Текст книги "Тайна жизни: Как Розалинд Франклин, Джеймс Уотсон и Фрэнсис Крик открыли структуру ДНК"
Автор книги: Ховард Маркел
Жанры:
Биология
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Мемуары – ненадежный источник для документирования исторических событий. Вспоминания Уилкинса о поездке в Пестум, написанные в 2003 г., не вполне согласуются с изложением этой истории Уотсоном. Во время их первой встречи Уилкинс, в то время мало что знавший о бактериофагах, почти ничего не понял из пространных речей собеседника о генах и вирусах – отчасти потому, что тот говорил с сильным акцентом выходца со Среднего Запада США. Хотя Уотсон запомнился ему как один из довольно интересных участников конференции, Уилкинс отрицал, что заигрывал с Элизабет: «С ним была сестра, но я не помню, чтобы вообще разглядел ее – в любом случае, меня больше занимали окружающие красоты [Пестума]!»{414}414
Wilkins, The Third Man of the Double Helix, 139.
[Закрыть] Однако, вернувшись в Лондон, он сказал Реймонду Гослингу, что принять в команду Уотсона нет возможности. «Морис его боялся, – вспоминал позднее Гослинг. – Старина Джим и правда пугает, когда он в ударе»{415}415
Attar, «Raymond Gosling.»
[Закрыть]. По другой версии, Уилкинс проинструктировал Гослинга на случай, если «нескладный молодой американец» объявится в Королевском колледже, сообщить ему, что Уилкинс «уехал»{416}416
James D. Watson, The Annotated and Illustrated Double Helix, edited by Alexander Gann and Jan Witkowski (New York: Simon and Schuster, 2012), 27.
[Закрыть].
Для Уотсона было очевидно, что перед ним новое направление исследований – нужно действовать вместе с биофизиками и кристаллографами. В Неаполе он понял, что применение их методов к структуре ДНК – это будущее не только его собственное, но и всей молекулярной биологии. Поскольку попасть в Королевский колледж не получалось, оставались лишь два варианта двигаться по избранному им пути. Первый – завершить работу у Калькара и поехать к Лайнусу Полингу в надежде научиться у того мастерству рентгеновской кристаллографии – Уотсон сразу отверг, потому что, как он выразился, «Лайнус был слишком велик, чтобы тратить время на обучение не знающего математики биолога»{417}417
Watson, The Double Helix, 31.
[Закрыть]. Второй вариант – проникнуть в биофизический отдел Кавендишской лаборатории в Кембридже – был еще более рискованным, поскольку предполагал нарушение контрактных обязательств по гранту, требовавших, чтобы он оставался в Скандинавии. Джеймс все взвесил и выбрал Кембридж.
[10]
Из Анн-Арбора в Кембридж
В июле 1951 г. Мичиганский университет в Анн-Арборе проводил международный семинар по биофизике для аспирантов. На протяжении десяти лет перед Второй мировой войной физический факультет Мичиганского университета устраивал летние школы по теоретической физике, на которые приглашались такие светила, как Нильс Бор, Энрико Ферми и Роберт Оппенгеймер. Получить туда приглашение мечтали все физики по обе стороны Атлантики. К этим собраниям, привлекавшим немало выдающихся умов, восходит целая череда важных открытий и публикаций{419}419
«The Summer Symposium on Theoretical Physics at the University of Michigan,» Science 83, no. 2162 (June 5, 1936): 544; «Calendar of Events,» Physics Today 3, no. 6 (1950): 40; James Tobin, «Summer School for Geniuses,» Michigan Today, November 10, 2010, https://michigantoday.umich.edu/2010/11/10/a7892/; Alaina G. Levine, «Summer Symposium in Theoretical Physics, University of Michigan, Ann Arbor, Michigan,» APS Physics, https://www.aps.org/programs/outreach/history/historicsites/summer.cfm.
[Закрыть].
Биофизический семинар 1951 г. был организован при участии Кембриджского университета стараниями профессора Мичиганского университета Гордона Сазерленда, работавшего в Анн-Арборе в 1949–1956 гг.{420}420
В дальнейшем Сазерленд возглавлял Национальную физическую лабораторию Великобритании в (1956–1964) и Эммануил-колледж Кембриджского университета (1964–1977). См.: Norman Sheppard, «Gordon Brims Black McIvor Sutherland, 8 April 1907–27 June 1980,» Biographical Memoirs of Fellows of the Royal Society 28 (1982): 589–626.
[Закрыть] В качестве наставников он привлек восемь видных ученых, в том числе Сальвадора Лурию из Индианского университета, Макса Дельбрюка из Калифорнийского технологического института и Джона Кендрю из Кавендишской лаборатории Кембриджского университета. Он стремился «объединить физиков и биологов, чтобы первые ознакомились с проблемами биологии, в решении которых можно было бы использовать физические методы, а вторые – с новейшими инструментами и приемами из области физики, применимыми в биологических исследованиях»{421}421
Биофизики прочитали 36 лекций аспирантам и сотрудникам кафедр бактериологии, биохимии, ботаники, медицины, физики, здравоохранения и зоологии: The President's Report to the Board of Regents of the University of Michigan for the Academic Year 1951, 191; Proceedings of the Board of Regents of the University of Michigan, 1951–1954: сентябрь 1951 г., с. 80, октябрь 1951 г., с. 182; Sheppard, «Gordon Brims Black McIvor Sutherland»; Samuel Krimm, «On the Development of Biophysics at the University of Michigan,» Michigan Physics, Histories of the Michigan Physics Department, https://michiganphysics.com/2012/06/24/development-of-biophysics-at-michigan/.
[Закрыть].
Как многие американские университеты, Мичиганский университет в Анн-Арборе в послевоенное время бурно развивался, о чем свидетельствовало строительство новых зданий, обустройство лабораторий и аудиторий. Американская наука не испытывала недостатка в деньгах, непрерывный поток которых обеспечивали гранты федеральных властей, контракты Министерства обороны и плата за обучение от студентов, а их стало значительно больше благодаря принятому в 1944 г. закону о правах военнослужащих, известному под названием G. I. Bil[45]45
G. I. (от Government Issued – «произведено правительством») – маркировка на казенном обмундировании американских солдат. – Прим. пер.
[Закрыть], который определял льготы тем, кто вернулся с войны. Синклер Льюис как-то заметил о Мичиганском университете, что его здания измеряются в милях, как на заводах Форда{422}422
Sinclair Lewis, Arrowsmith (New York: Harcourt, Brace, 1925), 7. Это было не первое пребывание Уотсона в Мичиганском университете. Летом 1946 г. на университетской биологической станции на озере Дуглас он подрабатывал официантом, чтобы оплатить два курса – систематику растений и специальный курс по орнитологии; там появилось досадное прозвище Джимбо. James D. Watson, Avoid Boring People: Lessons from a Life in Science (New York: Knopf, 2007), 29.
[Закрыть].
Погода тем летом была солнечной и жаркой – даже не верилось, что на свете существует зима. Немногочисленные студенты, остававшиеся в Анн-Арборе, слонялись по пешеходным дорожкам, наискосок пересекавшим сорок акров[46]46
Приблизительно 16 га. – Прим. пер.
[Закрыть] центрального кампуса, и забредали в здания из красного кирпича и известняка, фасады которых украшали величественные колонны. В перерывах между занятиями они сидели на зеленой траве в тени дубов и вязов, выстроившихся параллельными рядами вдоль дорожек, словно маршевый оркестр. Из преподавателей остались лишь те, кто застрял в городе из-за студентов, имевших академическую задолженность, или вел спецкурсы для коллег, в частности по биофизике. С четверти десятого утра до девяти вечера каждые 15 минут летнюю тишину нарушал бой часов на башне Бертона. Громада этого железобетонного облицованного известняком сооружения в стиле позднего ар-деко, высота которого составляет 65 м, доминирует над центральным кампусом университета. Заключенный в ней карильон из пятидесяти трех колоколов, четвертый в мире по массе, играет мелодию «Вестминстерские четверти»{423}423
Wilfred B. Shaw, The University of Michigan: An Encyclopedic Survey, vol. 1 (Ann Arbor: University of Michigan Press, 1942), 206.
[Закрыть].
Джеймс Уотсон и его сестра возвращались из Неаполя в Копенгаген через Северную Италию, Париж и Швейцарию. По вечерам они развлекались чтением. Уотсон перелистывал страницы мемуаров в форме романа американского философа испанского происхождения Джорджа Сантаяны «Последний пуританин» (The Last Puritan: A Memoir in the Form of a Novel), рассказывающего историю потомка старинного бостонского семейства, пуританские вера и мораль которого не вписываются в культуру Америки XX в. Отождествляя себя с главным героем, Уотсон в письме родителям высоко отозвался об этой ныне почти забытой книге, особенно его впечатлили начальные главы, где описываются родословная и отрочество героя{424}424
Письмо Джеймса Уотсона родителям. 24 сентября 1951 г. WFAT, «Letters to Family, Copenhagen, 1951»; George Santayana, The Last Puritan: A Memoir in the Form of a Novel (New York: Charles Scribner's Sons, 1936).
[Закрыть].
По делам он заехал в Женеву и провел несколько дней в обществе швейцарского биолога Жана Вейгля, с которым виделся на летнем семинаре «фаговой» группы Макса Дельбрюка в Колд-Спринг-Харборе в 1949 и 1950 гг. Вейгль, недавно вернувшийся в Швейцарию из Калифорнийского технологического института, рассказал ему, что Полинг только что установил структуру белков, а это первое описание молекулярного строения биологически важного вещества. Слушая об очередном триумфе Полинга, Уотсон представил себе, как сообщалось об этом великом событии, словно сам при этом присутствовал: «Модель оставалась спрятанной за занавесом до конца доклада, когда он с гордостью предъявил свое творение. Затем Лайнус с горящими глазами рассказал о главном в своей модели – специфической конфигурации белковых молекул, называемой α-спиралью»{425}425
James D. Watson, The Double Helix: A Personal Account of the Discovery of the Structure of DNA, edited by Gunther Stent (New York: Norton, 1980), 24–25; L. C. Pauling, R. B. Corey, and H. R. Branson, «The structure of proteins; two hydrogen-bonded helical configurations of the polypeptide chain,» Proceedings of the National Academy of Sciences 37, no. 4 (1951): 205–11.
[Закрыть]. Вейгль, слабо ориентировавшийся в рентгеновской кристаллографии, не мог ответить на град вопросов, которые обрушил на него Уотсон. Он сказал Джеймсу, что некоторые коллеги считают α-спираль, как он выразился, «очень симпатичной», но все ждут публикацию Полинга в журнале Proceedings of the National Academy of Sciences (PNAS), чтобы увериться в его правоте.
В наше время, когда можно мгновенно связаться с любой точкой планеты, трудно себе представить, как медленно перемещалась информация полвека назад. В начале 1950-х гг. для того, чтобы читатели получили свежий номер научного журнала, нужно было подготовить рукописи для типографии, там набрать все тексты вручную из металлических литер и напечатать на бумаге, проверить, внести исправления, снова напечатать и только после этих трудоемких процессов доставить в библиотеки и подписчикам на грузовых автомобилях, поездах и самолетах. Издающиеся в США журналы доставляли в Европу пароходом, так что там они появлялись на шесть недель позже. Поэтому, когда в июле 1951 г. Уотсон вернулся в Копенгагенский университет, в университетскую библиотеку лишь недавно поступил апрельский номер PNAS. Джеймс буквально вырвал его из рук библиотекарши и дважды прочел материал Полинга. Через несколько недель пришел майский номер, содержавший еще семь статей Полинга, которые Уотсон также проглотил с жадностью. Позже он вспоминал: «Терминология по большей части была для меня недоступна, и я мог лишь составить общее впечатление об аргументации. Я не мог оценить, насколько она обоснована. Единственное, в чем я был уверен, – что это хорошо написано»{426}426
Watson, The Double Helix, 25.
[Закрыть]. Несмотря на недопонимание, последнее открытие Полинга вызвало у Уотсона бурю тревог. Что, если Полинг применит свой подход к решению загадки ДНК прежде, чем у него самого появится возможность раскрыть эту тайну?{427}427
Watson, The Double Helix, 24–25.
[Закрыть]
К концу июля большинство сотрудников лаборатории Калькара вернулись из летних отпусков, и Уотсону стало менее одиноко. Сообщив коллегам о своем решении сменить Копенгаген на Кембридж, он привел массу причин, включая плохое влияние сырой и холодной местной погоды на его психическое состояние, отвращение к биохимии и возникший в Неаполе интерес к рентгеноструктурному анализу. В письме родителям от 12 июля он привел несколько иные аргументы: «Я чувствую, что почти исчерпал возможности копенгагенской науки. Кембридж – возможно, лучший университет в Европе, и я, наверное, поеду туда в конце сентября или начале октября»{428}428
Письмо Джеймса Уотсона родителям. 12 июля 1951 г. WFAT, «Letters to Family, Copenhagen, 1951.»
[Закрыть]. Через два дня он привел сестре еще одну подоплеку своего решения – неприязнь к Герману Калькару. Молодые люди бывают крайне нетерпимыми к сомнительным сторонам и слабостям любви, и это, безусловно, относилось к Уотсону. Он не мог спокойно относиться к адюльтеру Калькара, не говоря уже о том, чтобы работать бок о бок с человеком, «осквернившим» лабораторию, которую Джеймс почитал наподобие церкви. Один вид держащихся за руки Калькара и Барбары Райт с заметными признаками беременности угнетал Уотсона{429}429
Письмо Джеймса Уотсона Элизабет Уотсон. 14 июля 1951 г. JDWP, «James D. Watson Letters» (1 of 5), JDW/2/2/1934.
[Закрыть].
Предоставленный Уотсону грант компании Merck и Национального научно-исследовательского совета заканчивался в сентябре 1951 г. По условиям соглашения он имел право подать заявление на второй год получения денег. Уже были достигнуты договоренности, что он станет работать в Королевском институте в Стокгольме под руководством цитолога и генетика Торбьёрна Касперссона, изучавшего биохимию синтеза нуклеиновых кислот и белков{430}430
Horace Freeland Judson, The Eighth Day of Creation: The Makers of the Revolution in Biology (New York: Simon and Schuster, 1979), 97; Torbjörn Caspersson, «The Relations Between Nucleic Acid and Protein Synthesis,» Symposia of the Society for Experimental Medicine 1 (1947): 127–51; R. Signer, T. Caspersson, and E. Hammarsten, «Molecular Shape and Size of Thymonucleic Acid,» Nature 141 (1938): 122; G. Klein and E. Klein, «Torbjörn Caspersson, 15 October 1910 – 7 December 1997,» Proceedings of the American Philosophical Society 147, no. 1 (2003): 73–75.
[Закрыть]. Но теперь Джеймс считал перевод в Швецию пустой тратой времени. Однако, чтобы изменить программу посреди работы, нужно было быстро написать заявку и подать ее стипендиальному совету на утверждение{431}431
Джеймс Уотсон. Переписка со стипендиальным комитетом Национального научно-исследовательского совета и компании Merck за 1950–1952 гг. JDWP, JDW/2/2/1284.
[Закрыть]. Здесь вновь вмешался его величество случай, сыгравший очень важную роль в судьбе Уотсона.
Далеко, в Мичиганском университете, на летнем курсе по биофизике Джон Кендрю и Сальвадор Лурия превратили надежду Уотсона перебраться в Кембридж в план действий, хотя сам Джеймс об этом ничего не знал. Душным вечером в конце июля эти двое ученых отложили преподавательские дела, чтобы пропустить по стаканчику и поговорить в неформальной обстановке. Четверть века спустя Кендрю вспоминал: «За пивом я сказал Лурии: "Мы расширяемся и ищем ярких студентов, знаете ли вы нужных людей?" – и он ответил: "Ну, есть один такой, Уотсон, сейчас он в Копенгагене и несчастлив из-за того, что его научный руководитель меняет жен"»{432}432
Интервью, взятое Хорасом Джадсоном у Джона Кендрю 11 ноября 1975 г. HFJP.
[Закрыть]. Эта встреча повернула жизненный путь Уотсона.
В те времена студенты и аспиранты находились под строгим контролем руководства, и изменение места прохождения аспирантуры, не говоря уже о том, чтобы сменить тему или область исследования, было делом совершенно исключительным, если не запрещенным. За редкими исключениями, такого рода заявки отклонялись, поскольку большинство стипендиальных советов считали подобные переходы признаком незрелости, несерьезного отношения к изучаемой науке и слабой подготовки заявителя{433}433
Интервью, взятое автором у Джеймса Уотсона (№ 1) 23 июля 2018 г.
[Закрыть].
В августовских письмах Уотсона домой его намерение перенести деятельность в Кембридж звучит как окончательное. 21 августа 1951 г. он сообщил родителям, что сворачивает экспериментальную работу в Копенгагене: «Я твердо решил поехать в Кембридж на ближайший академический год, поскольку знаю, что мне гарантировано место в лаборатории. Вероятно, я навсегда покину Копенгаген в середине октября»{434}434
Письмо Джеймса Уотсона родителям. 21 августа 1951 г., WFAT, «Letters to Family, Copenhagen, 1951.»
[Закрыть]. Через неделю он написал, что перед тем, как переехать в Британию, хотел бы побывать на международной конференции по полиомиелиту, которая должна была состояться в Копенгагене в начале сентября{435}435
Письмо Джеймса Уотсона родителям. 27 августа 1951 г., WFAT, «Letters to Family, Copenhagen, 1951.»
[Закрыть]. По совету Макса Дельбрюка Джеймс собирался подать заявку на грант в Национальный фонд детского паралича (NFIP) в надежде получить финансирование своей предполагаемой работы в области биофизики и попросил родителей взять копии его документов в Чикагском и Индианском университетах и отослать в управление этого фонда в Нью-Йорке{436}436
Джеймс Уотсон. Заявка на грант и переписка с Национальным фондом детского паралича, 1951–1953 гг. JDWP, JDW/2/2/1276. Письмо Джеймса Уотсона родителям. 27 августа 1951 г. WFAT, «Letters to Family, Copenhagen, 1951.» См. также: Niels Bohr, «Medical Research and Natural Philosophy»; Basil O'Connor, «Man's Responsibility in the Fight Against Disease»; Max Delbrück, «Virus Multiplication and Variation,» in International Poliomyelitis Congress, Poliomyelitis: Papers and Discussions Presented at the Second International Poliomyelitis Conference (Philadelphia: J. B. Lippincott, 1952), xv–xviii, xix–xxi; 13–19. Эта конференция проходила в Институте анатомии Копенгагенского университета с 3 по 7 сентября 1951 г.
[Закрыть].
На открытии конференции по полиомиелиту после вступительных речей почетного председателя Нильса Бора и президента NFIP Бэзила О'Коннора, который некогда был деловым партнером президента Франклина Рузвельта, основавшего фонд, Макс Дельбрюк прочел пленарный доклад о размножении и изменчивости вирусов. Между заседаниями Уотсон переговорил со многими ведущими вирусологами, в том числе с влиятельным Томасом Риверсом из Рокфеллеровского института; Андре Львовом из Пастеровского института в Париже, в 1965 г. получившим Нобелевскую премию по физиологии и медицине за открытия, касающиеся генетического контроля синтеза ферментов и вирусов; Джоном Эндерсом из Медицинской школы Гарвардского университета, который вместе со своими учениками Фредериком Роббинсом и Томасом Уэллером в 1954 г. удостоился Нобелевской премии по физиологии и медицине за открытие способности вируса полиомиелита расти в культурах различных тканей, и Томасом Фрэнсисом – младшим из Мичиганского университета, который позже провел масштабное полевое испытание вакцины Солка и в 1955 г. объявил ее безопасной, эффективной и действенной{437}437
Howard Markel, «April 12, 1955: Tommy Francis and the Salk Vaccine,» New England Journal of Medicine 352 (2005): 1408–10.
[Закрыть]. «С момента прибытия делегатов, – вспоминал Уотсон, – рекой лилось шампанское (частично на американские доллары), чтобы снять барьеры для интернационального общения. Целую неделю каждый вечер устраивались приемы, обеды и ночные вылазки в приморские бары. Я впервые соприкоснулся со светской жизнью, связывавшейся в моем представлении с упадком европейской аристократии»{438}438
Watson, The Double Helix, 28.
[Закрыть].
Уотсон был не единственным на этом мероприятии, кто завязывал знакомства. На конференции начались продуктивные профессиональные отношения Бэзила О'Коннора и Джонаса Солка. За время обратного пути в США на борту теплохода они сдружились, обсуждая методы вакцинации за капитанским обеденным столом и в шезлонгах на палубе для пассажиров первого класса{439}439
Jane Smith, Patenting the Sun: Polio and the Salk Vaccine (New York: William Morrow, 1990), 171–72.
[Закрыть]. Вскоре после того, как они сошли на берег в Нью-Йорке, Солк получил значительное финансирование от NFIP.
После конференции Уотсон в превосходном настроении уехал в Англию на встречу с Максом Перуцем и 15 сентября написал длинное обнадеживающее письмо родителям.
Мое решение поехать в Кембридж было принято благодаря присутствию блестящих физиков, которые работают над методами определения структуры очень сложных молекул. В будущем эта работа окажет большое влияние на наши представления в области исследования вирусов, поэтому я решил, что стоило бы изучить такие методы, пока я в Европе… Я буду работать в весьма знаменитой Кавендишской лаборатории, где были сделаны многие важные открытия в физике. Моя работа будет связана наполовину с биологией и наполовину с физикой, но на практике по большей части с физикой со значительным привлечением математики. Так что надо опять браться за учебу, и сейчас я чувствую себя так же, как четыре года назад, когда поехал в Блумингтон… в каком-то смысле очень приятно ощущать, что чтением и изучением можно быстро приобрести массу знаний… так что я буду только рад снова стать учащимся{440}440
Письмо Джеймса Уотсона родителям. 15 сентября 1951 г., WFAT, «Letters to Family, Copenhagen, 1951.» В письме, датированном 29 сентября, он сообщает свой новый адрес: «Кавендишская лаборатория, Кембридж, Англия»; см.: Watson, The Double Helix, 2
[Закрыть].
Уотсон не сообщал о своем переходе в Национальный научно-исследовательский совет до начала октября. Убежденный, что только биохимическими методами не получится установить генетическую роль нуклеиновых кислот, Уотсон написал Кристиану Лэппу: «Я чувствую, что моя будущая роль как биолога значительно расширилась бы, если бы в следующем академическом году я имел возможность учиться в лаборатории доктора Перуца»{441}441
Письмо Джеймса Уотсона Дж. Лэппу, без даты, начало октября 1951 г., WFAT. См. Watson, The Annotated and Illustrated Double Helix, 273.
[Закрыть]. Он умолчал о том, что пишет письмо, уже находясь рядом с кабинетом Перуца в Кавендишской лаборатории.
По междугороднему телефону Уотсон заручился поддержкой Германа Калькара, который 5 октября 1951 г. послал в Национальный научно-исследовательский совет США хвалебное письмо. (В этот самый день Уотсон прибыл в Кембридж, чтобы начать там работать.) Письмо начиналось с уверения, что его автор сам побуждал Уотсона отправиться в Кембридж и что просьба Уотсона о предоставлении ему возможности работать с Максом Перуцем заслуживает всемерной поддержки{442}442
Письмо Германа Калькара К. Дж. Лэппу. 5 октября 1951 г., JDWP, JDW/2/2/1284, «James Watson's Merck/National Research Council Fellowship Correspondence, 1950–1952.»
[Закрыть]. А 16 октября Джеймс написал сестре о противодействии нового председателя стипендиального совета Merck Пола Вайсса, в прошлом профессора Чикагского университета, который не забыл, как невнимателен был Уотсон на его лекциях, и теперь вроде как мстил бывшему студенту: «Они не понимают, почему я хочу уехать из Копенгагена, поэтому не одобряют мое стремление в Кембридж. Я оставляю решение вопроса Лу [Лурии]. Поскольку он хотел, чтобы я работал на Перуца, я знаю, что он будет за меня бороться. Я не собираюсь тревожиться по этому поводу»{443}443
Письмо Джеймса Уотсона Элизабет Уотсон. 16 октября 1951 г., WFAT. См. Watson, The Annotated and Illustrated Double Helix, 275.
[Закрыть].
На самом деле поводов для тревоги было предостаточно. Ни Вайсс, ни Лэпп не одобряли легкомысленных поступков молодого нахала, а стипендиальный совет имел все основания отклонить его запрос. Чтобы успокоить страсти, Сальвадор Лурия 20 октября написал письмо (о чем он в тот же день сообщил Уотсону), в котором принял на себя полную ответственность за этот переход, утверждая, что именно он его организовал, и извиняясь за то, что забыл уведомить вашингтонских чиновников. Лурия представил Уотсона просто «мальчишкой», на которого он сам и Дельбрюк возлагают большие надежды в новых направлениях исследования репродукции вирусов и биологических макромолекул. Далее в письме Лурии пошла «ложь во спасение»: мол, работа Уотсона в Кембридже двинет вперед вирусологическое исследование, которое тот проводил в минувшем году, и Уотсон будет работать преимущественно под руководством Роя Маркема, изучающего вирусные нуклеопротеиды и вирус желтой мозаики кормовой репы в Институте паразитологии Молтено, а не в Кавендишской лаборатории{444}444
George H. F. Nuttall, «The Molteno Institute for Research in Parasitology, University of Cambridge, with an Account of How it Came to be Founded,» Parasitology 14, no. 2 (1922): 97–126; S. R. Elsden, «Roy Markham, 29 January 1916–16 November 1979,» Biographical Memoirs of Fellows of the Royal Society 28 (1982): 319–314; 319–45.
[Закрыть]. Таким образом, действия Уотсона оказывались продиктованы его стремлением к обучению, которое может сделать его более ценным специалистом{445}445
Письмо Сальвадора Лурии Полу Вайссу. 20 октября 1951 г., JDWP, JDW/2/2/1284, «James Watson's Merck/National Research Council Fellowship Correspondence, 1950–1952.»
[Закрыть]. Притом Лурия связался с Маркемом и убедил его подыграть, от чего тот был не в восторге, но тем не менее пообещал не противоречить{446}446
Watson, The Annotated and Illustrated Double Helix, 275.
[Закрыть]. И Джеймс, уверенный, что Маркем не выдаст, написал в Вашингтон пространные разъяснения полезности работы с Перуцем и Маркемом одновременно{447}447
Watson, The Double Helix, 30.
[Закрыть].
Уловка сыграла свою роль. 22 октября Вайсс написал Уотсону, что теперь понимает: план заниматься молекулярной биологией в Кембридже совпадает с другой работой по вирусным нуклеопротеидам, которая будет проводиться в Институте Молтено и более тесно связана с направлением, которому Уотсон до сих пор следовал. В том же письме Вайсс запросил больше подробностей по обращению Уотсона, включая предполагаемую дату отъезда из Копенгагена{448}448
Письмо Пола Вайсса Джеймсу Уотсону. 22 октября 1951 г., JDWP, JDW/2/2/1284, «James Watson's Merck/National Research Council Fellowship Correspondence, 1950–1952.»
[Закрыть]. Однако Джеймс уже уехал из Дании, и письмо Вайсса пришлось пересылать ему в Англию. Решив, что хитрость Лурии отлично сработала, Уотсон преждевременно успокоился вплоть до 13 ноября, когда получил очередное письмо от Вайсса, на сей раз с отказом, причем в нем не было ни доброжелательности, ни снисходительности, – иными словами, Вайсс «не купился»{449}449
Watson, The Double Helix, 30–31.
[Закрыть].
В этом мраке был светлый луч. 29 октября из Национального фонда детского паралича пришло известие, что Уотсону выделена стипендия на 1952/53 академический год{450}450
Письмо Пола Вайсса Джеймсу Уотсону. 22 октября 1951 г. JDWP, JDW/2/2/1284, Джеймс Уотсон. Переписка со стипендиальным комитетом Национального научно-исследовательского совета и компании Merck за 1950–1952 гг.
[Закрыть]. В 1955 г. NFIP с полным правом заявил, что финансировал и создание первой успешной вакцины от полиомиелита, и ключевую работу, приведшую к открытию двойной спирали ДНК.
Это была отличная новость, но нужно было найти выход из патовой ситуации с Национальным научно-исследовательским советом. По совету Лурии и с благословения Перуца Уотсон 13 ноября написал длинное письмо Вайссу, проявив в нем редкое для себя смирение. Он извинился за обстоятельства, связанные с переездом в Кембридж, но настаивал, что его мотивы обоснованы с научной точки зрения и чисты. Он утверждал, что его подвигло к этому лишь перспективное сочетание возможностей работать одновременно в Институте Молтено и в Кавендишской лаборатории, где он мог участвовать в установлении структуры вирусных нуклеиновых кислот, что, по его словам, «может прямо привести к механизму репликации»{451}451
Watson, The Double Helix, 30–31.
[Закрыть].
Через неделю Уотсон получил еще более резкое письмо от Кристиана Лэппа, к тому моменту прознавшего о нарушениях, сопровождавших переезд Уотсона в Кембридж. Не желая принимать на себя ответственность за это, Уотсон ответил, что письмо Лэппа «потрясло» его, и, как и планировалось, винил Лурию: «Я приехал сюда не по собственной инициативе, а по совету доктора Лурии и подал заявление тотчас после того, как мне пообещали место в кембриджской лаборатории. Я, однако, чувствую, что, вероятно, должен был предоставить вам более полную картину событий, приведших меня к этому шагу». И не преминул заметить, что «домашние проблемы» доктора Калькара стали препятствием для его научной работы в Копенгагене: «Я не нашел там поддержки и руководства, на которые рассчитывал»{452}452
Письмо Кэтрин Уортингем (директор по профессиональному обучению, Национальный фонд детского паралича) Джеймсу Уотсону. 29 октября 1951 г. JDWP, JDW/2/2/1276. Это письмо по поводу заявки на грант было адресовано Уотсону в Кавендишскую лабораторию.
[Закрыть].
Хотя Уотсон получил грант Национального фонда детского паралича в размере 3000 долларов, эти средства предназначались для финансирования работы с Дельбрюком в Калифорнийском технологическом институте в следующем академическом году, а не его нынешнего пребывания в Кембридже. Этот грант давал «подушку безопасности», но, как Джеймс написал родителям 28 ноября, он по-прежнему хотел обеспечить себе возможность работать в Кавендишской лаборатории: «Я приму [грант NFIP], по возможности оговорив, что его можно будет прерывать на 6 месяцев за год. Мои личные планы поневоле туманны»{453}453
Письмо Джеймса Уотсона Полу Вайссу. 13 ноября 1951 г. JDWP, JDW/2/2/1284, Джеймс Уотсон. Переписка со Стипендиальным комитетом Merck Национального научно-исследовательского совета 1950–1952. Копия этого письма датирована 14 ноября 1951 г., но в остальном совпадает с оригиналом.
[Закрыть]. В тот же день в письме сестре Уотсон пессимистически оценил вероятность того, что стипендиальный совет Merck все-таки решит профинансировать его работу в Кембридже{454}454
Письмо Джеймса Уотсона Элизабет Уотсон. 28 ноября 1951 г., WFAT, «Letters to Family, Cambridge, October 1951–August 1952.»
[Закрыть]. 9 декабря он сообщил Максу Дельбрюку о своей плачевной ситуации: «У меня по-прежнему серьезные проблемы с переходом в Кембридж. Стипендиальный совет Merck (Пол Вайсс) совершенно озверел, так что в любой опубликованной мной статье может быть указано „бывший стипендиат Национального научно-исследовательского совета“». По крайней мере, его еще необходимо было официально уволить, а кроме того, имелся шанс получить от Кавендишской лаборатории средства, покрывающие треть гранта Национального научно-исследовательского совета. Однако письмо завершалось весьма уверенно: «Однако я нисколько не сожалею о своем поспешном переезде в Кембридж. Лаборатория Германа просто наводила тоску»{455}455
Письмо Джеймса Уотсона Максу Дельбрюку. 9 декабря 1951 г., MDP, ящик 23, папка 20.
[Закрыть].
8 января 1952 г. Уотсон, вернувшись из Шотландии, где отдыхал в роскошном имении коллеги, написал о текущей ситуации родителям: «Полагаю, что вы, вероятно, беспокоитесь сильнее меня… Признаюсь, я не питаю уважения к Полу Вайссу, человеку пренеприятнейшему. От перехода в Кембридж я точно существенно выиграл, так что в целом не жалею, что преждевременно уехал из Копенгагена. Там у меня был умственный застой»{456}456
Письмо Джеймса Уотсона родителям. 8 января 1952 г., WFAT, «Letters to Family, Cambridge, October 1951–August 1952.»
[Закрыть].
Когда канцелярия Вайсса уведомила Уотсона, что на любую работу, которой он хочет заниматься в Кембридже, нужна новая заявка о предоставлении гранта, он послушно отправил новый запрос, как требовалось, к 11 января, сопроводив его очередной порцией извинений перед мелочными заокеанскими властями. Неделю спустя он признался родителям, что трудности с финансированием сильно поубавили удовольствие от пребывания в Кембридже, и попытался успокоить их тем, что у него еще остается несколько сот долларов «на жизнь» и слать ему деньги нет нужды{457}457
Письмо Джеймса Уотсона родителям. 18 января 1951 г., WFAT, «Letters to Family, Cambridge, October 1951–August 1952.»
[Закрыть].
Наконец 12 марта Уотсон получил официальную оценку своего «проступка», то есть переезда в Кембридж без уведомления или одобрения Национального научно-исследовательского совета{458}458
Стипендиальный совет Merck при Национальном совете по исследованиям, протокол заседания. 16 марта 1952 г., архивы Национальной академии наук. См.: Watson, The Annotated and Illustrated Double Helix, 279.
[Закрыть]. Стипендиальный комитет Merck несколько смягчил это тем, что все же предоставил ему деньги для работы в Кембридже, но на восемь месяцев, а не на двенадцать, как в Копенгагене. Рассчитав, что благодаря новому гранту и накоплениям за прошлый год хватит денег на кров и еду, Уотсон вежливо принял новые условия. Зато в письме Лурии он назвал Вайсса «чертов ублюдок», а тот даже счел эту характеристику недостаточно резкой: «Что касается Пола Вайсса, я склонен согласиться с твоим определением, хотя сам, будучи еще менее, чем ты, британцем, назвал бы его не чертовым ублюдком, а проклятым сукиным сыном»{459}459
Письмо Сальвадора Лурии Джеймсу Уотсону. 5 марта 1952 г., JDWP, JDW 2/2/1284; см.: Watson, The Annotated and Illustrated Double Helix, с. 109, 280.
[Закрыть].
В своей книге «Двойная спираль» Уотсон рисует бюрократов Национального научно-исследовательского совета глупцами, которые проявили некомпетентность, не оплатив полностью работу по ДНК, и тем самым лишили себя печатного выражения благодарности в ставшей знаменитой статье, которую Уотсон и Крик опубликовали через год с небольшим после описываемых событий. Сейчас, задним числом, в этом видится большая доля правды. Джеймс понимал, с чем связано будущее генетики, и хотел быть его неотъемлемой частью, невзирая на правила, навязанные неповоротливыми распорядителями долларов. По его мнению, приземленные управленцы упивались властью, чиня препоны его творческому гению, и не понимали, с кем имеют дело. Непоколебимая самоуверенность и целеустремленная амбициозность были одновременно его лучшими и худшими чертами. Нарушая условия заключенного соглашения, Уотсон дерзко отнес себя к тем, кто способен на решительные действия в науке. Мало кто способен воевать на два фронта, но именно одновременный штурм с физического и биологического плацдармов позволил раскрыть сложную молекулярную структуру белков и ДНК{460}460
Письмо Джеймса Уотсона родителям. 9 октября 1951 г., WFAT, «Letters to Family, Cambridge, October 1951–August 1952.»
[Закрыть]. Редкий 23-летний аспирант отважится и сумеет обыграть академические нормы. Чиновники Национального научно-исследовательского совета, разумеется, не задумывались о дальнейшем. Они видели в поступках Уотсона не более чем попытку незрелого юнца обойти контрактные обязательства из-за своей расхлябанности. Убежденные, что случившееся с ним должно стать для других уроком, бюрократы наказали его, продемонстрировав, что дальновидная администрация была в те времена такой же редкостью, как и сейчас.
