Текст книги "Сектор обстрела"

Автор книги: Игорь Моисеенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

Глава седьмая

«Скорая» испустила короткий душераздирающий сигнал и, не дожидаясь пока развалюха уступит дорогу, осторожно выползла на еще не совсем рассыпавшийся бордюр, фыркнула в форточку «Жигуленку» ядовитым облаком выхлопных газов, чавкнула колесом в грязной лужице тающего снега, снова вернулась на асфальт и взяла курс на главную дорогу.

С перепугу, Наумыч так и заглушил двигатель, на проезде. То ли, чтобы не травиться сизым туманом в салоне, то ли, чтобы отчитать водителя «Скорой» с его выхлопной; он выбрался из машины и уставился вслед «Жученку» с красными крестами на всех бортах.

Оба, как по команде, бросились к старику.

– Выручай, Наумыч! – крикнул на ходу Алексей.

Александр не сказал ни слова. Он просто влетел в салон, на водительское место, и крутанул ключ зажигания. Алексей, вместе с вконец оторопевшим пенсионером, едва успел прыгнуть в салон – «Жигуленок» сорвался с места и, набирая скорость, насколько это позволял двигатель «копейки», развернулся на пятачке у подъезда и понесся следом за «Скорой».

– Обычно он так быстро не заводится… Леша, Вы озверели… – изрек старик, когда Александр вывел машину на главную дорогу.

– Ей совсем плохо. Это ее повезли, – ответил Алексей.

– Надо понимать, они повезли Вашу Лидочку? – уточнил пенсионер.

– Да, Наумыч, мама с нею едет, – пояснил Александр.

– Ты за дорогой следи, гонщик, – вставил Алексей.

Александр, на удивление, оказался довольно неплохим водителем. Они отставали всего на квартал-полтора. «Скорая» неслась, включая сирену только на светофорах. И Сашка умудрялся пролетать перекрестки следом за каретой, пока движение на них еще не успевало восстанавливаться. Три светофора прошли без приключений. Впереди был четвертый…

Сирену «Скорой» Лебедев услышал уже на перекрестке. Как раз он высматривал машины справа на «главной», которые только-только застыли под «красный». Глядел бы налево, может, и успел бы проскочить. Но в этот раз сработала годами укоренявшаяся привычка чтить уставы, правила, законы и прочие рогатки, что понаставила ему армейская жизнь. Он наступил на педаль тормоза, еще не видя «Скорой». Хоть бы ее водитель не выключал сирены. Нет же – «Скорая» неслась, включая сирену только на светофорах. «Москвич» пронесло по слякоти еще метр-полтора. Благо, водитель «Скорой» тормозить не стал.

У Лебедева похолодело внутри. Он уже представлял, как этот броневик на колесах влепится своим бампером в дверь его «Москвича» и переломает ему все ребра. Тут же занемел весь левый бок и закололо где-то в почке.

Подчиняясь инстинкту тертого шоферюги, он слегка подвернул руль вправо и обошел нерасторопного «Москвиченка» со стороны багажника. Больше он сирену не выключал.

…"Скорая" пролетела со стороны багажника, не снижая скорости. Следом за ней у Лебедева пронеслись по спине и боль и онемение.

– Твою мать, – с облегчением выругался капитан, провожая взглядом «Жученка» с красными крестами на всех бортах.

Вместе со «Скорой» уходила и боль в спине и онемение…

– Саня, тормози!

– Саша, жмите на педаль тормоза… – успел продекламировать Наумыч.

Алексей вцепился в приборную панель обеими руками. Весна в этом году пришла рано. Слякоть на дорогах стояла уже неделю. Машину несло в синий «Москвич», застрявший на перекрестке, будто вкопанный.

– Саня, тормози!

На сердце почти отлегло. Лебедев уже собрался, было, трогать с места. Он даже включил уже передачу и повернул голову влево, чтобы осмотреться:

– Твою ма…аать!

Прямо в его машину несло желтого доходягу. Он даже успел заметить, как у вцепившегося в приборную панель пассажира глаза на лоб полезли. У Лебедева снова заныли ребра. «Жигуленок» явно, чтобы повторить маневр «Скорой» и обойти препятствие со стороны багажника, подворачивал вправо. Но «Жигуленок» понесло юзом! Лебедев вдавил в пол педаль газа.

– Саня!..

Вправо Александр вывернул руль интуитивно. Машину понесло юзом, и если бы не «Москвич» на дороге, они бы перевернулись. В полном отчаянии Сашка вывернул руль влево…

Глава восьмая

…В нем уже все просило воздуха. Все его мышцы уже окаменели, а желудок, казалось, будто выворачивая наизнанку, расталкивая в стороны сердце и легкие, подкатил к сведенному судорогой горлу. Он уже глотал воду. Все его естество уже выло: «Воздух…» Где-то в глубине отравленного сознания проскрипела в последнем усилии полная безысходности мысль: «Второй раз ты уже не нырнешь». Но все в нем гнало его к воздуху. Оттолкнувшись от скользких камней связанными руками, Орхан ринулся вверх. К его ужасу, поверхность оказалась неожиданно близко. Он уже мог бы встать в полный рост. Тело выбросило над водой слишком высоко. «Этого не могли не заметить…» – и он снова упал в воду. Но грести уже не смог. Превозмогая боль в онемевших суставах, падая в воду и снова поднимаясь на непослушные ноги, он побрел к берегу из последних сил. До ближайшего вросшего в воду у крутого берега Кабула валуна оставалось совсем немного…

Старостенок и Магомед снова бросились в воду. Догнать афганца можно было только так. Халилов еще не успел отдышаться и сориентрироваться. Лишь Рустам понесся к машине как ошпаренный. Он еще не понял, что догнать афганца на БМП все равно не получилось бы. Камни да крутые берега не позволили бы выехать из реки. Пришлось бы объезжать слишком далеко. Шамиль поднял свой автомат.

Стрельба на посту застала ротного с замполитом, когда они только начали вкручивать запалы в гранаты.

– Говорил, тебе: нельзя их с духом оставлять, – упрекнул Белинский.

– Бегом, Ваня… – сподобился пробормотать ротный и рванул вдоль берега.

Орхану оставалось сделать несколько шагов. Первая пуля обожгла бедро и выбила из-под него левую ногу. Как подкошенный, он снова рухнул в воду.

– По ногам, Шамиль, только по ногам! – закричал Белоград.

– Он уходит! – рявкнул в ответ Шамиль.

…Затвор заело намертво. Каждый выстрел с БМП, у реки набатом в его ушах отзывался. Равиль снова схватил разбитый бинокль. Брат полз уже на четвереньках. Вода вокруг него окрасилась бордовыми, вытянутыми течением разводами. До валуна ему оставалось всего несколько метров. А затвор у ППШ заело намертво. Кровоточащими пальцами Равиль схватил подходящий камень.

…За камнем стало немного спокойнее. Но боль в ноге начала нарастать. И все же он понял: "Кость, кажется, не задели". Орхан не успел еще отдышаться – впился зубами в веревку. И тут в голове будто взорвалось: "Они же, наверняка, уже бегут за мной". Орхан помнил: куда они планировали скрыться от глаз шурави на этом берегу. За крутым обрывом, всего-то в паре десятков шагов, Равиль разглядел тогда в бинокль трещину в скалах. Брат утверждал, что за нею сквозной проход в ущелье. Не теряя времени на мудреный узел на запястьях, Орхан пополз, насколько это позволяла рана на ноге, к следующему валуну. Судя по всему, путь к нему не просматривался с поста шурави…

Магомед опередил Старостенка на целый корпус. Но до берега было еще далеко.

– Он за камнем! Не давай ему выйти! – снова заорал Белоград на Шамиля.

…Валун осыпало серией одиночных выстрелов. Орхан с облегчением вздохнул: "Не заметили". Шурави обстреливали укрытие, которое он уже покинул. Он огляделся. Из обрыва можно было выбраться только коротким и мощным рывком. Только запрыгнув на высокий камень и уже оттуда на берег. До камня было несколько метров. И путь к нему был как на ладони. Но в движущуюся мишень попасть особенно сложно. Чтобы собраться с силами, он зарычал как горный лев и мысленно приказал ноге окаменеть. Боль застыла где-то в лодыжке. Он еще раз прикинул расстояние до нужного камня, раскачал для рывка тело и бросился к валуну.

– Ах ты, сука! – удивлению Шамиля не было предела. Моджахед, совсем неожиданно, появился совсем из-за другого камня.

Они еще попытались несколькими выстрелами срезать душмана. Но в движущуюся мишень попасть особенно сложно. Тем более, что афганец, хотя и раненный, петлял как заяц. С фантастической ловкостью он взлетел на валун, который торчал у самого обрыва, сделал по нему два шага и прыгнул с него на берег. Старостенок с Магомедом еще боролись с течением еще только на середине Кабула. Богдан бросился к БМП.

– Мася, мочи его! – заорал Белоград на бегу.

Маслевич только заметался по машине. Белоград взлетел на борт, вырвал у Маслевича винтовку и оттолкнул бойца в сторону…

…Затвор, наконец, подался. Еще один удар, и проклятая железка отскочила в крайнее положение. Сквозь в шум в голове он услышал, как из патронника с тонким металлическим звоном вылетела гильза. Мгновенно Равиль вернул затвор в «боевое»…

…"Хвала Аллаху! Кажется, больше не стреляют, – но Орхан знал, что расслабляться еще рано. – Может с того берега здесь меня не видно?" Трещина между скалами оказалась совсем близко. До нее оставался еще один рывок. Но силы уже покидали его. Он уже полз к расщелине на четвереньках, опираясь на связанные вместе запястья…

Цель Богдан нашел быстро. Оптика снайперского прицела послушно приблизила другой берег реки: афганец, оставляя за собой кровавый след, полз уже на четвереньках. "Ща мы тебе шкрябки твои подрубим, слегонца", – Богдан постарался успокоить дрожь, подвел прицел к руке афганца, чуть повыше локтя, и приготовился нажать на спусковой крючок. Ему нужен был момент, когда афганец перенесет центр тяжести на руки…

…Туман в глазах еще не развеялся, но он видел: на башне БМП застыл с винтовкой Воин. Стрельбу шурави прекратили, как по команде. Они явно доверяли своему Воину. Равиль попытался задержать дыхание. Мир снова зашатался и поплыл перед глазами. Равиль постарался навести прицел хотя бы на башню БМП, хотя бы на машину. Сейчас, как никогда нужна была его меткость. Но Всевышний будто отвернулся от него и от Орхана. Он еще раз поймал в прорезь прицела башню и нажал на курок…

…Камень под рукой взорвался тысячей осколков. Орхан свалился лицом в песок. Дикая, невыносимая боль обожгла запястья, пронзила плечи, пронеслась в шею и, словно раскаленная игла, проткнула сознание. Не в силах справиться с ней, он заорал во всю глотку…

…Отдачи Равиль не почувствовал. Проклятый ППШ молчал. Он еще не успел понять, что автомат отказал, как до его слуха докатился звук выстрела с башни БМП.

…Отдача отшвырнула прицел вверх. Богдан успел вернуть оптику к точке прицеливания, когда афганец, обливаясь кровью, уже качался в туче пыли и песка.

…Он бы орал от отчаяния. Он бы орал, чтобы отвлечь шурави, но пересохшее горло заклинило еще, когда он выбирался из-под обломков. Стучать автоматом о камень было глупо. Равиль бросил бесполезное оружие и схватился за бинокль…

…Вместе с болью его охватил животный ужас. На песке, прямо перед глазами, еще кровоточили его отчего-то мгновенно почерневшие пальцы. С ладоней на обрывке кожи свисал, обливаясь кровью из обрубков только один…

…Только теперь Богдан слегка успокоился: "Теперь ползи на хвосте, собака…"

– Ты пристреливал ее, Масленок? – совсем буднично, будто на полигоне, спросил Белоград. – Я ж не туда целился…

Маслевич, похоже, и не знал, что оружие пристреливают.

Богдан, уже вполне осознанно, оглядел русло реки. Магомед уже по пояс в воде обходил валуны у противоположного берега. Старостенок отставал на несколько метров. А Рустам с Юсуфом застыли как истуканы рядом с гусянкой.

Белоград снова направил ствол на афганца. В прицеле замелькали в лучах полуденного солнца ярко-красные, будто политые кровью, скалы. Только сейчас, пока наводил оптику на цель, он заметил: куда стремился афганец. Расщелина была всего-то в нескольких шагах от него. "Д…дааа… Еще чуть-чуть и ушел бы Жак Паганель", – проворчал Богдан неразборчиво и повел ствол дальше, на мишень…

…Равиль мог только рычать от гнева и беспомощности. Брат, казалось, уже справился с болью. Ему показалось, что Орхан даже приподнялся на корточки: "Дай ему силы, Всевышний".

…Расщелина была совсем близко. До нее оставался еще один рывок. Но доползти до него он уже не смог бы. "Верни мне силу, Всемогущий! Всю твою силу я отдам борьбе с кяфирами! Мы же еще нужны тебе здесь! Верни мне силу, Всемогущий!" – взвыло где-то в душе.

…Белоград глазам своим не поверил: "Откуда ж ты такой живучий, географ?" Душман явно собирал свои обрубки в кучу. Богдан навел перекрестие прицела на нижнюю часть позвоночника афганца и устроил поудобнее палец на спусковом крючке.

…"Ползти он уже не сможет. Для этого нужно иметь хотя бы руки", – пронеслось на грани отчаяния в голове у Равиля. Явно из последних сил, Орхан подтянул под себя ноги, оперся о колени связанными руками и, шатаясь, как пьяный выпрямился. Еще через несколько секунд, он поймал равновесие и сделал первый шаг. Затем второй, более уверенный третий. Ему оставалось только упасть в ту трещину между скалами. "Ее не так уж и просто отыскать. Там он отлежится и уползет", – Равиль уже не знал радоваться или плакать. С последним шагом, Орхан бросился к скале всем телом…

…Больше ждать было нельзя – «географ» явно уходил. И кто знает, что там за этой расщелиной и сколько еще сил у этого афганца. Белоград нажал на курок…

…Адская сила ворвалась к нему под лопатку и впечатала тело в камень. Пуля разорвалась в легких, в одно мгновение растерзала сердце и расшвыряла грудную клетку во все стороны. Боль еще отозвалась последней конвульсией в мозге. Через секунду, безжизненное тело Орхана, оставляя за собой кровавый след на камне, сползло в песок.

…У Равиля все поплыло в глазах. Сил у него не осталось.

…Кузнецов отобрал у сержанта винтовку и отстегнул уже пустой магазин. Тогда ротный оттянул затвор и извлек из патронника последний патрон. На головке пули красовалась черная с красным полоса.

Кузнецов, в сердцах, выругался:

– Разрывной, твою, нехай, Белограда мать…

Глава девятая

Не помогли ни природная реакция, ни новая резина на его «Москвиче». Колеса зашипели по ледяной корке, что скрывалась под слоем слякоти, а машина лишь слегка подалась в сторону правым бортом. В голове мелькнуло совсем дурацкое: «Надо развал-схождения сделать».

Как он не готовился к удару, но толчок отозвался довольно болезненно. Зубы, которые он сжал инстинктивно в ожидании удара, едва не рассыпались. Убраться с дороги Лебедев уже не успел. Там же, в зубах, отозвался металлический скрежет крыла его автомобиля и треск крошащейся вдребезги задней блок-фары.

– Ах, же ж, ты шмаркач, – в абсолютном расстройстве выругался Лебедев на руль и потянул, зачем-то, ручку ручного тормоза вверх. Он уже и представил – сколько и прочувствовал – как ему придется возиться с ремонтом.

В «Жигуленке» еще не справились с испугом. Сашка открыл глаза только, когда машина окончательно остановилась. Тут же, через открытое окно, его потянули за лацканы пиджака.

– Ах, ты сопля зеленая, – зарычал Лебедев.

– Э!.. Э!.. Полегче, командир! Э… – попытался вмешаться Алексей.

Александр оторвал от себя прокуренные руки водилы «Москвича».

– А ну, вылазь, щенок! – скомандовал Лебедев.

Но Сашка, неожиданно для всех, вынул дрожащими руками из кармана права и швырнул их через окно в Лебедева. Тот настолько опешил, что даже не успел среагировать – картонка ткнулась капитану уголком в подбородок и спланировала в дорожную грязь.

– Саня, "Скорая"! – донеслось из машины.

«Жигуленок» зарычал движком, его колеса скользнули пару раз на месте, поймали пятачок асфальта под собой и машина, объехав «Москвич», понеслась дальше.

– Ну, ни хрена себе, – только и смог проговорить разъяренный Лебедев. На растерзание ему досталось только водительское удостоверение лихача.

– Бережной… Александр, – прочитал вслух Лебедев.

…Они не стали обращаться в приемный покой, чтобы навести справки. Алексей знал, что жену должны были доставить или в неврологическое, или в кардиологию. Оба отделения находились на одном этаже. Судя по беготне медперсонала, она была в неврологии. Только их туда не пустили. Без лишних церемоний старшая сестра вытолкала их в фойе…

Сашка все пытался найти себе оправдание:

– Откуда мне было знать, что они туда доберутся?.. Дядь Леш, ну я же не мог… Я и спрятал ее в тот старый альбом…

Алексей не знал, как успокоить парня. Да и не хотел:

– И мать не знала?

– Не, я не показывал ей.

– А знала? – снова спросил Алексей.

Сашка заколебался:

– Спросила бы.

Створки лифта разъехалась в стороны. В отделение ускоренным шагом прошел весьма озадаченный врач. "Сан Саныч", – отметил про себя Алексей и проводил доктора взглядом. Он уже знал его. Лидия не первый раз была в неврологии.

– А письма его где?

– Она не найдет, – поспешил заверить Сашка.

– Как фотографию?

– Ну, кто ж знал, дядь Леш… – Сашка чуть не плакал от отчаяния.

– Теперь-то уже…

– Дядь Леш, может, обойдется… Мама там. Она хороший врач. Она лучше всех… И Сан Саныч туда пошел.

– А его ты откуда знаешь?

– К маме он… – Сашка запнулся, – не равнодушен. Мама говорила: он у младенцев вены находит. Я знаю, он зав. отделением.

Загрохотал грузовой лифт. В отделение понесли стойку для капельниц и ящик с медикаментами. Дверь отделения не успела закрыться. В проеме показалась Валентина. С немым вопросом оба бросились к ней. Но Валентина, казалось, не замечала их. Только когда Алексей тряхнул ее за плечи, она проговорила в полголоса:

– Они меня прогнали.

– Как она?

Валентина опустилась на тахту и рассеянно пожала плечами.

– Что ты молчишь, Валя?!

– Я не знаю, меня прогнали.

– Ну, ты можешь хотя бы сказать, что с ней?! Ты же врач?! – Алексей сам не заметил, как повысил голос.

Валентина подняла на него глаза. Похоже, находясь еще в шоке, она ответила без каких либо эмоций. Но прозвучало с такой(!) ненавистью, зловеще:

– Пошел ты…

Алексей присел рядом. Им ничего не оставалось, кроме, ждать. Затянувшуюся, тяжелую паузу прервал Сан Саныч. Дверь медленно растворилась, давно не смазываемые петли жалобно и протяжно скрипнули. Он вышел из отделения сложил очки, вставил их в нагрудный карман и, слегка прищурившись, оглядел фойе. Кроме Алексея и Бережных, там никого не было.

– Это родственники? – спросил он Валентину

Валентина, неотрывно глядя доктору в глаза, только кивнула головой.

– Вы муж? – обратился Сан Саныч к Алексею.

Отец тоже только кивнул головой.

– А Вы сын, надо понимать? – обратил внимание Сан Саныч на Сашку.

Валентина ответила за парня:

– Это мой?

– А Ваш где? Она же звала его.

У Алексея заныло на сердце: "Что значит звала?". С тяжелым отрывистым выдохом он ответил:

– В Афганистане.

– И сколько? – Сан Саныч всегда казался несколько рассеянным. Особенно в сложных ситуациях. Тут же он поправился. – То есть, призвался когда?

Валентина ответила с нетерпением:

– Домой уже… совсем скоро.

Сан Саныч, казалось, играл какую-то «партию». Валентина заподозрила неладное: "Может, подготавливает". Снова он спросил:

– Скрывали?

Валентина подтвердила:

– Даже я не знала.

Сан Саныч, казалось, не замечал ее тревоги:

– Кто знает, может, так и было нужно… Кто знает?..

Валентина набросилась на зав. отделением уже с негодованием:

– Саша!?

Он будто не чувствовал состояния родственников больной:

– У нее уже были инсульты?

Валентина прижала ладонь к губам. Александр придвинулся поближе к матери и взял ее за локоть, чтобы поддержать. Сан Саныч спохватился:

– Нет, нет – вы неправильно меня понимаете. Вернее, я просто не понимаю…

У Алексея в глазах начал зреть ужас и растерянность. Но Сан Саныч, после непродолжительного размышления о чем-то своем, продолжил:

– Нет, наверное, это тоже не правильно… Точнее: я хочу понять… как она выдержала…

Глава десятая

Тахир встречал и размещал людей уже вторую неделю. Их уже и расселять-то было негде. Но моджахеды со всего Нангархара продолжали прибывать к нему каждый день. Фархад только что доложил о прибытии нового каравана.

В провинции все знали – Тахир со своими людьми пришел из Пакистана. Этот отряд прошел там основательную подготовку в военном лагере, и его люди привыкли к военной дисциплине. Неиссякаемый поток денег из-за границы, железная дисциплина и тактика устрашения скоро обеспечили Тахиру лидерство в провинции. Хорошо оснащенные и вышколенные, его люди, эти убийцы с холодным разумом и метким глазом, быстро сломали всех мелких шкодников из числа местных повстанцев. Вскоре после появления Тахира разрозненные и часто враждующие отряды из окрестных районов если и не вошли под его начало составной боевой единицей, то, по крайней мере, подчинились его воле.

Однажды его авангардный дозор остановил форпост Махмуда из Суруби. Те не привыкли кланяться и устроили хорошую трепку людям Тахира. В перестрелке, первой же пулей убило командира звена этого дозора. Всего неделю людям Тахира понадобилось, чтобы выследить Махмуда. Они выкрали его прямо из-под носа у охраны. А на следующий день они вырезали всю его семью и там же, в его же селении, на глазах у всех, отрезали голову самому Махмуду. Весть об этой акции устрашения быстро разлетелась по округе и возымела свое действие. Остатки отряда Махмуда сами пришли к Тахиру с богатыми дарами и попросились в его отряд. Больше никто сопротивляться и не пытался.

Да и куда было деваться этим людям? Не идти же сдаваться царандою? Вернуться к мирной жизни и отказаться от сопротивления новой власти они уже не могли. Слишком уж глубокую пропасть вырыла война между когда-то добрыми соседями. Как вернуться к миру, если чуть ли не в каждом роду война разбросала родных братьев по разные стороны этой пропасти и сделала кровниками чуть ли не половину населения страны.

Так, всего за месяц, Тахир подчинил своей воле весь Нангархар. Поговаривали, будто бы в Пешаваре он сам напросился именно в эту провинцию, будто бы у него были личные счеты с командиром бригады шурави. Его прозвали никому непонятным прозвищем – Дантес. Только трое знали, что стояло между ними. Только трое вышли из того пекла живыми. Каждый их троих, словно на память о тех событиях в далеком приграничном ущелье Тура Бура, носил на себе отметину.

На площадь прибывал небольшой, в три мула, запыленный караван и около десятка измученных дорогой вооруженных моджахедов. К Тахиру подбежал Мирзахан. Это он проводил их в кишлак с поста у источника.

У Тахира задергалась обезображенная давним ожогом щека:

– Откуда?

Мирзахан только не согнулся до земли в поклоне:

– Баркандай, восемь братьев, гумандан саиб…

Тахир остановил взгляд на каменном лице явно старшего в отряде повстанцев. Несмотря на слой пыли и отпечаток усталости, что оставляет на любом путнике долгая дорога, Тахир узнал его:

– Это же?..

Фархад с готовностью подсказал командиру:

– Миль сорок отсюда.

Фархад снова подсуетился невпопад. Тахир думал о другом. Однако, он не стал раскрывать помощнику истинный ход своих мыслей:

– Я помню. Дороги туда нет… Это кочевники…

Фархад осмелился заметить:

– В селении уже размещать негде.

Тахир, стараясь не выпускать из внимания малейшее движение старшего каравана, приказал помощнику:

– Это кочевники. Отправишь их к источнику.

Со стороны казалось, что Тахир уже утратил интерес к прибывшим моджахедам. Уже отворачиваясь от каравана, он бросил Фархаду:

– Пусть старший подойдёт.

Фархад повторил распоряжение для Мирзахана и добавил:

– Дашь им два гранатомета и патроны. Ступай…

Если оружие было почти в каждом доме этой страны, то патронов чаще не хватало. Правоверные обычно являлись без боеприпасов.

Тахир отметил, когда Мирзахан удалился:

– Уже больше сотни.

Фархад поддержал:

– Еще люди Мухаммада из Сурхруда должны прийти.

– Всех к тебе.

Фархад решился возразить:

– А правый хребет?

Тахир уставился на помощника. Он намеренно акцентировал на втором слове:

– Тебя этому в Пешаваре учили?

Смутившись, Фархад опустил взгляд:

– Ты же знаешь, я только твой слуга, но ты не доверяешь мне, гумандан-саиб…

Тахир продолжал наблюдать за помощником.

Фархад спохватился:

– Прости, гумандан-саиб, клянусь Аллахом – ненависть к врагам помутила мой рассудок…

Тахир повторил приказ:

– Пусть старший подойдёт.

…В гостиной было несколько прохладнее. Тахир налил себе чаю и жестом разрешил собеседнику, чтобы тот тоже испил целительного напитка.

Когда гость сделал первый глоток, обжигающей жидкости Тахир начал разговор:

– Ты и есть тот самый Мошолла-немой?

Гость покорно склонил голову.

Тахир протянул Мошолле планшет:

– Покажи, где ваши люди.

Мошолла, после некоторого промедления, ткнул пальцем в карту. Хотя он прекрасно знал окрестности, некоторое время для изучения карты Тахиру все же понадобилось. Он еще раз отхлебнул из пиалы и продолжил:

– Эти горы имеют свои глаза и уши. Сейчас моджахеды со всей провинции сюда идут. Шурави знают об этом. И пусть… Но мне не нужно, чтобы весь Джелалабад говорил о вашем прибытии. Передашь Низари, пусть отведет своих людей подальше от тропы, вот – сюда, в ущелье Халчаян.

Тахир указал место на карте. Мошолла с удивлением округлил глаза. Но хозяин предупредительно сообщил:

– Родник там есть. Сколько вас?

Мошолла поднял три пальца. Обезображенное ожегом лицо Тахира исказилось вымученной улыбкой:

– Сейчас вас отведут к источнику. Скажешь Низари, чтобы после вечернего намаза он был там же.

Мошолла покорно склонил голову.

Умывая лицо ладонями, Тахир проговорил традиционное:

– Да, поможет нам Аллах!

Мошолла также поднес к лицу ладони. Но уходить он явно не торопился. Вместо того он покопался недолго в своем армейском подсумке, извлек из него клочок бумаги и протянул ее хозяину дома. У Тахира "глаза на лоб полезли". В его руках дрожал листок банковского чека. На нем размашистым почерком крупно красовались цифры – $100 000.

Тахир не привык сдерживать гнев. Передавать такие документы с посыльным, пусть даже помощником, противоречило всем законам конспирации и, уж тем более, всем традициям. У Тахира снова задергалась щека. Все же он постарался не демонстрировать гостю эмоций:

– Это Низари велел тебе передать?

Мошолла невозмутимо склонил голову. Тахиру ничего не оставалось, кроме как констатировать:

– Как он доверяет тебе… Ты казначей у него?

Мошолла оставался невозмутимым.

– Встретишь меня у подножия… Ступай, да хранит тебя Аллах!