Текст книги "Модератор реальности"
Автор книги: Игорь Абакумов
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
– Хрена им, а не помирать, – командир выдержал взгляд комиссара. – Пробьемся. Миха, развяжи.
Петро потер освобожденные запястья, встал и снова посмотрел в глаза Деду.
– Вот что, капитан Волошко, давай так. Задание мы не выполнили. Я – точно не выполнил. Мне в любом случае трибунал. Ты – выкрутишься. Ты – не знал. Хотя, по головке тебя не погладят. Дай мне пулемет, я прикрою ваш отход. Для всех будет лучше.
Дед думал.
– Уйду севернее вдоль колючки и оттяну огонь на себя. Вы, как отойдете – подайте сигнал, и я начну. Ну, решайся?
– Хорошо, – Дед посмотрел на Миху и кивнул головой. – Отдай ему. И все патроны.
Слава, уже надев скафандр, смотрел на электронное табло обратного отсчета и держал руку на выключателе открытия створок.
0:05:03.
0:05:02.
0:05:01.
0:05:00.
Кротков повернул ручку, развернулся и сделал шаг. В арке тоннеля молча стоял тот офицер, который руководил вчерашней погоней, и смотрел Славе в глаза. Ствол его пистолета смотрел курсанту в переносицу. Из темноты, крадучись, появлялись солдаты в камуфляже, глядя на Славу сквозь прорези прицелов.
Стекло. Прыжок вправо. Еще один. Глаза врагов. Стекловидные яблоки. Клетки – колбочки и палочки – на дне. Всего лишь клетки…
Ослепшие солдаты разом нажали на спусковые крючки.
Лысый гауптштурмфюрер первым вывалился из бесконечного ледяного тоннеля с заиндевевшими трубопроводами в туман нижней части пусковой шахты и бросился к ближайшей лестнице. За ним так же быстро и бесшумно скользила цепочка спецназовцев. Дымок от пролетевшего мимо экзотического окурка в беловатой взвеси испарений никто не заметил.
Когда до дыры в бетонной стене, ведущей к ЦУПу, оставалось шесть ярусов-этажей лесов, из темноты раздался гром автоматных очередей.
– Здесь не стрелять! – команда была отдана голосом. – Брать живыми тех, кто в нашей форме.
Спецы, привыкшие ничему не удивляться, только мысленно пожали плечами, когда их командир неясной тенью в одно мгновение преодолел очередной пролет и скрылся из виду. Только побежали быстрее.
Слава бежал в стекле, уже не обращая внимания на сопротивление воздуха. На выходе из тоннеля он упал на бок, перекатываясь, захватил шнуры от кучи толовых шашек и вывалился на площадку лесов. И получил удар в печень кованым ботинком.
Сквозь вспышку света в глазах, Кротков увидел медленно перелетающего через него лысого, тянущего из кобуры пистолет. Превозмогая боль в боку, Слава поджал к животу ногу и, резко распрямив ее, отправил врага за ограждение.
Падая в пропасть, лысый вытянул таки оружие, перевел переключатель на автоматический огонь и нажал на спусковой крючок.
Слава бежал быстрее, чем двигался курок, сгорал порох и летели пули…
Димка, заслышав скрежет поехавших створок и, вслед за этим, выстрелы, выскочил из челнока на стремянку. Свесившись через перила, он успел разглядеть падающую в туман фигуру в черной форме.
– Ба! Да у нас гости…
Базов уже было дернулся в челнок за предусмотрительно спрятанным там немецким автоматом, как заметил на мостике, соединяющем леса и опору со стремянкой двумя ярусами ниже, мелькнувшую светлую тень.
– Славка? – Димон ушел в замедление.
На площадку на четвереньках вывалился Кротков, тяжело дыша и держась рукой за правый бок.
– Димон… Скорее… Там полно гадов, а эта штука сейчас стартанет.
Базов обхватил друга под мышки и втянул внутрь корабля.
– Люк… Скорее…
– Фигня… Семеныч, пока ты спал, говорил – люк сам закроется. Потом опоры со стремянкой поползут… Потом двигатели… – выдавая стонущему Славке объяснения, Димон взваливал его в кресло одного из пилотов.
Жутко неудобно это было. Поскольку самолет стоял вертикально на хвостовой части, получалось, что пилотам надо улечься в кресло, задрав ноги. Закончив, Димон глянул на створку люка, удовлетворенно кивнул, заметив наметившееся движение, и полез в командирское кресло.
– Ну, вот и все… Если хотим улететь побыстрее, пора выходить в нормальное время, – улыбнулся Базов, поболтав в воздухе ногами.
– Да, я уже подлечился.
Время рванулось вперед, буквально захлопнув люк челнока. Следом тут же опустилась переборка, отделившая кабину от шлюза-коридорчика.
– Можно и лететь, – курсанты смотрели на утреннее бледно-голубое небо сквозь лобовое стекло и ушедшие бетонные створки на срезе шахты. – Ну что, долетим до неба?
– Дойдем. И назад вернемся, – Слава протянул в сторону Димки руку.
– Век воли не видать, – Базов с улыбкой хлопнул подставленную ладонь.
Ракета дрогнула.
Ослепший и раненый шальной пулей Клаус, преодолев почти весь тоннель, споткнулся о кучу толовых шашек, когда из колодца раздался гул запустившихся двигателей. Оглохнув, он не слышал ни собственного крика, ни грохота опустившейся бетонной стены, отделившей шахту от ЦУПа, ни шипения бикфордовых шнуров, после того, как ракета покинула колодец.
Взрыва, находясь в эпицентре, он просто не успел почувствовать.
Гауптштурмфюрер уже восстановил почти все кости, переломанные при падении, и отполз к стене шахты, когда оказался на дне аквариума, заполненного полыхающим напалмом. В портал, построенный прямо в бетоне, шагнул обугленный скелет.
Отряд удалился от границы базы метров на пятьсот, когда Дед резко остановился и оглянулся на звук ракетных двигателей. Он проводил глазами вонзившуюся в небо перевернутую свечу и, дождавшись взрыва, приложил ко рту сложенные вместе ладони.
Над деревьями раздался протяжный волчий вой. Где-то севернее ему ответила длинная пулеметная очередь.
Глава V
08.31 . Среда 11 мая 1988 г., окрестности г. Борисполя, разрушенная авиабаза.
Это только кажется, что здесь нет никакой жизни. Если есть солнце, есть воздух и есть вода, то есть и жизнь. Пища. Крыса это знала. И даже была довольна тем, что местность выглядела безжизненной – конкурентов меньше. А радиация… Ну, что радиация? Крыса никогда ее не видела, а, следовательно, и не опасалась.
Оплавленная базальтовая крошка, обильно разбавленная пепельно-серой пылью, стекала из-под семенящих ног удивленными ручейками по крутому откосу к центру огромного кратера. Где-то там, внизу крыса чуяла теплую пульсирующую жизнь, рвущуюся наружу, к воздуху.
Охотница резко остановилась и замерла в напряженной позе. Через землю ей передалась слабая вибрация, и в нескольких метрах впереди грунт неожиданно просел, образовав небольшую воронку. Спустя мгновение по краям этой воронки зашарили выросшие из земли руки, покрытые пропитанной кровью пылью. Крыса вздрогнула, встретившись взглядом с красным глазом поднявшейся над поверхностью окровавленной головы.
Игра «в гляделки» между животным и выползающим на поверхность существом длилась несколько долгих секунд и закончилась поражением крысы. Она взвизгнула, суетливо подскочила и, развернувшись в воздухе, пустилась наутек вверх по откосу. Кусок еды оказался ей не по зубам.
Выбравшись из ямы, человек медленно побрел вслед за крысой. Крупный грызун был, по-видимому, единственным существом в этом мертвом мире, способным удивиться странному виду человека. Если, конечно, крыса умела удивляться.
У человека не было кожи.
С трудом переставляя ноги, он упорно шел к краю кратера, оставляя за собой мокрые красные следы. Стекающая с обнаженных мышц кровь постепенно смывала с тела человека пепельную пыль, прилипшие мелкие камушки и застывала тонкой, медленно тускнеющей и огрубевающей пленкой.
Выбравшись на ровную поверхность, он остановился, разлепил второй глаз, бывший до этого закрытым коркой запекшейся крови, и оглянулся.
– Так вот, где вы прятались, – пробормотал человек, обозрев остатки авиабазы. – Неплохо. Молодцы…
Он улегся прямо в пыль, даже не позаботившись о расчистке ложа от мелких камней, и застыл. Если бы крыса не отступила столь стремительно, она могла бы попытаться удивиться еще раз. Лежащий на мертвой земле человек буквально на глазах начал обрастать поначалу розовой и полупрозрачной, но быстро принимающей естественный цвет и текстуру кожей.
За этим необычным процессом наблюдало только висящее в небе солнце.
Неожиданно человек резко сел и уставился неподвижным взглядом в какую-то точку на горизонте.
– Да, хозяин, – проговорил он в пустоту. – Восемь, тридцать шесть, одиннадцатое мая.
Человек сосредоточенно слушал окружающую мертвую тишину.
– Нет. Небольшая поломка. Восстанавливаюсь.
В его руке появился, казалось, прямо из воздуха белоснежный платок, которым человек протер абсолютно лысый череп.
– Думаю, мне не придется долго его искать. Предполагаю, что он уже в Ленинграде. Да, – он посмотрел на солнце, – к моменту вероятной встречи я успею.
Человек встал и закрыл глаза. Слабый порыв ветра пошевелил на его голове появившиеся короткие волосы, окружившие высокий лоб, плавно переходящий в лысину.
– Хорошо… Хорошо, хозяин.
Голый человек скептически осмотрел себя от груди до ступней, ухмыльнулся и размазанной тенью шагнул в возникший из ниоткуда радужный вихрь.
Поднятая вихрем пыль осела уже в пустом мире.
20.01. Пятница 23 апреля 2010 г. Санкт-Петербургский Государственный Политехнический Университет. Факультет технической кибернетики. Кафедра автоматики и вычислительной техники.
Вячеслав чуть задержался у двери кабинета и взглянул на часы. До времени, назначенного студенту, оставалось еще полчаса. Долгих полчаса.
Он уже решил, что эта встреча с Сергеем будет последней. Не вообще, а последней по такому поводу. Коли уж человек вплотную подобрался к работе над диссертацией, то пора бы уже снять детсадовские штанишки. И подойти к столь важному в жизни мероприятию со всей возможной серьезностью. Все эти потуги с виртуальной реальностью, нейро-программированием и прочей ерундой хороши только как учебные упражнения. Задачка для третьего класса, но никак не для выпускного экзамена. И если студент этого не понимает, то так ему и быть студентом вечным. Тут уж Вячеслав Соломонович помочь ему не в силах.
Слава, чуть поморщившись, слегка потер живот. Некстати разболелся желудок, усталость зовет домой, еще полчаса ожидания – все это вместе было далеко не в пользу студента.
Кротков резко открыл возмущенно заскрипевшую дверь. Тихонько притворил ее и открыл снова, уже медленно. Скрип не понравился, Слава сокрушенно качнул головой и выглянул в коридор.
– Что ж домой-то не идете, Вячеслав Соломоныч?
Кротков оглянулся на голос. Пожилая уборщица застыла с тряпкой в руках возле окна и вопросительно смотрела на Славу поверх старых очков с обмотанной пластырем дужкой.
– Студента одного жду, Нин-Ванна, – Вячеслав снова потер рукой солнечное сплетение и оглядел чисто вымытый пол коридора. – А вы-то чего домой не идете? Окна, вроде бы, мыли недавно…
– Та воробьи, Вячеслав Соломоныч, – уборщица вернулась к прерванному занятию по остервенелому надраиванию подоконника. – Чи сами залетели, чи приволок кто из студиков… Все загадили, паразиты…
Слава улыбнулся ворчанию уборщицы и тут же поморщился от очередного болезненного спазма.
– Нин-Ванна, у вас от желудка ничего нету?
Нина Ивановна с удовольствием бросила тряпку в ведро, развернулась всем корпусом и вытерла руки о халат.
– Съели чего не то, Вячеслав Соломоныч? – Слава неопределенно кивнул. – Это да, это сейчас продукты такие. Не то, что раньше. Вот помню… Ах, ну да.
Уборщица принялась суетливо рыться в оттопыренных карманах халата.
– А но-шпа у меня есть. Самые… Да где ж они?… А! Вот, – Нина Ивановна выудила, наконец, из кармана пластиковый флакончик. – Я их завсегда от мигрени пью. И от желудка тоже. Оченно помогают.
Она высыпала Славе на ладонь несколько маленьких желтых таблеток.
– Выпейте. Штучки четыре-пять. Как рукой снимет.
Вячеслав с сомнением посмотрел на таблетки и пожал плечами.
– Спасибо, Нин-Ванна.
– Выпей, выпей, – уборщица уже снова схватила тряпку и с яростью набросилась на подоконник.
Кротков вернулся в кабинет и сел за стол. Бросил взгляд на часы, несколько секунд задумчиво посмотрел на таблетки и закинул их в рот. Проглотил, не запивая.
08.34 . Среда 11 мая 1988 г., г. Ленинград, военная база ВС СССР «Пулково».
– Николаич, глянь-ка. Кто бы это мог быть? – капитан, помощник дежурного руководителя полетов, стоя у громадного, наклоненного вниз стекла «вышки», не донес до рта заменяющий ему завтрак бутерброд и указал вниз.
Николаич помассировал отяжелевшие веки, потер затекшее под прижатым портупеей подполковничьим погоном плечо и тяжело поднялся, опершись на пульт.
– Что там еще?…
– Шишка какая-то… – капитан суетливо завернул остатки бутерброда в кусок промасленной бумаги и засунул сверток в полевую сумку. – Ой, чую, не к добру…
Прямо под аквариумом вышки, скрипя тормозами, разворачивался кортеж из двух военных вездеходов, втиснувших между собой удлиненный бронированный ЗиМ-56. Следом подтягивался тяжелый бронетранспортер, а от штаба на всех парах неслись джипы с флажками комдива и начштаба дивизии.
Разглядев на погонах вышедшего из представительского седана человека полковничьи погоны с фиолетовыми просветами, Николаич подпрыгнул и заозирался в поисках фуражки.
– Ах, ты ж… Все по местам! – он нашел, наконец, фуражку и одернул форму. – МГБ пожаловали… Всем тянуться в струнку и молчать!
Дежурная смена среагировала молниеносно, убрав все неположенное и заняв штатные места. Николаич облюбовал позицию напротив входной двери.
– Блин, знать бы еще, кто и в чем прокололся…
Ввалившийся в «аквариум» грузный полковник предупреждающе поднял руку, остановив готовый сорваться с губ Николаича доклад. Следом за полковником просочилась его свита, мгновенно сдвинув цветовую гамму помещения в фиолетовую часть спектра.
– Так, подполковник. Первое – боевая тревога по базе. Второе – дежурное звено в готовность один. Третье – комдива и начштаба сюда. Выполнять!
– Но… – Николаич, мягко говоря, пребывал в недоумении.
– Выполнять!!! – рявкнул полковник.
Николаич автоматически бросил к фуражке правую ладонь и уже почти выдохнул «есть!», когда в дверь ввалился комдив. Двухметровый генерал-майор в один шаг оказался за спиной МГБ-шника, наклонился над его ухом и почти нежно вопросил:
– И хто такой?
Не дрогнув ни единой жилкой, не оборачиваясь, полковник протянул через плечо сложенный вчетверо лист бумаги и продолжил, глядя по-прежнему в лицо Николаичу.
– В сторону базы движется вражеский космический аппарат. Задача – перехватить и посадить. В случае невозможности – уничтожить.
Начдив уже пробежал глазами полученную бумагу и, чуть дернув плечом, кивнул Николаичу.
– Выполняйте…
20.33. Пятница 23 апреля 2010 г. Санкт-Петербургский Государственный Политехнический Университет.
– Меня преподаватель ждет, – Сергей уперся в неподвижную «вертушку» и помахал пропуском. – Кротков. На «автоматике».
Охранник поднял на Сергея тяжелый взгляд, тут же отвел глаза и отрицательно помотал головой.
– Нет.
– Как это – нет? – студент толкнул рукой оставшуюся заблокированной металлическую рамку. – Мы договаривались. На полдевятого.
Охранник устало вздохнул и приподнял колокольчик настольной лампы, направив луч света на Сергея.
– Вячеслава Соломоновича здесь нет. «Скорая» увезла.
– Как? – у Сергея подкосились ноги.
– Как, как… На колесах и с красным крестиком. Похоже, с сердцем плохо стало. Уборщица прибежала, – охранник вытянул шею и кивнул в сторону входной двери. – Да вон она, у нее спроси.
Нина Ивановна, сокрушенно качая головой и что-то бормоча, выходила на улицу. Сергей догнал ее уже во дворе.
– Нин-Ванна, Нин-Ванна! – он придержал ее за локоть. – Что случилось? Что с Вячеславом Соломонычем?
Женщина рассеянно скользнула по студенту взглядом.
– Вот ведь оно как… Он мне говорит – желудок болит, желудок. А я ему но-шпу даю. А но-шпа-т от головы… Ну, от желудка там всяко…
– От головы? – Сергей удивился
– … А оно ж, сердечко оказалось… От сердечка не но-шпу надо. Нитроглицеринчику б, да кто ж знал?… А я ему – но-шпу…
Уборщица автоматически порылась в сумке и достала матово-белый флакончик. Непонимающе покрутила его в ладони и сунула Сергею в руки.
– Вот. Но-шпа. Но это ж не от сердца…
Сергей поднял руку с флаконом и чуть повернулся, чтобы этикетка попала в луч от уличного фонаря.
– Я ему говорю – штучки четыре выпей, желудок и пройдет. А он и взял… А потом слышу – упало будто что-то. Я забегаю, а он на полу лежит, сердешный. А я…
– Нин-Ванна! – Сергей перебил причитающую женщину. – Нин-Ванна, это не но-шпа. Вы точно это ему дали?
08.22 . Суббота 24 апреля 2010 г. Санкт-Петербург, ул. Гатчинская.
– Сережка! – Ирина захлопнула входную дверь и сбросила туфли.
Сынуля, конечно же, спал. Как всегда, когда она возвращалась с дежурства. И всегда Ира считала необходимым его разбудить.
– Сере-о-ожка! – она повесила на вешалку плащ.
– У?
Ирина обернулась. Сергей стоял в дверях комнаты. Одетый, растрепанный и со слегка воспаленными глазами.
– Вот те раз. Ты чего, не ложился сегодня? – Ира подмигнула сыну. – Или гулял всю ночь?
Сергей угрюмо вздохнул, молча развернулся и удалился в свою комнату.
– Сергей Анатольевич Косенко! – Ирина шутливо притопнула ногой. – Должна отметить, что вы дурно воспитаны.
Расслышав еще один вздох и скрип кресла, она пожала плечами и отправилась на кухню. Завтрак готовить.
В обычные дни Ирина не завтракала и даже ничего по утрам не готовила. Сын привык к такому положению вещей еще в детстве и безропотно глотал собственноручно изготовленные бутерброды. Исключением были дни после дежурств. То ли организм требовал заглушить запахи клиники чем-то более аппетитным, то ли воспринимал утро после бессонной ночи как вечер – точно Ирина не знала. Но эти дни она начинала у плиты.
А вкусные запахи, как известно – наилучший манок для мужских особей.
– Ага, невоспитанное чудовище, кушать-то хочется? – Ирина поставила перед усевшимся на табуретку сыном тарелку с парящим омлетом. – Укропчиком посыпь.
Разлив по стаканам сок, Ира пристроилась напротив Сергея.
– Что-то случилось, Сережка?
Сын вяло поковырялся в тарелке, сделал маленький глоток сока и задумчиво покрутил на столе стакан.
– Мам, а что такое дигоксин? От чего он?
– Дигоксин? Сердечный препарат, применяется при…
– Сердечный? – Сергей удивился.
– Да. При тахикардии применяется. Это, когда пульс слишком частый. Почему спрашиваешь? – Ирина вопросительно посмотрела на сына, отправив в рот кусочек омлета.
– Странно… – вопросы матери сын по старой привычке пропускал мимо ушей. – Таблетки от сердца выпил, а «скорая» увезла с сердечным приступом…
– Да о чем ты? Можешь нормально рассказать или нет?
Сергей запустил пятерню в свою шевелюру и слегка подергал чуб.
– Вячеслав Соломоныч. Помнишь, я говорил тебе, что хочу под его руководством магистерскую писать? Вчера пошел к нему на встречу, а его «скорая» увезла…
– Он что, сердечник? – Ирина отложила вилку.
– Да нет, вроде…
– Зачем же он дигоксин пил? Ничего не поняла – давай сначала.
Сергей отодвинул тарелку и отхлебнул сока.
– Я ж говорю – прихожу на встречу. Охрана не пускает. Что такое? Говорят – нет Вячеслав Соломоныча, «скорая» увезла. Чего – не знаю, говорит. Вон, уборщица знает. Я – к Нин-Ванне: что такое? Спрашиваю. Она говорит, живот у него заболел…
– Ну, это не факт… – Ирина снова взяла вилку.
– Живот, значит, говорит. Но-шпу дала ему, говорит. И флакон мне показывает. Я читаю – написано «дигоксин»…
– У-у… Стоп, сын. Понятно. Таблетки похожие, – Ирина вернулась к завтраку.
Сергей поерзал на табурете и, не дождавшись продолжения, почти взвыл:
– Ну-у-у???
– Что «ну»? – Ира фальшиво-непонимающе похлопала ресницами.
Сергей тихонько зарычал.
– Почему приступ-то сердечный?
– А, вот ты о чем, – Ирина отправила в рот очередной кусочек завтрака. – Объясняю. Для человека со здоровым сердцем механизм примерно такой: дигоксин вызывает нарушение ритма сердца… Сколько он таблеток выпил?
– Штуки четыре, кажется…
– О, да, это – еще та доза. Дальше – нарушение кровообращения головного мозга, и – привет.
Сын опять поерзал на табуретке и нетерпеливо порычал.
– Ну, не совсем привет. Потеря сознания. Если запустить – может быть кома. Скорая быстро приехала?
Сергей задумчиво почесал затылок.
– Минут через двадцать, кажется…
– Это нормально, – Ирина допила свой сок. – Передоз дигоксина можно определить по ЭКГ и вывести внутривенным введением унитиола. Если это было сделано вовремя, то скоро выпишут… Куда положили, кстати?
Сергей пожал плечами.
– Ладно, узнаю по своим каналам, – Ира встала и убрала свою посуду в мойку. – Фамилию мне его только скажи. И, давай, доедай скорее. Я спать пойду, и чтоб посудой мне тут греметь не смел.
Она чмокнула сидящего сына в затылок и направилась в ванную комнату.
19.13 . Четверг 29 апреля 2010 г. Санкт-Петербург, Каменноостровский проспект – ул. Гатчинская.
Она никогда не пользовалась транспортом. Ей доставляло удовольствие с работы до дома гулять пешком. Благо недалеко. Институт на академика Павлова, дом на Гатчинской. Стучи себе каблучками по Петроградской и ни о чем не думай. Правда, «не думай» – это из области неосуществимых мечтаний. Не думать у Ирины не получалось.
С Сережкиным преподавателем все оказалось, к сожалению, хуже, чем она расписала сыну изначально. «Скорая» за ним приехала обычная, не кардиологическая. Пока привезли в больницу, пока сделали электрокардиограмму, разобрались да ввели унитиол, он уже успел провалиться. Сердечная деятельность и кровообращение восстановились, а вот сознание так и не вернулось.
Ира вздохнула, сворачивая на набережную реки Карповки.
С другой стороны, теперь у нее появилась возможность посмотреть на человека, которого чуть ли не боготворил ее сын. До сих пор она о нем только слышала. Вячеслав Соломоныч то, Вячеслав Соломоныч се… Не сказать, правда, что коматозники, опутанные проводами и трубками, выглядят очень уж привлекательно, но что-то в этом человеке было. Что-то притягательное.
Во вторник Ирине удалось перевести Кроткова в клинику своего института. Немалую роль сыграли соответствие состояния больного теме ее диссертации и отсутствие у Вячеслава близких родственников. Теперь он лежал в одной из подконтрольных Ире палат и находился полностью в ее распоряжении. Сегодня – второй день, как Ирина занималась лечением Кроткова, и шестой день комы. Положительной динамики пока не наблюдается, но срок еще не такой уж и большой. До появления пролежней и отеков еще есть достаточно времени. Есть время, есть надежда. Есть способы и методы.
Методы, методы…
Вчера даже Сережка захотел подключиться к процессу. Как услышал о роли эмоций в мозговой деятельности, тут же загорелся. Предлагает подключить Кроткова к одной из его самодельных программ.
«Естествоиспытатель…» – Ира улыбнулась.
А почему нет, собственно? Чем не способ? И разрешения у родственников на применение несертифицированного метода добиваться не надо. А если получится, то и собственная диссертация обретет более четкие формы…
«Эту мысль стоит подумать», – Ирина шагнула в подъезд.
19.47 . Четверг 29 апреля 2010 г. Санкт-Петербург, ул. Гатчинская.
Сергей стянул с головы виртуальный шлем и переключил изображение на монитор. Взяв в руки несколько фотографий, он несколько секунд придирчиво сравнивал их с трехмерной человеческой фигурой на экране.
– Ну… Похож, в общем-то… – Сергей отодвинулся от стола вместе с креслом, наклонил голову вправо-влево, не отрывая взгляда от монитора, и удовлетворенно крякнул. – Пойдеть…
В прихожей хлопнула входная дверь.
– Сере-о-ожка! – двойной стук сброшенных туфель и шарканье надеваемых тапочек. – Ты, часом, ужин не приготовил?
– Ага, мамуль, – Сергей встал и, бросив последний взгляд на экран, направился к двери. – Котлеты в духовке, картошка начищена.
– Ой! – Ирина столкнулась с сыном в дверях комнаты. – Что значит, начищена? Сварить уже сил не хватает?
– Ну, мамуль…
Ира с улыбкой потрепала Сергея по голове.
– Ладно… Поставь быстренько на плиту, я переоденусь пока, – она прошла в свою комнату. – Да! И молока подогрей, пюре сделаю.
Подвязывая пояс халата, Ирина вошла на кухню и обвела ее взглядом полководца, обозревающего поле предстоящей битвы. На плите вовсю кипела кастрюля с картошкой, и томился ковшик с молоком. Сергей уже расставил столовые приборы, порезал хлеб и теперь крошил зелень.
– Сейчас все будет, – не отрываясь от своего занятия, доложил он. – Сей же час.
– Хозяин… – улыбнулась Ира и, стащив с разделочной доски кусочек огурца, села за стол.
Несколько секунд она, подперев подбородок, смотрела на сына со счастливой улыбкой:
– И воспитанны-ы-ый…
Ирина сладко потянулась, сбросив блаженное оцепенение.
– А кого это ты там нарисовал? – она махнула рукой в сторону комнаты с компьютером. – Что-то личность какая-то знакомая…
Сергей чуть обернулся от стола.
– А… Это… Это Катькин бывший, – он приоткрыл крышку кастрюли и ткнул туда вилкой. – Мент. Ты могла видеть его. Он тут, в нашем райотделе служит.
Ира не очень-то понимала увлечение сына этой Катериной, живущей в одном из соседних домов, но старалась не вмешиваться и соблюдать нейтралитет. Девушка была на пару лет старше Сергея и, хотя и казалась вполне воспитанной и приличной, в роли невестки не представлялась совершенно. К тому же, успела побывать замужем и развестись. Впрочем, это могло быть всего лишь банальной материнской ревностью…
– Будет у меня одним из виртуальных персонажей в программе…
Ирина потянулась было к холодильнику за соком, но при последних словах сына встрепенулась.
– О! Кстати, о программах. Я тут подумала над твоими предложениями. Пожалуй, можно и попробовать. Я о преподавателе твоем. Во всяком случае, хуже от этого не будет. А если сотворенные твоими программами эмоции расшевелят, хоть немножко, его мозг, то будет только лучше. Так что, готовь…
Сергей подскочил к матери и порывисто поцеловал ее в щеку.
– Я тебя тоже люблю, – улыбнулась Ира. – И буду любить еще больше, если ты сольешь, наконец, картошку.
Поужинал Сергей очень быстро, и метеором понесся к компьютеру.
– Ладно уж, посуду я сама помою, – донеслось ему вслед беззлобное ворчание.
Но сын уже был далеко и от матери, и от кухни, и, вообще, от этого мира.
В черноте виртуального пространства висел, слегка покачиваясь, полураскрытый свиток текущего меню под заголовком «Юнит Координатор». Сергей протянул руку, одетую в перчатку с датчиками, и прикоснулся к строчке «разговор». Парящая в темноте фигура с раскинутыми в стороны руками дернулась, опустила руки и повела головой из стороны в сторону. Взгляд виртуального персонажа выжидательно остановился на переносице Сергея.
– Ну, здравствуй, Координатор.
– Здравствуй, Хозяин, – человек осмотрел себя с ног до груди. – Мне, наверно, надо одеться?
– Пожалуй, – Сергей усмехнулся. – Форма старшины милиции устроит?
05.11. Пятница 14 мая 2010 г., г. Санкт-Петербург, ул. Гатчинская.
Сергей потер воспаленные глаза, хлопнул себя ладонями по щекам и опустил забрало виртуального шлема. Все обозримое нематериальное пространство было заполнено огромным разветвленным меню администратора. Он вслепую обогнул стол и прилег на кушетку. Пальцы привычными молниеносными движениями выбрали нужные пункты. «Связь» – «Координатор» – «Разговор» – «Голос».
– Координатор? – Сергей чуть сдвинул шлем, поправив микрофон и наушники. – Текущая точка?
Ответ прилетел спустя полсекунды.
– Да, хозяин. Восемь, тридцать шесть, одиннадцатое мая.
– Удалось максимально блокировать юзера?
– Нет, – по ту сторону мира послышались нотки задумчивости. – Небольшая поломка. Восстанавливаюсь.
– Ты его потерял? – Сергей был доволен текущими результатами, но пытался выдержать голос строгим. – Знаешь, где он? Есть вероятность его встречи с юнит Ка-И-Вэ. Успеешь проконтролировать?
Все эмоциональные нотки у виртуального персонажа исчезли.
– Думаю, мне не придется долго его искать. Предполагаю, что он уже в Ленинграде. Да, к моменту вероятной встречи я успею.
– Скинь отчет о последнем этапе…
– Хорошо.
– И краткий план до следующей точки останова.
– Хорошо, хозяин.
– Конец связи, – Сергей свернул меню, коснулся надписи «выход».
Виртуальное пространство заполнилось мерцающими звездами, на фоне которых зависли две приоткрытые двери. Вход и выход. Выход…
Налитые бессонной ночью веки медленно опустились.
Вы… ход…
07.14. Пятница 14 мая 2010 г., г. Санкт-Петербург, ул. Академика Павлова, 9. Клиника Института мозга человека РАН.
В палату сначала осторожно вплыла аккуратная бородка, следом за ней – совершенно неаккуратная шевелюра, и большие очки между ними. Дверь рывком распахнулась и пропустила, наконец, все тело в белом халате.
– О! Так и знал, Иришка, что ты здесь.
Павел Ильич был до неприличия молод и до невозможности талантлив. Сочетание этих двух качеств, помноженное на отсутствие всех и всяческих тормозов, позволяло ему быть на «ты» со всеми коллегами вплоть до главврача клиники и научного руководителя Института. Как ни странно, это никого не коробило. Удачливого нейрохирурга любили, почему-то, даже завистники.
Ирина оторвала взгляд от экрана монитора и с удивлением воззрилась на юного коллегу.
– Что, Паша? Уже смена?
Она слишком увлеклась обработкой последних данных, которые, как ей показалось, наконец-то, сдвинут с мертвой точки работу над докторской, и не заметила, как подошло к концу ее дежурство.
– Сейчас я закончу, и пойдем на обход.
– Не надо, я уже пробежался, – Павел присел на краешек высокой кровати единственного в этой маленькой палате больного, отточенными движениями приподнял ему веки и заглянул в глаза. – Вот, за что я люблю наш контингент, так это за их спокойствие и молчаливость… Как сегодня твой любимый подопечный?
– Сейчас, – Ирина снова обернулась к монитору, запаковала все сегодняшние данные и отправила на домашний компьютер. – Даже не знаю, боюсь загадывать. Вроде бы, все, как и раньше. При запуске программы фиксируется некоторая активность. Если бы я не знала, что у него весь череп в дырках и электродов понатыкано, и если бы не я сама его к сети подключала, могла бы вполне уверенно заявлять – есть сознание. А так…
– Сыну-то рассказываешь, как его программка работает? – Павел пробежался глазами по приборам, фиксирующим жизненные показатели больного.
Приборы говорили, что пациент жив. Сердце бьется, легкие дышат. Трудятся почки и печень, регулярно наполняется мочевой пузырь. Жив, да только сам об этом не знает. Мозг не работает – кома.
– Да он лучше меня это знает, сам же ее и запускает, а я только Вячеслава Соломоновича к сетке подключаю, – Ирина торопливо делала дежурную запись в истории болезни. – Я даже не особо в курсе, что за сны она ему транслирует. Знаю только – это было мое условие, – что сны достаточно реалистичны, и условия они создают для спящего критические.
– Ну да, ну да… – Павел заглянул в историю через плечо Ирины. – Два часа назад отключила? Угу… вижу. Никаких реакций, снова – растение.