Текст книги "Зк-10. Аффект (СИ)"

Автор книги: Хунта Кристобаль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Телефон внутренней связи верещит, словно мартовский кот, которому ко всему прочему ещё и прищемили дверью хвост. Надо торопиться! Скорее открыть дверь! Изношенный замок сопротивляется. Ну, давай же, давай! Что есть сил – жму плечом! Дверь распахивается! Хватаю трубку!

   – Ты где, чёртова кукла?! – клокочет в трубке голос начальника цеха Бориса Петровича Лямцева, которого все за глаза зовут исключительно Блямбой.

   – В кабинете, – робко отзываюсь на строгий спрос шефа.

   – В каком кабинете, урод?! – еще больше распаляется Блямба. – Ты мой заместитель или кто?! Ты где должен быть?! Так твою, так! Твою...! Сволочи! Да я вас всех...!

   Отодвигаю трубку подальше от уха. Ори, гнида, ори. Сволочь! Специально он мне в кабинет позвонил, дескать, все работают в поте лица, а я тут прохлаждаюсь. Я Блямбу ненавижу так, что готов иногда голыми руками придушить, но у нас в городе очень трудно найти работу, где более-менее сносно платят. Приходится терпеть. Хотя, сегодня я начальника понимаю. Неизвестно, как бы я сейчас на его месте орал.

   Нашему заводу выпала огромная удача – в образе заказа на большую партию дорогущих приборов, но в жизни рядом с удачей всегда таится какая-нибудь гадость. Так и с нами случилось. Пока мы радовались да мечтали о скором благополучии, наш бывший филиал, а ныне конкурент из города Энска сделал свой прибор. И теперь заказчик надумал провести совместные испытания, а уж по их результатам определить – кому отдать выгодный заказ. Энский прибор уже ждёт соперника в лаборатории заказчика, а вот наш – немного задерживается. По такому случаю сегодня на заводе организована пышная презентация предприятия с приглашением самых высоких персон, делегаций с других заводов и телевидения. Технический директор из Энска с замом тоже прикатили. Финалом сего действа должна стать торжественная передача наших приборов на испытания. По заранее разработанному сценарию, прибор будет передавать главный собственник предприятия, человек настолько известный, что страшно даже подумать. В общем, всё расписано в сценарии до последней точки, а вот прибора пока нет. Вернее, он есть, но не в полном комплекте. Корпуса не хватает, того самого – куда вся начинка помещается. Корпус, который на прошлой неделе надумали слегка улучшить, должны были вчера отлить в нашем цехе, но при первом же пуске – форма сломалась. Не закрепили как следует инструментальщики направляющую колонку во время модернизации – и вот результат. Форму заклинило да здорово покорёжило. Короче, полный кирдык! Всю ночь инструментальный цех занимался ремонтом. Варили, шлифовали, полировали. Обещали выдать нам форму часам к девяти утра. Сейчас стрелки часов на стене моего кабинета показывают восемь.

   – Бегом в цех! – не смолкая, орёт из трубки шеф. – Тут на презентации телефонами пользоваться не дают! Буду звонить тебе в перерывах! И не дай бог, вы мне еще какой-нибудь фортель выкинете! Всех за ворота поганой метлой выгоню! Всех! Подонки!

   После столь неприятного обещания Блямба отключается, а я продолжаю слушать монотонно-унылые гудки. Я еще в семь утра позвонил мастеру смены, а потому ситуацией владею: выдадут нам форму в лучшем случае через час. Блямба тоже об этом наверняка знает, а орал на меня, чтоб малость взбодрить. Любит он этакие приёмы повышения производительности труда. Час можно посидеть в кабинетной тиши, но лучше пойти в народ. И я иду.

   Около большой литьевой машины сидят шесть человек: два установщика форм, два наладчика, слесарь-ремонтник и электрик. Блямба распорядился вчера согнать сюда всех. На всякий случай. Установщик Колька Баранов и наш лучший наладчик Виктор Хренов работали вместе с инструментальщиками до полуночи, а сегодня в семь утра явились опять на рабочее место. Без слов явились. В другой раз их возмущению предела б не было, на уговоры бы полдня ушло, но сейчас все понимают важность момента: получит завод заказ – будем мы работать по пять дней в неделю – за хорошие деньги, а не по три, как сейчас, за не очень хорошие. Деньги нужны всем и эти деньги в данный момент напрямую зависят от нашего цеха. Сделаем сегодня корпус – будет достойная зарплата на заводе, а не сделаем, то опять всё будет как всегда. Платят у нас чуть побольше, чем в других местах, но всё равно мало.

   Здороваюсь со всеми за руку. И тут же чую, что от кого-то здорово разит спиртным. Придурки! Если бы Блямба унюхал в такой день, то всё – с треском бы с завода вышиб. Ничего не боятся, идиоты.

   – Где мастер? – спрашиваю и подхожу к машине.

   – Где-то здесь был, – разом отвечает мне недружный хор и все как по команде прикрывают ладонью рот.

   На станине машины лежит шланг с гайками крепления на концах. Небольшой шланг – не больше метра длиной. Только лежать шлангу здесь никак нельзя. Своим лежанием он злостно нарушает правила порядка и чистоты – усердно внедряемые руководством завода в нашу производственную среду. И пройти мимо такого нарушения мне никак нельзя. Моя обязанность – блюсти. Беру шланг за гайку и поднимаю его вверх. Гайка выскальзывает из пальцев, приходится подхватить шланг другой рукой.

   – Что это?

   – Это я с утра течь воды заметил и заменил, – со спины подбегает ко мне наладчик Истомин и выхватывает шланг из рук. – Чего к мелочам придираешься?

   Я на мгновение теряю дар речи, Истомин, хотя и зять главного технолога, но борзеть-то зачем? Набираю в грудь воздуха, чтоб провести воспитательную работу, и тут подходит мастер Алексей Сергеевич Забродин.

   – Василич, беда, – шепчет он.

   – Чего случилось?

   – Сантехника Вовку Палагина на старой галерее без сознания нашли. Голова у него пробита. Видно, упал неудачно. В медпункт отнесли, а там «скорую» вызвали. Генка с ним в больницу поехал.

   Этого мне еще только не хватает. За производственную безопасность в цехе отвечаю я. Сейчас начнётся...

   Не успеваю как следует подумать об очередной неприятности, а к нам уже на всех парах несётся Васька Юзов – начинающий шеф отдела промбезопасности. Ему из медпункта позвонили. Васька – исполнительный дурак и зануда. На заводе его зовут Прыщик – за то, что однажды на совещании у директора он заявил: я выявлю любое нарушение безопасности – будь оно даже размером, как прыщик на ягодице у бегемота.

   – Так, где это случилось?! – орёт Прыщик громко и звонко. Все сразу же оборачиваются на этот ор.

   – Ты чего орёшь? – делаю шаг навстречу Прыщику. Хотя он и большой начальник теперь, но мы с ним когда-то учились вместе, а потому я могу его пыл слегка притушить, так сказать, по-свойски. – Не надо коллектив будоражить. Пошли...

   – Василич, подпиши список на сверхурочные, – суёт мне бланк мастер. – А то не заплатят ребятам за вчерашнюю переработку. – Хренов очень волнуется...

   Быстро подписываю бумагу и передаю её инспектору по учёту рабочего времени Наташе. Наташа морщится, заметив на белоснежном листе масляные отпечатки моих пальцев. Придётся ей в бухгалтерии объясняться за ненадлежащий вид важного документа. Но мне сейчас не до Наташиных волнений, зову Забродина, и мы быстро шагаем к месту происшествия.

   Пока мы идём к старой галерее, мастер рассказывает.

   – Вовкин напарник – Генка Кадыков первым его хватился. Я их утром послал трубопроводы проверить. Чего-то вода из старого трубопровода еле-еле шла, а нужная нам литейная машина как раз к тому трубопроводу и подсоединена. С таким напором воды форму можно запросто испортить. Генка своё проверил, пришёл в кондей сантехников и стал Вовку ждать, а того нет и нет. Почти с полчаса ждал. Ну, Генка, стало быть, пошёл поискать, включил свет на старой галерее, а он там и лежит без сознания. Генка сразу ко мне...

   Подходим к железной двери, мастер отпирает огромный навесной замок, мы пробираемся по тесному коридорчику, тьма, хоть глаз выколи, сворачиваем направо, ещё немного идём и оказываемся на широкой галерее, еле-еле освещённой тремя тусклыми лампочками. Здесь сумрачно, и запах как в бесплатном туалете возле вокзала.

   – Вот здесь он лежал, – Забродин тычет пальцем в тёмное пятно на пыльном цементном полу. – Лицом вниз, а на затылке кровь...

   Прыщик ходит вокруг пятна, оглядывается по сторонам, считает шаги и нудно выспрашивает у Забродина все подробности: как лежал пострадавший, в каком положении у него были руки, ноги и в какую сторону повёрнута голова. Прыщик рассматривает отпечаток обуви мастера, интересуется – во что был обут пострадавший, его напарник... И думает...

   – Короче, – Прыщик выдаёт нам результат раздумий, – чего-то здесь не так. Мне надо сбегать и доложить всё главному инженеру, у них сейчас перерыв будет...

   Услышав слово «перерыв», я со всех ног бегу в цех, но добежать не успеваю, грустная мелодия мобильника начинает звучать раньше.

   – Привезли форму, мать вашу так! – орёт Блямба.

   – Привезли, – нагло вру начальнику, вбегаю в цех и вижу мирно сидящих у машины рабочих. Формы нет и в помине...

   – Ставить на машину начали?! – продолжает орать шеф. – Под личный твой контроль! И не дай бог! Всех на улицу!

   – Борис Петрович, – хочу доложить о несчастном случае в цехе, – сантехник Палагин упал и разбил голову. Его больницу увезли. Без сознания...

   – Плевать! – орёт Блямба. – Мне сейчас не до этого! Этот сучонок – начальник сборки Колыванов спецом подошёл к генеральному и сказал: у меня, мол, всё готово, только корпуса жду от Лямцева! Лямцев подводит как всегда. Так прямо и сказал – «как всегда». Сволочь! Если через час корпусов в сборке не будет, то я вас всех наизнанку выверну! А тебя в первую очередь! Понял?!

   Телефон смолк, я сразу же решаю бежать в инструментальный цех, чтобы выяснить: почему формы до сих пор у нас нет, но тут входные ворота цеха дребезжат, с натужным скрипом открываются. Въезжает подъёмник. На захватах подъёмника – форма. Впереди бежит наш механик, ему Блямба ещё вчера поручил как можно скорее привезти форму из инструментального цеха к нам.

   – Грязь на улице, – начинает торопливо рассказывать мне механик. – Только из инструменталки выехали и сразу же сели в лужу. Ну, думаю, всё... А тут еще Блямба звонит: привёз в цех форму или не привёз? Не будешь же ему про лужу рассказывать. Кое-как отболтался. Водила – молодец! Классно выбрался из лужи. Мастерски. Была б моя воля, медаль бы дал, – механик смотрит на водителя подъёмника.

   Водитель в ответ улыбается. Установщики начинают вытаскивать из-под машины троса. Мне кажется, что делают они всё уж очень неторопливо, и я ору во всю мощь грудной клетки:

   – Быстрее давай! Чего телитесь?!

   – Спешка нужна только при ловле блох, начальник, – подмигивает установщик Борька Васин.

   У Борьки три ходки в места не столь отдалённые, но недавно он женился и клятвенно обещал на ступенях ЗАГСа завязать с криминалом морским узлом. Молодая жена обещаниям верит, однако каждый день встречает супруга у проходной и конвоирует его до семейного гнёздышка. Напарник Борьки – Коля Баранов громко смеётся и пытается ввернуть в плиту формы рым-болт. Рым-болт не вворачивается. На помощь к Баранову подходят наладчики.

   – Ты резьбу посмотри, – советует Серёга Истомин.

   – Ёж твою, – плюётся Баранов. – Крайний виток забит... Вчера я этим рым-болтом форму снимал. Как на подъёмник загрузили, так я его вывернул и на верстак положил... Всё ж нормально было... А тут будто молотком по нему вдарили...

   – Уронил, поди, – берёт в руки рым-болт Хренов. – На железяку какую-нибудь, вот и...

   – Ничего я не ронял, – мигом становится в защитную позицию Баранов. – У меня руки из нужного места растут, не то что у ...

   – У меня не оттуда?! – всегда рассудительный Хренов неожиданно распаляется и прёт грудью на Баранова.

   – Хватит! – криком не даю разгореться производственной дискуссии. – С другой формы снимайте рым-болт! Скорее!

   Через пару минут рым-болт ввёрнут, а я кричу теперь на наладчиков:

   – А вы, какого лешего, стоите руки в штаны! Шланги для подачи воды на форму готовьте! Быстрее, быстрее...

   Докричать не успеваю, меня бьёт по плечу Прыщик и шепчет на ухо.

   – Две новости: плохая и хорошая. С какой начать?

   – Да, пошёл ты, – отмахиваюсь от дурацких присказок.

   – Тогда начну с хорошей, – вздыхает Прыщик. – С Палагиным не производственная травма...

   – Как? – оборачиваюсь так резко, что шея хрустит.

   – Никак не мог он так голову разбить при случайном падении, – шепчет блюститель безопасности труда. – Он лежал на животе, а рана на затылке. Следов, что он полз или ворочался – тоже не видно. Я главному инженеру ситуацию обрисовал, и он со мной согласился, но шума поднимать не велел. Сам понимаешь: начальство, телевидение, то, сё... У главного друг опером работает, и он нам поможет по горячим следам, а потом в установленном порядке они всё сами оформят. Пойдём...

   – Некогда мне! – пробую отмахнуться от Прыщика. – Контролировать надо, чтоб форму...

   – Без тебя разберутся, – не даёт он мне договорить. – Каждый день они формы ставят, чего у них над душой стоять. А несчастный случай нам с тобой, кровь из носа, спихнуть надо, пусть милиция им занимается. Мне главный так и сказал...

   Над нами стонет от натуги и скрипит кран-балка. Я смотрю – как форма медленно опускается между колоннами машины, а Прыщик назойливо дергает за рукав. Я его прекрасно понимаю: если окажется, что сантехника кто-то специально ударил, то такая баба с телеги нашей жизни свалится, что кобыле от радости захочется непременно сплясать гопака. И мне кучу разных актов не надо будет писать, пусть их милиция пишет, а потому бегу я вслед за Прыщиком к месту происшествия.

   В коридоре перед дверью на галерею нас ждёт начальник охраны с хмурым гражданином. В стороне мнутся два рядовых охранника.

   – Иванов, – жмёт нам руки гражданин и внимательно смотрит в глаза: то мне, то Прыщику. – Меня послали разобраться тут...

   Первым взгляда опера не выдерживает Прыщик.

   – Вон там всё было, – показывает он на замок.

   – Черт, – думаю, глядя на поржавевший раритет, какой вместо амбара заставили сторожить имущество акционерного общества открытого типа, – чего же я ключ у Забродина не взял? Придётся обратно бежать...

   Но тут приходит на помощь мне начальник охраны. У него в руке связка ключей. Предусмотрительный, чертяка...

   – Эта дверь всегда запирается? – интересуется опер Иванов, когда железная дверь с неприятным скрежетом распахнулась.

   – Да, обязательно, – деловито докладывает охранник. – Через эту дверь есть возможность выйти на крышу, а с крыши неоднократно осуществлялись перебросы.

   – С крыши через забор ворованное перебрасывают, – с удовольствием демонстрирует свою осведомлённость опер.

   – Так точно, – кивает охранник. – Мы предлагали сместить забор на двадцать метров от производственного корпуса, но руководство предложение не поддержало. Приходится контролировать выходы на крышу. Все двери заперты. Один ключ хранится в нашем дежурном помещении, а второй, согласно правилам противопожарной безопасности, в цехе. Наш ключ от этой двери никто из посторонних не брал, а за цех, это уж прошу прощения, гарантировать не могу, не моя епархия...

   Все сразу же глядят на меня с таким выражением лиц, словно я попался с поличным за наглым хищением денежных средств в особо крупных размерах. Опер, положим, всех наших тонкостей не знает, но эти два деятеля прекрасно понимают, что слесарю инструментального участка изготовить подобный ключ даже не на раз плюнуть, а просто растереть, потому этих ключей «гуляет» в народе не меньше десятка. Но я тоже не лыком шит и не первый год в науке, а потому бодро отвечаю не как есть, а как должно быть:

   – Ключ хранится у сменного мастера. Сегодня утром мастер выдал ключ сантехнику для проверки трубопроводов.

   После моего доклада Иванов начинает осматривать место происшествия. Пара минут, и сыщик находит за трубами возле стены разводной ключ с какими-то подозрительными тёмными пятнами на светлой поверхности и латунный пруток. Профессионал!

   – Мне кажется, я знаю мотив! – охранник внезапно пытается проявить эрудицию в следственном деле. – Два дня назад в механическом цехе выявлено хищение латунных заготовок. И переброс сегодня утром зафиксировали. Ворованное не поделили...

   У начальника охраны поёт мужественную песню телефон, и через минуту появляется идея посмотреть по видеокамере: кто сегодня утром заходил на эту самую галерею.

   – Так у вас здесь возле двери камера есть? – опер даже рот открывает от удивлённого возмущения.

   – Не совсем так, – мнётся охранник. – Камер на все критические точки не хватает, но одна направлена от входных ворот на этот коридор. Не было уверенности, что эта дверь попадает в сектор обзора. Дверей много, а с камерами напряжёнка. Поэтому я о камере пока вас и не информировал. Я поручил своим выяснить...

   – Короче, – нетерпеливо перебирает ногами сыщик, – Увидим, кто в эту дверь заходил?

   – Увидим: там двери самый краешек, но кто входит и выходит, разобрать можно.

   – Пошли! – опер первым выбегает в коридор, мы за ним. – И охрану здесь поставьте, чтоб ни одна сволочь к месту преступления не сунулась...

   – Я в цех сбегаю, – шепчу на ухо Прыщику. – Посмотрю: сколько корпусов сделали.

   Вбегаю в цех, и сразу хочется зареветь белугой. Машина не работает, форма стоит на полу, вокруг неё на перевёрнутых ящиках сидят рабочие.

   – Чего?! – ору изо всех сил на двинувшегося мне навстречу мастера. – Почему машина не работает?!

   – Да вот, – разводит руками Забродин, – поначалу всё нормально было, а стали смыкать, так не смыкается. На запорном кольце забоина откуда-то взялась, не было же вчера. Уронили, поди, кольцо в инструменталке, а нам, как всегда, не сказали. Чуть колонку опять не сломали, но пронесло... Хренов побежал в инструментальный – кольцо проточить.

   – Почему сразу кольцо не проверили?! – мне очень хочется схватить мастера за отвороты спецовки и трясти до тех пор, пока самый последний дух из него вон не вылетит.

   – Сами кричали: скорей да скорей, – Забродин оглядывается назад в поисках поддержки у своих подчинённых.

   Поддержка не заставляют себя ждать. Все согласно кивают, мол, торопили нас товарищи начальники, торопили, а теперь крайнего ищут... Нехорошо... У меня от возмущения перехватывает горло, руки дрожат... И тут в цех входит Хренов с кольцом в руке. Дальше все работают чётко и быстро. Я сажусь на ящик и смотрю в пол. Никуда больше смотреть не хочется.

   – Василич, – трогает меня за плечо Забродин. – Поставили. Всё нормально, только вот...

   – Что «вот»? – поднимаю глаза на мастера и жду ещё одной оплеухи от судьбы.

   – Я тебе ещё утром говорил, что из старого трубопровода вода плохо идёт, а теперь её совсем нет, – вздыхает мастер. – А без воды нельзя. Сам знаешь...

   – К новому трубопроводу подсоединяйтесь, – нетерпеливо прерываю слегка затянувшуюся прелюдию. – Вчера целый рулон шланга получили на такой случай.

   – Вот я и говорю, – мнётся Забродин. – Значит... Ну, короче... Закон подлости... Сам понимаешь... Нет шланга. И в нашей кладовой такого тоже нет.

   – Как нет?! – в моей душе опять просыпается кровожадный зверь.

   – С... В общем... Вечером был, а сейчас... Ну, нет шланга. Нет!

   – На заводской склад беги! – в негодовании трясу кулаками.

   – Бегали уж, – усмехается мастер. – Не даёт кладовщица шланг. Говорит, что наш цех уже все лимиты месяца по шлангам выбрал. Я ей объяснял: как корпус для прибора нужен заводу и что будет, если мы корпуса быстро не отольём. Она же в ответ: вы тут по пять дней начнёте работать, деньги лопатой грести, а меня коленом под зад вышибут за самовольную выдачу материалов сверх лимита. Так и сказала: пока коммерческий директор команды не даст, ни миллиметра шланга не выдам. Василич, ты бы сбегал к залу заседаний, там сейчас перерыв будет. Объясни коммерческому...

   И я бегу. Успеваю как раз к нужному времени: руководители торопливо выходят из зала заседаний – покурить и по другим надобностям. Ничем не хуже чемпиона по слалому, уворачиваюсь от руководящих тел разнообразного калибра в поисках коммерческого директора.

   – Стоять! – кто-то хватает меня за руку.

   Оборачиваюсь! Блямба! Лицо у него серое, а в глазах злобный блеск загнанного в западню волка.

   – Сколько корпусов сделали? – хрипит он, всё крепче сжимая мою руку.

   – Борис Петрович, – морщусь от боли и пытаюсь вырваться из железных пальцев начальника. – Коммерческого директора надо срочно найти. Шланг без него не дают. Пусть он на склад позвонит.

   – Какой шланг, какой склад? – Блямба вытаскивает меня из толпы к окну. – Гниды... Чего там опять?!

   Торопливо объясняю ситуацию. Коммерческий директор глядит на нас, как столичный дачник на личинок колорадского жука.

   – Всю жизнь у вас всё через одно место, – коммерсант вздыхает, лениво достаёт телефон и смотрит на него. – Неужели нельзя всё заранее спланировать и подготовить? Просчитать риски...

   В мобильном телефоне у директора номера кладовщицы, конечно же, нет, поэтому втроём идём искать начальника склада.

   Прибегаю в цех и помогаю размотать шланг. Дальше, вроде, всё пошло нормально. Подходит Забродин и просит сходить на склад – расписаться за сверхлимитное получение шлангов. Бегу на склад, жду кладовщицу, выслушиваю всяческие слова о нашей нерадивости и её аккуратности, расписываюсь, мчу обратно.

   Врываюсь в цех и вижу – как контролёр качества внимательно осматривает отливку, а наладчик Хренов что-то пытается объяснить... И тут, словно из-под земли, является Прыщик.

   – Нашли гада, – шепчет он, подозрительно оглядываясь на работяг возле машины. – Опер тебя зовёт. Кое-что выяснить хочет и операцию по захвату преступника спланировать. Пойдём...

   – Некогда мне, – пытаюсь отодвинуть Прыщика в сторону, но тот упорно сопротивляется и стоит на своём. – Детали начали лить, посмотреть надо...

   – Без тебя посмотрят, – шепчет Прыщик, упрямо подталкивая меня к выходу из цеха. – Деталь как деталь, а тут убийство. Умер Палагин в больнице. Неужели не понимаешь?

   Я всё понимаю, а потому иду вслед за Прыщиком к кабинету начальника охраны.

   – Пришёл, – кивает мне Иванов и показывает пальцем на экран. – Узнаёшь?

   На экране не совсем чёткое изображение, но узнать на нём Борьку Васина – никакого труда не представляет.

   – КрасавЕц..., – подмигивает мне опер. – Он сантехника по башке хряпнул. Меня все убеждали, что Васин «завязал», а я никогда не верил... Чтоб Боря да «завязал»... Ни в жизнь... Я его ещё по малолетке брал...

   – Точно он? – тру ладонью лоб, никак не желая верить, что Борька Васин убил Вовку Палагина. Никак у меня этакая дикость в голове не укладывается. Борька хулиган и балабол, что плохо лежит в момент оприходует, но нисколько не злой, если трезвый, конечно. И с Вовкой они всегда приятелями были.

   – Он, – улыбается Иванов. – Вот смотри. Это Палагин входит. Потом Баранов, Хренов, Истомин...

   – Что ж вы там на галерее проходной двор-то устроили? – шипит командир охранников, явно намекая на приближение туч всевозможных неприятностей. – Утром опять переброс с крыши зафиксирован...

   – А вот и Васин вошёл, Хренов вышел, – опер не обращает внимания на реплики охранника и оборачивается ко мне. – Теперь давай посмотрим, как они выходили. Баранов, Истомин друг за другом... Видишь? Боря последним вышел. И не сразу. Что и требовалось доказать. Всё ясно.

   – Ничего не ясно, – упрямо мотаю я головой.

   – А чего тебе не ясно? – удивляется Прыщик. – Эти двое вышли вместе из галереи, а этот, как его... Васин – через три минуты выходит, и после него никто из галереи не выходил до тех пор, пока Палагина там искать не стали... Как два пальца: он последний – он и убил... Ясно как день...

   – Ничего не ясно, – стою на своём и смотрю в пол. – Они все могли в галерею и не заходить...

   – Как так? – опер удивлённо глядит на меня. Глаза у него круглые, словно по пять рублей. – Ну-ка, поясни.

   – По правилам бережливого производства, – начинаю я пояснять чуть-чуть издалека, – нам запрещено хранить в цехе запасные части. Всё теперь должно храниться на заводском складе. А если сломалось чего, то это самое надо обязательно через склад получать, чтоб учёт должный соблюсти. А какой дурак будет за каждым болтом на склад в соседний корпус бегать? Когда все запчасти велели сдать на заводской склад, мы и организовали свою кладовую. Подпольную, так сказать. Если там, в коридорчике не направо, а налево повернуть, то, как раз в нашу кладовочку и упрёшься. Они все туда постоянно ходят...

   – Чего?! – начальник охраны хватает ручку и лист чистой бумаги. – Обнаглели! Любое дело испоганят. Неужели не понимаете – как важен учёт для бережливого производства? Ладно, они, а ты-то! Ты же руководитель! Знает всё и молчит...

   – Пошли, – опер не даёт развернуться оскорблённой душе охранника перед публикой на полную катушку. – Покажешь свою кладовую.

   Дверь нашей кладовой замаскирована под крышку большого электрического щита с надписью «Не влезай – убьёт». Вместо замка – кусок ржавой проволоки. Разворачиваю проволоку, открываю железную дверь и включаю свет. Все осматриваются. Мне-то всё привычно и ясно, а остальные в этакой «пещере алладина» впервые. Здесь повсюду стоят ящики с болтами, с гайками, на крючьях висят тросы и шланги. Кроме всего перечисленного на полу навалено ещё множество разных железок, резинок и прочее, прочее, прочее.

   Первым молчание прерывает начальник охраны. Он вытаскивает из ящика с ветошью две бутылки. Одна пустая, а в другой граммов сто...

   – Так они здесь ещё и водку пьют! – подносит бутылку к носу охранник. – Свежак...

   – Понятно, – трёт пальцами лоб опер Иванов. – Теперь придётся всех допрашивать. Я думал, что всё, а оно вон как получается. Васин точно артачиться начнёт: я – не я и хата – не моя, дескать, не ходил я на галерею... Тащи их по одному в кабинет начальника охраны.

   Киваю и вздрагиваю, словно ужаленный самым подлым гадом, – это подал голос мой телефон. Мельком гляжу на часы – точно: перерыв на презентации.

   – Почему до сих пор корпусов в сборке нет?! – вопит Блямба. – Опять Колыванов генеральному на мозги капал! Где корпуса?! Всех повешу! За ребро! Выгоню! На улицу! С волчьим билетом!

   Угрозы слушаю на бегу. Слушаю и думаю, что же они, твари, корпуса не отнесли? Я же сам видел – как первый корпус отлили. Не приснилось же мне это!

   На столе около машины лежит десятка полтора корпусов, а вокруг стоят озабоченные люди. Больше всех озабочена работница отдела технического контроля – Люда. Она рассматривает корпус так, будто там спрятана какая-то неведомая людям тайна природы. У пульта машины торопливо нажимает разные кнопки Хренов. Истомин стоит там же и дает советы.

   – Почему корпуса в сборку не отправили?! – ору я, судорожно вздымая к грязному серому потолку сжатые кулаки. – Почему?! Где мастер?!

   – Здесь я, Василич, – выходит из-за машины Забродин. – Не пропускает наши детали технический контроль. Сначала Людка сказала, что размер завышен, Хренов стал налаживать, теперь размер занижен... Чего-то не получается у него сегодня. Волнуется, поди... Я Людке говорил – как важно сдать корпус в сборку, а она ни в какую: не могу, говорит, деталь с дефектом пропустить... Инструкция...

   – Че-че-чего? – начинаю зикаться. – Она не-не понимает? Это ж не только нам надо, а всем... В сборочном цехе ждут же! Ждут!

   – Успокойся, Василич, – берёт меня под локоть мастер и отводит от машины. – Никто там нащих корпусов не ждёт...

   – Как так?

   – Если б ждали, здесь бы сидели. А сборщики сегодня ни разу и не позвонили. Когда им надо, они ни секунды покоя не дадут...

   – Да, как ты..., – в голове всё путается и в ушах звенит. – Вы... Прибор же... Заказ. Прибора не будет, так...

   – Чего ты как маленький, Василич? – Забродин ведёт меня в свой закуток. – Сейчас ползавода за нашу неудачу молятся: и сборка, и констуктора, и технологи... У всех за душой какая-нибудь бяка висит. Не сделаем мы корпус, так и не попадёт наш прибор сегодня на испытания. Опозоримся, но виновника искать не надо: Блямбу снимут, а тебя назначат начальником. Все довольны, все смеются... А ежели на испытаниях прибор забарахлит да проиграем мы Энску? Тут такое начнётся! Только держись! Перегрызутся все в поисках виновника. Столько голов полетит. Сам знаешь – как любят хозяева нашего завода виновных искать. Хлебом не корми... Спасибо сказать, так это для них, словно вагон цемента разгрузить, а вот наказать...

   – Алексей Сергеевич! – выскакиваю я из закутка мастера. – Как вы...

   Мастер что-то кричит мне вслед, но слушать я его не хочу. Хватаю со стола пять корпусов и ору установщикам форм:

   – Берите остальные и за мной!

   Контролёр Люда пытается меня остановить, но я без всякого намёка на вежливость отодвигаю её плечом в сторону и бегом из цеха на улицу. Васин с Барановым мчат следом. Бегу, не разбирая дороги, по лужам. Брызги во все стороны!

   В комнате мастеров сборочного цеха нас не ждали, а потому удивились до состояния немой сцены из произведения великого классика. Все замерли. Я бросаю свою ношу на стол.

   – Вот, – показываю пальцем на корпуса. – Начинайте собирать...

   – А-а-а, талон качества где? – первым отходит от оцепенения контрольный мастер. – Вдруг, у ваших корпусов размеры не соответствую чертежу?

   – Всё соответствует, – нагло гляжу прямо в глаза строгому контролёру и вру. – Сейчас принесу талон. И поторопиться бы вам не помешало: до торжественного вручения осталось полчаса...

   – Мы не успеем, – отзывается на мой призыв испуганный женский голос.

   – А мы вот успели! – кричу я, не оборачиваясь, и бегу к себе.

   Прыщик перехватывает меня ещё на подходе к воротам цеха.

   – Ну, куда ты слинял? – смотрит он так укоризненно, что я бы непременно покраснел от стыда, если б уже не был красен от прежних передряг. – Сантехника, который пострадавшего нашёл, уже допросили. Теперь твоих ждут. Давай, хватай первого и...

   Первым перед Ивановым садится Витя Хренов. Он печально глядит на опера и часто вздыхает. Сразу видно – устал человек. И не мудрено: вчера две смены отпахал, и сегодня утром вышел.

   – Ты видел, как Палагин на галерею пошёл? – спрашивает опер, кивая в сторону монитора.

   – Дык, разве было у меня время смотреть, – морщится Хренов. – Корпус заводу нужен, сами понимаете... Заказ выгодный под угрозой. Мы стали машину проверять, глядь, вода сифонит. Вот я за шлангом и побежал... Мы и начальству об этом докладывали. – Витя кивает в мою сторону.