Текст книги "Королевство смерти"

Автор книги: Хью Пентикост

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Хью Пентикост
КОРОЛЕВСТВО СМЕРТИ

Глава 1

1

Отдел новостей радиокомпании «Юниверсал» был расположен на двадцать четвертом этаже небоскреба, стоящего на Мэдисон-авеню. Он занимал весь этаж здания. В три часа ночи в нем, как правило, было относительно немноголюдно. «Юниверсал» круглосуточно «каждый час по часам» давал пятиминутную сводку новостей и трижды в день – в восемь, двенадцать и восемнадцать – полномасштабный выпуск. В перерывах между пятиминутными новостями с полуночи до семи утра в дело вступал диск-жокей, пока репортер просматривал телетайпные ленты и готовил тексты для диктора.

В эту жаркую августовскую ночь дежурным репортером был молодой человек примерно шести футов роста, очень худой, с высокими скулами и орлиным носом. Очки в толстой роговой оправе, которыми он пользовался, читая доставляемые посыльным телетайпные ленты и печатая тексты, придавали ему сходство с умной совой. Обычно репортер сохранял серьезный и задумчивый вид, и поэтому его редкие улыбки поражали своей неподдельной теплотой и открытостью. Как и в другие жаркие ночи, он был единственным обитателем офиса, облаченным в пиджак. На него пошла одна из быстросохнущих дакроновых тканей, украшенная рисунком в тонкую полоску. Любой, кто разбирался в мужской моде, без труда распознал бы в нем изделие от «Братьев Брукс». Массивные очки репортера постоянно давали работу рукам. Он без необходимости постоянно протирал их белым льняным платком. Затем засовывал в нагрудный карман и снова вынимал их, крутя в длинных худых пальцах. Когда, водрузив очки на переносицу, он снова снимал их, то плотно жмурил глаза, а затем широко открывал, словно у него болели глазные мышцы.

В это утро репортер ломал себе голову над тем, как в третий раз переписать информацию, которая успела появиться во всех утренних таблоидах, – а те уже были выброшены на улицы в половине восьмого вечера. История сама по себе не представляла ничего особенного, но таблоиды, по крайней мере, имели возможность придать ей пикантность. Пикантность, недоступная для радио, заключалась в фотографиях обаятельной мисс Эприл Шанд, голливудской звезды, позировавшей на верхней палубе «Принцессы Генриетты», которая днем пришвартовалась к причалу. Мисс Шанд охотно демонстрировала перед фотографами свои соблазнительные длинные ноги и дарила всем желающим улыбки – «как я рада вернуться в добрую старую Америку».

Текст, сопровождавший эти волнующие снимки, не воспринимался слишком серьезно ни журналистами, ни читателями, ни, уж конечно, вдумчивым молодым репортером «Юниверсала», который продолжал ломать голову над проблемой – как в одном из утренних выпусков придать хоть минимальное своеобразие этой информации. Нечто подобное постоянно случалось с кинозвездами, чьи снимки красовались в мюзик-холле Радио-Сити. Но история с мисс Шанд оказалась куда серьезнее – если она в самом деле имела место. Выяснилось, что в ее багаже было драгоценностей на сорок шесть тысяч долларов. Кинозвезда их совершенно законным образом задекларировала на таможне. После прибытия «Принцессы Генриетты» таможенники проверили наличие драгоценностей и сложили их обратно в чемодан. И сама мисс Шанд, и ее пресс-атташе, именующийся «представитель студии», – некий Тони Грингласс – засвидетельствовали данный факт. Из таможни три носильщика доставили багаж кинозвезды из двенадцати мест прямо к поджидавшему ее «кадиллаку». Тем не менее когда мисс Шанд расположилась в своем номере в «Уолдорфе» и стала разбирать вещи, то обнаружила, что ее драгоценности исчезли. Пропали они в отрезок времени, исчислявшийся с минуты, когда таможенник закрыл чемодан Эприл Шанд, и до ее появления в отеле.

Все драгоценности оказались предусмотрительно застрахованы на солидную сумму. Но связанная с ними «ценность чувств», как Эприл Шанд сообщила репортерам, не может быть исчислена в долларах. Репортеры, чьи сердца отнюдь не обливались кровью из-за бед мисс Шанд, попытались выяснить у нее имя голливудской кинозвезды или иностранного принца (а возможно, и монарха), с которым была связана «ценность чувств» пропавших драгоценностей.

Но мисс Шанд, как сообщили таблоиды, отказалась отвечать на их вопросы.

Сказала она лишь следующее: «Почему бы вам не убраться отсюда и не оставить меня в покое?»

Но, приведя откровенное высказывание звезды, газеты не сообщили тот факт, что и полиция, и страховая компания восприняли кражу весьма серьезно и студия мисс Шанд с помощью постоянно улыбающегося мистера Грингласса наняла частного детектива, чтобы тот оказал содействие в розыске пропавших безделушек.

В половине третьего утра, когда молодой репортер «Юниверсал», протирая очки, прикидывал, как бы подать эту банальную историю повеселее и под свежим углом зрения, появился посыльный с телетайпными лентами в руках.

– Мейсон, можешь не переписывать к четырем часам эту историю с кражей, – сказал он, вываливая на стол ворох лент. – На станции подземки «Таймс-сквер» состоялась большая перестрелка гангстеров. – И посыльный одарил его ослепительной улыбкой. – Благословляю тебя, сын мой.

Очки вынырнули из нагрудного кармана, и репортер стал просматривать ленты. Стоило ему прочесть первые строчки, как он оцепенел. Репортер вернулся к началу и углубился в текст. Читал он медленно. Щека подергивалась нервным тиком.

Из первых утренних выпусков газет исчезло даже упоминание о форме и длине ног мисс Шанд. Место пикантных снимков в таблоидах заняли куда более зловещие изображения: фотографии полицейских, рассматривавших четыре окровавленных и изрешеченных пулями трупа. У них был изумленный вид людей, которым вдруг отказали в праве проводить пикник на лужайке. Заголовки гласили: «ПЯТЕРО ПОГИБШИХ В ПОДЗЕМНОЙ ПЕРЕСТРЕЛКЕ!»

Мало кому известно, что по ночам и в ранние утренние часы на пустынных станциях нью-йоркской подземки широко практикуются жульнические азартные игры. Как и в любом другом городском криминальном бизнесе, игрой в кости занимается мелкая рыбешка, которая на самом деле представляет Синдикат. В общем и целом американская публика не верит в существование Синдиката. Американцы считают, что его выдумали репортеры, чтобы объяснять необъяснимое, а также бойкие писатели, чтобы повышать цены на свои книги.

Но, учитывая вскрывшиеся факты, не так уж важно, верят или нет читатели в Синдикат.

Итак, в два часа ночи некий Джек Пиларсик затеял игру в кости на самых задах платформы нижнего уровня станции подземки «Таймс-сквер». К этому времени у него на крючке уже оказались три простака. Одним из них был Дойл Гантри, актер на выходах в бродвейских мюзиклах. Другим – Билл Хоукинс, продавец из круглосуточной закусочной на Бродвее. К пяти часам ему надо было заступать на смену. Третьим являлся некий Джозеф Игрок Фланнери, имевший, как говорят, связи с преступным миром. Игрок Фланнери в полной мере оправдывал свою кличку, ибо он все еще числился трубачом в профсоюзе музыкантов мистера Джеймса Ц. Петрилло. Этим и завершалось его сходство с настоящим мистером Игроком.

Теперь можно только догадываться, что же произошло на самом деле, пока господа Пиларсик, Гантри, Хоукинс и Фланнери возбужденно кидали кубики из слоновой кости, ибо живых свидетелей не осталось. Завершив свою смену, полицейский, некий Джерри Трасковер, по совершенно непонятной причине появился на месте действия и открыл огонь по игрокам из своего «полис-спешиал». Стрелял он беспрерывно, и ему пришлось остановиться и перезарядить пистолет.

Выстрелы привлекли внимание полицейского в штатском, который стоял на другой платформе, отделенной путями от места бойни. Он попытался криком остановить Трасковера, который уже бежал к лестнице на выход. Трасковер бросил дикий взгляд на своего коллегу в штатском и кинулся по лестнице. Преследователь, пустив в ход свисток и стреляя в воздух, чтобы привлечь внимание дежурных полицейских, каким-то чудом точно попал на параллельный лестничный марш, так что и он, и Трасковер появились на следующем уровне одновременно. Здесь полицейский в штатском оказался в сложном положении, ибо вокруг было много людей. Он не рискнул пустить в ход свой револьвер, но продолжал кричать и преследовать убегающего Трасковера. Тот, не выпуская оружия и, как описали свидетели этой сцены, «с жутким выражением лица», воспользовался тем, что пассажиры подземки широко расступились перед ним.

Трасковер пробивался к выходу, от которого путь шел наверх, в здание «Таймс». Полицейский в штатском лихорадочно озирался в поисках подмоги. Он знал, что теперь-то Трасковеру никуда не деться. Следуя этим путем, можно оказаться на уровне улицы, но не на самой улице, ибо лестничный марш заканчивался в холле здания. И в этот час двери на выход должны быть закрыты. Убийцу ждал тупик.

Подмога не появилась, и полицейский продолжил преследование в одиночку. Град пуль заставил его искать укрытие за поворотом лестницы. Затем он услышал звон бьющегося стекла.

Оказывается, наверху Трасковер проломился сквозь стеклянную дверь в соседнюю закусочную. Через мгновение он снес еще одну стеклянную дверь и вылетел на относительно пустынную Таймс-сквер около пересечения с Сорок второй улицей.

Трасковер побежал в западную сторону, минуя ряд второразрядных кинотеатров. Из порезов, нанесенных осколками стекла, у него струилась кровь, его шатало, как потом рассказали свидетели. Преследователь увлек за собой на подмогу двоих патрульных. Они открыли огонь в сторону убийцы, крича ему, чтобы он остановился. У них на глазах Трасковер споткнулся и, повернувшись, выстрелил в ответ. Один из патрульных получил тяжелое ранение и на четвереньках заполз в фойе пустующего кинотеатра. Полицейский в штатском и другой патрульный продолжили погоню.

Несколько прохожих, оказавшихся на улице, кинулись искать укрытие. Когда Трасковер более чем наполовину миновал квартал, из-за угла с Восьмой авеню появились еще двое патрульных, преградивших ему путь.

Среди прохожих, нашедших укрытие, был и Макси Розен. Он являлся лицензированным частным детективом и имел при себе оружие. Розен заскочил в ближайший подъезд, но не стал подниматься по лестнице, ибо решил, что, когда Трасковер пробежит мимо подъезда, он стремительным броском сшибет его с ног. Розен не знал, что стряслось, но он видел, как раненый патрульный полз в поисках спасения.

План Макси Розена сработал не так, как предполагалось. Когда его невысокая фигура уже собралась в комок, чтобы броситься на Трасковера, убийца увидел полицейских, вынырнувших с Восьмой авеню. Он выстрелил в них, а затем очертя голову кинулся к ближайшему зданию в поисках путей бегства. В его дверях стоял Макси Розен. Трасковер, все с тем же «жутким выражением лица», взял Розена на прицел.

Пусть Макси Розен и не был атлетом, но его инстинктивные рефлексы срабатывали в долю мгновения. Молниеносным движением он выхватил револьвер из наплечной кобуры и, прежде чем убийца успел спустить курок, всадил ему в грудь три пули.

Подробный отчет о происшедшем, который сейчас выполз из телетайпа «Юниверсал», появился во всех газетах.

Макси Розен был охарактеризован как «частный детектив, который, случайно оказавшись на месте действия, своими четкими и решительными действиями, возможно, спас еще несколько жизней». Трасковера назвали «рехнувшимся копом». Выяснилось, что в его истории болезни было отмечено, что год назад он на полицейской машине попал в аварию на перекрестке. Девять месяцев Трасковер лечился и вернулся к несению службы лишь несколько недель назад. «ОТЕЦ ДВОИХ ДЕТЕЙ ЖАЛУЕТСЯ НА ГОЛОВНЫЕ БОЛИ». «У НЕГО КРЫША ПОЕХАЛА, ПРЕДПОЛАГАЕТ НАЧАЛЬНИК УЧАСТКА». «НЕИЗВЕСТНО, БЫЛИ ЛИ У НЕГО СВЯЗИ С ЖЕРТВАМИ».

Один из конгрессменов потребовал немедленного расследования случаев, когда из городских больниц преждевременно выписывают душевнобольных пациентов.

Так уж случилось, что в этот день Макси Розен был упомянут в двух первополосных материалах. Его как частного детектива нанял Тони Грингласс для поисков драгоценностей, пропавших у мисс Шанд. В это утро Розен направлялся переговорить с человеком, который, как он считал, мог вывести его на след. Тем человеком был специалист по приготовлению гамбургеров в бродвейской закусочной – тот самый Билл Хоукинс, который сейчас лежал мертвым на нижней платформе станции «Таймс-сквер», жертва кровавой бойни Трасковера.

2

Ночной репортер компании «Юниверсал» швырнул на стол скомканные телетайпные ленты. Очень медленно и неторопливо он снял очки и спрятал их в нагрудный карман. Молодой человек долго сидел, глядя прямо перед собой. Затем, поднявшись, он, неловко ступая, двинулся по коридору к открытой двери другого кабинета. Человек в рубашке с короткими рукавами поднял на него взгляд из-за стола, заваленного бумагами.

– Привет, Мейсон, – сказал он.

– Появилась срочная необходимость, – тихим ровным голосом произнес репортер. – Мой брат… он убит в перестрелке. Это… это только что пришло по телетайпу. И теперь мне надо что-то предпринять.

– Ты сам смотрел телетайп?

Молодой человек кивнул.

– Силы небесные, Мейсон, представляю, как тебе было тяжело узнать эту новость. Конечно, я с удовольствием подменю тебя. Если я могу еще чем-то тебе помочь…

– Спасибо… больше ничего не надо. – Повернувшись, Мейсон остановился, глядя из-за плеча. – Стрельба была и на Таймс-сквер. Это новая информация. Пришла в четыре часа, как мне кажется.

Покинув здание «Юниверсал», Мейсон двинулся к западу и прошел два квартала. Шел он медленно, опустив голову и погрузившись в размышления. На полупустой стоянке репортер подошел к маленькому «фольксвагену» с откинутым верхом. Смотритель выразил удивление, что Мейсон уезжает раньше, чем обычно. Тот пробормотал, что не очень хорошо себя чувствует. Смотритель посетовал на чрезмерную духоту.

– Я лично беру соляные таблетки, – сказал он.

Мейсон подтянул длинные ноги, чтобы разместиться за рулем маленькой иностранной машины. На сиденье рядом с ним лежало вечернее издание одного из таблоидов, которое он ранее купил, но так и оставил непрочитанным. Мисс Эприл Шанд, о существовании которой молодой репортер и не подозревал, обладательница пары потрясающих ног, весело смотрела на него.

Мейсон ехал медленно, словно опасаясь, что после работы собранность покинула его. Казалось, пустынные улицы, опаленные жаром дня, еще испускали зной. Он проехал три квартала к западу и повернул на север по Восьмой авеню. Свернув в боковую улицу, Мэйсон остановился перед зданием полицейского участка. Какое-то время он продолжал сидеть в машине, тупо глядя на зеленые огоньки, которые слабо мерцали у дверей участка. Затем молодой человек высвободил ноги и направился в полицию.

Дежурный сержант с типичной ирландской физиономией вопросительно посмотрел на него.

– Я хотел бы видеть капитана… или того, кто сегодня дежурит, – сказал Мейсон.

– Кэп Силвермен занят, – ответил сержант. – А в чем дело?

Из нагрудного кармана пиджака от «Братьев Брукс» появились очки, хозяин которых стал крутить их в длинных пальцах.

– Я – брат Джерри Трасковера, – тихо сказал Мейсон.

Сержант удивленно уставился на него. Этот худой насупленный молодой человек не имел ничего общего с «рехнувшимся копом». Сержант подтянул к себе телефон и нажал кнопку внутренней связи.

– Кэп, вас хочет видеть брат Джерри Трасковера. Да, конечно. – Он положил трубку. – В эту дверь, – показал сержант. И добавил: – Мне очень жаль Джерри. Я знал его лет десять… или двенадцать.

Мейсон направился к дверям кабинета капитана. Если даже он и слышал сочувственные слова сержанта, то не подал и виду. Открыв дверь, репортер предстал перед капитаном Силверменом.

Тот был грузным крупнокостным человеком с бритым блестящим черепом. Сидя за столом, он поднял на гостя усталые глаза с тяжелыми припухшими веками. По всему было видно, что чрезвычайная ситуация заставила его подняться с постели. Темная щетина покрывала скулы и подбородок. Он даже не успел побриться.

– Рад, что вы пришли, мистер Трасковер. У нас плохи дела.

Очки вернулись в нагрудный карман пиджака от «Братьев Брукс». Мейсон продолжал смотреть на капитана Силвермена широко открытыми глазами, которые, казалось, не видели его.

– Поскольку мой визит, скорее всего, станет частью дела, – тихим, спокойным голосом произнес молодой человек, – я хочу сразу же внести ясность. Некоторое время назад я совершенно законным образом сменил фамилию. Я… я литератор и в данный момент работаю на радиостанции «Юниверсал». Я опустил два последних слога фамилии, чтобы она звучала попроще и ее легче было запомнить. Теперь меня зовут Мейсон Траск.

Силвермен как-то странно взглянул на него.

– Я знал и вашего брата Эда, – сказал он. Капитан посмотрел мимо Мейсона на доску на стене. Там были выгравированы имена полицейских, убитых при исполнении обязанностей. Примерно в середине перечня находилось имя Эдварда Трасковера.

– Полицейский, в которого стрелял Джерри… как он себя чувствует? – спросил Мейсон.

– Пятьдесят на пятьдесят. Пуля пробила ему левое легкое. Он был приятелем Джерри. Конечно, Джерри не знал, что на мушке у него оказался Кэссиди.

– Не знал?

– Должно быть, он полностью слетел с катушек. С тех пор как Джерри вернулся к активной службе, выглядел он не лучшим образом. Но нам и в голову не могло прийти, что психика у него была в таком состоянии.

– Вы считаете, он не отдавал отчет в своих действиях?

– А вы? Черт побери, он пристрелил четырех человек на станции подземки!

– Что вам о них известно?

– Мы, естественно, собрали об этих людях сведения, но я могу подробно рассказать лишь о двоих из них. Пиларсика мы знали. Как его ни ловили, он продолжал заниматься азартными играми. Арестов у него не меньше дюжины, а то и больше. Его ничего не могло остановить. Свидетели отказываются говорить. Вы знаете, как это бывает. Пара изнасилований несовершеннолетних. Провел год в Элмире. Обвинен в скупке краденого. Дело закрыто из-за недостатка улик. Джерри мог столкнуться с ним во время опознания. Никаких связей с ним не отмечалось. Знаем мы и Игрока Фланнери – и более чем хорошо! – Силвермен поджал губы. – Этот тип околачивался в порту. До того, как начала действовать Портовая комиссия, – то есть до пятьдесят третьего года, – он практически открыто занимался ростовщичеством. Старые номера – «шесть за пять». Понимаете? Арестовать его было просто невозможно. Никаких свидетелей. После появления комиссии ушел в подполье. Но я лично не сомневаюсь, что он продолжал давать деньги в рост. Его звали Игрок потому, что он играл на трубе или делал вид, что играл. Вы помните фильм «Мистер Игрок едет в Вашингтон» с Гарри Купером? В порту в ходу клички. – Похоже, капитан мог сказать еще многое, но предпочел остановиться.

– А другие?

– Дойл Гантри – актер. Был на выходах и дублером ведущих актеров в «Серебряной туфельке». Хоукинс работал поваром на полставки, делал гамбургеры в закусочной на Бродвее в районе пятидесятых. Джерри должен был знать кулинара. Это заведение находилось на его участке. Джерри был явно не в себе, когда подверстал всех под одну гребенку. Тяжелый случай. Вы ведь понимаете – когда коп начинает стрелять в других копов, это уже хуже некуда.

– Семья Джерри в курсе?

Силвермен прищурился:

– Вы пришли сюда еще до встречи с женой Джерри? Конечно, ей сообщили. Она была здесь для опознания.

Мейсон вынул очки из нагрудного кармана и стал крутить их в руках.

– Даже если человек сходит с ума, вы должны знать, как он дошел до такого состояния. Вероятно, что-то вывело Джерри из равновесия, капитан. У вас есть какая-то идея, что это могло быть?

– У Джерри первоклассный послужной список. Его ждало повышение по службе. К нему относились не хуже… или почти так же, как к вашему брату Эду. – Капитан бросил взгляд на памятную доску. – Прекрасная жена… двое детей. К сожалению, он серьезно пострадал в той автомобильной аварии. Но хорошо справлялся со своими обязанностями. У него было отличное будущее. Но он страдал головными болями. – Силвермен постучал по бритому черепу. – Что-то у него тут давило… после аварии. Вы понимаете? Так мне кажется.

Очки вернулись в нагрудный карман.

– Спасибо, что встретились со мной, капитан. Могу ли я зайти попозже днем и посмотреть, какие данные у вас появятся на Гантри и Хоукинса?

Силвермен нахмурился:

– Конечно, но они оба мертвы, мистер Трасковер… э-э-э… то есть Траск. Джерри в состоянии душевного расстройства убил их. Понимаете? Вот так обстоят дела.

– Тем не менее я буду вам признателен, если с вашей помощью смогу посмотреть их данные.

– Конечно, конечно. – Силвермен расплылся в улыбке. – Вы хотите оказать помощь их семьям или что-то в этом роде. Так?

Мейсон в упор посмотрел на капитана. У него был какой-то отстраненный, рассеянный взгляд.

– Нет, – сказал он.