Текст книги "Почему властвует Запад… по крайней мере, пока еще. Закономерности истории, и что они сообщают нам о будущем"

Автор книги: Иэн Моррис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Часть I

1
Времена, когда не было ни Востока, ни Запада

Что такое Запад?

«Если человек устал от Лондона, – говорил Сэмюэл Джонсон, – значит, он устал и от жизни, ведь в Лондоне есть все, что жизнь может предложить»[44]44
  Samuel Johnson, in James Boswell, Life of Johnson (1791), vol. 3, entry for September 20, 1777.


[Закрыть]. Эти слова были сказаны в 1777 году, и каждое течение мысли и каждое новое многообещающее изобретение еще более усиливали энергетику родного города доктора Джонсона. В Лондоне были соборы и дворцы, парки и реки, особняки и трущобы. И прежде всего, в нем были вещи, которые можно было купить, – вещи, превосходившие самое необузданное воображение предыдущих поколений. Рафинированные леди и джентльмены могли выходить из экипажей возле новых пассажей на Оксфорд-стрит, чтобы отыскать там такие новинки, как зонтики – изобретение 1760-х годов, которое британцы вскоре стали считать необходимым, либо саквояж и зубную пасту – оба этих продукта появились в то же самое десятилетие. И этой новой культуре потребления поддались не только богатые люди. К ужасу консерваторов, коммерсанты теперь проводили часы в кофейнях, бедняки считали чай «необходимостью»[45]45
  Arthur Young (1761), цит. в Briggs, 1994, p. 196.


[Закрыть], а жены фермеров покупали фортепьяно.

Британцы начали ощущать, что они не такие, как прочие люди. В 1776 году шотландский мудрец Адам Смит в своем знаменитом труде «Исследование о природе и причинах богатства народов» назвал их «нацией лавочников». Однако с его стороны это было комплиментом. Смит настаивал, что забота британцев о собственном благополучии делала каждого богаче. Только подумайте, говорил он, о контрасте между Китаем и Британией. Китай «долгое время был одной из самых богатых, то есть наиболее плодородных, лучше всего обрабатываемых, наиболее трудолюбивых и самых населенных стран мира» и уже «приобрел все те богатства, которые можно было приобрести при его законах и учреждениях»[46]46
  Adam Smith, «Исследование о природе и причинах богатства народов» (1776), книга I, глава 8.


[Закрыть]. Короче, китайцы оказались в тупике. «Если бы в такой стране заработная плата превысила размер, достаточный для существования рабочего и содержания его семьи, конкуренция между рабочими и интересы хозяев, – как предсказывал Смит, – скоро понизили бы ее до наименьшего размера, который только совместим с простым человеколюбием», следствием чего является то, что «бедность низших слоев народа в Китае далеко превосходит бедность самых нищенских наций Европы… Любая падаль, например дохлая собака или кошка, хотя бы совсем разложившаяся и испускающая зловоние, столь же лакомая пища для них, как самая здоровая пища для народа других стран»[47]47
  Перевод цитат Смита взят из книги «Антология экономической классики». Т. 1. – Прим. перев.


[Закрыть].

Джонсон и Смит говорили дело. Хотя промышленная революция в 1770-х годах еще только начиналась, однако средние доходы в Англии были уже выше и более равномерно распределены, нежели в Китае. Теории, объясняющие причины западного владычества с позиции «давней предопределенности», зачастую исходят именно из этого факта. Они утверждают, что ведущая роль Запада была скорее причиной, нежели следствием промышленной революции, и поэтому нам необходимо обратиться к еще более отдаленному времени – возможно, гораздо более давнему, – чтобы это объяснить.

Но стоит ли? Историк Кеннет Померанц, чью книгу The Great Divergence («Великая дивергенция») я упоминал во введении, настаивает на том, что Адам Смит и все последующие «черлидеры» Запада на самом деле сравнивали несопоставимые вещи. Померанц обращает внимание на то, что Китай столь же велик и разнообразен, как Европейский континент в целом. К тому же если мы выделим Англию, которая во времена Смита была самым развитым регионом Европы, и сравним ее со средним уровнем развития всего Китая, то нам не следует слишком удивляться, что показатели Англии при этом окажутся выше. Точно так же, если мы перевернем ситуацию и сравним дельту Янцзы (самая развитая часть Китая в 1770-х годах) со средним уровнем развития всей Европы, то показатели дельты Янцзы окажутся выше. Померанц утверждает, что у Англии и дельты Янцзы в XVIII веке было больше общего друг с другом (начинающаяся индустриализация, бурно растущие рынки, сложное разделение труда), нежели у Англии с менее развитыми частями Европы или у дельты Янцзы с менее развитыми частями Китая. Все это побуждает его сделать вывод, что сторонники теорий «давней предопределенности» перевернули все с ног на голову, поскольку они обдумывали данный вопрос отнюдь не тщательно. Если Англия и дельта Янцзы были в XVIII веке столь похожи, замечает Померанц, то объяснение ведущей роли Запада следует искать после этого времени, а не до него.

Из этого ясно следует один вывод: если мы хотим знать, почему Запад властвует, то вначале нам необходимо знать, что такое «Запад». Но как только мы задаем этот вопрос, возникает путаница. Большинство из нас имеет инстинктивное понятие о том, что именно образует «Запад». Для одних людей это демократия и свобода, для других – христианство, для третьих – светский рационализм. Фактически историк Норман Дэвис отыскал не менее двенадцати вариантов определений Запада академическими учеными. Их объединяет то, что он именует их «эластичной географией»[48]48
  Davies, 1994, p. 25.


[Закрыть]. Каждое определение Запада придает ему различные очертания, что порождает именно тот род путаницы, на который жаловался Померанц. По словам Дэвиса, Запад «может быть определен почти любым образом, который авторы данного определения считают подходящим». Это значит, что при внимательном рассмотрении «западная цивилизация, в сущности, является амальгамой из интеллектуальных построений, предназначенных служить интересам их авторов».

Если Дэвис прав, то постановка вопроса о том, почему Запад властвует, означает не более чем следующее: произвольно выбираются некоторые ценности, дабы определить Запад, затем заявляется, что некий набор стран служит эталоном этих ценностей, и затем этот набор сравнивается со столь же произвольным набором «незападных» стран, в результате чего можно прийти к любым «служащим самим себе» выводам, которые нам по душе. Любой, кто не согласен с нашими выводами, может попросту избрать другую ценность, служащую примером «западности», другой набор стран, являющихся эталоном этой ценности, и другую группу стран для сравнения и прийти – естественно – к другому, но столь же «служащему самому себе» выводу.

Однако это бессмысленно, и поэтому я хочу выбрать иной подход. Вместо того чтобы начать с конца данного процесса – сделать предположения о том, что считать западными ценностями, а затем заглянуть назад в прошлое, дабы найти корни этих ценностей, – я начну с самого начала. Я буду двигаться по времени вперед, от начала вплоть до того момента, когда мы сможем увидеть различные образы жизни, возникающие в различных частях мира. Затем я назову наиболее западные из этих особенных регионов «Западом», а наиболее восточные – «Востоком», рассматривая Запад и Восток как то, чем они являются, – как географические названия, а не как ценностные суждения.

Сказать, что нам следует начинать с самого начала, – это одно, а вот отыскать это начало – это нечто совсем другое. Как мы увидим далее, в отдаленном прошлом имеется несколько моментов, в отношении которых ученые поддавались искушению дать определение Востока и Запада в терминах биологии, – отвергая довод, который я привел во введении, что люди (в больших группах) во многом одинаковы, – и вместо этого считая людей из одной части мира генетически превосходящими всех остальных. Бывают также моменты, когда может оказаться слишком легко прийти к выводу, что один регион с незапамятных времен культурно превосходит все остальные. Мы должны рассматривать такие идеи с осмотрительностью, поскольку если мы сделаем ошибочный шаг на старте, то все, что мы узнаем о картине прошлого – и, следовательно, о картине будущего, – также будет ошибочным.

В самом начале

В каждой культуре есть свое собственное повествование о начале вещей. Однако в последние годы астрофизики предоставили нам кое-какие новые, научные версии. Теперь большинство специалистов полагает, что время и пространство начали существовать более 13 миллиардов лет назад, хотя они и расходятся во мнениях по поводу того, как именно это произошло. Доминирующая «инфляционная» теория придерживается того, что Вселенная первоначально расширялась быстрее скорости света из бесконечно плотной и бесконечно малой точки, в то время как конкурирующая с ней «циклическая» теория утверждает, что она взорвалась, когда произошло схлопывание предыдущей Вселенной. Обе эти школы согласны в том, что наша Вселенная все еще расширяется. Однако «инфляционисты» говорят, что она так и будет продолжать расти, затем звезды погаснут, и в конце концов наступят бесконечная темнота и холод. «Циклисты» же заявляют, что она будет сжиматься, потом опять взорвется, и затем начнется другая, новая Вселенная.

Разобраться в этих теориях трудно, если вы не потратили годы на серьезную математическую подготовку. Однако, к счастью, наш вопрос не требует, чтобы мы начинали с такой древности. Когда не было никаких направлений вообще и когда не существовало законов природы, то не было ни Востока, ни Запада. Восток и Запад не были полезными понятиями, пока 4,5 миллиарда лет назад не сформировались Солнце и наша планета. Вероятно, мы можем говорить о Востоке и Западе, только когда образовалась земная кора или, по меньшей мере, когда континенты заняли приблизительно их теперешнее положение, в котором мы пребываем уже несколько последних миллионов лет. Однако на самом деле все эти обсуждения не имеют отношения к делу. Восток и Запад не могут ничего означать с точки зрения вопроса, задаваемого в этой книге, пока мы не добавим в уже имеющуюся смесь еще один ингредиент – людей.

Палеоантропологи – те, кто изучает первых людей, – любят противоречия даже еще больше, нежели историки. Их область науки молода и быстро меняется. Новые открытия постоянно приводят к смене установившихся истин в их головах. Если вы сведете двух палеоантропологов в одной комнате, то они, скорее всего, явятся с тремя теориями человеческой эволюции. И к тому времени, когда за ними закроется дверь, все эти теории окажутся устаревшими.

Граница между людьми и «долюдьми» является с неизбежностью нечеткой. Некоторые палеоантропологи полагают, что, как только мы обнаружим человекообразных обезьян, способных ходить вертикально, нам следует начать вести речь о людях. Судя по ископаемым останкам бедренных костей и костей пальцев ног, некоторые восточноафриканские человекообразные обезьяны начали делать это 6 или 7 миллионов лет назад. Впрочем, большинство специалистов считает, что указанная планка установлена слишком низко. Стандартная биологическая классификация фактически определяет род Homo («род человеческий» на латыни) по таким двум объединенным критериям, как увеличение размера мозга с 400–500 см³ до приблизительно 630 см³ (наш собственный мозг, как правило, примерно вдвое больше) и первые свидетельства того, что прямоходящие человекообразные обезьяны разбивали камни друг об друга, чтобы сделать первые орудия. Эти процессы начались среди двуногих восточноафриканских человекообразных обезьян около 2,5 миллиона лет назад. Луис и Мэри Лики, знаменитые своими раскопками в Олдувайском ущелье в Танзании (рис. 1.1), назвали этих пользовавшихся орудиями созданий с относительно большим мозгом Homo habilis, что по-латински означает «Человек умелый» (до последнего времени палеоантропологи, подобно большинству людей, без особых раздумий применяли слово «человек» по отношению к индивидуумам обоих полов; теперь в этом отношении обстоятельства изменились, но ученые – по традиции – по-прежнему используют названия, относящиеся к единственному полу, вроде «человек умелый»[49]49
  В английском языке слово man обозначает и человека, и мужчину, и поэтому Homo habilis может толковаться и как «мужчина умелый» (англ. Handy Man), против чего все больше выступают феминистки. – Прим. перев.


[Закрыть]).

Когда Homo habilis ходил по земле, понятия Восток и Запад мало что значили. Ибо, во-первых, эти создания жили только в лесах Восточной Африки, и никаких их региональных разновидностей еще не появилось. Во-вторых же, «ходил по земле» – на самом деле это слишком щедро сказано. У человека умелого были пальцы ног и лодыжки, подобные нашим, и те человекообразные обезьяны, без сомнения, ходили. Но их длинные руки наводят на мысль, что они также много времени проводили на деревьях. Эти человекообразные обезьяны были необычными, но не слишком. Отметины, которые их каменные орудия оставляли на костях животных, показывают, что Homo habilis ел мясо наряду с растениями. Однако похоже, что они все еще занимали довольно низкое положение в пищевой цепочке. Некоторые палеоантропологи отстаивают теорию человека-охотника, считая Homo habilis достаточно смышленым и отважным, чтобы убить дичь, будучи вооруженным всего лишь палками и расколотыми камнями. Другие (их доводы, пожалуй, более убедительны) считают Homo habilis «человеком-падальщиком», следовавшим за истинными убийцами (наподобие львов) и поедавшим то немногое, что те не хотели. Микроскопические исследования показывают, что отметины от орудий человека умелого на костях животных были оставлены как минимум раньше, нежели следы от зубов гиен.

На протяжении 25 тысяч поколений люди умелые проживали среди деревьев в этом небольшом уголке мира, обтесывая каменные орудия, ухаживая друг за другом и спариваясь. Затем, где-то около 1,8 миллиона лет назад, они исчезли. Насколько мы можем судить, это произошло скорее внезапно, хотя одна из проблем при изучении человеческой эволюции – это трудность точного датирования находок. Очень часто мы зависим от того факта, что слои горных пород, содержащие ископаемые кости или орудия, могут также содержать и нестабильные радиоактивные изотопы, чья скорость распада известна, и поэтому измерение соотношений изотопов дает нам датировки для находок. Однако при этом ошибки в датировках могут составлять десятки тысяч лет. Поэтому, когда мы говорим, что мир Homo habilis исчез внезапно, это «внезапно» может означать как несколько жизней, так и несколько тысяч жизней.

Рис. 1.1. До того, как «Восток» и «Запад» стали означать многое: местонахождения Старого Света, упоминаемые в данной главе

(Reproduced from the Illustrated London News volume 12, April 1, 1848, p.222)

Когда Чарльз Дарвин в 1840—1850-х годах размышлял о естественном отборе, он предполагал, что последний действует посредством медленного накопления мелких изменений. Однако в 1970-х годах биолог Стивен Джей Гулд выдвинул вместо этого предположение, что в течение продолжительных периодов ничего существенного не происходит, а затем какое-либо событие инициирует каскад изменений.

Эволюционисты наших дней разделились по поводу того, что является наилучшей моделью: либо постепенные изменения (эволюция «ползком» (evolution by creeps), как называют ее критики), либо «периодически нарушаемое равновесие» (punctuated equilibrium), или эволюция «рывками» (evolution by jerks) по Гулду[50]50
  Gould, 2007. Это выражение появилось в его эссе 1972 года, которое он написал вместе с Найлсом Элдриджем.


[Закрыть]. Второй подход, безусловно, кажется более подходящим в том, что касается исчезновения Homo habilis. Около 1,8 миллиона лет назад климат Восточной Африки стал суше, и леса, где жили Homo habilis, сменились открытыми саваннами. Именно в этот момент место человека умелого заняли новые разновидности обезьянолюдей[51]51
  В мои юные годы слово «обезьяночеловек» со всеми его коннотациями, связанными с Тарзаном и Джейн (Здесь речь идет о множестве популярных кинофильмов о Тарзане, вышедших на экране в основном с 1930-х по 1960-е годы. – Прим. пер.), пользовалось гораздо большей популярностью в школьных учебниках, чем сейчас. В наши дни палеоантропологи обычно относятся к нему с некоторым пренебрежением, но мне кажется, оно точно передает противоречивую сущность архаичных гоминин и, несомненно, произносить его легче, чем другие варианты.


[Закрыть].

Я хочу воздержаться от того, чтобы давать наименования этим новым обезьянолюдям, и пока просто укажу на то, что размер мозга у них был больше, нежели у Homo habilis, – обычно около 800 см³. Их руки уже не были длинными, похожими на руки шимпанзе, как у Homo habilis. Это, вероятно, означает, что они почти все свое время проводили на земле. Они были также выше ростом. Скелет из Нариокотоме в Кении возрастом в полтора миллиона лет, известный под именем «мальчик из Турканы» (Turkana boy), принадлежит ребенку ростом пять футов [152,4 см], который, вероятно, достиг бы шести футов [182,9 см], если бы дожил до взрослого состояния. Он не только был выше ростом. Его кости были менее мощными, чем у Homo habilis. Это наводит на мысль, что он и его современники больше полагались на свой разум и орудия, нежели на грубую силу.

Большинство из нас считает, что быть умным – это очевидное благо. Почему же тогда, раз у Homo habilis был потенциал, чтобы мутировать в этом направлении, они на протяжении примерно полмиллиона лет этого почти не делали, прежде чем «внезапно» трансформировались в более рослых существ с более крупным мозгом? Большинство возможных объяснений исходят из того факта, что нет такой штуки, как «бесплатный обед». Работа большого мозга обходится недешево. Наш собственный мозг, как правило, составляет до 2 процентов веса нашего тела, но потребляет до 20 процентов всей потребляемой нами энергии. Большой мозг порождает и другие проблемы. Чтобы вместить большой мозг, требуется большой череп: на самом деле настолько большой, что для современных женщин является трудной задачей проталкивание ребенка с такой большой головой через родовые пути. Чтобы справиться с этой трудностью, женщины фактически рожают преждевременно. Если бы наши дети оставались в матке до тех пор, пока не станут почти самодостаточными (как у других млекопитающих), их голова оказывалась бы настолько большой, что они не могли бы выбраться наружу.

Однако связанное с риском рождение детей, затрачиваемые на их выращивание годы и огромный мозг, который «сжигает» до пятой части всей потребляемой пищи, в конечном счете оказываются благом для нас, – во всяком случае, большим благом, нежели использование того же самого количества энергии для выращивания когтей, мускулов или больших зубов. Интеллект приносит куда больше выгод, нежели любая из этих альтернатив. Не столь очевидно, однако, следующее: почему примерно пару миллионов лет назад генетическая мутация, породившая более крупный мозг, предоставила обезьяночеловеку достаточно преимуществ, чтобы оправдать дополнительные затраты энергии. Если бы «быть более умным» не оказалось достаточно выгодным, чтобы окупить затраты на обеспечение работы серых клеток, то мозговитые человекообразные обезьяны были бы менее успешными, нежели их более глупые родственники, и их «умные» гены быстро исчезли бы из популяции.

Возможно, в этом нам следует винить погоду. Когда дождей стало не хватать и начали гибнуть деревья, служившие домом обезьянолюдям, то более мозговитые и, вероятно, более социально активные мутанты действительно могли получить преимущество над своими более обезьяноподобными родственниками. Вместо того чтобы заранее уйти из наступающих травянистых пространств, более умные человекообразные обезьяны изыскали способы выживать там, и в мгновение ока (по временной шкале эволюции) горстка мутантов распространила свои гены по всей популяции и полностью заменила более медленно думающих, более мелких и любящих леса Homo habilis.

Начало Востока и Запада?

То ли из-за того, что в их родных ареалах обитания стало тесно, то ли из-за конфликтов между группами, то ли попросту из-за того, что они были любопытными, – эти новые обезьянолюди были первыми такого рода созданиями, которые покинули Восточную Африку. Их кости были найдены повсюду от южной оконечности этого континента до тихоокеанских берегов Азии. Однако нам не следует воображать себе великие волны мигрантов, наподобие такого рода сцен из ковбойских фильмов. Обезьянолюди, конечно, вряд ли осознавали, что они делают, и пересечение этих огромных расстояний потребовало даже еще более огромных периодов времени. От Олдувайского ущелья до Кейптауна в Южной Африке долгий путь – две тысячи миль [3218,6 км]. Однако чтобы преодолеть это расстояние за сто тысяч лет (именно столько времени, предположительно, для этого потребовалось), обезьянолюдям в среднем надо было всего лишь расширять свою территорию, где они кормились, ежегодно на 35 ярдов [примерно 32 м]. Перемещение на север в таком же темпе привело бы их к границе Азии, и в 2002 году археологи обнаружили в Дманиси в Республике Грузия череп возрастом в 1,7 миллиона лет, сочетающий в себе особенности Homo habilis и более новых обезьянолюдей. Каменные орудия из Китая и ископаемые кости с Явы (тогда еще соединенной с Азиатским материком), возможно, имеют почти такой же возраст. Это значит, что после того, как обезьянолюди покинули Африку, они увеличили темп перемещения, который достиг в среднем замечательной скорости в 140 ярдов [примерно 128 м] ежегодно[52]52
  На практике они, вероятно, перемещались за раз на несколько миль, чтобы найти хорошие новые участки для кормежки, а затем оставались там на несколько лет.


[Закрыть].

Мы можем лишь рационально пытаться распознать восточный и западный образы жизни после того, как обезьянолюди покинули Восточную Африку, распространившись через теплые, субтропические широты вплоть до Китая; и разделение между Востоком и Западом может быть именно таким, каким мы его обнаружили. Не позднее чем 1,6 миллиона лет назад археологические памятники свидетельствуют о явно выраженных восточной и западной модели. Однако под вопросом остается следующее: являются ли эти различия достаточно существенными, чтобы мы могли предполагать лежащие за ними различные образы жизни.

Археологи знали об этих различиях между Востоком и Западом с 1940-х годов, когда археолог из Гарвардского университета Хэлем Мовиус обратил внимание на то, что кости новых, с более развитым мозгом обезьянолюдей часто находят вместе с новыми типами каменных орудий из отщепов. Археологи назвали наиболее характерные из этих орудий ашёльскими ручными рубилами (рубила, поскольку они похожи на лезвие топора (хотя они явно использовались как для резки, ковыряния, дробления, так и для рубки); ручные – поскольку их держали в руке, а не прикрепляли к палкам; ашёльскими же они названы в честь небольшого французского городка Сент-Ашёль, где они были впервые найдены в больших количествах). Назвать эти орудия произведениями искусства, возможно, было бы чересчур, но их простая симметрия зачастую намного более красива, нежели более грубые отщепы и чопперы Homo habilis. Мовиус также обратил внимание и на то, что, в то время как ашёльские рубила были обычными в Африке, Европе и в Юго-Западной Азии, их вовсе не находили в Восточной или Юго-Восточной Азии. Взамен этого в восточных местонахождениях производились более грубые орудия, весьма похожие на доашёльские находки, связанные с Homo habilis в Африке.

Если так называемая линия Мовиуса (рис. 1.2) реально обозначает начало существования отдельных восточного и западного образов жизни, это может служить обоснованием для одной удивительной теории «давней предопределенности». Согласно этой теории, почти сразу же, как только обезьянолюди вышли из Африки, они разделились на западные (технологически продвинутые) культуры ашёльских ручных рубил в Африке и Юго-Западной Азии и восточные (технологически не столь продвинутые) культуры отщепов и чопперов Восточной Азии. Мы можем прийти к выводу: неудивительно, что в наше время властвует Запад. Ведь он технологически главенствует в нашем мире на протяжении полутора миллионов лет.

Рис. 1.2. Начало Востока и Запада? На этой карте показана линия Мовиуса, которая примерно миллион лет назад разделила западные культуры, где использовались ручные рубила, и восточные культуры, где использовались отщепы и чопперы (National Maritime Museum. Copyright © National Maritime Museum, Greenwich, London)

Однако определить линию Мовиуса легче, нежели ее объяснить. Самые ранние из ашёльских рубил, найденные в Африке, имеют возраст около 1,6 миллиона лет. Однако обезьянолюди уже обитали в Дманиси в Грузии за сотню тысяч лет до этого. Эти первые обезьянолюди, несомненно, покинули Африку прежде, чем ашёльское ручное рубило стало обычной частью их инструментария, и они распространяли доашёльские технологии через всю Азию. В это же время в западном (африканском) регионе шло развитие ашёльских орудий.

Однако если бросить взгляд на рис. 1.2, то видно, что линия Мовиуса не отделяет Африку от Азии. На самом деле она проходит через северную часть Индии. Это важная подробность. Первые мигранты покинули Африку до того, как были изобретены ашёльские ручные рубила, и поэтому должны были быть и более поздние волны миграций из Африки, принесшие ручные рубила в Юго-Западную Азию и Индию.

Тогда почему эти более поздние волны обезьянолюдей не разнесли ашёльскую технологию еще дальше на восток?

Наиболее вероятный ответ следующий. Линия Мовиуса не обозначает границу между технологически продвинутым Западом и не столь продвинутым Востоком. Она попросту отделяет западные регионы, где легкодоступны камни того типа, который необходим для изготовления ручных рубил, от восточных областей, где такого рода камни являются редкостью и где легкодоступны хорошие варианты, такие как бамбук. Бамбук – прочный материал, но он не сохраняется, и мы не можем обнаружить его при раскопках. При такой интерпретации, когда пользователи ручных рубил пересекали линию Мовиуса, они постепенно отказывались от ашёльских орудий, поскольку не могли заменить испорченные новыми. Они продолжали изготавливать чопперы и отщепы, для которых могли подойти любые старые гальки. Но при этом, возможно, они начали использовать бамбук для работ, которые до этого выполнялись при помощи каменных ручных рубил.

Некоторые археологи полагают, что находки из бассейна Босэ в Южном Китае подтверждают такого рода рассуждения. Около 800 тысяч лет назад здесь упал огромный метеорит. Это была катастрофа грандиозных масштабов, и мощные пожары выжгли миллионы акров [акр – 0,4 га] леса. До этого катастрофического события обезьянолюди из бассейна Босэ использовали чопперы, отщепы и (вероятно) бамбук, – подобно другим обитателям Восточной Азии. Однако, вернувшись после пожаров, они начали изготавливать ручные рубила, несколько напоминающие ашёльские. Возможно, согласно данной теории, причиной тому было то, что пожары сожгли весь бамбук, и при этом обнажились подходящие [для изготовления ручных рубил] камни. Спустя несколько столетий, когда растительность восстановилась, местные обитатели отказались от ручных рубил и вернулись к бамбуку.

Если эти предположения верны, то восточноазиатские обезьянолюди были вполне способны изготавливать ручные рубила, когда условия были благоприятными именно для этих орудий. Но обычно они не затруднялись этим, поскольку альтернативные варианты были более легкодоступны. Каменные ручные рубила и бамбуковые орудия были попросту двумя разными видами орудий для выполнения одних и тех же работ. Все обезьянолюди во многом вели одинаковый образ жизни, где бы они ни находились – в Марокко или в Малайе.

Вышесказанное вполне разумно. Однако в том, что касается доисторической археологии, есть и другие воззрения на линию Мовиуса. До сих пор я избегал давать какое-то наименование обезьянолюдям, использовавшим ашёльские ручные рубила. Но с этого момента то, как мы называем их, становится важным.

С 1960-х годов большинство палеоантропологов называли этот новый вид, который появился в Африке примерно 1,8 миллиона лет назад, Homo erectus («человек прямоходящий»). Также они допускали, что эти создания продвинулись через субтропические широты вплоть до берегов Тихого океана. Однако в 1980-х годах некоторые специалисты начали обращать внимание на небольшие различия между черепами Homo erectus, обнаруженными в Африке, и черепами, обнаруженными в Восточной Азии. Было высказано предположение, что они фактически являлись двумя разными видами обезьянолюдей. Они придумали новое название – Homo ergaster («человек работающий») для тех из них, которые развились в Африке, 1,8 миллиона лет назад, а затем распространились вплоть до Китая. По их предположению, лишь когда Homo ergaster достиг Восточной Азии, из него развился Homo erectus. Поэтому Homo erectus был чисто восточноазиатским видом, отличавшимся от Homo ergaster, и Homo erectus заселил Африку, Юго-Западную Азию и Индию.

Если эта теория верна, то линия Мовиуса являла собой не просто небольшое отличие в типах орудий. В таком случае она была генетическим водоразделом, разделившим популяцию ранних обезьянолюдей надвое. Фактически она дает возможность появления теории, которую мы можем назвать матерью всех теорий «давней предопределенности». Согласно этой теории, Восток и Запад различаются потому, что люди Востока и люди Запада являются – причем более чем миллион лет – разными видами человеческих существ.