Текст книги "Плоть и кровь"

Автор книги: Иэн Рэнкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

11

Едва узнав о беспорядках, отец Лири пытался связаться с Ребусом, оставляя ему на Сент-Леонардс послание за посланием. И когда он наконец застал Ребуса на месте, тот смилостивился и взял трубку.

– Как видите, святой отец, мое вмешательство вышло боком, – бодрым тоном сказал он.

– Значит, тако желает Господь. – Во всяком случае, Ребус «тако» услышал, решив поначалу, что Лири зачем-то приплел блюдо мексиканской кухни.

Ребус последовал примеру святого отца и отделался общей фразой:

– Иного я от вас и не ждал.

Он смотрел на Шивон Кларк. Она приближалась к нему, подняв кверху большие пальцы и улыбаясь во весь рот.

– Извините, святой отец, дела. Помолитесь за меня.

– Разве я всегда этого не делаю?

Ребус повесил трубку.

– Ну, что у тебя?

– Кафферти, – сказала она, кидая папку ему на стол. – Зарыто было глубоко, еле откопала.

Она вытащила листок бумаги и протянула Ребусу. Тот быстро прочел.

Конечно зарыто, потому что это было только подозрение, одно из сотен за время бандитской карьеры Кафферти, которые полиции не удалось доказать.

– Отмывание грязных денег.

– Для Ольстерских добровольческих сил.

Кафферти в свое время вступил в нечестивый союз с одним головорезом из Глазго – Джинки Джонсоном, они на пару и отмывали деньги для ОДС. Потом Джонсон исчез. Ходили слухи, что он либо сбежал, прихватив с собой денежки ОДС, либо присваивал себе понемногу, а ОДС, разобравшись, покончили с ним. В любом случае Кафферти с этой деятельностью завязал.

– И что вы думаете? – спросила Кларк.

– Это свидетельствует о связи Кафферти с протестантскими вооруженными формированиями.

– А если они сочли, что он знал о проделках Джонсона, то большой любви к нему не питали.

Но у Ребуса были сомнения касательно сроков.

– Не стали бы они десять лет ждать, чтобы отомстить. И опять же, Кафферти известно, что означает «SaS». Он слышал об этом.

– Новая террористическая группа?

– Да, я так думаю. Определенно. И они действуют здесь, в Эдинбурге. – Он посмотрел на Кларк. – И если мы не будем чрезвычайно осмотрительны, то люди Кафферти найдут их первыми. – И он улыбнулся.

– Вас это, похоже, не очень беспокоит.

– Меня все это так волнует, что я, пожалуй, поставлю тебе стаканчик.

– Идет, – сказала Шивон Кларк.

Он ехал домой, ощущая запах сигарет и выпивки на своей одежде – новый пороховой заряд для Пейшенс. Черт, нужно еще не забыть вернуть в прокат видеокассеты. Сама она ни за что этого не сделает. Придется доплачивать за просрочку, а он даже не посмотрел фильмы.

Чтобы оттянуть неизбежное, он остановился у паба. Паб оказался немногим меньше, чем «Оксфорд-бар», но «Окс» при этом был уютен. И самое главное, там царила праздничная атмосфера или по меньшей мере веселый треп. И там всегда можно было заказать четвертушку пинты. Он выпил пива, доехал до дома Пейшенс и припарковался на своем обычном месте около спортивного «мерседеса». На Куинсферри-роуд кто-то пытался петь «Завяжи желтую ленту». [62]62
  «Завяжи желтую ленту на старом дубе» – популярная песня 1970-х гг., в которой освободившийся заключенный с надеждой обращается к своей девушке.


[Закрыть]Оранжевое уличное освещение выхватывало из сумерек верхушки зданий, ощетинившиеся трубами каминных дымоходов. В теплом воздухе висел слабый запах пивоварен.

– Ребус?

Темнота еще не сгустилась. На другой стороне улицы Ребус увидел человека. Теперь тот приближался, держа руки глубоко в карманах куртки. Ребус напрягся. Человек заметил это и вытащил руки из карманов, показывая, что у него нет оружия.

– На пару слов, – сказал человек.

– О чем?

– Мистер Кафферти интересуется, как идут дела.

Ребус внимательнее вгляделся в человека. Он был похож на хорька с торчащими во все стороны зубами. Рот его был постоянно открыт то ли в ухмылке, то ли из-за какого-то врожденного дефекта. Дышал человек ртом – неглубоко и часто. От него исходил запах, об источнике которого Ребусу даже и думать не хотелось.

– Хочешь прогуляться в участок, приятель?

Человек снова осклабился. Вблизи было видно, что зубы у него от никотина коричневые, будто из дерева.

– И какие будут обвинения? – спросил Хорек.

Ребус смерил его взглядом:

– Для начала – посягательство на общественную благопристойность. Тебя нужно держать в клетке – подальше от витрины зоомагазина.

– Меня предупреждали, что вам палец в рот не клади.

– Больше ни о чем тебя не предупреждали?

Ребус двинулся через дорогу к квартире Пейшенс. Человек последовал за ним на таком близком расстоянии, будто был на привязи.

– Я пытаюсь быть вежливым, – сказал Хорек.

– Скажи учителю хороших манер, чтобы вернул тебе деньги.

– Меня предупреждали, что с вами трудно поладить.

Ребус повернулся к человеку:

– Трудно? Ты даже не представляешь, как со мной может быть трудно. Если еще раз увижу тебя здесь, добром для тебя это не кончится.

Человек прищурился:

– Что ж, как хотите. Будьте уверены, я расскажу мистеру Кафферти о вашем желании договориться по-хорошему.

– Валяй.

Ребус начал спускаться по ступеням к двери. Хорек оперся на ограду.

– Хорошая квартирка.

Ребус замер с ключом в скважине. Поднял голову на Хорька:

– Пеняй на себя, если здесь что-то случится.

Когда Ребус, рванув назад, взбежал на верхнюю ступеньку, Хорек уже исчез.

12

– Есть что-нибудь от вашего брата? – спросил Ребус Кена Смайли на следующее утро, прибыв в контору на Феттс.

– Он звонит не очень часто.

Ребус пытался обратить Смайли в сторонника, которому можно доверять. Других потенциальных союзников он здесь не видел. Блэквуд и Ормистон поочередно кидали в его сторону неприязненные взгляды, из чего он сделал два вывода. Во-первых, им поручено выяснить, что осталось (если осталось) от исходного «Щита и меча». Во-вторых, им известно, кого надо благодарить за это задание.

Ребус, довольный их недовольством, решил, что не станет упоминать о том, что Мэтью Вандерхайд проводит параллельное расследование. С какой стати показывать им, как можно сократить путь, если они-то наверняка отправили бы его бежать всю марафонскую дистанцию!

– Вы навестили подружку Билли Каннингема?

– Да у нее одна забота – не знает, что делать с его мотоциклом.

– И это все?

Смайли пожал плечами:

– Все, если я не захочу купить его разобранную «хонду».

– Осторожнее, Смайли. Как бы вам не подхватить опасную заразу.

– Какую?

– Чувство юмора.

Ребус по пути на Сент-Леонардс потирал челюсть и подбородок, ощущая под пальцами колкость щетины. Он вспомнил, что, когда прикасался к АК-47, ощущение было совсем другое. Он задумался о фанатизме. У Шотландии и своих проблем хватает – зачем ей ввязываться еще и в ирландские? Они похожи на сиамских близнецов, которые отказались от операции по разделению. Только вот одного из близнецов принудительно сочетали браком с Англией, а у другого развилась болезненная страсть к членовредительству. Политики бессильны разрешить их проблему – тут нужен психиатр.

Сезон маршей, сезон протестантской активности закончился до следующего года, хотя отдельные небольшие процессии еще случались. Настал черед международного фестиваля, праздничная пора, когда можно на время забыть о бедах своей маленькой страны. Он снова вспомнил о двух незадачливых артистах, которые надумали устроить шоу в Гар-Би.

Сент-Леонардс, похоже, влился в общее веселье. Они даже пантомиму устроили. Какой-то тип решил взять на себя убийство Билли Каннингема. Его тут же окрестили Враки-из-Баки.

Для того прозвища было две причины. Первая: он – по причине психической неустойчивости – постоянно плел небылицы. Вторая: он заявил, что родом из Баки. Вообще-то, он был всего-навсего местный, эдинбургский бродяга, не лишенный известной изобретательности. Из барных полотенец он сам сшил себе куртку и теперь являл собой ходячую рекламу алкогольной продукции, благодаря которой он еще жил – и из-за которой умирал.

Таких, как он, было пруд пруди, жили себе и жили и менять ничего не хотели, пока кто-нибудь (обычно полиция) не начинал к ним приставать. Их пытались насильно «вернуть в общество» – то бишь в честную нищету, – потому что сердце правительства черствело, а кошелек худел. Некоторые из этих людей развязавшийся шнурок не могли завязать, не разрыдавшись. Какой уж там честный труд.

Сейчас Враки-из-Баки сидел с сержантом Холмсом в комнате для допросов, где его угостили горячим чаем и сигаретами. В конце концов его выставят за дверь, сунув, вероятно, пару фунтов в руку, поскольку на его цветастом одеянии из пивных полотенец карманов не имелось.

Шивон Кларк сидела в комнате оперативного штаба. Ей пудрил мозги инспектор Алистер Флауэр.

Значит, кое-кто забыл о просьбе Ребуса относительно графика дежурств.

– Кого я вижу, – громко сказал Флауэр, увидев Ребуса. – Да ведь это наш человек из ШОБОПа! Молочка принес?

По выражению лица Ребуса было ясно, что шутка прошла мимо него, а потому Флауэр снизошел до объяснений.

– Шотландское общество «За безопасность общественного питания» – то же самое сокращение, что и у Шотландского отдела по борьбе с оргпреступностью.

– А правда, что Шон Коннери начинал молочником, – сказала Шивон Кларк. – Киноактером он стал уже потом.

Ребус улыбнулся ей, по достоинству оценив ее попытку разрядить атмосферу.

Судя по виду Флауэра, у него была заготовлена не одна такая шутка, а потому Ребус пока прикусил язык.

– Они о тебе очень высокого мнения, – без тени юмора сказал он.

Флауэр моргнул:

– Кто?

Ребус чуть шевельнул головой:

– Ну, люди из ОБОПа.

Флауэр уставился на него, потом прищурился:

– Ври, да не завирайся.

Ребус пожал плечами:

– А чего тут завираться? Я серьезно. Тамошние ребята наслышаны о тебе и уже к тебе присматриваются… Говорю, что слышал.

Флауэр переступил с ноги на ногу. Он чуть ли не застеснялся, щечки его зарозовели.

– Меня просили передать тебе…

Ребус подался вперед, то же самое сделал и Флауэр.

– …что, как только появится лишнее молоко, они тебе позвонят.

Флауэр злобно зарычал, оскалив два ряда узких зубов, и отправился на поиски более легкой жертвы.

– Он заводится с пол-оборота, – сказала Шивон Кларк.

– Поэтому-то я и называю его Заводной Оранжист. [63]63
  Прозвище Заводной Оранжист( англ. Clockwork Orangeman) перекликается с названием знаменитого романа «Заводной апельсин» («А Clockwork Orange») Энтони Берджесса.


[Закрыть]

– Он что – оранжист?

– Известно, что прежде он участвовал в маршах двенадцатого июля. – Ребус на секунду задумался. – А может, лучше Коп-Оранжист? – (Кларк застонала.) – Ну а что у тебя есть для меня от наших друзей-тьюхтеров? [64]64
  Тьюхтер – презрительное наименование горцев-хайлендеров, используемое шотландцами, живущими в низинной части страны.


[Закрыть]

– Вы имеете в виду ребят с Оркнейских островов? Думаю, им не очень нравится, когда их называют тьюхтерами. – Она изо всех сил старалась произнести это слово правильно, но, будучи англичанкой, потерпела неудачу.

– Запомни, – сказал Ребус, – шотландское «teuch» родственно английскому «tough». [65]65
  Выносливый, сильный ( англ.).


[Закрыть]Не думаю, что они возражали бы, назови я их крепкими парнями. – Он подтащил стул к ее столу. – Ну, так что у тебя?

Она открыла блокнот, нашла нужную страницу.

– Забриски-хаус – это небольшая ферма. Скромный домик – одна спальня и еще одна смежная комната…

– Тут нам, пожалуй, ничего не светит.

– Увы, сэр. Нынешние владельцы ничего не знают о прежних, но соседи вспомнили, что в семидесятые годы это место арендовал человек, который называл себя Кухулин.

– Как-как?

– Мифологический воин, кажется кельтский. [66]66
  Кухулин – ирландский мифологический герой, который фигурирует также в шотландском фольклоре.


[Закрыть]

– И больше он никак себя не называл?

– Больше никак.

По духу это отвечало «Фактологии плавучей анархии». Кельтский хиппи. Ребус знал, что в начале семидесятых многие молодые шотландцы подражали своим американским и европейским ровесникам, отмежевываясь от общества, присоединяясь к движению хиппи. Но спустя годы многие из них возвращались и неплохо устраивались в жизни. Он сам чуть было не стал хиппи. Но вместо этого попал в Северную Ирландию.

– Что-нибудь еще? – спросил он.

– Всякая мелочь. Словесный портрет двадцатилетней давности – этого человека описала женщина, которая с детства была слепа на один глаз.

– Это и есть твой источник?

– По большей части – да. Местный полицейский констебль там провел кое-какое расследование. Он поговорил с бывшим начальником почты и еще с парой лодочников. Для доставки провизии в Раузи нужны лодки, а почтальон пользуется собственной. Этот тип, Кухулин, жил затворником, питался тем, что выращивал. Тогда ходили разные разговоры, потому что в Забриски-хаус наезжали всякие странные люди – молодые женщины, не носившие бюстгальтеров, бородатые длинноволосые мужчины.

– Местные, наверно, были в ужасе.

Кларк улыбнулась:

– Отсутствие бюстгальтеров упоминалось не единожды.

– Ну, в таком месте чем еще развлекаться?

– Там есть еще одна ниточка – констебль попытается ее размотать. Обещал позвонить сегодня.

– Ну, ждать чуда не приходится. Ты была когда-нибудь на Оркнейских островах?

– Вы не принимаете во внимание…

Ее тираду прервал телефонный звонок.

– Констебль Кларк слушает. Да.

Она кинула взгляд на Ребуса и, подвинув к себе блокнот, принялась писать. Предположив, что звонит тот самый полицейский с острова Хой на Оркнеях, Ребус принялся расхаживать по кабинету. Ему опять напомнили, почему он не годится для этой работы, почему он так не подходит для той карьеры, которую выбрала для него жизнь. Оперативный штаб по расследованию убийства действовал как конвейер. У каждого была своя маленькая задача, и каждый ее методично выполнял. Может быть, кто-то другой ухватится за ниточку, которую ты стал разматывать, а потом еще кто-то будет допрашивать подозреваемого или потенциального убийцу. Ты часть большого механизма. Ребус так работать не мог. Он хотел все нити держать в своих руках, хотел лично расплетать клубок с самого начала до победного конца. Его не без одобрения называли терьером – раз сжав зубы, он их уже не разжимал. Есть такие собаки – им приходится насильно разводить челюсти, иначе их не оторвать от горла врага.

К нему подошла Шивон Кларк.

– Есть что-то? – спросил он.

– Мой дружок-констебль выяснил, что Кухулин держал свинью, корову и несколько кур. Это была часть его натурального хозяйства. Констебль решил разузнать, что сталось с ними, когда Кухулин уехал.

– Мудрая мысль.

– Так вот, оказалось, что Кухулин продал их другому фермеру, а этот фермер ведет учет. Нам повезло. Кухулину пришлось ждать денег, и он оставил фермеру адрес в области Шотландские границы.

Она помахала перед ним клочком бумаги.

– Ты не больно-то радуйся, – охладил ее Ребус. – Речь идет об адресе двадцатилетней давности и о человеке, чьего имени мы не знаем.

– Уже знаем. У фермера и это записано. Его зовут Фрэнсис Ли.

– Фрэнсис Ли? – В голосе Ребуса слышались скептические нотки. – Уж не он ли играл за «Манчестер» в семидесятые годы? Фрэнсис Ли… или Фрэнк Ли. Хоть Фрэнсис Ли, хоть Фрэнк, моя дорогая, мне совершенно наплевать.

– Вы думаете, это тоже вымышленное имя?

– Не знаю, пускай полиция Шотландских границ выясняет. – Он оглядел помещение оперативного штаба. – Хотя нет, давай-ка по зрелом размышлении займемся этим сами.

13

Когда Джон Ребус по необходимости или по собственному желанию проезжал через какой-нибудь городок в Шотландских границах, ему в голову приходило единственное слово – аккуратный.

Городки эти при простенькой планировке были патологически чисты. Каменные дома без всяких изысков – никаких глупостей, все предельно просто и практично. Люди, которые скорым шагом шли из банка в гастроном, а оттуда в аптеку, были розовощеки и излучали здоровье, словно каждое утро, прежде чем усесться за фермерский завтрак, натирали лица пемзой. Местные жители двигались с грацией сельхозтехники. И какую бы женщину мужчина ни надумал познакомить со своей мамашей, она услышала бы, что он ей не пара.

По правде говоря, Шотландские границы наводили на Ребуса страх. Он эту область не понимал. Но он понимал, что, находясь гораздо дальше от любого крупного шотландского города, чем от границы с Англией, эти поселения и их жители должны были страдать неким раздвоением личности.

Но Селкирк был, безусловно, шотландским городом – и по характеру, и по архитектуре, и по языку. Ежегодная городская ярмарка еще не канула в небытие, не сдалась на милость зиме – о ней напоминали ряды неснятых флажков, трепыхавшихся на малейшем ветерке. Флажки украшали и дом, выходивший прямо на кладбищенскую ограду. Шивон Кларк проверила адрес и пожала плечами.

– Это точно пасторский дом? – повторил Ребус, чувствуя, что заехали они куда-то не туда.

– У меня записан этот адрес.

Дом был большой, с многощипцовой крышей, из серого унылого камня, но вокруг него зеленел пышный, цветущий сад. Шивон Кларк открыла калитку. Она пошарила глазами вокруг двери, но звонка так и не нашла, а потому воспользовалась дверным молотком в форме раскрытой руки. Никто не ответил. Откуда-то неподалеку до них донесся звук ручной газонокосилки, ее движения взад-вперед были ритмичны, как качание маятника. Ребус заглянул в окно на фасаде, но никаких признаков жизни не заметил.

– Мы попусту тратим время, – сказал он. – Зря прокатились в такую даль. Давай оставим записку и уедем.

Кларк заглянула внутрь через щель почтового ящика, выпрямилась.

– Может, поспрашивать у кого-нибудь, если уж мы здесь?

– Отлично, – сказал Ребус. – Давай поговорим с газонокосильщиком.

Они направились к калитке кладбища и пошли по засыпанной красной крошкой тропинке вокруг церкви. С задней стороны закопченного здания они увидели старика с газонокосилкой, которая вполне могла бы украсить витрину лавки древностей в Новом городе Эдинбурга.

Старик прекратил работать, когда увидел, что они направляются к нему по стриженному газону. Они шли словно по ковру. Даже если бы старик работал маникюрными ножницами, трава не могла бы стать короче. Он вытащил из кармана огромный носовой платок и отер загорелый лоб. Его лицо и руки имели цвет дубовой коры, лицо повлажнело от пота. Его немолодая кожа была туго натянута и отливала блеском, как спинка жука. Он назвался: Уилли Макстей.

– Вы по поводу вандализма? – спросил он.

– Вандализма? Здесь?

– Тут у нас оскверняют могилы, пачкают краской надгробия. Это все скинхеды.

– Скинхеды в Селкирке? – недоверчиво переспросил Ребус. – Сколько же у вас скинхедов, мистер Макстей?

Макстей задумался, шевеля челюстью, словно жевал табак или какой-то особенно тугой шмат мокроты.

– Ну, для начала тут у нас есть сынок Алека Таннока, – сказал он. – Он стрижет волосы короче уж некуда и носит, знаете, такие ботинки со шнурками.

– Значит, ботинки со шнурками?

– Он как школу закончил, так нигде и не работал.

Ребус покачал головой:

– Мы приехали сюда не из-за надгробий, мистер Макстей. Мы интересуемся этим домом. – Он показал на дом.

– Пасторским домом?

– Кто там живет, мистер Макстей?

– Священник, преподобный Маккей.

– И давно он там живет?

– Боже милостивый, я и не помню. Пятнадцать лет, может. До него жил преподобный Ботуэлл, и Ботуэллы прожили здесь четверть века, а то и больше.

Ребус посмотрел на Шивон Кларк: пустая трата времени.

– Мы ищем человека, которого зовут Фрэнсис Ли, – сказала она.

Макстей принялся жевать это имя, челюсть его ходила из стороны в сторону, двигались и скулы. Он напоминал Ребусу овцу. Старик отрицательно покачал головой.

– Не знаю такого, – сказал он.

– Ну, тем не менее спасибо, – поблагодарил его Ребус.

– Минуточку, – остановил его Макстей, имея в виду, что он намерен еще минуту повспоминать. Наконец он кивнул и сказал: – Вы все перепутали, вот что. – Он ухватился за черную резиновую рукоять газонокосилки. – Ботуэллы были прекрасные люди – Дуглас и Ина. Всё старались для нашего города. А как они умерли, их сын тут же и продал дом. Хотя не имел права – мне об этом преподобный Ботуэлл сколько раз говорил. Он должен был оставить его в семье.

– Но это же пасторский дом, – сказала Кларк. – Собственность Шотландской церкви. Как он мог его продать?

– Ботуэллы так этот дом любили, что выкупили его у церкви. Они собирались жить здесь, когда преподобный Ботуэлл уйдет на покой. Ну а сын продал дом назад церкви. Никчемный был парень. Забрал деньги – и только его и видели. Если бы не я и еще несколько стариков, которые сохранили о них светлую память, то за их могилой никто бы и не ухаживал. – Он покачал головой. – У молодежи нет ни памяти, ни преданности.

– А какое это имеет отношение к Фрэнсису Ли? – спросила Шивон Кларк.

Макстей посмотрел на нее как на ребенка, который все суется впереди взрослых, и ответил Ребусу:

– Их сына звали Ли. Среднее имя, кажется, было Фрэнсис.

Ли Фрэнсис Ботуэлл – Фрэнсис Ли; нет, это не могло быть случайным совпадением. Ребус задумчиво кивнул.

– Я полагаю, вы не знаете, где мы можем найти… – он сделал паузу, – Фрэнки Ботуэлла? Спасибо, мистер Макстей. Спасибо вам за помощь.

Он направился к калитке. Шивон Кларк понадобилось несколько секунд, чтобы его догнать.

– Так вы мне скажете?

– Ты не знаешь Фрэнки Ботуэлла?

Он смотрел, как она пытается отрыть это имя в глубинах памяти. Наконец она энергично покачала головой.

– Ему принадлежит салун «Быстрый шланг».

Теперь она кивнула:

– Ну да, программка «Фринджа» в комнате Билли Каннингема.

– Точно, там было отмечено шоу в «Быстром шланге». Миленькое совпадение, а?

Они уже подошли к ее машине. Ребус открыл пассажирскую дверцу, но не сел. Он положил локоть на крышу и посмотрел на Шивон Кларк.

– Если ты веришь в совпадения.

Она проехала ярдов двадцать-тридцать, когда Ребус потребовал, чтобы она остановилась. Он все вглядывался в установленное на крыле зеркало и теперь вылез из машины и направился назад к калитке. Шивон выругалась себе под нос, припарковала машину и последовала за Ребусом. У ворот стоял красный «универсал», который, когда они уезжали, был дальше по улице. Ребус уже остановил двух мужчин, которые направлялись к Уилли Макстею. Оба вполне были бы на месте в задних рядах регбийной схватки. [67]67
  Схватка – элемент игры в регби: от каждой команды участвуют по восемь игроков, которые обхватывают друг друга руками, выстроившись в три линии и сомкнувшись с соперниками.


[Закрыть]Шивон подоспела как раз вовремя, чтобы услышать конец фразы, произнесенной ее начальником:

– …и если вы не отцепитесь, то можете поверить мне на слово: я вас утоплю, вы у меня камнем пойдете на дно – горько пожалеете, что вовремя не купили скафандр.

Для пущей убедительности он до второго сустава сунул палец в живот того из двоих, который был покрупнее. Судя по реакции, парню это не понравилось. Его лицо было похоже на громадную красную сливу. Однако он стоял не шелохнувшись, сцепив руки за спиной. Он проявлял такую выдержку, что Шивон могла бы принять его за буддиста. Вот только она никогда прежде не видела буддистов со шрамами от бритвы на обеих щеках.

– И еще кое-что, – продолжал Ребус. – Можете передать Кафферти, что мы знаем все про него и про ОДС, так что пусть не разыгрывает из себя невинную овечку, непричастную к терроризму.

Тот, который был крупнее, заговорил:

– Мистер Кафферти начинает нервничать. Ему нужны результаты.

– Да хоть мир во всем мире – мне плевать. А теперь брысь отсюда, и если я узнаю, что вы ходили тут и что-то вынюхивали, то я лично позабочусь, чтобы вас обоих упрятали подальше, и мне все равно, что мне для этого придется сделать. Ясно?

Хотя вроде бы особого впечатления на них это не произвело, они двинулись прочь – назад через калитку.

– Ваши поклонники? – спросила Шивон Кларк.

– Ой, и не говори, им всем нужно только мое тело.

Что в некотором роде соответствовало действительности.

День начал клониться к вечеру, и клиентов в «Быстром шланге» еще не было.

Посвященные называли паб «Шлангом», непосвященные думали, что ослышались, и уточняли: «„Быстрый шаг“?»

«Шланг» – потому что заведение располагалось на месте прежней пожарной части, в помещении, освободившемся, когда пожарным построили новое здание. А салун – потому что в нем преобладала тема Дикого Запада, музыка кантри-и-вестерн. Главные двери были выкрашены матовой черной краской и имели небольшое квадратное зарешеченное окошко. Ребус понял, что клиентов нет, потому что Ли Фрэнсис Ботуэлл сидел на ступеньках при входе и покуривал сигаретку.

Хотя Ребус никогда не встречался с Фрэнки Ботуэллом, репутацию его он знал, и личность, сидящую при входе, перепутать ни с кем было невозможно. Ребус увидел человека, одетого как для выступления в лас-вегасском шоу, с лицом и волосами Макгарретта в «Гавайах 5–0». [68]68
  «Гавайи 5–0», или «Полиция Гавайев», – американский телесериал 1968–1980 гг.; Стив Макгарретт – полицейский, руководитель бригады, расследующей тяжкие преступления.


[Закрыть]Волосы как пить дать фальшивые, и Ребус не сомневался, что и лицо у него фальшивое.

– Мистер Ботуэлл?

Голова кивнула, но волосы не шелохнулись – ни один волосок не сдвинулся ни на миллиметр. На нем была рыжеватая кожаная куртка сафари, белые брюки в обтяжку и рубашка с открытой шеей. Эта рубашка оскорбила бы взгляд любого, кроме разве что дальтоника или полностью слепого. На ней было столько страз, что Ребус ужаснулся: все стразодобывающие шахты в мире теперь истощены. На шее Ботуэлла висела простая золотая цепочка, но уж лучше бы ему на шею наложили гипс, который скрыл бы морщины, складки и отечность, выдававшие солидный возраст Ботуэлла.

– Меня зовут инспектор Ребус, это – констебль Кларк.

По дороге Ребус проинструктировал Кларк, и она не была слишком ошеломлена той фигурой, которую они увидели.

– Хотите купить бутылочку виски для пьянки в полиции?

– Нет, сэр. Мы ищем редкий экземпляр для нашей коллекции журналов.

– Неужто?

Еще минуту назад Ботуэлл разглядывал пустую улицу. Дальше по улице находился перекресток Толлкросс, хотя со ступенек «Быстрого шланга» его не было видно. Теперь Ботуэлл перевел взгляд на Ребуса.

– Я не шучу, – сказал Ребус. – Нам не хватает нескольких первых номеров. Может быть, вы поможете.

– Не понимаю, о чем это вы.

– О «Фактологии плавучей анархии».

Фрэнки Ботуэлл снял солнечные очки и, прищурившись, уставился на Ребуса. Потом каблуком ковбойского сапога загасил сигарету.

– Это было сто лет назад. Откуда вы знаете про эту брошюрку?

Ребус пожал плечами. Фрэнки Ботуэлл ухмыльнулся. Он возвращался к жизни.

– Господи, как же давно это было. Еще на Оркнеях; покой и любовь. Эх, хорошо я пожил тогда. Но какое это имеет отношение к делам сегодняшним?

Ребус передал ему копию фотографии, полученной от Мердока, – снимок с вечеринки. Фотография была обрезана, так что на ней осталось лицо одного Каннингема.

– Его зовут Билли Каннингем.

Ботуэлл некоторое время разглядывал фотографию, потом покачал головой.

– Он был здесь, – сказал Ребус, – смотрел шоу в духе кантри-и-вестерн. Недели две назад.

– У нас по большей части аншлаг, инспектор, особенно в это время года. Могу спросить у персонала, у вышибал, не видели ли они этого парня. Он завсегдатай?

– Мы не знаем, сэр.

– Понимаете, если он завсегдатай, то у него должна быть «Карточка ковбоя». Такую карточку мы выдаем всем, кто приходит к нам три раза в месяц. По карточке клиенты получают тридцатипроцентную скидку.

Ребус отрицательно покачал головой.

– А что он натворил?

– Его убили, мистер Ботуэлл.

Ботуэлл поморщился:

– Плохо дело. – Потом он снова посмотрел на Ребуса. – Это не тот парень, которого нашли в подземной улице?

Ребус кивнул.

Ботуэлл встал, отряхнул грязь с брюк.

– «Плавучая анархия» не выходит уже двадцать лет. Вы говорите, что у этого парня был экземпляр?

– Третий выпуск, – подтвердила Шивон Кларк.

Ботуэлл задумался.

– Третий выпуск. Это был большой тираж. Тысячи три. На третий номер был спрос. А потом… спрос кончился. – Он горько улыбнулся. – Могу я оставить себе фотографию? Я поспрашиваю у ребят.

– Отлично, мистер Ботуэлл. У нас есть еще копии.

– Может, в «Старой книге»?

– Что-что?

– Ну, журнал, – может, он купил его в «Старой книге»?

– Неплохая идея.

– Парнишка и пожил-то всего ничего. Вот ведь дела. – Он покачал головой. – Люблю молодых, инспектор. Для них я и придумал это заведение. Пусть весело проводят время. Ничего лучше нет.

– Вы так считаете, сэр?

Ботуэлл распростер руки:

– Ничего такого не имел в виду… ну, вы понимаете… ничего такого. Я всегда любил молодежь. Когда-то возглавлял футбольную команду, сколотил из местных ребят. Для молодежи я на все готов. – Он снова улыбнулся. – Это потому, что в душе я и сам еще мальчишка, инспектор. Знаете, кто я? Тот самый долбаный Питер Пэн.

Не выпуская из руки фотографию, он пригласил их выпить. Ребус, несмотря на искушение, отказался. Бар сейчас все равно что пустой сарай – что за радость там пить. Он протянул Ботуэллу визитку с номером своего рабочего телефона.

– Постараюсь, – сказал Ботуэлл.

Ребус кивнул и развернулся. Он ни слова не сказал Шивон Кларк, пока они снова не оказались в машине.

– Ну и что ты думаешь?

– Дешевка. Как он может так одеваться? – сказала она.

– Напрактиковался за долгие годы.

– А вы что скажете?

Ребус задумался.

– Не уверен. Я подумаю об этом за стаканчиком.

– Спасибо за приглашение, сэр, но я спешу. – Она демонстративно посмотрела на часы.

– На «Фриндж»?

Она кивнула:

– Ранний Том Стоппард. [69]69
  Том Стоппард(р. 1937) – британский драматург, режиссер, киносценарист.


[Закрыть]

– Прекрасно. – Ребус шмыгнул носом. – Но я, вообще-то, не говорил, что приглашаю тебя. – Он помолчал. – А с кем идешь?

– Я иду одна, хотя это не ваше дело… сэр.

Ребус поерзал на месте.

– Можешь высадить меня у «Окса».

Они тронулись в путь, минуя салун «Быстрый шланг», – Фрэнки Ботуэлла на крыльце уже не было.

В «Оксе» Ребус чувствовал себя в своей тарелке. Он позвонил Пейшенс, но нарвался на автоответчик. Тут он вспомнил: вроде бы она говорила, что собирается куда-то, только вот не мог вспомнить куда. Домой он возвращался без спешки. В «Дейнтрис» постоял у бара, прислушиваясь к грубоватому юмору. Пока что фестиваль лишь краем задел такие места, как «Дейнтрис лаундж», – о нем напоминали только афиши, зазывавшие на представления. Других украшений в этом заведении, пожалуй, и не было. Он уставился на плакат над рядом дозаторов. На нем было написано: «Если бы мудаки умели летать, здесь был бы аэропорт».

– К взлету готов, – сказал он барменше, протягивая ей пустой стакан.

Немного погодя он поймал себя на том, что идет к Оксфорд-террас со стороны Леннокс-стрит, поэтому он свернул в переулок Леннокс-стрит-лейн. Прежние конюшни давно превратились в жилые дома с гаражами на первом этаже. От этого места всегда несло мертвечиной. Некоторые из домов по Оксфорд-террас задним фасадом смотрели на Леннокс-стрит-лейн. У Ребуса был ключ от садовой калитки Пейшенс, и он собирался войти в квартиру через заднюю дверь.

Когда от калитки его отделяли каких-нибудь десять шагов, его кто-то схватил. На него напали сзади, дернули за пиджак, обхватили так плотно, словно на нем была смирительная рубашка, потом пиджак вывернули ему на голову, и он оказался как бы в мешке со связанными руками. Потом последовал удар коленом в пах. Он попытался лягнуть нападающего ногой, но этим только облегчил его задачу: в ту секунду, как Ребус оказался на одной ноге, его тут же опрокинули на землю. Он сыпал бранью. Нападавший ослабил хватку, и пока Ребус пытался выпутаться из собственного пиджака, его ударили сбоку ногой по голове. На напавшем были легкие тенниски, поэтому Ребус и не слышал, как тот подкрался. По этой же причине он не потерял сознания после удара.

Еще один удар ногой пришелся ему по ребрам. А потом, когда его голова уже выпуталась из пиджака, он получил удар ногой в челюсть и теперь видел перед собой только брусчатку мостовой, гладкую и сверкающую в тусклом свете фонаря. Он почувствовал на себе руки – они обшаривали его карманы. Человек тяжело дышал.