Текст книги "Падший ангел. Явление Асмодея (СИ)"

Автор книги: Хьюго Борх

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 31

…Дома он настрогал щепок для разжигания камина. Куда делись работники? Руки дрожали после последних походов в заброшенный дом. Несмотря на все молитвы – трудно было восстановить спокойствие, он беспорядочно хватался за предметы – они выпадывали из рук. Давно исчезло то удовольствие от мелких бытовых забот, которое он испытывал прежде. Даже вечерний полив садовых цветов вызывал только одно желание – скорее его закончить. Руки не слушались, походка стала тяжелее, кашель одолевал все чаще. Посещение заброшенного дома многое прояснило, но и много посеяло сомнений…

«Казнили Суло не на той поляне. На жертвеннике. Поэтому солдаты не обнаружили никаких следов. Ни человека, ни зверя. Дьяволу важно место. А одежда была развешена там, как белье на ветках, чтобы быстрее нашли. Дьявол любит внимание к себе. Если женщина на рынке достает из корзины руку убитого человека, оторванную до локтя? Если у булочника на лотке люди находят почерневшие человеческие пальцы? Что еще может эта нечисть?

Кто пособники? Это уже не Марта. Lumen intellektus[3]3
  С лат. «свет разума»


[Закрыть]! Свети мне.

Когда я был в кресле, мне казалось, что рука слепого искала мои глаза. … Глаза! Они будто убегали от невидимого врага. ОН хотел показать мне, что творит с теми, кто попал в его лапы. Поэтому Господь сподобил меня не повернуться ко злу. Господь всегда со мной.”.

Он сделал несколько физических упражнений, чтобы разогнать в теле кровь, но получалось неловко, плечи с трудом распрямлялись, как после тяжелой ноши. Он вспомнил о книге. Толстенный том в кожаном переплете, с желтыми хрустящими страницами, лежал на полу, у входа в каминную залу, и всем своим видом «возмущался» новой обстановке. Книге нужно было вернуть ее прежнее предназначение… Священник осенил вещи крестным знамением, опрыскал святой водой, прочел молитву.

Утонув в глубоком кресле и ссутулившись как дряхлый старик, он в который раз, на той же странице, погружался в смысл написанного, пока нетерпеливый звон маятника на часах не напомнил ему о приходе Марты. Он заковылял по сумрачному коридору, бросив книгу и не запалив второпях освещающего факела. Женщина уже вошла к нему.

– Двери незаперты.

Было наполнено свежестью ее лицо. Как оно не соответствовало той мертвенно-унылой атмосфере его каменного жилища! Он почувствовал едва уловимый аромат лаванды, услышал тихий шелест ее накрахмаленных одежд, но глаз ее не увидел – Марта будто умышленно опустила глаза.

Скользя взглядом по камням стен и скудному убранству коридора, она сделала замечание плохой погоде и лукаво уставилась на священника, взглядом королевы на провинившегося пажа.

– Милая Марта! Господь с тобою. Я рад приходу твоему, – он покраснел, засуетился, как бы невзначай осенил ее крестным знамением, а она нежно подхватила и поцеловала его руку, и задержала ее в своих ладонях. – Я подумал, нам нельзя так часто встречаться, но ты должна всегда приходить на исповедь, – сказал он, освобождаясь от ее объятий и приглашая следовать за ним.

Они пошли по темным переходам, снопы солнечного света из стрельчатых окон стелились на полу и освещали их путь. В углах сумрачных галерей, по которым они шли, мелькали какие-то тени, за одной из открытых дверей мелькнула тень – Марте стрельнула взглядом, но не подала виду.

Он завел свою гостью в небольшую комнату со сводчатым потолком, сырыми углами и запахом плесени. Однако в огне уютно потрескивали поленья, а перед камином растягивался в ширину низкий диван. В целом комната была обставлена в старинном вкусе, но строго и аскетично. Все стены были голыми, кроме одной, на которой висело распятие Христа внушительных размеров. В этот раз Марте не захотелось прикладываться к нему губами, как раньше, в церкви.

– Тебе страшно? – неожиданно произнесла она, взглянув на него в упор.

Как плохо она его знала, несмотря на то, что она могла знать даже то, что не знал о себе он сам:

– Я думала, мы останемся в той яме, в лесу, и не выйдем из нее никогда. Но твои молитвы – они со мной – они охраняют меня.

Он перекрестился, заметил, что она не повторила за ним ритуал:

– Бог с нами, Марта! И мы должны быть с Богом. Тогда нам ничего не страшно!

– Ты мой священник, но я знаю другого мужчину, с которым я была счастлива на поляне, который спасал меня и обогревал ночью в лесу. А потом лечил вопреки воплям всего города.

«Игра началась. Она незаметно вспоминает инкуба».

– Не я спас… Господь нас спас, Марта!

Она улыбалась и беззвучно шевелила губами.

– Ты мне покажешь то место, на поляне?

У нее загорелись в глазах огоньки.

– И если ходит молва о нашем грехе – я не боюсь этих разговоров, город полнится слухами. Просто каждый должен помнить о своем грехе, – и он стал изучать реакцию Марты, на лице которой не двинулся ни один мускул.

– Мы…

Его откровения прервал детский крик, будто раздавшийся из дальних комнат. Марта вздрогнула.

– …Мы грешны и должны каяться, – продолжал он, умышленно обходя вопрос ее связи с инкубом. – Озабоченный муж истязает тебя и себя. Бегает ночами по лесу. Скоро начнется настоящая охота на ведьм. Но еще можно остановить поднявшуюся смуту…

– Я не за этим пришла…

– Вспомни, Марта, когда ты первый раз пришла ко мне. Да-да, тогда, в зимнюю стужу. Ты просила помощи моей, а получила помощь Господа нашего. И в этот раз не лес укрывал нас от безумцев… Нам есть, кого благодарить, – и он вновь и вновь изучающе посмотрел на Марту. – Ты забываешь о Боге. Человек рожден для жизни небесной, на земле он готовится к ней, пребывая в молитвах и добрых делах. Почему у тебя такая странная улыбка? Я читал тебе истории свя….

Но он не успел договорить, как Марта подошла к нему вплотную и, взявшись руками за одежду, с треском рванула ее. Рубашка брызнула мелкой россыпью оторванных петелек.

Он схватил ее за руки, но она уже прильнула к обнаженной груди своего избранника, лобзая его тело.

– Марта! Марта! Опомнись! – он попытался отнять ее от себя. – Страсть погубит нас обоих! – напрасно он сдерживал ее порывы, напрасно успокаивал ее, дрожащую, как осиновый лист.

– Ты не бросишь меня? – спросила она, всхлипывая. – Поклянись своим Богом! Служи ему, сколько хочешь. Я не буду мешать, – и вдруг затараторила: – …Но твой Бог иногда закрывает глаза и отворачивается от нас от всех, и тогда мы можем встречаться. Я знаю это. Чувствую сердцем. Мы же можем, можем… Не бросай меня…

– Марта, Бог в сердце нашем. Он не где-то, он с нами…

– Я знаю, знаю, – шептала Марта. – Но может это Бог подарил мне право тебя любить?

– Марта…

Она засыпала его поцелуями. Ее глаза были закрыты – колени ослабли, и она сползала на пол, увлекая его за собой.

Но он не поддался. Невидимая сила следила за ним всюду, и ее всевидящее око, казалось, надзирало со стен, выглядывало из темных пустоватых комнат, а в храме через витражи церковных окон, ловило по темным местам леса.

– Ты не должен быть только священником. Ты мой… Ты меня сводишь с ума. Я счастлива от этого…

– Счастлива… От безумства?!

– Молчи.

Но он с новой энергией взялся ее разубеждать:

– Марта, ты встанешь на путь истинный. Ты вкусишь радость материнства.

– С тобой, да? – спрашивала она с ехидцей.

– Не избирай меня в любовники. Моя плоть не стоит того. Что взять с засохшего дерева, у которого нет, и не может быть плодов?

Марта хищно взглянула на него и ловким движением сорвала узелки своего платья. Легкий шелк скользнул по телу на каменный пол. Священник, ошарашенный ее поступком, припал к стене, закрывая ладонями лицо, как от ослепляющего света.

– Вы спросили про поляну… Я хочу позвать Вас, господин священник на поляну, сегодня ночью. Мне никогда не было так хорошо, как в ту ночь. Вы, я, юная Олина…

Он сидел на полу, недвижим, как статуя.

– Ты знала про Олину…

– Что?

– Ты все знала про Олину?

– Мы пойдем на поляну? Пойдем? Пойдем? – Марта протянула ему руки.

– Постой! Ты говоришь о грехе. Марта!

– Мы все грешны…

– Ты вспомнила Олину. Но вспомни, кто ее привел? В ту ночь…

– О, Вы не хотите…

Но священник перебил ее, схватил за плечи и тряс со всей силы.

– Ради Господа нашего, Марта, почему ты не рассказала на исповеди…? Не пошла к родителям девочки?

– Чтобы Вас не заковали в цепи, господин священник…

– Меня…Что за чушь? Ее родители поседели за одну ночь.

– Я Вам напомню… Вы ласкали меня. А потом…, – она сделала паузу. – Потом Вы подняли на руки тело Олины, окутанное в белый саван, и унесли в лес. Я исхлестала все ноги, но Вы просто исчезли с бедной девушкой.

– Я? Я никогда не был с тобой на поляне. Я встречал Олину лишь в храме. С тобой… с вами был кто-то другой. Или это тебе приснилось…

– Вы напрасно все отрицаете. Я никогда Вас не выдам. Мы должны быть откровенны друг с другом…

– Марта, Господь мне свидетель… Я не лгу перед тобой. Скорее ты сны рассказываешь… Да? Твои сны.

– Я не дура! Умею отличать сон от яви, – она заметно начинала нервничать.

– Ты уверена, что той ночью с вами, с Олиной, с тобой, был именно я. Подожди, помолчи, я попробую объяснить… Тебя соблазнял тот, кто не имеет своего обличья, тот, кто похож на меня. Он хочет сгубить меня, но губит и тебя.

– Как много слов…

– Это был не я! Марта! Почему ты не веришь мне? Я же честен перед тобой.

– Не ищите оправданий, мой настоятель. Мне безразлично, в каком вы были состоянии. Я благодарна Вам за то наслаждение, которое я получила от Вас. Мне даже показалось, не осуждайте, мне показалось…

– Остановись! – он набросился на нее, и с силой швырнул от себя как прокаженную. Марта распласталась на полу. Раздался дикий смех.

Он опомнился, подбежал к ней, в страхе сжал в пальцах ее голову и услышал: «Простите, Отец мой. Я больше не могу так. Я люблю Вас и не могу жить с человеком, которого ненавижу. Это он приводит всех сюда… Я убью его. Он не стоит Вашего мизинца. Я убью…».

– Ты с ума сошла, Марта, – перебил ее священник и тряс за плечи. – Ларс здесь ни при чем. Он заблудший! Ему надо помочь! И если он будет искать меня для мщения…

– Простите, Отец мой…, – шептала она.

– Марта! Ты меня не слышишь! Как много я мог бы тебе объяснить… Прости меня, Марта. Но ты меня не слышишь! Что ты со мной делаешь? Что с твоим разумом? Зачем ты наговариваешь? Если кто-то был с тобой, пусть он был похож на меня. Но ты же не слепая! Ты должна отличить этого беса от меня. Иначе он завладеет не только твоим телом, но и душой, – на глазах его стояли слезы. – Надень платье. Давай помогу подняться.

– Мне холодно. Можно, я лягу здесь, на шкуры? А Вы меня прикройте чем-нибудь, – она вся дрожала, пытаясь спрятаться в буйном мехе медвежьей шкуры.

– Да-да, конечно, – он накрыл ее пледом и поднял с пола ее платье. Скажи мне только… Ты привела Олину на поляну?

Марта с испугом посмотрела на него, и будто ужас застыл в ее глазах. И викарий решил не разубеждать Марту, что его не было на поляне.

– Вспомни! Тогда, на поляне…. Как появилась Олина? Она же не могла сама прийти!

– Кажется, с ней была… нет… мне показалось…

По реакции Марты он понял, что девочка явилась без нее.

– Да скажи же!

– У меня все путается…

– Кто ее привел?

– Не знаю… но я видела там, вдалеке. Будто стояла…

– Пожилая женщина?

– Нет… нет…

– Старуха?

– Нет! Будто ребенок… Кажись, девочка там стояла. Но не уверена – далеко было.

Глава 32

Священник поднес чашу с отваром зверобоя. Марта пила, а он вышел, встал на колени перед распятием и непрестанно шептал молитвы.

Когда она оказалась рядом, на коленях, но чуть поодаль от него, он вдург сказал:

– …Я расскажу тебе историю святой Екатерины. Она жила в XIV веке. В пятнадцать лет ее хотели обручить, но девочка решила стать невестой Христа. Она обрезала свои длинные волосы, по обычаям средневековья она стала «посвященной». Тогда мать взвалила на нее бремя домашней работы. По тяжести ее могли выполнить лишь мужчины. Но Екатерина была верна своей мечте. У нее отобрали комнатку, чтобы помешать молитвенному уединению. И вот в одном жизнеописании говорится: «Она устроила в душе своей внутреннюю келью и научилась не выходить оттуда никогда». После бесчисленных страданий, получаемых от матери, Екатерина сказала ей: «Вы больше любите во мне ту часть ту часть, которую я взяла от Вас – плоть, чем ту, которую я взяла у Бога – душу». Она обратилась к Господу Иисусу: «Сочетайся со мной браком в вере!» Был карнавальный вечер, Екатерина уединилась и повторяла неустанно свой призыв. И ей явился Господь, сказавший: «Ныне, когда остальные развлекаются, я решил отпраздновать с тобой праздник твоей души». И разверзлись перед нею стены, и предстало небесное воинство со святыми, Дева Мария взяла руку девушки и соединила ее с рукой своего Божественного сына. Иисус надел ей на палец сияющее кольцо и молвил: «Се, я сочетаюсь с тобой браком в вере. Ты сохранишь эту веру незапятнанной до тех пор, пока не взойдешь на небо праздновать со мной вечный брак.» Эта мистическая свадьба состоялась на улице Фонтенбранда в городе Сиене. С тех пор карнавальные процессии там не разрешены. А на фронтоне дома святой Екатерины Сиенской надпись: «Это дом Екатерины, Невесты Христовой». Она знала, что должна принести в жертву прежде всего самое себя. Она молилась…

– А что она говорила Богу?

– «Боже вечный… Прими в жертву мою жизнь… Возьми мое сердце и выжми его над лицом Своей Невесты». Она умерла рано, совсем молодой, но жизнь ее прекрасна. Правда, Марта?

Священник молчал, глядя на огонь, и подбрасывал хворост, молчала и Марта, блики каминного огня на ее лице свидетельствовали о том, что рассказанная история ее растрогала.

Вновь пронзительный крик ворвался в комнату, еще тоньше того, первого, что услышала Марта. Она оглянулась: пламя свечи, что металось, как живое. Быстро набросила платье, и на ходу поправляя волосы, выскочила в коридор. Священник сидел у стены. В его объятиях вздрагивало маленькое тельце ребенка, лицо которого было спрятано.

– Боже мой. Что происходит? Откуда ребенок?

Священник что-то невнятно забормотал обрывочными фразами.

– Какая она бледная! – Марта присела, погладила девочку, но она встретила колкий настороженный взгляд, взгляд гнетущий, не похожий на детский. Взгляд, с которым она уже встречалась. Только никак не могла вспомнить, где?

– Я ее видела… Где-то я видела эту девочку…

– Она живет в этом доме. Она похожа на мою мать… Девочка заражена безумием, но чутким сердцем. Ее бросила мать. Я взял ее из приюта на южной окраине Соберсхельда, когда был там проездом. Из-за страшного недуга она была посмешищем для других детей приюта. Дети бывают жестоки.

Ей всего восемь лет, Ее зовут Инесса, – он подмигнул девочке. – …Мы общаемся глазами.

– Но вы никогда о ней не говорили…

– Для ее спасения…

– Она больна? – спросила Марта и вдруг заметила, что на спине девочки выделяется небольшой горбик.

– Нет-нет. Она поправилась. Всегда остается дома. Она любит наш цветочный сад и много времени проводит там. Ей тяжело ходить. Мы не можем вылечить ее хромоту.

Марта взяла ребенка на руки. За домом послышался шум. Священник понял, что крик больного ребенка оказался предвестником очередной беды. С девочкой на руках он скрылся в конце коридора. За окнами все громче раздавались крики и требования разъяренных людей. Они, скорее всего, выследили Марту и стучали в двери, требуя открыть их.

Викарий уже появился один:

– Инесса не зря подняла тревогу. Эти люди от нас не отстанут. Я поговорю с ними.

– Не открывайте! Они убьют Вас. Не открывайте!

– Я увидел твоего мужа, Марта. Мы с ним договорились.

– Нет! Не открывайте! Умоляю Вас.

– Они зовут меня… ты же слышишь… оставайся здесь.

– Они безумны. Они опять ворвутся в дом.

– Нет! Я выйду к ним.

– Мы должны убежать…

– Успокойся! Они не знают, что ты здесь. Я помолюсь с ними, и все разойдутся. Они просто обмануты.

– Да почему Вы…!

Вдруг послышался звон разбитого стекла – в окно залетел камень. И вслед за ним посыпались ругань и проклятия разъяренной толпы. Отец Марк пробрался к окну, ступая между стекол, и стоял недвижимо у стены. Разом рухнуло зеркало, словно не выдержав давления зла, что стремительно затекало в комнату.

Но в окне так никто и не появился. Голоса людей удалялись, и в доносившихся звуках все звонче звучали голоса лесных птиц.

Обходя осколки стекла, священник приник к окну, и увидел, что люди скрылись в лесу. Кто-то их напугал. От кого они убежали? Он принес Инессу – у нее расширились зрачки глаз, но теперь стали понемногу сужаться.

– Ты знаешь, Марта, Инесса чудом спаслась от их нашествия в прошлый раз. Ведь я думал, что запер ее в детской, куда ведет дверь из моего кабинета. А оказалось, она пряталась за бочками, на кухне. Там Клара и нашла ее.

– Сегодня мы уцелели чудом… это чудесное спасение. Но… как отвадить их от Вас? Когда они отстанут?

– Нужно, чтоб в душе твоей и моей, доме твоем и моем был покой!

– В этот раз они не влезли в дом. Кто их остановил?

– Это не важно. Все страждущие получат утешение.

Она поняла, что он не хочет или не может говорить, и решила больше не поднимать эту тему.

Марта и священник спустились по каменной лестнице, ведущей в сад, но у тропинки Марта вдруг остановилась.

– Отец мой. Меня не надо провожать. Идите к ребенку…

– Инессе ничего не угрожает. Она в надежном месте. Помни мои слова! Да благословит тебя Бог.

– Ничего не нужно мне говорить. Я слишком люблю Вас, прощайте.

Она прошла садовой дорожкой, свернула на лесную тропу, оглянулась – так и есть, викарий шел следом.

– Уходите! Я доберусь одна.

Он тоже остановился, не сближаясь с ней, казалось, он не знал как себя вести.

Наконец, он осенил ее крестным знамением:

– Да сохранит тебя Господь.

Марта исчезла в ночи, а он все не мог сдвинуться с места, прислонился к дереву и смотрел как рано опали листья с одной яблони, казалось, они похитили лесной воздух – таким иногда приходит ощущение духоты. Стояла безветренная погода. Вокруг благоухали ароматы травы, распустились ночные фиалки. Наверное, природа ждала приход благословенной минуты дождя.

Глава 33

Он оказался в северной части сада. Низко-низко над садом повисли звезды, повисли так, будто на листьях деревьев, и даже если постараться, можно дотянуться рукой. С раннего детства священник соблюдал традицию ночных свиданий со звездами. Ночные разговоры начинались с долгого молчания, на крыше, под кумполом небосвода. Начинались тихо-тихо, чтобы никто не мог подслушать тайны, посвященные далеким мерцающим исповедникам. Он их и теперь так называл – исповедниками. Он свято верил, что каждая его молитва находит свое пристанище у божественных звезд. Когда звезды благоволят людям, тогда заблудшие ночные корабли находят свою пристань, охотники в тайге – лачугу, путники – ночлег, пастухи определяют рождение спасителя, а дети – свой жизненный путь. Молитва, обращенная к звездам, поможет всякому, кто к ним обратится. Так он верил.

«Марта уже далеко. Наверняка она улыбается звездам, тем же, что и я. Значит, мы с ней ведем наш разговор в небесном представительстве, в одном звездном саду, какие бы расстояния между нами не существовали. Милая наивная Марта… Ты хотела счастья, а получила его призрак. Ты мечтала любить и стать любовницей, а стала алтарем на Черной мессе».

Тень человеко-волка пролегла между деревьями и застыла. Он давно приглашал приспешников ада – не знал: в какой час и в каком обличье они пожалуют. И первое видение может быть обманчивым, как это случилось тогда, в храме, когда в образе богомольца-кающегося грешника явилась нечистая сила.

Перед ним оказалась божья коровка. Из каких краев ее занесло? Что на душе ее? Свет или мрак? – таинственная гостья не скажет. И наблюдая за суетой этого существа на одном из тысяч листков дерева, он приоткрыл для себя загадку тех обманов, соблазнов и сомнений, что сеет дьявол.

Человек слаб в своих заблуждениях, в своем неведении…

Нужно быть не сомневающимся – нужно быть посвященным. И тогда искуситель не знает как тебя распознать. И в каком обличье явиться. Когда свято веришь – тогда любишь – неважно кто ты, священник или простой мирянин, ребенок или взрослый, мужчина или женщина. В глазах помутнело. Листок расплывался на глазах словно лужа под ливнем.

«Но люди обманываются, им свойственно заблуждение. Был лист дерева, и на глазах стал чем-то другим, призрачным и неопределенным. Что он такое на земле? И люди не замечают себя во власти дьявола. Меж тем, лишь для творения созданы божьи твари, отступничество неестественно».

Божья коровка покинула свое временное прибежище, юркнув в ночную тьму.

– Есть одна притча… Пока ступают твои башмаки, Марта, по лесной дорожке, пока ты, таинственное насекомое, покоряешь лесные пространства – я расскажу ее вам.

Когда-то к блаженному Фоме повадилась одна блудница… Она входила в великолепных нарядах и украшениях. Фома читал ей свои проповеди. Но незаметно его душа все больше покорялась сатанинской страсти. И длиннее стали его проповеди ради того, чтобы удерживать в келье эту женщину. Страх обуял Фому. Спохватился он, подбежал к огню, схватил горящую головню и поднес ее к своему языку, чтобы сжечь его.

И явился к нему ангел и молвил: «Не ведаешь ты о том, что в блуднице этой ты любишь не Сатану, но Бога. С ним твой разговор твоими устами.» И прозрел Фома, что прощен он. Изгнал он соблазнительницу огненной страсти из кельи… Мучимый поступком своим, простершись на молитву, он заснул. Тогда явились к нему два ангела и молвили: «Мы опоясываем тебя по повелению Господа, поясом целомудрия, ибо изгоняя блудницу, ты испытывал соблазн, пояс не может быть развязан никаким последующим искусом. Блудница вернется. И за любовь твою она очистится от греха. Чего нельзя достичь человеческим усилием, то дается милостью Бога…»

Я не сказал тебе, Марта, одну библейскую истину – самый праведный поступок приближает нас не к одному Богу, но и к Дьяволу. Значит, важен смысл поступка. Я тебе многое не сказал, чтобы не затруднять твою запутанную жизнь. Когда Фома пришел к поступку, оправданному с нравственной точки зрения, оказалось, что он распахнул келью не для изгнания блудницы, а для принятия дьявола. Вместе с блудницей он изгнал Бога.

Священник почувствовал, как тепло разливается внутри его, будто испил он горячего меда.

Тыльной стороной ладони он вытер со лба пот, и расставив руки по сторонам, провел свое одиночное шествие вокруг дома, прославляя Бога. Как здорово, когда ты – ребенок и можешь искренне радоваться, поверяя свои молитвы Богу.

Вдруг все вспыхнуло в глазах его и померкло. От резкого удара тело мешком свалилось на землю, голова оказалась в другом мешке. Его куда-то потащили, будто зверя, попавшего в западню. Суета, шум, выкрики, сопение… Он успел различить голоса не ангелов, но людей. И Люди дали о себе знать – они принялись пинать человека, как ворох сена и при этом спрашивали друг у друга, разрешили ли им убивать священника.

Внезапное избиение – внезапно прекратилось. И неземная тишина воцарилась вокруг.

Все нарушил жук, назойливо копошащийся у шеи. Отцу Марку в это мгновение показалось, что это он превратился в жука, зарытого в навозе грехов. На зубах заскрипела земля, она заскрипела и под ногами. Упираясь в ближайшую корягу, он выбрался из мешка, упал на спину, но кровотечение стало перекрывать дыхание в носу и в горле, заставило перевернуться на живот и приподняться на локти. Жук уже проделал большой для себя путь – он суетливо взбирался на стебель гибкого паслена.

«Жук-могильщик! Ты уже здесь. Я не успеваю за тобой. Но ты тоже хорош! Прилетел на падаль, да обознался. А может нет? Может я и есть та падаль, что интересует жуков, а не людей. Кому ж еще закидывают на голову мешок?»

Из его уст вырвалась человеческая речь:

– Куда ты? Постой! Ты не ответил: падаль я или нет!

Она была направлена тому собеседнику, который незримо присутствовал.

Рядом, в траве, он обнаружил рыбацкий плащ – в нем он встречал кого-то из прихожан. «Ларса? Или кого-то другого? Он бросил? Не успел подобрать? Или подбросил. Плащ большого размера, я его где-то видел…»

В глазах замелькали уходящее пятно Марты, низкие ветки сада, божья коровка на большом листке дерева, нереальном листке дерева… «Лист, листок…, но в глазах была одна муть… Почему листок? Или? Или кто-то подбросил? Кто? Тот, кто их вспугнул, не допустив моего убийства. Тот, кому я зачем-то нужен… И он является в личине. Является… Божья коровка, жук-могильщик… Насекомое садится на… на плащ! Как же я не догадался? Мне ничего не показалось. В саду был плащ.

– Он подброшен тобой! – и он снова обратился к тому, кого видел только он. – Вот почему крик этих безумцев, крик, который я отчетливо помню, оказался криком испуга. Они бежали, не успев покончить со мной. Ты вспугнул этих пернатых мстителей? Но боишься меня. Я жду. Выходи! – он громыхал своими голосовыми связками так, что голос его срывался на хрип.

Когда в ушах прошелестели последние шумы и воцарилась тишина, он вкрадчиво попросил:

– Выходи.

А потом настойчивее и тверже:

– Ну покажись, дьявольское отродье!

Никто не откликнулся, встреча откладывалась, и нужно было спешить на тропу, по ней эти озверелые люди могут настигнуть Марту. Он ринулся за ней. Ночью она не свернет с тропинки. И если ее преследуют – то уже могли догнать.

– Дураки не угомонятся.

Ему пришлось проделать путь до городских ворот. Дозор был усилен несколькими людьми. Еще двое всадников на лошадях проскакали по дороге. Ворота были открыты – значит кто-то вошел. Наверное, Марта успела.

Обратный путь был таким легким, будто он путешествовал по небу. На душе было как-то легче. Он долго простоял посреди леса, куда забрел, и блаженно улыбался и чего-то ждал… и догадывался, Марту они не нашли.

– Изыди… Изыди, дьявольское отродье. Ты насылаешь на меня безумцев и спасаешь от смерти. Я тебе зачем-то нужен. Да? Скажи. Да?! А зачем? Гореть тебе в аду!

В горле запершило. Он кричал, хрипел и стонал, охваченный спазмами в горле, мотал головой и пытался изречь на свет новые и новые слова.

* * *

Утром он пришел на место, где пролилась его кровь, куда его тащили, надев мешок – не иначе, баран на заклание. И среди множества отпечатков сапог он не нашел плаща, но увидел следы животных, будто прошли стада травоядных и стаи хищников.

Испытание было послано прошедшей ночью. И это испытание принесло еще один знак. Ему показалось, что этот знак был на земле.

– Сатана где-то рядом… он был среди них, этих озлобленных правдоискателей. Он прикинулся овцой или быком, поэтому его не загрызли волки, – он сказал эти слова вслух, и сразу остерегся. Речь сложилась произвольно, будто пробив существовавшие до этого преграды, и привела к заключению: –Люди слепы. Когда они следуют Сатане – то идут к своей погибели…