Текст книги "Том 7. Письма"
Автор книги: Игнатий Святитель (Брянчанинов)
Жанр:
Религия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 55 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]
Позволяю себе послать к Вам вновь вышедшую книгу «Житие и писания Молдавского Старца Паисия Величковского», того благочестивого и духовно просвещенного мужа, которому чада православной Церкви обязаны за перевод с греческого на славянский язык Добротолюбия, Исаака Сирского и других Отцов. В вновь вышедшей книжке, которую я давно знаю в рукописях, с особенною ясностию изложено учение, весьма приличествующее нашему времени – учение о Иисусовой молитве, о которой ныне по большей части имеют самое темное, сбивчивое понятие.
«Иные», считающие себя за одаренных духовным рассуждением и почитаемые многими за таковых, «боятся» этой молитвы, как какой заразы, приводя в причину «прелесть» – будто бы непременную спутницу упражнения Иисусовою молитвою, – сами удаляются от нее и других учат удаляться. Изобретатель такового учения, по мнению моему, – диавол, которому ненавистно Имя Господа Иисуса Христа, как сокрушающее всю его силу; он трепещет этого всесильного Имени и потому оклеветал Его пред многими христианами, чтоб они отвергли оружие пламенное, страшное для их врага, – спасительное для них самих.
Другие, занимаясь Иисусовой молитвой, хотят немедленно ощутить ее духовное действие, хотят наслаждаться ею, не поняв, что наслаждению, которое подает один Бог, должно предшествовать истинное покаяние. Надо поплакать долго и горько прежде, нежели явится в душе духовное действие, которое – благодать, которое, – повторяю, подает един Бог в известное Ему время. Надо прежде доказать верность свою Богу постоянством и терпением в молитвенном подвиге, усмотрением и отсечением всех страстей в самых мелочных действиях и отраслях их.
Представляемая мною «книга» показывает непрелестный образ упражнения Иисусовою молитвою, состоящий в тихом произношении ее устами или и умом, непременно при «внимании» и с чувством «покаяния». – Диавол не терпит вони покаяния; от той души, которая издает из себя эту воню, он бежит прочь с прелестями своими. Проходимая таким образом Иисусова мо{стр. 228}литва – превосходное оружие против всех страстей, превосходное занятие для ума во время рукоделия, путешествия и в других случаях, когда нельзя заняться чтением и псалмопением. Таковое упражнение молитвою Иисусовою приличествует всем вообще христианам, как жительствующим в монастырях, так и жительствующим посреди мира.
Стремление же к открытию «сердечного духовного действия» приличествует наиболее, почти единственно инокам, – и то познавшим подробно борение со страстями, при удобствах, доставляемых местом и прочими обстоятельствами. – Если же «кто бы то ни был», движимый, по выражению святаго Иоанна Лествичника, гордостным усердием, ищет получить преждевременно сладость духовную, или сердечное молитвенное действие, или какое другое духовное дарование, приличествующее естеству обновленному; тот неминуемо впадет в прелесть, каким бы образом молитвы он ни занимался, псалмопением ли или Иисусовою молитвою. Это привелось видеть и на опыте. Упоминаемый в житии Пахомия Великого прельщенный старец, стоя по действию прелести на раскаленных углях босыми ногами, произносил молитву Господню «Отче наш». Причина прелести – не молитвословие, не псалмы, не каноны и акафисты, не молитва Иисусова, – нет! Сохрани Боже всякого от такового богохульства! Гордость и ложь – вот причины прелести! – Гордость и ложь, которых виновник – диавол. А он, чтоб свалить с себя вину, дерзостно и богохульно оклеветал Иисусову молитву, сам же встал в стороне, как ни в чем не повинный. Ныне многие хлопочут, остерегаются и других остерегают от молитвы Иисусовой, утверждая, что должно от нее удаляться, как от причиняющей прелесть; а о диаволе, настоящем виновнике прелести, ни слова – совсем забыли. Ах! какая явная хитрость диавола! как он прячется искусно!
Очень огорчает меня, что ныне так утерян людьми истинный духовный разум, а разные ложные, вполне ложные мысли, получили такую силу!
Книга Паисия имеет значительные недостатки в литературном отношении. Что до того? Часто смиренные пустынники, выходя из пустынь своих, лишь прикрытые рубищем, словом скудным и нескладным возвещали христианскому миру святую и спасительную Истину; напротив того, сколько видим книг, убранных звучными словами, блестящими мыслями, в стройном систематическом порядке, – а они заключают в себе яд, убивающий души!
{стр. 229}
Старец Паисий не раскаивался, как разглашали некоторые, не вполне понявшие его слова и не имевшие определительного понятия о умной молитве, в напечатании книги «Добротолюбия», переведенной им с греческого на славянский язык. Он, проникая дух времени, предвидел вред многих легкомысленных и самочинных, имеющих повредиться употреблением великого блага умной молитвы во зло. Движимый духовною любовию и состраданием к человечеству, столько поврежденному грехопадением, что самые средства к своему спасению оно обращает в средства к большему осуждению, к умножению бедствий, нанесенных грехопадением, – Паисий огорчался и болезновал, подражая этим многомилостивейшему Господу Иисусу, Который проливал Свои всесвятейшие слезы о Иерусалиме, отвергшем Его, а потому не только отвергшем спасение, Им принесенное, но и навлекшем на себя и на чад своих лютейшие казни. – Такова была мысль Паисия! Такова была печаль его при напечатании Добротолюбия, о переводе и напечатании которого он положил столько трудов! Эта мысль и эти чувствования изображены им в письме его к Феодосию, Архимандриту Софрониевой Пустыни.
Не одно Добротолюбие употреблено во зло! Употреблены во зло Писания святаго Апостола Павла, как засвидетельствовал сам верховный Петр. Употреблено еретичествующими во зло все Священное Писание. Самое Божественное Евангелие употребили и доселе употребляют во зло, для погибели своей, многие миллионы протестантов, толкуя его неправильно и неблагочестно, по поводу будто бы его, удаляясь от единения со вселенскою Церковию, составляя отдельное душепагубное еретическое сонмище, которое они дерзают называть Церковию Евангельскою. Апостол Павел свидетельствует, что они – Апостолы – Христово благоухание Богови в спасаемых и погибающих: овем убо воня смертная в смерть, овем же воня животная в живот. Даже о Господе Иисусе Христе сказал Святый Богоприимец Симеон: «Се лежит Сей на падение и на востание многих во Исраили, и в знамение пререкаемо». – Святый Исаак Сирский в 54-м Слове говорит: «Слово крестное погибающим юродство есть. Что из сего следует? – Поелику оное слово крестное казалось юродством тем, которые не ощущали силы сего слова, то долженствовало ли Павлу умолкнуть и престать от проповеди? Но и до сего дня крест служит поводом к претыканию и соблазну Иудеям и Еллинам. – Итак, {стр. 230} должно ли умолчать, чтоб сии не соблазнялись? – Павел не только не умолчал, но так взывал: Мне да не будет хвалитися, токмо о Кресте Господа нашего Иисуса Христа. Поведано здесь святым Апостолом хваление о Кресте не с тем, чтоб соблазнить других, но чтоб возвестить о великой силе Креста».
Божественное добро не должно быть отвергаемо, если некоторые или и многие употребили его во зло. Это надо отнести и ко Иисусовой молитве. Сам Иисус был камнем преткновения для многих; проповедь о Нем была камнем преткновения; Крест Его был камнем преткновения; как же Святейшему Имени Его не участвовать в тех же обстоятельствах? Из того, что могу я заключать по двадцатилетним наблюдениям современного монашества Православной Отечественной Церкви, находясь это время сам в недре его, даю следующий отзыв. Если находятся еще в наши времена, времена нищеты, глада и мрака в духовном отношении, иноки, имеющие отчасти истинное духовное рассуждение; то это те весьма немногие, которые, будучи просвещены умною Иисусовою молитвою, познали подробно свои страсти, действия лукавых духов и наконец действие Духа Божия, начинающегося с излияния в душу священного мира о Христе. Кто же при свете умной молитвы не узрел страстей своих, не познал действия лукавых духов и не вкусил, что такое мир Христов, соединяющий воедино ум, душу и тело, тот не имеет и понятия о духовном рассуждении, хотя и мнит иметь его обольщаемый тщеславием. Таковое мнение свойственно всем, проходящим, так называемый Св<ятым> Симеоном Новым Богословом, второй образ внимания и молитвы. При благонравии можно иметь рассуждение, или разум и естественный, и деятельный, и образованный науками и чтением, как весьма основательно рассуждает о сем Преподобный Григорий Синайский; но это еще – не рассуждение духовное! От такового разума отстоит духовное рассуждение, как небо от земли, и превосходнее его, как свет солнца превосходнее тусклого света ночных светил небесных.
Что скажу на письмо Ваше? – Увы! Нетленной и блаженной святости не вижу в себе и следа! Не от действия благодатного смирения, но самым опытом, самыми грехопадениями моими убеждаюсь, что я грешен. Желал бы непрестанно зреть грехи мои и плакать о них; но окрадывают и омрачают меня забвение, рассеянность, нерадение мои! Вы изволите писать, что в письмах {стр. 231} моих к Вам я не решался ни на какое слово, назидательное для Вас собственно. Как мог я решаться на него, имея тяжкое бревно во оке души моей, заграждающее от меня зрение грехов моих и преграждающее ток слезам моим? Говорю только вопрошающим, и то, когда уверен, что вопрошают искренно, по требованию души, а не мимоходом или по любопытству. И ныне, получив письмо Ваше, я умилился окаянным сердцем моим и беру перо для ответа Вам, единственно с тою надеждою, что милосердый Господь, видя истинную нужду души Вашей и веру Вашу, дарует слово полезное, а мне простит мое дерзновение по тесноте нынешнего времени, в которое весьма оскудело истинное духовное знание. Поелику же пишу к рабу Божию и ради Бога, то оставляю все соображения мира, чтоб увлекшись каким-нибудь побуждением человеческим, не соделаться мне предателем души Вашей, прибегшей ко мне за советом о Господе, и имеющей обвинить меня пред Господом на Страшном Суде Его, если я в этом суетном веке поврежу совет мой лицемерством, лестию и человекоугодием.
Верую по преданию Церкви и с Церковию, что всякий православно верующий во Христа и исполняющий заповеди Его, а нарушение заповедей очищающий покаянием, – спасется. Так сказал Сам Господь юноше, вопросившему Господа, как ему спастись. Но есть еще и другая цель христианина, для которой в особенности назначаются иноки, цель достигаемая и не достигаемая: христианское совершенство. – Путь к этому совершенству есть очищение себя заповедями Нового Завета, Евангелием, руководствуясь которым сын ветхого Адама может усыновиться Новому Адаму. Всяк имеяй сию надежду, – говорит св<ятый> Иоанн Богослов, – очищает себя, якоже Он чист есть [145
[Закрыть]] – Но Новая заповедь широка есть зело!
Говорит новая заповедь: Кто хочет приобрести душу свою, да погубит ю. Что значит погубление души? – Отвержение действий по собственным чувствам и понуждение себя к действию по заповедям Евангельским. Евангелие действующему таким образом сообщает свой разум и свои ощущения, принадлежащие к естеству нового человека, обновленного по подобию Создателя и Искупителя нашего. В этом состоит принуждение и насилование себя, предписываемое Евангелием. Это значит совет, так часто повторяемый Святыми Отцами: «Даждь кровь и приими Дух». Отсеки от себя свойства падшего естества и привей к себе свойства естества обновленного Христом. {стр. 232} Не только «плоть», но и «кровь» Царствия Божия не наследят. Но как Царствие Божие внутрь нас есть, то должно из этого заключать, что доколе возбуждаются и сопровождаются в нас сердечные ощущения движениями крови, дотоле мы чужды духовного действия, истекающего от Бога. При духовном, Божественном действии кровь умолкает и бывает «тишина велия». Тот святой мир, который не в нашем падшем естестве, но дарован и даруется Господом, мир, превысший всякого ума, нисходит в душу. Он изливает священное спокойствие в ум, сердце и тело раба Христова, соединяет сии три воедино и представляет их Христу, погруженных в бездну смирения, приведенных в состояние о Христе. Это состояние принадлежит естеству обновленному.
Приглашаемый Вами преподать Вам совет душеполезный, совет о Господе, отвлекаю внимание от смердящих язв души моей и, обращаясь к Вам, говорю Вам ради Бога с сердечным плачем следующее.
У Вас пылает естественный огнь, и кровь Ваша жива. По этой причине нет места в сердце Вашем для того Божественного огня, который ввергнуть в нас пришел Господь и которым потушается огнь естественный. «Глаголяй обоя имети, – говорит св<ятый> Иоанн Лествичник, – прельсти себе». В Вас – движения, именно зависящие от крови; они препятствуют явлению движений духовных, держат душу Вашу в темноте и каком-то нерешенном состоянии, Вами ощущаемом, но не понимаемом. Не понимаемом, потому что таковые движения могут сообщать только мнение знания, а не самое знание, ясное, точное, как истинное. От того-то совесть Ваша, когда Вы рассматриваете себя и вникаете в себя, отвечает Вам невнятным, страшным голосом самомнения. Вы нуждаетесь в утешении: да утешит Вас – Истина!
В двух отношениях рассмотрим предмет, о котором теперь беседуем: в любви к ближнему и в действии умной молитвы.
Вы живы для человеков, Вы любите их огнем естественным. – Оттого и человеки для Вас живы, а Христос – мертв. (Не смутитесь словами моими: выше я отличил спасение от совершенства, оставив говорить о первом, как по милости Божией для Вас верном, говорю о пути ко второму, о очищении.) Во 2-й части Добротолюбия, в книге иноков Каллиста и Игнатия, в главе 37-й приводятся следующие слова Великого Варсонофия: «Еже не вменитися в человецех, сотворит тя вселитися во граде, а еже умрети от всякого человека сотворит тя наследовати град и сокровища». Не убойтеся этой смерти; от нее рождается новая {стр. 233} жизнь. Когда оживете новою жизнию, то увидите, что жизнь, умерщвления которой требует от нас Бог, – есть смерть. Это та смерть, которою умер Адам немедленно по вкушении от запрещенного древа, ожив в смешанные познания и ощущения добра и зла. Скажите Богу о всех родственниках ваших живых и почивших, скажите о братиях обители вашей, о всех любимых Вами: «Господи! Это все Твое, а я кто?» Точно, все это – Божие; Божие не будем похищать себе. И мнимо любимым нами вернее быть Божиими, нежели нашими. Не правда ли? Если правда, то примем правду во спасение. Умрем для естественной любви к ближнему и оживем новою любовию к нему, любовию в Боге. Тогда умрем естественною, смешенною любовию к ближнему, когда «не вменим себя», по совету Великого Варсонофия, в «человецех», когда оплюем себя, как некую мерзость. Послужим ближнему в служении нашем, не как отцы чадам, но как рабы Господам, как непотребные слуги Святым Ангелам. Этого и Павел хотел: и он так мыслил! Не себе проповедуем, – говорил он Коринфянам, – но Христа Иисуса Господа, себе же самех рабов вам Иисуса Господа ради [146
[Закрыть]]. Божие отдадим Богу. Не будем мнением присваивать себе Божие: от нашего мнения Божие не сделается нашим, а только мы будем обманываться пустым, достойным смеха и вместе плача самообольщением. Когда же смиримся, то Бог Свое может нам дать; тогда оно точно сделается нашим по благодати. Таким образом Святые, соделавшись сосудами Святаго Духа, соделались и отцами в Духе, имели чад в Духе. Заповедь Христова: Не нарицайте себе отца на земли, ни учителя на земли, – оставалась ненарушимою. Когда Анания и Сапфира солгали пред Апостолом Петром, то пали мертвыми; а Апостол объяснил их вину, что они солгали Богу, хотя пред собою видели не Бога, а только человека – Апостола. Но этот человек был сосуд Святаго Духа; сделанное по отношению к нему отнеслось к Богу. Многие из Святых называли чадами тех, которым они сообщали жизнь Духа. И то было истинно; потому что словам сопутствовало самое дело. Но мы, не имеющие в себе явного обитания Духа, можем ли сами присваивать себе то, что дает только Бог. Не страшное ли это святотатство! Не самообольщение ли это, достойное, по производимому им ложному состоянию, горького плача? – Те из Святых Отцов, в которых обилие благодати не преливалось так, как в Апостолах и других величайших Угодниках Божиих, не дерзали называть себя учителями и отцами. Из них преподобный Нил Сорский в предисловии к своему Скитскому Уставу гово{стр. 234}рит: «Не называю вас учениками моими: один у нас Учитель – Христос» и проч. И это по завещанию Апостола, который говорит. Аще кто глаголет, яко словеса Божия, аще кто служит, яко от крепости, юже подает Бог, да о всем славится Бог Иисус Христом [147
[Закрыть]]. Повсюду умерщвленное «я»! – Повсюду Христос живый и Подающий жизнь. Смирение убивает естественную любовь. А если она умирает от смирения, то жизнь ее составляется гордостию. Принадлежа к свойствам ветхого Адама, она требует умерщвления и воссоздания Духом. В ней живет идол «я», поставленный на престоле татебно вкравшегося самомнения и завещивающийся завесою будто бы добродетели.
Апостол Павел не любил этой любви в учениках своих к себе; за нее называл он их плотскими. Вооружаясь против нее, он писал против себя, желал во мнении учеников низложить, уронить, уничтожить себя. Еда Павел распятся за вас? – говорил он им. Кто убо есть Павел? Аз насадих, Аполлос напои, Бог же возрасти. Тем же не насаждаяй есть что, ни напаяяй, но возращаяй Бог [148
[Закрыть]]. Видите ли, как ревностно ищет великий Апостол, чтоб верующие во Христа были мертвы для человеков! Оживление для человеков есть умерщвление по отношению ко Христу, а следовательно, и ко всему Божественному и Духовному: потому что Христос есть Единый ходатай между Богом и человеками.
Возревновали некогда ученики Иоанна Предтечи, узнав, что все идут во след Иисуса, – и отвечал им великий Предтеча: Имеяй невесту жених есть, а друг женихов: стоя и послушая его, радостию радуется за глас женихов: сия убо радость моя исполнися. Оному подобает расти, мне же малитися [149
[Закрыть]]. – Великие слова! Святые слова! Точно– тогда исполняют обязанность свою наставники, когда ищут, чтоб в душах приводимых ими ко Христу, возвеличивался и возрастал один Христос. Они желают умалиться во мнении своих водимых, лишь бы возвеличился для них Христос, тогда эти наставники ощущают полноту радости, как достигшие конца своих желаний. Напротив того, те, которые приводят вверенные их руководству души к себе, а не ко Христу, скажу безошибочно, прелюбодействуют.
Теперь – с Божией помощию несколько слов о молитве! При упражнении ею равным могут быть действия прямо зависящие от крови, а неопытный делатель может принять их за благодатные, как сказано в 4-й части Добротолюбия, в статье Святейшего Каллиста Патриарха Константинопольского под заглавием: «Образ внимания молитвы». Можно найти в действиях, проис{стр. 235}ходящих от крови, некоторую сладость и возмнить, что это молитвенное услаждение. Таковая мысль – заблужденная; это – самообольщение, именуемое Отцами – «мнением». О «мнении» говорит св<ятый> Иоанн Карпафийский в конце 49-й главы, что оно есть упитательство души (упоение души, довольной собою, своими мнимо сладостными состояниями) и дмение «суетное ума», происходящее от такового довольства, или упитательства. В этом состоянии самообольщения, называемого «мнением», находились те, к которым писал святый Апостол Павел: Се сыти есте, се обогатистеся, се насладистеся [150
[Закрыть]]. Если б они точно обогатились, к чему б – обличение? Если же Апостол их обличает, то значит, что они имели только мнение богатства. «Мнение не попускает быть мнимому», – говорит Симеон Новый Богослов. Итак, может быть мнение молитвы, препятствующее познать и вкусить истинное молитвенное действие. О таковых самомнительных сказала Пресвятая Владычица наша, Богородица, Приснодева Мария: Алчущая исполни благ, богатящияся же отпусти тщи [151
[Закрыть]]. Суть богатяще себе, – говорит Писание, – ничего же имуще: и суть смиряющеся во мнозе богатстве [152
[Закрыть]] – Как можно богатиться скудным? – Явно – мнением. Но участь их достойна сожаления: в то время как алчущие исполняются благ, они отходят с пустыми руками. А в будущем веке и еже мнится имети взято будет от него (мнителя). Богатство мнимое может ли быть существенным? При обличении, отвержении на суде Божием самого мнения, с чем останутся имевшие лишь одно мнение? – С пустыми руками.
Что сказать об ощущаемых вами действиях при молитве? – Они решительно кровяные; нельзя Вам не признать, что действует и мнение. Совесть Ваша, подозревающая справедливость и правильность этих действий, сомневающаяся в них, уже может служить достаточным обличением. Вдобавок Вы темны; Божественное действие просветило бы и удовлетворило Вас, удовлетворило бы не ощущением сладости, а познанием Истины, отчего является в совести чудное спокойствие, извещение. Действует теплота по наружности Вашего тела; но Вам совершенно неизвестно (это может быть постигнуто только опытом), каким образом душа движется в соединение с умом; влечет за собою тело; каким образом в хладе тонком и мире глубоком человек, соединенный сам с собою, превысший всякой борьбы, чуждый всякого греха, одеянный в покаяние, предстоит перед лицем Господа чистою молитвою, объемлющею все его существо – и самое его {стр. 236} зрение. Тогда умолкает кровь, бежит прочь мнимая сладость, человек зрит, что он существо падшее, наставляется покаянию, которое должно объять его, соделать для него возможным очищение, чрез очищение – соединение с Богом. Покаяние должно быть душою молитвы, без него она мертва, смердит вонею мнения гордостного и обольстительного! Покаяние – единственная дверь, посредством которой можно о Господе обрести пажить спасительную. Вознерадевший о покаянии чужд всякого блага.
У Вас кровь жива, а душа мертва. Для оживления души нужен Дух. С живою душою сотворен был Адам, т. е. душе его соприсутствовал Дух Божий и приводил ее в движение, почему движение это было движением духовным, в Боге. При согрешении Адама отступил от него Дух Божий; душа Адамова тут же умерла, а ожили плоть и кровь. Посредством их диавол начал действовать на душу, содержать ее в омрачении, смерти, пленении. Оттого-то нужно умерщвление не только плоти, но и крови; если же не умертвится кровь, то, несмотря на молчание плотских страстей, диаволу довольно посредством крови держать душу в плене действием душевных страстей. Если душа не предочистится и не умилостивит Бога покаянием, то никаким образом невозможно ей ощутить действия духовного. Если же не оживет таким образом (движение есть верный знак жизни), то никак не возможет познать и узреть душевных страстей. А не узрев уз своих, возможет ли освободиться от них? Находясь в этих узах, она находится в области диавола, который держит ее в своем омрачении и мерзости.
Какое движение души? – вы спросите. – На ум плотской и на сердце плотское не взыде, отвечаю, чтоб душа могла быть способна к такому движению, чтоб существовало такое движение души. Спросите у покаяния: пусть оно доставит вам опытное знание этого блаженного движения. Иначе нельзя узнать его, как опытом; слова слабы, чтоб изобразить его: оно не принадлежит к тленному миру. Веруйте, с простотою вдайтесь в покаяние – и «Божие само по себе придет» к Вам, как говорит св<ятый> Исаак Сирский. Бог верен: толкующим отверзает, плачущих утешает, нищим духом дарует Царство Небесное. Не думайте о покаянии легко: это душа всех подвигов, это общее делание, которое должно одушевлять все прочие делания. Одни, пребывавшие в истинном покаянии, достигли истинного преуспеяния. Оно есть то существенное делание, которое предуготовляет нас к явлению в нас Царства Небесного. Сам, Сам Спаситель возвестил {стр. 237} это! Покайтеся, – сказал Он, – приближибося Царствие Небесное. Милосердый Господь уготовал нам дивное, небесное, вечное Царство, указал дверь, которою мы можем войти в спасительную пажить Духа и Истины, дверь покаяния. Если пренебрежем покаянием, – без всякого сомнения, останемся вне. Добрые дела естественные, по чувствам, никак не могут заменить собою покаяния. Св<ятый> Симеон Новый Богослов, исчисляя благодеяния, полученные им от его Наставника, Симеона Благоговейного, говорит: «он преподал мне покаяние!» И как не считать благодеянием указание средства, которым, одним только, приобретаются вечные, неизреченные сокровища. В покаянии – вся тайна спасения. Как это просто, как ясно! – Но мы как поступаем? – Оставляем указанное нам Богом спасительное покаяние и стремимся к упражнению в мнимых добродетелях, потому что они приятны для наших чувств, потом мало помалу, неприметным образом, заражаемся мнением и, как благодать не спешит осенить, увенчать нас, то мы сами сочиняем в себе сладостные ощущения, сами себя награждаем и утешаемся сами собою!
Не смешно ли это? Не глупо ли это? Не гордо ли и дерзостно? Перестанем шутить с Богом (простите выражение неприличное, которое я не остановился употребить потому, что им в точности изображается наше поведение!), будем жительствовать пред Ним в постоянном покаянии. Время приблизилось, страшный суд для нас готовится, на нем будем мы судимы не по мнениям нашим, которыми мы себя льстили, но по Истине. Предупредим страшное бедствие покаянием, отвратим вечный плач – плачем временным. Опомнимся, грешные! Пробил уже единонадесятый час и поприще делания скоро, скоро окончится. Но еще есть время осудить себя, чтоб не быть осужденным Богом. Доселе мы себя оправдывали.
Прекрасный слог Ваших писем всегда напоминает мне письма Великого Варсонофия. Ваши выражения живы, пламенны, сильны. Такова внешняя сторона; но если судить в духовном отношении, то должно сказать другое. Письма Великого Варсонофия оживлены Духом; в них – человеческое мертво, жив один Дух Святый. Ваши письма оживлены кровию и огнем естественным; в них Вы живы, живы человеки – Бога нет!
Вы изволили писать: «братской, дружеской, трепетной заботы о нуждающемся в помощи я не находил» (т. е. Вы в моих письмах) и проч. – Вот прямое изображение кровяного действия в {стр. 238} Вас с оживлением человека! Отчего упоминаемый Вами трепет в письмах, как не от приведенной в особое движение крови?
Еще изволите писать: «Не приятно ли было Вам видеть свое доброе чадо о Дусе Святе, нашего брата» и проч. – Вот оживление человека с мнением прелестным и напыщенным.
Эти статьи привел я Вам как образчики; но и все целое оквашено одним и тем же квасом, квасом ветхости Адамовой. Поймите, что в нас, человеках падших, действует смешанное познание и ощущение добра и зла, приобретенное грехопадением Адама. Христос уничтожает это смешение Евангелием, заменяя сложные познания и ощущения простыми. Но как падшим и погибшим не свойственно наслаждение, даже естественное, по причине повреждения естества (возбраняется употребление и прекрасного напитка, в который опущено хотя немного яду!); то дано нам Спасителем в общее и непрестанное делание – драгоценное покаяние. В него вложено милосердым Господом кроткое и смиренное утешение, состоящее в облегчении совести, в явлении надежды спасения, что называется Святыми Отцами – «извещением». Какое приличное наслаждение для грешников! Как милосердие Господне велико и премудро!
Для того, кто с верностию и постоянством пребывает на пути покаяния, неизреченно благий Господь умножает утешение, умножая умиление и ощущение ничтожности человеческой. Избранных же Своих и вернейших рабов запечатлевает отселе Духом Святым и вводит по временам во вкушение будущего века. Они точно по временам делаются причастниками несказанного духовного утешения. Кто ж сам сочиняет себе наслаждение; тот – в явном бесовском обольщении!
Думаю, что я окончил возложенное вами на меня послушание. Сделайте и для меня нечто. Умолите Господа, чтоб Он простил меня, дерзнувшего в этом письме на обличение тайных недостатков ближнего, об очищении от коих молится Св<ятый> Давид, называя их, впрочем, грехом великим, как решительно прекращающим духовное преуспеяние. От тайных моих очисти мя, – говорит он, – и от чуждих пощади раба Твоего: тогда непорочен буду и очищуся от греха велика [153
[Закрыть]]. Мои грехопадения совершаются на самом деле, запечатлеваются нечувствием! Следовало бы мне молчать: молчание свойственно преступнику, не имеющему никакого оправдания и приговоренному к казни. Единственно по скудости наших времен, я решился написать к Вам, видя точную нужду Вашу и понимая, что по искренности Вашего нрава Вы способны к преуспеянию.
{стр. 239}