Текст книги "Вспомни о Флебе"

Автор книги: Иэн М. Бэнкс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Из-за этого своего упрямства она и пролежала в снегу с раздробленной ногой целые сутки, пока ее не нашел поисковый отряд.

Автономник Джейз начал излагать ей подробности вылета безымянного корабля с материнской фабрики, его перехвата и самоуничтожения. Но Фал отвернула голову и слушала вполуха. Ее взгляд и мысли были на далеких заснеженных склонах, по которым она надеялась подниматься через несколько дней, как только окончательно срастутся эти дурацкие кости в ноге.

Горы были прекрасны. По другую сторону прилепившейся к склону террасы возвышались другие горы, устремляющиеся в ясное голубое небо, но они выглядели совсем невинно по сравнению с крутыми высокими пиками за долиной. Фал знала, что именно поэтому ее и поместили в этот дом – надеялись, что она предпочтет невысокие горы, ведь до них можно было добраться без перелета через всю долину. Но идея была глупой: в окне дома должен был открываться вид на те самые пики, иначе Фал была бы сама не своя, а уж если она видит горы, то непременно должна на них подняться. Идиоты.

«На планете, – подумала она, – их так хорошо не разглядишь. Там не увидишь подножий, а здесь горы поднимаются прямо из долины».

Дом, терраса, горы и равнина находились на орбиталище. Этот мир построили люди или по меньшей мере машины, построенные машинами, построенными… И так едва ли не до бесконечности. Плита орбиталища была почти идеально плоской, хотя и слегка вогнутой по вертикали, но так как внутренний диаметр завершенного орбиталища – сформированного надлежащим образом, после соединения всех отдельных плит и удаления последней разделительной стены – составлял более трех миллионов километров, то кривизна его поверхности была намного меньше, чем на выпуклой поверхности любой из населенных планет. Поэтому Фал могла с высокой точки видеть далекие горы целиком, вплоть до подножий.

Фал подумала, что, должно быть, очень странно жить на планете, где кривизна поверхности мешает видеть далеко: например, там сначала видят над горизонтом верхушки мачт корабля, а все остальное – лишь по мере его приближения.

Вдруг она поняла, что на мысль о планете ее натолкнули какие-то слова, только что сказанные Джейзом. Она повернулась и внимательно посмотрела на темно-серую машину, прокручивая оперативную память назад, чтобы в точности припомнить сказанное.

– Этот Разум проник через гиперпространство под поверхность планеты? – спросила она. – А потом вышел в обычное пространство и оказался внутри ее?

– Во всяком случае, он сказал, что именно это и пытается сделать, когда слал кодированное сообщение в своем сигнале о самоуничтожении. Поскольку планета осталась на месте, ему это, видимо, удалось. Иначе как минимум полпроцента его массы прореагировали бы с массой планеты так, словно Разум изготовлен из антивещества.

– Понимаю. – Фал почесала пальцем щеку. – Я думала, это считается невозможным… – В ее голосе слышался вопрос. Она посмотрела на Джейза.

– Что? – переспросил он.

– То, что он сделал. – Она скорчила гримаску и нетерпеливо взмахнула рукой – как это так, ее не поняли мгновенно? – Войти внутрь такого большого объекта в гиперпространстве, а потом выпрыгнуть в обычное. Мне говорили, что даже мы на такое не способны.

– То же самое говорили и этому Разуму, но он находился в критическом положении. Сам Генеральный военный совет решил, что нам нужно попытаться повторить этот маневр с таким же Разумом на какой-нибудь лишней планете.

– И что произошло? – спросила Фал, усмехнувшись при мысли о «лишней» планете.

– Ни один Разум не захотел даже обсуждать это предложение – слишком опасно. Даже те Разумы, которые имеют право быть избранными в Военный совет, высказались против.

Фал засмеялась и подняла взгляд на красные и белые цветы, увивающие решетку. Джейз, в глубине души безнадежный романтик, считал, что смех Фал подобен журчанию горного ручья, и, услышав его, непременно записывал для себя, будь то хихиканье или гогот, записывал, даже если она выходила за рамки приличий и грубо ржала. Джейз понимал, что машине, разумна она или нет, не дано умереть от стыда, но ни секунды не сомневался в том, что, если Фал о чем-нибудь таком догадается, с ним это непременно случится. Фал перестала смеяться и спросила:

– А как она выглядит – эта штука? Я хочу сказать, их ведь никогда не видят непосредственно, они обязательно внутри чего-нибудь – корабля или чего-нибудь такого. И как оно… с помощью чего оно переходило в гиперпространство?

– Внешне это эллипсоид, – ответил Джейз своим обычным спокойным, размеренным тоном. – С включенными полями он похож на очень маленький корабль длиной около десяти метров, а диаметром два с половиной. Он состоит из нескольких миллионов компонентов, но самые важные из них – блоки мышления и памяти собственно Разума, они-то из-за своей высокой плотности и делают его таким тяжелым – почти пятнадцать тысяч тонн. Конечно, он снабжен собственным двигателем и несколькими генераторами полей, каждый из них может быть использован как аварийный движок и сконструирован с учетом этой возможности. Только внешняя оболочка Разума постоянно находится в реальном пространстве. Все остальное – по крайней мере, блоки мышления – остается в гиперпространстве… Предполагая, что Разум выполнил свое намерение, мы должны иметь в виду, что он мог осуществить этот маневр единственным способом, поскольку, как нам известно, у него нет ни гипердвигателя, ни перемещателя.

Джейз замолчал, увидев, что Фал подалась вперед, уперев локти в колени и сжав пальцы под подбородком. Потом она откинулась назад, и по ее лицу пробежала едва заметная тень. Джейз решил, что ей неудобно на жесткой каменной скамье, и распорядился, чтобы один из домашних автономников принес подушки; затем продолжил:

– У Разума есть внутренний гиперузел, но он предназначен только для расширения микроскопических объемов памяти, чтобы увеличивать пространство вокруг секторов информации в форме спиралей, состоящих из элементарных частиц третьего уровня, которые он хочет изменить. Нормальный предел объема такого гиперузла – меньше кубического миллиметра. Разум корабля каким-то образом сумел так трансформировать это пространство, что оно вместило весь его объем, и перенес себя внутрь планеты. Логично предположить, что он двинется в пространство, занятое чистым воздухом, а потому очевидным выбором кажутся туннели Командной системы; Разум сообщил, что именно туда и направился.

– Так. – Фал кивнула. – Хорошо. А скажите-ка… это что… – (К ней подлетел маленький автономник с двумя большими подушками.) – Ой, спасибо, – сказала Фал, приподнялась на одной руке и подсунула одну подушку под себя, а другую – себе за спину. Маленький автономник улетел назад в дом, Фал уселась поудобнее. – Это вы попросили принести подушки, Джейз?

– Нет, – солгал Джейз, втайне получая удовольствие. – Что вы хотели спросить?

– Эти туннели, – сказала Фал, расположившись поудобнее. – Командная система. Что это такое?

– Если кратко, то она состоит из пары петляющих туннелей диаметром двадцать два метра, расположенных в пяти километрах от поверхности. Общая длина системы – несколько сотен километров. Двигавшиеся по туннелям поезда в военное время были задуманы как мобильные командные центры государства, существовавшего на этой планете, когда та находилась на промежуточной стадии третьей фазы развития. В то время стандартным оружием были ядерные заряды, доставляемые при помощи управляемых транспланетарных ракет. Командная система была призвана…

– Понятно. – Фал быстро взмахнула рукой. – Защищать и оставаться в движении, чтобы ее не уничтожили. Верно?

– Да.

– А в каких горных породах были проложены туннели?

– В граните.

– Батолитическом?

– Секунду, – сказал Джейз, сверяясь с базой данных. – Да. Верно – батолит.

– Батолит? – Фал вскинула брови. – И больше ничего?

– Больше ничего.

– Там слегка пониженная сила тяжести? Толстая кора?

– И то и другое.

– Так. Значит, Разум находится в этих… – Она окинула взглядом террасу, ничего не видя перед собой, потому что перед ее мысленным взором предстали километры темных туннелей (к тому же она не могла не думать о том, что над ними наверняка есть высоченные горы: столько гранита, низкая гравитация – рай для альпиниста). Фал снова посмотрела на машину. – И что же случилось? Это Планета Мертвых. Неужели аборигены сами себя прикончили?

– Да, но при помощи не ядерного, а биологического оружия. Всех, до последнего гуманоида. Это случилось одиннадцать тысяч лет назад.

– Так-так, – кивнула Фал.

Теперь было понятно, почему Дра’Азоны превратили Мир Шкара в одну из своих Планет Мертвых. Если ты принадлежишь к чисто энергетическому супервиду, давно прекратившему нормальное существование в материальной форме, и изо всех сил стараешься отгородить и сохранить для себя одну-другую планету, которые, на твой взгляд, могли бы стать подходящим памятником смерти и тщете всего сущего, – тогда Мир Шкара с его короткой и ужасающей историей, видимо, будет самым подходящим объектом.

Ей пришла в голову одна мысль.

– А почему туннели за это время не завалило? Ведь пять километров породы наверху – это огромное давление…

– Мы не знаем, – вздохнул Джейз. – Дра’Азоны не слишком охотно делятся информацией. Возможно, создатели Системы разработали методику, которая позволяла строить высоконадежные туннели. Это маловероятно, но если так, то они были весьма изобретательны.

– Жаль, что они потратили всю свою изобретательность не на то, чтобы остаться в живых, а на то, чтобы провести массовую бойню с максимальной эффективностью, – сказала Фал, усмехнувшись.

Джейз с удовольствием выслушал слова (и с еще большим – смешок) девушки, но в то же время заметил в них налет той смеси презрения и покровительственного самодовольства, от которых люди Культуры никак не могли избавиться, рассуждая об ошибках менее продвинутых обществ. Между тем сами они далеко не были непогрешимы в те времена, когда их цивилизация только зарождалась. Однако суть от этого не менялась: опыт и здравый смысл подсказывали, что самый надежный способ избежать самоуничтожения – не обзаводиться средствами, которые могут этому способствовать.

– Значит, так, – сказала Фал, глядя на свою здоровую ногу, которой она постукивала по серым камням, Разум находится в туннелях, а Дра’Азон – снаружи. А каковы пределы Барьера Тишины?

– Как обычно: полпути до другой ближайшей звезды. В случае с Миром Шкара это в настоящий момент триста десять стандартных световых дней.

– И?.. – Она протянула к Джейзу руку и вскинула голову, подняв брови. Тени шевельнулись на ее шее, когда подул легчайший ветерок и заиграл цветами на решетке над ее головой. – Так в чем же проблема?

– Понимаете, – сказал Джейз, – причина, по которой Разуму вообще было разрешено проникнуть на планету, состоит в том…

– Критическое положение. Ясно. Продолжайте.

После того как Фал в первый раз принесла ему горный цветок, Джейз перестал обижаться, что она его постоянно перебивает. И он продолжил:

– На Мире Шкара есть небольшая база, как и практически на всех Планетах Мертвых. Как обычно, персонал базы набран из членов небольшого, номинально нейтрального, нединамичного общества, достигшего известной степени галактической зрелости…

– Мутатор, – неторопливо вставила Фал, словно найдя ответ на загадку, которую она решала несколько часов и которая оказалась такой простой. Она посмотрела через оплетенную цветами решетку на голубое небо, по которому плыли несколько белых облачков, потом снова перевела взгляд на машину. – Ведь так? Этот мутатор, который… и эта из Особых Обстоятельств… Бальведа… и планета, которой управляют маразматичные старики. На Мире Шкара есть мутаторы, и этот тип… – Она замолчала и нахмурилась. – Но я думала, он погиб.

– Нет, мы в этом не уверены. Последнее сообщение с экспедиционного корабля Контакта «Нервная энергия», похоже, свидетельствует о том, что он спасся.

– А что случилось с этим ЭКК?

– Мы не знаем. Связь с ним была потеряна, когда он пытался захватить в плен – не уничтожить – этот идиранский корабль. Оба считаются пропавшими.

– Значит, захватить? – язвительно сказала Фал. – Еще один склонный к позерству Разум? Но так оно и было, да? Идиране, возможно, использовали этого парня… как его? Нам известно его имя?

– Бора Хорза Гобучул.

– Тогда как у нас нет ни одного мутатора.

– Нет, есть. Но она сейчас на другом конце галактики: выполняет срочное задание, не связанное с этой войной. Ей понадобится полгода, чтобы добраться сюда. И потом, она ни разу не бывала на Мире Шкара; еще одна трудность в том, что Бора Хорза Гобучул как раз там бывал.

– О-о, – сказала Фал.

– Кроме того, имеется неподтвержденная информация, что идиранский флот, который уничтожил пытавшийся спастись бегством корабль, совершил неудачную попытку последовать за нашим Разумом на Мир Шкара – высадить туда небольшой десант. Таким образом, у Дра’Азона, о котором идет речь, могла обостриться подозрительность. Он, возможно, и пропустил бы туда Бору Хорзу Гобучула, поскольку тот уже служил на планете смотрителем, но сказать наверняка, что он получил разрешение, мы не можем. Что касается всех остальных, то выдача разрешения для них более чем сомнительна.

– И конечно, не исключено, что этот бедолага погиб.

– Способность мутаторов выживать общеизвестна, и потом, было бы неразумно исходить слепо из такого допущения.

– И вас беспокоит, что он может добраться до этого драгоценного Разума и доставить его идиранам.

– Этого нельзя исключать.

– Предположим, так оно и случилось, Джейз, – сказала Фал, прищурившись и подавшись вперед, чтобы лучше видеть машину. – Что тогда? Неужели от этого так много зависит? Что будет, если идиранам в руки попадет этот предположительно изобретательный Разуммалыш?

– Если исходить из того, что мы выиграем войну… – задумчиво сказал Джейз, – это может оттянуть ее окончание на энное количество месяцев.

– А это сколько? – спросила Фал.

– Я полагаю, от трех до семи. Зависит от того, кто как умеет считать.

Фал улыбнулась.

– И проблема в том, что Разум не может самоуничтожиться, не сделав эту Планету Мертвых еще мертвее, чем она есть, то есть фактически не превратив ее в пояс астероидов.

– Именно так.

– Так что, может, этому дьяволенку не стоило так беспокоиться, спасаясь из уничтоженного корабля? Может, ему лучше было погибнуть вместе с ним?

– Это называется инстинктом самосохранения. – Джейз помолчал. Фал кивнула, и тогда он продолжил: – Этот инстинкт запрограммирован в большинстве живых существ. – Джейз демонстративно взвесил поврежденную ногу девушки в своем поле. – Хотя, конечно, всегда есть исключения…

– Да, – сказала Фал, улыбаясь снисходительной, как ей хотелось надеяться, улыбкой, – очень забавно.

– Теперь вы представляете себе эту проблему.

– Представляю, – согласилась Фал. – Конечно, мы могли бы осуществить там высадку при помощи силы и при необходимости разнести планету в мелкие клочья, и ну его к черту, этого Дра’Азона. – Она ухмыльнулась.

– Ну да, – ответил Джейз, – и таким образом поставить под угрозу исход войны. Ведь подобными действиями мы восстановим против себя силы, которые столь же многочисленны, сколь и могущественны. Мы с таким же успехом могли бы сдаться идиранам, но я полагаю, что мы и этого не сделаем.

– Ну, мы ведь должны рассмотреть все варианты, рассмеялась Фал.

– Ода.

– Хорошо, Джейз. Если это все, дайте мне подумать немного, – сказала Фал ’Нгистра, она выпрямилась на скамейке, потянулась и зевнула. – Похоже, это любопытно. – Она покачала головой. – Хотя тут судьба, а с судьбой не поспоришь. Предоставьте мне всю информацию, которая, на ваш взгляд, может иметь к этому отношение. Я бы хотела немного сосредоточиться на этом участке войны. Всю информацию, которая есть о Сумрачном Заливе… по крайней мере всю, которую я смогу переварить. Хорошо?

– Хорошо, – ответил Джейз.

– М-м-м-м, – пробормотала Фал, неопределенно кивая и глядя в никуда. – Да… все, что у нас есть об этом регионе вообще… я имею в виду объем… – Она описала рукой круг в воздухе, охватывавший в ее воображении несколько миллионов кубических световых лет.

– Ясно, – сказал Джейз и медленно уплыл из поля зрения девушки. Он направился назад по террасе к дому, сквозь полосы света и тени от решетки с цветами.

Девушка осталась одна; она чуть покачивалась взад-вперед на своей скамейке, снова уперев в колени руки (одна была согнута, другая оставалась прямой) и взяв подбородок в ладони.

«Вот, значит, какие дела, – подумала она, – чуть-чуть не убили бессмертного; могли крупно поссориться с тем, что большинство людей считают божеством, а я – всего-то метр с кепкой, но с расстояния в восемьдесят тысяч световых лет должна придумать выход из этой дурацкой ситуации. Хорошая шутка… Черт. Назначили бы они меня полевым рефератором там, где все происходит, вместо того чтобы сажать сюда, у черта на куличках. Отсюда только дорога туда занимает два года. Вот ведь ерунда».

Фал немного поерзала на скамейке и села так, чтобы больная нога могла лежать на скамейке, потом повернула лицо к горам, сверкающим с другой стороны долины. Она оперлась локтем о каменные перила и положила голову на ладонь, пожирая глазами пейзаж.

Интересно, спрашивала она себя, они и в самом деле держали слово и не вели за ней наблюдения, когда она уходила в горы? С них все может статься – могли приставить к ней маленького автономника, микроракету или что-то в этом роде на случай, если что произойдет, а потом – после того происшествия, после того, как она упала, – оставили ее лежать там, перепуганную, замерзающую, страдающую от боли, чтобы убедить – мол, ничем подобным они не занимаются – и посмотреть, как это на нее воздействует; конечно, если только ее жизни не угрожала опасность. В конечном счете, она прекрасно знала, как работают их Разумы. Именно так поступала бы она сама, если бы командовала парадом.

«Может, плюнуть на все это? Уехать. Пусть сами занимаются этой своей войной. Беда только в том… что мне все это нравится…»

Она посмотрела на свою руку, золотисто-коричневую в солнечных лучах. Затем сложила пальцы в кулак, разжала его, посмотрела на пальцы. «От трех… до семи… – Она подумала о руках идиран. – Зависит от того…»

Она снова поглядела на далекие горы за иссеченной тенями долиной и вздохнула.

5 МЕГАКОРАБЛЬ

Вавач лежал в пространстве наподобие браслета на руке гигантского бога. Петля диаметром в четырнадцать миллионов километров блестела и сверкала голубым и золотым на фоне угольно-черной бездны космоса. Пока «Турбулентность чистого воздуха» мчалась по гиперпространству к орбиталищу, большинство членов отряда наблюдали, как приближается цель их путешествия, на главном экране в столовой. На фоне аквамаринового моря, покрывавшего большую часть поверхности этого артефакта с его сверхплотным базовым веществом, были рассыпаны массивы белых облаков – громадные штормовые системы или гигантские гряды. Часть их, казалось, простирается во всю ширину медленно поворачивающегося орбиталища.

Но лишь с одного края этой извивающейся водяной ленты была видна земля: она притулилась к наклонной стене из чистого кристалла, опоясывающей море. Хотя с такого расстояния полоска земли казалась тоненькой коричневой ниточкой, лежащей на кромке огромного раскатанного рулона яркой голубизны, на самом деле она имела ширину до двух тысяч километров. Вавач не испытывал нехватки в суше.

Самой большой достопримечательностью этого орбиталища, и прежде и теперь, были мегакорабли.

– И у тебя нет никакой религии? – спросила Доролоу у Хорзы.

– Есть, – ответил он, не отводя глаз от экрана на стене, располагавшегося над концом главного стола. – Мое выживание.

– Значит… твоя религия умрет с тобой. Как это печально, – сказала Доролоу, переводя взгляд с Хорзы на экран.

Мутатор оставил это замечание без ответа.

Разговор их начался, когда Доролоу, пораженная красотой этой громады, выразила убеждение, что, хотя орбиталище и сотворено существами низменными, которые ничем не лучше людей, но оно в то же время есть грандиозное подтверждение Божьего могущества, поскольку Бог сотворил человека и все другие одушевленные существа. Хорза не согласился; он был искренно раздражен тем, что эта женщина ставит на службу собственной системе убеждений даже такое очевидное свидетельство силы разума и усердия.

Йелсон, которая сидела за столом рядом с Хорзой, легонько прикасаясь ногой к коленке мутатора, положила локти на пластик столешницы, рядом с тарелками и стаканами.

– И через четыре дня они собираются его уничтожить. Вот расточительство!

Могло это стать началом долгого разговора или нет, она так и не узнала, потому что из громкоговорителя в столовой раздался треск, а потом – уже разборчиво – голос Крейклина из пилотской кабины:

– Эй, ребята, я подумал, вам будет интересно это увидеть.

Изображение орбиталища исчезло. Некоторое время экран оставался темным, а потом появились мигающие буквы сообщения:

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ/СИГНАЛ/ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ/СИГНАЛ/ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ/СИГНАЛ:

ВНИМАНИЕ ВСЕМ КОРАБЛЯМ! ОРБИТАЛИЩЕ ВАВАЧ И ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ (ЦУПР) СО ВСЕМИ ВСПОМОГАТЕЛЬНЫМИ СИСТЕМАМИ БУДУТ УНИЧТОЖЕНЫ, ПОВТОРЯЮ: УНИЧТОЖЕНЫ В А/4872.0001 РОВНО ПО МАРЕЙНСКОМУ ВРЕМЕНИ (ЭКВИВАЛЕНТНОЕ ВРЕМЯ Г-ЦУПРА 00043.2909.401; ЭКВИВАЛЕНТНОЕ ВРЕМЯ ЛИМБА ТРИ 09.256.8; ЭКВИВАЛЕНТНОЕ ОТНОСИТЕЛЬНОЕ ИДИРАНСКОЕ ВРЕМЯ КУ’УРИБАЛТА 359.0021; ЭКВИВАЛЕНТНОЕ ВРЕМЯ ВАВАЧ СЕГ 7-Е 4010.5) ПУТЕМ ГИПЕРСЕТОЧНОЙ ИНТРУЗИИ УРОВНЯ НОВОЙ ЗВЕЗДЫ И ПОСЛЕДУЮЩЕЙ БОМБАРДИРОВКИ САВОМ. ОТПРАВЛЕНО «ЭСХАТОЛОГОМ» (ВРЕМЕННОЕ ИМЯ), ВСЕСИСТЕМНЫМ КОРАБЛЕМ КУЛЬТУРЫ. ВРЕМЯ ОТПРАВКИ А/4870.986; ВСЕ ТРАНСПОРТЫ МАРЕЙНА… КОНЕЦ СЕКЦИИ СИГНАЛА… ПОВТОР СИГНАЛА НОМЕР ОДИН ИЗ СЕМИ СЛЕДУЕТ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ/СИГНАЛ/ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ/

СИГНАЛ…

– Мы попали в оболочку послания, – добавил Крейклин. – Встретимся позже.

В громкоговорителе снова раздался треск, потом наступила тишина. Буквы на экране погасли, и снова появилось изображение орбиталища.

– Гм-м, – сказал Джандралигели, – коротко и ясно.

– Как я и говорила. – Йелсон кивнула в сторону экрана.

– Я помню… – медленно сказал Вабслин, глядя на яркую сине-белую полосу на экране, – когда я был совсем маленький, один из моих учителей пустил игрушечную лодочку из металла в ведро с водой. Потом он поднял ведро за дужку, а другой рукой прижал меня к своей груди, чтобы я мог видеть то же, что и он. Он стал вращать ведро все быстрее и быстрее, центростремительная сила поднимала его, и наконец ведро приняло горизонтальное положение, а поверхность воды в нем находилась под углом в девяносто градусов к полу, и большая взрослая рука крепко держала меня за живот, и все вокруг меня вращалось, а я смотрел на игрушечную лодочку, которая по-прежнему плавала в воде, хотя вода стояла вертикально передо мной, и учитель сказал: «Вспомни это, если тебе повезет и ты увидишь мегакорабли Вавача».

– Да? – сказал Ламм. – Похоже, они собираются отпустить к херам ручку этого ведра.

– Будем надеяться, что мы успеем убраться с поверхности до того, как они это сделают, – сказала Йелсон.

Джандралигели повернулся к ней и поднял бровь:

– После нашего недавнего фиаско, дорогая, меня уже ничто не удивит.

– Легкая прогулка, – со смехом сказал старик Авигер.

Перелет с Марджойна на Вавач занял двадцать три дня. Отряд понемногу оправился от неудачной атаки на Храм Света. Участники нападения получили незначительные царапины и ушибы; Доролоу на несколько дней ослепла на один глаз, и все ушли в себя – тише воды, ниже травы, – но когда в поле зрения появился Вавач, жизнь на борту корабля (при том, что людей стало меньше) настолько наскучила отряду, что всем не терпелось опять в дело.

Хорза взял себе лазерное ружье, которое принадлежало ки-Алсорофус, починил и немного усовершенствовал скафандр, насколько позволяли возможности мастерской «ТЧВ». Крейклин не мог нахвалиться скафандром, реквизированным у Хорзы, – этот скафандр позволил ему избежать крупных неприятностей в зале Храма Света. Хотя в Крейклина все же попало несколько мощных огневых импульсов, на скафандре не было видно ни царапинки, не говоря уже о серьезных повреждениях.

Нейсин сказал, что все равно никогда не любил лазерное оружие и больше не собирается им пользоваться; у него было прекрасное пулевое ружье, легкое и скорострельное, и достаточно боеприпасов. Он сказал, что станет брать это ружье на задания, когда не будет пользоваться микрогаубицей.

Хорза и Йелсон теперь каждую ночь спали вместе в каюте, которая отныне принадлежала им двоим, а раньше – двум погибшим женщинам. За долгие дни перехода они стали ближе друг к другу, но для начинающих любовников говорили сравнительно мало. Казалось, обоих это устраивало. Тело Хорзы полностью восстановилось после имитации геронтократа, и ничто больше не напоминало о сыгранной им роли. Но хотя он сказал членам отряда, что теперь выглядит так, как выглядел всегда, на самом деле он лепил себя по образцу Крейклина. Хорза стал чуть выше и шире в груди, чем в обычном нейтральном состоянии, волосы его стали темнее и гуще. Он, конечно, пока не мог позволить себе изменить лицо, но под светло-коричневой лицевой поверхностью все уже было готово. Короткий транс – и Хорза вполне сойдет за капитана «Турбулентности чистого воздуха». Возможно, Вавач предоставит ему случай, который он ищет.

Он долго и напряженно размышлял над тем, что ему делать теперь, когда он присоединился к вольному отряду и пребывал в относительной безопасности, но был отрезан от своих нанимателей-идиран. Он в любой момент мог пуститься в свободное плавание, но ему не хотелось подводить Ксоралундру – не важно, жив старый идиранин или мертв. Это означало бы, кроме того, бегство от войны, от Культуры и от миссии по противодействию Культуре, которую Хорза собирался выполнить. Кроме того, на первом месте у Хорзы стояла еще одна мысль, которую он обдумывал до того, как получил задание отправиться на Мир Шкара, – мысль о возвращении к старой любви.

Звали ее Сро Кьерачелл Зорант. Она была, что называется, спящим мутатором, то есть не имела ни нужной подготовки, ни желания перевоплощаться, и приняла должность на Мире Шкара. Приняла отчасти потому, что ей стала невыносима сгущающаяся атмосфера враждебности на родине мутаторов – астероиде Хейбор. Это случилось семь лет назад, когда Хейбор уже находился в идиранской – по общему признанию – сфере влияния и когда многие мутаторы уже поступили на службу к идиранам.

Хорзу отправили на Мир Шкара частично в качестве наказания, а частично для его же защиты. Группа мутаторов составила заговор с целью активировать древние силовые агрегаты астероида и увести его из идиранской сферы влияния, чтобы их дом и биологический вид остались нейтральными в войне, которая неизбежно шла к ним. Хорза узнал о заговоре и убил двух его участников. Суд Академии военных искусств на Хейборе (главная власть на астероиде во всем, кроме своего названия) пошел на компромиссное решение, которое удовлетворяло, с одной стороны, общественное мнение, требовавшее наказать Хорзу за убийство мутаторов, а с другой – их собственное чувство благодарности убийце. Перед судом стояла трудная задача, поскольку большинство мутаторов были отнюдь не в восторге от идеи сохранения статус-кво, то есть пребывания в сфере влияния идиран. Отправив Хорзу на Мир Шкара с приказом оставаться там несколько лет (и ограничившись этим наказанием), суд надеялся удовлетворить обе заинтересованные стороны, каждая из которых считала бы, что ее мнение восторжествовало. И старания суда увенчались успехом в том смысле, что мятежа не произошло, Академия осталась главной властью на астероиде, а спрос на услуги мутаторов стал высоким, как никогда за все время существования этого уникального вида.

Хорзе в некотором смысле повезло. У него не было ни друзей, ни связей, родители его умерли, клан практически прекратил существование – остался только он. В обществе мутаторов важную роль всегда играли семейные узы, и, не имея ни влиятельных родственников, ни друзей, которые заступились бы за него, Хорза, возможно, отделался легче, чем мог рассчитывать.

Снега Мира Шкара остужали подошвы Хорзы меньше года. Вскоре он покинул эту планету, поступив на службу к идиранам; те вели войну против Культуры как до, так и после того, как война была официально названа таковой. За время пребывания на планете у него завязались отношения с одним из находившихся там четырех мутаторов – женщиной по имени Кьерачелл, которая не соглашалась почти ни с чем, во что верил Хорза, и все же любила его душой и телом. Хорза знал, что, когда он покинул планету, больше переживала она, а не он. Он был рад этой связи, девушка ему нравилась, но он не чувствовал ничего такого, что обычно чувствуют люди, когда влюбляются, и ко времени отъезда эта связь ему начала (только начала) приедаться. Тогда он сказал себе, что так оно к лучшему, что Сро будет только хуже, если он останется, что он уезжает отчасти ради нее. Но когда Хорза в последний раз заглянул в ее глаза, он прочел там такое, что воспоминание об этом долгое время не доставляло ему ни малейшего удовольствия.

До него доходили слухи, что женщина все еще там, и он думал о ней, и вспоминать о ней было приятно. И чем больше Хорза рисковал своей жизнью, чем больше проходило времени, тем сильнее хотелось ему снова увидеть ее, тем сильнее тянуло его к тихой, безопасной жизни. Он представлял себе встречу, ее взгляд, когда он вернется… Может, она забыла о нем, а может, завязала роман с другим мутатором – служащим базы на Мире Шкара, но Хорза не мог в это поверить по-настоящему, такая возможность была для него своего рода страховкой.

Сближение с Йелсон, возможно, сделало его жизнь немного труднее, но он старался не вкладывать слишком многого в их дружбу и совокупления, хотя был абсолютно уверен, что и Йелсон в их отношениях интересовали только эти две составляющие.

Он собирался, если получится, выдать себя за Крейклина или, по крайней мере, убить его и захватить власть на корабле и надеялся, что сможет обойти относительно слабую идентификационную защиту компьютера «ТЧВ» либо попросит сделать это кого-нибудь другого. Потом он намеревался направить «Турбулентность чистого воздуха» к Миру Шкара, встретиться, если выйдет, с идиранами, а не выйдет – все равно придерживаться своего плана, исходя из того, что господин Адекватный (ласковое прозвище, которым мутаторы на Мире Шкара окрестили Дра’Азона – существо, охранявшее планету) пропустит его через Барьер Тишины после неудавшейся попытки идиран провести Дра’Азона при помощи выпотрошенного чай-хиртси. Он предполагал также, что даст возможность остальным членам отряда (если это будет возможно) выйти из игры.