Текст книги "Анатомия страха. Трактат о храбрости"

Автор книги: Хосе Антонио Марина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

8. Страх и надежда

Спиноза считал, что страх и его антагонист, надежда, являются важнейшими страстями, необходимыми для постижения этических, религиозных и политических вопросов. Именно чувство неопределенности, нестабильности смущает и ослабляет наш дух.

Итак, надежда есть непостоянное удовольствие (inconstans laetitia), возникающее из идеи будущей или прошедшей вещи, в исходе которой мы до некоторой степени сомневаемся. Страх есть непостоянное неудовольствие, возникающее из идеи будущей или прошедшей вещи, в исходе которой мы до некоторой степени сомневаемся.

Следует добавить, что Спиноза с недоверием относится и к тому и к другому. Надежда способна породить самый яростный фанатизм, невосприимчивость к критике, восторженность и возбуждение.

Родство между страхом и надеждой подмечено давно. Еще Аристотель писал: „Для того чтобы испытывать страх, человек должен испытывать надежду на спасение того, за что он тревожится“. Даже Гёте в трагедии „Фауст“ неприязненно отзывается о надежде:

 
От Надежды и Боязни
Отступите вглубь прохода.
Худших нет бичей и казней
Человеческого рода [17]17
  Перевод Б. Пастернака.


[Закрыть].
 

Спиноза и Гёте превыше всего ценят покой. Тот, кто ничего не хочет и не ждет, не познает горечи разочарования. Но ничего и не совершит. Ни один мореплаватель не снимется с якоря, если не надеется доплыть до далекого порта. Луис Вивес [18]18
  Хуан Луис Вивес(1492—1540) – испанский философ, гуманист, педагог.


[Закрыть]утверждает, что „надежда – это вера в то, что все будет, как мы того пожелаем“. И добавляет:

Иллюзия, которую дарит нам надежда, сладостна и необходима для того, чтобы выжить среди трудностей, несчастий и непереносимых тягот. Мудрый сюжет повествует, что когда Пандора опрокинула заветный сосуд, все несчастья вырвались наружу, и только надежда осталась на дне (Гесиод, „Теогония“, 93—99). Пандора нарочно постаралась сохранить ее. Это символический образ человеческой жизни, вот почему Создатель сделал так, чтобы надежда зарождалась и возрастала при каждой, даже самой незначительной возможности.

Что ж, продолжим наше путешествие.

Глава II. Стремление внушать страх

1. Запугать, чтобы добиться превосходства

Странно, что специалисты, изучающие страх, мало внимания уделяют тактикам запугивания и механизмам использования страха, хотя это как раз оборотная сторона медали. Существует спонтанный испуг и испуг, возникший в результате целенаправленных действий, спровоцированный намеренно. Извергающийся вулкан, грозное цунами или эпидемия чумы никому ужаса не внушают, они его вызывают, в то время как подоплекой диктаторского произвола, терактов, шантажа, жестокого обращения в семье, превентивных атак и акций устрашения является страх как инструмент для достижения цели. Его эффективность легко объяснима. Страх побуждает нас действовать определенным образом, чтобы избежать угрозы и освободиться от тревоги, вызванной ею. А потому тот, кто стремится запугать, в известной степени порабощает волю своей жертвы. Разумеется, не всякое насилие преследует подобные цели. Одно дело хотеть причинить зло и совсем другое – стремление подчинить. Мужчина, убивший жену, умышленно лишает жизни человека. Мужчина, который терроризирует жену, повинен в преднамеренном запугивании и тиранстве. Он вынуждает ее прибегать в ответ на угрозу к одному из древнейших стереотипов поведения: покорности.

Значит, существует тесная связь между властью и устрашением, ведь страх неизбежно появляется в человеческих отношениях, когда в них присутствует фактор подчинения. Не надо забывать, что власть, а точнее говоря, способность сильного навязывать свою волю, стоит на трех китах: поощрение, наказание и влияние на чувства и убеждения слабого. Наказание внушает ужас и настолько эффективно, что Курт Гольд назвал его основой власти: „Властью следует считать способность причинить вред другому человеку“. В этих словах, как и во всяком преувеличении, есть своя доля истины.

Нам следует уделить внимание стратегии запугивания, поскольку тогда мы вернее поймем механизмы страха. Никто не знаком с ними лучше, чем те, кто использует его в своих целях. Внушать страх очень выгодно. Варвар почти всегда добивается своего. На самом деле наиболее авторитетные общественные структуры как раз и призваны помешать этой несправедливости.

2. Угроза

„Угроза есть действие или высказывание, направленное на то, чтобы внушить страх; таким образом человеку иногда в словесной форме, а иногда посредством определенных действий дают понять, что его ждут утраты, опасность и наказание“, – объясняет толковый словарь Испанской королевской академии. Это знак, который предвещает неприятности в случае, если мы не выполним некие условия. Следует обратить внимание на слово „знак“, ибо оно раскрывает одну из причин, по которой страхи возникают так легко: нашу способность к интерпретации. Угроза означает, что некое лицо или общественный институт может причинить нам вред. Правила дорожного движения грозят нарушителям штрафом, а то и лишением водительских прав. Преподаватель грозит двойкой нерадивому студенту. Отец грозит сыну, что не пустит гулять, если тот не сделает уроки. В подобных случаях задачей угрозы является предотвращение ошибочных или нежелательных действий, однако ее правомерность зависит от правомерности цели и от источника, из которого она исходит.

Тем не менее механизм этот настолько эффективен и прост, что к нему часто прибегают с незаконными и даже преступными намерениями. Шантажист и вымогатель совершают преступление, используя страх и сложные реакции, которые он провоцирует. ЭТА шантажировала людей долгие годы. Представьте себя на месте человека, получившего письмо с требованием заплатить крупную сумму, чтобы сохранить жизнь себе и своей семье. От привычного ощущения безопасности – в конце концов, у нас на улицах не стреляют в людей – не остается и следа. Жертва чувствует полную беззащитность. Можно, конечно, обратиться в полицию, то есть прибегнуть к помощи института, призванного выполнять нелегкую задачу по охране шаткого порядка. Это уже кое-что. Но когда подобные случаи происходят в странах, где полиция коррумпирована, где правоохранительные органы продажны, а политики корыстны, то никакой надежды на спасение не остается.

Я уже говорил, что страх – эмоция разрушительная. Человек, которого шантажируют террористы, знает, что не должен платить, – мало того, понимает, что платить преступно, а значит, к страху примешиваются угрызения совести. Разве уступил бы он, не будь трусом? Родившийся в Буэнос-Айресе англоязычный писатель Эндрю Грэхем-Юл в душераздирающем рассказе „Память о страхе“, посвященном аргентинской диктатуре 70-х годов, пишет о пагубном воздействии этой эмоции:

Казалось, что машина едет за мной по пятам. Подъезжает все ближе и ближе. Краем глаза я вижу капот; потом в поле зрения попадает солнечный блик на лобовом стекле и черный кружок нацеленного на меня ствола. Первыми реагируют колени: они дрожат и отказываются нормально гнуться <…>. Однако машина проехала мимо. На этот раз охотились не за мной. Картина страха не изгладится из памяти никогда. Она хранится вечно, точно постыдное воспоминание… и оживает всякий раз, стоит заслышать за спиной шум мотора. У каждого свой образ страха. Мой возник в Буэнос-Айресе и неотступно следует за мною из Аргентины в Лондон, из Мадрида в Манагуа. Опасность парализует, малодушие внушает стыд, страх унижает. Но опасность минует, стыд со временем рассеется, а страх останется навсегда.

Любопытна эта связь между страхом и стыдом: она еще больше подтачивает силы жертвы. В концлагерях постоянный ужас низводил заключенных до животного состояния, прорывал все заслоны собственного достоинства. Перед лицом безжалостного террора человек безоружен. Примо Леви [19]19
  Примо Леви(1919—1987) – итальянский писатель; с 1943 по 1945 г. был узником концлагерей Фоссоли и Освенцим.


[Закрыть]вспоминал, что выжившие узники Освенцима не проявляли радости, когда их освободила Советская армия. Видимо, они испытывали стыд: „Это чувство было хорошо знакомо всем нам. Оно переполняло нас после каждой переклички, всякий раз, когда мы становились свидетелями унижений или сами подвергались им: смятение порядочного человека при виде чужой слабости, горечь от сознания, что она неизбежна и непреодолима, что воля бессильна и ничтожна, что сделать ничего нельзя“. Французская писательница Шарлотта Дельбо, также сумевшая спастись, сказала как-то в интервью: „Вернувшиеся стыдились, что остались живы. Все спрашивали, почему они не взбунтовались, почему повели себя как трусы. Действительно, почему я здесь, когда остальные мертвы?“

3. Лишить поощрения

Лишение награды тоже своего рода наказание, только действует по-другому. Этот механизм включается там, где есть зависимость – будь то наркотики или связи между людьми. Угроза оставить без поощрения осложняет и разрушает отношения. Допустим, женщина систематически подвергается агрессии со стороны супруга. Позиция абсолютного подчинения помогает избежать жестокого обращения, что само по себе воспринимается как вознаграждение. Теперь несчастная всеми силами будет стремиться заслужить это утешение и в конце концов даже начнет испытывать благодарность к своему обидчику – настолько, что перестает понимать, на ком в действительности лежит вина. Именно так объясняется всем известный стокгольмский синдром, когда жертва чувствует симпатию к преступнику, который взял ее в заложники, но оставил в живых. Нечто похожее происходит сейчас в Испании с отношением к террористической организации ЭТА. Уже несколько месяцев ее бойцы не проливают крови, и граждане ставят это им в заслугу. Боясь лишиться „подарка“, они готовы на любые уступки. Преступления, ставшие всему причиной, постепенно забываются, и все усилия сосредоточены только на том, чтобы сохранить ощущение успокоенности.

В сектах действует примерно такой же механизм. Новых приверженцев щедро одаривают. Их принимают с распростертыми объятиями, сулят избавление от всех бед, оказывают поддержку, уделяют им повышенное внимание. А потом угрожают лишить любви и заботы. Подобная ситуация отбрасывает людей к детским переживаниям, ибо ребенок больше всего на свете страшится утратить расположение родителей.

4. Школьное насилие

В последнее время школьное насилие стало распространенным явлением. Здесь тоже действует коварный и точный механизм страха. Классическим примером может служить судьба Хокина С., ученика из Ондаррибии, который покончил жизнь самоубийством, не в силах вынести травлю, развязанную одноклассниками. События всегда развиваются по одной и той же схеме. Группа подростков изводит кого-то насмешками, унижениями, угрозами и побоями. Жертва, разумеется, боится их. Не знает, как быть. Не осмеливается оказать сопротивление. Не осмеливается пожаловаться учителям. Не решается рассказать обо всем родителям: ее душевные силы истощены и в игру вступает стыд. Несчастный думает, что должен справляться сам. Все ждут от него стойкости, а он беспомощен. Ведь палачи – его одноклассники, его ровесники и с другими ребятами ничего подобного себе бы не позволили. Значит, он просто не может себя защитить, он слабак. А раз так, сам виноват. Одиночество жертвы настолько мучительно, что программа против буллинга, разработанная Департаментом образования и занятости Соединенного королевства, так и называется: „Школьное насилие: не страдай в одиночку“.

Как утверждают К. Салливан, М. Клэри и Г. Салливан, основная отличительная черта обидчиков состоит в том, что они умело пользуются своей властью. Обычно их делят на три группы. Умные обидчики: искусно маскируют угрожающее поведение, эгоистичны, уверены в себе, начисто лишены сострадания и безразличны к другим. Они более коммуникабельны, чем жертвы, и выявить их нелегко. Глупые обидчики: стараются завоевать авторитет товарищей дерзким, вызывающим поведением, запугивают и терроризируют сверстников. Отличаются негативным видением мира, учатся плохо и срывают злость на тех, кто слабее. При общей деструктивной позиции нередко добиваются успеха, так как умеют получать желаемое, и благодаря агрессивному поведению завоевывают определенный статус и ведущую роль в коллективе. Обидчик-жертва: иногда выступает в роли обидчика, а иногда – в роли жертвы. Он тиранит младших товарищей, но терпит издевательства старших. Иногда в школе он агрессор, а дома – пострадавший.

Психолог Д. Ольвеус отмечает, что в настоящее время учителя относят к категории „жертв“ огромное количество детей, отличающихся замкнутостью, робостью и тревожностью. Отношения с товарищами наложат отпечаток на их дальнейшую жизнь. По данным Брайана Г. Джилмартина, около 88 % нерешительных людей могут вспомнить многочисленные эпизоды травли, имевшие место в детстве и отрочестве. У личностей, уверенных в себе, подобный опыт отсутствует. Жертва находится в подавленном настроении, не в состоянии думать ни о чем другом. Ребенок просыпается среди ночи, пытаясь найти решение, но ничего путного в голову не приходит. Он ищет убежища в несбыточных мечтах: подкараулить бы обидчиков за углом и избить бейсбольной битой, как в кино. Страх начинает свое разрушительное действие. В США бывали случаи, когда изгой открывал стрельбу по своим палачам. Зачастую жертва испытывает признательность к мучителю всякий раз, когда тот дает ей передышку. Так зарождается извращенная благодарность угнетенного, поскольку отсутствие страданий воспринимается как подарок. Оценки ученика, подвергающегося травле, резко снижаются, он боится идти в школу, притворяется больным. Все это доставляет удовольствие его обидчикам, они чувствуют себя победителями. Они – сила. А вот жертва, будь то Хокин, Мануэль или Анна, находится в отчаянном положении. Попробуйте представить себя на их месте.

Я говорю здесь только о школьном насилии, но люди подвергаются травле и на работе, когда тот, в чьей власти запугать, лишить повышения, уволить, отравляет им жизнь, и это не менее ужасно.

5. Маски гнева

Между эмоциями имеются связи, которые складывались и шлифовались тысячелетиями. Одна из них, крайне важная для нашего исследования, – это изначально запрограммированная связь между проявлениями гнева и страхом. Гневная реакция на то и существует, чтобы запугивать другого человека, жизненный опыт для ее понимания не нужен. Уже в возрасте пяти месяцев ребенок пугается при виде сердитого выражения лица. Психолог-бихевиорист А. Оман, один из ведущих метологов, считает, что проявления гнева интерпретируются автоматически. Возможно, за эту функцию отвечают нейроны коры головного мозга.

При встрече с агрессором многие животные пытаются напугать его или обмануть. Их угрожающее поведение вводит нападающего в заблуждение. В природе для этого существуют самые разнообразные и весьма хитроумные способы. Защищаясь, птицы раскрывают крылья и топорщат перья, стараясь выглядеть крупнее. Животные взъерошивают шерсть или ставят торчком иглы, поднимаются на задние лапы, набирают воздуха или воды, чтобы казаться больше. Они выставляют напоказ яркие отметины или демонстрируют свои средства защиты, скаля клыки, угрожающе опуская рога, топая копытами; некоторые, например обезьяны, громко колотят себя в грудь, другие бьют хвостом или хлопают крыльями, скрежещут зубами, шипят и плюются. Человек старается не отставать от братьев меньших. Достаточно посмотреть, как из века в век совершенствовалась военная форма. Широкие эполеты и внушительные головные уборы суть наивное воспроизведение реакции представителей фауны на угрозу. В настоящее время многочисленные группы молодых (и не очень) людей используют эстетику насилия – татуировки, бритые головы, военные краги, – чтобы нагнать страху на окружающих.

В одном японском стихотворении, которое я неоднократно цитировал в своих книгах, описывается прощание идущего на битву воина с женой: „Вставай, дорогая супруга! Час настал. Отложи вышивание и принеси мое оружие!“ Далее он успокаивает женщину и дает ей советы по уходу за садом, а потом добавляет: „Теперь же трепещи, теперь беги! Спеши укрыться от моего грозного взгляда, с которым пойду я на врага“. Ну да, врага надо как следует напугать, и маски японских воинов преследовали именно такую цель. На самом деле использование масок всегда связано со страхом, хотя связь эта неоднозначна. Французский философ и социолог Роже Кайуа пишет, что „маска и страх, маска и паника неразделимы, неразрывно между собой связаны. Человек прячет за этим накладным лицом восторг и смятение и, что самое главное, чувство, роднящее всех живущих и любящих жизнь: страх. Таким образом, маска призвана воплощать страх, прикрывать от страха и сеять страх“.

В повседневной практике отношений ярость провоцирует испуг и покорность, которые играют на руку вспыльчивому человеку, закрепляя модель агрессивного поведения. Словесное нападение – один из видов тактики устрашения. Его жертвы иногда прекрасно знают, что дальше оскорблений дело не пойдет и что обидчик, успокоившись, возможно, пожалеет о своей несдержанности. Однако это не мешает врожденным механизмам страха немедленно вступить в действие. Ругань – неприкрытая агрессия и вполне может вызвать ответный протест. Тогда начнется драка, произойдет ссора или размолвка. Но если на сцену выходит страх, то весьма вероятно, что жертва предпочтет подчиненную модель поведения, стараясь избегать ситуаций, чреватых словесной атакой. Власть утверждена.

Обратимся к нашим архивам, к рассказам людей, испытавших нечто подобное на собственном опыте. Один из моих читателей пишет:

Отец возвращался с работы в половине третьего. Когда он задерживался, в доме воцарялась напряженная, тревожная тишина. Мама молчала, но, пытаясь хоть немного успокоиться, то и дело выходила на балкон, чтобы посмотреть, не идет ли отец. Бедняжку охватывала паника: если еда остынет и мужу придется ждать, он раскричится. Впрочем, если обед перестоит на плите, скандала тоже не миновать. Страх передавался всем членам семьи. Нет, отец никогда никого пальцем не тронул. Просто кричал, давая выход беспричинному гневу и проявляя непредсказуемую вспыльчивость. Мы, дети, старались держаться от него на безопасном расстоянии. Одна мама не могла или не осмеливалась себе этого позволить и потому прожила всю жизнь в страхе.

Словесная агрессия – одно из проявлений домашнего насилия.

6. Перекрыть пути к отступлению

Многие животные впадают в панику, если их запереть. Ощущение безвыходности вызывает отчаянные попытки бежать, которые иногда могут стоить им жизни. Как мы уже знаем, надежда – это противоядие от страха. Ужас притупляется, когда жертва понимает, что может спастись бегством, может что-то предпринять и повлиять на ситуацию. Даже тоска безнадежных больных ослабевает, если есть хоть малейшая возможность принять самостоятельное решение, не чувствовать себя просто телом, подключенным к монитору. Когда человек убеждается, что выхода нет, что спасения искать негде и куда ни кинь, везде клин, паника или депрессия не заставляют себя долго ждать.

Паника и депрессия неразделимы. Мы убедимся в этом, когда будем говорить о людях, отличающихся повышенной чувствительностью. Отчаяние – великий союзник страха. Американский психолог и писатель Мартин Селигман получил известность благодаря своим исследованиям такого явления, как „выученная беспомощность“. Когда животное или человек убеждаются, что, какие бы действия ни предпринимались, изменить плачевную ситуацию невозможно, когда становится ясно, что любые попытки могут привести к нежелательным последствиям, они вообще отказываются действовать и занимают пассивную позицию перед лицом неумолимых обстоятельств. Тут уж недалеко и до депрессии. Все, что внушает индивиду чувство затравленности, все, что лишает его уверенности, все, что отнимает у него возможность контролировать ситуацию, вызывает страх. Декарт в трактате „О страстях души“ писал: „Так как главная причина страха есть неожиданность, то лучшее средство для того, чтобы от него избавиться, – предусмотрительность и умение приготовиться ко всяким случайностям, которые могут вызвать страх“ [20]20
  Перевод А. К. Сынопалова.


[Закрыть].

Существует определенный род ситуаций, внушающих человеку глубокое чувство собственного бессилия: например, если любой вариант – действие или отказ от действия – в равной степени может привести к отрицательным последствиям. Такое бывает, когда имеешь дело со вспыльчивыми людьми. Положим, у одного из них возникли сложности на работе. Если мы спросим, что случилось, в ответ запросто можем услышать: „А тебе какое дело?!“ Если же не спросим, то все равно рискуем вызвать гнев: „Тебе что, безразлична моя жизнь?!“ Безвыходность – основная причина подавленности и часто заставляет нас испытывать угрызения совести. Например, если я пойду в церковь, то волей-неволей вынужден буду наступать на кресты, образованные стыками плит на полу. Это плохо. А не пойду – еще хуже. Выхода нет.

Способность контролировать ситуацию и влиять на нее – прекрасное лекарство от страха. Стоит утратить ее, и чувство уязвимости тут же возрастает. Социолог Майкл Сандел выделяет два основных страха, характерные для нашего измученного тревогами общества: „Первое – это опасение, что силы, управляющие нашей жизнью, выйдут из-под контроля, а второе – что все вокруг, начиная с семьи и заканчивая страной в целом, начнет рушиться. И то и другое составляет основной предмет обеспокоенности в современном мире“. Первой темы мы коснулись в данном разделе, о второй пойдет речь несколько позже.