Текст книги "Сластена"

Автор книги: Иэн Расселл Макьюэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

7

На следующее утро к одиннадцати часам меня пригласили в кабинет Гарри Таппа. Я все еще ожидала, что мне дадут линейкой по рукам за неподобающее поведение Шерли во время лекции. Без десяти одиннадцать я зашла в туалет, чтобы оглядеть себя, и, причесываясь, уже представляла себе, что меня уволят, и, собираясь вернуться домой дневным поездом, сочиняла для матери правдоподобную версию. Интересно, а епископ вообще-то заметил мое отсутствие? Я поднялась на два этажа, оказавшись в незнакомой части здания. Здесь было чуть менее грязно – коридоры покрывала ковровая дорожка, кремовая и зеленая краска не отваливалась от стен. Я робко постучала в дверь. Вышел мужчина – он выглядел даже моложе меня – и голосом любезным, но нервным попросил меня подождать. Он указал на один из ярко-оранжевых пластиковых стульев, которыми изобиловала контора. Прошло четверть часа, прежде чем он возник вновь и распахнул передо мной дверь.

Тут, в известном смысле, и начинается моя повесть – в тот день, когда я вошла в кабинет и мне объяснили задание. Сидевший за письменным столом Тапп безучастно мне кивнул. В комнате, помимо парня, который меня впустил, находилось еще трое. Один из них, пожилой человек с зачесанными назад совершенно седыми волосами, полулежал в истертом кожаном кресле, остальные сидели на твердых конторских стульях. Там же был Макс, который, завидев меня, чуть растянул губы в приветствии. Я не удивилась, увидев его, и просто улыбнулась. В углу кабинета стоял большой сейф. Воздух был влажным от дыхания и плотным от сигаретного дыма. Они заседали уже достаточно долгое время. Мне никого не представили.

Меня пригласили сесть на один из стульев, и мы расположились подковой лицом к столу.

– Итак, Сирина, как вы у нас обустроились?

Я сказала, что обустроилась хорошо и что работа мне нравится. Макс знал о моем недовольстве, но в ту минуту это не имело для меня значения.

– Вы вызвали меня, потому что я недотягиваю, сэр?

– Ну, для этого нам не нужно было бы собираться впятером, – ответил Тапп.

Послышались сдержанные смешки, и я тоже натянуто улыбнулась. «Дотягивать» – словечко, которым я никогда раньше не пользовалась.

Завязался разговор на общие темы. Кто-то поинтересовался о моей квартире, кто-то еще спросил, как я добираюсь на работу. Немного поговорили о сбоях на северной ветке метро, пошутили насчет столовской пищи. Чем дальше тянулся разговор, тем больше я нервничала. Мужчина в кресле, не проронив ни слова, смотрел на меня поверх сложенных домиком ладоней. Я же пыталась не смотреть в его сторону. Ведомая Таппом, беседа перешла на политические темы. Разумеется, мы поговорили о премьер-министре и шахтерах. Я сказала, что свободные профсоюзы – это важный институт. Однако сфера их действия должна ограничиваться вопросами заработной платы и условий труда. Профсоюзы не должны быть политизированы, в их задачи не входит свержение демократически избранных правительств. Это был правильный ответ. Меня попросили высказаться по поводу недавнего вступления Великобритании в Общий рынок. Я сказала, что вполне поддерживаю эту меру, так как она выгодна для бизнеса, покончит с нашей изолированностью, улучшит качество пищевых продуктов. Я не имела сформированного мнения на этот счет, но сочла, что лучше высказываться решительно. Тут я поняла, что мое мнение разошлось со взглядами присутствующих. Мы перешли к теме туннеля под Ла-Маншем. Нормативные документы были уже подготовлены, и премьер Хит только что подписал предварительное соглашение с Помпиду. Я была обеими руками за – представьте только, что от Лондона до Парижа можно будет добраться на экспрессе! Я даже удивилась собственному энтузиазму. И вновь оказалась в одиночестве. Человек в кресле скривился и посмотрел в сторону. Наверное, в молодости он жизнь готов был положить на защиту королевства от политических страстей континентальных европейцев. Туннель в его глазах был угрозой национальной безопасности.

Разговор продолжился. Мне устраивали нечто вроде собеседования, но я не имела представления, с какой целью. Невольно я вела себя так, чтобы понравиться присутствующим, тем более когда начало казаться, что мне это не удается. Я полагала, что встреча организована в интересах седовласого мужчины. Но за исключением одного недовольного взгляда он не выразил никаких эмоций. Руки его оставались сложены в молитвенном жесте, и кончиками указательных пальцев он чуть дотрагивался своего носа. Я старалась не глядеть на него. Мне было досадно, что я ищу его одобрения. Чего бы он ни хотел от меня, я тоже этого желала, я страшно хотела ему понравиться. Я не хотела смотреть на него, но когда мой взгляд скользнул по комнате, чтобы встретиться с глазами другого участника разговора, на мгновение он остановился на мужчине, но лицо его оставалось непроницаемым.

В беседе наступила пауза. Тапп указал на лакированную шкатулку, и желающим предложили сигареты. Я ожидала, что меня, как и раньше, попросят выйти из комнаты. Но седовласый господин, должно быть, подал незаметный сигнал, потому что Тапп откашлялся, будто собираясь перейти к новой теме в разговоре, и сказал:

– Что ж, Сирина, мы знаем от Макса, что в дополнение к вашей математике вы неплохо осведомлены о современных сочинителях – романы и все подобное. Ну, как это называется?

– Современная литература, – подсказал Макс.

– Да, говорят, вы необычайно начитаны и в курсе дела.

– Я люблю читать в свободное время, сэр, – помедлив, ответила я.

– Не нужно формальностей. Итак, вы в курсе этих современных вещей, которые публикуются.

– Я читаю романы в мягких обложках от букиниста, спустя пару лет после того, как они впервые изданы в твердом переплете. Новые издания, простите, не вполне соответствуют моему бюджету.

Моя педантичная поправка Таппа, казалось, смутила или раздосадовала. Он откинулся на стуле и прикрыл глаза, вероятно, дожидаясь, чтобы раздражение улеглось. Он размежил веки только на середине следующей фразы.

– Итак, если я назову вам имена Кингсли Эмиса, или Дэвида Стори, или, – он сверился с листом бумаги, – Уильяма Голдинга, то вы с точностью будете знать, о ком я говорю.

– Да, я читала этих авторов.

– И вы знаете, как о них рассуждать.

– Я полагаю, что да.

– Как бы вы их ранжировали?

– Как бы я их ранжировала?

– Ну да, понимаете ли, от лучшего к худшему.

– Они очень разные писатели… Эмис – комический романист, изумительно наблюдательный, и в его юморе есть что-то безжалостное. Стори – летописец жизни рабочего класса, по-своему замечательный. Голдинга сложнее характеризовать, возможно, он гений…

– Итак?

– С точки зрения удовольствия читателя, я бы поставила на первое место Эмиса, затем Голдинга, потому что он глубокий автор, ну а Стори был бы на третьем месте.

Тапп сверился со своими записями, затем взглянул на меня с мимолетной улыбкой.

– Ровно то, что у меня записано.

Моя проницательность вызвала у присутствующих шепот одобрения. Мне, впрочем, это не казалось особым достижением: в конце концов, существует лишь шесть способов организовать подобный список.

– А вы лично знакомы с кем-либо из этих писателей?

– Нет.

– Знакомы ли вы вообще с писателями или издателями или с кем-нибудь, кто был бы связан с подобной деятельностью?

– Нет.

– Встречались ли вы когда-либо с писателями и находились ли в их обществе?

– Нет, никогда.

– Или, быть может, вы писали о каком-нибудь писателе или адресовали ему, скажем, письмо с выражением восхищения его творчеством?

– Нет.

– Были ли у вас друзья в Кембридже, желавшие стать писателями?

Я задумалась. Среди моих приятельниц на факультете английской филологии в Ньюнем-колледже было немало девушек, имевших литературные амбиции, но, насколько мне было известно, все они предпочли различные сочетания уважаемой работы, супружеской жизни и беременности, отъезд за границу или погружение в остатки контркультуры в клубах наркотического дурмана.

– Нет.

Тапп выжидающе посмотрел на Наттинга.

– Питер?

Наконец, мужчина, сидевший в кресле, опустил руки и заговорил:

– Позвольте представиться, я – Питер Наттинг. Мисс Фрум, доводилось ли вам когда-либо слышать о журнале под названием «Энкаунтер»?

У Наттинга оказался ястребиный нос. К моему удивлению, он говорил высоким тенором. Мне казалось, что когда-то я слышала о журнале с таким названием, что-то вроде «нудистского» издания для одиноких сердец, но не была в этом уверена; впрочем, он продолжил, прежде чем я успела ответить.

– Неважно, знаете ли вы его или нет. Это ежемесячный журнал – интеллектуальные опусы, политика, литература, общекультурные вопросы. Достаточно хороший, уважаемый или, по крайней мере, в прошлом уважаемый журнал с широким диапазоном. Скажем так, от левоцентристских до правоцентристских позиций, в основном последнее. Но вот в чем дело: в отличие от большинства интеллектуальных периодических изданий «Энкаунтер» был скептически или откровенно враждебно настроен к коммунизму, в особенности советского извода. В нем говорилось о немодных вещах – свободе слова, демократии и так далее. По правде говоря, журнал по-прежнему об этом пишет. Кроме того, журнал неявным образом проводил американскую внешнюю политику. Ну что, звучит знакомо? Нет? Пять или шесть лет назад в никому не известном американском журнале, а затем и в «Нью-Йорк таймс» вышла публикация о том, что «Энкаунтер» финансируется ЦРУ. Поднялся крик, все замахали руками, зашумели, несколько писателей потеряли лицо. Говорит ли вам что-нибудь имя Мелвина Ласки? Ну и не беда. С конца сороковых годов ЦРУ, как могло, пестовало собственное высоколобое понятие о культуре. Обычно они работали через посредников, через разные фонды. Идея состояла в том, чтобы отвлечь левоцентристских европейских интеллектуалов от марксистского учения и поднять престиж рассуждений о свободном мире. Посредством различных инструментов наши американские друзья вбухали в это немало наличности. Вам доводилось слышать о Конгрессе за свободу культуры? Не беда.

Итак, таков был план американцев, и, по существу, после истории с «Энкаунтером» он полетел ко всем чертям. Когда мистер икс выходит из дверей гигантского фонда, размахивая чеком на шестизначную сумму, от него все разбегаются с воплями. И все же не надо забывать, что мы ведем не только политическую, но и культурную войну, и усилия вознаграждаются. Советские это знают и не жалеют денег на программы обмена, поездки, конференции, гастроли Большого. Это если не считать денег, которые они вливают в Национальный профсоюз горняков и их стачечный фонд посредством…

– Питер, – пробормотал Тапп, – давайте оставим это.

– Хорошо. Спасибо. Теперь, когда пыль улеглась, мы решили осуществить наш план. Скромный бюджет, никаких международных фестивалей, авиабилетов в первый класс, феерических гастрольных туров и пирушек. Мы не можем себе этого позволить. И не хотим. Наши действия будут узконаправленными, долгосрочными и не слишком затратными. Поэтому вы здесь. Пока все понятно?

– Да.

– Вы, возможно, слышали об отделе информационных исследований в МИДе.

Я не слышала, но кивнула.

– Вообразите, подобные планы имеют длительную историю. Отдел сотрудничал с нами и с МИ-6 на протяжении многих лет, взращивая писателей, финансируя газеты и издателей. Джордж Оруэлл на смертном одре представил людям из отдела список из тридцати восьми «сочувствующих» коммунистам. А отдел, в свою очередь, способствовал переводу «Скотного двора» на восемнадцать языков и немало сделал для распространения «1984». Было еще несколько блистательных издательских проектов. Вам что-нибудь известно о книжной серии «Обязательное чтение»? За ее изданием стоял отдел информационных исследований. Тайные ассигнования. Замечательные труды. Бертран Рассел, Гай Уинт, Вик Федер. Но нынче…

Он вздохнул и оглядел присутствующих. Казалось, все приуныли.

– Однако ОИИ блуждает впотьмах. Слишком много глупых идей, слишком близко к МИ-6 – в действительности отдел возглавляет один из сотрудников «шестерки». Знаете ли, Карлтон-хаус-террас полон милых работящих девушек вроде вас, и когда отдел посещают люди из МИ-6, какой-нибудь дурак непременно бежит по коридору и кричит: «Быстро оборачиваемся к стене!» Можете себе представить такое? Наверняка эти девушки подсматривают сквозь пальцы, а?

Он оглянулся на нас, вероятно, ища поддержки. Послышались любезные смешки.

– Так что мы хотим вдохнуть в эти планы новую жизнь. Идея состоит в том, чтобы сосредоточиться на подходящих молодых писателях, занимающихся в том числе наукой и журналистикой, людей в начале творческого пути, когда им более всего необходима финансовая поддержка. Обычно они хотят написать ту или иную книгу, и поэтому им сложно совмещать сочинительство с работой. Кроме того, нам небезынтересно включить в этот список писателя-романиста…

В разговор вмешался Гарри Тапп, необыкновенно возбужденный:

– Ну, знаете ли, это придаст делу некую живость, даже веселость, как пузырьки в шампанском. Газетам будет интересно.

Наттинг продолжил монолог:

– Учитывая, что вам по душе литература, мы думали, что вы могли бы в этом участвовать. Нас не интересует упадок Запада, антипрогрессистские эссе или иной модный пессимизм. Вы понимаете, что я имею в виду?

Я кивнула. Мне казалось, что я все поняла.

– Ваша роль будет посложнее. Вам не хуже меня известно, как непросто вывести взгляды автора из его романов. По этой причине мы ищем писателя, который писал бы и журналистские опусы. Это должен быть человек, у которого есть свободная минутка для своих угнетаемых товарищей за «железным занавесом», который, быть может, ездит на Восток или оказывает им поддержку, или высылает книги, подписывает петиции в поддержку репрессированных писателей, не боится бросить перчатку лживым оппонентам – марксистам здесь, на Западе, не боится открыто говорить о заточенных в темницу писателях на кастровской Кубе… Иными словами, мы ищем человека, который плывет против течения. Это, знаете ли, требует смелости, мисс Фрум.

– Да, сэр, я хотела сказать, да.

– В особенности, если вы молоды.

– Да.

– Свобода слова, свобода собраний, права человека, демократические процедуры – сегодняшние интеллектуалы не слишком их ценят.

– Нет.

– Нам нужно не ошибиться с выбором людей, которых мы готовы поддерживать.

– Да.

В комнате повисло молчание. Тапп вновь предложил сигареты, теперь из своего портсигара, вначале мне, а потом остальным. Мы закурили, ожидая, чтобы Наттинг продолжил. Я видела, что Макс пристально смотрит на меня. Я встретилась с ним взглядом, и мне показалось, что он слегка наклонил голову, будто говоря: «Так держать».

Не без труда Наттинг поднялся из кресла, подошел к столу Таппа и взял в руки записи. Он перевернул несколько страниц, прежде чем нашел необходимое.

– Люди, которых мы ищем, – это люди вашего поколения, ваши сверстники. Они будут нам меньше стоить, это определенно так. Предлагаемая стипендия, которую мы готовы выплачивать через посредническую организацию, будет достаточна для того, чтобы стипендиат не работал на постоянной работе в течение года или двух, может быть, даже трех. Мы знаем, что не должны спешить и что мы не увидим результатов на следующей неделе. Мы ожидаем, что в программу будет вовлечено десять авторов, но вам нужно думать только об одном из них, и одно из предложений…

Он сверился с записями, взглянув на бумажку сквозь серповидные очки, которые висели на шнурке у него на шее.

– Его зовут Томас Хейли или Т. Г. Хейли, как он предпочитает именоваться в печатном виде. Диплом с отличием первой степени по английской филологии от Университета Суссекса. Он все еще в колледже, получил магистерскую степень по международным отношениям под руководством Питера Кальвокоресси, теперь пишет докторскую по литературе. Мы просмотрели медицинскую карту Хейли, ничего примечательного. Он опубликовал несколько рассказов и статей, ищет издателя. Кроме того, ему необходимо найти работу после окончания докторантуры. Кальвокоресси высоко его ценит, и его рекомендации вполне достаточно. Бенджамин подготовил для вас досье, и нам интересно было бы знать ваше мнение. Если предположить, что вы сочтете его подходящим кандидатом, мы бы хотели, чтобы вы поехали в Брайтон и познакомились с ним. Если ответ – «да», мы возьмем его в команду. В противном случае поищем кого-нибудь еще. То есть все зависит от того, дадите ли вы «добро». Разумеется, визит необходимо будет предварить письмом.

Теперь они все глядели на меня. Тапп, опиравшийся локтями на письменный стол, и сам сложил руки домиком, а затем, не разводя ладоней, беззвучно постучал друг о друга подушечками пальцев.

Я сочла необходимым возразить что-то умное:

– А я не буду выглядеть, как ваш мистер икс с чековой книжкой, возникший из ниоткуда? Он ведь может и убежать при виде меня.

– При виде вас! Ну, в этом я сомневаюсь, моя милая.

Вновь послышались смешки. Мне стало досадно, и я густо покраснела. Наттинг улыбался мне, и я вынуждена была улыбнуться ему в ответ.

– Суммы будут достаточно привлекательными. Деньги мы будем переводить через посредника, реально существующий фонд. Это небольшая и не слишком известная организация, но с ней у нас надежные контакты. Если Хейли или кто-либо другой вознамерится ее проверить, картина будет вполне добропорядочная. Я сообщу вам название, как только все решится. Очевидно, что вы будете выступать в роли представителя фонда. Они будут передавать нам поступающую на ваше имя корреспонденцию. И вы получите фирменные бланки фонда.

– А не проще ли было бы сделать несколько дружеских рекомендаций, ну, знаете, правительственным ведомствам, которые занимаются финансированием искусства?

– Совет по искусствам?

Наттинг громко, горько и театрально рассмеялся. Все ухмыльнулись.

– Моя дорогая девочка, я завидую вашей наивности. Впрочем, вы правы, это должно было быть возможным! Во главе литературного отдела Совета, кстати, стоит писатель-прозаик, Энгус Уилсон. Слышали о таком? На бумаге это ровно тот человек, с кем мы могли бы сотрудничать. Член «Атенея», морской атташе во время войны, работал с секретными кодами в знаменитом центре в Блетчли-парке [15]15
  Комплекс зданий в графстве Бакингемшир, где в годы Второй мировой войны располагался главный центр шифрования и правительственной связи Великобритании.


[Закрыть]над… гм, этого я не могу сказать. Я пригласил его пообедать, а потом, через неделю, мы встретились в его конторе. Я тогда ему объяснил, чего мы хотим. И что бы вы думали, мисс Фрум? Он чуть не выбросил меня из окна третьего этажа.

Выглядело так, словно Наттинг и раньше рассказывал эту историю и теперь с восторгом делал это снова, чуточку приукрашивая.

– Вот он сидит за столом – прекрасно сшитый белый полотняный костюм, галстук-бабочка цвета лаванды, умные шутки, – а в следующую секунду, побагровев, уже держит меня за грудки и выталкивает из кабинета. Слова его я не в силах повторить перед дамой. А казалось, что свой в доску. Бог знает, как они подпустили его к секретным кодам в сорок втором.

– Вот так, – молвил Тапп. – Если это делаем мы, то это грязная пропаганда, а потом они преспокойно раскупают все билеты на концерт хора Красной армии в Альберт-холле.

– Максу бы хотелось, чтобы Уилсон действительноменя выбросил из окна, – сказал Наттинг и, к моему удивлению, подмигнул мне. – Так ведь, Макс?

– Я свое уже сказал, – ответил Макс. – Теперь я в команде.

– Отлично.

Наттинг кивнул Бенджамину, молодому человеку, который провел меня сюда. Тот открыл лежавшую у него на коленях папку.

– Я уверен, что здесь все им опубликованное. Кое-что непросто было отследить. Я бы предложил вам начать с его публицистики. Обращаю ваше внимание на статью, опубликованную им в журнале «Лиснер», где он сожалеет о том, как в прессе романтизируют мерзавцев. В основном речь идет о Великом ограблении поезда – он возражает против слова «великое», – но здесь же содержится бойкое отступление о Бёрджессе и Маклейне и о тех смертях, в которых эти люди повинны. Заметьте, Хейли – член Образовательного треста читателей и писателей – организации, поддерживающей диссидентов в Восточной Европе. В прошлом году он написал эссе для издаваемого трестом журнала. Можете проглядеть и более пространную статью для журнала «Хистори тудей», где говорится о восточногерманском восстании 1953 года. Есть неплохая работа о Берлинской стене в журнале «Энкаунтер». В целом статьи у него добротные. Но писать вы ему будете касательно его рассказов; в них его дарование проявляется сильнее всего. Всего их пять, как сказал Питер, один в «Энкаунтере», а еще в журналах, о которых вы наверняка ничего не слышали, – «Пари ревью», «Нью-Американ ревью», «Кеньон ревью» и «Трансатлантик-ревью».

– Гении по части названий – эти издатели, – буркнул Тапп.

– Следует отметить, что четыре последних журнала издаются в Штатах, – продолжал Бенджамин. – В глубине души Хейли – приверженец атлантизма. Мы навели справки, его считают многообещающим автором, хотя один сведущий человек выразился в том духе, что так обычно характеризуют любого молодого писателя. Трижды ему отказывало в публикации издательство «Пенгвин», кроме того, он получал отказы от журналов «Нью-Йоркер», «Лондон магазин» и «Эсквайр».

– Кстати сказать, как вы все это обнаружили? – спросил Тапп.

– Это долгая история. Во-первых, я познакомился с бывшим…

– Продолжайте, – сказал Наттинг. – Мне нужно быть наверху в половине двенадцатого. Кстати сказать, Кальвокоресси сказал своему приятелю, что Хейли – симпатичный парень и с хорошими манерами. Так что он может послужить примером для молодежи. Простите, Бенджамин, продолжайте.

– Представитель достаточно уважаемого издательства сказал нам, что издатели любят рассказы, но не публикуют сборники рассказов до тех пор, пока писатель не напишет романа. Рассказы не продаются. Издатели обычно публикуют их в качестве знака внимания заслужившим литературную репутацию авторам. Хейли нужно написать что-то подлиннее, и это важно сознавать, потому что роман пишется не сразу, и им сложно заниматься, когда у вас штатная должность. А ему интересно написать роман, он даже говорил, что у него есть замысел. Другое дело, что у него нет агента, и он его подыскивает.

– Агента?

– Речь совсем о другом, Гарри. Агент, продающий права на произведение, заключает контракты, получает свой процент.

Бенджамин передал мне папку.

– Вот, пожалуй, и все. Разумеется, держите папку при себе.

Внезапно заговорил седоватый, будто ссохшийся человек с маслянистыми волосами, расчесанными на прямой пробор.

– Предполагаем ли мы, что у нас будет хоть какое-то влияние на то, что пишут эти люди?

– Это никогда не сработает, – ответил Наттинг. – Мы должны верить в свой выбор и надеяться, что Хейли и остальные продолжат писать и станут, как бы лучше выразиться, значимыми фигурами. Это план на длительную перспективу. Мы намереваемся показать американцам, как это следует делать. Но это не означает, что мы не можем ему помочь в пути. Есть, знаете ли, люди, которые нам кое-чем обязаны. Что касается Хейли, что ж, будем надеяться, что однажды один из наших подопечных возглавит какой-нибудь важный литературный комитет, например, Букеровской премии. Можем еще подумать о вовлечении литагентов. Но что касается самих произведений, авторы должны чувствовать себя совершенно свободными.

Наттинг уже стоял, посматривая на часы, потом взглянул на меня.

– Если будут еще вопросы, вам необходимо обращаться к Бенджамину, по оперативным вопросам – к Максу. Название операции – «Сластена». Вам все понятно? На этом завершим.

Я знала, что иду на риск, но уже начала чувствовать себя незаменимой, возможно, слишком самоуверенной. По правде говоря, кто из присутствующих в комнате, помимо меня, когда-либо во взрослом возрасте прочитал на досуге рассказ? Я не могла сдержаться. Я была нетерпелива и рвалась в бой.

– Простите, что говорю об этом, и не хочу обидеть Макса, но если я работаю непосредственно с ним, мне хотелось бы узнать, можно ли прояснить мой собственный статус.

Питер Наттинг снова сел.

– Моя дорогая девочка, что вы имеете в виду?

Я стояла перед ним в позе смирения, как некогда перед отцом в его кабинете.

– Для меня это большая честь. Дело Хейли кажется мне замечательным и к тому же довольно деликатным. В известном смысле, вы поручаете мне вести Хейли. Я считаю, что это признак большого доверия. Однако вести агентов… Видите ли, мне бы хотелось понимать, в каком положении я это делаю.

Последовало смущенное молчание того рода, которое только женщина может вызвать в компании мужчин.

Наттинг пробормотал:

– Да, да, конечно…

Он в отчаянии обернулся к Таппу.

– Гарри?

Тапп положил золотой портсигар во внутренний карман пиджака и встал.

– Все просто, Питер. Вы и я сходим вниз после ланча и поговорим с отделом кадров. Я не предвижу никаких возражений. Сирина может быть повышена до должности помощника референта. Уже давно пора.

– Ну вот видите, мисс Фрум.

– Спасибо.

Теперь мы все стояли. Мне показалось, что Макс смотрит на меня с уважением. В ушах у меня звучала музыка, подобно многоголосому хору. Я прослужила в конторе всего девять месяцев, и хотя повышение мое произошло достаточно поздно, по сравнению с другими членами моего набора я достигла самой высокой для женщины должности. Тони бы мной гордился, он бы повел меня на праздничный обед в свой клуб. Может быть, в тот же клуб, куда ходит Наттинг? Самое меньшее, что я могла сделать, подумалось мне, когда мы гуськом выходили из кабинета Таппа, это позвонить матери и сообщить ей, что в Министерстве здравоохранения и социального обеспечения я делаю служебные успехи.