Текст книги "Люська (СИ)"
Автор книги: Игорь Богданов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)
И повёл Николка станичный полк. А на месте Сусар, к его трём сотням, ещё пять соседских, под
начало поставил. Знал геройства Николкины. Они вместе на совете придумали, птиц в низовьях набить, перо и пух с них собрать, смолой обмазаться и в пуху том изваляться. Казака молодого Ермака, из станицы, соседней, Николка в город отправил, под видом нищего. Тот выведывал и высматривал, да узнал, где есть погреб пороховой, в башне Даировой. А когда подошли под Казань, все облепленные белым пухом, пики перьями и крыльями раскрашены, то со стен показались они лесом под снегом. Под такой маскировкой они выкопали подкоп, снарядили казака Ермака с тремя сотнями, порохом, и рванули Даирову башню. Ворвались Донцы в пролом, а татары увидев страшное воинство, побежали от страха. Все полки казачьи в Казань ринулись и стреляли и кололи татар без пощады. А потом в Казань вошёл царь Иван со своей ратью.
За помощь эту одарить казаков хотел царь, но казаки подарки не приняли, а попросили отдать им Дон в пользование. Согласился царь. И отписал государскую грамоту про владение "а кто буде дерзнет их донских казаков с мест их сбивать, тот будет проклят на веки"...
Николая Трифоновича за те подвиги пожаловал царь саблей с драгоценной гардой, а Ермака наградил золотой медалью.
Возвратившись в родную землю Николай Трифонович женился, но пожить с женой не удалось. Налетели орды турецкие, собрались Донцы, отбили турок, но полковник казачий погиб в бою.
И родился сын его без отца. Нарекли его в честь родителя Николаем. И потом, когда он подрос, как единственному в роду мужчине, в ухо серьгу серебряную вдели.
Тёмный Князь такому возрадовался. И своих демонят поздравлял, хвалил. Как старались они извести племя-род доблестью избранный. Вот и храбрость им тоже помощью. Вот и подвиг на них работает. Вот такие они умелые. А борьба их со Светлыми силами, вот, вот, вот, победой закончится. Насылать болезни и хворости, разрушать и губить население, всё они собрались использовать. И тогда распустили ангелы, свои крылья над малым отпрыском. И он, этот мальчик маленький, поборол болезни немочные, возмужав не нарушил традиции, воевал, побеждал и выжил. И продолжил свой род Кайсаками. И прошёл по жизни с подвигом.
Всю свою жизнь Николай к богу обращался. Участвовал и толкал станичников на строительство и возведение храмов. А постарев, воспитав достойную себе и предкам смену, ушёл в Донской монастырь. Сначала послушником, а потом и схиму принял.
А судьба казачьего народа не выдавалась гладкой. Хоть и чтили они бога, строили церкви, молились и верили. Хоть и стремились жить с соседями мирно. И царю и князю были верными.
Но в движении времени постоянно рождая трудности, вплетались непонятности, вольнолюбие. Гордыня, глупости. Так по незнанию и недомыслию посадили на трон лжеДмитрия. А потом же, когда одумались, воевали и царство чистили. Всё от глупости и лукавого. Тёмный Князь свои руки длинные, запускал глубоко в народности. И мешал, и мешал, перемешивал.
Но боролись за них и Ангелы. И народ не пропал, а выстоял. Среди всех своих неурядиц.
Старший сержант медицинской службы Демидова Марина Сергеевна давно поняла, что беременна. Тот солдат, Александр Казак, это он отец её ребёнка. Всё случилось моментально. Вспышка, при встрече, огонь в груди, и полная несостоятельность в сопротивлении. Три недели, и всё женское счастье. Три недели любви почти безрассудной и неудержимой. Очнулась, когда он уехал. Перед расставанием, всю ночь ревела, кутаясь в его плечо. И предчувствия, страшные предчувствия, душившие её той ночью, все сбылись. Когда увидела на заднем госпитальном дворе гроб, запаянный в цинк, груз 200, табличку, ноги отнялись. Еле до лавки доползла.
Кричать бы, слёзы лить, да сил не достало. Просто сидела и любовь свою провожала.
А он письмо присылал. Единственное и последнее. Впрочем, писал всякую чепуху. О будущих встречах по возможности, о том, как она ему нравится. О себе рассказывал. У неё про жизнь расспрашивал. Простое солдатское письмо. Ей иногда писали её бывшие пациенты. Нельзя сказать, что она себя сохраняла для одного, для какого-то суженого. Нет. Были увлечения. И с солдатами и офицерами. Но всё это так, не серьёзно. А один, домой уезжая, на дембель, с собой звал, куда-то на Волгу, под Астрахань. Не поехала, не любила.
И постоянный мужчина был. Доктор один. Хороший, добрый, ласковый, не жадный. И доктора не любила. Но настоящее, то настоящее чувство пришло с ним, с Александром. С ним обо всём забыла. В глазах стоял, в мыслях был, с тех пор как его увидела.
Светлый князь задумался. Похоже, опять его Светлую сторону, переигрывает Темнота. Для Господа века пролетают минутами, и годами, как ему пожелается. Но опять противник всё спутал своими большими делами и малыми чёрточками. Вставляя в жизнь людей опасности, совращая их души посулами и ловушками. Где один перекрестится и не пустит в себя мыслей адовых, там же кто-то находится слабый, не верящий. А уверовав, горько каится.
Только всё, только время упущено, и летит душа его на посмешище, в ад, где черти беснуются. А его, деяния божия, втуне людской алчности пропадают. И, горят в геене огненной, души, дьяволом совращённые. И теперь, в тысячелетии выстроен, светлый путь искры радостной. Там где тёмные силы брали верх, бог упреждения и помощи выставлял. И спасал людские чаяния. Искра божья, пролетев поколения, пропадает, похоже, стараньями демонов. И весь труд и желания светлые, могут так вот сейчас и закончится. Всё, пропал весь труд не оконченным. Нет наследников продолжения. Побеждает Князь Тьмы, доказывая, о людской не совершенности.
И теперь эту душу последнюю не терзая, не мучая мыслями, можно выпустить из не сущего, на просторы большого Космоса. Есть теперь в ней лишь бесполезность.
Но увидел Светлый Князь Малого Ангела. Он помощником был сейчас и сподвижником. Горько плакал Ангел, в рыданиях, и просил простить его, нерадивого.
О ребёнке с первого дня думала. Всегда знала, что оставит, родит. А отцу, потом бы, написала и обо всём рассказала. И если позвал бы, за ним пошла. Но потом, не сразу, потом. Все мысли передумала, для себя же давно всё решила.
Загрузили санитары в машину цинковый гроб, и отправили на аэродром. В родной город солдата. К родителям. Горе самолёт несет, горе горькое, для отца с матерью. Для них он один единственный.
В голос, громко, зарыдала на заднем дворе, неприступная и железная старшая медсестра. Её крик подружки услышали, все дела побросали, подхватили её, успокаивать. Да куда там! Как успокоить? Все всё поняли, не унять, не утешить. Всё лишь с временем успокоится. Да и то, тоска останется. Но Марина собралась. Написала рапорт, всё оформила, попросила прощения у доктора. И уехала. Больше уже не смогла быть там, в Афганистане, на той войне.
Ребёнка надо выносить, родить, воспитывать. Её ребенка. Его ребёнка. Их ребёнка. Ребёнка её единственной и настоящей любви. Перед отъездом всё узнала об Александре. О родителях, адрес, всё что было в личном деле. Для себя поняла и придумала, что когда родит, обязательно сообщит им о внуке, а там, что будет, то и будет. Но всё потом. А пока домой. Дитю покой требуется. Он расти должен. Он родиться должен.
Войсковой старшина Ефрем Казак был избран командовать одним из полков, отправлявшихся к знаменитому атаману Платову, под Москву. Резервные казачьи части, двадцать шесть свежих полков собрали донцы для борьбы с Наполеоном. Матвей Иванович был знаком Ефрему. Вместе воевали в Персидскую компанию. Казак командовал полусотней удальцов-разведчиков и часто получал задания от молодого генерала и походного атамана. И теперь, сорокалетний офицер, с нетерпением ожидал встречи с боевым командиром и товарищем. Годы не прошли даром, и генерал давно в чинах высоких, и Ефрем уже не сотник. Но лихой командир. Он сам отобрал более пяти сотен разведчиков, не простых казаков, а прошедших горнила войн и баталий, крепких, выносливых и ловких. И сам умел незаметно подобраться к врагу и дышать тому в затылок, и от братов требовал. Кинжалом и шашкой владел виртуозно, а стрелял с двух рук без промаха. И в полку его все ему под стать. Из войны в войну, из огня в набег.
Под Тарутиным они встретились. Узнал атаман, обнял Казака. Осмотрел полки, всем задачу дал.
А Ефрема к себе позвал. Долго размышляли, прикидывали, а на утро сотники сотни подняли и растворились в предутренней мгле. Когда утро разгорелось, в стане уже были пленные французские солдаты и офицеры, которые с помощью слов и нагайки честно донесли, всё что знали о планах и армии Мюрата, Наполеоновского знаменитого маршала. А ещё через два дня, Мюрат был наголову разбит казачьими войсками. На Бородинском поле пять сотен отборных клинков Ефрема бросали в самые жаркие места. Платов слал гонцов, меняя направления и цели. И не подводили его казаки, везде поспевали. Многие погибли, но выстояли вместе с русской армией.
На поле разворачивалась казачья лава. Пять сотен всадников. Пять сотен клинков.
–Ур-р-р-р-ра!
Пять сотен глоток выдохнули этот боевой клич и он гремел над полем. Разбойничий свист и улюлюканье, и топот пяти сотен коней.
–Ура!
Лава. Страшное бедствие для врага и сильнейшее чувство общего славного дела для непосредственного участника этого воинского, казачьего манёвра.
Строй франзуских пехотинцев распался и солдаты, падая, толкаясь, спотыкаясь, с ужасом на лицах, побежали, не находя укрытия от пик и сабель, которые неминуемо настигали их.
Смерть была везде. Огромный казак поднялся во весь рост на стременах и с наклоном, вкладывая всю силу и вес в удар, рубанул саблей стреляющего француза. И покатилась рука с мушкетом в пожухлую, вытоптанную траву.
Р-раз! И следующий всадник проткнул солдата пикой! Смерть и ужас сеяли казаки в полках и редутах. И не было силы, которая бы их остановила.
Так же быстро, ловко свернулись и собираясь в по одному, друг за другом, длинными шеренгами за лесок, к месту сбора, для дальнейшего построения и новой атаки.
На поле остались убитые и умирающие, так ничего и не сумевшие предпринять, два полка корсиканской пехоты.
И я там был с ними. Рубил и колол. И мне, с моим родичем, с командиром полка Ефремом, знаменитый и геройский вихрь-атаман Платов, подносил немалую стопку горчичной водки.
Я отдыхал в бивуаке после рубки и битвы, разбавляю радость и шутку, с горем потерь своих братьев. И я носился по зимним лесам в партизанских рейдах, выкуривая франзузских легионеров из милой сердцу Российской глубинки.
И это я, со своими предками влетел в Париж вместе с пылью дорог и залихватским свистом.
И это я лапал испуганных парижанок , свешиваясь с коня, и поднимая их в седло.
И это я возвращался с победой в родную станицу, с живыми товарищами!
И это меня обнимала мать и жена, а дед-отец, пряча слезу, колол мои губы жесткой щетиной!
И это я гулял на радостях, с братами сподвижниками, однополчанами, в родном саду под яблонями! И это я жарко любил жену после долгой разлуки! И это я радовался вместе со своими детьми, что жив, что молод и весел, что победили! Спасибо, господи, за эту радость, за эту возможность!
И вместе с этим, я вдруг понял, что я последний! Последний в роду! И на мне закончился этот славный род! Ужас понимания пронзил мою темноту. И темнота моя стала темнее. Всё. Больше никого не будет. Никогда.
И теперь, проникая в жизни моих предков, я не участвовал, мне крутили кино. Кино о людях, которые жили и продолжались, а я ....
Про своего прадеда, казачьего офицера, попавшего в горнило всей той катавасии с революцией, гражданской войной, репрессиями, я это всё, практически знал по рассказам деда и отца. И на этом всё закончилось. Дед и отец ещё живы. И меня оставили в мой темноте, страдать.
Мальчик родился крепкий. Смугленький, с синими как небо глазами. Здоровый подвижный, крикливый мальчик. Бабушка Марина, в её честь дочку назвали Демидовы, сказала, что копия с её отца. Прадеда Марины. Выходца из старинного дворянского русского рода Лопухиных. Который, временами теряясь и появляясь, в древних родословцах ведёт своё начало от Редеди, князя касожского, погибшего в поединке с князем Мстиславом.
«Мстислав, который владел Тмутараканью, пошел на касогов. Узнав же об этом, князь касожский Редедя вышел навстречу ему. И, когда стали оба полка друг против друга, сказал Редедя Мстиславу: „Чего ради мы будем губить наши дружины? Но сойдемся и сами поборемся. И, если одолеешь ты, возьмешь имущество мое и жену мою, и детей моих, и землю мою. Если же я одолею, то я возьму все твое“. И сказал Мстислав: „Будь так“. И сказал Редедя Мстиславу: „Не оружием будем биться, а борьбой“. И схватились бороться крепко и долго боролись, и начал изнемогать Мстислав, ибо был велик и силен Редедя. И сказал Мстислав: „О, Пречистая Богородица, помоги мне! Если же одолею его, построю церковь во имя твое“. И, сказав это, ударил Редедю о землю. И выхватил нож, зарезал Редедю. И пошел в землю его, взял все имущество его и жену его, и детей его, и дань возложил на касогов. И, вернувшись в Тмутаракань, заложил церковь Святой Богородицы, и построил ее, стоит она и до сего дня в Тмутаракани»
Разом проникло в сознание известие о рождении сына! Моего продолжения! Я жил не просто так!
Одно единственное нужное дело, за свои никчемные двадцать лет, я все-таки успел сделать!
На земле есть моё, нет, не только моё, а ещё и всех тех достойных людей, воинов, кто был до меня, продолжение.
Темноту прорезал тоненький лучик, а потом постепенно, достаточно медленно, что бы я мог осознать, но не настолько, что бы я перестал радоваться, свет стал медленно наполнять моё сознание. И растворяясь в этом всеете я забывал всё что было со мной, пока не осталась только светлое благоговение.
Светлый Князь, улыбнувшись ласково, докоснулся ладонью Ангела.
–Что содеял, ты? В чём печалишься?
–Демон мелкий, сподвижник Тёмного, тот, что рядом вертелся, путался. Он испортил всё.
–Да. Испортил? И что содеялось?
–Он людей совратил не венчанных и без божьего благословения. Я старался сердца наполнить их.
Я пытался спасти любовью... -Не терзайся, ты делал правильно. И любовь в их сердцах горела. И венчал их господь, и миловал. И ИСТОРИИ есть продолжение...
