Текст книги "Трактат о похмелье"

Автор книги: Хуан Бас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

Гастрономическое похмелье

Чрезвычайно приятное и доставляющее огромное удовольствие, хотя и дорогое.

Страдающий недугом стремится есть и пить все самое наилучшее. Делать это можно прямо у себя дома, если вы заблаговременно запаслись всем необходимым, умеете и хотите готовить, или же в одном из любимых ресторанов.

Такое похмелье свойственно гурманам.

Так, например, в день гастрономического похмелья мой друг сеньор Рубиновый, утонченный гурман, известный пьяница и, заодно, нотариус городка Кастро Урдиа-лес, Кантабрия, для начала завтракает дома. К столу подают стакан сока красного помело, холодный суп из дыни с тонкими ломтиками иберийского окорока, два жидких яичных желтка, украшенных ложечкой иранской икры на слегка поджаренном хлебце из муки грубого помола, рюмочку «Дом Периньона», маленький, свежеиспеченный круассан с голландским сливочным маслом и пару чашечек черного колумбийского кофе.

Быстро разобравшись с делами в нотариальной конторе, он на такси – непременно на «Мерседесе» – отправляется в Бильбао, чтобы побродить по городу, заглянуть в парочку книжных магазинов, подкрепиться бульончиком, рюмочкой хереса и тостами в баре «Монтеррей», может быть, даже взглянуть, что за выставка проходит в Гуггенхайме или Музее изящных искусств, в баре «Серантес» угоститься морскими уточками, сбрызнув их парой рюмок «Вейгарадеса», после чего выпить «Кровавую Мэри» в JK. Когда же, наконец, настанет час обеда, он направляет свои стопы в ресторан «Зортзико», где делает замечательный выбор: в качестве аперитива – сухой мартини «Бомбей Сапфир»; вазочка с паштетом из утиной печени в желе из молодого вина с глазированной грушей; этот деликатес следует запивать сладким белым Токаем, смакуя, маленькими глоточками; полдюжины поскрипывающих устриц с похрустывающими хлебцами, парочку моллюсков в раковинках под соусом из копченой свининки; шарик фисташкового мороженого и еще один – из чернильного осьминожьего сока вместе с txakoli Aretxaga или Txomin Etxaniz; молодой голубь, отваренный в пять приемов, а к нему полбутылки сухого красного «Рода I», супчик из диких ягод, кофе и арманьяк «Домэн Буаньер».

Потом он снимает номер в ближайшей гостинице «Лопес де Аро», где, возможно, немножко посмотрит по телевизору платный порно-канал – в похмелье сеньор Рубиновый становится не только гурманом, но и похотливым онанистом – и погружается в дневную сиесту.

Ближе к ночи он оставляет гостиницу и углубляется в переулки старого города, где ужинает шашлычками, запивая их бокалом-другим шампанского брют. Всему этому предшествует ритуал смакования освежающего джин-тоника в баре «Урдинья». Шашлычок из брюшка тунца в «Виктор Монтес», шашлычок из креветок у Фернандо, фаршированные моллюски в «Баете», подкопченные шкварки в «Хукела», осьминоги a feira в «Лага», маленький стейк по-татарски в «Гатсе», маринованные анчоусы в «Ирринтзи» и чуть-чуть окорока по-иберийски в «Сантамарии», где, наконец, и запьет все молодым красным вином «Луис Каньяс».

И вот, сгибаясь под тяжестью съеденного за день, моря шампанского и завершающих глотков молодого красного, сеньор Рубиновый понимает, что одно похмелье уже закончилось и плавно перетекло в следующее. Похмелье гастрономическое трансформировался в этиловое. И тогда он устремляется в квартал Барренкалье, где и доходит до ручки, накачиваясь джин-тоником в самых грязных забегаловках.

Один Бог знает, как завершится эта ночь.

А на следующее утро – начинай сначала.

Сеньор Рубиновый несет на себе бремя тридцати килограммов лишнего веса, гипертонии, повышенного сверх всякой нормы уровня содержания мочевой кислоты, глюкозы и холестерина, а также трансаминаз и триглицеридов, причем в количествах, какие и не снились Ричарду Харрису, Ричарду Бартону, Питеру О'Тулу и Оливеру Риду вместе взятым в их самые лучшие времена. Хотя он зарабатывает немалые деньги, он живет одним днем, не рассчитывая своих сил и влезая в долги.

Ни одна страховая компания не берется страховать его жизнь.

Мусоропоглощательное похмелье

В основе своей оно точно такое же, как и два предыдущих типа, но с одним существенным отличием: «больной» утоляет похмельный голод исключительно всяким мусором вроде дешевых сладостей, печенья и пирожных промышленного изготовления, полуфабрикатов, замороженных продуктов, сладких газировок, всякого фаст-фуда, сомнительных консервов, дурного хлеба и прочих негодных продуктов того же рода.

Эта разновидность очевидно одной природы с похмельем умопомрачительным и пещерным.

Удивительное дело: индивидуумы, опошляющие хорошее, кровью и потом заслуженное похмелье вышеописанными отталкивающими вкусами, в обычной жизни и в рот не берут таких гадостей; иногда (впрочем, очень редко) между ними встречаются даже гурманы. Но с похмелья с организмом происходит ужасная метаморфоза, и страсть к поглощению мусора побеждает все. Страдающий от страшного проклятья бедолага осознает всю глубину своего падения и предается низменным удовольствиям в уединении, в тиши домашнего очага.

Правда и то, что многие из нас с бодуна частенько испытывают всепобеждающее влечение к пище жирной, или приторно сладкой, а то начинают экспериментировать с кулинарными изысками сомнительных вкусовых качеств, да еще обильно поливая их противоречивыми и неожиданными соусами.

Должен признаться, я и сам как-то раз умудрился щедро оросить кетчупом пару сосисок типа франкфуртских, о чем и по сей день вспоминаю каждое утро, едва пробудившись, и краснею от стыда.

Но одно дело всего разок поддаться приходящей слабости (ведь и самая профессиональная шлюха нет-нет, да и пукнет, не удержавшись), и совсем иное – проводить день-деньской, заглатывая пищу, которую отвергла бы самая разнесчастная свинья, приговоренная к откармливанию исключительно комбикормами из рыбьей муки, и чье мясо впоследствии отдает прессованной треской.

Итак.

Следуя принятой для данного трактата (практически, без каких-либо исключений) методике, я сознаю, что должен привести пример такого нечеловеческого поведения, но в данном случае, исключительно по причине чувствительности, сталкиваюсь с большими затруднениями.

Покончим же как можно скорей с этим неприятным делом.

Жила-была, живет и будет жить, покуда не лопнет, как мешок, переполненный перебродившими помоями, похмельная обжора-мусоропожирательница по имени сеньора Бирюзовая (само собой, моя приятельница). Она обитает в Мадриде, а уж чем теперь занимается – не знаю.

Не то чтобы Бирюзовая привыкла вкушать особые яства: обычно она получала свой фураж на грязной улице Фуэнкарраль, в китайском ресторане, – в конце концов, его прикрыли санитарные службы. Подозреваю, что остренькие, пикантные ребрышки, которые она так любила поглодать, извлекались из грудных клеток косоглазых дедушек. Но это всего лишь цветочки в сравнении с тем, что она забрасывает в себя с бодуна.

Как правило, сеньора Бирюзовая пьет ведрами коньяк «Магно», что уже дает некоторое представление о вкусах этой погибшей души. В те времена она была толстая, как бочка, вся в складках дряблого, воскового, трясущегося, как желе, жира и обладала вечно землистым цветом лица, постоянными кругами вокруг глаз, придававшими ей сходство с барсуком, и решительно рассыпанными по всему телу вулканчиками угрей. Откуда мне известны столь многочисленные подробности физического облика объекта? Опустим густую вуаль…

Означенные морфологические особенности легко объяснить, придав гласности похмельное меню сеньоры Бирюзовой.

Прости, читатель, что я вынужден ранить твою чувствительность.

Утром после пробуждения: готовый рулет «Доннат» с шоколадом; горсть апельсиновых карамелек; булочка из жирного теста, готовая разродиться синтетическим абрикосовым джемом, сэндвич из скверного хлеба с копчеными памплонскими колбасками и горчицей с оливками, здоровая чашка кипятка с обезжиренным порошковым молоком и растворимым кофе, подслащенным заменителем сахара, грушево-виноградный сок из упаковки «Тетра-брик» и пакет свиных шкварок.

Поздним утром: порция жареного картофеля с кетчупом и апельсиновой фантой в баре «Эль Песебре», все на той же улице Фуэнкарраль.

В полдень: порция салата оливье, дополненного замученными в уксусе анчоусами и сопровождаемого тремя бутылочками абы чего в баре «Эль Сокавон», что на улице Орталеса.

В обед: суп-пюре из тапиоки с барашком и перетертыми овощами; замороженный картофельный омлет в вакуумной упаковке; брусочки мерлана глубокой заморозки; банка консервированных фрикаделек марки «Эль Алуд»; хлеб, обжаренный на маргарине; кларет, полученный путем смешивания белого и красного столового вина «Эль Сальтреньо»; банка чищенных подсолнечных семечек с арахисом и горсть пожароопасных, красных, пластмассовых лакричных леденцов.

Ранним вечером: пакетик пончиков и пакетик булочек с неведомой начинкой из пекарни «Вьюда де Маса» на площади Чуэка, запитых, чтоб легче проскальзывали в горло, двумя клубничными коктейлями и литром пепси-колы.

В кино: королевский гамбургер «Бюргер-Кинг»; ведерко воздушной кукурузы; кусочек тунца в кляре из бара «Операсьон Некора»; две банки «Ред Булл» и пакетик карамелек «Ла Пахарита».

На ужин: банка консервированного супа гаспачо «Оле»; подготовленные к полету в микроволновке куриные крылышки; пицца «Четыре времени года», доставленная на мотоцикле из Маласаньи; большой пакет картофельных чипсов с уксусно-луко-вым привкусом; литр пива и бутылка газировки с лимоном, чтобы смешать. Десерт не предусмотрен, так как ложиться спать следует с легким чувством голода.

Авантюрное похмелье

Или зовущее к путешествиям.

Само название определяет состояние. Оно мучает субъектов с беспокойной натурой, которые вместо того, переболеть похмельем в соответствии с канонами, то есть в тиши и покое домашнего отделения интенсивной терапии, ищут осложнений на свою голову на манер Индианы Джонса или Марко Поло.

Впрочем, следует признать, что иной раз авантюрные решения, принятые под влиянием застрявшего в голове гвоздя, не только не добавляют проблем, но, напротив, избавляют от них.

Два примера.

Один лавочник из моего квартала после долгого сопротивления уступил, наконец, желанию жены завести второго ребенка. Она-то и поведала мне эту историю.

На втором месяце беременности муж в прескверном настроении повел жену к гинекологу на предмет первой эхографии.

Лавочник был не слишком расположен к этому посещению, поскольку накануне вечером ужинал в компании бывших выпускников морского колледжа, изрядно выпил и в день осмотра маялся похмельем.

Если на консультацию он пришел бледным, то в момент, когда гинеколог поведал ему, что на экране отлично виды два эмбриона и он скоро станет отцом близнецов, лавочник позеленел.

С похмелья его охватила ужасная паника, из зеленого он стал пепельно-серым, мощные спазмы подкатили к горлу, и его стошнило прямо в кабинете.

Уже выйдя на улицу, супруги зашли в кафе «Ла Гранха», потому что ему хотелось выпить настоя ромашки. Он сказал, что на минутку зайдет в туалет, и исчез навсегда.

Его жена, через семь месяцев родившая двух мальчуганов весом три килограмма триста граммов каждый, больше никогда его не видела. От чистильщика обуви при кафе пострадавшая узнала, что ее супруг смылся через вторую дверь, ту, что рядом с туалетом. Полиция же выяснила, что тем же вечером не пожелавший стать отцом многодетного семейства похмельный лавочник сел на самолет до Мадрида, а в аэропорту Барахас пересел на другой, вылетавший ночью в Гавану. Вот и все.

Один уроженец Толедо, работавший официантом в гостинице в Каире, рассказал мне, как и почему он оказался в Египте.

Ночью 1989 года он в компании друзей праздновал прощание с холостяцкой жизнью. По традиции, это мероприятие всегда осуществляется непосредственно накануне свадьбы, дабы жених прибыл в церковь с хорошего бодуна. Его единственная и на всю жизнь невеста проделывала то же самое в ресторане с подругами.

Толедец порядком залил глаза красным вином из Вальдепеньяса и отвратительным полусухим шампанским, литрами лившимся в неизбежном баре с проститутками.

Сделав, что и как мог с мулаткой, оплаченной в складчину друзьями, он заснул, как убитый, в какой-то норе.

Его разбудил назойливый голос радио, сообщавший, что через двадцать минут он прибывает в Барселону. Он находился в купе поезда. Из-за обычной глупой шутки придурков-друзей он не успевал на собственную свадьбу. Но он не мог даже разозлиться по-настоящему: с похмелья голова раскалывалась на части.

В висках стучало, когда он сошел с поезда и поднялся в вестибюль вокзала Сантс.

Неизвестно, почему, но вместо того, чтобы позвонить невесте, отматерить друзей или направиться прямиком в аэропорт и попытаться успеть на первый же самолет до Толедо, он купил аспирин, выпил воды и спокойно позавтракал. Потом покинул вокзал, взял такси и велел отвезти себя в порт. Там он провел день, разглядывая пришвартованные корабли. Когда стемнело, ему удалось пробраться на торговое судно под норвежским флагом, который, как он прознал, снимается с якоря в полночь, но в каком направлении идет, неизвестно.

Его обнаружили в спасательной шлюпке уже у берегов Туниса и высадили в Суэце.

В Толедо он больше не вернулся, ни с кем в контакт не вступал, признаков жизни не подавал, и невеста так ничего о нем и не узнала.

Однако бывает, что за авантюрное похмелье приходится дорого заплатить.

Мой отец рассказывал историю времен его службы в авиапехоте в Пинар де Антекера, в Вальядолиде.

На казарменной гауптвахте отбывал наказание солдат родом с Канарских островов, красавчик и пройдоха. Неизвестно, почему он сидел там, а не в военной тюрьме. Он был снабженцем части, имел звание ефрейтора и промышлял на черном рынке продажей всякого имущества, но, главным образом, бензина. Навар он делил со своим капитаном, но когда воровство обнаружилось, все шишки достались канарцу, а капитан вышел сухим из воды.

Режим у заключенного канарца был довольно свободным. По воскресеньям ему даже позволялось прогуляться по Вальядолиду в сопровождении двух военных полицейских.

Однажды в субботу, когда у парня был день рождения, его приятель, сержант, дежуривший на гауптвахте, решил в качестве подарка пригласить к нему девку из Вальядолида. Но что-то не заладилось, и дело сорвалось. В порядке компенсации, сержант раздобыл бутылку коньяка, которую канарец и приговорил разом.

На следующий день, в соответствии с регламентом ефрейтор проснулся, страдая похмельем, но, несмотря на муторное состояние, не отказался от воскресной вечерней прогулки.

Улучив момент, когда конвоиры зазевались, он улизнул.

Был отдан приказ о поимке беглеца, но его так и не схватили.

Несколько месяцев спустя на имя капитана пришло письмо со странным почтовым штемпелем. Мой отец, служивший теперь снабженцем, вскрыл конверт, подержав над паром, прочитал и снова заклеил.

Письмо было от канарца. Он сообщал капитану, что после побега сумел добраться до Марокко, где он вступил в иностранный легион. Еще он рассказал, что все то время, пока они вели совместный бизнес, он трахал его жену, которая, по словам отца, была очень хороша и жила с капитаном в небольшом домике неподалеку от казарм. А чтобы капитан не сомневался в правдивости этого признания, канарец описал и маленький шрам на ягодице неверной супруги, и сильно выдающиеся соски, и родинку на покрытом черными вьющимися волосами лобке платиново-белокурой возлюбленной.

Письмо было из Индокитая, шел 1954 год и немного времени спустя разразилась битва при Дьен Бьен Фу.

В одной из биографий Франсиско Писарро рассказывается, как, находясь на острове Гальо, измотанный злоключениями перуанской кампании и удрученный состоянием своих людей великий конкистадор как-то ночью напился в одиночку прямо на берегу моря.

Наутро он собрал там же на берегу восемьдесят человек своих воинов, прочертил острием шпаги линию на песке и сказал, что по одну сторону черты, где стоял он, находится юг, Перу и богатства. А по другую сторону – север, Панама и безопасность. И что те, кто хочет следовать за ним, пусть перейдут черту, а кто нет, пусть возвращаются. Из восьмидесяти человек за ним последовали тринадцать, известных как «тринадцать славных».

Атермическое похмелье

Хотя наука не подтверждает согревающего действия алкоголя, существует обыкновение принимать спиртное внутрь для борьбы с холодом.

После приема мощного горячительного средства поначалу возникает ощущение тепла.

Самое же удивительное заключается в том, что это тепло сохраняется во время всего похмелья, и холода совершенно не чувствуется.

Хорошо известно, что с бодуна нас тянет к свежести и прохладе, мы стремимся успокоить разгоряченную кровь с помощью льда. Вспомним хотя бы «пылающий рассвет» у кубинцев. Но все это до определенного момента. А затем наступает нарушение кровяного давления и ощущение нездоровья.

В качестве примера атермического похмелья расскажу о моем приятеле-сценаристе сеньоре Разноцветном.

Мы познакомились несколько лет тому назад во время совместной работы. В полном соответствии с американскими традициями, была создана группа из пяти сценаристов, которые должны были провести три-четыре дня в роскошной гостинице города Сигуэнса, что в Гвадалахаре. Нам нужно было доработать образы персонажей и наметить сюжеты тринадцати эпизодов нового телесериала, который, кстати, с треском провалился.

Дело было в феврале, стоял собачий холод.

Целыми днями мы работали в большом конференц-зале, а по вечерам буйствовали в барах Сигуэнсы и в самой гостинице.

Наутро, хотя на улице было минус два, а кондиционер в зале поддерживал температуру не выше двадцати одного градуса, похмельному сценаристу непременно нужно было распахнуть оба окна, ко всему еще и выходившие на север.

Гостиница в Сигуэнсе представляет собой старинный замок, а мы, в полном соответствии со средневековым качеством нашей работы, располагались в одной из башен.

Все остальные члены группы скандалили с ним и заставляли закрывать окна, потому как леденели от холода. Разноцветный подчинялся, сцепив зубы, задыхался, обильно потел, в конце концов, оставался в одной футболке.

Во время передышек он без пальто, под завывания ледяного ветра, гулявшего между каменными зубцами, отправлялся пройтись по стенам замка.

Агорафобное похмелье

Обычно встречается у людей, склонных к стрессам, курильщиков конопли, любителей пива с джином и у всяких прочих невротиков.

Как следует из самого названия, агорафобный похмелюга испытывает дискомфорт в открытом пространстве, его угнетает бескрайний небосвод. Нечто подобное происходила с моряком по имени Лимпьо, роль которого в «Апокалипсисе сегодня» сыграл тогда совсем еще молодой Лоуренс Фишберн. Капитан Уиллард говорит о нем своим удивительным, потусторонним голосом, что он, как крыса из Бронкса, у которой «свет и бескрайние просторы Вьетнама вызывают серьезные расстройства сознания».

Вспоминаю случай с одним таким страдальцем. Мы познакомились в восьмидесятые годы в Барселоне, когда сам я переживал период психопатического похмелья. Парня звали Пакито. Это был маленький уродец, мелкий во всех отношениях: он приторговывал небольшими дозами гашиша и таблетками амфетамина на Королевской площади и на бульваре Рамблас, да и ростом был всего метра полтора. Он был чрезвычайно некрасив, но очень симпатичен и обаятелен. Мы частенько пересекались в разных барах и скоро стали приятелями.

Пакито не кололся, но в остальном, без преувеличения, глушил, что попало, предпочитая всему виски «Дик» [15]15
  Называемая также «Вырви глаз»


[Закрыть]. Конечно, шотландский виски был бы лучше, но родной крысиный яд обходился много дешевле, и поскольку он не купался в роскоши и много транжирил, приходилось смириться. По его словам, на столе в комнатушке ужасающего пансиона на улице Конде де Асальто, где он ютился, всегда стояла бутылка «Дика» и пара стаканов на случай прихода гостей.

Так вот, после одной такой ночи, когда Пакито привел к себе девицу – а выбирал он особ некрасивых до безобразия – и к обычной порции виски присовокупил еще и ЛСД, он очнулся после тяжелого сна в изрядном похмелье. Мало помалу он сумел одолеть трудный и извилистый путь возвращения в реальный мир после бодуна. И вот, когда он более или менее пришел в себя, его взгляд упал на ночной столик: кошмарное видение поразило его и повергло в панику. От ужаса он закричал.

В одном из стаканов, на треть заполненном виски «Дик», улыбалась человеческая челюсть, с деснами и всем прочим, наполовину погруженная в абразивную жидкость. В потрясенном мозгу Пакито мелькнула надежда, что его галлюцинации вызваны обострением застарелого триппера, что было бы закономерно, а не приступом белой горячки.

От шума подружка беспокойно заворочалась и шепелявым голосом послала его в задницу, чтобы не кричал.

Посмотрев на нее, Пакито заорал еще громче. Она была еще страшнее, чем запомнилась ему накануне, и он уверял меня потом, что она показалась ему ведьмой из ада, старухой со сморщенным, как высохший изюм, ртом.

Галлюцинации продолжались?

Не обращая на него внимания, нимфа протянула костлявую руку к столику, выставив на обозрение сосок, похожий на огрызок дешевой сигары, взяла таинственный стакан, достала оттуда вставную челюсть, привычным движением вправила ее на место и, вместо завтрака, опрокинула в себя остатки «Дика», послужившего антисептиком для ее протеза.

Наконец-то Пакито все понял, успокоился, и тут его озарила светлая мысль, моментально объяснившая, почему минет, который ему перед сном сделала карга, был таким нежным и приятным.

Однако пережитое потрясение что-то изменило в сознании Пакито, спровоцировав мутацию похмельного синдрома. По причине мистического и недоступного объяснению общения с псевдогаллюцинациями в образе вставной челюсти, он начал страдать агорафобным похмельем. Спокойно и уверенно он чувствовал себя только на узеньких улочках китайского квартала или в районе Борне, куда едва проникает солнечный свет. Если же ему приходилось пересекать одну из важных городских артерий, вроде улицы Арагон или Гран Виа, у него кружилась голова, к горлу подступала тошнота, а по спине катился холодный пот. Он чувствовал, что вот-вот упадет, не сумев добраться до противоположного тротуара.

Так бедный Пакито промучился довольно долго, пока другое неприятное происшествие не изменило характер его похмелья на диаметрально противоположный, но дополняющий его странную агорафобию.