть, – тихо, но неумолимо ответил Гурин. – Если беспокоишься о своей репутации, устрой так, чтобы их соседи решили, что это нападение банды. И помни, это произойдёт во имя Правителя.
Гурин встал, отсекая для коменданта пути к отступлению.
– А теперь мне пора.