Текст книги "В голубых снегах"

Автор книги: Хорст Безелер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

IV

Прошло немало времени, пока ребята снова напали на след. Пригибаясь, они гуськом брели вдоль речки, утопая в глубоком снегу. Наконец добрались до прибрежных кустов – как раз в том месте, где Йенс утром хотел перебраться на эту сторону, но не смог. Мальчики посовещались. Отсюда следы вели почти напрямик к лесу, черневшему на горизонте. Казалось, он теперь был еще дальше, чем прежде. Косули нигде не было видно.

– Спряталась, наверно, – сказал Йенс.

– В укрытие, – прошептал Марийн.

– Да тут нигде не укроешься. – Кашек сдерживался, но по голосу чувствовалось, что он тоже увлечен погоней. – Похоже, наша косуля далеко удрала…

– С таким грузом на ноге?.. Исключено! Она где-то здесь, рядом, – с горячностью возразил Йенс.

Ветер нещадно трепал, скручивал в косицы стебли камышей, торчавшие из-под снега. Здесь дуло сильнее, чем над рекою, на открытом со всех сторон мосту. Ликса уткнулась лицом в воротник полушубка. Долго стояла она тогда на мосту – ребята уже скрылись из виду. Пораздумав, она все же решила пойти за ними. Не хотела отвечать на строгие, тревожные расспросы директора. А потом еще и классной руководительницы, приветливой молодой женщины в брючном костюме, с изящной старинной брошкой из слоновой кости в форме малюсенькой кареты. Та будет допытываться, что и как у них получилось, дружелюбно, но настойчиво. А что ей скажешь, как объяснишь?

Сейчас все вокруг было для Ликсы непривычным, странным. И зачем она здесь, в такой холодный, хмурый февральский день? И сколько времени уже прошло?

Ребята зорко оглядывали те немногие кусты и деревья, что попадались на пути и немного скрашивали однообразие зимней равнины. Бурые камыши трепыхались на ветру, и казалось, что они дрожат от страха. Косули нет как нет. Марийн решил прояснить томившую его неизвестность и, запинаясь, стал расписывать:

– А что, если косули уже нет в живых, если она совсем уже мертвая?.. Бывает, звери умрут и лежат, наполовину занесенные снегом. А с виду – как будто уснули, лежат, не шевелятся… Только снежинки на морде не тают – как насыпались, так и остались. Не тают, потому что животное уже застыло…

– Да уймись ты! – прикрикнул на него Кашек. – Смотри как бы ты сам не застыл.

– Ведь это в книжках так написано! – обиженно сказал Марийн.

– А там не написано случайно, как поймать косулю?

– С помощью лассо, конечно! Лапландцы на севере оленей ловят с помощью лассо, и лосей тоже, и вообще…

– У тебя есть такой ремешок?

Марийн обиженно надулся и замолк.

– Вот то-то и оно! Рассказиками тут не поможешь. Да и потом, в таких историях столько выдумано!..

– Но это же напечатали!..

Марийн очень страдал оттого, что старшие не принимали его всерьез. Вот и теперь по глазам его было видно, как он огорчен, что Кашек не верит ему. Даже верх его капюшона поник, и теперь ветер вовсю трепал его.

Кашек ворчливо сказал Йенсу:

– И зачем только мы взяли с собой Хильмара! От его болтовни обалдеть можно. Надо же: лапландцы!.. Северный полюс!.. Слушай, а все-таки что делать, если косуля вдруг покажется? Гнаться за ней?

– Нет-нет, только не так, – испугался Йенс.

– Ну, а как?

– Понимаешь, у нее на ноге эта штука… Ей же больно будет…

– Господи, нашли о чем говорить! Пусть она сначала покажется, – сказала Росси с легким вздохом. Правда, вздыхала она потому, что мешочек с едой уже почти опустел – осталось всего два бутерброда.

– «Бо-о-льно»… – протянул Кашек. – Незачем ставить капканы у крольчатника.

– Капканы вообще запрещены, – с готовностью подключился Марийн, явно обрадованный тем, что у них с Кашеком опять согласие.

Йенс ничего не ответил.

Когда ребята направились к лесу, Ликса вдруг почувствовала непонятную слабость. Она приостановилась, на минуту закрыла глаза. Полушубок казался ей нестерпимо тяжелым. Ломило руки и ноги. Может, это самовнушение? Может, на нее так подействовал мрачный рассказ Марийна про замерзших зверей? Или она просто выдохлась после утренней беготни по шоссе?

Растерянно глядела Ликса на лед, проломанный кое-где копытцами косули, на темную полоску воды посреди речки. Все здесь казалось ей чужим.

Летом было иначе. Ликса снова закрыла глаза. Как приятно вспомнить: лето, сквозь светлые струи виднеется песчаное дно. Если быстро подойти к берегу, тут же серыми тенями метнутся вглубь форели. Летом сюда издалека приходят удить рыбу. Рыбаки – молчаливые люди в высоченных, почти по пояс, резиновых сапогах – появляются поодиночке. Они осторожно бредут по воде вдоль берега, вверх по течению и забрасывают тоненькие удочки с наживкой.

Они приходят обычно, когда над водой тучами вьется мошкара, когда форели, взметнувшись из водных струй, широко разинув пасть, хватают добычу и тут же исчезают в глубине. Когда удильщикам случалось поймать маленькую рыбешку, они бережно пускали ее обратно в речку. Летом здесь тепло. Трава на берегу высокая, густая.

– Ликса, ты чего отстала?!

Это Росси издали ее окликнула. А мальчики все так же, скорым шагом, шли к лесу, держась вместе. Синее пятно – свитер Йенса, серое – штормовка Кашека. Только розовая куртка Марийна резко выделялась на голубоватом снегу. Малыш, видно, снова говорил без умолку: он то и дело размахивал руками, точно крыльями…

– Тебе что, нехорошо? – справилась Росси, когда Ликса нагнала ее.

– С чего ты взяла?

– Какая-то ты бледная вся…

– Не всем же так жарко, как тебе.

– Мне в самый раз, – отпарировала Росси, утыкаясь подбородком в расстегнутый ворот куртки.

Дальше они пошли вместе. По полю идти было еще труднее, чем вдоль берега. Ни тропы, ни дороги, везде то мерзлые кочки, на которых легко подвернуть ногу, то рытвины, оставленные с осени комбайнами. Конечно, Ликса никому не скажет, что у нее нет сил идти. Никому – ни Росси, ни ребятам. Тем более – Йенсу. Мать Ликсы не раз говорила, что человек, если захочет, все выдержит. А уж она-то, медсестра Гертруда Куль, знает, что говорит.

Вскоре Ликса поймала себя на том, что невольно высматривает Йенса. Она и досадовала и обижалась на него. Остальные-то признали, что он прав. Иначе они все давно были бы в школе, в Зофиенхофе, а не брели, то и дело спотыкаясь, по этой пустынной белой равнине. Да и она сама тоже увязалась с ними. Это, наверно, и злило Ликсу больше всего. Ей даже захотелось, чтобы Йенс опять вернулся ни с чем. Чтобы косуля так и не нашлась.

До леса оставалось уже не так много – метров двести, не больше. На опушке рядком выстроились молодые лиственницы с их пожелтелыми ветвями. За ними чернел густой ельник. В прогале виднелась лесная дорога. В стороне от нее была кормовая вышка, одна из тех, что здешние члены общества охотников соорудили повсюду для лесной дичи. Ясли с сеном прятались под навесом на столбах, на нем, как и на валуне у шоссе, лежала пухлая белая шапка. Внизу, слева, лежали штабелем занесенные снегом жерди. Наверно, остались после постройки кормушки.

Ликса по-прежнему молчала, и Росси, подумав, что она боится неприятностей в школе, принялась успокаивать:

– Знаешь, что я тебе скажу: скорее всего, нас никто ни о чем и не спросит. Увидят, что нет никого – ни из поселка, ни с мельницы, – и решат, что все мы просто не добрались до автобусной остановки. Из-за этих заносов… Ну, а если даже и спросят? Тогда мы возьмем и расскажем все как есть. Должны же они нам поверить, что мы это вовсе не ради удовольствия устроили. Неужели не ясно…

Впереди послышались крики. Марийн еще сильнее замахал руками. Справа, в нескольких шагах от него, метнулась спугнутая с лежки косуля.

Кашек бросился за ней. «Стой!» – хотел было крикнуть Йенс, но поздно: теперь и ему самому не оставалось ничего иного, как ринуться следом.

Косуля поскакала к лесу неестественными рывками. В ее движениях не было легкости – при каждом прыжке ей точно мешали путы. Казалось, будто косуля натыкается на невидимую преграду, будто какая-то сила подкашивала ей задние ноги. Что-то тащилось позади, взметая снег. Но разглядеть, что же это такое, было невозможно.

Ликса и Росси видели, как ребята нагоняют косулю. Кашек, работая локтями, несся впереди. Вот он споткнулся о кочку, упал, тут же вскочил на ноги, помчался дальше. Марийн не мог поспеть за ним, зато Йенс вскоре поравнялся с Кашеком. Теперь они бежали рядом. До косули было всего метра полтора, Йенс поднажал еще, рванулся, протягивая руки, попытался в прыжке схватить то, что ей мешало. И в тот же миг вскрикнул от боли. Кашек обогнал его – ну, сейчас он поравняется с косулей. Казалось, исход погони предрешен. Еще бросок – и косуля поймана.

И тут вдруг, непонятно почему, Кашек внезапно остановился, резко нагнулся. Косуля тем временем миновала камыши и вскоре скрылась за лиственницами на опушке.

– Все-таки ребята наши малость того! – изумилась Росси. – Сначала гнались за ней, как бешеные, а когда она почти в руках была, упустили!..

– Нет, Йенс не стал бы зря…

И Ликсу вдруг словно током ударило: ведь Йенс мог пораниться! Она даже не подумала, отчего это Кашек спасовал. Несмотря на усталость, ей хотелось побежать к Йенсу – узнать, что с ним. Но ей было неловко перед Росси, и она сдержалась…

Когда они подошли наконец к Йенсу, тот стоял на коленях в снегу, прижав правую ладонь к губам. Свитер его был закапан кровью – на морозе капельки походили на красные бусинки. Кашек с отчужденным видом расстегнул штормовку, доставая из внутреннего кармана перевязочный пакет. Наверное, Кашеку жалко было его распечатывать – ведь это был своеобразный сувенир, напоминавший о той самой стройке в долине, в сердце далеких Родоп, где работал его отец. На прорезиненной оболочке что-то написано по-болгарски, очевидно правила пользования. Шрифт был совсем такой же, как в учебнике русского языка, по которому они учились в школе.

– Главное – очистить рану, отсосать кровь! – крикнула Йенсу Росси, подойдя ближе. – Доктор Фогельзанг говорит, что на старом железе полно всяких микробов. Так что давай, а то получишь заражение крови. Или даже столбняк!

Йенс послушался. Порез на ладони у него был не пустячный. Йенс отсасывал кровь и сплевывал – снег вокруг него был испещрен розовыми пятнышками.

Кашек разорвал оболочку пакета и вынул бутылочку йода, пропитанный чем-то желтым марлевый тампон, от которого резко пахло больницей, и бинт. Кашек задумчиво оглядел все это, потом обернулся к Ликсе и деловито сказал:

– Действуй, чего ждешь?.. Ты ведь у нас медик.

Ликса, смущаясь, стараясь не смотреть на Йенса, присела на снег возле него. Она принялась за дело, но рукава полушубка мешали ей, и она отвернула их, чтобы ловчей было. Сурово сжала губы. Как будто Йенс посторонний человек. Она работала молча, только раз, когда она залила рану йодом и Йенс вздрогнул, Ликса сделала ему замечание:

– Спокойно, не дергайся, пожалуйста!

Эту манеру вежливой деловитости Ликса переняла у матери. Фрау Куль приходилось управляться с множеством дел. Она принимала больных в поселковой амбулатории, ездила на дом по вызовам на своем тарахтящем мопеде. К этому добавлялась неотложная помощь при всяких чрезвычайных происшествиях: кто-то прищемил себе палец, кто-то рассек бровь. Ей просто некогда было упрашивать пациентов, чтобы они покорно глотали пилюли, не стонали во время перевязки, соблюдали постельный режим, если им предписывал это молодой врач из Пампова. И хотя она была строгой и требовательной, ее любили.

Ребята, словно сговорившись, примостились кружком на корточках – заслонили Йенса и Ликсу, чтобы им чуть-чуть теплее было. Задул верховой ветер. Он теребил бурые косицы камышей, гнал косяком снежные хлопья, повалившие из низких тяжелых туч, свистел в тонких ветвях лиственниц на опушке.

Дрогнула земля – очевидно, это вдали рухнуло дерево, надломленное ночью во время бурана.

Косуля затаилась где-то – ее ни слышно, ни видно не было.

V

Как только Ликса занялась делом, ей стало гораздо легче. Неприятная слабость прошла, ничего не болело, даже настроение улучшилось. Она вошла в свою роль. Действительно, чем не медик? Никто из ребят не сумел бы так ловко, по всем правилам, забинтовать руку. И так красиво: слои бинта ложились, образуя узор наподобие колоса. Она была просто необходима здесь – так же как в Новом поселке или в деревне была нужна мать Ликсы, когда происходил несчастный случай.

Ликса невольно внушила себе, что именно потому она и пошла с ребятами. Ведь с каждым из них могло что-то случиться. Не обязательно с Йенсом. И Кашеку, и Росси, и Марийну она с готовностью помогла бы тоже. А то, что пострадал этот упрямец Йенс, конечно, случайность. Само собой.

И все же втайне Ликса понимала, что к Йенсу у нее особое отношение. Словно во всей этой истории она, в чем-то против воли, с самого начала была на его стороне. Словно они и не ссорились.

Все, повязка готова. Теперь у Йенса рука была как будто в узкой белой варежке без верха. Только уже не подвигаешь пальцами, даже в кулак не сожмешь.

Росси сказала Йенсу с укоризной:

– Это тебя твой дурацкий капкан! Только бы столбняк к тебе не прицепился! С этими… как их… контузиями!

– Капка-а-а-н! – презрительно протянул Кашек. – Скажешь такое…

Он разгладил обертку перевязочного пакета и бережно спрятал во внутренний карман куртки, точно важное письмо.

– А ты другой раз тоже такое завернешь!.. – продолжал он. – При столбняке не «контузии» бывают, а конвульсии. Спроси хоть у доктора Фогельзанга… Это же все равно что судороги…

– Я думала, ты только в машинах понимаешь, – обиженно сказала Росси.

– А никакого капкана на ноге у косули нет! Там продранная сетка из проволоки, да еще скрученная вдобавок. Кто-то выкинул ее в лесу. Вместе со всяким хламом, пустыми бутылками, дырявыми креслами… Вот что: про капкан забудьте – там ржавая проволочная сетка, и ничего больше. Кто-кто, а Йенс знает, обо что руку ободрал.

Ликса изумленно подняла глаза на Йенса – он смущенно улыбался. До этого она все время избегала его взгляда, видела только руку да краешком глаза приметила бусинки крови на свитере. Ей вдруг стало так стыдно, что она несправедливо обвинила во всем Йенса.

И все от злости. Не столько знала она про капкан возле крольчатника, сколько насочинила. Раза два всего и видела его мимоходом, да и то старалась держаться подальше от его грозно оскаленной пасти. Не вчера видела, а несколько дней тому назад. А может, и на прошлой неделе. Ликса кляла себя за пустую болтовню. Другой бы на месте Йенса рассердился, отвернулся от нее. А он улыбается. Что это значит? Может, Йенс хотел поблагодарить ее за перевязку? Или, может, просто радуется, что у косули на ноге вовсе не капкан? Стараясь принять равнодушный вид, Ликса спустила подвернутые рукава полушубка, надела перчатки. Ребята не спешили подниматься, продолжали сидеть тесным кружком, точно у догорающего костра. Да, косуля от них ушла. Задачи своей они не выполнили.

Йенс снял шапку с головы. По лицу его стекали капельки: он молча терпел боль, и на лбу его выступил пот, смешавшийся теперь с тающими снежинками. На шее, около уха, судорожно билась тонкая жилка.

Холодный ветер обжигал лицо, изо рта вылетал белый пар. Втянув голову в плечи, Кашек мрачно глядел в одну точку. Покосившись на Йенса, Ликса заметила, что он осторожно сжимал и разжимал перевязанную руку. Наверно, пробовал, действует ли она вообще.

Росси между тем нащупала у себя под курткой заветный мешочек. Там два последних бутерброда – ее школьный завтрак. Ясное дело: стоит съесть один, как за ним последует и второй. Затаенно вздохнув, Росси сдержала себя и, чтобы отвлечься, заговорила бодрым тоном:

– Ну, что скисли?.. Подумаешь, сорвалась операция, ах, ах!.. Я еще на мосту говорила, что эта гонка у леса кончится… А вообще-то, не совсем понятно, почему все сорвалось: будь у нее на ноге проволочная сетка или даже капкан – какая разница? Может, мне кто-нибудь объяснит, чего вы тогда…

Кашек пожал плечами, он и сам, вероятно, не знал, почему упустил косулю. Похоже, что это вообще его больше не интересовало. Но вдруг он вскочил, как ужаленный, словно его осенило недоброе предчувствие. И сразу все спохватились: кого-то недоставало, не слышалось больше ни рассуждений, ни фантастических предложений. Один из них исчез. Все позабыли о маленьком Марийне. Кашек круто повернулся в сторону леса.

Ничего уже нельзя было сделать. Вдалеке, за тонкой полоской камыша, медленно шел по снегу Марийн. Раскинув руки, осторожно пробирался к лесу, рассчитывая каждый шаг.

– Не зови его! – шепотом предостерег Йенс. – Пусть уж перейдет на другой берег.

Росси молитвенно сложила руки на груди, Кашек только тихонько ругнулся, но окликать малыша не стал.

Марийн шел мелкими шажками, нащупывая твердую почву, слегка приседая и стараясь ступать полегче. В розовой куртке, с трепещущим на ветру кончиком капюшона, он напоминал клоуна, который идет по канату с нарочитой неловкостью. Хотя вообще-то всем было не до смеха – дело в том, что Марийн ступал по коварному, обманчивому покрову.

– Вот оно что… а я бы нипочем не догадалась… – шепотом призналась Росси.

Там, за камышами, под снегом, снова был лед. И никто не знал, насколько он надежен. А под ним текла та же самая быстрая речка, которая, петляя в поле, исчезала неподалеку отсюда в лесу. Только по редким зарослям камыша и можно было судить о ее присутствии. Так вот почему Кашек тогда остановился и упустил косулю…

Ну, еще несколько метров…

Очутившись, наконец, на другом берегу, Марийн с ликующим видом оглянулся. Он торжествовал. Лицо его светилось гордостью. Но где же гром аплодисментов? Разве не совершил он нечто выдающееся? Он, Хильмар Марийн? Вон и свидетели есть! Теперь все будут знать, какой он молодец.

– Ну, вернись ты мне только назад! – вырвалось у Кашека.

– Это как? – невозмутимо переспросил Йенс. Взгляд его скользнул мимо Марийна, вдоль лесной опушки. – Назад ему возвращаться не легче будет.

– Ох, и взгрею же я его!

Росси опустила руки и неуверенно улыбнулась, радуясь, что дерзкая вылазка Марийна завершилась благополучно.

– Чему ты радуешься? – накинулся на нее Кашек. – Вы что, чокнутые все?

Йенс пропустил его слова мимо ушей и серьезно сказал:

– Знать бы, какой здесь лед – может, и правда крепкий. Если больше семи сантиметров, то…

– Конечно, больше! Сами видели! – с жаром заверил его Марийн и подпрыгнул, словно испытывал прочность льда. – Железный. Не бойтесь, ребята!

– Кончай выпендриваться! – крикнул Кашек. Он был в ярости от одной мысли, что еще минуту назад жизнь мальчика висела на волоске. – Много ты понимаешь! Какой бы толщины лед ни был, семь сантиметров или десять, достаточно одной-единственной трещины – и нет тебя! Зачем полез к речке? Беда с вами!.. Ветер вон как воет, мы бы и не услышали, как ты ухнул под лед. А тебя уж бог знает куда унесло бы. Прорубь снегом заметет. А потом что? Кто знает, где тебя искать, куда тебя вынесет течение?

– Господи, что ж ты такие страсти малюешь? – вздрогнув от ужаса, оборвала его Росси. – Утром на Йенса небось не орал, а ведь он тоже полез на лед!

Наконец Кашек немного успокоился. Марийн, похожий на розового гнома, все стоял на другой стороне речки. Ветер крепчал, раздувал его курточку. Марийн как-то поник от всей этой ругани Кашека. Радость его угасла: он так гордился собственной храбростью, а его отругали.

Йенс спокойно посоветовал:

– Слушай-ка, притащи пару жердей, подтолкнешь их по льду, вот и будет у нас что-то вроде моста.

– Тоже мне, мост! И почему «нам»? – снова вмешался в разговор Кашек. – Жерди разъедутся, и уж тогда он наверняка провалится под лед…

– А мы их чем-нибудь свяжем…

– «Свяжем, свяжем»! – раздраженно передразнил Кашек.

Марийн сбегал к навесу, вытянул из штабеля несколько жердей и приволок их к реке, а ребята принялись шарить в карманах. Но ни у кого при себе не было ни толстого шнура, ни бечевки. Жаль, что они не захватили с собой портфели, на них есть ремни, вот и пригодились бы… Но портфели они спрятали в зарослях ежевики у шоссе…

– Может, твой ремень? – сказал Йенс, обернувшись к Росси.

– А без него нельзя обойтись? – смущенно спросила Росси.

– Если связать жерди, вернее будет, – ответил Йенс.

В самом деле, оставалось одно – пожертвовать поясом, который Росси носила под курткой; на нем и держались ее широченные брюки. Это был желтый плетеный кожаный пояс с медной пряжкой – подарок отца, ездившего в Польшу с делегацией.

– Давай ремень, не бойся: никто на него не наступит! – заверил ее Йенс. Забинтованной рукой он с трудом нахлобучил свою вязаную шапку. – Мы осторожно переступим через него, вот увидишь! Царапины не останется!

– Мы? – недоуменно переспросил Кашек.

Круглое, румяное, как яблочко, лицо Росси залилось густой краской. Даже шея у нее покраснела. Нехотя она проговорила:

– Да я же не из-за того…

– Уж как-нибудь не свалятся с тебя штаны за две-три минуты! – зашептала ей на ухо Ликса. – Можешь не стесняться – никто смотреть не станет!

– Ну ладно, загороди меня!

Росси расстегнула пояс, не заметив, что драгоценный мешочек с бутербродами выскользнул из-за пазухи и упал в снег.

На той стороне Марийн уложил рядком четыре жерди, и Ликса перебросила ему пояс. Малыш стянул посередине тонкие жерди, получилась плотная связка. Потом стал толкать эти самодельные мостки на лед. Поначалу дело шло туго, жерди двигались плохо – мешал рыхлый, свежевыпавший снег.

Марийн склонился чуть не до самой земли; весь дрожа от напряжения, он что было сил налег на связку. Вот жерди чуть-чуть подвинулись к другому берегу. Но Марийн совсем уже выдохся. Он даже не мог распрямиться. Капюшон сполз ему на глаза.

Кашек с непроницаемым лицом ждал, что будет дальше.

Росси обеими руками поддерживала брюки и не могла поспешить на помощь к Марийну.

– Ну, что вы стоите как истуканы? – крикнула она остальным.

Кашек выдерживал характер. Он, видимо, считал, что Марийн должен получить хороший урок за то, что он бездумно полез на лед.

– Один он не справится, это и слепому ясно! – снова крикнула Росси. Она была возмущена упрямством Кашека, а кроме того, стремилась поскорее заполучить свой пояс. – Что, если Хильмар надорвется?..

Йенс подбежал к камышам, встал на колени, и Ликса, хоть он и не звал ее, мгновенно оказалась рядом с ним. Это произошло как бы само собой, без долгих размышлений. А ведь всего минуту назад она постеснялась помочь ему надеть шапку. Они ни словом не обмолвились и не смотрели друг на друга. Распластавшись на льду, они вытянули руки и, наконец, ухватили конец связки. С немалыми усилиями они подтянули ее по волнистому снегу. Теперь это был надежный мостик, которому можно было довериться.

На одной из жердей сверкала медная пряжка польского ремня.

Кашек по-прежнему молчал. Не хотел вмешиваться – пусть сами управляются.

Теперь Марийну оставалось только перебраться назад, к ребятам. Он все не мог перевести дух, а может, побаивался Кашека, посулившего ему трепку. Ветер подобрался под куртку мальчика, надул ее как огромный воздушный шар. Снег кругом завихрился. Казалось, ветер вот-вот подхватит малыша и поднимет его к темным тучам, стремительно бегущим по небу.

И вдруг Марийн замер на месте.

Устремив взгляд на землю, он тоненьким, тихим голоском отчетливо произнес:

– А вот здесь тоже кровь!