Текст книги "Наследник"

Автор книги: Иар Эльтеррус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Айда в кафешку, – предложил Даниил. – Надо же отпраздновать такое дело!

– Ладно, пошли, – согласился Михаил. – А в какую?

– В Питере сегодня бардовский концерт в арт-кафе «Чужое небо» на Лиговке.

– Тогда надо в гражданку переодеться, нельзя там формой светить.

И троица друзей двинулась по коридорам к выходу, обсуждая все на свете, но только не свое задание – молчать о важном их научили еще на первом курсе. Кое-что сказать возле кабинета директора ребята позволили себе только потому, что никого рядом не было, да и каждые пять метров коридоров Академии отделялись глушащими полями. А к тому, что любую информацию кураторы в любой момент способны считать с их глашек или коммуникаторов, курсанты давно привыкли.

Навстречу друзьям попался высокий шатен с холодными синими глазами. Он вежливо кивнул и двинулся дальше. Михаил ответил и проводил однокурсника взглядом. Этот парень, Александр Коломцев, никогда ему не нравился, было в нем что-то скользкое, что-то вызывающее настороженность и даже неприятие. Возможно, он неправ, но довериться Коломцеву стало бы ошибкой, тот вполне способен идти к своей цели по головам. Поэтому Михаил старался держаться от него подальше. Соблюдал вежливость – и не более того. Интересно, куда это Коломцев пошел? Похоже, тоже к Зубру.

Выбросив из головы неприятного ему человека, Михаил с друзьями направился в общежитие – переодеваться. А переодевшись, они отправились на телепортационную площадку, откуда перенеслись в Санкт-Петербург. Никто из курсантов не знал, где на самом деле находилась Академия, ведь попасть в нее можно было только при помощи телепортации. Зато из нее можно было переместиться в любой город России, даже в Луноград, Марсополь и Титанис, столицы русских секторов на Луне, Марсе и Титане. По слухам, тайная система телепортов связывала вообще все поселения Империи. Естественно, в пределах одной планетной системы – межзвездная телепортация так и осталась загадкой для физиков. Но они надеялись со временем преодолеть и этот барьер.

– Вперед! – радостно провозгласил Даниил, взлохматив свою кучерявую шевелюру. – Сегодня я точно с классной девчонкой познакомлюсь!

– Иди уже, Казанова, – подтолкнул его в плечо Михаил.

И друзья, весело переговариваясь, двинулись по Лиговскому проспекту в направлении к выбранному кафе.

* * *

Сергей Елизарович с трудом сдерживал дрожь, следуя за конвоиром к кабинету следователя. Вызов в КВИБ-1, в общем-то, не стал для него неожиданностью, уже который год их группа диссидентов ходила по грани. Интересно, можно назвать это арестом? Вряд ли. Вежливое приглашение на собеседование со следователем губернского управления КВИБ-1, принесенное прямо на кафедру курьером в незнакомой мышастого цвета форме. Когда профессор распечатал конверт, ему показалось, что небо обрушилось ему на голову. Коллеги отпоили беднягу валерьянкой и принялись утешать, хотя поглядывали на него с опаской – от внимания квибовцев никто в среде интеллигенции ничего хорошего не ждал.

Как оказалось, преподавателя социологии дожидался на стоянке флаер без иллюминаторов, так что он понятия не имел, куда его привезли. Вышел наружу Сергей Елизарович в небольшом, ничем не примечательном дворике казенного вида. Затем оказался в здании, коридоры которого могли принадлежать любому учреждении в Империи. В конце концов профессора привели в кабинет со стенами, покрытыми деревянными панелями. Кроме стола, двух стульев и стеллажа с бумагами и инфокристаллами [7]7
  Инфокристаллы– информационные кристаллы.


[Закрыть]в нем ничего не было.

Внезапно одна стена отъехала в сторону, и в кабинете, словно призрак, возник светловолосый, совсем еще молодой человек нарочито простецкого вида. Вот только умные и жесткие льдисто-голубые глаза сразу выдавали, что он неглуп. На квибовце была темно-серая форма с двумя перечеркнутыми косой линией шпалами на погонах – профессор понятия не имел, какое звание они обозначают, никогда таких не видел.

– Добрый день, Сергей Елизарович, – добродушно улыбнулся молодой офицер. – Присаживайтесь. Меня зовут Михаил Иванович.

– Здравствуйте, – резко наклонил голову профессор, опускаясь на стул. Он с трудом сдержался от того, чтобы вытереть испарину со лба. – С какой целью меня вызвали?..

– Обсудить взгляды и действия вашей так называемой группы «Свобода», естественно, – усмехнулся офицер. – Пока вы варились в собственном соку, вас не трогали, но когда на вас вышли западные кураторы и начали финансировать…

– Нам просто помогают друзья из-за границы! – возмутился Сергей Елизарович.

– Вам дать прочесть послужной список каждого из этих «друзей» в ЦРУ и других службах? – сложил руки на столе Михаил Иванович, затем склонил голову набок, с живым интересом наблюдая за собеседником. – Мне нетрудно.

– Ложь! – отрезал профессор. – Они просто сочувствуют нашей борьбе за свободу.

На самом деле слова квибовца больно ударили его, он и сам не раз замечал странности в поведении западников и никак не мог понять, чего же им на самом деле нужно. Если они действительно из спецслужб, то многое становится ясным.

– И все-таки, – продолжил офицер, доставая из ящика стола папку и пододвигая ее к собеседнику. – Посмотрите.

Сергей Елизарович нехотя взял папку, открыл и принялся бегло просматривать лежащие там документы. Действительно, досье на знакомых ему двух американцев и трех европейцев. Все имели либо прямое, либо косвенное отношение к разведке. И трудно сказать, было ли это фальшивкой. Он сомневался, чтобы ради его крохотной группки стали бы проводить столь масштабную мистификацию, не тот уровень.

– Даже это не столь важно, – укоризненно посмотрел на него Михаил Иванович. – Хуже, что вы начали понемногу привлекать к своей деятельности молодых, студентов, засоряя им умы чуждыми нам идеями.

– Да почему же чуждыми?! – не выдержал Сергей Елизарович. – Что плохого в свободе?! Что плохого в демократии?! Народ сам должен выбирать себе правительство!

– Вы же историк и социолог… – вздохнул квибовец. – Вам ли не знать, что происходит в России при демократии. Наверх всплывают самые подлые и беспринципные люди, демагоги, способные только разрушать то, что построили до них. Они говорят много красивых слов, но что хорошего в реальности они хоть раз сделали для избравших их людей?

– Многое, – не согласился профессор. – Да, переходной период всегда труден, зато потом все станет хорошо. На западе же эта модель работает!

– Опять за рыбу мясо… – скривился Михаил Иванович. – На западе. Поймите, мы и они – разные цивилизации. К тому же там демократии нет, там плутократия, власть денег. Истинные правители находятся в тени, выдвигая на всеобщее обозрение свои марионетки.

– Опять эта старая идея о сионских мудрецах! – презрительно выплюнул Сергей Елизарович. – И не надоело вам это мусолить?

– Ну почему же сионских, далеко не все из них евреи, – откинулся на спинку стула квибовец, глядя на социолога, как на какое-то любопытное насекомое. – Но они существуют, это непреложный факт, нам даже известны имена многих. Мы не трогаем их, пока они не слишком нам надоедают. Если полезут, то заплатят за все. Причем, лично. И они это знают, потому не особо рискуют лезть в Россию. Жить-то хочется.

Он немного помолчал, а затем спросил:

– Скажите, чего вы и вам подобные добиваетесь? Почему любое достижение вашей родины вам как нож в сердце?

– Мы хотим свободы! – гордо выпрямился профессор. – Мы хотим сами решать, как нам жить! Без вашей указки!

– И какой именно свободы вы хотите? – в глазах Михаила Ивановича появилась усталость. – Свободы умирать от голода и холода? Ведь это основная свобода демократических стран. Там никто вам не поможет, как здесь. Там медицина только платная. Образование и жилье тоже.

– Вы не понимаете… – горько усмехнулся Сергей Елизарович. – Ну почему России обязательно надо переться своим, пусть дурацким, но своим путем? Почему не пойти по магистральной дороге, по которой идет все остальное человечество?! Ведь она единственно верная!

– Она тупиковая, – с жалостью посмотрел на него квибовец. – Вы ведь имеете доступ к западным информационным сетям? Чего там больше всего? Извращенной порнографии. Вы разговоры и обсуждения западных обывателей слышали? Там же пустота. На западе вырастили идеального потребителя, полностью покорного властям. Там забыли о чести, достоинстве, вере и мечте. Там у людей один бог – деньги.

– Зато люди имеют право выбирать, как им жить! – отрезал профессор. – Да, там тоже есть недостатки, я не стану идеализировать, но зато там четко понимают, что человек произошел от животного, поэтому дают ему возможность самому решить, каким быть.

– А мы тянем человека к небу… – Михаил Иванович смотрел на собеседника с горечью. – Заставляем его расправить крылья… Вот, значит, что вам претит? То, что в Империи люди стремятся ввысь, к небу, а не к корыту, как свиньи…

– Вы опять не так поняли… – простонал Сергей Елизарович, всплеснув руками. – Это хорошо, что человек стремится ввысь! Но пусть он сам выберет этот путь! Понимаете, сам!

– И как же он выберет, если вокруг все живут за закону джунглей – кто силен, тот и прав? – прищурился квибовец. – А ведь это основной закон западной цивилизации. А вот еще один. Каждый сам за себя.

– Да что плохого в том, что человек заботится о себе?! – вспыхнул профессор.

– Ничего. Но кто-то из древних мудрецов однажды сказал: «Если я не за себя, то кто же за меня? Но если я только за себя, то зачем я?». Есть ответ?

– Не понимаю, почему вы считаете, что там все только за себя. Это же не так! Иначе они бы не подняли цивилизацию до таких высот!

– И чем же их цивилизация выше нашей? – насмешливо поинтересовался Михаил Иванович. – Мы во многом достигли куда большего.

– Тем, что у них полная свобода самовыражения! – запальчиво выплюнул Сергей Елизарович. – Тем, что у них отсутствует цензура! У них есть свобода слова!

– Значит, вы считаете, что любое описанное кем-либо извращение должно быть опубликовано? – прищурился квибовец. – Читал я в западных сетях сладострастное описание изнасилования детей, читал… И это вы считаете правильным?..

– Да! – сжал кулаки социолог. – Да и еще раз да! Каждый имеет право на высказывание своего мнения! Каким бы оно ни было!

– А то, что такая мерзость развращает неокрепшие умы, вы учитываете?

– Значит, у человека будет больше степеней свободы выбора.

Михаил смотрел на этого высокоученого глупца и понимал, что тот искренен в своих заблуждениях, действительно в них верит. Ну почему русскую интеллигенцию так тянет в сторону запада, во все века враждебного России, какой бы государственный строй в ней ни был? Неужели не понимают, что все эти идеи псевдосвободы гибельны для страны? Неужели не понимают, кого хотят вырастить из молодых западники? Почему-то верят в декларируемые цели, не желая задуматься о том, что стоит за ними. Взять хоть Сергея Елизаровича. Великолепный ученый, умница, а несет такую чушь. И Михаил решил все-таки сделать последнюю попытку хоть в чем-то убедить профессора.

– Хорошо, пусть так, – он снова сцепил руки в замок, глядя в глаза собеседника, в которых горела вера в свою правоту. – Но что вы скажете на то, что у нас за сто двадцать лет ни разу не было изнасилования ребенка? А у них такое происходит постоянно – вы имеете доступ к их сетям, должны знать.

– Не было из-за страха! – отрезал социолог. – В Империи наказание за педофилию настолько страшное и бесчеловечное, что те, кто и хотел бы рискнуть, боятся. Да, такое – плохо, но вы опять же лишаете людей свободного выбора!

– А о изнасилованных детях, значит, можно забыть, да? – нехорошо прищурился квибовец. – Главное, чтобы у насильников была эта ваша свобода выбора? Так, по-вашему, получается? Вы понимаете, кем сейчас выглядите в глазах любого нормального человека?..

– О, Господи… – простонал Сергей Елизарович. – Да поймите же вы, что свобода выбора как поступить в той или иной ситуации – главное! Да, педофилия – это страшное, жуткое преступление, за которое следует наказывать. Но человек сам, по доброй воле должен отказаться от такого, а не от страха перед наказанием, как у нас!

– То есть, на детей, пострадавших от «свободно выбравших», вам плевать?..

– Да нет же! Я просто говорю, что западная модель намного правильнее! Пусть даже там безвинные страдают чаще, чем в Империи, но она все равно правильнее.

– Мне страшно смотреть на таких, как вы… – глухо произнес Михаил Иванович. – Ради своих измышлений вы готовы обречь других людей на жуткую судьбу. И не понимаете, идеалисты вы сумасшедшие, что даже если вам удастся занести сюда демократию, как сделали в девяностых годах двадцатого века, то ничего не добьетесь. Вслед за вами придут хищники, дождавшись, пока вы порушите все, до чего дотянетесь. Вам плевать, что в Империи социальная защищенность человека в разы выше, чем на вашем хваленом западе. Вам плевать, что у нас напрочь забыли о таких понятиях, как бандитизм, насилие и почти забыли о воровстве. Вам плевать, что у нас никому не позволят умереть от голода, холода или отсутствия врачебной помощи. Вам плевать, что у нас для человека открыты все дороги – стоит лишь приложить определенные усилия, и ты добьешься многого.

– Да не измышления, а истина! – буквально взвизгнул Сергей Елизарович. – Да, пусть на западе нет ваших так называемых социальных гарантий, зато там есть свобода, которой вы лишили русский народ! И там все равно живется лучше просто потому, что человек волен делать все, что пожелает!

– Вы так думаете? – сцепил руки в замок под подбородком квибовец. – А вы сами-то там жили? Или только бывали, как турист?

– Как турист, – с недоумением посмотрел на него профессор. – Но это ничего не меняет.

– Мда, – укоризненно показал головой Михаил Иванович. – Вижу, мы не договоримся. Поэтому у меня есть к вам предложение. Не желаете ли пожить на столь любезном вашему сердцу западе несколько лет? Чтобы самому все увидеть, понять и на себе ощутить.

– Хотел бы я… – тяжело вздохнул Сергей Елизарович. – Я подавал на эмиграцию, мне отказали…

– Так в чем проблема? – хохотнул квибовец. – Организуем вам быстренько депортацию. Штаты вас охотно примут, как беженца от тоталитаризма. Или Европа. Живите. При этом у вас в течение пяти лет будет право на возвращение, стоит лишь обратиться в наше посольство. Правда, возвращение будет с условием, что вы прекратите лить грязь на свою родину. Как вам?

Профессор ошарашенно уставился на него и захлопал глазами. Такого он точно не ожидал. Многие из их круга мечтали уехать, но не получалось – либо не выпускала Империя, либо не принимала заграница. Особенно непонятно было последнее, ведь они – борцы с тоталитаризмом!

– Да, еще одно, – продолжил Михаил Иванович. – Возвращение возможно только для тех, кто в течение проживания за границей не сочинял небылицы о своей бывшей стране, то есть не сотрудничал с лживыми русскоязычными средствами массовой информации наподобие «Голоса Америки», «Свободной Европы» и тому подобными.

– Я возвращаться не собираюсь! – отмахнулся Сергей Елизарович. – И не смейте называть лживыми тех, кто решился сказать о вас правду!

– А вот академик Коцепольский две недели назад вернулся, – ехидно сообщил квибовец, с насмешкой глядя на на социолога. – Землю русскую целовал и плакал, сойдя с трапа челнока, прощения просил…

– Коцепольский? – изумился профессор. – Но почему? У него же имя, он мог бы и там…

– О, вы наверное не в курсе, что он отказался лгать, а поэтому все четыре года жизни в Нью-Йорке мыл посуду в дешевой забегаловке, другой работы ученому с мировым именем в Америке не нашлось, – развел руками Михаил Иванович. – Он еще долго терпел, другие сбегают обратно года через два.

– Лжете! – буквально выплюнул Сергей Елизарович, он весь пылал возмущением.

Затем ученый все же обуздал себя и вспомнил, что возвращенцы с запада действительно не желают иметь ничего общего с прежним кругом общения, а когда с ними заговаривают о плюсах демократии, шипят и плюются. Впрочем, а чего ждать от предпочевших свободе рабство в Империи? Он искренне не понимал, с какой стати вернулся хотя бы доцент Семиверстов – не было до отъезда большего ненавистника порядков на родине. А теперь молчит в тряпочку и не поддерживает разговоров о политике, только гневно сверкает глазами, когда кто-то начинает разглагольствовать о благословенном западе, и тут же уходит. Почему? На расспросы доцент не отвечал, только криво усмехался и предлагал самим откушать западного гостеприимства. Сергей Елизарович его искренне не понимал.

– Так что, согласны? – поинтересовался Михаил Иванович.

– Да! – решительно заявил ученый.

– Хорошо. Тогда подпишите эти бумаги.

Квибовец положил перед профессором несколько заполненных убористым текстом листов. Сергей Елизарович внимательно прочел их. Временный отказ от гражданства, отказ от претензий и согласие на депортацию. А также заявления в посольства США и Евросоюза с просьбой признать его беженцем от тоталитаризма. Немного подумав, Сергей Елизарович решительно подписал все – его в Империи ничего не держало, дети выросли и жили своей жизнью, отказываясь признавать идеалы отца, а жена два года назад умерла. Шанс наконец-то оказаться в свободном мире профессор упускать не собирался.

Проводив Сергея Елизаровича, Михаил не сдержался и выматерился. Его до онемения поражали такие люди. Никогда не жили на этом чертовом западе, но априори считают, что там лучше, чем на родине. Что ж, тот, кто придумал «лечение», был гением. Пусть едут, пусть сами смотрят – ну не нужны миру денег русские гуманитарии! Им там тяжело приходится. Потому-то большинство и возвращается, уже имея прививку от «западных ценностей». Скорее всего, года через три вернется и этот упрямый дурак.

К счастью, практика следователем в КВИБ закончена. Теперь осталось только сдать экзамен по истории, и можно заниматься подготовкой к экспедиции. Михаил радостно улыбнулся, подошел к стене, нажал на незаметный узор и телепортировался в Академию.

Глава 4

За полукруглым столом сидело четыре человека – двое в форме, двое в гражданском платье. За их спинами была голографическая доска, возле которой висела лазерная указка. Перед столом располагались две одинарные парты, одна из которых была занята светловолосым парнем в серой форме, что-то сосредоточенно пишущем на листе пластибумаги. Вторая была пуста.

Михаил еще раз просмотрел написанное – как будто ничего не упустил. Он осторожно покосился на стол экзаменаторов. Надо же, как не повезло, сам академик Шпагин экзамен принимает, а со стороны Академии – полковник Хвостенко. Эти двое славились тем, что безжалостно валили курсантов. Малейшая ошибка – и пересдача. Второй раз не сдал – отчисление.

– Курсант Шмелев, девятый курс, к сдаче экзамена по новой истории готов! – встал и четко доложил Михаил.

– Очень хорошо, молодой человек, очень хорошо, – потер сухонькие ладошки академик. – Приступим. Итак, письменный билет у вас… э-э-э… а, вот, восемнадцатый. То есть, становление Империи. Прошу поведать ваши мысли на эту тему без точных дат и конкретных имен, но со своими выводами.

Судя по словам старика, комиссию интересовали отнюдь не точные знания курсанта, а нечто иное. Скорее всего, его интерпретация событий. В чем-то это было проще, в чем-то сложнее – ведь невозможно понять, какими критериями руководствуются экзаменаторы. И почему экзамены в Академии всегда с подвохом, с подковыркой? Ни разу не было, как в обычных учебных заведениях, всегда преподаватели выдумывали что-то эдакое. Всегда заставляли напрягать все свои способности. И это несколько раздражало, хотя умом Михаил и понимал, что они правы.

– Первые кирпичи в основание будущей Империи были заложены с двухтысячного по две тысячи двадцатый годы, – обдумав предстоящий ответ, начал он. – Эти два десятилетия оказались очень нелегкими для Российской Федерации, но главные задачи все же были решены. Во-первых, власть не попала снова в руки прозападных сил, стремившихся расчленить Россию на десятки мелких государств. Во-вторых, удалось удержать запад от прямой интервенции, к чему шло. В это время создавались засекреченные научно-исследовательские институты, вкладывались средства в наукоемкие проекты, строились пока еще немногочисленные новые предприятия тяжелой промышленности. Народу жилось очень нелегко, но зато постепенно ликвидировались последствия разрухи девяностых годов двадцатого столетия.

– Осветите теперь период с две тысячи двадцатого года до провозглашения Империи, – попросил академик Шпагин. – А главное – предпосылки данного события.

– Это был очень неоднозначный период в истории нашей страны, – по некоторому размышлению произнес Михаил. – С одной стороны Россия становилась сильнее, а с другой было окончательно «проедено» советское наследство, пришло в полную негодность ЖКХ. На восстановление и создание требовались средства, которых катастрофически не хватало. К счастью, государственное устройство в эти десятилетия только называлось демократией, на самом деле не имея к ней никакого отношения. Это была умно выстроенная криптократия, когда никто посторонний во властные структуры не допускался. И правители страны сумели справиться с проблемами, хотя стоило это России очень дорого – пришлось даже жестко подавлять несколько спровоцированных западными разведками бунтов. Постепенно в стране создавались все новые производства, и к две тысячи двадцать пятому году мы были уже способны выжить вообще без импорта – все необходимое для жизни производили отечественные предприятия. После этого были установленны таможенные барьеры для их поддержки, и наши товары стали стоить на внутреннем рынке в два-три раза дешевле импортных, при этом имея качество намного лучше – примерно через десятилетие как раз и была принята знаменитая концепция надежной экономии, до сих пор работающая в Империи.

– Раскройте суть данной концепции.

– Это отказ от постоянного производства все новых и новых моделей бытовой техники и других товаров долгосрочного пользования. Новинки теперь появляются в продаже только после внедрения действительно кардинальных изменений. Нет смысла менять каждые несколько лет хотя бы холодильник, если старый прекрасно работает и проработает еще двадцать-тридцать лет. Но при том эти же холодильники производятся с десятикратным запасом надежности. После появления на рынке товаров, произведенных по этой концепции, западные фирмы буквально взвыли – это лишало их прибылей, ведь западные потребители ринулись покупать русские бытовые приборы, способные работать десятилетиями. Буквально через два месяца всеми капиталистическими странами мира был принят запрет о ввозе на их территорию сверхнадежной техники нашего производства. Но правительство России и не стремилось экспортировать ее, производя, в основном, для внутреннего потребления. И, невзирая ни на какое давление со стороны, Россия так и не отказалась от данной концепции, поэтому любая наша техника обычно во много раз надежнее заграничной. Тем более, что мы обгоняем запад в развитии во многих отраслях.

– Теперь осветите политику правительства в отношении малого бизнеса начиная с две тысячи тридцатого года, – академик одобрительно кивал, но понять, что именно ему понравилось в ответе курсанта, было невозможно.

– В начале указанного года была принята программа долгосрочного государственного кредитования малых и средних предприятий, – Михаил мысленно крыл себя последними словами за то, что при подготовке обратил на эту тему мало внимания. Не думал, что спросят, а спросили! – Самым главным в этой программе я считаю то, что она была направлена на поднятие производства нестандартных товаров народного потребления и улучшения сферы услуг. Например, получить кредит на открытие цветочного магазина или ресторана было невозможно, зато, если кто-то придумывал новый прибор или новую услугу, то все наоборот. Возьмем хотя бы корпорацию «Гологратор», мы все пользуемся ее продукцией, а ведь начиналась она в те времена с крохотной мастерской, в которой и выпускались буквально на коленке первые еще неуклюжие голографические проекторы и экраны по оригинальной технологии. Как оказалось, у русских богатая фантазия, наши предки выдумали множество такого, что никому из западников и в голову не приходило. Причем, к началу сороковых годов двадцать первого века никого в нашей стране уже не интересовал зарубежный рынок, поэтому правительство в конце концов отказалось от западных стандартов, частично выработав новые, частично вернув советские. Это вызвало очередное нарастание напряженности между Россией и западным миром, торговля между ними практически сошла на нет.

Экзаменаторы сразу уловили неуверенность курсанта и принялись гонять его по этой теме. Михаил с немалым трудом смог ответить на все вопросы, но сам понимал, что ответы неполны.

– Хорошо, – академик Шпагин прервал собиравшегося задать еще один вопрос полковника Хвостенко. – Теперь расскажите мне, как обстояли дела с культурой в России первой половины двадцать первого века.

– В первое и частично второе десятилетие бал в стране правила так называемая попса, иначе говоря – популярная, массовая культура, – с облегчением затараторил курсант, этот вопрос он знал досконально, поскольку увлекался музыкой указанного времени. – Она не несла в себе ничего, кроме пустоты, звала людей к корыту, а не к небу, превращала их в животных. Это относится и к музыке, и к литературе, и даже к театру и кино. Но при этом существовала иная, альтернативная, истинная культура. Беда в том, что группы и исполнителей, поющих наполненные глубоким смыслом песни, слушали очень немногие. Да и книги, заставляющие задуматься, выходили мизерными тиражами в несколько тысяч экземпляров. Ситуацию спасало только наличие интернета, где любой желающий мог ознакомиться с шедеврами альтернативной культуры. Прозападные силы стремились лишить людей даже этой отдушины и под видом борьбы за защиту авторских прав с каждым годом все сильнее перекрывали кислород, добиваясь запрета то одного, то другого сайта. Ситуация начала меняться только к концу десятых годов, а окончательно изменилась в двадцатых, когда за дело взялся комитет по культуре, официально не существующий, но на деле имевший огромные полномочия. Его создали из по-настоящему творческих людей. Как смогли добиться, чтобы в него не проникли приспособленцы, осталось неизвестным. Возможно, эта структура изначально возникла самостоятельно, а только потом была поддержана правительством. Но начало происходить нечто странное, – Михаил увлекся и стал жестикулировать. – На пути у бездарей, толкающих людей вниз, в пропасть, начали возникать препоны, зато талантам открывались все дороги. Группы, не имевшие раньше возможности записать концерт, внезапно получали контракты от лучших студий. Книги, зовущие распахнуть крылья и взлететь, неожиданно публиковались большими тиражами. Один за другим снимались фильмы и сериалы, трогающие душу, и отнюдь не о жизни бандитских группировок или офисных хомячков, как раньше. Все это происходило медленно, постепенно, исподволь. Но через двадцать пять лет ситуация в русской культуре выглядела совершенно иначе. Западная псевдокультура, за исключением редких по-настоящему талантливых произведений, практически перестала пользоваться спросом у нас на родине. Появилось огромное число патриотических песен, книг и фильмов. При этом еще и зовущих человека вверх, говорящих, что он человек, а не животное, жаждущее только удовлетворять свои скотские желания. И…

– По этому вопросу достаточно, молодой человек, – прервал отвечающего академик. – Осветите отношения между Россией и западом в указанный период.

– Отношения? – криво усмехнулся Михаил. – Это если можно назвать их так. Элитам западных стран, особенно США, очень не нравилось, что еще в нулевых годах двадцать первого века Россия начала уходить из-под их власти, постепенно отказываясь от навязанных ей чуждых парадигм демократии, либерализма, толерантности и прочей чуши. В десятых годах эта тенденция усилилась, достигнув своего апогея в конце двадцатых. Со стороны США и сателлитов следовали провокация за провокацией, в нескольких бывших республиках СССР произошли так называемые цветные революции, спровоцированные, по всей видимости, американской разведкой. К счастью, как я уже говорил, русскому правительству путем хитрого лавирования и немалых уступок удалось не допустить войны до полного перевооружения армии. НАТО напало только в две тысячи двадцать пятом году. Они не ждали того, что их встретило – по всем границам России возникло защитное поле, протянувшееся на высоту двадцати километров. А из замаскированных бункеров ударили гравитационные орудия, превращающие их авиацию в мелкие обломки. Тайно вкладываемые в научные разработки немалые средства дали результат, и мы опередили весь мир в технологиях, причем, сумели скрыть это от противника. Поэтому война закончилась буквально за неделю. Натовские войска понесли гигантские потери в технике и живой силе. Мы же потеряли взвод солдат и две подводные лодки. Правда, самую большую роль в том, что натовцы запросили мира, сыграла орбитальная станция «Перун». Ее составные части около десяти лет выводились на орбиту под видом спутников разных назначений, а с началом военных действий соединились в одно целое. Станция атаковала лучевым и гравитационным оружием малонаселенные районы США, чем сильно напугала их правительство. На вопли демократической прессы о кровожадных русских мы не обратили ни малейшего внимания, выставив западному миру ультиматум, суть которого сводилась к одному: вы не трогаете нас, мы не трогаем вас. Им пришлось принять этот ультиматум, но, естественно, «хозяева мира» затаили злобу и принялись лихорадочно изобретать и производить новое оружие. Вторая война началась после объявления о восстановлении Российской Империи в две тысячи пятьдесят восьмом году. И она далась нам куда тяжелее…

– Благодарю, – кивнул Шпагин. – А теперь переходите к главному – созданию Империи такой, как мы ее знаем. Но коротко.

– Не знаю, как можно рассказать об этом коротко, – вздохнул курсант. – Слишком объемная тема. Но попытаюсь. Похоже, идея восстановления Империи начала циркулировать в верхах Росси еще в начале нулевых годов двадцать первого столетия. Иначе ничем не объяснишь появление таких книг, как «Проект Россия» и ей подобные. Помимо того сотнями писались и публиковались фантастические произведения проимперского толка. Понятно, что без вмешательства сверху, пусть даже непрямого, такое было бы невозможно. В двадцатых годах профессор То…