Текст книги "Трактат о похмелье"
Автор книги: Хуан Бас
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)
Филантропическое похмелье
Лучший из анекдотов о филантропическом похмелье – это история из пражского детства Кафки, рассказанная им Максу Броду.
Кажется, маленький Франц увидел из окна своего дома бродягу, просившего милостыню у входа в церковь. Кафка почувствовал острую жалость к бедняге и решил отдать ему все карманные деньги, только что выданные мальчику на неделю. Но ему показалось неудобным дать сразу всю сумму: а вдруг его заподозрят в гордыне или похвальбе? Он разменял деньги и, проходя мимо нищего, бросил ему монетку. Зашел в церковь, а выходя, дал другую. И так несколько раз, пока, наконец, на шестой или седьмой раз, раздосадованный нищий не поднялся и не ушел.
Как правило, все бывает как раз наоборот: похмелье превращает людей в мизантропов, не переваривающих даже самих себя, что нормально для недуга, нуждающегося в карантине и уединении. Как гласит народная мудрость, «никакого шума на мою задницу».
Однако, встречаются индивидуумы, чьи взаимоотношения с миром и его обитателями с похмелья меняются к лучшему: в них пробуждается готовность к филантропии, потребность в совершении добрых поступков, в чем они незамедлительно раскаиваются, как только «выздоравливают».
Существуют странные примеры превращения обычных, в меру скупых и мелочных людей в щедрейших, прямо-таки безудержных филантропов. И все под влиянием похмелья.
Разновидность синдрома Святого Мартина Турского, мечом разрубившего свой плащ на две половины, чтобы разделить его с озябшим нищим.
Мой приятель сеньор Небесная Лазурь рассказывал, как как-то раз во время отпуска, который он проводил с женой в Доминиканской Республике, в местечке Пунта Кана, он пострадал от последствий филантропического похмелья, которое можно было бы даже отнести к подклассу похмелья умопомрачительного.
Хоть он и пребывал на Карибах, тем не менее, как-то поутру, после выпитого накануне большого количества виски, он пробудился в состоянии жестокого похмелья. Не испытывая ни малейшего желания жариться на пляже, где уже расположилась его жена, он решил прокатиться на взятой на прокат машине в расположенную по соседству деревушку Игуэй.
Он быстро убедился, что смотреть там не на что – так, паршивенький посело-чек, – но, удивительное дело, в этой бедной деревне была огромная церковь Пресвятой Девы Марии, кстати, весьма безвкусная. Со свойственным похмелью интересом ко всякому кичу, он решил войти внутрь.
Там-то все и случилось. У церковных врат сгрудилось двадцать, а то и больше, обездоленных всякого рода: бродяг, паралитиков и детей с протянутой рукой. Эта толпа набросившихся на него в ожидании помощи несчастных – поблизости не оказалось никаких других туристов – неожиданно вызвала в моем приятеле острейший приступ жалости. Он разрыдался, не без влияния пары литров пива «Президент», выпитых по дороге в двух-трех барах, и принялся раздавать все те песо и доллары, что случились у него в кошельке. Не удовольствовавшись этим, он подарил свой фотоаппарат – сюрреалистический штрих – слепому нищему, напомнившему ему персонаж какой-то картины, и пригласил всю компанию в местный ресторан угоститься приготовленными на решетке лангустами с жареными бананами. Он расплатился золотой картой Виза, причем с него взяли вдвое больше, чем с любого здешнего жителя.
В гостиницу он вернулся автобусом и в одних только шортах, так как подарил арендованный автомобиль и рубашку своим новым знакомым.
Автомобиль, дорогая японская «Хонда», обнаружился через пару дней на границе с Гаити, но без двигателя, колес, сидений и дверей. В Доминиканской Республике очень дорогие автомобили, и доминиканцы сами собирают их по частям.
Филантропическое похмелье закончилось для сеньора Небесная Лазурь двумя годами без отпуска и разводом с женой, которая уже давно только и ждала той последней капли, что переполнит чашу.
Другой любопытный пример филантропического похмелья, не такого радикального, как у дона Небесная Лазурь, но зато периодически повторяющегося, – это история списанного на берег по возрасту капитана Морская Лазурь. После того, как его покинула жена, он живет один в поселке Мундака, самом живописном на всем бискайском побережье.
Капитан Морская Лазурь чем-то напоминает своего коллегу Хэддока: тоже пьяница, вспыльчив, не страдает похмельем. В трезвые дни он образцовый скупердяй, прячущийся ото всех в многочисленных барах Мундаки, чтобы не пришлось пригласить кого-нибудь на бокал вина.
Но если на долю капитана выпадает обед в казино с последующей игрой в карты, похмелье настигает и его. Такое случается в среднем два раза в месяц, когда к нему в гости заваливаются старые друзья – три моряка-островитянина, когда-то ходившие вместе с ним на одном корабле.
Перед обедом выпивается с дюжину рюмочек белого, за обедом – бутылка красного коллекционного и пара рюмок арманьяка. Во время игры еще три-четыре джин-тоника. Капитан Морская Лазурь и его партнер по картам обычно выигрывают, поэтому, к его большой радости, все коктейли для него – дармовые.
А потом, ночью, на такси – и в Гернику, к проституткам. Там удается перехватить еще бутылочку красного за разговором и закусками в баре, два-три джин-тоника в борделе, где – принимая во внимание все выпитое за день и возраст героев, которым в сумме лет больше, чем самому святому Петру, – поднять на кого-то удастся разве что голос.
На следующий день капитан Морская Лазурь страдает от похмелья. И вот тут-то вечно недовольный и прижимистый тип оборачивается нежной фиалкой, симпатичным добряком, угощающим всех присутствующих, знакомых и незнакомых, в баре на углу. Он непременно приглашает пару односельчан, с которыми обычно едва здоровается, отправиться в порт Вириато полакомиться устрицами и хорошей отбивной, но прежде обязательно отправит телеграфом некую кругленькую сумму двум своим внукам, проживающим в Витории. Им он, заметьте, отродясь не делал подарков даже на Рождество.
Весь следующий за этим день раздумий он не покидает стен дома, злой на себя и на весь мир.
Потребительское похмелье
Обычно наблюдается вследствие потребления высококачественного алкоголя. Например, мой друг сеньор Желтый, бывший финансовый инспектор и рантье, ощущает именно такое похмелье после того, как выпьет накануне французского шампанского, коллекционного красного вина, отличного коньяка или солодового виски не меньше, чем пятнадцатилетней выдержки.
Таким образом, потребительское похмелье столь же опасно для кармана, сколь и филантропическое.
Оно характеризуется стремлением покупать самые разные, в зависимости от склонностей похмельного, вещи.
Ты не просто испытываешь импульсивное желание покупать, но получаешь от шопинга огромное удовольствие, и, не смотря на гвоздь в мозгах, чудесно проводишь утро за этим недешевым занятием.
Разумеется, заниматься покупками следует в спокойном, приятном месте. По вполне очевидным причинам не рекомендуется наведываться ни в универмаг в день начала скидок, ни на рыбный рынок в разгар привоза, ни на биржу ценных бумаг.
Классический вид потребительского похмелья очень, прямо-таки по-родственному близок похмелью прожорливо-гастрономическому, побуждающему отправиться в тщательно продуманную, отличающуюся хорошим выбором харчевню, чтобы накупить очаровательных глупостей и дорогущих деликатесов.
Так вот, старина Желтый обычно ходит в прекрасный супермаркет «Корте Инглес». Тип продуктов диктуется похмельем: гаспачо, маринованный чеснок, вареные ребрышки, копченые куриные грудки, окорок откормленных желудями иберийских свиней, пражская ветчина, паштет из утиной печени, копченая осетрина, анчоусы, куропатки под соусом, самые толстые и сочные ростки спаржи, какие только нашлись на прилавке – «толще, чем пиписка Джона Холмса» [13]13
Джон Холмс – порноактер, обладавший членом длиной в 33 см. Умер от СПИДа в 1988 г. (прим. ред.)
[Закрыть] – буквально значится на этикетке, но, на мой вкус, это звучит как-то педерастично, – сердцевины артишоков из Туделы, дижонская горчица, оливковый майонез, пикули, уксус из Модены, бутылочка отличного, самого дорогого оливкового масла первого отжима и так далее и тому подобное.
Единственное, что несколько портит сеньору Желтому его развлечение, это необходимость толкать наполненную до краев тележку и, разумеется, проход через кассу, где отвратительно длинный чек с чудовищной суммой в конце, еще и повторенной безжалостно-равнодушным голосом кассирши, всегда вызывает у него прилив холодного пота, обострение симптомов похмелья и одну и ту же мысль: «Не может быть».
Поскольку из всего накупленного он прихватывает с собой лишь три-четыре особенного необходимых чепуховины, а все остальное присылают ему домой на следующий день, то из магазина он выходит с обескураживающим ощущением пустоты в руках.
Но похмельный потребительский пыл, утоленный в продуктовом магазине, приносит некоторую пользу, и все накупленное, в конце концов, съедается.
Наихудший вариант – это если вам взбредет в голову отправиться покупать одежду. Похмелье нарушает все чувства, но особенно страдает вкус. Продавец, обычно тихонько сидящий внутри каждого из нас взбирается на капитанский мостик и принимает командование на себя.
И по сей день с ужасом и стыдом вспоминаю я о покупке канареечно-желтых мокасин в «морском» стиле и гавайской рубашки, так никогда и не покинувшей своего места в дальнем углу шкафа.
Дабы избежать серьезных потерь, страдающим потребительским похмельем следует поутру держаться подальше от ювелирных магазинов, магазинов часов, электробытовых товаров, а также галерей минималистского искусства.
Да и от любых аукционов, не только рыбных.
Сеньор Желтый на аукционе в Барселоне сумел очень удачно перехватить у других покупателей фигурки ста одного далматинца работы Льядро. Стая стоит у него на подоконнике, и Желтый все не теряет надежды, что как-то вдруг ее унесет ветром.
Хотя правда и то, что, обладая известным упорством и волей, разориться можно где и когда угодно.
После одного из своих набегов на супермаркет в «Корте Инглес», нагрузившись дюжиной замороженных хвостов лангуста и десятью килограммами каких-то морских гадов, продававшихся с большой скидкой, сеньор Желтый, все еще не сумевший расстаться со ста одним далматинцем во всей красе их шкурок, – похмелье вызывает амнезию и стирает из памяти уроки прошлого нездоровья – побрел, как мусульманин на призыв имама, в лавку оловянных солдатиков, к которым мы оба питаем слабость. Он вышел из лавки счастливым обладателем значительной части ста тысяч сыновей Святого Луиса, бронетанковой дивизии «Панцирь» и… с превышенным лимитом кредитной карты. Кроме того, аммиак, в больших количествах содержащийся в мясе неизвестных моллюсков, съел краску на половине солдатиков.
Мне никогда не забыть похмелья, случившегося в 1986 году. В тот раз я зашел в книжный магазин, подписал кучу чеков, а через пару дней мне домой доставили полный комплект Британской Энциклопедии со всеми ежегодными приложениями со времен Крымской войны.
Прошло вот уже шестнадцать лет, а я все еще продолжаю выплачивать деньги за покупку и по-прежнему не знаю английского.
Невидимое похмелье
Не путать с несуществующим.
О несуществующем похмелье можно говорить, если на протяжении некоторого времени тебе удается превращать дни раздумий и даже похмелья (см. Пролог) в новые, ударные попойки. Мы уже договорились называть иногда похмелье «гвоздем, пронзившим голову». Так вот, эти «гвозди» соединяются в длинную, непрерывную цепь, и если в один прекрасный день одно из звеньев цепи вылетело и цепь прервалась, ты – пленник могучей привычки и не заметишь этого. Час-другой после пробуждения ты думаешь, что вот сейчас начнется ломка, ты даже ощущаешь ее и ведешь себя соответственно ожидаемому состоянию, пока не поймешь, что кошмар прошел стороной. И тут тебя охватывает здоровое ликование и чувство возрождения к новой жизни.
Поскольку несуществующее похмелье в действительности не существует, я не выделяю его в отдельную категорию.
Невидимое похмелье столь неуловимо, что тебе кажется, что ты и не страдаешь. Но оно существует, существует, да еще как. Только оно прячется в глубине, на самом дне, как дитя в утробе.
Такое похмелье случается, если тебе удалось удержаться на краю, на самой границе перед глотком "X", после которого похмелье неизбежно. Но хотя в своих возлияниях ты и не перешагнул роковой черты, алкоголю удалось-таки этой ночью прорвать оборону на самом слабом участке, или вдруг обмен веществ дал сбой – в общем, выпитое усвоилось не так хорошо, как обычно, а встало колом.
В отличие от состояния несуществующего похмелья, ты пробуждаешься в уверенности, что похмелья нет и быть не может, и в готовности прожить новый день решительно, энергично, по-деловому и с любовью к ближнему.
Бедное наивное создание!
Потому как зашифрованные намеки, приметы, едва заметные признаки в считанные часы убедят тебя в присутствии затаившейся бестии, покусывающей организм изнутри, чуть-чуть, совсем слегка, – ведь похмелье-то слабенькое, будто съежившийся звереныш. Но как бы то ни было – это бестия, то есть зверь.
Ты почувствуешь его, прикуривая первую сигарету, некстати шарахнувшись при звуке автомобильного клаксона, непомерно разозлившись на аутиста-официанта… А какое раздражение вызывает незатейливая история, рассказанная супругой? А застрявший поперек горла джин-тоник?
Пусть твоим ответом на неизбежную очевидность станут кротость, стоицизм и смирение. Оденься в рубище, посыпь главу пеплом, признай существование похмелья, подобно Иисусу из Назарета, взвали на плечи свой крест и отправляйся по крестному пути.
Творческое похмелье
Насколько мне известно, таковое наблюдается только у меня самого, да и то, к несчастью, очень редко.
Наверняка, с описываемым явлением сталкиваются и другие психически неуравновешенные натуры со склонностью к писательству, но мне ни разу не довелось обменяться впечатлениями на этот счет со знакомыми собратьями по перу.
Обычно с бодуна я забываю, с какой стороны подойти к компьютеру. Я беру выходной и самое творческое, на что я способен, это определить стратегию выживания с гвоздем в мозгах.
Однако время от времени, после выпивки мирной, ничего общего не имеющей с диким разгулом под лозунгом «а имею право», просыпаешься томный, рефлексы заторможены, а потому и мозг расслаблен и будто даже размягчен, но зато и не зажат в тиски.
И вот эта-то размягченность и замедленность и благоприятствуют удивительной глубине (насколько позволяет мелководье) и ясности мышления. Так в молодые годы папироска с гашишем пробуждала во мне чудесную широту видения в сочетании с пристальным вниманием к деталям.
Под воздействием творческого похмелья мне удается написать не так много, как обычно, но зато каждая страница тщательно отшлифована и выверена; получается недурно, совсем недурно. Иной раз снисходит озарение и рождается пара неплохих идей, способных украсить книгу, возникает новый сюжетный поворот, проявляются оригинальные перспективы или, вдруг, открывается нечто очевидное, все время маячившее под носом, но до поры недоступное пониманию.
Ох уж эти тайны и загадки похмелья и его воздействия на человеческий разум.
Прожорливое похмелье
Оно наименее плохое или, если хотите, наиболее хорошее, если только не покажется дурным тоном ассоциировать с состоянием бодуна хоть что-то мало-мальски положительное.
С ним так просто бороться: встаешь с постели, голодный, как щенок-подросток, и целый день в две глотки пожираешь все, что придется.
Один из моих любимых кабатчиков по кличке Щетка описал прожорливое похмелье с исчерпывающей точностью: «Знаешь, малыш, я, когда просыпаюсь не в себе, сожрал бы и самого господа Бога, прямо с пяток».
Эта хворь чаще настигает пьяниц-гурманов, тех, что балуют себя качественными спиртными напитками, в приятной компании или мирном уединении.
Разумеется, речь идет об обладателях здоровых и крепких желудков, вырабатывающих кислоты, способные растворять даже камень, с сильными, тренированными кишками и надлежащей кишечной флорой. Похмелье не вредит пищеварению этих богатырей; один раз в сутки, в строго определенный час они торжественно усаживаются на сантехнический трон, чтобы выдать колбаску надлежащей консистенции – и никаких запоров! В общем, это полная противоположность поносному похмелью.
Похмельные обжоры к тому же весьма похотливы. Как гласит народная мудрость: «Сытый живот к пляскам зовет».
Единственная беда регулярно пьющих обжор с бодуна – частая повторяемость импровизированных неумеренных пиров, вследствие которой велика вероятность превратиться в медведя Йоги [14]14
Персонаж серии полнометражных мультфильмов «Приключения Медведя Йоги» (прим. ред.)
[Закрыть].
Можно выделить три подтипа обжорного похмелья: один по степени прожорливости, а два остальных – по качеству яств.
Пантагрюэлевское похмелье
Как вы понимаете, таковым является любое похмелье, осложненное обжорством. В день нездоровья (пошлейшее определение!) нормы питания значительно превышаются: ты ешь так жадно, будто кто-то норовит утащить еду с твоей тарелки. Но пантагрюэлевское похмелье достигает особых, раблезианских высот. Оно свойственно индивидуумам, и в обычной жизни любящим сытно поесть, а уж с бодуна они способны поглотить поразительные количества пищи.
История сохранила впечатляющий пример похмельного обжоры ордена Пантагрюэля – это генерал, участник карлистских войн по имени Сумалакарреги, чей легендарный аппетит способствовал рождению жемчужины испанской народной кухни: картофельного омлета. [Рассказывают, хотя на этот счет есть и другие версии, что Сумалакарреги остановился на ночлег в деревне Бастан. Хозяйке дома нечего было предложить карлистскому каудильо на ужин, кроме яиц и картошки.
Изобретательная крестьянка запекла яйца вместе с картошкой на медленном огне, в глиняной посудине, добавив туда оливкового масла. Так и появился на свет первый картофельный омлет.]
Адъютант генерала, капитан Хесус Сустача, рассказывает в своем походном дневнике о том, как затыкал брешь, пробитую похмельем, эту пробоину в днище корабля, дядюшка Томас, как любя называли между собой генерала его подчиненные. Итак, историческое похмелье, случившееся во время осады Бильбао в 1835 году, в самый разгар первой карлистской войны.
Увы, Сустача не отличался легким пером Пио Барохи.
Он пишет:
"14 июня.
Сегодня, в день Святого Елисея, мой генерал проснулся позже обычного и в дурном настроении. Я спросил его, что случилось, а он приказал мне, чтобы наша батарея в Бегоньи, та, что расположилась подле часовни Пресвятой Девы и стреляет по батарее Мальоны, это батарея либералов; она совсем близко, я хочу сказать, не батарея, а часовня, совсем рядом с дворцом маркиза де Варгаса, где мы ночевали, да еще там находится главный штаб, так вот, я и говорю, что генерал приказал этой батарее не открывать огонь, пока он не кончит завтракать и не отправится в Аморебьету, где он де хочет взглянуть, не доставили ли туда каким чудом две новых пушки, отлитые из колоколов церкви в Дуранго.
Но я-то знаю, где собака зарыта: мне хорошо известно, что он хочет повидать Брихиду Итуррате, жену алькальда Педро Артабуру и, по совместительству, любовницу моего генерала.
Белая и круглая, но не луна? Ну, так это благословенная церковная облатка. Что, и не это? Тогда сыр? Да, круглый, как шар. Вот так и у меня с дядюшкой Томасом – я читаю в нем, как в раскрытой книге с крупными буквами. Так вот. Он проснулся, будто пес, заеденный блохами. Пушечной пальбы слышать не желает. Подогреваемый похотью, вставил пару раз супруге. А все потому, что вчера выпил лишнего, а теперь голова не на месте.
Его превосходительство самолично приказал мне:
– Давай, парень, вели на кухне быстренько сообразить для меня завтрак, которого бы хватило, чтоб накормить пол-Бильбао. Всего и побольше, ага? Сладкого и соленого. Вчера мы так славно хлебнули терновой настоечки, – а она забористая, – вместе с доном Андресом, священником из соседней церкви. Ну, мужик! Уж лучше пусть водку хлещет, чем ублюдков плодит. Когда его поповская шапка уже съехала набок, а нос стал такого цвета, как твой берет, прохвост признался, что он прижил семерых от трех любовниц, да еще племянницу обрюхатил. Чего стоишь? Беги, выполняй мой приказ! Шевели задницей, я голоден, как черт. Мать твою разэдак! Ты все еще здесь?
Мой генерал оказал мне честь и пригласил присесть за его стол и вместе позавтракать. Я отказался из уважения и потому, что уже съел на завтрак здоровую чашку молока с хлебом, но он настаивал. На самом деле он просто собирался одолеть еще и мою порцию. Я в жизни не видел, чтобы кто-то ел столько, сколько съел тем утром дон Томас де Сумалакарреги Имаз, да хранит его Господь много лет и да ведет он нас к победам во славу нашего инфанта и будущего короля дона Карлоса Мария Исидро, и дай Бог сыну моей матери увидеть все это.
Мой генерал начал с яичницы из полудюжины яиц, у трех из которых было по два желтка, и он макал в эти желтки ломти хлеба из грубой муки. Потом ветчина с помидорами – надо было видеть эту картину! Еще одна яичница и колбаса, жареная на решетке – уже с моей тарелки, два кувшина парного молока, чашка сливок, мой стаканчик вина, жаркое из нервионских угрей с соусом, пара сдобных булочек на молоке, еще одна колбаска на решетке, куча жареных шкварок, ломти хлеба с маслом и солью, яблоко, которое он буквально вырвал у меня изо рта, жареный каплун, кролик с фасолью из Герники, отварная рыба, жареные анчоусы, две сочных груши, большая глиняная чашка риса на молоке, два графина вина и бутылочка водки, настоянной на травах.
Батарея в Бегоньи лишь после полудня выдвинула на передовую свои гаубицы, а мой генерал, близкий к апоплексии и обильно потеющий после замечательной трапезы, не отважился взгромоздиться верхом на лошадь и отправился в Аморебьету на шарабане. Он так набил брюхо, что брюки отказались сходиться на талии. Сомневаюсь, что ему удастся порадовать эту лисицу Брихиду удачными маневрами и выпустить хоть один снаряд из своего орудия".
Это пантагрюэлевское похмелье стало последним для вояки-карлиста. На следующий день, 15 июня 1835 года, генерал Сумалакарреги был ранен шальной пулей в ногу, прямо на балконе дворца маркиза де Варгаса, откуда он вел наблюдение за вражескими позициями. Через несколько дней он умер от заражения крови.