Текст книги "Алгебраист"

Автор книги: Иэн М. Бэнкс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

– Иди за мной.

– Иду, не морочь мне яйца.

Фассин последовал за Салом через потайную дверь. Задумайся он об этом хоть на секунду, наверно, что-нибудь в таком роде и представил бы себе: много дерева, мягко мерцающие озера света, всякие штуковины в рамках, стол размером с комнату. В одном из углов он увидел странного вида перекрученные крупные куски сверкающего металла или другого блестящего вещества. Фассин догадался, что это были куски космических кораблей.

– Вон она.

– Где? На что я должен смотреть?

– Вот на это. – Сал взял в руку небольшой скрученный кусок металла, вмонтированный в деревянную подставку.

Фассин изо всех сил старался подавить охватившую его дрожь. Он вовсе не был так пьян, как пытался изображать.

– Ну и эт' у тебя што? – (Он, конечно, переборщил, но Сал, кажется, ничего не заметил.)

Салуус ткнул куском необычного металла чуть не в самый нос Фассину.

– Эта та самая херовина, что я утащил с разбитого корабля, старина. – Сал посмотрел на металлическую штуковину в своей руке, проглотил слюну и глубоко вздохнул; губы его задрожали. – Это то самое, что…

Ну, сейчас этот мудила расплачется, подумал Фассин. Он похлопал Сала по плечу.

– Ни к чему это, – сказал он Салу. – Нам нужно что-нибудь другое, нам нужно… не знаю. Что-то. А это нам не нужно – то, что тут перед нами. Нам нужно что-то другое. Из другого времени, материала и места. Может, это моя последняя свободная ночь, Сал. – Фассин ухватил Сала за плечо в идеально сидящем пиджаке. – Я серьезно! Ты и представить себе не можешь, чем это все для меня может обернуться – полной жопой. Черт побери, Сал, ты и представить себе не можешь, какой жопой это может обернуться для всех нас, а я тебе не имею права сказать, может, эта ночь – мой последний шанс оттянуться, а… а… а ты показываешь мне какой-то говенный крючок, чтобы вешать пальто или хер его знает что. – Он легонько махнул рукой, целясь в искореженный кусок металла, чтобы оттолкнуть его в сторону, но промазал. Тогда он шмыгнул носом и взял себя в руки. – Извини, – сказал он трезвым голосом. – Извини, Сал. – Он похлопал его по плечу. – Но, может, это мой последний шанс оттянуться, и… слушай, я согласен на что угодно… жаль, что Бугитаун далековато, ей-богу, жаль, но, с другой стороны, у меня было несколько долгих дней и, может быть… нет, не может быть. Определенно может быть. Даже наоборот, совершенно определенно, самое разумное – это отправиться на боковую…

– Ты серьезно? – сказал Сал, роняя кусок металла с его деревянной подставкой на стол.

– Насчет поспать? – сказал Фассин, сделав резкое движение рукой. – Что ж, это…

– Да нет, кретин, я тебе говорю про Бугитаун!

– Что? Я ничего не говорил про Бугитаун!

– Говорил-говорил! – со смехом сказал Сал.

– Правда? Вот ведь какая херня!

У Сала был флаер. Автоматизированный до такой степени, что едва ли не попадал под закон о запрете ИР. Он был весь напичкан механизмами самовосстановления, которым до нанотехнологий оставалось, ну, чуть-чуть-чуть, но все же оставалось. В высшей степени гражданский, но со всеми военными допусками. Если бы главный адмирал Объединенного к херам флота поднялся на борт этой птички и предъявил свои полномочия, то получил бы полный отлуп со всеми его «всюду и без ограничений». Давай-ка, браток, куда подальше. Хромай отсюда да пошевеливайся.

Чтобы прочистить мозги, они часть пути летели с открытым фонарем. Было дьявольски холодно.

Приземлились они непонятно где, подняв воздушными струями какие-то мусорные ошметки, – а Фассин-то думал, что такой вещи, как мусор, уже не осталось.

Бугитаун практически не изменился. Они опускались на самое дно, желая воспарить ввысь. Пьяные компании шалых девиц – такой улов поднимали они, закидывая свои сети в хмельные забегаловки и наркопритоны. Фассин тем временем пытался задать Салу направление к одному определенному бару, а Сал (который смутно помнил, что он тут не только оттягивается, но и хочет расколоть своего старого дружка Фаса, дабы тот выболтал потенциально полезные и чреватые прибылью подробности всей этой заварушки), правда, без особого успеха, пытался сориентировать старо-нового закадычного дружка в определенном информационном направлении, хотя и прилагал к этому все меньше усилий, ибо в нем все сильнее росло чувство – да пошло оно все в жопу.

Фассину тоже не удавалось задуманное, но он продолжал стремиться туда, на ту улочку, в тот самый бар, но пока они торчали в заведении под названием «Наркатерия», где были алмазные панели на стенах, а дешевка так ослепляла, что глаза начинали слезиться, где их окружали люди, которые не видели Сала так давно, что теперь просто не могли его отпустить, не смей никуда уходить, ах ты злыдень такой. А это твой дружок? Где ты прятал его? Можно, я тут присяду, а? И я, и я! В конце концов Фассину пришлось плестись в общественную приватную будку и делать вызов оттуда, потом он отправился в туалет, где выблевал обжигающей струей весь алкоголь, выпитый после предыдущего посещения сортира (делал он это над унитазом, так что и по звуку, и по виду не придерешься), потом вымыл лицо и присоединился к пьяной, одуревшей от наркоты компании красоток – посмотришь, дух захватывает, – и стал ждать нужную ему девицу, ту, ради которой все это и было затеяно, буквально все: сначала напросился в гости к Салу, потом напоил его и сделал вид, что напился сам (он и вправду напился, но не до такой степени), потом стал намекать на Бугитаун, а все для того, чтобы попасть сюда и увидеть эту самую девицу…

…Которая наконец и появилась почти час спустя, когда Фассин уже начал было впадать в отчаяние, но тут он увидел ее – безупречную, спокойную и, как всегда, прекрасную без вульгарности, хотя снова совсем иную, чем раньше: белокурые волосы раскачиваются на ходу, как чистейшее золото, вокруг ее почти треугольного лица; подбородок такой, что невозможно не прикоснуться, клубничные губы словно созданы, чтобы целоваться, крохотный носик – чтобы прижаться к кому-нибудь, щеки – чтобы их гладить, глаза – чтобы заглядывать в них (глубина, ах, какая глубина!), брови – чтобы облизать их, лоб – тоже чтобы облизать, высушить от проступивших после любовных игр капелек пота; ах-ах-ах, какой это нелегкий труд!

Аун Лисс.

Единственная настоящая любовь всей его жизни, резидентурная его страсть.

Еще немного постарела, но не настолько, как должна бы по годам. Выглядит по-другому, живет по-другому, чувствует себя по-другому, зовется по-другому. Теперь ее зовут Ко (и больше ничего), никакая не Аун Лисс, но для него она всегда будет Аун Лисс. Нет нужды произносить ее настоящее имя. Многое из того, что случилось между ними, так и не было сказано вслух. Одета как обычная работница. Ничего особенного, откровенного, вызывающего. И все же.

Она протянула руку.

Даже на стоявшего поблизости Сала (причем в окружении – а фактически стиснутого со всех сторон – высшего воплощения человеческой женственности и супервозбуждающей гиперпрелестной привлекательности) она произвела впечатление.

– Фас, сукин ты сын!

Аун Лисс так и стояла с вытянутой рукой.

Снова во флаере Сала. Сал спереди, постанывает, порочные близняшки Сегретт вовсю занимаются им.

Фассин и Аун на заднем сиденье абсолютно счастливы своим консерватизмом. Они долго целовались, потом (оглянувшись и пожав плечами при виде вывертов на переднем сиденье – флаер в это время на самом деле никуда не двигался, а кружил на месте в холостом режиме; в режиме соития, как пошутила Аун Лисс) она поднялась и оседлала его; Фассин забрался руками под ее легкое платье, пальцы его ласкали ее спину… и не перестали ласкать, когда все впятером оказались в идиотском доме Кегаров, насаженном на водяной столб точно так же, как, по выражению Аун, она была насажена на столб Фассина. (Это было сказано вслух, чтобы шутка не пропала даром. Оба рассмеялись. Фассин надеялся, что не слишком громко.) Она не снимала с себя платья даже в самый разгар любовной схватки, когда его пальцы гладили, ласкали, трогали ее выгнутую спину, оставляя на ней чуть отдававшиеся болью углубления, и разделась, только когда они легли вместе под тонкую простыню – скинула с себя платье, и он прижался к ней.

И вот что за эти несколько часов сказали их пальцы, вырисовывая, выстукивая фразы на совершенно не поддающемся расшифровке алфавите, которым они пользовались уже несколько сотен лет с того времени, когда она стала его агентом, его каналом.

ТЫ ВСЕ ЕЩЕ МОЯ СВЯЗН?

Они находились в отдельной кабинке где-то в глубинах «Наркатерии», целовались. Она запустила руки между его курткой и рубашкой, отстучала.

ДА. ШТО У ТЕБЯ ДЛ МН?

ВО1-Х.Я ТПРЬ МАЙОР ОКУЛЫ. ВРМННО ОТКМАНДРВАН.

ТЫ?

ПТМУШТО Я НШЕЛ ШТО-ТО В ТОЙ ЗНАМНТ КСПДЦ. О НСЛНЧСКМ СПСКЕ. ТЫ О НЕМ СЛШАЛА?

ВОБЩХ ЧРТХ.

ТЕРИЯ 2РОГО КОРАБЛЯ, отстучал он. ТАЙНАЯ СТЬ ХДОВ.

ПОСТОЙ, отстучала она. СЕТЬ ХДОВ ГВРШЬ?

ДА. СКРТАЯ СТЬ.

Последовала пауза. Она впилась в него губами. Ее пальцы отстучали:

ТЫ С УМА СШЛ.

Потом они шли в флаер, обнимая друг друга поверх курток.

ЭТО ИЗА ТОГО ШТО Я НШЛ. ОТЪЕДН-5 НЧНАЕТ ВТРЖНИЕ В СРОКИ ОТ 6 МСЦВ ДО ОДНГО ГДА. ОНИ СЧТЮТ ЗПРДЛЦЫ ТЖЕ УЧСТВЮТ. ВЕРНО?

ТМ СЛЖНЕЕ. ОДНИ ДА, ДРГИЕ НТ.

ЧРЗВЧН ПЛЖН ОБЪВЛНО ИЗА ЭТГО.

ЭТО ТЫ ВНВАТ?

ДА. ЗВНИ. БЪДИНЕНЫЙ ФЛТ НА ПДХОДЕ. НАМНГО ОПРЖАЕТ ТЕХКРБЛЬ. БДТ ЗДСЬ ГДА ЧРЗ 2. ИСПЛЬЗВЛИ ИР ДЛЯ ПРДЧИ С БЪДИНЕНГО ФЛТАЧТБЫ РСКЗАТЬ НАМ Б ЭТМ.

ИР?

ДА.

ЛЦМРЫ.

И потом во флаере.

И ШТО ТЫ ТПРЬ?

СКРО НВАЯ КСПДИЦИЯ. С ГЛВНЫМ СМТРТЛЕМ КЛНА ГНСРЛМ, ИРИЛТКЙ ПЛКВНКМ ОКУЛЫ И СМТРТЛЕМ ПГСМ ЮРНВЧЕМ. ПСТРСЯ ПРЖДЕ ВСГО УЗНТЬ ОСТЛЬНЕ ИЗ ТГО ШТО Я НШЕЛ.

Всадник и скакун могли и дальше вести разговор.

– Как ты? – прошептала она.

– Прекрасно. А ты?

– Как и ты.

И ЧТО ТЫ НАШЛ?

ТЧНО НЕ ЗНАЮ. В ТО ВРМЯ Я НЕ ПНЛ. ВСЕ ПРОЯВЛОСЬ ГРЗДО ПОЖЕ КГДА ДЖЕЛТК ПРВЕЛ АНАЛИЗ. ЧТ-ТО Б ЭТМ ВТРМ КРБЛЕ И ШТКВНЕ КТРЯ НЗВТСЯ ПРЕОБРЗВН. С Ее ПМЩЬЮ МЖНО ПРДТЬ КАКОЙ-ТО СМСЛ НСЛНЧСКМУ СПСКУ. ДЖЛТК ОТПРВЛ ФЛТ ЧТБЫ ПОПТАТЬСЯ ВЫСНТЬ. НЧГО НЕ НШЛ. ФЛТ ПГБ.

Она почувствовала, что он остановился, напрягся, и отстучала:

ШТО?

ПРДПЛЖТЛЬНО ПРТЛ УНЧТЖЛИ ТВОИ ЗПРДЛЦЫ. ТАК?

Я НЧГО НЕ ЗНЛА. Я ТЛЬКО ДВШКА НА СВЯЗИ. Она помедлила. ЗНЧТ ТЫ ГВРИШЬ ШТО ТЫ ИНЦРВАЛ НЕ ТЛЬКО ЭТО ЧРЗВЧНОЕ ПЛЖНИЕ НО И ПРДУЩЕЕ А К ТМУ ЖЕ И ПРТЛ УНИЧТЖЛ?

ДА. САМ ТОГО НЕ ВЕДАЯ.

НИ ХЕРА СЕБЕ.

– Как я рад снова видеть тебя.

– Повтори.

– Мы должны делать это чаще.

– Вот уж точно. А теперь помолчи.

НО ЕСЛИ ТАК ОНО И ЕСТЬ И ЭТО ИЗВСТНО ПЧМУ Я ТЕБЯ РНШЕ НЕ ПРОСЛА ОТПРАВТЬСЯ В КСПДЦИЮ И НАЙТИ НВУЮ НФРМЦИЮ ДЛЯ ХРШХ РЕБЯТ?

ПНТИЯНЕИМЕЮ.

ВСЕ ЭТА ЧУШЬ НО ОНИ ХТЯТ ШТБЫ Я ПРВРЛА. ПРВРЬ.

И ШТО ТЫ ИМЕЕШЬ В ВДУ КГДА ГВРШЬ ШТО ОДНИ ЗПРДЛЦЫ ЗА ОТЪЕДНЕНИЕ Э-5, А ДРГИЕ НЕТ?

РЗНГЛС.

РАЗНОГЛАСИЯ? ТЫ МНЕ ЛЕПИШЬ ЭТУ ХЕРНЮ ПРО КАКИЕ-ТО РАЗНОГЛАСИЯ? ШТО НЧГО ЛУЧШЕ У ТЕБЯ НТ? НЕ СБВЛЯЙ СТРСТИ. ПКРВАЛО СОСКЛЬЗВАЕТ.

Он принялся производить страстные движения, издавать страстные звуки.

В кровати его руки лежали на ее затылке.

Я ОТПРВЛЮСЬ НА ЛНУ ТРТЬЯ ЯРСТЬ ЧРЗ ТРИ ДНЯ.

…ОЙ

ШТО ОЙ?

ВРДЕ СЛХИ КАКИЕ. ЭТА ИНФРМЦИЯ ДЖЕ НЕ МНЕ ПРДНЗНЧЛСЬ. ВЗМЖНО АТКА НА ЛУНЫ НСКРНА. ЛУНЫ НСКРНА? НЕ ГЛНТН? НТ. МЛКИЕЛУНЫ.

МЖЕШЬ УЗНТЬ БЫЛА ЛИ АТКА НА ЛНУ ТРТЬЯ ЯРСТЬ? БЫЛИ ЛИ АТКИ НА НБЛДТЛЕЙ?

ПСТРЮСЬ.

ПСТРСЯ ПЛЧШЕ.

ОБЩЮ.

ХРШО. ЕСЛИ Я ШТО-НБДЬ НЙДУ НА НСКРНЕ, СООБЩУ ТЕБЕ А НЕ МРКТРИИ.

ХРШО. ДГВРЛИСЬ. КАК?

УСТАНВИТЕ МКРСПТНИК ПСРДИНЕ МЖДУ НШМИ СТЦНРНЫМИ ЕК4 И ЕК5. Я ОТПРВЛЮ ТУДА

РДГРМУ. МОЙ СТРЫЙ КОД И ЧСТОТА ОСТАЮТСЯ, ИДЕТ?

ПОЖАЛУЙ. НЕ СПШИ ШТОБЫ ВСЕ КАК НАДО.

НА ЭТО МЖТ УЙТИ НЕ ОДН МСЦ. МЖТ ТАМ И ИСКТЬ-ТО НЧГО. НЖНО ЧТБЫ МКРСПТНК РБТЛ И НА ПРИЕМ СНЗУ НА ТОТ СЛЧАЙ ЕСЛИ Я БДУ НА НСКРНЕ.

ПЕРЕДАМ.

Немного спустя.

Я ТБЯ ЛБЛЮ.

ТЫ С УМА СШЛ.

ПРВДА.

БЛЬШЕ СТРСТИ.

Он натянул простыню на свою запредельскую девушку.

ОПТЬ ПКРВАЛО СОСКЛЬЗВАЕТ?

НЕТ ПРОСТО МНЕ НЖНО БОЛЬШЕ СТРСТИ…

3
Возвращение невозможно

Дядюшка Словиус посадил его к себе на плечи. Они шли смотреть, как будут убивать плохую машину. Он ухватил дядюшку Словиуса за лоб, отчего тот стал морщиться, а морщины такие смешные под пальцами, и он принялся корчиться, извиваться и хохотать, и дядюшке Словиусу пришлось покрепче взять его за колени, чтобы он не упал.

– Фасс, прекрати ты извиваться.

– Я в поряде, честно.

Он уже знал, что нужно говорить: «Я не упаду» или «Я в порядке», но сказать, например, «Я в поряде» было лучше, потому что взрослые от этого улыбались и хлопали по плечу. Иногда они клали руку тебе на голову и ерошили волосы, но это ничего.

Они прошли через парадную дверь. Стояла весна, и потому они жили в весеннем доме. Это был большой дом. Он уже успел пожить во всех домах, кроме летнего. В летний должны были переехать после этого. И тогда он уже во всех поживет. А потом все начнется сначала. Так устроен мир. Дядюшка Словиус пригнулся, когда они проходили через дверь, чтобы он не ударился головой о косяк.

– Эй, смотри головой не стукнись, – услышал он голос отца где-то сзади.

Мать вздохнула.

– Перестань суетиться, дорогой.

Он не видел ни отца, ни матери – те шли сзади него и дядюшки Словиуса, но он их слышал.

– Слушай, я не суетился. Я просто…

– Нет, ты…

У него в пузе начинало бурчать, когда ма и па говорили вот так между собой.

– Еще об истории! Еще об истории! – Когда они шли к самолету.

Дядюшка Словиус рассмеялся. Плечи дядюшки затряслись – он почувствовал это попой.

– Ух ты, какие мы любознательные.

– Сказала бы я на этот счет кое-что, – проговорила мама.

– Да брось ты, – сказал папа. – Мальчик просто интересуется.

– О да, ты прав, – сказала мама. Было слышно, как она дышит. – Моя ошибка. Извини, что выразила свое мнение.

– Да послушай ты, я вовсе не хотел…

– Еще о воэринах!

– Воэнах, – сказал дядюшка Словиус.

– А у меня есть воэрин! Он у меня такой большой и умеет говорить, лазать, плавать, прыгать и даже ходить под водой. У него есть ружье, которое стреляет в другие игрушки. И еще у меня много маленьких, которые просто двигаются. У них тоже есть ружья, но такие маленькие, что их и не видно, но они могут ронять друг друга. У меня их почти сто штук. Я все время смотрю «Штурмовой взвод воэринов»! Мой самый любимый – капитан Чунс, потому что он умный. А еще я люблю коммодора Саптпанура и капрала Кумпа, потому что он смешной. А Джун и Йозе больше всего любят коммодора Саптпанура. Они мои друзья. А вы, дядя Словиус, смотрите «Штурмовой взвод воэринов»?

– Не уверен, что хоть раз поймал его, Фасс.

Фассин нахмурился, задумавшись. Он решил, что эти слова, вероятно, означают «нет». Почему взрослые просто не говорят «нет», когда имеют в виду «нет»?

Они сели в самолет. Фассин сполз с плеч дядюшки Словиуса, но остался сидеть рядом с ним впереди. Ему даже не нужно было больше говорить, что если он сядет назад, то его будет тошнить. С другой стороны от него сел слуга. Двоюродный дедушка Фимендер с двумя старыми дамами, его подружками, сели сзади. Он смеялся, и они тоже. Еще дальше сзади сидели его мама и папа – тихо о чем-то разговаривали. Его мама и папа были старенькие, но дядюшка Словиус был еще старее, а двоюродный дедушка Фимендер тот вообще был старым-старым.

Самолет поднялся в воздух и полетел с таким же звуком, что и штурмовик «Мститель» из «Штурмового взвода воэринов». Его модель штурмовика «Мститель» тоже летала, но только в Наблюдаемых пространствах под открытым небом, стреляла из пушек и ракетами и точно так же шумела. Он хотел взять ее с собой, но ему не разрешили, хотя он и поднял крик. Ему не позволили взять с собой игрушки. Ни одной!

Он дернул дядюшку Словиуса за рукав.

– А расскажите мне о воэринах! – Он попытался понять, что заставило дядюшку Словиуса рассмеяться. – Еще об истории!

Дядюшка Словиус улыбнулся.

– Воэны – это громилы Кульмины, – сказал двоюродный дедушка Фимендер со своего сиденья сзади и наклонился вперед.

Его дыхание, как и всегда, пахло так забавно-сладковато. Двоюродный дедушка Фимендер любил выпить. Он и говорил иногда забавно, будто все слова были одним большим словом.

– Я не стал бы с таким увлечением задерживаться на мерзавцах, которые лишили наш вид того, что нам всегда принадлежало.

– Успокойся, Фим, – сказал дядюшка Словиус. Он повернул голову к двоюродному дедушке Фимендеру, но сначала посмотрел на слугу, который даже не шелохнулся, не поднял глаз – вообще ничего. – Не дай бог тебя услышит тот, кто относится к таким вещам серьезно, – тогда ты вполне можешь оказаться рядом с этим негодяйским ИР. Ты меня понял?

Он улыбнулся двоюродному дедушке Фимендеру, который снова откинулся на спинку сиденья между двумя старушками-подружками и взял бокал с подноса.

– Для меня это было бы честью, – сказал он тихим голосом.

Дядюшка Словиус улыбнулся Фассу.

– Воэны пришли на Землю очень-очень давно, Фассин. До того как люди научились строить космические корабли. Даже чуть ли не до того, как они научились строить морские корабли.

– И когда это было?

– Четыре тысячи пятьдесят первый ДНЭ, – сказал двоюродный дедушка Фимендер едва слышным голосом.

Дядюшка Словиус, казалось, не услышал. Фассин не был уверен – то ли двоюродный дедушка Фимендер спорит с дядюшкой Словиусом, то ли нет. Но, так или иначе, Фассин запомнил 4051 ДНЭ как важное число.

– На Земле они встретили людей, – сказал дядюшка Словиус, – и взяли их с собой на свой корабль – на другие звезды и планеты.

– Похищение первобытных! – сказал двоюродный дедушка Фимендер. – Отобрали себе, не мудрствуя лукаво, варваров на посев! Так?

Похоже, он говорил не с ним и не с дядюшкой Словиусом. К тому же Фасс ни слова не понял из того, что сказал двоюродный дедушка Фимендер. Старушки-подружки рассмеялись.

– Слушай, – сказал дядюшка Словиус с едва заметной улыбкой, – кто может сказать, похищены были люди или нет? Жители Древнего Египта, Месопотамии и Китая были настолько примитивны – они даже не понимали, что происходит. Может, они решили, что воэны – это боги, и пошли с ними добровольно, без всякого похищения, и мы даже не уверены, забирали воэны людей целиком или нет. Может, они брали только их клетки.

– Или детишек, или эмбрионы, или удалили несколько тысяч оплодотворенных яиц, – сказал двоюродный дедушка Фимендер. И потом: – Ах, спасибо, дорогая. Упс! Хорошо пошла.

– В любом случае, – сказал дядюшка Словиус, – воэны взяли несколько человек и расселили их на планетах, очень далеких от Земли, и земляне росли с другими людьми, а Кульмина потребовала, чтобы другие помогали землянам, и те быстро цивилизовались и изобрели все те вещи, что когда-либо изобрели люди на Земле, но эти земляне на других планетах всегда знали, что они – часть галактического сообщества, так?

Дядюшка Словиус посмотрел на него с вопросительным выражением. Фасс тут же кивнул. Он знал, что такое галактическое сообщество: это все остальные.

– Как бы там ни было, но люди на Земле продолжали изобретать всякие штуки и в конечном счете изобрели ходы и порталы…

– Корабль-штурмовик «Мститель» мчится по ходам через порталы, – сказал он дядюшке Словиусу.

– Ну да, – сказал дядюшка Словиус. – И вот когда земляне вышли в космос и познакомились с инопланетянами и соединили свои ходы с ходами всех других, они обнаружили, что инопланетяне до встречи с ними уже сталкивались с представителями рода человеческого или слышали о них, потому что о землянах, которых воэны забрали на другие планеты, было уже хорошо известно.

– Остаточное человечество, – сказал двоюродный дедушка Фимендер со своего места сзади. Голос у него звучал забавно, словно дедушка был готов вот-вот рассмеяться или что еще.

Дядюшка Словиус оглянулся и сразу же повернулся обратно.

– Ну, термины не имеют особого значения, хотя иногда и могут звучать довольно обидно.

– Они тщательно подбираются, чтобы удерживать нас на нашем месте, напоминать, что мы им всем обязаны, как ни посмотри, – сказал двоюродный дедушка Фимендер.

– Кульмина говорит нам, что они выделили специальных наблюдателей – приглядывать за Землей, после того как воэны забрали землян к звездам. Они следили, чтобы с Землей все было в порядке, ну, например, чтобы в нее не врезался какой-нибудь большой камень.

Двоюродный дедушка Фимендер то ли закашлялся, то ли рассмеялся.

– Говорить можно что угодно.

Фасс оглянулся на двоюродного дедушку Фимендера. Ему вроде бы хотелось, чтобы двоюродный дедушка Фимендер помалкивал, а вроде и нет, потому как то, что говорил двоюродный дедушка Фимендер (пусть он, Фассин, и не все понимал), похоже, дополняло то, что говорил дядюшка Словиус. Они как бы соглашались друг с другом и одновременно не соглашались. Двоюродный дедушка Фимендер подмигнул ему и повел своим бокалом в сторону дядюшки Словиуса.

– Нет-нет, ты его слушай!

– И вот люди с Земли добрались до звезд и обнаружили, что повсюду обитают инопланетяне, – сказал ему дядюшка Словиус. – И некоторые из этих инопланетян были мы! – Он улыбнулся широкой улыбкой.

– И инопланетных землян оказалось куда как больше, чем тех, кто думал, что человечество – это они, —сказал двоюродный дедушка Фимендер.

Похоже было, что он ехидничает. Дядюшка Словиус вздохнул и уставился прямо перед собой.

Самолет летел над горами, покрытыми снегом. Впереди виднелся большой кусок пустыни в форме круга. Дядюшка Словиус покачал головой – он, похоже, ничего больше не хотел говорить, но заговорил двоюродный дедушка Фимендер, и потому Фассин повернулся на своем сиденье, чтобы лучше слышать, что тот скажет.

– И в техническом плане они продвинулись куда как дальше, эти так называемые п-земляне. Продвинутые, но забитые. Вид прислужников, как и все остальные. Так что все мечты землян об экспансии лопнули как мыльный пузырь. Оказалось, что ответ на вопрос: «Где же все?» звучит «Повсюду», но только ставкой в этом галактическом покере является червоточина, а потому нам пришлось профинансировать свою собственную и бросить ее на кон. Потом мы узнали, что Повсюду и в самом деле значит Повсюду: все, что ты мог увидеть глазами, и все, что не мог, уже принадлежит каким-нибудь сукиным детям – каждый метеорит, каждая планета, каждая луна и звезда, каждая комета, пылевое облако и карлик, даже это треклятое первовещество самого космического пространства тоже было чьим-то домом. Высадишься на забытом богом, остывающем угольке, рассчитывая выкопать там что-нибудь, построить или еще как-то использовать его, а тут на тебе – двухголовый инопланетянин высовывает из норы сразу две свои башки и говорит: «Катись куда подальше» – или наводит на тебя пушку. Или тащит тебя в суд – ха! А это и того хуже.

Он никогда не слышал, чтобы двоюродный дедушка Фимендер столько разговаривал. Он не был уверен, что двоюродный дедушка Фимендер говорит все это дядюшке Словиусу, или ему, или даже двум своим старушкам-подружкам, потому что он ни на кого даже не смотрел – он смотрел на выдвижной столик в сиденье перед ним, а может, на стоящие там графин и бокал, и вид у него был грустный. Две старушки-подружки принялись его успокаивать, а одна пригладила на нем волосы, которые были ох какие черные, но все равно казались стариковскими.

– Начальное обучение, так это у них называется, – сказал он то ли себе, то ли выдвижному столику. – Треклятое похищение. – Он фыркнул. – Каждому виду указывают его место и смотрят, чтобы никто никуда. Позволяют нам мечтать, а потом прокалывают эти мечты, как воздушные шарики. – Он покачал головой и отхлебнул из своего сверкающего бокала.

– Начальное обучение? – спросил Фасс; он хотел убедиться, что правильно расслышал.

– Что? А, да.

– Ну, это уже продолжается столько, что никто и не помнит, было ли по-другому, – сказал дядюшка Словиус.

Голос его звучал мягко, и Фасс не был уверен, к кому он обращается – к нему или к двоюродному дедушке Фимендеру. Он слушал вполуха, вытащив один из экранов самолета. Если бы ему позволили взять с собой игрушки, он точно бы прихватил своего ВсеЗная и спросил, но теперь из-за этих занудных взрослых приходилось пользоваться экраном. Он разглядывал буквы, цифры и всякие штуки. (Дядюшка Словиус и двоюродный дедушка Фимендер продолжали говорить.)

Он не хотел разговаривать, он хотел «стучать по клаве», как это делали взрослые. Он попробовал несколько клавиш. Спустя некоторое время на экране появился символ множества книг и рядом с ними – большой мальчик и символ уха. У мальчишки был неряшливый вид, в руке он держал наркочашу, а вокруг головы у него виднелись линии и маленькие двигающиеся спутники и летающие птицы. Ну, ладно.

«Начальное обучение», – произнес он, но нажал клавишу «текст». Экран сказал:

«Начальное обучение», практика, давно установленная и используемая в последнее время Кульминой наряду с другими; несколько экземпляров доцивилизованных видовизымаются из их среды обитания (обычно в клонокластичнойили эмбриональнойформе), из них выводится зависимый вид/рабы/наемники/наставляемые,и когда их сородичи из исконной среды обитания достигают фазы галактического развития,то оказываются не самыми цивилизованными/продвинутымив своем виде (нередко они даже не самые многочисленныепредставители этого вида). Предполагается, что виды, воспитанные таким образом, чувствуют себя обязанными своим так называемым наставникам(которые обычно заявляют, что тем временем изменяют траектории комети другим образом препятствуют катастрофамна их родной планете, независимо от того, так оно на самом деле или нет). Эта практика была запрещена в прошлом, когда действовали пангалактические законы(см. галактический совет),но имеет тенденцию к возрождению в менее цивилизованные периоды развития. Обычные названия для этой практики – начальное обучение, подъем за уши или агрессивное наставничество.По соответствующей местной терминологии – п-человечествои о-человечество(продвинутые и остаточные).

И это было только начало. Он почесал голову. Слишком много длинных слов. А ведь это даже не взрослопедия. Может, ему следовало поискать сайт для детей помладше.

Они пошли на посадку. Ух ты! Фассин даже не заметил, что они так близко от земли. Пустыня была усеяна самолетами разных размеров, многие были в воздухе. Народу тоже собралось много.

Они спустились по трапу и пошли по песку, хотя многие оставались в своих самолетах. Ему пришлось снова ехать на плечах дядюшки Словиуса.

Чуть вдалеке в центре большого круга располагалась башня со здоровенным шаром наверху. Там-то и была плохая машина, которую обнаружила в горной пещере и поймала Цессория. (Цессория и Люстралии ловили плохие машины. Он несколько раз пытался посмотреть «Патруль Люстралиев», но это было кино для стариков – сплошные разговоры да поцелуи.)

Плохой машине в шарике на верхушке большой башни позволили произнести речь, но в этой речи оказалось слишком много длинных слов. Ему стало скучно, к тому же тут было так жарко. Ни одной игрушки! Дядюшка Словиус два раза сказал ему: «Цыц!» Он даже немного устал делать вид, что душит дядюшку Словиуса, обхватывая его шею ногами, чтобы отомстить ему за это двойное «Цыц!», но дядюшка Словиус, казалось, даже не замечал его усилий. Мама и папа продолжали свой тихий разговор, закатывая глаза и тряся головами – они это все время делали. Двоюродный дедушка Фимендер и две старушки-подружки остались в самолете.

Люстралии в самолете (люди и вуль, похожий на большую серую летучую мышь) сказали какие-то слова, потом наконец пришло время и плохую машину убили, но даже и это было неинтересно – шарик на вершине башни покраснел, из него пошел густой дым, а потом Фассин увидел сильную яркую вспышку, хотя вовсе не такую уж сильную и яркую, потом раздался грохот, и вниз посыпались осколки, и еще пошел дым, некоторые радостно закричали, но большинство помалкивали, только эхо отдалось в горах.

Когда они вернулись в самолет, у двоюродного дедушки Фимендера были красные глаза, и он сказал, что, по его мнению, только что было совершено страшное преступление.

– А, молодой Таак. Ну-ка объясни-ка ты мне, что это за глупые разговоры о невозможности совершать экспедиции надлежащим образом; под надлежащим я, конечно же, имею в виду дистанционный метод.

Браам Гансерел, главный наблюдатель клана Тондерон, а потому и самый главный наблюдатель из всех (и будущий клановый тесть Фассина), был высок, худ, с гривой седых волос. Он выглядел моложе своих лет, но если как следует прикинуть, то ему перевалило за тысячу семьсот. У него были резкие, угловатые черты лица, большой нос, бледно-восковая, прозрачная кожа, а пальцы и кисти – длинные, хрупкие на вид. Он обычно ходил и стоял, выпятив грудь и закинув назад голову, словно давным-давно поклялся не выглядеть в старости сутулым и зашел слишком далеко в другом направлении. Из-за этой смешной привычки голова его сидела на шее под таким углом, что на тех, с кем он разговаривал и кому выговаривал, ему приходилось смотреть поверх своего великолепного, монументального носа. В руках он держал две длинные, отливающие черным блеском палки, словно только что вернулся с наимоднейших горнолыжных трасс или собирался туда отправиться.

С этими длинными, связанными в пучок волосами, бледной кожей и простыми, но изящного покроя наблюдательскими одеяниями (черные обмотки, панталоны, длиннополый пиджак) он выглядел вызывающе хрупким, милым стариком, важным до умопомрачения и деспотичным, словно некое верховное божество.

Он ворвался в столовую старшего офицерского состава тяжелого крейсера «Пиралис», стуча своими двумя палками и каблуками, в сопровождении полудюжины младших наблюдателей – и мужчины, и женщины, вид у всех мрачно-почтительный; замыкала шествие долговязая фигура улыбающегося Паггса Юрнвича, наблюдателя, в обучении которого участвовал Фассин, но который впоследствии провел меньше времени, чем Фассин, в медленно текущей реальности экспедиций, и теперь был старше и по внешности, и по прожитому времени.

– Главный наблюдатель, – сказал Фассин, встав и слегка (чтобы это не выглядело как поклон) кивнув головой.

Тяжелый крейсер доставлял их на Третью Ярость, низкоорбитальный спутник Наскерона, с которого они собирались отправляться в экспедицию либо все дистанционно, либо (если Фассину удастся настоять на своем) комбинируя дистанционный и прямой методы.

Браам Гансерел отказался лететь с высокими перегрузками (его годы и хрупкость исключали это), невзирая ни на какие э-костюмы, коконы жизнеобеспечения и противоударные гели, и потому корабль перемещался неторопливо, со стандартным одним «же», так что создавалась приблизительно двойная гравитация Глантина, чуть ниже силы тяжести на Сепекте. Но Браам Гансерел даже при этой стандартной перегрузке демонстративно, чтобы это ни для кого не осталось тайной, ходил, опираясь на обе свои палки. Однако в сложившихся обстоятельствах он полагал, что этой жертвы от него требуют долг и честь. Фассину показалось, что в таком виде Браам Гансерел напоминает вуля, вставшего на ходули.