Текст книги "Лунное стекло"

Автор книги: Иар Эльтеррус

Соавторы: Екатерина Белецкая
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Ну-ну, гений. Виднее, говоришь? Когда Орбели увозила Маден в университет, ей тоже было виднее, – покачал головой Скрипач. – И чем все кончилось?

– Я хочу, чтобы он получил музыкальное образование, – сердито ответил Ри. – Что в этом плохого, рыжий?

– Плохого ничего, но Безумным Бардом это его не сделает, – вздохнул Скрипач. – Ладно, поступай как знаешь… Черт, до чего же они быстро растут, – пожаловался он. – По ощущению – буквально вчера еще на ручках носили, и на тебе, музыкальная школа. Может, еще одного родите?

– Родим, – усмехнулась Джессика. – Как только будет возможность…

Умный Ромка, конечно, не стал звонить. Тихонько поскребся в дверь, и Берта ему почти сразу открыла – знала, что придет. Привычно чмокнула мальчика в макушку и сказала:

– Давай раздевайся, и на кухню. Хоть чаю попьем.

– А Ит? – тут же спросил Ромка.

– Полутруп дрыхнет, – вздохнула Берта. – Боюсь, пообщаться не получится.

– Ну вот, – расстроенно вздохнул Ромка. – А я думал…

– Завтра поговорите, – пообещала Берта. – Кстати, держи. Это тебе.

Красная пуля произвела на мальчика впечатление куда более сильное, чем ожидала Берта – почти минуту Ромка благоговейно ее рассматривал, потом погладил пальцем и положил в нагрудный карман рубашки. И застегнул карман на обе пуговицы, чтобы не потерять подарок.

– Вот объясни, зачем она тебе нужна? – попросила Берта.

– Ну как тебе сказать, Бертик… – Рома задумался. – Кажется, мне скоро понадобится много удачи. Что-то у меня должно получиться, а без пули не получилось бы. Теперь получится.

Берта покачала головой.

– Дай-то Бог, чтобы ты сейчас говорил про удачное выступление на концерте во вторник, – пробормотала она. – Давай, надевай тапочки и пошли чай пить.

…За последний год Ромка сильно вытянулся, сейчас он был почти с нее, Берту, ростом. Если все пойдет и дальше такими темпами, то у Ромы есть реальный шанс перерасти Ри. Ха-ха, так ему и надо, гению. И вообще, парень из Ромки получится очень красивый. Уже сейчас это видно. Лицо – помягче, чем у Ри, черты больше похожи на черты Джессики, и глаза карие, как у нее, а вот фигура, осанка, манера держаться – явно отцовские. И волосы точь-в-точь как у гения – черные, густые. И внутренняя какая-то строгость, непримиримость – тоже от Ри, Джесс никогда такой не была и не будет. А еще – порода. Да, именно порода. Что-то неуловимое, но присутствующее. И с каждым годом – все ярче, все заметнее. Как разгорающийся огонь, молодой, рьяный, неугасимый…

* * *

Ромка, увидев разоренный рюкзак, тут же кинулся помогать. Сначала, правда, позвонил маме и предупредил, что задержится у Бертика; а потом начал действовать. Переложил в большие кастрюльки курагу и чернослив и принялся мыть – пол, конечно, замочил, не без того, но у Берты хотя бы появилась возможность глотнуть чаю, а потом – вовремя успеть в комнату, чтобы словить Ита. К сожалению, сигнализация машин, припаркованных во дворе, была очень похожа на сирену, которую использовали в «Вереске», а Ит спросонья соображал не очень и всегда почему-то решал, что он в госпитале и что «вот прямо сейчас надо бежать, потому что воет».

– Ит, отбой, это машина! – привычно приказала она, быстро входя в комнату.

– Черт… – успевший сесть Ит тут же лег обратно. – Надо было купить беруши. Малыш, прости. Я тормоз…

– Я знаю, – успокоила она. – Чаю принести? Там Ромка пришел.

– Ммм… да нет, наверное. Бертик, извинись за меня, пожалуйста, но я что-то… не того… – Ит натянул одеяло повыше. – Попроси, чтобы завтра… Ты пулю отдала ему?

– Отдала. Спи дальше.

– Ему понравилась?

– Не то слово. Спи, говорю, немедленно.

– Угу…

Вернувшись в кухню, Берта обнаружила, что Ромка во время ее отсутствия уже успел вытащить электрическую мясорубку и сейчас рассматривал решетки, решая, которая понадобится.

– Бери ту, у которой дырочки поменьше, – посоветовала Берта. – Так вкуснее получается.

– Ага, ладно, – Ромка сунул ненужную решетку в коробочку с насадками. – Бертик, мама сказала, что ты уезжаешь. Правда? Это так?

Берта ждала этого вопроса.

– Правда, – ответила она, присаживаясь за стол. – Ромкин, пойми, я слишком скучаю по своим.

– А я скучаю, потому что папа… – Ромка осекся. – Но мы же не можем поехать с мамой.

– Можете, – возразила Берта.

– Нет, не можем, – упрямо возразил мальчик.

– Нет, можете, – покачала головой Берта. – Рома, ты уже большой и много что понимаешь.

– Нет, я дурак маленький, – Ромка нахмурился. – И не понимаю.

– Понимаешь. Ты отлично понимаешь, что маме тяжело точно так же, как и мне.

Рома тяжело, совсем по-взрослому, вздохнул.

– Ну почему так? – горько спросил он. – Я хочу дома… я не хочу никуда ехать…

– А маму тебе не жалко? – вопросом на вопрос ответила Берта.

Жестоко. Она отлично понимала, что сейчас поступает жестоко, что это подло по отношению к мальчику, что это, откровенно говоря, шантаж – но в то же время она понимала, что происходящее может потом обернуться… да нет, не бедой, конечно, но все равно чем-то нехорошим и неправильным.

– А маме и тебе не жалко нас с Настей? – Ромка поднял взгляд, и Берта в который уж раз поразилась – до чего же умен парень, как точно порой ловит такие вещи. – Бертик, ты как маленькая. Ты клянчишь. Сама видишь.

– Пас, – Берта опустила голову на руки. Ромка тут же подошел к ней, обнял. Она выпрямилась, через силу усмехнулась, щелкнула его по носу, взъерошила волосы на макушке. – Ром, я все равно уеду. Ты же знаешь.

– А Ит знает? – ухмыльнулся Ромка.

– Узнает, – пообещала она.

– Ой, как он обрадуется, – ехидно поддел ее мальчик.

– Догадываюсь, но ничего не могу поделать, – она хлопнула по столу ладонью. – Ты в школе больше ничего не пробовал рассказывать?

– Не-а, – помотал головой Ромка. – Они тупые. Ржут и говорят, что я придумываю.

– Тебе мама сразу сказала, что так и будет, – напомнила Берта.

– Но Настя же мне верит!

– Так то Настя…

* * *

Ромка как раз перешел в третий класс, когда в его школе появилась Настя. Первой ее случайно заметила Джессика. Она и Ри пришли вместе с Ромкой в школу первого сентября и ждали начала торжественной линейки. Стоял погожий, совсем летний день; дети, соскучившиеся друг по другу, болтали, смеялись; играла музыка, тут и там сновали преподаватели, отовсюду слышались оживленные голоса и смех. Ромка, пока не началась линейка, тоже куда-то убежал, и Ри сейчас ему звонил – разумеется, чтобы вернуть блудного сына на исходную позицию.

– Господи… – вдруг сказала Джессика, обернувшись. – Одуванчик!

– Чего? – не понял Ри, засовывая телефон в карман легкой куртки.

– Да вон, смотри. Девочка – как одуванчик, – Джессика засмеялась. – Вон стоит, у лестницы. С мамой.

Ри обернулся.

Эта парочка, мама и дочь, действительно стояли в стороне, у входа в школу. Мама оглядывалась, видимо, пыталась найти табличку класса (такие таблички на длинных палочках были у классных руководителей) и все никак не находила. Девочка безучастно стояла рядом, сжимая в одной руке ярко-красный рюкзак, а в другой – такие же красные розы, обернутые в целлофан, и ковыряла носком туфельки трещину в асфальте. Удивительная девочка. Тонкая, как тростинка, и с огромной копной почти белых, мелко вьющихся волос.

– Обалдеть, – Ри покачал головой. – Действительно, одуванчик… Слушай, а я их раньше не видел.

– Наверное, новенькая, – пожала плечами Джессика. – Интересно, в чей класс? Ей лет восемь-девять.

– Может, и в наш, – Ри заозирался. – Рома! Ром, иди сюда немедленно, где тебя носит!

– Пап, я сейчас! – откликнулся сын откуда-то сбоку. – Я уже иду!

– «Уже иду» было три минуты назад! – рассердился Ри. – Ну что за безобразие!

– Я уже тут, – Ромка протолкался к ним поближе. – Мам, отдай рюкзак.

– Цветы возьми, негодяй… рюкзак ему…

…После уроков Ромка позвонил Джессике и сказал, что задержится – отпросился погулять. Та согласилась. Погода стояла хорошая, а Ромка, по его словам, дальше двора никуда идти не собирался. У Джессики на первое сентября был взят выходной, да еще и вечером должны были прилететь из Москвы Фэб с Киром (всей семьей у них в этот раз приехать не получалось, работа), поэтому Джессика принялась готовить стол к празднику – ради Ромки они уже третий год отмечали День знаний.

Через пару часов дверь в квартиру открылась, и Джессика поняла, что сын вернулся. Так и оказалось, но… сын вернулся не один. Рядом с ним, к вящему удивлению Джессики, стояла та самая девочка-одуванчик, на которую она и Ри обратили внимание утром.

– Мама, познакомься, это Настя, – представил девочку воспитанный Рома. – Мы решили, что будем дружить. Ты не против?

– Здравствуй, Настя, – Джессика улыбнулась. – А твоя мама не будет против того, чтобы ты дружила с мальчиком?

– Здравствуйте, – спокойно ответила девочка. – Нет, не будет. Она, как только увидела ваш «Рендж Ровер», тут же разрешила.

Джессика слегка поперхнулась, но вовремя сориентировалась.

– Ей так понравилась наша машина? – спросила она.

– Ей понравилось, что у вас много денег, – невозмутимо пояснила девочка. – А вас тетя Женя зовут, да?

Джессика кивнула. Тут, «для всех», они использовали схожие имена – Джессику почти все называли Евгенией или Женей, а Ри – Игорем.

– Да, – Джессика кивнула.

– Теть Жень, вы не обращайте внимания на маму, – попросила девочка. – Она дура. Жадная. Она добрая, – тут же поправила Настя сама себя, – но дура.

– Не надо так говорить про маму, – попросила Джессика. – Это нехорошо.

– Нехорошо, зато правда, – Настя отвела глаза. – Я вас просто предупреждаю. А то вы потом удивляться будете.

– Не думаю, что меня можно этим сильно удивить, – хмыкнула Джессика.

– Учительница же сегодня удивилась, когда мама ее спросила, кто из детей богатый, чтобы я с ним дружила, – сообщила девочка. У Джессики глаза полезли на лоб.

– Она нас вместе посадила, – добавил Ромка. – За первую парту. Весь класс ржал.

– Они сказали, что мы – жених и невеста, – захихикала Настя.

– А я сказал, что им, наверно, завидно, потому что на них ни одна девчонка не посмотрит, – присовокупил сын. – Мам, мы с Джеем погуляем?

– Погуляйте, – разрешила Джессика. – А потом приходите, я уже почти все доделала. Настя, вы празднуете Первое сентября?

– Нет, – Настя погрустнела. – Мы даже день рождения не празднуем. Ничей. Ни папин, ни мамин, ни мой.

– Почему? – растерялась Джессика.

– Потому что мама говорит, что это не повод для радости, а повод для грусти. Что жизнь короткая и уходит, и что день рождения празднуют только идиоты. Плакать надо, а они празднуют. И что вообще на праздники тратятся только дураки.

– Ну, значит, мы дураки, – улыбнулась Джессика. – Ром, тащи собаку с кухни и идите. Полчасика дай ему побегать на площадке, и домой. Будем есть дурацкий торт с дурацкими розами, пить дурацкий чай с дурацким вареньем и получать дурацкие подарки. Рома, ты поделишься дурацкими подарками с дурацкой Настей?

Дети уже вовсю хихикали, поэтому ответил Ромка не сразу.

– П-п-поделюсь… Дурацкая Настя, пошли гулять с дурацкой собакой на дурацкую улицу…

– Дурацкий Ромка, положи дурацкий рюкзак… Оооой… Тетя Женя… Ой, дурацкая тетя Женя, а можно попросить дурацкой водички, а то пить хочется…

…Через полгода Настя уже прочно обосновалась в их доме. Дети почти все свободное время проводили вместе. Делали уроки, гуляли, позже – вместе пошли в музыкальную школу; Ромка – по классу гитары, а Настя – на флейту. Римма Андреевна, мама Насти, и впрямь оказалась на поверку женщиной глуповатой, простоватой, но при этом – не злой и совершенно лишенной какой бы то ни было житейской смекалки или хитрости. Оставалось только удивляться, почему Павел, папа Насти, выбрал себе такую жену. Сам он был человеком отнюдь не глупым, очень образованным, прозорливым и вскоре хорошо сошелся с Ри. Дружбой эти отношения назвать было, конечно, нельзя, но оба отца стали со временем хорошими приятелями.

– Ну, сдружились, и хорошо, – сказал он как-то про Настю и Рому. – Я в Римму тоже еще в школе влюбился. Правда, не так рано. Классе в седьмом, кажется, не помню уже точно. Потом разошлись, а потом… уже после института встретил ее случайно, ну и… – он улыбнулся. – Она, может, и не Эйнштейн, зато в ней другое хорошо.

– И что же? – полюбопытствовал Ри.

– Она – моя, – просто ответил Павел. – Я это словно с первого дня знал, что моя. Так и вышло…

…Настя тоже была «не Эйнштейн», училась не ахти как хорошо. Ромка, который с первого класса был круглый отличник, стал помогать – и оценки у Насти выправились, теперь она «плавала» между четверками и пятерками. Женихом и невестой их давно не дразнили, всем надоело. Как-то прижилось как данность – ну ходят везде вместе Давыдова с Торгачевым, и чего? Чем дразниться, лучше бы у Торгачева контрольную по матишу списать. Торгачев добрый, не откажет. А если откажет, так надо к Давыдовой подъехать, пусть Давыдова его и попросит…

* * *

Ромка ушел через час – позвонила Джессика и попросила его вернуться домой. Она приболела (насморк, ерунда, Ит выспится и завтра все поправит), а с Джеем нужно было вечером погулять, пес уже просился, ходил за ней по квартире с поводком в пасти, скреб лапой дверь.

– Бертик, мы завтра с мамой придем, да? – спросил Ромка уже в дверях.

– Приходите. Только не рано, – попросила Берта. – После полудня, а лучше в час. Сам понимаешь, пока он выспится…

– Понимаю, – с грустью кивнул Ромка. – Папа тоже почти сутки спал, когда последний раз приезжал. Мне надоело так, Бертик. Я хочу, чтобы как раньше…

– Милый мой, я тоже хочу, – Берта покачала головой, вздохнула.

– Но почему все так?

– Мы же тебе рассказали, почему так. Это жизнь, Ром. Так бывает.

– Значит, как-то неправильно бывает, – Ромка насупился. – Пойду я. Джей там скулит уже небось.

Когда за мальчиком закрылась дверь, Берта постояла минуту в прихожей, прислонившись плечом к стене, затем пошла на кухню – обе скороварки уже посвистывали, надо убрать огонь.

Жизнь?

Так бывает?

…Может быть. Может быть, так и бывает. Но вот только далеко не у всех оно так бывает почему-то. И ведь у нас тоже бывало иначе. Она вспомнила, как несколько лет подряд, до этого всего безумия, они ездили отдыхать на юг, на Черное море, всей семьей. Две машины, прицеп, на котором стояли «Хонды», дорогущие спортивные мотоциклы, которые купили себе Ит и Скрипач, багажники забиты вещами под завязку, а до этого – шумные сборы, веселье, точка встречи – ехали из разных городов – большой пикник в самом начале путешествия, с шашлыком, с обязательным мороженым для тогда еще совсем маленького Ромки. Ри восторга Ита и Скрипача от возможности «погонять в свое удовольствие» не разделял, ворчал, если они затевали гонки на трассе; Фэб нервничал первое время, но потом успокоился; и как же прекрасно это было – две машины, летящие сквозь огромное теплое лето, поля, леса; ушедшие далеко вперед мотоциклы, а потом – букетики полевых цветов, которые ребята, пока машины догоняли, успели нарвать для нее и для Джессики. Шуточные споры по рации, пикировка насчет машин: «Ри, зачем ты купил себе этот белый сарай?», «Мой белый сарай хотя бы на солнце не нагревается, а вот на кой вам черный сарай, да еще такого размера, я вообще не пойму», «Нас, если ты не заметил, пятеро, и два кота!», «А нас тоже пятеро и большой собак!», «Зато в нашем сарае можно спать», «В нашем тоже». И так далее… Потом их ждал целый месяц юга, тепла, солнца; совершенно не загаженный дикий каменистый пляж, маленький домик, стоящий на отшибе, который они снимали несколько лет подряд у одной и той же хозяйки; и весь этот месяц морского южного лета всегда принадлежал Ромке, потому что все это было в первую очередь для Ромки и только потом – для всех остальных. Это для него плавали тогда между камней в теплой, спокойной воде крошечные рыбки, это для него светили звезды, это для него приплыли однажды к самому берегу дельфины; это для него, и только для него продавали на рынке вкусные персики и виноград, и, конечно, только для него приводили по выходным на площадь настоящего живого ослика, с которым можно было фотографироваться и на котором можно было даже прокатиться.

Было, было… вот только ушло, и непонятно, надолго ли. Может, и навсегда.

Мотоциклы сейчас в гараже, под замком, в Москве. А на машинах ездят теперь только Берта и Джессика, впрочем, она, Берта, к машине подходит хорошо если раз в месяц, предпочитает общественный транспорт. Слишком большая машина, слишком много в ней свободного места. Лучше на метро, на трамвайчике, на автобусе. Почему? Ну, потому что лучше. Как-то так получилось, что так стало лучше…

Пол после Ромкиных стараний пришлось протереть, а курагу с черносливом – откинуть на дуршлаги, чтобы обсушить. Потом Берта оделась и сбегала на улицу, в магазин, за лимонами. Купила два кило – на нее посмотрели как на сумасшедшую, но она не обратила внимания, не до того было. Вернулась – скороварки вовсю свистели. Значит, пора делать «антракт». Это Скрипач где-то прочел, что мясо получается вкуснее и нежнее, если варить его «с антрактами», выключать на полчасика, а потом ставить кипеть снова. Попробовали – действительно, метод работал. Говядина в этот раз хорошая, молодая, поэтому еще полчаса, и можно будет раскладывать. И по справедливости, поэтому нужны весы.

Весы отыскались там же, где и скороварки, на нижней полке. Их тоже пришлось вытереть от пыли, и Берта снова расстроилась, но тут же одернула себя – хватит, довольно! Приняла решение? Приняла. Вот из этого и будем исходить, а все остальное – мусор. Мусор – прочь. Все, занимаюсь делами дальше.

Часам к восьми вечера на кухню выполз зябко кутающийся в кировский халат Ит. Налил себе чаю, потом вытащил из холодильника сыр, отрезал кусок.

– Ты нормально поесть не хочешь? – спросила Берта.

– Не-а, – ответил он, отхлебывая чай. – Пока не хочу. Тебе с мясорубкой помочь?

– Сама справлюсь, – отмахнулась Берта. – Тоже мне большое дело.

– Большое, – возразил Ит. – Вон сколько всего. Где кастрюл?

«Кастрюлом» в доме называли самую большую кастрюльку. Кроме «кастрюла» имелся еще «кастрюлчик», и замыкал тройку «махонький кастрюльчик» – Кир, после оглашения названий, пообещал, что при первой же возможности прибьет Скрипача чем-нибудь тяжелым. Скрипач позже признался, что это на самом деле не он придумал, а сплагиатил где-то, теперь уже невозможно вспомнить, где именно. То ли услышал, что ли прочитал… Названия, впрочем, хорошо прижились – если кто-то искал кастрюл, то помочь с поисками было гораздо проще…

– Кастрюл где-то наверху, его помыть надо, – предупредила Берта. Ит встал на табуретку, залез на верхнюю полку – точно, вон и кастрюл. Пыльный, как незнамо что. – Слушай, вымой его в ванной, а то в раковине курага…

– Черт-те что, – пожаловался Ит, возвращаясь через пять минут обратно. – Такое ощущение, что он на себя всю пыль собрал, которая в доме была!

– Лето, – пожала плечами Берта. – Окна открывала, вот и налетела всякая дрянь. Что поделать.

– Ничего, – пожал плечами Ит. – Малыш, ты давай, командуй. Лимоны? Ой, черт, я их не купил!..

– Я уже сходила. Давай лимоны. Рука не болит?

– Да что ей сделается…

Некоторое время они работали молча, да и разговаривать было почти невозможно – попробуй поговори, когда включена мясорубка. Потом Берта сделала чаю, и они наскоро перекусили: по бутерброду с котлетой да по паре ложек меду. И поспешно стали работать дальше. Говядина уже была разложена в контейнеры, теперь настала очередь заняться бараниной.

– Кир обрадуется, – заметил Ит. – Он последний месяц все сокрушался, что хочется чего-то этакого, настоящего, а у нас со временем было совсем плохо. Не поверишь, мы даже на берег не выходили, не говоря уж о городе. Один раз на сбор только, и все.

– Один раз? – удивилась Берта. – За месяц?

– Ну да, – Ит пожал плечами. – «Сфинксы» забирали всех сами, нам, как сама понимаешь, кидали самых… самых лучших. Которые уже лучше некуда. И не выпускали на сбор. Опять пошла какая-то дележка власти у начальства, как мне кажется.

– Когда она прекращалась, – поморщилась Берта. – У них дележка, а достается в результате вам. Замечательно.

– Лучше не бывает, – мрачно подтвердил Ит. – При других обстоятельствах я бы уволился.

– Некуда вам увольняться, – Берта облизала чайную ложечку – уж больно вкусный мед Ит привез, и как он только так ловко всегда выбирает? – Сам понимаешь, или Санкт-Рена, или… мы все попадаем под официалку.

– Мы под нее и так попали, как под асфальтовый каток, – мрачно заметил Ит. – Помнишь, Клим сказал, «вас самих найдут»?

– Помню, – кивнула Берта. – Только это разве не Сил сказал?

– Какая разница, кто? Правильно сказал, вот что важно, – Ит отложил нож, которым снимал шкурку с очередного лимона. – Мы сюда переехали – и что? Проходит совсем немного времени, и начинается это вот все. У Ри, если я правильно понял, уже какие-то нехорошие мысли начали появляться на этот счет.

– Вы с ним говорили?

– Целых десять минут, когда грузили раненых, – Ит вздохнул. – Если это можно так назвать, то да, говорили.

– И?

– И он сказал, дословно, «работаем дальше».

– Ага, работаете. Он – извозчиком, вы…

– Бертик…

– Что – Бертик? Я что, не права?

– Права, – удрученно согласился Ит. – Термоядерные какие-то лимоны, аж руки щиплет. Сахара придется побольше положить.

– Нормальные лимоны. Хочешь, я сама дочищу, а ты пока помешай кастрюл, пожалуйста…

Минут через сорок смесь была готова. Съели по столовой ложке, чтобы убедиться в том, что все получилось как надо, затем Ит побрел в комнату спать дальше, а Берта стала раскладывать смесь по контейнерам. Время было за полночь, она чувствовала, что устала и что ей самой уже тоже хочется спать.

* * *

Ночью они лежали вдвоем, под одеялом, и разговаривали. Было около трех. Ит, проснувшись, обнаружил с удивлением, что выспался, а Берта почему-то сильно нервничала и заснуть толком не могла. Не получалось.

– Ит, я правда так больше не могу, – пожаловалась она. Ит тяжело вздохнул. – Можно, я тебе расскажу одну историю? Только пообещай, что не будешь смеяться.

– Обещаю, – тут же откликнулся Ит.

– Нет, ты по-настоящему пообещай, – потребовала Берта. – Потому что это действительно смешно… когда происходит не с тобой и когда ты про это слушаешь.

– Постараюсь. А что случилось? – Ит лег поудобнее, так, чтобы ее лучше видеть.

– Это было летом, в августе, два месяца назад. Помнишь, было несколько дней жарких, Ри как раз после этого приезжал?.. Ему я, понятное дело, про это рассказывать не стала, только Джесс… Ну, в общем, вот что получилось. Я решила на ночь принять душ, тем более что горячей воды долго не было, а мыться из ведра радости мало. А тут столько счастья сразу: и горячая вода, и тепло. В общем, думаю, дай-ка помоюсь перед сном, причем от всей души. Может, расслаблюсь – нервничала последние дни, сама не своя ходила…

– Из-за нас? – печально спросил Ит.

– А из-за кого? Ну так вот. Вымылась, вылезаю из ванны и вдруг слышу – по квартире кто-то ходит. Шаги! Топ-топ, топ-топ. Господи… Ит, у меня чуть сердце от страха не остановилось. Да, вы меня учили, как отбиться, если что, но одно дело – учеба, да еще и с вами двоими, а другое – когда ты одна в квартире ночью и слышишь… это вот… Взяла себя в руки. Стою, слушаю. Ходит. То тише слышно, то громче. Все, думаю. Приехали. И как на грех – и телефон в комнате, и коммуникатор! Решила, что без боя не сдамся, кое-как влезла в джинсы и майку и стала искать какое-нибудь оружие.

– В ванной? – недоверчиво спросил Ит.

– Разумеется, в ванной, где еще? Защелка хилая, но хоть полминуты его бы удержала, наверное, и потом, я подумала… в общем, пока защелка не щелкнула, пусть он думает, что я не слышу, как он ходит, и, может, он из-за этого в ванную пока что не сунется. Оружие я нашла, Ит. Какое сумела. Дезодорант в баллончике и совок металлический, старый. Который зеленый и который неудобный. Хозяйский.

– Так…

– Я решила, что поступлю следующим образом. В левую руку дезодорант, в правую совок. Резко открою дверь, пшикну ему в морду дезодорантом, а потом огрею совком по голове, если получится. В общем, открываю дверь с ноги, выскакиваю…

Ит молчал, ожидая продолжения.

– Никого. Смотрю вправо-влево – никого. Скорее всего, он либо на кухне, либо в одной из комнат. Ну, я так и пошла по квартире – совок в одной руке, дезодорант в другой. Прошла все – пусто! Сбежал? Как?.. Через окно? Проверила окна – нет, все ограничители на месте, противомоскитные сетки тоже. Значит, через окна не вылезал. Проверила дверь – щеколда на месте. Знаешь, родной, это я сейчас так спокойно говорю, а тогда, когда я по квартире ходила… мне было страшно. Просто ужасно страшно! Я и не думала, что способна так пугаться. Оказывается, способна. И еще как. Прошла квартиру, потом решила вернуться в ванную – не век же мне с совком ходить? Вернулась… и снова слышу эти шаги! Топ-топ. Ит… знаешь, что это было?

– Что?

– Это вода капала с душевой занавески на красный тазик, в котором Фэб стирает свои носки!!! Этот проклятый тазик лежал на дне ванны, я, когда помылась, сама его туда положила, а потом передвинула занавеску, и вода стала капать на тазик!!! И вот тут я… Ит, я поняла, что свихнусь, если это все будет вот так же продолжаться дальше. Не могу больше. Не могу – в пустом доме, в пыли, которую не для кого убирать, в тишине, в которой никто не дышит! Ковшик этот треклятый больше видеть не могу! Придурков в Интернете, которым ни до кого, кроме себя, дела нет и не будет никогда! Идиоток на работе, для которых сапоги или телефон важнее, чем родные мужья и дети! Я все понимаю, и что это правильно, и так должно быть, понимаю, и что они тоже имеют право, понимаю, и что этот мир вовсе не идеал, что хорошего и плохого тут поровну, но… Ит, правда… Даже на Терре-ноль, и то было лучше… и десять лет назад тут было лучше… Ит, не гоните меня… я… пожалуйста…

Он молча прижал ее к себе, не зная, что сказать. В этот момент он ощутил все ее одиночество, чудовищное одиночество, и ужаснулся – какой уж тут смех? Снова кольнуло – виноват. И в этом виноват тоже. Но у них ведь не было другого выхода…

Она чуть отстранилась, вздохнула.

– Маленькая, прости, – растерянно произнес Ит. – Бертик, прости нас, пожалуйста! Но…

– Ит, я переезжаю, – сообщила она.

– Куда? – не понял он.

– В Сосновый Бор. Да, да, ты не ослышался. Я сняла там квартиру.

– Бертик, погоди.

– Нет, это ты погоди. Я сняла там квартиру и буду там жить. Максимально близко от вас. И видеться мы будем чаще. Гораздо. Думаю, я найду способ это делать.

– Малыш, но…

– Ит, без «но».

– Я совсем не это хотел сказать!

– Ну?

– Господи… – Ит, кажется, растерялся. – Когда?

– В начале ноября. Хочу уволиться с работы по всем правилам и максимально подбить дела здесь. Да и Ромку нужно успокоить, он от моей идеи не в восторге, а Джесс сама его не убедит.