Текст книги "Поверженный разум. Теория и практика глупости"
Автор книги: Хосе Антонио Марина
Жанры:
Современная проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)
5
Аффективные ошибки. Общества вырабатывают различные аффективные стили, поэтому есть миролюбивые культуры и культуры воинственные, культуры эгоистичные и культуры, основанные на принципе солидарности. В своей книге „Пол и темперамент в трех примитивных обществах“ американский антрополог Маргарет Мид показывает две модели социальной аффективности. Арапеш являются дружелюбным народом, они склонны к сотрудничеству. Работают вместе – все на всех. Личная выгода представляется им отвратительной. „Есть только одна семья в селении, – рассказывает автор, – которая проявляла привязанность к земле, и их отношение было непонятно остальным“. Арапеш охотится для того, чтобы принести еду другому. „Человек, который сам, в одиночку ест то, что он принес с охоты, – даже если это маленькая птичка, которой и одному едоку недостаточно, – это самый недостойный член сообщества, он находится за пределами общественной морали до такой степени, что никто даже не станет обсуждать с ним что-либо“.
Для племени арапеш мир – это сад, который нужно возделывать. Моя душа садовода не может остаться равнодушной к столь поэтической концепции мира. Долг детей и ямса состоит в том, чтобы расти. Долг всех остальных членов племени состоит в том, чтобы делать все необходимое для того, чтобы дети и ямс росли. Возделывание детей, воспитание ямса – или наоборот. Мужчины и женщины посвящают себя этой глубоко материнской задаче с нежным энтузиазмом. Дети – центр их внимания, воспитание вообще – воспитание чувств. Не важно, что ребенок не усвоит каких-то вещей, так как на самом деле важно привить ему чувство доверия и безопасности. Сделать ребенка добрым и безмятежным. Его учат доверять всему на свете. Дети проводят определенное время в семьях родственников, чтобы приучиться к мысли, что весь мир наполнен родными.
В ста шестидесяти километрах от миролюбивых арапеш живут мундугумор, которые создали суровую, неудобную, мрачную культуру. Все представляется им отвратительным, что не удивляет, ибо социальная организация поддерживает их в состоянии постоянного напряжения. Принципы отношений с противоположным полом и семейная структура заботливо разработаны таким образом, чтобы постоянно вызывать непримиримые конфликты. Базовая структура родства называется pone– это идеальная машина интриг и ненависти. Мать и отец возглавляют разные семьи. Poneотца состоит из его дочерей, внуков, правнуков, праправнуков, то есть женского и мужского поколений. Poneматери представляет собой то же самое – только вместо дочерей туда входят ее сыновья. Обе семьи ненавидят друг друга – не по случайным причинам, а из-за свадебного обряда. Мундугумор меняют сестру на невесту, почему, собственно, сыновья воспринимают отца как опасного соперника, который может обменять своих дочерей на более молодых жен для себя самого. И наоборот, сыновья также опасны для отца, который воспринимает их взросление как взросление своих будущих врагов. В каждой хижине мундугумор есть сердитая жена и агрессивные сыновья, готовые предъявить свои права и выдвинуть перед отцом свои претензии на дочерей, единственную валюту, пригодную для покупки невест. Неудивительно, что новость о беременности встречается с неодобрением. Отец хочет только дочерей, для того чтобы расширить свой pone. Мать хочет сыновей – с той же целью. Здесь воспитание детей – скрупулезная подготовка к встрече с миром, в котором нет места любви. Нет места покою и радости. Все мундугумор знают, что по той или иной причине они должны будут сражаться с отцом, со своими собственными братьями, с семьей своей жены. Девочки уже знают, что будут корнем распрей. Это их сомнительная привилегия.
Социальные аффективные стили обусловливают жизнь индивида, расширяя ее или суживая. Ненависть, агрессивность, зависть, бессилие, тщеславие ввергают в заблуждение целые общества. Согласно Фукуяме [70]70
Ёсихиро Фрэнсис Фукуяма(р. 1952) – американский философ, политический экономист и писатель.
[Закрыть], в шестидесятые годы произошел большой социальный надлом. Выросла преступность, в глубоком кризисе оказался институт семьи, уменьшилось доверие граждан друг к другу и к институтам общества. Эти три феномена вытекали из еще более глубокого изменения, а именно из банкротства социального капитала, коллективного разума, который под воздействием ядовитого коктейля из дурных убеждений и столь же дурных чувств посеял больше проблемных семян, чем мог собрать на этом социальном поле. Общества могут развратиться, если они замыкаются в своем гедонизме и лишаются трех базовых чувств: сочувствия, уважения и восхищения. Сочувствовать – значит переживать боль других людей, и это – основа морального поведения. Восприятие сочувствия как патерналистского и унижающего чувства – глубочайшее аффективное заблуждение. Всякий раз, когда кричат „Я хочу не сочувствия, а справедливости“, забывают о том, что именно сочувствие открывает путь к справедливости. Уважение – именно то чувство, которое надо испытывать перед тем, что этого достойно. Речь идет об активном чувстве, которое воплощается в заботе, защите и помощи, которое выделяет из ряда и оценивает человеческое достоинство. Когда оно исчезает, все скатывается к упрощению и тирании безразличия. Наконец, восхищение – это оценка превосходства. Плохо понятое равенство мешает нам оценить окружающих. „Никто не может быть равнее других“ – абсурдное утверждение, потому что оно принижает людей. Ведь нельзя приравнивать человека, помогающего людям, к тому, кто мучает и пытает их. Гитлер и Мандела – не одно и то же. Недостаток восхищения – это принижение. Руссо был прав, когда жаловался в письме к д'Аламберу: „Сегодня, сударь, мы уже не настолько велики, чтобы уметь восхищаться Вами“.
6
Оперативные ошибки. Социальный разум может ошибаться в постановке целей. Например, тогда, когда он создает мифы, в жертвы которым приносит права личности, счастье гражданина. Национальная слава была одним из таких мифов. Кольбер, министр Людовика XIV, эффективно управлял французской экономикой, но его целью было вовсе не процветание французов, а финансирование захватнических войн короля. Историк Анри Гильман в своем антинаполеоновском памфлете пишет: „Ему было необходимо ослепить республиканский плебс, ранее им же обреченный на молчание, ослепить славой. Не на краткий миг, а ослеплять постоянно. Это был хороший способ заставить их думать о чем угодно, но только не об их реальной жизни“. Когда Нация, Раса, Партия, Церковь, Общее Благо в качестве абстрактных понятий превозносятся как высшая ценность, смысл их теряется за этими ужасными прописными буквами, и в конечном итоге они разрушают общество.
Общества могут преследовать одновременно противоположные цели. Советский режим пытался совместить огосударствление экономики с ее эффективностью. Это оказалось невозможным. Механизмы рынка обусловливают лучшее использование информации и более продуктивное распределение ресурсов.
Сбой исполнительных систем может произойти как по причине переизбытка, так и по причине недостатка. Переизбыток – это тирания, которая иногда с радостью принимается обществом, что указывает на то, что общественный разум поражен. Страх, например, побуждает к подобному отказу от свободы. Нехватка – это анархия, когда разрушаются все системы контроля. Обычно и она тоже приводит к тирании как мере противодействия ей. Геродот повествует о том, что, когда умер царь Персии, на пять дней было приостановлено действие всех законов. Беды, свалившиеся на народ в период этой анархической „паузы законов“, привели к тому, что люди возжаждали воцарения нового владыки.
Разум, как я уже много раз повторял, достигает наивысшего подъема в разрешении практических проблем, в особенности тех, которые относятся к области личного счастья и достойного сосуществования. Сосуществование людей всегда ставило острые проблемы, которые каждая культура стремилась разрешать по-своему. Умение ценить жизнь, собственность и ее распределение, сексуальность, семья и воспитание детей, организация политической власти, забота о слабых, стариках или больных, отношения с чужаками и с богами – все это было, есть и скорее всего всегда будет фундаментальными проблемами. Бурная и жестокая историческая эволюция шла, выбирая по ходу дела наилучшие методы разрешения бесконечных конфликтов. Коллективный разум, преодолев многие лабиринты, именует „справедливостью“ наилучший способ выхода из спорных ситуаций.
Одно дело – покончить с проблемой и совсем другое – разрешить ее. Ссора из-за луга для выпаса заканчивается, когда один из ее участников берет ружье и убивает соперника. Дело окончено, но проблема не разрешена. Знаменитое „баба с воза – кобыле легче“, пожалуй, не сгодится даже для кобылы. Важно ведь совсем другое – чтобы сил у кобылы было больше, а значит, решается эта проблема абсолютно иначе: надо лучше кормить кобылу. Проблема находит свое решение только тогда, когда в итоге не терпят ущерба ценности сосуществования. В противном случае она вернется. Израильский писатель Амос Оз [71]71
Амос Оз(Клаузнер) (р. 1939) – израильский прозаик.
[Закрыть]приводит разговор со своим соотечественником – сторонником политики с позиции силы. Основной довод этого ястреба состоит в следующем: для того чтобы достичь желанного мира, нужно уничтожить врага, даже ценой применения ядерного оружия, и любая отсрочка приведет лишь к росту страданий.
Я готов добровольно сделать грязную работу на благо народа Израиля, убивать арабов, если это необходимо, изгонять их, преследовать, сжигать, и пусть все нас будут ненавидеть… Сегодня мы могли бы уже считать это частью истории, могли бы быть нормальным народом с вегетарианскими ценностями… и со слегка преступным прошлым – как все. Как англичане, и французы, и немцы, и американцы, которые уже забыли о том, что они сделали с индейцами, как австралийцы, которые уничтожили почти всех аборигенов, – разве нет? Что плохого в том, чтобы быть цивилизованным народом, уважаемым народом с немного преступным прошлым? Это случается даже с очень хорошими семьями.
Он прав в том, что такая политика находила широкое применение на протяжении всей истории человечества. Удавалось покончить с конкретными проблемами, но не удавалось разрешить ни одной из них. Поэтому человеческая история остается летописью кровавых побоищ, эта печальная закономерность – жесточайшее поражение разума.
7
Триумф личностного разума – счастье. Триумф социального разума – справедливость. Оба явления состоят в почти забытом ныне родстве. Ханс Кельзен [72]72
Ханс Кельзен(1881—1973) – австрийский и американский юрист и философ, один из основных теоретиков правового позитивизма, основоположник концепции конституционного суда и конституционного контроля.
[Закрыть], один из великих юристов прошлого века, ясно описал это: „Поиск справедливости – бесконечный поиск человеческого счастья. Счастья, которое человек не может найти в одиночку и поэтому ищет его в обществе. Справедливость – социальное счастье, гарантированное общественным устройством“. Политическое счастье – непременное условие личностного счастья. Мы должны осуществлять наши самые интимные замыслы, как, например, мечту о счастье, включая их в общие планы. Только отшельники разных вероисповеданий и в разные эпохи стремились жить независимо от других и в полной самодостаточности. Они были титанами одиночества. Из всего этого выходит следующее:
Умны справедливые общества. И глупы несправедливые. Так как разум имеет своей целью счастье – личное или общее, – всякая ошибка разума чревата несчастьем. Личное несчастье – это боль. Общественное несчастье – зло, то есть несправедливость.
8
Условием справедливости следует признать верный выбор рамки, которой присваивается наивысшее место в иерархии. В конце предыдущей главы ставился вопрос о том, какая именно рамка – личная или общественная – должна будет занимать эту позицию. Трения между человеком и обществом неизбежны. Человек, который приходит в город, чтобы обрести большую свободу, возвращается домой, обремененный обязанностями, долгом, что вызывает у него известное раздражение. Думаю, крупные просчеты социальный разум совершает тогда, когда не находит способов разрешить конфликт.
Крайний релятивизм загоняет нас в ловушку. Распространилось мнение, что он – симптом политической прогрессивности и что равноценность всех точек зрения – основа демократии. Но ведь это абсурд и полный идиотизм! Если все точки зрения имеют одинаковую ценность, то убеждения противников демократии ничем не хуже убеждений ее сторонников. И действительно, европейские неофашисты быстро приспособили под свои нужды постмодернистскую машину. Послушайте, что говорит Жан-Ив Галлу [73]73
Жан-Ив Галлу(р. 1948) – французский политик, известный своими крайне правыми взглядами, с 1994 г. депутат Европейского парламента.
[Закрыть]: „Не существует универсальной логики, которая одинаково подходила бы всем людям. Каждому этническому субстрату соответствует своя логика, свое видение мира“. Культурный релятивизм, казавшийся носителем идеи свободы, приводит к нацизму.
Ноам Хомский [74]74
Аврам Ноам Хомский(р. 1928) – американский лингвист, общественный деятель.
[Закрыть], в чьих заслугах перед антиимпериалистическим и демократическим движением никто не может усомниться, заклеймил реакционный характер мнимого прогресса: „Сегодня наследники левых интеллектуалов стремятся лишить трудящихся инструментов эмансипации, сообщая нам, что замысел энциклопедистов мертв, что мы должны расстаться с упованиями на науку и рациональность; эта „новость“ доставит огромное удовольствие сильным мира сего, радующимся возможности монополизировать эти инструменты для своего личного пользования“.
Еще более сильный удар по социальному разуму наносят те воззрения, что способствуют падению нравов. Они отвергают необходимость или возможность прийти к согласию относительно идеи справедливости. Мы попали в жернова парадокса, порожденного всей историей западной морали. Мы провозгласили высшей ценностью личностную автономию, что ослабляет власть универсальных норм, одной из которых является ценность личностной автономии. Ручей затапливает ключ, из которого проистекает. Софокл уже показал это в „Антигоне“. Героиня следует голосу своей совести и бросает вызов законам города. Хор порицает ее, называя аутономос, что звучит как упрек, а не как похвала. Она идет на поводу у тщеславия, поставив свой личный закон выше общего. В истории христианства также нетрудно обнаружить парадоксальный процесс. Церковная доктрина личной ответственности противостоит свободе воли, которая превращается в вызов церковной доктрине. В случае столкновения устоявшейся моральной нормы с моим пониманием морали последнее должно превалировать. Этот парадокс проник даже в правовые системы. Гражданское неповиновение – юридический парадокс. Закон позволяет в ряде случаев не соблюдать закон.
Социальный разум открыл, таким образом, ценность свободы совести, что превращает совесть человека в главного судью любых его поступков. Это и верно и бессмысленно – смотря как взглянуть. Единственное, что такое право защищает, так это личный поиск истины. Да, защищает его, но также и требует его.
И тут замыкается круг. Говоря о личном разуме, я отмечал, что имеет место частное и общественное использование его. Частное ищет частных очевидностей, руководствуется частными ценностями и ставит частные цели. Общественное ищет универсальных очевидностей, вдохновляется объективными ценностями и ставит общие цели. Таким образом, коллективный разум говорит нам о том, что справедливость, то есть его наивысшее творение, требует общественного использования разума.
Свобода совести приобретает абсолютную легитимность лишь тогда, когда эта совесть берет на себя обязательство искать истину, слушать чужие аргументы, внимать доводам и смело признавать очевидность, хотя последняя и пойдет ей во вред. То есть выйдет за границы частного. Без такой компенсации право на свободу совести может обернуться защитой упрямства и фанатизма, защитой великих ошибок разума, как мы уже видели. Общественное использование разума предлагает покинуть мир частных очевидностей, где могут поджидать нас капканы капризов, ослепление и эгоизм, с тем чтобы открыть мир универсальных очевидностей, которые можно разделить со всеми человеческими существами. Вспомним слова Антонио Мачадо:
9
Современный мир, сотрясаемый столкновением цивилизаций, хочет знать, какую позицию выбрать в таких обстоятельствах. Частные убеждения законны до тех пор, пока они не приносят вреда другим людям. В последнем случае они должны подчиниться универсальным очевидностям. Насколько важно принять этот принцип, с особой остротой выявляют религиозные конфликты. И хотя читатель, дойдя до этого места моей книги, наверняка утомился, я должен все же попросить его сделать последнее усилие, потому что хочу рассказать ему кое-что об истине.
Обычно мы говорим, что истина – это согласие мысли с действительностью, но даже столь ясное определение оставляет в тени очень много вещей. Я предпочитаю определять истину как очевидное проявление объекта. Ее сопровождает субъективная достоверность. Первый принцип теории познания гласит: „Я вижу то, что вижу“. Например, что Солнце движется по небу. К сожалению, этот непоколебимый принцип должен дополняться другим, который его корректирует: „Всякая очевидность может быть опровергнута более сильной очевидностью“. Иными словами, очевидность того, что Солнце движется по небу, опровергается астрономической очевидностью, говорящей нам: нет, это Земля движется вокруг Солнца.
Я должен предложить вам такое определение: я понимаю под истиной очевидное проявление объекта. Его сопровождает субъективная достоверность, и это проявление может выражаться в суждении, которое мы назвали бы истинное суждение. Его сила зависит от качества доказательств, на которые оно опирается. То, что мы называем научной истиной, является не более чем наилучшим образом обоснованной в данный момент теорией. Сейчас в физике это квантовая механика и теория относительности. А что будет завтра? Кто знает! В соответствии с наличными доказательствами мы должны различать частные истины, частные коллективные истины и универсальные истины.
Частные истины– это те истины, которые благодаря своему объекту, благодаря опыту, на котором они основаны, благодаря невозможности универсализировать очевидное остаются в рамках мира одной личности. Частной является также научная истина, прежде чем она бывает доказана. Иначе говоря, это истины, принадлежащие истории чьей-то частной жизни, а отнюдь не реальные истины, не межсубъектные. Например, доверие, которое я испытываю к некоему человеку, – частная истина, основанная на двух очевидных фактах: я уверен в моем чувстве доверия и я уверен, что другой человек его достоин. Это последнее может оказаться по ходу дела неверным, то есть частная истина также может превратиться в ложную, если применить тут терминологию Карла Поппера. То, что сделать невозможно, – так это универсализировать ее, потому что опыт, на котором она основана, является частным.
Жизнь течет, подтверждая или опровергая существенную часть наших частных истин – не важно, идет ли речь о любви или о религиозном опыте. Вне субъекта такие истины, возможно, не имеют смысла, но и не могут быть оспорены. Я не стану утверждать, что тот, кто сказал, будто видел Бога, на самом деле не видел Его. Сам человек должен искать подтверждение своей истины, дабы доказать свою честность или из чистого интереса, как влюбленные, которые просят „доказательств“ любви у своих подруг. Мы, то есть все остальные, лишь готовы утверждать, что доказательство этой истины – частное дело и что со стороны мы можем только назвать ее гипотетической истиной, пока она не столкнется с какой-нибудь более сильной истиной. Иногда, например в случае галлюцинаций, легко доказать, что это ложная очевидность, что нет ни голосов, ни людей, ни тварей, карабкающихся вверх по простыням, но в иных случаях нам остается лишь воздержаться от каких-либо суждений.
Коллективные частные истины. Это противоречивое выражение я отношу к частным истинам, которые не могут универсализироваться, но при этом разделяются некой группой людей. Религиозные убеждения относятся к этому типу. Они являются общими истинами, разделяемыми только членами конкретной группы, чье взаимное согласие укрепляет личные убеждения или верования. Сообщество как форма социального подтверждения – один из великих механизмов, которые усиливают религиозные верования, потому что создают иллюзию межличностной истины.
И это еще и действенный механизм разрушения социального разума.
Универсальные истины, межсубъектные, – это такие очевидности, которые получили надежные доказательства, теоретически доступные пониманию всех людей (очевидности квантовой физики теоретически доступны пониманию всех, но на самом деле круг понимающих ограничен теми, кто изучает физику) и выдержавшие строгую проверку в соответствии с критериями, которые постоянно совершенствовались наукой на протяжении долгого времени и которые дают гарантии, более надежные, чем простой субъективный консенсус. Теория истинна не потому, что ее принимают ученые, – ученые принимают ее потому, что полагают верной. Этика может достичь подобного уровня доказательности, хотя иначе, нежели наука. Она берет начало в эмоциональном, оценочном опыте и движется далее методологически иным путем.
Из сказанного можно вывести этический принцип истины.
Во всем, что касается отношений между человеческими существами или дел, в которые вовлечен другой человек, частная истина – индивидуальная или коллективная – имеет более низкий ранг, чем истина универсальная, в том случае, если они вступают в конфликт.
Религии – частные истины, чье подтверждение интересует человека, исповедующего их, но в сфере общественных отношений, например в конкретных поступках, в поведении, они должны подчиняться этическим истинам. С другой стороны, именно так обстояло или обстоит дело с любыми религиями. Поэтому они не могут навязывать себя силой, но не могут также искореняться силой, пока действуют в интимном пространстве человека и их воздействие не наносит никому ущерба.
10
Вот такая получилась коллекция ошибок и поражений. Вывод ясен. Мы должны добиваться триумфа разума, потому что от этого зависит наше личное счастье и наше общественное политическое счастье. В тех делах и заботах, что затрагивают всех нас, коллективный разум – последняя оценивающая инстанция. Он открывает для нас поле деятельности, где мы можем дать волю нашему личному разуму, где он раскроется в полную силу. Он послужит нашему благу и расширению наших возможностей. Справедливость – разумная и немного сентиментальная добродетель – несомненно является великим порождением разума. Все злое и низкое – окончательное его поражение.
