Текст книги "Рассказ паломника о своей жизни"

Автор книги: Игнатий Лойола

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава VIII Учёба в Париже

73-75. В Париже <паломник> повторяет курс обучения гуманитарным наукам. – 76. Он отправляется во Фландрию и в Англию, чтобы собирать подаяние. – 77–78. О судьбе некоторых духовных учеников Игнатия. – 79. Он отправляется в Руан, чтобы помочь одному испанцу. – 80. Чем закончили некоторые первые товарищи Игнатия. – 81. На него доносят Инквизиции. – 82–84. Он посвящает себя изучению высших наук. Приобретает себе товарищей. Его здоровье ухудшается. Ему советуют отправиться к себе на родину, чтобы поправиться. – Монмартрский обет. – 86. Незадолго до своего отъезда <паломник> по собственному побуждению является к инквизитору и по его просьбе отдаёт ему копию книги Упражнений.

73. И вот он отправился в Париж один, пешком, и прибыл в Париж в феврале месяце – или может быть, чуть раньше или позже. <Судя> по тому, что он мне рассказывает [164]164
  «<Судя> по тому, что он мне рассказывает» (según me cuenta). В своём издании «Автобиографии» о. Марч предлагает иное чтение: «по моему подсчёту» (según mi cuenta); ему следует о. Ларраин (р. 63): «по моим расчётам» (según calculo). Однако все рукописи дают чтение «según me cuenta» («<судя> по тому, что он мне рассказывает»). Несколько иначе истолковано это место в латинском переводе о. дю Кудрэ (FN, I, р. 465), где говорится: «ut ipse computat» («по его собственным подсчётам»). Кажется, нет достаточных причин для того, чтобы исправлять надёжно засвидетельствованный текст – хотя, конечно, здесь могла закрасться ошибка, допущенная о. да Камарой или копиистами.


[Закрыть], это было в 1528 или 1527 г [165]165
  В письме, адресованном Инес Паскуаль, св. Игнатий говорит, что он прибыл в Париж 2 февраля 1528 г. (Поел., I, р. 74).


[Закрыть]. Он разместился в одном доме вместе с несколькими испанцами и ходил изучать гуманитарные науки в Монтегю [166]166
  В оригинале это название даётся в испанизированной форме: Monteagudo. Речь идёт о Коллегии Монтегю, основанной в середине XIV в. Жилем Зеленом де Монте-по, архиепископом Руанским. Новую жизнь эта Коллегия обрела в конце XV века стараниями Жана Стандонка. Во времена св. Игнатия в ней обучались по программе, с которой можно ознакомиться в работе: Дюдон, pp. 633–634. В этой Коллегии си. Игнатий повторил начальный курс гуманитарных наук в 1528–1529 гг.


[Закрыть]. А причиной тому было следующее: поскольку его заставляли продвигаться в своём обучении с такой поспешностью, ему весьма недоставало основательности; и учился он вместе с детьми, следуя парижским порядкам и методам.

Едва он прибыл в Париж, как один купец дал ему двадцать эскудо по <кредитной> расписке (cédula) из Барселоны, а он отдал их на хранение одному из испанцев, живших на том постоялом дворе. Но тот в короткое время растратил их, и ему не из чего было их выплатить. Поэтому по прошествии Великого Поста [167]167
  В тот год Пасха пришлась на 12 апреля.


[Закрыть] у паломника уже не осталось ничего из этих денег: и потому, что он кое-что потратил, и по вышеуказанной причине, так что он вынужден был просить милостыню и даже покинуть тот дом, в котором жил.

74. Его приняли в «госпиталь» святого Иакова, что за «Невинными» [168]168
  Т. е. за церковью и кладбищем, которые носили название «Невинных». «Госпиталь» св. Иакова был основан братством паломников в Сантьяго-де-Компостела. Он находился на нынешней улице Сен-Дени. Чтобы попасть в Монтегю, Игнатию нужно было перейти Сену и пройти долгий путь. По причине, указанной св. Игнатием, ему пришлось пропускать какие-то лекции. С расписанием занятий можно ознакомиться в работе: Дюдон, р. 633.


[Закрыть]. Учиться ему было очень неудобно, поскольку этот «госпиталь» находился довольно далеко от Коллегии Монтегю. Поэтому, чтобы застать дверь <ещё> открытой, нужно было приходить в сумерки, а выходить ни свет ни заря, из-за чего он не мог с должным усердием посещать лекции. Другим препятствием был сбор милостыни, чтобы прокормиться.

Уже почти пять лет боли в желудке не беспокоили его, и теперь он начал предаваться более строгому покаянию и воздержанию. Прошло некоторое время такой жизни в «госпитале» и в сборе подаяния, и он, видя, что мало преуспел в науках, стал думать, что ему делать. И вот, видя, что некоторые служили в Коллегиях у тех или иных «регентов», располагая при этом и временем для учёбы, он решил приискать себе хозяина.

75. Между тем он размышлял сам с собой, и его план, в котором он черпал утешение, <был таков>: представить, что магистр – это Христос; одному из школяров он давал имя святого Петра, другому – святого Иоанна, и так каждому <давал он имя одного> из апостолов. «И вот, когда магистр мне что-нибудь прикажет, я стану думать, что мне приказывает Христос; а когда мне прикажет другой, я стану думать, что мне приказывает святой Пётр».

Он прилагал немало стараний к тому, чтобы приискать хозяина: говорил, с одной стороны, с бакалавром Кастро [169]169
  Хуан Кастро (1485–1556 гг.), бургосец, решившийся исправить свою жизнь под влиянием св. Игнатия. Несколько лет спустя он вернулся в Испанию, где вступил в картузианский монастырь Валль-де-Кристо, расположенный возле Сегорбе. В 1542 г. св. Игнатий отправился навестить его, как говорится ниже (см § 90). В 1542 г. он был избран приором картузианского монастыря Врат Небесных (лат. Porta Coeli) в Валенсии, где и умер в 1556 г.


[Закрыть], а также с одним монахом-картузианцем, знавшим много магистров, и с другими, но найти какого-нибудь хозяина ему так и не удалось.

76. Он не мог найти выхода, и наконец один испанский монах сказал ему как-то раз, что лучше было бы каждый год ходить во Фландрию и терять месяца два (или даже меньше), чтобы приносить с собой средства, на которые можно было бы учиться весь год. И вот, воспользовавшись этим советом, он каждый год приносил из Фландрии <деньги>, на которые можно было кое-как перебиться. А один раз он даже побывал в Англии и принёс с собой больше подаяния, чем это обычно бывало в другие годы [170]170
  Походы во Фландрию имели место в 1529, 1530 и 1531 гг. В этом последнем году он побывал также в Лондоне. Более подробные сведения об этих путешествиях оставил о. Поланко (Жизнь: FN, II, pp. 556–558). В 1529 г. Игнатий был во Фландрии Великим Постом (там же, р. 557), и тогда произошла встреча с Луисом Вивесом в Брюгге. В 1530 и 1531 гг. он был во Фландрии в августе-сентябре. См. Родригес-Граит, pp. 388–401. Относительно учёбы св. Игнатия заслуживает внимания то, что говорит о. Шурхаммер. Хотя в его труде речь идёт об учёбе св. Франциска Ксаверия в Парижском университете, автор рассматривает также все вопросы, имеющие самое непосредственное отношение к жизни св. Игнатия и его первых товарищей.


[Закрыть].

77. Вернувшись из Фландрии в первый раз, он начал с большим напряжением, чем обычно, предаваться духовным упражнениям, и при этом почти в одно и то же время давал упражнения сразу троим, а именно: Перальте, бакалавру Кастро, который был в Сорбонне, и одному бискайцу по имени Амадор, жившему у святой Варвары [171]171
  Должно быть, это происходило в мае-июне 1529 г. О. Поланко (Краткое изложение: FN, I, р. 179) говорит, что буря негодования против св. Игнатия поднялась «через пять месяцев после его прихода в Париж». Видимо, высшая точка пришлась на июль-август. О бакалавре Кастро см. прим. 7. Педро де Перальта был из Толедского диоцеза, в котором он впоследствии стал каноником и знаменитым проповедником. Он всегда оставался глубоко предан Обществу и св. Игнатию, святость которого он засвидетельствовал (см. MI, Scripta, II, р. 166). Амадор де Эльдуайен (был из Памплонского диоцеза. Он учился в Коллегии св. Варвары, ректором которой был Диего де Гувейя, весьма неприязненно отнесшийся к переменам, происшедшим в его подопечном. См. § 78. Ср. FN, II, pp. 252, 309, 383, 560, 562.


[Закрыть]. В них произошли громадные перемены, и вскоре они роздали нищим всё, что имели, даже книги, начали просить милостыню в Париже и обосновались в «госпитале» святого Иакова, где раньше жил паломник и откуда он ушёл по вышеуказанным причинам.

Это произвело страшный переполох в университете, поскольку первые двое были людьми значительными и весьма известными. Испанцы тут же начали сражаться с обоими магистрами. Но, будучи не в силах одолеть их множеством доводов и переубедить, как-то раз они пришли во множестве, с оружием в руках, и вывели их из «госпиталя».

78. Затем, приведя их в университет, они договорились с ними так: пусть сначала закончат учёбу, а потом пускай принимаются осуществлять свои замыслы.

Бакалавр Кастро впоследствии поехал в Испанию, некоторое время проповедовал в Бургосе и стал картузианским монахом в Валенсии. Перальта отправился в паломничество в Иерусалим, пешком. Однако в Италии его перехватил один капитан, его родственник, отыскавший способ доставить его к Папе и добившийся его, чтобы ему приказали вернуться в Испанию. Но всё это произошло не сразу же, а несколько лет спустя.

В Париже о паломнике пошли громкие пересуды, особенно среди испанцев. Наш магистр де Говеа [172]172
  Точнее, Диего де Гувейя (ок. 1471–1557), которого называли «Доктор-старший» (порт. Doutor Velho), чтобы отличать от его тёзки-племянника. В 1520 г. он арендовал Коллегию св. Варвары и руководил ею до 1548 г. О нём можно справиться в работе: Брандао, pp. 1-253. Известно, что несколько лет спустя он вмешался в дело отправки первых иезуитов в Индию; об этом можно прочесть в: Рибаденейра, Деяния, § 88 (FN, II, pp. 379–382).


[Закрыть], говоря, что <паломник> свёл с ума Амадора, который был в его Коллегии, принял решение и сказал: как только он придёт к святой Варваре, ему тут же устроят «зал» как соблазнителю школяров [173]173
  Из-за дел, порученных ему королём, Диего де Гувейи не было в Париже с начала 1526 г. по август 1527 г.; ещё раз – с сентября 1528 г. примерно по июнь 1529 г.; и, наконец, с ноября 1529 г. по сентябрь 1531 г. (эти даты указаны о. Шурхаммером). Угроза «залом», о которой идёт речь в «Автобиографии», имела место летом (август-сентябрь) 1529 г., когда св. Игнатий ещё не начал изучать <свободные> искусства. В «Автобиографии» говорится лишь об угрозе, к которой прибегнул де Гувейя, однако из других источников известно, что, открыв курс 1 октября, он собирался привести её в исполнение. Подробнее об этом говорит о. Лаинес в своих беседах за 1559 г. (FN, II, р. 139); см. также Рибаденейра, Деяния, § 90 (FN, II, pp. 382–384); Анонимное житие FN, И, pp. 437–438. Учитывая вышеуказанные даты, можно сделать вывод, что это происходило в октябре 1529 г. В ноябре Гувейя покинул Париж. Наказание, носившее название «зал» (salle), заключалось в порке учеников, тяжко нарушивших устав Коллегии. Происходило это в зале (отсюда и название), в присутствии преподавателей и студентов.


[Закрыть].

79. Тот испанец, с которым он поначалу водил дружбу, растративший его деньги и не вернувший их, отправился в Испанию через Руан. Но, дожидаясь проезда в Руане, он занедужил [174]174
  См. выше, § 73. Путешествие св. Игнатия в Руан состоялось в августе или сентябре 1529 г.


[Закрыть]. Когда он заболел, паломник узнал об этом из его письма и почувствовал желание пойти навестить его и помочь ему. Он думал также, что в таких обстоятельствах сможет убедить его отречься от мира и полностью посвятить себя служению Богу [175]175
  Здесь кончается испанский текст и начинается итальянский. О. Камары вынужден был диктовать по-итальянски, не сумев найти в Генуе писца, знающего испанский. См. предисловие о. да Камары..


[Закрыть].

* * *

И, чтобы добиться этого, он пожелал пройти те двадцать восемь лиг (примерно 156 км. – А.К.), что отделяют Париж от Руана, пешком, босиком, и при этом ничего не есть и не пить; но, помолившись об этом, он почувствовал сильный страх. В конце концов он пошёл к святому Доминику и там решился идти вышеуказанным образом, поскольку тот сильный страх искушать Бога, который он испытывал, уже миновал.

На другой день, утром, когда ему нужно было выходить в путь, он поднялся рано; и вот, когда он стал одеваться, на него напал такой страх, что ему почти показалось, будто одеться он не сможет.

Но, несмотря на это, он вышел из дому и даже из города до наступления дня. Всё же страх его непрестанно нарастал и не отпускал его вплоть до Аржантэя (а это деревня в трёх лигах от Парижа по дороге к Руану; там, говорят, хранится одежда нашего Господа).

Миновав эту деревню в тех же духовных борениях, он поднялся на возвышенность, и тут его страх стал проходить, и он почувствовал такое великое утешение и прилив духовных сил вместе с такой радостью, что закричал на все поля, начал говорить с Богом и т. д.

Тем вечером он вместе с одним нищим, собиравшим милостыню, нашёл приют в одном «госпитале», пройдя в тот день четырнадцать лиг (около 78 км., т. е. половину пути – А.К.) На другой день он устроился ночевать в сенном сарае, а на третий день пришёл в Руан. Всё это время он ничего не ел и не пил и шёл босиком, как и задумал. В Руане он утешил больного и помог ему перебраться на корабль, идущий в Испанию. Он отдал ему письма, адресованные тем <его> товарищам, что были в Саламанке, т. е. Kácepecy и Артёаге [176]176
  Об этом случае рассказывают также Рибаденейра {Деяния, § 24: FN, II, р. '34; он же, Жизнь, 1. 5. 2) и Поланко (Жизнь: FN, II, pp. 555–556).


[Закрыть].

80. Чтобы больше не говорить об этих <его> товарищах: их дальнейшая судьба была следующей.

Пока паломник был в Париже, он, как они условились, часто писал им о том, что у него мало возможностей помочь им придти учится в Париж. Тем не менее он умудрился написать донье Леонор де Маскареньяс [177]177
  Донья Леонор де Маскареньяс (Mascarenhas; в итальянском тексте иное написание: Mazcharegnas). Знатная португалка, прибывшая в Испанию с инфантой Исабель, когда та вышла замуж за императора Карла V. Была воспитательницей Филиппа II и принца дона Карлоса. Всегда проявляла себя покровительницей Общества. Св. Игнатий написал ей ряд писем. О ней см.: Марч, 1942.


[Закрыть], чтобы она помогла Калисто письмом ко двору португальского короля, дабы тот мог получить стипендию из числа тех, которые король Португалии давал в Париже. Донья Леонор дала Калисто эти письма, а также мулицу, чтобы он ехал на ней, и куатрины на расходы. Калисто отправился ко двору короля Португалии, но в конце концов в Париж не поехал. Вместо этого, вернувшись в Испанию, он отправился в императорскую Индию [178]178
  Здесь и далее под «Индией» имеется в виду Мексика. – А.К.


[Закрыть] с одной духовной женщиной [179]179
  Имя этой «духовной женщины» установлено в статье: Батайон. Речь идёт о Каталине Эрнандес, уроженке Саламанки, «подруге и землячке Франсиски Эрнандес, которую в этих Королевствах задержали инквизиторы, женщине худощавой, весьма доброго духа и поведения». Так говорится в документе под названием Письмо Мексиканской Аудиенции Его Величеству о различных делах управлс ния от 14 августа 1531 г., опубликованном в CDI, t. 41 (Madrid, 1881), p. 14. В этом письме сообщается о путешествии Каталины Эрнандес и других «блаженных» (beatas) женщин вместе с Калисто де Са в Мексику. О Калисто сказано, что, когда он садился на корабль (1531 г.), ему было примерно двадцать пять лет Впоследствии его общение с Каталиной Эрнандес вызвало некоторые подозрения, и ему было предписано углубиться в страну, «чтобы служить Богу, обращая туземцев». Однако он воспротивился этому и предпочёл вернуться в Испанию Об этом идёт речь в упомянутом письме, pp. 125–130.


[Закрыть]. А потом, вернувшись в Испанию, он снова поехал в ту же Индию и на сей раз вернулся в Испанию бога чом, удивив всех тех в Саламанке, кто знал его раньше.

Kácepec вернулся в Сеговию и там начал жить так, что казалось, будто он забыл о своём прежнем намерении [180]180
  Одного этого сообщения достаточно, чтобы доказать, что упоминаемый здесь Kácepec, которого звали Лопесом, не тождествен Диего Kácepecy, присоединившемуся к св. Игнатию в Париже (FN, II, pp. 1802, 544, 567).


[Закрыть].

Артёагу назначили командором. Впоследствии, когда Общество уже было в Риме, ему дали епископат в Индии. Он написал паломнику, чтобы эту должность отдали кому-нибудь из Общества. Тот ответил отрицательно, и Артёага отправился в императорскую Индию, стал епископом и умер там из-за одного странного случая, а именно: он болел, и было две бутыли с водой для освежающего питья; <вернее>, одна с водой, которую прописал ему врач, а другая – с водой сулемы, ядовитой [181]181
  Раствор сулемы (хлористой ртути) применялся как дезинфицирующее средство. Ср. замечание В. И. Даля: «Сулемовый настой, которымъ крестьяне, лечась, частенько отравляются». – А.К.


[Закрыть]. По ошибке ему дали вторую, отчего он и умер [182]182
  Сведения о поездке в Индии Калисто де Са (о его втором путешествии) и Артёаги подтверждаются письмом, которое епископ Попаяна, брат Агустин де ла Корунья, написал из Мадрида св. Франциску Борджа 8 апреля 1565 г.: «Поблизости от того места, где я проживал, был сеньор Калисто де Са; кроме того, там умер, приехав отсюда, сеньор Артеага, бывший епископом Чиапы. В Обществе благословенного отца Иньиго они вместе много беседовали о нашем отце св. Августине из Саламанки, когда я был в нём [т. е. в Обществе] новицием».


[Закрыть].

81. Паломник вернулся из Руана в Париж и обнаружил, что события, происшедшие с Кастро и Перальтой, наделали много шуму на его счёт, и что его вызывал инквизитор. Но он не захотел Польше ждать и отправился к инквизитору, сказав ему, что слышал о том, будто тот его разыскивал, и что готов ко всему, чего тот пожелает (этого инквизитора звали magister noster Ори [183]183
  Magister noster (лат.: «наш магистр») – звание, которое давалось профессорам теологии Парижского универститета. «Magistrum nostrum si dicas, theologum intelligunt, praesertim Lutetiae et Lovanii» («Если ты скажешь «наш магистр», то поймут, что это теолог, особенно в Париже и в Лувене» – писал Эразм Роттердамский (Как писать письма, р. 107). В одном из своих писем тот же Эразм, высмеивая это обыкновение, писал: «Nunc témpora sunt, ita morem géras, non dicam vulgo, sed etiam iis qui doctrinae principatum tenent, nemo doctus videri potest, nisi Magister noster appelletur, etiam vetante Christo, theologorum principe» («Нынче времена такие, что приходится угождать: не скажу – черни, но даже тем, кто держит первенство в пауке, никто не может показаться учёным, если его не называют Наш магистр – даже если это запретит Христос, князь теологов» – лат) (Эразм Роттердамский, Переписка, I, р. 345). Матео Ори (Огу; в оригинале иное написание: Ori), О. Р., приор монастыря св. Иакова, был тогда инквизитором в Париже.


[Закрыть], монах <Ордена> святого Доминика); но он просил, чтобы с этим покончили побыстрее, поскольку на святого Ремигия он намеревался поступить на курс <свободных> искусств [184]184
  Курс <свободных> искусств, или философии, начинался 1 октября, в праздник св. Ремигия. Св. Игнатий собирался слушать этот курс в Коллегии св. Варвары в том году (1529) – отсюда и спешка, проявленная им для того, чтобы его дело было решено инквизицией. См. также прим. 11.


[Закрыть], и хотел бы, чтобы к тому времени всё это закончилось, дабы он мог лучше посещать свои занятия. Но инквизитор больше не вызывал его и лишь сказал ему, что с ним действительно говорили о его делах и т. д.

82. Немного спустя наступил <праздник> святого Ремигия, который приходится на начало октября, и он поступил слушать курс <свободных> искусств к одному магистру, которого звали Хуан Пенья [185]185
  Хуан Пенья был из диоцеза Сигуэнсы. Он получил степень магистра <свободных> искуств в 1525 г. и начал преподавать философию в 1526 г.


[Закрыть]; и поступил он с намерением сохранить тех, кто хотел служить

Господу, но не искать больше других, чтобы иметь возможность лучше учиться.

Когда он начал слушать лекции курса, его стали одолевать те же искушения, которые одолевали его в Барселоне, когда он изучал грамматику [186]186
  См. выше, §§ 54–55.


[Закрыть]; и всякий раз, слушая лекцию, он не мог оставаться внимательным из-за множества духовных предметов, приходивших ему на ум. И, видя, что так он мало преуспевает в науках, он пошёл к своему магистру и дал ему обещание, что никогда не будет отвлекаться, слушая весь <его> курс, покуда сможет найти хлеб и воду, чтобы прокормиться. И вот, когда он дал это обещание, все эти благочестивые мысли, приходившие к нему не вовремя, оставили его, и он спокойно продолжил свои занятия. В это время он общался с г-ном Пьером Фавром и г-ном Франциском Ксаверием, которых впоследствии привлёк ко служению Богу посредством Упражнений.

В это время курса его не преследовали, как раньше, и вот как-то раз доктор Фраго [187]187
  Доктор Херонимо Фраго-и-Гapeéc, из Тарасонекого диоцеза, уроженец Ункастильо в Арагоне. Был профессором Священного Писания в Сорбонне. Умер в 1537 г. Данные о нём см.: Кро, pp. 322–323.


[Закрыть] сказал ему по этому поводу, что <все> удивляются тому, насколько спокойно он продвигается вперёд, и никто его не донимает. А он ответил: «Причина в том, что я не говорю ни с кем о вещах Божественных; но, закончив курс, мы снова поведём себя, как обычно».

83. Тут, пока они вдвоём разговаривали, пришёл один монах просить доктора Фраго, чтобы тот соизволил приискать себе какой-нибудь дом, поскольку в том, где у него была комната, многие умерли – как думали, от чумы, так как тогда в Париже начиналась чума. Доктор Фраго с паломником решили пойти посмотреть один дом и взяли с собой женщину, которая в этом хорошо разбиралась; войдя внутрь, она заявила, что там чума. Паломник тоже пожелал войти <туда>; и, обнаружив там больного, он утешил его, дотронувшись рукой до его язвы. Затем, немного утешив и приободрив его, он ушёл один; тут рука у него заболела, и ему показалось, что это от чумы. Эта фантазия была настолько яркой, что он не мог с ней справиться и в конце концов в сильном порыве вложил себе руку в рот, многократно повертел ею внутри и сказал: «Если у тебя чума на руке, то она будет и тебя во рту». И вот, когда он так сделал, эта фантазия оставила его вместе с болью в руке.

84. Но, когда он вернулся в Коллегию святой Варвары, где у него тогда была комната и где он слушал курс, те <студенты> Коллегии, которые узнали, что он входил в дом, где была чума, убежали от него и не хотели впускать его, так что он вынужден был провести несколько дней в другом месте.

В Париже есть такой обычай: те, кто изучает <свободные> искусства, на третий год, чтобы сделаться бакалавром, «берут камень», как <там> говорят. И, поскольку при этом тратят один эскудо, некоторые очень бедные <студенты> не могут этого сделать.

Паломник стал сомневаться, стоит ли ему «брать камень». И вот, поскольку он никак не мог разрешить это сильное сомнение, в котором находился, он решил поведать об этом своему магистру. Тот посоветовал ему «взять камень», и он его «взял». Тем не менее дело не обошлось без сплетников – по крайней мере, одного, испанца, который это заметил [188]188
  Смысл выражения «брать камень» (итал. «pigliare la pietra») не совсем ясен, и даже Кишра в своей Истории говорит, что не нашёл никаких сведений об этом университетском обычае. Можно предположить, что речь идёт об экзамене на степень бакалавра, который экзаменуемый, видимо, сдавал, сидя на камне, как это, судя по некоторым источникам, делалось в Университете города Коимбра в Португалии. Блюто в своём Словаре, в статье Камень (Pedra), говорит: «Na Universidade de Coimbra, quando algún estudiante se ha de examinar, depois de admitido, se vay assentar por humildade em huma pedra, deputada par esta funçâo, corn a cabeça descuberta, e o primeiro Examinador faz ao examinando as perguntas costumadas: сото se chama, e de que Bispado e lugar he, etc.; e finalmente propoem o problema dos Physicos, с depois os outros dos Examinadores fazem seus argumentos, etc. Acabado o primeyro cxame, toma a pedra o segundo examinando, etc.» («В Коимбрском Университете, когда какой-нибудь студент должен держать экзамен, он, после того как его впустят, смирения ради садится на камень, предназначенный для этой цели, с непокрытой головой, и первый Экзаменатор задаёт экзаменуемому обычные вопросы: как его зовут, из какого он Епископата и места, и т. д.; и в конце концов предлагает ему нопрос из Физики, а затем двое других Экзаменаторов ставят свои задачи, и т. д. Пo окончании первого экзамена камень занимает другой экзаменуемый, и т. д.» – порт). Исходя из этого, можно предположить, что сомнения св. Игнатия заключались в том, следует ли ему получить степень бакалавра или же продолжать обучение без какой-либо академической степени. Другое предположительное объяснение выражения «брать камень» заключается в том, что кандидат должен был оплатить своим соученикам пирушку. В таком случае сомнения св. Игнатия заключались в том, стоит ли ему это делать. Как бы то ни было, это затруднение заверши лось тем, что он получил степень бакалавра, а затем пошёл дальше, получив степень магистра <свободных> искусств. См. FN, I, р. 478, прим. 20. Степень бакалавра <свободных> искусств была присуждена ему в начале 1532 г., а не в декабре, как говорится в FN, I, р. 32*.


[Закрыть].

В Париже в то время у него уже было очень плохо с желудком так что каждые пятнадцать дней его мучала боль в желудке, продолжавшаяся целыми часами, из-за которой у него начиналась лихорадка. Однажды боль в желудке продолжалась у него шестнадцать или семнадцать часов кряду. К тому времени он уже прошёл курс <свободных> искусств, несколько лет изучал теологию [189]189
  Время, посвящённое св. Игнатием учёбе в Париже, распределяется следующим образом: грамматика и гуманитарные науки – с февраля 1528 г. по Великий пост 1529 г.; <свободные> искусства и философия – курсы 1529–1530, 1530-1531 и 1531–1532 гг. С октября 1532 г. до Пасхи 1533 г. он должен был заниматься литературными упражнениями, необходимыми для получения степени магистра <свободных> искусств. С 1533 г. по апрель 1535 г. он изучал теологию. 14 марта 1535 г. Игнатий получил степень магистра <свободных> искусств в ректорство Ф. Жaкápa, занимавшего эту должность с 15 сентября 1534 г. до 24 марта 1535 г. Документ о присвоении Игнатию степени магистра <свободных> искусств опубликован в Scripta, II, pp. 1–2 и в FD, док. № 86. Факультет теологии удостоверил, что он проучился на нём полтора года (MI, Scripta, II, р. 2 и FD, док. № 98). «Изучал теологию полтора года» («per unum annum cum dimidio» – лат.): такова была формула, принятая в Парижском Универститете и означавшая, что данное лицо достигло достаточных успехов в этом предмете. Её использовали по отношению ко всем студентам без разбора: например, к блаж. Фавру, который изучал теологию более пяти лет (MI, Fabri Monumento, p. 6).


[Закрыть] и при обрёл товарищей, а болезнь заходила всё дальше, и он не мог найти никакого лекарства <от неё>, хотя и перепробовал многие.

85. Врачи говорили лишь одно: не оставалось ничего иного, что могло бы помочь ему, кроме родного воздуха. Товарищи также советовали ему то же самое, причём весьма настоятельно. И уже в то время все решили, что им делать <дальше>, а именно: отправиться в Венецию и Иерусалим и потратить свою жизнь на пользу душам; если же им не дадут разрешения остаться в Иерусалиме – вернуться в

И уже в то время все решили, что им делать <дальше> (§ 85).

Рим и предстать перед Викарием Христа, чтобы он использовал их там, где, по его суждению, это послужит к вящей славе Божиейд и на пользу душам. Они также задумали в течение одного года дожидаться в Венеции посадки на корабль; и, если в том году не будет корабля в Левант, они освобождаются от обета <отправиться в> Иерусалим и пойдут к Папе, и т. д. [190]190
  Таково было содержание знаменитого Монмартрского обета, который св. Игнатий принёс 15 августа 1534 г. Вместе с ним обет принесли шестеро его первых товарищей: Франциск Ксаверий, Пьер Фавр, Альфонсо Бобадилья, Диего Лаинес, Альфонсо Сальмерон, Симон Родригес. Когда на следующий год в тот же самый день они возобновляли этот обет, к ним присоединились ещё трое товарищей, приобретённых за этот год: Клод Жэ, Хуан Кодури и Пасказ Броэ. О каждом из них имеется биографическая справка в FN, I, pp.37–39, примм. 21–31. После канонизации св. Игнатия в часовне Богоматери, где был принесён обет, была помещена памятная доска в честь создания Общества Иисуса – К. де Д., А.К.


[Закрыть]

В конце концов товарищам удалось убедить паломника – ещё и потому, что тем <из них>, кто были испанцами, нужно было устроить кое-какие дела, которые он мог уладить [191]191
  О. Поланко (Жизнь: FN, II, р. 568) добавляет ещё один весьма правдоподобный мотив, который мог подвигнуть св. Игнатия на путешествие в Испанию: желание исправить у себя на родине тот дурной пример, который он подавал там в годы своей юности. На то же самое указывает о. Apaóc в своём суждении относительно Жизни о. Рибаденейры (MI, Scripta, I, р. 730; FN, IV, р. 940).


[Закрыть]. Договорились они так после того, как он почувствует себя хорошо, он отправится улаживать их дела, а потом переберётся в Венецию и там будет дожидаться <своих> товарищей.

86.Это было в тридцать пятом году, и по уговору товарищи должны были отправится в путь в тридцать седьмом году, в день обращения святого Павла [192]192
  25 января


[Закрыть], хотя потом из-за шедших <тогда> войн они отправились в тридцать шестом году, в ноябре [193]193
  Товарищи св. Игнатия выступили из Парижа 15 ноября 1536 г.


[Закрыть]. Когда паломник собирался пуститься в путь, он услышал о том, что его обвинили перед инквизитором и против него возбуждён процесс. Услышав об этом и видя, что его не вызывают, он пошёл к инквизитору и сказал ему о том, что слышал, а также о том, что он собирается в Испанию, что у него есть товарищи и что он просит о том, чтобы соизволили вынести судебное решение. Инквизитор сказал, что относительно обвинения всё верно, но это дело не показалось ему важным. Он только хотел увидеть его записи Упражнений; и, увидев их, он крепко их похвалил и попросил паломника оставить ему копию, что тот и сделал. Тем не менее <паломник> стал снова настаинать на том, чтобы <инквизитор> продолжал процесс дальше, вплоть до судебного решения. Когда инквизитор отказался от этого, <паломник> пришёл к нему домой с общественным нотариусом и свидетелями и заверил всё это <документально> [194]194
  Этот документ не дошёл до нас, равно как и копия Упражнений, отданная св. Игнатием инквизитору. Инквизитором был тогда не брат Матео Ори, как с лёгкой руки о. Поланко стали повторять некоторые биографы святого, а брат Валентин Льевэн. См. FN, I, р. 180, прим. 32; II, р. 561, прим. 153.


[Закрыть].

Глава IX Паломник отправляется к себе на родину

87. <Паломник> отправляется к себе на родину. – 88–89. Устраивается в одном «госпитале». Ревностно совершает благие дела в Аспейтии. – 90. Посещает Памплону, Алъмасан, Сигуэнсу, Толедо, Валенсию. Навещает доктора Кастро. – 91. Садится на корабль до Генуи, куда прибывает после сильной бури. После тяжких треволнений прибывает в Болонью. Оттуда идёт в Венецию

.

87. Сделав это, он сел на небольшую лошадку, которую ему купили товарищи, и отправился на родину один, почувствовав себя по пути гораздо лучше. Добравшись до Провинции [195]195
  Так называлась Гипускоа. См. FN, II, р. 51.


[Закрыть], он оставил столбовую дорогу и свернул на горную тропу, которая была более уединённой. Немного по ней проехав, он встретил двоих вооружённых людей, шедших ему навстречу (а эта тропа пользуется несколько дурной славой из-за разбойников). Эти люди, немного миновав его, вернулись назад, весьма поспешно его преследуя, так что он слегка испугался. Тем не менее он заговорил с ними и понял, что это слуги его брата [196]196
  Мартин Гарсиа де Лойола, старший брат Игнатия, сеньор Лойолы.


[Закрыть], который поручил им найти его. Видимо, из Байонны во Франции, где паломника знали, <его брат> получил известие о его приезде. <Слуги> пошли вперёд, а он продолжил путь по той же <тропе>. Потом, перед тем как добраться до <родной> земли, он встретил вышеозначенных [197]197
  Здесь принимается чтение «predetti» («вышеозначенные», по-испански «susodichos»), принятое также в издании FN, I, р. 482. Прежнее чтение – «preti» («священники») – отвергается по причинам, изложенным в статье: Далмасес, 1950, pp. 91–97. В этой статье опровергается предание, гласящее, что св. Игнатия торжественно встретили священники (preti) из Аспейтии, поскольку это предание основывается на сомнительном чтении.


[Закрыть] <слуг>, вышедших ему навстречу. Они очень настойчиво просили проследовать за ними в дом его брата, но не смогли заставить его <сделать это>. Так что он направился в «госпиталь» [198]198
  Это был так называемый «госпиталь Магдалены». О пребывании в нём святого и о лошади, которую он там оставил, 8 января 1552 г. написал из Лойолы самому Игнатию о. Мигель Очоа («Наваррец»), товарищ св. Франциска Борджа: «… а оттуда мы направились в “госпиталь” св. Магдалены, где Ваше Преподобие пожелали расположиться, когда прибыли в этот край, и особенно о. Франциск пожелал есть за тем же столом, где Ваше Преподобие обычно ели, и в той же комнате, где Ваше Преподобие обычно спали. Мы обнаружили там того самого конька, которого Ваше Преподобие оставили в этом “госпитале” шестнадцать лет тому назад. Он весьма упитан и хорош, и ныне очень хорошо служит по дому. В Аспейтии он пользуется привилегиями: даже если он зайдёт в xne6á, его как бы не замечают. О. Франциск сказал о нём: et respexit Dominus ad Abel et muñera eius…» («и призрел Господь на Авеля и на дары его…»: Быт 4. 4). Здесь уместно будет напомнить о мулице, тринадцатью годами ранее (в 1522 г.) оставленной св. Игнатием в монастыре в Монтсеррате и прослужившей там много лет (см. § 17 и прим. 9). – К. де Д., А.К.


[Закрыть], а затем, когда настало подходящее время, пошёл по стране собирать подаяние.

Перед тем как добраться до <родной> земли, он встретил вышеозначенных <слуг>, вышедших ему навстречу. Они очень настойчиво просили проследовать за ними в дом его брата, но не смогли заставить его <сделать это> (§ 87).

88. В этом «госпитале» он стал говорить со многими, кто при ходил навестить его, о делах Бога, по милости Которого был обретён немалый плод. С самого начала, только что прибыв, он решил каждый день наставлять в христианском вероучении детей. Но его брат стал решительно этому противиться, утверждая, что никто не придёт. Он отвечал, что достаточно будет и одного. Однако после того, как он приступил к этому, многие постоянно приходили по слушать его– etiam [199]199
  Даже (лат.) – А.К.


[Закрыть] <сам> его брат.

Кроме <преподания> христианского вероучения, он также проповедовал по воскресеньям и праздникам, принося пользу и помогая душам, так что <люди, жившие> за много миль, приходили послушать его. Он постарался также прекратить некоторые безобразия, и с Божией помощью навёл кое в чём порядок: verbi gratia [200]200
  К примеру (лат.). – А.К


[Закрыть] в <азартной> игре; он добился того, чтобы её запретили под страхом судебного наказания, убедив того, кто отвечал за правосудие. Там творилось ещё одно безобразие, а именно: девушки в тех краях ходят всегда с непокрытой головой и покрывают её, лишь выйдя замуж. Но есть много таких, которые становятся любовницами священников и других мужчин и хранят им верность, как будто они их жёны. И это настолько обычно, что такие любовницы ничуть не стыдятся сказать, что они покрыли голову ради такого-то; и в этом качестве они известны <всем>.

Многие постоянно приходили послушать его etiam <сам> его брат (§ 88).

89. Из-за этого обычая возникает немало зла. Паломник убедил губернатора издать закон, по которому всех тех женщин, которые покрыли голову для того или иного мужчины, не будучи их жёнами, правосудие должно карать; и таким образом этот обычаи начал сходить на нет. Он добился <также>, чтобы отдали распоряжение заботиться о нищих публично и регулярно [201]201
  Распоряжения, целью которых было помочь бедным и избежать нищенства, были опубликованы в MI, Scripta, I, pp. 539–543 и в FD, док. № 88.


[Закрыть], и чтобы трижды в день звучало «Аве, Мария», то есть утром, в полдень и вечером, дабы народ творил молитву, как в Риме [202]202
  В письме гражданам Аспейтии, написанном в августе или сентябре 1540 г., Игнатий напоминал о тех новшествах, которые он он ввёл в Аспейтии во время своей поездки туда: «чтобы звонили в колокола за тех, кто пребывает в смертном грехе; чтобы не было нищих попрошаек, и все получали помощь; чтобы не было ни игр в карты, ни их продавцов или покупателей; и, если женщины надевают головной убор на дурных основаниях и в оскорбление нашего Господа Бога – чтобы это безобразие было искоренено» (Поел., I, р. 163).


[Закрыть]. Но, хотя поначалу он чувствовал себя хорошо, в дальнейшем он тяжко захворал. А затем, выздоровев, он решил отправиться в путь, чтобы уладить дела, порученные ему товарищами, причём отправиться без куатринов. Это привело в сильное раздражение его брата, который стыдился того, что он хотел идти пешком [203]203
  Здесь принимается пунктуация рукописи N, где точка стоит после слова «пешком» (итал. «a piedi»). И, напротив, отвергается чтение рукописи Post. (принятое ранее в FN, I, 486), где точка стоит после слов «вечером» (итал. «alla sera»), так что фраза приобретает несколько иной смысл: «…который стыдился того, что он хотел идти пешком и вечером. Паломник решил уступить в этом…».


[Закрыть]. И вечером паломник решил уступить в этом: проехать до границы Провинции на лошади вместе со своим братом и своими родственниками.

90. Но, выехав за пределы Провинции, он спешился, не взяв с собой ничего, и пошёл по направлению к Памплоне, а оттуда – в Альмасан, <родной> край о. Лаинеса; а затем – в Сигуэнсу и Толедо [204]204
  198 В Толедо ему нужно было навестить родственников Альфонсо Сальмерона, а также своего старинного товарища по Парижскому Университету, доктора Педро Перальту (см. § 77), поскольку о. Поланко сообщает, что «в его намерения входило также вернуться, чтобы собрать, если Бог поможет, тех товарищей, которых он прежде оставил в Испании – как, например, Артёагу, Калисто, Перальту, Кастро. Однако никто из них не был расположен следовать за ним» (FN, I, pp. 187–188). Во время этого путешествия он задержался также в Мадриде – несомненно, желая повидать Apréary, который тогда был наставником Луиса де Рекесёна, сына старшего командора Кастилии, дона Хуана де Суньиги (см. Марч, Детство, т. II, pp. 96–97, 222–223). В этих обстоятельствах он повидал Филиппа И, тогда восьмилетнего мальчика, как сам король вспоминал об этом пятьюдесятью годами позже, когда ему показали портрет святого, написанный Алонсо Санчесом Коэльо. См. FN, III, р. 245. Воспитательницей принца была донья Леонор Маскареньяс, которая уже раньше знала св. Игнатия и восхищалась им. См. § 80.


[Закрыть], а из Толедо – в Валенсию. И во всех этих <родных> краях своих товарищей он не захотел брать ничего, хотя ему очень настоятельно предлагали многое.

В Валенсии он говорил с Кастро [205]205
  См. § 78.


[Закрыть], который был картузианским монахом. И, когда он хотел сесть на корабль, чтобы отправиться в Геную, благочестивые люди в Валенсии просили его не делать этого, поскольку говорили, что в море <рыщет> Рыжая Борода (Barba Rossa) [206]206
  Знаменитый турецкий пират, адмирал эскадры султана Сулеймана I Великолепного, правившего в 1520–1566 гг. Как «знаменитый корсар» Рыжая Борода (исп. Barbarroja) упоминается у Сервантеса (ДК, ч. I, гл. XXXIX). – К. де Д., А.К.


[Закрыть] со множеством галер и т. д. И, хотя ему наговорили много такого, чего хватило бы, чтобы нагнать страху, тем не менее ничто не могло поколебать его.

91. И, сев на корабль, он пережил сильную бурю, о которой упоминалось выше[207]207
  См. § 33. Можно предположить, что корабль, по всей вероятности, отправился из Валенсии в Геную не прямиком, а зашёл в Барселону. Тогда автобиографический рассказ будет согласован с сообщением о. Поланко (Краткое изложение   § 70; Жизнь FN I pp 487-488; II p. 571)


[Закрыть] когда говорилось, что он трижды был на грани смерти.

Прибыв в Геную, он отправился в путь в Болонью, и на этом пути перенёс немало, особенно однажды, когда заблудился и пошёл вдоль реки, которая текла глубоко внизу, а дорога шла по верху, причём, чем дальше он по ней шёл, тем уже она становилась. <Наконец> она сузилась настолько, что он уже не мог ни идти вперёд, ни вернуться назад. Поэтому ему пришлось ползти на четвереньках, и так он полз довольно долго, испытывая жуткий страх, поскольку при каждом движении ему казалось, что он вот– вот свалится в реку. И это была самая утомительная телесная мука, которую он когда-либо испытал; но в конце концов он выбрался. Затем, желая войти в Болонью, он должен был пройти по деревянному мостику и свалился с этого моста. И вот, поднявшись <из воды>, весь в тине и насквозь мокрый, он рассмешил всех, кто при этом присутствовал.

Войдя в Болонью, он стал просить милостыню, но не получил ни единого куатрина, хотя обошёл весь город [208]208
  После столь неудачного путешествия в Болонью и столь малого успеха в сборе подаяния в этом городе он получил некоторое облегчение в испанской Коллегии св. Климента (см. FN, I, р. 188; II, р.572). В Болонье св. Игнатий возобновил свои занятия теологией. Но, поскольку тамошний климат его не устроил, он отправился в Венецию, чтобы дожидаться своих товарищей. Там он принялся завершать свои занятия теологией с начала 1536 г. до Великого Поста 1537 г. См. его письмо к Хайме Кассадору от 12 февраля 1536 г. (Поел., I, pp. 95–96).


[Закрыть].

Некоторое время он провёл в Болонье больным, а потом отправился в Венецию, всё таким же образом.