Текст книги "Черная книга"

Автор книги: Иэн Рэнкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

4

Прошлое, безусловно, имело значение в Эдинбурге. Город питался собственным прошлым, как змея, заглотившая свой хвост. И прошлое Ребуса, похоже, опять окружало его кольцо за кольцом. На столе у него лежала записка от Кларк. Она отправилась навестить Холмса, но перед этим приняла телефонный звонок, предназначавшийся ее шефу.

Из Фолкерка звонил инспектор Мортон. Перезвонит позже. Сказать, в чем дело, не пожелал. Очень скрытный. Вернусь через два часа.

Кларк принадлежала к тому типу людей, которые будут отрабатывать два часа «прогула» вечерами, несмотря на то что Ребус лишил ее законного обеда. Хотя в жилах у Шивон Кларк текла английская кровь, было в ней что-то от шотландских протестантов. Не ее вина, что родители дали ей шотландское имя. В 1960-х они преподавали английскую литературу в Эдинбургском университете. Наградили ее гэльским именем, а потом снова перебрались на юг, и в школу она ходила в Ноттингеме и Лондоне. Но университет выбрала эдинбургский, а когда приехала, влюбилась (по ее версии) в этот город. Потом она решила пойти работать в полицию (что отдалило ее от друзей и, как подозревал Ребус, от родителей-либералов). Тем не менее родители купили ей квартиру в Новом городе, так что отношения между ними не испортились окончательно.

Ребус подозревал, что она далеко пойдет в полиции, несмотря на субъектов вроде него. Женщинам в полиции приходится работать куда больше, чтобы добиться того же, чего добивались мужчины, – это всем известно. Но Шивон работала не за страх, а за совесть, и память у нее была просто удивительная. Можно через месяц спросить у нее про эту записку, и Шивон вспомнит телефонный разговор слово в слово. Ребуса это даже пугало.

Как немного напугало его и то, что имя Джека Мортона всплыло именно сейчас. Еще один призрак. Когда они работали вместе шесть лет назад, Ребус давал Мортону, который был моложе его, четыре года жизни, максимум пять – столько тот пил и курил.

Телефона своего Мортон не оставил. Найти его было бы делом нескольких минут, но Ребусу не хотелось тратить и это время. Ему хотелось вернуться к своим папкам. Но сначала он позвонил в больницу, узнать, как дела у Брайана Холмса, там ему ответили, что в состоянии больного нет изменений ни в худшую, ни в лучшую сторону.

– Звучит ободряюще.

– Просто принятая формулировка, – ответил голос по телефону.

Результаты обследования будут известны только завтра утром. Он подумал несколько секунд, потом сделал еще один звонок, на этот раз в медицинский центр Пейшенс Эйткен. Но Пейшенс уехала на вызов, и Ребус оставил ей сообщение, а потом попросил, чтобы ему прочитали запись, – хотел убедиться, что все правильно.

«Думал позвонить тебе, чтобы сообщить о состоянии Брайана. Жаль, что не застал. Можешь позвонить мне на Арден-стрит, если хочешь. Джон».

Да, так, пожалуй, нормально. Теперь Пейшенс придется ему позвонить, чтобы показать, что ей небезразлично состояние Брайана. С искрой надежды в сердце Ребус принялся за работу.

Ребус вернулся в свою квартиру в шесть часов, заехав по дороге в магазин. Поначалу собирался взять папки домой, но потом махнул на них рукой. Он устал. Голова болела, в носу свербило от старой бумажной пыли. Он тяжело поднялся по лестнице, открыл дверь и отнес пакеты с едой в кухню, где одна из студенток намазывала арахисовое масло на толстый кусок черного хлеба.

– Привет, мистер Ребус. Вам звонили.

– Кто?

– Какая-то женщина. Доктор.

– Когда?

– Минут десять назад.

– И что сказала?

– Она сказала, что если захочет узнать о… о…

– Брайане? Брайане Холмсе?

– Вот-вот. Значит, если она захочет о нем узнать, то может позвонить в больницу, что уже и сделала сегодня дважды. – Студентка сияла, радуясь тому, что вспомнила все сообщение целиком.

Значит, Пейшенс его раскусила. Мог бы и сам сообразить. Пейшенс была умна, чем ему и нравилась, в числе прочего. К тому же они во многом похожи. Ребусу давно пора бы понять, что нельзя пытаться одурачить человека, который знает тебя как облупленного. Он выложил на стол упаковку яиц, банку фасоли и пакет с беконом.

– Боже мой! – брезгливо поморщилась студентка. – Вы в курсе, что свиньи разумные существа, мистер Ребус?

Он посмотрел на сэндвич, который поедала студентка.

– Куда как разумнее, чем арахисовое масло, – согласился он. И деловито добавил: – Где сковородка?

Позже Ребус сидел перед телевизором. К тому времени он успел навестить Брайана Холмса. Решил, что быстрее будет дойти туда пешком, чем объезжать по Медоуз. И он пошел пешком, чтобы заодно проветриться. Однако посещение больницы произвело на него тяжелое впечатление. Ни малейшего улучшения.

– Как долго он может находиться без сознания?

– На это может потребоваться некоторое время, – утешительно сказала медсестра.

– Н екоторое время уже прошло.

Она дотронулась до его руки:

– Терпение [12]12
  По-английски это слово – patience – звучит как «пейшенс».


[Закрыть], терпение.

Пейшенс! Ему ведь хотелось взять такси и помчаться к ней, но он передумал. Вернулся к себе на Арден-стрит, поднялся по все тем же старым, истертым ступеням и плюхнулся на диван. Он столько вечеров провел в размышлениях в этой комнате, но тогда квартира принадлежала ему, и только ему.

Майкл появился в гостиной, свежий после бритья и душа. Плоский живот был обвязан полотенцем. Его брат пребывал в неплохой форме – Ребус сразу этого не заметил. Майкл, видя, что брат обратил внимание на его фигуру, пошлепал себя по животу:

– И у Питерхеда [13]13
  Название тюрьмы, находящейся в одноименном городе на северо-востоке Шотландии.


[Закрыть] есть положительная сторона – много физических упражнений.

– Там, я так думаю, хочешь не хочешь, нужно поддерживать форму, – растягивая слова, проговорил Ребус, – иначе не отбиться, если кому-то приглянется твоя задница.

На Майкла эти слова не произвели впечатления.

– Да, такого там тоже хватает. Но я не по этой части. – Он, посвистывая, направился в свою кладовку и начал одеваться.

– Уходишь? – спросил Ребус.

– А чего тут торчать?

– Опять встречаешься с малолеткой?

Майкл высунул голову из-за двери:

– Она взрослая, и у нас все было по обоюдному согласию.

Ребус поднялся на ноги:

– Она малолетка.

Он подошел к кладовке и уставился на Майкла. Тот прекратил собираться и выпрямился:

– Что, Джон? Ты хочешь, чтобы я перестал встречаться с женщинами? Знаешь, если тебе что-то не нравится, это твоя проблема.

Ребус перебирал слова, которыми он мог бы ответить на это. Это моя квартира… я твой старший брат… нужно думать головой… Он знал, что Мики рассмеялся бы – и вполне справедливо – над любым из таких замечаний. И потому он сказал просто:

– Да пошел ты, Мики.

Майкл Ребус продолжил одеваться.

– Извини, что опять тебя разочаровал, но какой у меня выбор? Торчать дома весь вечер и смотреть, как ты тут шевелишь мозгами? Или что уж там у тебя в голове. Спасибо, не надо.

– Я думал, ты собираешься искать работу.

Майкл Ребус схватил книгу с кровати и швырнул ею в брата:

– Да ищу я эту вонючую работу! Чем, по-твоему, я занимаюсь целый день? Не дергай меня, ладно? – Он схватил пиджак и протиснулся мимо Ребуса. – Не жди меня, понял?

Смешно; оставшись в квартире один, Ребус еще до десятичасовых новостей взял да и уснул. Но сон был некрепкий. Ему снилось, как он гонится за Пейшенс по какому-то офисному кварталу, постоянно теряя ее из виду. Потом он ел в ресторане с девочкой-подростком, а на маленькой сцене в углу играли «Роллинг стоунз», на которых никто не обращал внимания. Он видел, как сгорает дотла отель, и не знал, сумел ли Брайан Холмс, которого нигде не могли найти, выбраться оттуда живым…

Когда он проснулся, его трясло. Комната освещалась только фонарем с улицы, луч от которого проникал сквозь щель в занавесках. Перед тем как уснуть, он читал книгу, которой в него швырнул Майкл. Книга о гипнотерапии все еще лежала у него на коленях, под одеялом, которым его кто-то заботливо прикрыл. Совсем рядом раздавались какие-то звуки. Звуки наслаждения. Они доносились из кладовки. Сеанс психотерапии по новой методе, не иначе. Звуки не умолкали, пока за окном не начало светать. Ребусу показалось, что прошел не один час.

5

Эндрю Макфейл сидел у окна своей комнаты. Во дворе школы через дорогу дети строились парами. Мальчикам приходилось брать за руки девочек, и всем этим руководили две женщины, которые по молодости вряд ли могли быть учителями и уж тем более родителями. Макфейл потягивал холодный чай из кружки и наблюдал. Он внимательно разглядывал детей. Любая из девочек могла оказаться Мелани. Хотя Мелани, конечно, должна уже быть постарше. Ненамного, но все же постарше. Он не обманывал себя. Вероятность того, что Мелани учится в этой школе, невелика. Возможно, она даже уехала из Эдинбурга. Но он все равно смотрел, воображая, как она там, внизу, держит холодную влажную руку одного из мальчиков. Маленькие хрупкие пальчики, едва наметившиеся линии на ладонях. Одна из девочек и в самом деле была очень похожа на Мелани: коротко подстриженные прямые волосы, завитушки возле ушей. Ростом она тоже напоминала Мелани. Только лицо, насколько он мог разглядеть, было не как у Мелани. Ничего общего. Впрочем, не все ли ему равно?

Дети строем вошли в школу, оставив его наедине с остывшим чаем и воспоминаниями. Он слышал, как ходит внизу миссис Маккензи, как моет посуду, разбивая, вероятно, не меньше, чем отмывая. Не ее вина. Зрение у миссис Маккензи отказывало. Все у старушки отказывало. Дом сейчас стоил тысяч сорок, и это было хорошее вложение, не хуже, чем в банке. А что было у него? Только воспоминания о жизни в Канаде и до Канады. В кухне на пол упала тарелка. Нет, так дальше продолжаться просто не может. Ведь ничего не останется. Ему не хотелось думать о волнистом попугайчике в гостиной…

Макфейл допил крепкий чай. От кофеина у него слегка закружилась голова, на лбу выступил пот. Игровая площадка перед школой опустела, двери закрылись. Через немногие окна школы он не видел ничего. Может, появится еще какой-нибудь опоздавший, но ждать больше нельзя. Пора за дело. Хорошо, когда есть дело. Пока занят делом, с ума не сойдешь.

– Большой Джер, – сказал Ребус. – Настоящее имя: Моррис Джеральд Кафферти.

Констебль Шивон Кларк, несмотря на свою отменную память, аккуратно все записала в блокнот. Ребус не возражал – пусть записывает. Полезное упражнение. Когда она опустила голову, делая запись, Ребус увидел ее макушку, светло-каштановые волосы упали вниз. Она была по-своему красива простой безыскусной красотой. И в самом деле немного походила на Нелл Стэплтон.

– Он зачинатель всего этого дела, и, если получится, мы его возьмем. Но операция «Толстосумы» в первую очередь нацелена на Дэвида Чарльза Дугари, известного как Дейви. – (Она снова записывала каждое его слово.) – Дейви снимает офис рядом с сомнительной фирмой мини-такси на Горги-роуд.

– Рядом с «Кафе разбитых сердец»?

Этот вопрос его удивил.

– Да, – ответил он, – рядом.

– И владелец ресторана намекал, что платит за «крышу»?

Ребус укоризненно покачал головой:

– Не отвлекайся, Кларк.

– Эти ростовщики к тому же занимаются рэкетом, верно?

– Большой Джер чем только не занимается – отмывкой денег, проституцией! Это жирный, наглый ублюдок. Но сейчас не об этом. Сейчас мы о том, что цель операции – пресечь ростовщичество.

– Я только хочу сказать, что на сержанта Холмса, может быть, напали по ошибке вместо хозяина ресторана.

– Не исключено, – сказал Ребус.

«Если так, – подумал он, – то я теряю прорву времени и сил, копаясь в старом деле». Но, как сказала Нелл, Брайан боялся чего-то такого, о чем есть запись в книжке. А началось все с того, что он попытался найти таинственных братьев Р.

– Перейдем к делу. Точка наблюдения у нас будет в здании напротив фирмы такси.

– Круглосуточно?

– Сначала будем вести наблюдение в его рабочее время. Дугари, насколько удалось установить, приходит и уходит в определенные часы.

– И что он там делает, у себя в офисе?

– По его словам, все на свете: начиная от обычного предпринимательства и кончая отправкой посылок в страны третьего мира. Не стоит заблуждаться. Дугари умен. Он продержался дольше, чем большинство подручных Большого Джера. К тому же он псих, и об этом полезно помнить. Как-то раз мы его арестовали за драку в баре. Он откусил ухо какому-то типу. Когда мы туда приехали, Дугари сидел и жевал. Ухо так и не нашли.

Рассказывая одну из своих любимых историй, Ребус всегда ждал какой-то реакции, но Шивон Кларк только улыбнулась:

– Обожаю этот город. – И тут же вернулась к главному: – Есть какие-нибудь материалы на Кафферти?

– О да, материалы есть. Просмотри их хорошенько. Получишь представление о том, с чем мы имеем дело.

Она кивнула:

– Хорошо. Когда начинаем наблюдение, сэр?

– В понедельник с утра пораньше. В воскресенье все будет подготовлено. Надеюсь, нам дадут приличную фотокамеру. – Он заметил, как Кларк с облегчением вздохнула. Тут до него дошло. – Не волнуйся, игру «Хиба» [14]14
  Имеется в виду футбольный клуб «Хиберниан» – один из клубов Шотландской футбольной лиги.


[Закрыть] ты не пропустишь.

Она улыбнулась:

– У них выездной матч в Абердине.

– Ты все еще ездишь болеть?

– Само собой.

Она старалась не пропускать ни одной игры.

Ребус покачал головой. Среди его знакомых было не так уж много поклонников «Хиба».

– В такую даль я бы и ради второго пришествия не поехал.

– Поехали бы, как пить дать.

Теперь улыбнулся Ребус:

– С чего ты взяла? Ладно, что мы имеем на сегодня?

– Я побывала у мясника. От него никакого проку. Думаю, что скорее можно разговорить мясные туши в его морозилке, чем его самого. Но он ездит на «мерседесе». А это дорогая машина. Что-то я не слышала, чтобы у мясников были высокие доходы.

Ребус пожал плечами:

– Они такие цены заламывают… Я бы не очень удивлялся.

– Во всяком случае, сейчас я собираюсь наведаться к нему домой, уточнить кое-что.

– Но он будет в магазине.

– К сожалению, да.

Ребус понял ее мысль:

– Зато жена его будет дома?

– Да. Именно на это я и рассчитываю. Может, предложит зайти, побеседуем за чашкой чая. Ужасная история приключилась с Рори, правда? Ну, всякое такое.

– Отлично. Посмотришь, как он живет. Вдруг нам повезет – жена у него окажется разговорчивая. – Ребус кивнул в задумчивости, пожалев, что сам не додумался. – Займись этим, девочка, – сказал он.

И она занялась. Оставшись в кабинете один, он наклонился и поднял с пола очередную папку из дела «Сентрал».

Вскоре взгляд его задержался на странице, где перечислялись все, кто находился в отеле в день пожара. Одна из фамилий его поразила.

Кто бы мог подумать? Ребус встал и надел пиджак. Еще один призрак. И еще один предлог покинуть кабинет.

Призраком оказался Мэтью Вандерхайд.

6

Вид у соседнего с жильем Вандерхайда дома был тот еще. Принадлежал он, вероятно, какому-то националисту со стажем: на воротах шотландский флаг, а на оконных стеклах скотчем приклеены изнутри листки бумаги, очень похожие на тридцатилетней давности воззвания [15]15
  В 1960-е годы, когда в Северном море у берегов Шотландии обнаружились большие запасы нефти, поднялась волна протестов: шотландские националисты считали, что распределение доходов от добычи нефти ущемляет интересы шотландцев.


[Закрыть]. Из-за них в доме, наверное, всегда темно, впрочем шторы на окнах дома, к которому направлялся Ребус, были вообще наглухо задернуты.

Он позвонил. Пока он ждал, ему вдруг пришло в голову, что Вандерхайд, возможно, умер. Лет ему должно было быть за семьдесят, и, хотя старик казался вполне здоровым, когда они встречались в последний раз, с тех пор прошло уже больше двух лет.

Однажды он консультировался с Вандерхайдом по одному делу. После того как дело закрыли, Ребус время от времени наведывался к Вандерхайду просто так, поболтать. Они жили всего в шести кварталах друг от друга. Но потом у Ребуса закрутился роман с доктором Пейшенс Эйткен, и времени для визитов к Вандерхайду совсем не осталось.

Дверь открылась, и Ребус увидел перед собой Мэтью Вандерхайда. Тот ничуть не изменился. Зеленые темные стекла очков скрывали его слепые глаза, длинные светлые с желтизной волосы были зачесаны назад, открывая высокий лоснящийся лоб. На нем был костюм из бежевого вельвета и коричневый жилет, из кармана которого торчала цепочка от часов. Он слегка опирался на трость с серебряной рукоятью, ожидая, когда с ним заговорят.

– Здравствуйте, мистер Вандерхайд.

– А-а, инспектор Ребус, а я все думаю, когда же вы ко мне заглянете. Входите-входите.

По тону Вандерхайда можно было подумать, что они расстались недели две назад. Он провел Ребуса по темному коридору в еще более темную гостиную. Ребус видел очертания книжных шкафов, картин, большого камина с полкой, уставленной сувенирами из заграничных путешествий.

– Как видите, инспектор, ничто не изменилось за время вашего отсутствия.

– Рад, что вы хорошо выглядите, сэр.

Вандерхайд словно не услышал этого замечания:

– Чая?

– Нет, спасибо.

– Я действительно очень рад вашему приходу. По-видимому, я могу быть чем-то для вас полезен.

Ребус улыбнулся:

– Мне самому жаль, что я перестал к вам заезжать.

– Мы живем в свободной стране. Я не зачах от вашего отсутствия.

– Вижу.

– Так что случилось? Опять черная магия? Сатанисты на улицах?

Ребус продолжал улыбаться. В свое время Мэтью Вандерхайд был активно практикующим белым магом. По крайней мере, Ребус надеялся, что белым. Они этот вопрос не обсуждали.

– Не думаю, что мое дело имеет какое-то отношение к магии, – сказал Ребус. – Скорее, к отелю «Сентрал».

– К отелю «Сентрал»? Ах, счастливые воспоминания, инспектор. В молодости я хаживал туда. Танцевальные вечера, вполне приличная еда… В те времена у них была хорошая кухня. Один-два раза даже на балах у них был.

– Меня интересуют менее отдаленные времена. Вы ведь были в отеле, когда его подожги.

– Не помню, чтобы поджог был доказан.

Как и раньше, память не подводила Вандерхайда, если его это устраивало.

– Верно. Но вы там были.

– Да, был. Ушел за несколько часов до начала пожара. Невиновен, ваша честь.

– Давайте начнем с того, что вы там вообще делали?

– Встречался с приятелем. Пропустили по стаканчику.

– Довольно сомнительное место для встречи.

– Правда? Вы должны помнить, инспектор, что я ведь ничего не вижу. Ничем таким особо сомнительным там не пахло.

– Принято.

– Меня привели туда ностальгические воспоминания. Для меня «Сентрал» оставался все тем же старым отелем, куда я хаживал на танцы, где любил пообедать. Мне тот вечер с приятелем понравился.

– Это вы предложили встретиться в «Сентрале»?

– Нет, предложил приятель.

– И зовут вашего приятеля…

Вандерхайд задумался:

– Думаю, не стоит делать из этого тайны. Это был Ангус Гибсон.

Ребус принялся перебирать в памяти имена:

– Вы ведь не хотите сказать, что ваш приятель – Черный Ангус?

Вандерхайд рассмеялся, обнажив мелкие потемневшие зубы:

– Не советую вам так называть его теперь в глаза.

Да, Ангус Гибсон встал на путь исправления. По крайней мере, так о нем говорили. А кроме того, как предполагал Ребус, он еще оставался одним из самых перспективных молодых людей Шотландии, если молодым можно назвать человека, которому перевалило за тридцать. Черный Ангус был единственным наследником пивоварни Гибсона и всего, что к ней прилагалось.

– Ангус Гибсон, – сказал Ребус.

– Он самый.

– Но ведь это дело пятилетней давности, тогда он еще был…

– Горячим парнем? – Вандерхайд приглушенно хмыкнул. – Да, он вполне заслуживал свое прозвище – Черный Ангус [16]16
  То есть Черный Бык. Ангус, или абердин-ангус, – элитная шотландская порода крупного рогатого скота; название получила по исторической области Шотландии.


[Закрыть]. Газетчики были правы, когда так его окрестили.

Ребус задумался:

– Я не видел в деле его имени. Ваше есть, а его – нет.

– Папаша наверняка позаботился, чтобы имя сыночка не попало ни в какие ваши досье, инспектор. Это дало бы прессе слишком много пищи для размышлений.

Да уж, черт возьми. Черный Ангус был в то время горячим, что верно, то верно. Интерес к нему проявляли даже лондонские газеты. Он, чуть что, приходил в бешенство, словно культивируя свою склонность к эксцессам, а потом вдруг все разом прекратилось. Он исправился и стал весьма респектабельным, занялся пивоваренным бизнесом, участвовал в известных благотворительных фондах.

– Леопард поменял пятна, инспектор. Я знаю, вы, полицейские, смотрите на такие превращения скептически. Каждый нарушитель правопорядка является потенциальным рецидивистом. Вы, вероятно, на своей работе все становитесь циниками, но в случае Ангуса – леопард действительно поменял пятна.

– И вы знаете почему?

Вандерхайд пожал плечами:

– Может быть, из-за нашего разговора.

– Тем вечером в отеле «Сентрал»?

– Его отец просил меня поговорить с ним.

– То есть вы знакомы с этим семейством?

– Знаком, и очень давно. Ангус относился ко мне как к родному дяде. И знаете, когда мне стало известно, что «Сентрал» сгорел дотла, я увидел в этом перст Божий. Может, и Ангус пришел к такому же выводу. Я, конечно, знал, какая у отеля сложилась репутация. Она была хуже, чем просто сомнительная. И когда той ночью отель сгорел, то я подумал, что ж, феникс Ангус восстанет из пепла очистившимся. Так оно и случилось. – Он помолчал. – Но вот приходите вы, инспектор, и ворошите давно забытое прошлое.

– Там был труп.

– Да, неопознанный.

– Убитого мужчины.

– И вы почему-то решили заново открыть это дело? Интересно.

– Я хотел знать, что вы помните о том вечере. С кем встречались, все, что может показаться подозрительным.

Вандерхайд наклонил голову набок:

– Тем вечером в отеле было много народу, инспектор. У вас есть список. Но из всех них вы выбрали меня, слепого?

– Именно. Слепого, но с фотографической памятью.

Вандерхайд рассмеялся:

– Да, я определенно могу производить… впечатление. – Он задумался на минуту. – Хорошо, инспектор. Для вас, так и быть, постараюсь. Только прошу об одном.

– О чем?

– Я слишком давно не выходил. Выведите меня.

– В какое-нибудь конкретное место?

Вандерхайд удивился, что Ребус еще спрашивает:

– В отель «Сентрал», конечно, инспектор!

– Ну, вот здесь он и стоял, – сказал Ребус. – Вы сейчас лицом к нему.

Ребус чувствовал на себе взгляды прохожих. На Принсес-стрит, как и всегда в обеденный перерыв, было оживленно: офисные работники старались использовать ограниченное время перерыва на полную катушку. Некоторые раздраженно поглядывали на странную парочку, которая осмелилась встать посреди тротуара, – теперь обходи их! Но большинство видели, что это слепой старик и, похоже, его поводырь, а потому находили в своих душах милосердие, чтобы не сетовать.

– И что здесь теперь, инспектор?

– Гамбургерная.

Вандерхайд кивнул:

– Мне показалось, что я чувствую запах мяса. Разумеется, франшиза какой-нибудь американской корпорации. Принсес-стрит видела дни и получше. Вы знали, что, когда создавался «Шотландский щит и меч», организаторы встречались в бальном зале «Сентрала». Десятки и десятки людей, и все горели желанием вернуть Дал-Риаде [17]17
  Дал-Риада– раннесредневековое гэльское королевство на западном побережье Шотландии и севере Ирландии.


[Закрыть] былую славу.

Ребус промолчал.

– Вы не помните «Шотландский щит и меч»?

– Вероятно, это было до меня.

– Да, действительно, вы правы. Это было в пятидесятые годы. Ответвление Национальной партии. На двух-трех заседаниях я сам присутствовал. Там звучали яростные призывы взять в руки оружие, а после все пили чай с булочками. Надолго их не хватило. Один год президентствовал Бродерик Гибсон.

– Отец Ангуса?

– Да. – Вандерхайд погрузился в воспоминания. – Тут неподалеку был паб, знаменитый своими политическими дискуссиями и поэтами. Некоторые из нас после совещаний ходили туда.

– Мне послышалось или нет, что вы сказали, будто были там всего пару раз?

– Возможно, немного больше.

Ребус ухмыльнулся. Если копнуть глубже, то, вероятно, выяснится, что некий мистер Вандерхайд некоторое время был президентом «Щита и меча».

– Отличный был паб, – вспоминал Вандерхайд.

– В свое время, – добавил Ребус.

Вандерхайд вздохнул:

– Эдинбург, инспектор. Не успеешь оглянуться, как меняют название паба или профиль магазина. – Он ткнул куда-то себе за спину тростью. – Но это никто изменить не может. Это тоже Эдинбург.

Трость указала на Касл-Рок [18]18
  Касл-Рок– скала вулканического происхождения в центре Эдинбурга, на которой построен Эдинбургский замок.


[Закрыть] и попала кому-то по ноге. Ребус повернул голову в сторону того, кому достался удар, – это была женщина. И Ребус виновато улыбнулся.

– Давайте перейдем на другую сторону, посидим там, – предложил он.

Вандерхайд кивнул, и они, дождавшись зеленого светофора, перешли на более спокойную сторону улицы. Здесь стояли скамьи спинками к саду. Каждая была посвящена чьей-то памяти. Вандерхайд попросил Ребуса прочесть табличку на их скамье.

– Нет. – Вандерхайд покачал головой. – Никого из них не знаю.

– Мистер Вандерхайд, – сказал Ребус, – я начинаю подозревать, что вы попросили привезти вас сюда по единственной причине – хотели прогуляться. – (Вандерхайд улыбнулся, но промолчал.) – Так когда вы в тот вечер приехали в бар?

– Ровно в семь. Так мы договорились. Ангус, конечно, был в своем репертуаре: он опоздал. Думаю, он появился в половине восьмого. К этому времени я сидел в углу с виски и содовой. Кажется, я взял «Джей энд Би». – Этот маленький подвиг памяти, казалось, доставил ему удовольствие.

– Вы кого-нибудь узнали в баре?

– Слышите? Волынка, – сказал Вандерхайд.

Ребус слышал, хотя волынщика не видел.

– Играют для туристов, – отозвался он. – Летом зарабатывают хорошие деньги.

– Неважно играет. Наверняка одет в килт, а тартан неправильный.

– Так был в баре кто-нибудь из знакомых? – не отставал Ребус.

– Дайте подумать…

– При всем уважении, сэр, думать вам незачем. Вы либо знаете, либо нет.

– Так вот, я думаю, там был Том Хендри, он остановился у нашего столика поздороваться. Тогда он работал в газете.

Да, Ребус видел это имя в списке.

– Были еще… Я их не знаю, и они помалкивали. Но я помню запах лимона. Очень сильный. Я подумал, может, это духи, но, когда сказал об этом Ангусу, он рассмеялся и ответил, что пахнет не от женщины. Больше он ничего не сказал, но у меня создалось впечатление, что мои слова его очень насмешили. Не уверен, что все это имеет отношение к делу.

– Я тоже.

В животе у Ребуса заурчало. У них за спиной неожиданно грохнул взрыв. Вандерхайд вынул из жилетного кармана часы, открыл стекло и провел пальцами по циферблату.

– Ровно час, – сказал он. – Как я и говорил, инспектор, даже в нашем быстро меняющемся городе есть вещи непреходящие.

Ребус кивнул.

– Осадки, например? – ухмыльнулся он. Начинало моросить, утреннее солнце исчезло, словно фокусник спрятал его в шляпу. – Что-нибудь еще?

– Мы с Ангусом разговаривали. Я пытался убедить его сойти с опасной тропы, на которую он встал. Сказал, что он подрывает свое здоровье и семейное благосостояние. Второй аргумент оказался более действенным.

– Значит, тогда-то он и простился навек с прежней беспутной жизнью?

– Я не стал бы преувеличивать. Нравы эдинбургского истеблишмента никогда не отличались безупречностью. Когда мы прощались, он спешил на свидание с какой-то женщиной. – Вандерхайд погрузился в размышления. – Но скажу без ложной скромности, что мои слова произвели на него впечатление. – Он кивнул сам себе. – Тем вечером я обедал в «Орлином гнезде» один.

– Я там бывал, – сказал Ребус. В животе у него снова заурчало. – Как насчет бургера?

Он отвез Вандерхайда домой, а сам вернулся на Сент-Леонардс. Встреча с Вандерхайдом ничего не дала. Шивон, увидев его, вскочила из-за стола. Она, по-видимому, была довольна собой.

– Насколько я понимаю, жена мясника оказалась разговорчивой, – сказал Ребус, садясь на стул.

На его столе лежала еще одна записка, сообщавшая о звонке Джека Мортона. На сей раз с номером, по которому Ребус мог позвонить.

– Настоящая сплетница, сэр. Я насилу от нее вырвалась.

– И что же?

– Кое-что – и ничего.

– Ну давай выкладывай мне про кое-что. – Ребус погладил живот. Бургер ему понравился, только маловат. Всегда можно было сбегать в столовку, но он опасался по примеру многих полицейских нарастить «тыковку», как он называл солидное брюшко.

– Кое-что состоит вот в чем. – Шивон Кларк села на свое место. – Боун выиграл «мерседес» на пари.

– На пари?

Кларк кивнула:

– Он поставил на кон свою долю в мясном магазине. Но пари выиграл.

– Ничего себе!

– Его жена говорит об этом с гордостью. По ее словам, он вообще большой спорщик. Может, и так, но непохоже, чтобы он знал формулу выигрыша.

– Ты что имеешь в виду?

Она начинала чувствовать вкус к этому делу. Ребусу нравилось смотреть, как она вспыхивает от радости при малейшей удаче.

– В гостиной у них кое-что показалось мне странноватым. Например, у них есть видеокассеты, но нет видеомагнитофона, хотя место, где он прежде стоял, бросается в глаза. У них здоровенная тумба под телевизор и видеомагнитофон, но телевизор на ней стоит маленький, переносной.

– Значит, они продали видеомагнитофон и большой телевизор.

– Вероятно, для того, чтобы отдать долг или долги.

– И ты ставишь на то, что он проспорил эти деньги.

– Ну, будь я спорщицей, то поставила бы.

Он улыбнулся:

– Может, они взяли технику в кредит и не смогли выплатить в срок.

Шивон с сомнением в голосе сказала:

– Может быть.

– Ладно, все, что ты говоришь, любопытно, только что нам это дает?.. Не шибко много. И к нашим сведениям о Рори Кинтауле ничего не добавляет, согласна? – (Она нахмурилась.) – Ты о нем не забыла, Кларк? Ведь это его пырнули ножом на улице, а он отказывается говорить. Это он нас интересует.

– И что вы предлагаете, сэр? – В ее «сэр» прозвучала нотка раздражения. Ей не нравилось, когда ее удачная работа оставалась без поощрения. – Мы с ним уже говорили.

– Придется поговорить снова. Только на этот раз, – продолжал Ребус, не обращая внимания на ее протестующий взгляд, – ты будешь спрашивать про его двоюродного брата, мясника мистера Боуна. Не знаю точно, что именно мы хотим узнать, так что у тебя полная свобода действий. Смотри сама, за что можно зацепиться.

– Да, сэр. – Она встала. – Кстати, я взяла материалы по Кафферти.

– Там много чтения, и по большей части чистая порнуха.

– Знаю, я уже начала. Только теперь это называется не порнуха, а восемнадцать плюс.

Ребус хлопнул глазами:

– Сути дела это не меняет. – Она уже собиралась уходить, но он остановил ее. – Слушай, ты делай выписки. Я о Кафферти и его банде. Мне бы это помогло быстро освежить память. Я столько времени старался выкинуть мерзавца из головы!.. Но, видно, пришло время снова открыть ему дверь.

– Как скажете.

Она ушла, а Ребус подумал, что, может, и стоило сказать ей, что она хорошо поработала в доме Боуна. А-а-а, все равно теперь слишком поздно. И потом, если она увидит, как он ею доволен, то перестанет стараться. Он снял трубку и набрал номер телефона Джека Мортона:

– Джек? Сколько лет. Это Джон Ребус.

– Джон, как поживаешь?

– Неплохо. А ты?

– Отлично. Вот дослужился до инспектора.

– Надо же, и я тоже.

– Слышал-слышал. – Джек Мортон давился словами под громкий надсадный кашель.

– По-прежнему куришь, а, Джек?

– Гораздо меньше.

– Напомни мне продать мои акции табачной компании. Ну, давай рассказывай, какие у тебя проблемы.

– Это твои, а не мои проблемы. Мне тут попались на глаза кое-какие материалы из Скотленд-Ярда об Эндрю Макфейле.

Ребус порылся в памяти.

– Не помню, – признался он. – Ты меня уел.