Текст книги "666. Рождение зверя"

Автор книги: И. Хо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Звезда Полынь

Вымокший до нитки, пошатываясь, Кирилл ввалился в квартиру около часа ночи. Ему хотелось позвонить Арсентьеву, но он вспомнил, что его мобильный лежит где-то на дне Москвы-реки. Мобильный Алексея наверняка тоже. На Первом канале Алим Юсупов вел прямую трансляцию с места событий:

«Только что на место трагедии прибыли президент России Дмитрий Медведев, премьер-министр Владимир Путин и мэр Москвы Сергей Собянин. Глава МЧС Сергей Шойгу доложил руководителям государства о ходе поисково-спасательной операции. Пока трудно говорить, но уже понятно, что большинство участников церемонии закрытия Московского кинофестиваля погибли. Среди них – звезды кино мировой величины, лауреаты премии „Оскар“. Вот как прокомментировал случившееся Владимир Путин:

– Это не просто трагедия международного масштаба. Это еще и национальный позор. И проявление вопиющей безответственности… безалаберности».

Лицо у Путина было серым от боли, злобы и досады. Потемкину стало искренне жаль его. Действительно позорище, причем на пустом месте. Кирилл включил ноутбук, открыл страничку своего микроблога на Твиттере и написал: «Со мной все в порядке. Мобильный потерял, восстановлю завтра. Звоните на домашний или рабочий, если кто их знает». Он заметил оповещение, что gommorah_angel сделал новую запись в своем живом журнале. Кирилл зашел на страничку нового френда и прочитал выдержку из какогото лунного гороскопа на этот день:

Символ – крокодил Маккара (кровожадный полукрокодил, полурыба, полуптица, полузмей), который все глотает, хватает, пожирает; еще один символ – Цербер. Близки к этому образу также Химера и Ехидна. Период очень тяжелый – один из дней обольщения. Связан с насилием, разрушением старого, с коренной реформой. В этот день в человеке легко высвобождаются инстинкт захвата, неуемный аппетит, склонность к бреду, дракам, авантюрам. В зороастрийской мифологии двадцать третьему лунному дню соответствует антивенера – Ашма-дайва (похоть), подкарауливающая человека. Между тем сексуальная энергия этого дня подрывает здоровье. День разгула вампиров и кровососов. Этот день – символ самопожертвования, покаяния, понимания и прощения.

Потемкин откупорил бутылку виски, выпил половину из горла и, еле переставляя ноги, добрел до ванной комнаты. Расслабившись в горячей воде, Кирилл почти отключился. Он перебирал в памяти увиденные сегодня на теплоходе лица, и только теперь ужас случившегося начал растекаться по его телу. Не в том смысле, что он очень переживал за всех этих хозяев жизни, а от осознания того простого факта, что, не загляни он в ту дверь за штендером у туалета, сейчас сам был бы обугленной головешкой, плавающей по Москве-реке. И, что самое неприятное, – героем некролога. Потемкин представил себе реакцию многочисленных собратьев по цеху, друзей, подруг и знакомых на появление его фамилии в скорбных списках, увидел их насквозь фальшивые физиономии. «Ах, вы слышали? Какая жалость…». «Да, приятный был молодой человек». «Потемкин? Бросьте, да на нем клеймо негде было ставить! „Собаке – собачья смерть“ – самая подходящая для него эпитафия. Вот кого действительно жаль, так это…» Пожалуй, единственным человеком, кто вправду скорбел бы о нем, была бы Ева. Он увидел ее, бьющуюся в истерике, с размазанными по щекам соплями, и на душе у него потеплело.

Разбудил его телефонный звонок. Звонил домашний телефон, причем очень назойливо. Треньканье прекратилось, но через несколько минут возобновилось. Кирилл нехотя вылез из ванны, надел халат и снял трубку.

– Слышь, чего у тебя с мобильным? – раздался в трубке обиженный голос Фильштейна.

Из телефона доносилась музыка, то есть Филя сидел в каком-то увеселительном заведении.

– Он утонул. Как подводная лодка «Курск». Вот, поплавал сегодня немного. Из огня да в полымя, как говорится.

Депутат не понял намека – видимо, новость до него еще не дошла.

– Мы же договаривались сегодня встретиться!

Кирилл вспомнил. Действительно, договаривались.

– Сань, извини, форс-мажор, – примирительно сказал он.

– Мне с тобой обязательно поговорить надо. Приезжай срочно в «Рай». Я тут в баре сижу.

«Нет, только не это», – подумал Кирилл. Он мысленно отмерил расстояние от своего дома до Фили, почувствовал все эти километры асфальта и понял: «Не доеду, умру».

– Сань, ты охуел? Посмотри на часы! Я пьяный совсем, сплю. Это что, до завтра никак не потерпит?

– Не потерпит. Вопрос жизни и смерти.

Голос у Фили был не просто серьезный – суровый. Видимо, у него что-то и впрямь стряслось. Кирилл устало сел в кресло-качалку. «Почему я всегда должен входить в чье-то положение! Неужели никто не может войти в мое?»

– Ладно. Хуй с тобой. Приеду, жди. Но только если это какая-то лажа или повод выпить – удушу собственными руками, невзирая на чины и звания.

Он сбросил линию, потом набрал вызов такси.

– Девушка, мне из Ясенево надо на Болотную набережную.

– Машина может быть через десять минут. Какой адрес?

Потемкин назвал адрес и номер телефона.

– Хорошо, ожидайте.

Кирилл уже высох. Он с трудом напялил на себя джинсы, черную майку, кеды и трикотажную куртку с капюшоном. Его не покидало ощущение, что имеющихся физических сил без дополнительного пинка нервной системе не хватит. Поэтому он прошел в гостиную и открыл секретер. Там, за альбомами старых семейных фотографий, лежал целлофановый пакетик с грубо порезанной травой и стопочка папиросной бумаги. Быстро свернув косяк, Потемкин вернулся в кресло и закурил. Сладкий дразнящий запах разнесся по комнате. Он сделал несколько глубоких затяжек. Через пару минут торкнуло, и настроение резко пошло в гору. Кирилл зачем-то разогнал руками висящий в комнате кумар и направился на выход.

По пустой Москве черная с шашечками «хонда» неслась как на крыльях. Пролетая вдоль Якиманки, Кирилл обратил внимание на кавалькаду машин «скорой помощи», двигавшихся им навстречу. Спецсигналы у них были выключены. «Видимо, не понадобились. Надо патриархии какую-нибудь „Скорую помощь“ по спасению душ организовать: „Иповедание, отпущение грехов, отпевание. Доверьтесь профессионалам!“ – подумал Потемкин и рассмеялся. Пожилой таксист искоса бросил на него слегка испуганный взгляд и прибавил газу. Добрались за какие-нибудь полчаса. В чреве одного из мрачных фабричных корпусов шоколадной фабрики „Красный Октябрь“ веселье было в разгаре, о чем свидетельствовали стоящие на приколе „бентли“ и „майбахи“. Потемкин расплатился и попросил таксиста подождать за тысячу в час и двойной счетчик обратно – чтобы не сманили безлошадные посетители. Продемонстрировав привередливому контролю свой давно примелькавшийся фейс, он вошел в „Рай“.

Кириллу нравилось внутреннее убранство этого ночного клуба, которое было невозможно адекватно воспринимать на совсем трезвую и ничем не одурманенную голову. В общем-то все ночные увеселительные заведения стремятся воплотить детскую мечту взрослого человека оказаться в волшебном мире сказки из финальной заставки телепрограммы «Спокойной ночи, малыши!». Покататься на Луне, промчаться на коне по радуге, подружиться со слоненком и конечно же поймать за хвост жар-птицу. Битву за клиента выигрывает тот, у кого это лучше получается. В этом плане «Рай» с его лунным танцполом, приглушенно-радужным антуражем, чучелом слона и манящими полуголыми жар-птицами повсюду был на высоте. Зайдя в предбанник клуба, бар Heaven, Потемкин поздоровался с вылупившим на него стеклянные глаза змеем-искусителем и начал осматривать зал в поисках Фили. Депутат в гордом одиночестве сидел в одной из полуосвещенных ниш.

– Франкенштейн, я надеюсь, оно того стоило. – Кирилл швырнул на стол пачку сигарет с зажигалкой и жестом подозвал барменшу.

– Конечно. – Филя был уже на бровях. Перед ним стояла почти пустая бутыль коньяка Hennessy и валялись шкурки киви. – Когда узнаешь, спасибо скажешь.

– Абсент принесите, пожалуйста, и грейпфрутовый фреш со льдом, – сказал Потемкин подошедшей даме.

Повисла пауза, заполняемая долбежкой хаус-музыки из соседнего зала. Оттуда к выходу проследовал слегка помятый и весьма состарившийся за последний год телеведущий Дмитрий Дибров в сопровождении нимфы, без особого успеха пытавшейся выдать себя за совершеннолетнюю.

– О счастливчик! – брякнул Кирилл.

– Зачетная телка, – согласился Фильштейн.

– Фу, Саня! – Потемкин скривил физиономию так, будто увидел перед собой на столе лоток с кошачьим дерьмом. – Таким нимфам красная цена – три копейки в базарный день на Ленинградке. Чуваку повезло, что сегодня его угораздило быть здесь, а не в километре отсюда.

– Я все не пойму, а че случилось-то? Чего мне обзвонились все?

– А они что, эти «все», ничего не сказали?

Филя перевел мутный взгляд на свой телефон:

– Дык я после одиннадцати часов вообще автоответчик включаю. Заебали.

– Ну и молодец. Меньше знаешь – лучше спишь.

– Нет уж, брат, – встрепенулся Фильштейн. – Раз начал, теперь говори. А то спать вообще не смогу.

Барменша принесла Кириллу его заказ. Изящная граненая рюмка была накрыта специальной ажурной ложечкой с кубиком сахара. Потемкин взял со стола спички и поджег абсент. Внимательно глядя на плавящийся и стекающий сахар, он в телеграфном стиле рассказал Филе о том, что случилось сегодня у Кремлевской набережной. Фильштейн слушал, и челюсть его отвисала все ниже и ниже. Когда сахар выгорел, Кирилл затушил синее пламя, размешал все ложечкой и взял в руки соломинку.

– Вот, примерно так.

Как бы подводя черту, он всосал в себя содержимое рюмки и тут же остудил горло грейпфрутовым соком.

– Ну, как говорится, за ее благородие госпожу удачу, – промычал ошарашенный новостями Фильштейн и выпил коньяка, закусив лимончиком. – Представляю себе, что у нас завтра будет. Экстренное траурное заседание и все такое. Портреты в прихожей, постные рожи. Противно. Хотя многим покойничкам, вообще-то говоря, поделом. Пидарасы.

Потемкин сразу вспомнил свои размышления об общественном резонансе в связи с собственной кончиной, и ему стало смешно. Не просто смешно, его распирало. Кирилл затрясся и повалился на бок. Депутат молча и понимающе смотрел, как его приятеля колотит на диванчике.

– Кира, я хочу тебе предложение сделать, – сказал он, когда Потемкин пришел в себя. – Собственно, за этим и звал.

– Надеюсь, не насчет замужества, Саня. Я пидаров не очень уважаю, ты же знаешь. – Потемкин опять начал хихикать.

Чтобы поддержать градус общения, Фильштейн тоже скривил рожу и хрипло заржал.

– Да не, ты че! Давай сделаем рокировку: в «Эдем» я вместо тебя полечу.

Кирилл моментально успокоился.

– Как это? – спросил он и громко икнул. Язык его уже слегка заплетался.

– Ты же говорил, что туда можно приехать под псевдонимом, – начал быстро излагать свой план Филя. – Так вот, у меня будет псевдоним – Кирилл Потемкин. Класс?

– А на хрена мне это надо? – Кириллу показалось, что депутат, как и положено депутату, его нагло разводит. – Я сам туда хочу.

– Так это самое главное, Кира, – торжественно улыбаясь, заявил Фильштейн, вытаскивая из кармана свой, как он полагал, самый убойный аргумент. – В качестве компенсации моральных страданий я плачу тебе лям долларов.

Филя потряс над столом пухлым бумажником. Потемкин смотрел на него снисходительно.

– Саня, я тебе не все рассказал, прости. – Не разводя канители с сахаром, он отхлебнул из новой рюмки, которую поставила ему барменша.

– В каком смысле? – насторожился Фильштейн.

– У меня там физические параметры запрашивали. И не только рост, вес, цвет волос и глаз, но и в том числе, извини уж, размер хуя. Не думаю, что ты сойдешь за голубоглазого блондина с необрезанной пиписькой восемнадцати сантиметров. Они просто укажут тебе на дверь.

До Фильштейна дошло, что его гениальный план не имеет никаких шансов. Он ошалело закрутил глазами.

– Но ведь должен же… должен быть какой-то выход… – бормотал он.

– Филя, родной, ты чего так гоношишься из-за этой богадельни? Что в ней такого особенного-то? Мало ли в Индийском океане островов и мало ли на этих островах вип-борделей?

– Я не могу тебе этого объяснить. – Филя поставил локти на стол и обхватил руками свою большую голову. – Даже если попытаюсь, ты все равно ничего не поймешь…

Кирилл почувствовал, что дополнительное ускорение, которое он получил от косяка, заканчивается. Количество адреналина в его организме быстро сходило на нет.

– Слушай, Сань, я поеду, а? Меня ноги уже не держат.

Фильштейн не стал его тормозить:

– Да, иди, конечно. Ты извини, что выдернул. Если б знал, не стал… Честное слово. Мог бы и сказать, по телефону-то.

– Боюсь, по телефону ты бы не понял. Или не поверил. Тем более, я намекал. А в обиде ты страшен, Франкенштейн. Мне заплатить?

Филя вяло махнул рукой, показывая, что он сегодня щедрый еврей. Потемкин встал, хлопнул его по плечу и поплелся к выходу. Вид у его приятеля был совсем убитый. Кирилл даже хотел вернуться и еще поболтать, но подумал, что это уж точно может потерпеть до завтра. В конце концов, ничего более страшного, чем то, что уже случилось, сегодня произойти не может. Он выскочил из неонового чрева клуба «Рай» и окунулся в прохладную летнюю ночь. Таксист, как и договаривались, ожидал его в паре десятков метров.

– Обратно в Ясенево, шеф, – сказал Потемкин, открывая дверь машины. – Только к стрелке подъедем на минуточку.

– Хозяин – барин.

Он чем-то напоминал Михаила Сергеевича – как, впрочем, и все настоящие московские тачилы. Проехав триста метров вдоль Водоотводного канала, они остановились. Кирилл вышел из машины и сделал несколько шагов по направлению к стоящему к ним задом истукану Христофора-Петра. Задрав голову, он вглядывался в мрачное изваяние, рассекающее черное бархатное небо. Никаких следов ремонтных работ ни наверху, ни у постамента заметно не было. Потемкин хотел было уже ехать дальше, как вдруг увидел, что окна в корме корабля, на котором стоит российский император, горят синим огнем. Причем именно горят, то есть внутри корабля бушует пожар, вырываясь наружу голубыми языками пламени, как из газовой конфорки. Кирилл протер глаза, но пламя не исчезло. Он вернулся к машине и спросил у курящего с отстраненным видом таксиста:

– Прошу прощения, вы не посмотрите?

– Куда? – вздрогнул таксист.

– Вон туда, – Кирилл показал рукой в направлении корабля. – Ничего странного не видите?

Водитель высунул голову в окно, посмотрел сначала туда, куда просил Потемкин, потом на него самого.

– Парень, ты давно в Москве-то? Эта штука здеся уже лет пятнадцать как стоит. «Баба с бигудями» называется.

– Нет, вы не поняли! – мотнул головой Кирилл. – Вы там никакого света в окошках не видите?

Таксист еще раз взглянул на «бабу с бигудями» и уставился в руль. У него был вид человека, который понимает, что вынужденно имеет дело с сумасшедшим.

– Не вижу, – отрезал он. – Так мы едем или нет?

Кирилл хотел было вежливо попросить не держать его за параноика и посмотреть внимательнее, но увидел, что огненное свечение куда-то пропало.

– Да, вы правы, – неуверенно согласился он и сел в машину. – Поехали.

«Заметили меня и погасили, гады», – твердил про себя Потемкин. До самого дома ехали молча, слушая переговоры диспетчера с водителями по рации. Только получив деньги, таксист тихо сказал:

– Ты это, поаккуратней там. Мужик-то вроде неплохой. Жаль, если сгоришь, как все ваши сгорают.

Кирилл понял, что таксист имеет в виду наркотики. Но месседж, с учетом событий этой ночи, получился весьма двусмысленный. Отвечать он не стал. Добравшись до квартиры, Потемкин с трудом открыл дверь, проковылял в спальню и, не раздеваясь, упал на кровать. На счет три он отрубился, словно под капельницей общего наркоза.

Его разбудил противный и назойливый, как бормашина, звонок в дверь. Кирилл не хотел никак реагировать и продолжал плыть в каком-то замечательном и красивом сне. Но сверло звонка со скрежетом и болью буравило его мозг. Потемкин сел на кровати и посмотрел на часы. Они показывали полтретьего часа ночи, за окном было еще темно. Звонок не унимался. Спасительное решение пришло как глоток свежего холодного пива в похмельное утро. Кирилл подумал, что он сейчас просто пойдет и убьет того, кто причиняет ему такие мучения.

– И любой суд меня оправдает, – бормотал он, двигаясь к входной двери с бейсбольной битой. – Фашисты, сволочи!

Не заглядывая в глазок, он молниеносным движением снял щеколду, резко дернул ручку двери на себя, сделал шаг назад и размахнулся. В освещенном мерцающей галогеновой лампой коридоре, прислонившись к стене, стоял Фильштейн – бледный как смерть. В руке он держал бутылку абсента. «Эта ночь не закончится никогда», – подумал Потемкин.

– Ты чего это? – спросил депутат, кивнув на биту.

– Да так, блядь, в лапту играю, – съязвил Кирилл, пропуская его внутрь. – У тебя совсем крыша отъехала?

– Ладно, не злись, – примирительно сказал Филя. – Просто ты же хотел, чтобы я тебе кое-что объяснил. Ну я и решил не откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. Опять же прихватил в баре кое-что. – Народный избранник помахал бутылкой.

– Погоди-погоди, – вдруг сообразил Кирилл. – А как ты узнал, где я живу? Ты на этой квартире у меня не был ни разу.

– Потемкин, ты какие-то глупые вопросы задаешь, – усмехнулся Фильштейн. – Мы что вчера обмывали?

– Ах, ну да, прошу прощения, товарищ генералиссимус, – картинно расшаркался Кирилл.

– Зря смеешься, – спокойно сказал Филя. – Пошли.

Депутат вел себя уверенно, как у себя дома. Пошатываясь, он направился в гостиную и оттуда вышел на балкон. Кирилл последовал за ним. Окружающий мир был погружен в предрассветный сумрак. В спальном районе было как-то необычно тихо, даже для этого неурочного часа. Настоящая гробовая тишина: ни звука, ни ветра, ни птиц, ни машин, ничего. Никакого движения. Кирилл поежился. «Впрочем, – подумал он, – после контузии еще и не такое бывает».

– Ну и что? – Потемкин был раздосадован этой глупой ситуацией.

– Смотри. – Фильштейн указал туда, где в лесу стоял комплекс СВР и где по вечерам садилось солнце.

– Я в курсе, Саня, что там работают твои друзья из бывшего первого главка КГБ. Если ты приперся сюда и разбудил меня только ради того, чтобы открыть эту тайну, сейчас будешь играть в Полонского.

– Нет, ты не понял. Подними голову, – загадочно произнес Филя.

Вдруг небо засияло, послышался хрустальный звон будто от миллиона колокольчиков, и откуда-то из вершины звездного купола к линии горизонта стремительно скатилась излучающая ослепительный свет бриллиантовая слеза. Она была прекрасна, причем не только визуально. От нее исходил поток желания, проникающий в мозг. Это было нечто живое, одушевленное.

– Обалдеть, – отшатнувшись, прошептал Кирилл. – Такого метеорита я еще никогда не видел.

– О чем я и говорю, – вполголоса сказал депутат. – Смотри, что дальше будет.

В том месте, куда упала звезда, заполыхало зарево, и из-за горизонта медленно показалось красное солнце, окрашивая все вокруг в багровый цвет. Мир стал таким, каким его видел Потемкин во сне прошлой ночью.

– Этого не может быть! – закричал Кирилл. – Там же запад, солнце восходит с другой стороны!

– Без пол-литра не разберешься, – хлопнул его по плечу Филя. – Надо выпить.

Они прошли на кухню, Потемкин зажег свет. Направленные лампочки освещали центр комнаты, остальное помещение оставалось в полумраке. Кирилл достал два стакана под виски и поставил на столешницу.

– Рафинад у тебя есть? – спросил Филя.

– Есть, но специальных ложек под абсент нету, – ответил Кирилл, вытаскивая из шкафчика пачку с кубиками сахара. – Я, в общем-то, не очень большой любитель туйона. Обычно виски пью.

– Да и хрен с ними, со специальными. Сделаем попростецки.

Фильштейн открыл ящик кухонного гарнитура и взял две серебряные ложки. Затем положил их на стол и разлил абсент по стаканам. Потемкин достал из холодильника апельсин и начал разрезать его на дольки.

– Тьфу, черт! – вскрикнул он, пристально рассматривая указательный палец. – Порезался.

Кирилл сунул кровоточащий перст в стакан с выпивкой и помешал.

– Для дезинфекции. Все ж таки почти чистый спирт.

– Ну, Махмуд, поджигай! – улыбнулся Фильштейн.

Кирилл чиркнул спичкой и запалил полынную настойку. Они сели за стол, положили сахар в ложки и стали под наклоном держать их над синими язычками пламени. «Белая смерть» постепенно плавилась и капала в изумрудный напиток. Попадая в абсент, капельки моментально застывали, образуя маленькие причудливые фигурки. Наконец обе ложки опустели.

– Вздрогнем, – поднял тост Филя. – За наш новый, прекрасный и удивительный мир!

Потемкин не понял, что за мир, но на всякий случай решил не уточнять. Он поднес стакан ко рту и вдруг случайно опустил глаза вниз. От увиденного там ужас охватил его. В стакане плавали не кристаллики жженого сахара, а живые голые люди. Их было много, они барахтались, хватались друг за друга, что-то кричали писклявыми голосами. Кирилл замер. В следующую секунду Фильштейн оказался рядом с ним.

– Пей, сука! Пей до дна!!! – заорал он.

Одной рукой Филя ухватил Потемкина за голову, другой зажал стакан и начал вливать в рот содержимое. Все произошло настолько внезапно, что Кирилл потерял волю к сопротивлению – хотя, может, у него ее и не было. Обжигающий коктейль устремился ему в горло. Он поперхнулся и начал задыхаться. Все вокруг поплыло и закрутилось в каком-то фантастическом танце. Потемкина корчило и выворачивало. С силой всасывая в себя воздух, он распахнул глаза.