Текст книги "Киносценарии: Окраина. Рай для правоверных"

Автор книги: Хорхе Луис Борхес

Соавторы: Адольфо Биой Касарес
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Открывается боковая дверь, и входит дон Понсиано Сильвейра. Это высокий, крепкий мужчина. Повадка властная, лицо угрюмое. У него длинные волосы и длинные черные усы. На нем рубашка (ремень он держит в руках), черные брюки заправлены в сапоги.

Сильвейра. Как дела, Фермин? С чем пожаловал? Сориано. Да все по тому же делу, дон Понсиано.

Сильвейра. Что-нибудь новенькое?

Сориано. Сейчас расскажу…

Появляется мальчик в одной шпоре.

Мальчик (выпаливает). Если вы дон Сильвейра… (словно повторяя заученный урок) меня послал сеньор Луна сказать вам по секрету, что парень по имени Моралес явится нынче ночью на праздник.

Аумада. Вот так новость.

Сильвейра (мальчику). И это все?

Мальчик. Да вроде бы. Он еще сказал, что надо помешать ему раньше срока зайти к дону Элисео. Велел еще что-то передать… очень важное… да я позабыл что. (Достает пирог и ест)

Сильвейра. Посыльный у нас хват. Так что он еще тебе сказал?

Мальчик. Что сам он останется на петушиных боях на улице Пьедад, пока вы не придете. (Радостно.) И еще, помнится, он сказал, что вы дадите мне пять песо.

Сильвейра. Об этом ты лучше бы не вспоминал. (Показывает ему на дверь)

Мальчик пожимает плечами, достает новый пирог и ест.

Сильвейра (Сориано). Ты что-то знал об этом?

Сориано. Ни сном ни духом.

Сильвейра. Зайдем в комнаты. А кум мой (указывает на Аумаду) пока подремлет.

Они входят в неубранную комнату. Пол выложен каменной плиткой. Жаровня, железная кровать, обтянутый кожей сундук. Сориано затворяет за собой дверь, поворачивается к Сильвейре.

Сориано. Сегодня ночью мы устроим потеху.

Сумерки. Пустырь. Видны задворки какого-то дома. Сильвейра седлает вороного коня.

Сильвейра (на нем сюртук, поверх – шерстяное пончо). А коня ты оставил у кафе?

Сориано. Нет, он здесь, у изгороди.

Сильвейра. Черт его побери, этого Моралеса, ведь из-за него все может пропасть. Если только нам это не подстроил Ларраменди.

Сориано. Ох и подозрительны вы стали! Куда там!

Сильвейра. Уже с месяц Ларраменди испытывает мое терпение. И я должен побыстрей с ним рассчитаться.

Сориано (примирительно). Тише едешь – дальше будешь. Дон Ларраменди шуток не любит, он из тех, кто на версту под землей видит.

Сильвейра. Шуток не любит? Зато любит осторожничать. Лучше бы мне с ним не связываться. Да и дело касалось меня и того… Только нас двоих.

Открывается боковая дверь, и входит дон Понсиано Сильвейра. Это высокий, крепкий мужчина. Повадка властная, лицо угрюмое. У него длинные волосы и длинные черные усы. На нем рубашка (ремень он держит в руках), черные брюки заправлены в сапоги.

Сильвейра. Как дела, Фермин? С чем пожаловал?

Сориано. Да все по тому же делу, дон Понсиано.

Сильвейра. Что-нибудь новенькое?

Сориано. Сейчас расскажу…

Появляется мальчик в одной шпоре.

Мальчик (выпаливает). Если вы дон Сильвейра… (словно повторяя заученный урок) меня послал сеньор Луна сказать вам по секрету, что парень по имени Моралес явится нынче ночью на праздник.

Аумада. Вот так новость.

Сильвейра (мальчику). И это все?

Мальчик. Да вроде бы. Он еще сказал, что надо помешать ему раньше срока зайти к дону Элисео. Велел еще что-то передать… очень важное… да я позабыл что. (Достает пирог и ест.)

Сильвейра. Посыльный у нас хват. Так что он еще тебе сказал?

Мальчик. Что сам он останется на петушиных боях на улице Пьедад, пока вы не придете. (Радостно.) И еще, помнится, он сказал, что вы дадите мне пять песо.

Сильвейра. Об этом ты лучше бы не вспоминал. (Показывает ему на дверь.)

Мальчик пожимает плечами, достает новый пирог и ест.

Сильвейра (Сориано). Ты что-то знал об этом? Сориано. Ни сном ни духом.

Сильвейра. Зайдем в комнаты. А кум мой (указывает на Аумаду) пока подремлет.

Они входят в неубранную комнату. Пол выложен каменной плиткой. Жаровня, железная кровать, обтянутый кожей сундук. Сориано затворяет за собой дверь, поворачивается к Сильвейре.

Сориано. Сегодня ночью мы устроим потеху.

Сумерки. Пустырь. Видны задворки какого-то дома. Сильвейра седлает вороного коня.

Сильвейра (на нем сюртук, поверх – шерстяное пончо). А коня ты оставил у кафе?

Сориано. Нет, он здесь, у изгороди.

Сильвейра. Черт его побери, этого Моралеса, ведь из-за него все может пропасть. Если только нам это не подстроил Ларраменди.

Сориано. Ох и подозрительны вы стали! Куда там!

Сильвейра. Уже с месяц Ларраменди испытывает мое терпение. И я должен побыстрей с ним рассчитаться.

Сориано (примирительно). Тише едешь – дальше будешь. Дон Ларраменди шуток не любит, он из тех, кто на версту под землей видит.

Сильвейра. Шуток не любит? Зато любит осторожничать. Лучше бы мне с ним не связываться. Да и дело касалось меня и того… Только нас двоих.

Моралес (сеньору). Не беспокойтесь. (Официанту.) У вас… наверняка тоже что-нибудь пропало.

Ошеломленный официант обнаруживает пропажу кошелька.

Моралес отбирает у угодливого типа два бумажника и отдает владельцам.

Моралес (типу, не выпуская его). А вы, любезный, прямо на ходу подметки режете. (Забирает у него невероятное количество всяких предметов, которых уже успели хватиться сеньор и официант.)

Сеньор. Мой театральный бинокль! Мне подарил его на именины дед!

Официант. Мой карандаш!

И так далее.

Моралес вытаскивает у вора из-под жилета нож Ни сеньор, ни официант прав на него не предъявляют.

Моралес (сурово). А вы что, не знаете, что ношение оружия запрещено? Хотя, бог с вами, я не судья и не полицейский.

Угодливый (приходя в себя). Как любезно, как любезно с вашей стороны. Позволю себе заметить только, что нож-то – моя собственность.

Моралес. Да, ваша, но совершенно случайно он мне теперь очень нужен.

Он прячет нож кивает на прощание и уходит. Все в изумлении смотрят ему вслед. Вор протягивает руку к карману сеньора.

Пригородная улица. Сильвейра и Сориано едут верхом.

Сориано. Однажды один мой приятель – он помощник военного интенданта – прислал мне собачку. Бедный пес! Всякий раз при звуке трамвайного рожка прятался под кровать. (Смеется, со значением поглядывая на Сильвейру.) С людьми, смею надеяться, такого не случается.

Сильвейра (серьезно). Красивая басня. А я тебе расскажу историю правдивую.

Сориано. Что ж, давай.

Сильвейра. Так вот. Лет двадцать или тридцать тому назад в одном малом форте некий солдат позволил себе непочтительно ответить сержанту. Они ожидали набега индейцев, и сержант сделал вид, что ничего не заметил. В ту же ночь индейцы нагрянули со своими копьями.

Молчание.

Сориано. И чем же закончилась история?

Сильвейра. Индейцев покрошили саблями.

Сориано. Да нет. Я о сержанте с солдатом.

Сильвейра. Это ты узнаешь нынче ночью, когда мы расквитаемся с доном Элисео.

Сильвейра и Сориано проходят комнату, уставленную бочками, идут мимо лестницы, ведущей в подвал, где устраивают петушиные бои, оказываются в ресторанчике. Посетители уже разошлись; пустой зал кажется очень большим. Луна меланхолично счищает ножом грязь с сапога. Женщина, сидя за стойкой, вяжет.

Луна. Добрый вам вечер.

Похлопывают друг друга по плечам.

Не желаете для начала выпить по стаканчику?

Сориано. Это я понимаю, вот речь настоящего мужчины.

Садятся.

Луна. А вы, дон Понсиано?

Сильвейра. Благодарю, но нынче ночью я должен быть как стеклышко. Слишком долго я ее ждал. (Садится?)

Сориано. Вольному воля… раз вино на вас дурно действует… Так закажите панады.[5]5
  Панада – вода, настоянная на поджаренном хлебе.


[Закрыть]

Луна (не улавливая насмешки). По чести говоря, я вам не советую, дон Понсиано. (Тихо?) Здесь ее готовить не умеют.

Сориано (женщине). Две каньи, сеньора, чистой.

Сильвейра (серьезно). Ближе к делу. Так что из себя представляет этот мальчишка Моралес, который вознамерился навестить дона Элисео?

Луна. Он явился на петушиные бои. У него свои счеты к дону Элисео, и нынче он хочет потолковать с ним.

Пока он говорит, женщина ставит на стол стаканы с каньей.

Чтобы выиграть время, я сказал ему, что сегодня дон Элисео должен быть на празднике.

Сильвейра (одобрительно). Хорошо сообразил.

Сориано (Луне). А дона Исмаэля вы упредили?

Луна. Черт! Мне и в голову не пришло.

Сильвейра (задумчиво). По правде говоря, этот Моралес путает нам все карты.

Сориано. Кто-то должен задержать его на празднике.

Сильвейра. Да. Может, будет нелишним поговорить с Ларраменди.

Сориано. В девять мы наверняка застанем его дома.

Сильвейра. Ладно, хватит об этом мальчишке, поговорим о нашем деле.

Сориано. Языком молоть да болтовню слушать – этим я сыт по горло.

Сильвейра (словно не слыша). Значит, условимся так. Выходим отсюда – и каждый идет своим путем. Я двигаюсь к домам один и сам разберусь с доном Элисео.

Сориано. Так не годится. У меня к нему свой счет. Иначе говоря, иду с вами.

Сильвейра (холодно). Хорошо, парень. Пусть будет по-твоему. Луна и я останемся в укрытии, а ты полезешь в волчью пасть.

Сориано. Ладно. (Сглатывая.) И чем раньше, тем лучше.

Сильвейра (прежним тоном, словно его не прерывали). Коня оставишь под ивами. Подойдешь к двери и вызовешь дона Элисео. Только не стреляй, пока он не окажется прямо перед тобой.

Сориано. Добрый совет. Надо действовать наверняка. (Снова сглатывает?)

Сильвейра. И без суеты. Смотри не промахнись. Если тебя прикончат, мы с Луной дело доделаем.

Луна (хохотнув). Вот такой разговорчик мне по вкусу.

Сориано. Может, меня и убьют, но запомните, страха во мне нет, нет страха.

Сильвейра. Ну что? Пора!

Сориано. Пора. Только прежде я пропущу еще стаканчик. (Пауза, потом нервно.) Значит, встречаемся в девять у Ларраменди. И лучше бы нам теперь вместе не выходить.

Сильвейра (сухо). Как знаешь. Стало быть, в девять.

Выходят.

В трактире у забранного решеткой окна заканчивает обед Хулио Моралес. В окно видно дерево – омбу, которое растет на площади Онсе, на углу улиц Эквадор и Бартоломе Митре. Дощатый пол трактира устроен ниже уровня улицы. За другим столом, в глубине зала, невысокий крепкого сложения мужчина сидит перед пустой рюмкой, что-то говорит и беспорядочно жестикулирует. К столу прислонена белая трость.

Мужчина (очень хриплым и очень низким голосом). Еще рюмку, шеф. Да побыстрее, они вот-вот заявятся.

Официант невозмутимо обслуживает его. Мужчина залпом выпивает рюмку, вытирает рот тыльной стороной руки, встает, кладет на стол несколько монет и с грозным видом направляется к Моралесу. Но минует его, словно не видя и едва не задев. Выходит на улицу.

Официант (подмигивая Моралесу). Да, они вот-вот заявятся.

Официант. Негры. Обычно они являются после второй рюмки. Посмотрите-ка. (Показывает в окно.) Они чуть не прикончили бедного дона Лукаса.

Моралес смотрит туда, где растет омбу. Мужчина в одиночестве сражается с невидимым противником. Одну руку он поднял вверх, словно держит в ней пончо, закрываясь им как щитом; в другой у него зажат воображаемый кинжал. На кромке тротуара равнодушно сидит грузчик, он не обращает никакого внимания на эту сцену.

Официант. В конце концов он всегда берет над ними верх.

Моралес. Видно, вспоминает что-то, что с ним приключилось.

Официант. Здесь была площадь Дорог, и встретить можно было кого угодно. В семьдесят каком-то году зачастили сюда и негры из Морона, которые взяли за привычку напиваться вон в том казино, что на повороте к рынку. Потом отправлялись на площадь и досаждали прохожим до поздней ночи.

Моралес. Пока дон Лукас их не угомонил?

Официант. Да. Он был очень спокойным и воспитанным юношей, очень вежливым. Но эти негры стали вести себя так нагло, что однажды ночью он подкараулил их у того вон дерева и принялся дубасить на глазах у честной публики. Теперь на него жалко смотреть: выпьет рюмку-другую и давай снова сражаться с неграми.

Моралес. Жалко смотреть? Да, он старый, полусумасшедший, но никогда не забывает тот день, когда доказал, что он настоящий мужчина. (Поднимается и платит. У омбу сталкивается с доном Лукасом) Удачи вам, дон Лукас.

Мужчина (показывая на землю). Смотрите. У этого кровь пошла глоткой.

Опять ресторанчик, где устраивают петушиные бои. Сори а но закуривает. Подходит к стойке и заказывает канью. Со стаканом в руке задумчиво направляется к лестнице, ведущей в подвал. Роняет сигарету, и та падает вниз, на арену. Сориано провожает ее взглядом. Поворачивается. Видит себя в зеркале. Выпивает залпом канью. Снова смотрит. Мы видим стену, резную раму, отражение Сориано. В зеркале возникает новая сцена: слышен чей-то истерический смех; рядом с лицом Сориано – еще одно лицо, его же, но моложе, чуть иначе зачесаны волосы. Первое лицо, в зеркале, исчезает, остается только второе, отражение. Сориано с интересом смотрит куда-то вниз, он возбужден, счастлив. За его спиной белая стена с черной панелью. Деревянная наружная лестница ведет в мансарду. На белой стене четко вырисовываются тени от ступеней и перил. Сбоку растет куст мимозы, тень от него тоже падает на стену. Нижняя часть сцены тонет в темноте. Сориано стоит нагнувшись, вытянув вперед руки, но что именно он делает, нам понять трудно. Слышны пронзительные и короткие крики; в темноте происходит какое-то движение.

Камера поднимается: у входа в мансарду стоит Э л е н а, освещенная лунным светом. Снова звучит мазурка Шопена, которую мы слышали в сцене смерти Прыща.

Элена (в ужасе). Фермин!

Сориано (не поднимая глаз от стола). Только посмотри, как крутится. (Смеется)

Элена (с бесконечной усталостью). Откуда в тебе такая жестокость. Оставь бедное животное.

Сориано (помолчав). Так он ведь уже отдал концы. (Вдруг теряет интерес к тому, чем занимался до этого) Ба! Эрсилия разучивает мазурку.

Снова наплывает стена, резная рама, зеркало. Мелькает отражение Сориано. Лицо его тает; возникают листья, стволы деревьев, аллея, зеленые газоны, мраморная Диана. Сначала издалека, потом ближе слышится печальный вальс Раменти. Дон Исмаэль Ларраменди – тучный, напыщенный, угрюмый, – Сориано, Элена и Эрсилья прогуливаются по площади на окраине города. Еще не стемнело, но уже горят фонари. Вокруг много людей. В центре площади, на эстраде, играет оркестр. Сориано, Элена, Эрсилья и Ларраменди приближаются к зрителям.

Ларраменди. Какое радушие, какой прием! Сколько теплых, дружеских слов и сколько отличных вин на столе! Когда я поднялся, чтобы выразить благодарность, чувства душили меня…

Сориано. Чувства… Вы все сказали очень хорошо, каждое слово шло от сердца… Если бы ты, Эрсилита, видела его…

Ларраменди (с горечью). К несчастью, дома меня оценивают не так, как друзья и почитатели. (Радостно) Кого я вижу? Да это уважаемый Понс! А мне как раз нужно было потолковать с ним о делах… финансовых. (Эрсилъе) Дочка, не забудь: в семь за тобой зайдут к Элисео. До свидания!

Он важно направляется к группе людей, те не отвечают на его приветствие и проходят мимо. Элена, Эрсилья и Сориано видят эту сцену.

Столовая в доме дона Элисео Рохаса. Это большая комната с белеными стенами; потолок пересекает балка. Длинный стол, стулья, буфет. Со спинки одного из стульев свисает хлыст с серебряным наконечником.

Элена перед зеркалом повязывает фартук. Потом, не произнося ни слова, начинает накрывать на стол. Ей помогает Эрсилья. В дверях, опершись на косяк, стоит Сориано. Он угрюмо курит и поглядывает на них.

Сориано (чтобы прервать молчание). Дон Элисео, наверно, уже вернулся?

Элена. Да. Ты же видишь: вот его хлыст.

Молчание.

Эрсилья (резко). Ну что, и дальше будем притворяться, будто не видели, как оскорбили моего отца?

Элена. Не думай об этом, Эрсилита. (Мягко улыбается) В конце концов сеньор Понс не Всевышний, не ему вершить последний суд. (Серьезно) Если ты любишь отца и если он тебя любит, все остальное не имеет значения.

Эрсилья. Ты очень добрая, Элена. Но тебе трудно понять меня. Ты живешь в доме, который можно назвать образцом приличия и благопристойности. Тебе не понять мои чувства. Знать, что твой отец – мошенник!.. Каждый день обнаруживать какую-нибудь новую его низость, обман!.. Твоего отца все уважают…

Элена (успокаивая ее). Просто они очень разные, Эрсилья.

Эрсилья. Разумеется. Дон Элисео – самый честный человек из всех, кого я знаю. Самый уважаемый.

Во время их разговора начинают лаять собаки. Сориано выглядывает в окно, смотрит на улицу.

Эрсилья. Как ты, наверно, счастлива с таким отцом!

Элена (с неожиданным волнением). Да, я очень счастлива.

Сориано (оборачиваясь к ним). Эрсилья, это за тобой.

Эрсилья. Ой, уже совсем поздно!

Они прощаются. Сориано выходит, провожая Эрсилью; возвращается в комнату и застает Элену в слезах, она безутешно плачет.

На камеру мчится табун лошадей. Камера поднимается и показывает их сверху. Это манеж у старого торгового дома Исмаэля Ларраменди, где проходят аукционы. Дом двухэтажный, второй этаж окружен галереей, которая нависает над манежем. На галерее и внизу, вокруг манежа, собрались покупатели. Из особой ложи дон Исмаэль Ларраменди расхваливает достоинства предлагаемого к продаже лота. У ворот, через которые выпускают лошадей, стоит группа жокеев; они держат в руках сбруи и лассо; один из них – Луна. Сзади видны конюшни и загоны для лошадей.

Ларраменди. Обратите внимание, господа, на этот лот: вороной, чистокровный… Неужели, господа, вы позволите, чтобы такой лот, всем на зависть, гордость дона Сальдуэндо, ушел по такой смехотворной цене? Родословная безупречна. По матери – от знаменитых кобыл Энкарнасьон. Отец – Орлофф, его запрягали в лучшие похоронные дроги, и он, как говорится, был на ты со всеми обитателями Реколеты.

Тем временем мы видим Сориано, который раздает договоры купли-продажи.

Сориано. Вот вам бумаги на вашего скакуна, комиссар Негротто.

Комиссар. Если он не выиграет, я велю капралу Карбоне обрить тебе голову под ноль, чтоб от твоих кудрей и следа не осталось.

Сориано подходит к следующему покупателю.

Сориано. Вот ваши бумаги, сеньор Гоменсоро. (Пробирается через толпу покупателей.)

Голос Ларраменди. Не уступайте, сеньор Доблас. Он уже ваш. Тридцать пять? Тридцать пять! Жду вас, сеньор Отейса. Вы ведь не из тех, кто даст себя обойти. Сорок песо! Сорок песо! Сорок пять и – выигрывает сеньор Доблас! Сорок пять и – продано!

Люди начинают расходиться. Сориано подходит еще к одному покупателю.

Сориано. Вот ваш договор, сеньор Доблас. (Другому.) А вот ваш, дон Никанор. Поздравляю с покупкой.

Один из толпы (дону Никанору). Хорош ваш чубарый, прямо загляденье! Мой вам совет-, забальзамируйте его, пока он не развалился.

Все смеются. Пеоны приводят с манежа вороного. Сориано направляется к лестнице, которая ведет в ложу аукциониста. Дон Исмаэль Ларраменди собирался спуститься вниз, но, увидев Сориано, быстро поворачивает назад и делает вид, что занят проверкой каких-то бумаг. Сориано поднимается по лестнице и останавливается перед Ларраменди. Тот вздыхает и вытирает лоб платком. Дружески хлопает по плечу Сориано, который глядит на него с нескрываемой злобой.

Сориано. Ну, дон Исмаэль, сегодня вам вроде бы жаловаться не на что! Денежек вы подзаработали!

Ларраменди. Спорить не стану, не стану, друг мой. Достойные лоты, мое собственное умение и – к чему скромничать? – ловкость: я знаю, когда ударить молотком, чтобы не напороться на самые коварные подводные камни. Сегодняшний день ты должен запомнить.

Сориано. Еще бы! Мне трудно будет забыть день, когда вы со мной наконец-то расплатитесь.

Ларраменди. Опять ты об этих деньгах. Они целиком в твоем распоряжении. Ты ведь их выиграл, а потом одолжил мне, чтобы я вернул их тебе с процентами.

Сориано. Да я уж готов отказаться и от процентов. Верните мне то, что должны, и разойдемся с миром. А вы все кормите меня обещаниями, и это мне порядком поднадоело.

Ларраменди (с наигранным возмущением). Неудачный кадр, неудачный кадр, как говорят нынешние фотографы. Я не брошу дела, которым занимаюсь, пока не доведу его до победного конца. Мы ведь пускаем наши деньги в оборот… надо лавировать… искать пути…

Сориано (насторожившись). Значит, теперь вы так заговорили? (Закипая.) Если вы мне не заплатите…

Ларраменди (поспешно, искоса поглядывая на него). Можешь меня убить – и распрощаешься со своими денежками. Расписки у тебя нет…

Сориано (остывая). Я хочу только одного – получить то, что мне причитается.

Ларраменди. Получишь, получишь…

Сориано. Когда, дон Исмаэль?

Ларраменди (чувствуя себя хозяином положения). Как ты можешь такое спрашивать? В подобной ситуации трудно связывать себя точной датой.

Сориано (почти жалобно). Но мне нужны деньги.

Ларраменди (словноуступая). Так бы и сказал. Ладно, попробуем резко крутануть руль. Только тут, конечно, и твоя помощь была бы весьма кстати.

Сориано. По чести говоря, дон Исмаэль, я вас что-то не понимаю.

Ларраменди. Все очень просто. Дон Элисео без особой охоты стал моим компаньоном. Только делал вид, что помогает. А я потом и кровью… Теперь пришла пора завершить титанический труд, положить, так сказать, последний кирпичик – чиркнуть спичкой, спалить все постройки и получить страховку.

Сориано. Что, дела настолько плохи?

Ларраменди (опуская руку на плечо Сориано). Очень, очень плохи. И хуже всего то, что я не решаюсь посвятить в этот план дона Элисео.

Сориано (резко). Не говорите ему ничего. Нынче ночью я подожгу постройки. (Оглянувшись по сторонам) Тут все из дерева – сгорит мигом.

Ларраменди (неодобрительно). Вот и опять ты слишком спешишь. Я бы обождал до понедельника. После мессы здесь не будет ни души и ты сможешь действовать спокойно. К тому же надо еще обговорить кое-какие детали!

Сориано. Нечего тут обговаривать! После шести я останусь здесь один, и мне достанет времени, чтобы сжечь не только этот дом, но и всю округу.

Ларраменди. Нет, надо действовать осторожно. Вроде все просто, но как раз тут и может таиться опасность. Если страховая компания что-то заподозрит, нам несдобровать.

Сориано. И что вы предлагаете?

Камера сверху показывает вход в манеж. На землю падает тень всадника. Потом мы видим и его самого – как он медленно заезжает в ворота. Сверху видны шляпа, пончо, вороной конь.

Ларраменди (задумчиво). Надо найти абсолютно надежного человека. И чтобы он не был явно связан ни со мной, ни с доном Элисео.

Камера опять показывает всадника. Он спешивается и привязывает коня. Лицо его от нас пока скрыто.

Сориано. Чем вам не нравится Луна?

Ларраменди. Точное попадание. К тому же он зол на дона Элисео. Они повздорили, и тот выставил его за дверь.

Сориано. Да, он всякий раз, как напьется, божится, что выпустит кишки дону Элисео.

За спинами злоумышленников возникает внушительная фигура незнакомца. Это Понсиано Сильвейра.

Сильвейра (обращаясь к Ларраменди, который оторопело глядит на него). Как я понял по табличке на воротах, это дом дона Элисео Рохаса.

Ларраменди (приходя в себя, с важностью). И Исмаэля Ларраменди – вашего покорного слуги.

Сильвейра. Раз так, то именно вы, сеньор, скорее кого другого и подскажете мне: где я могу найти Рохаса?

Ларраменди. Он захаживает сюда время от времени, вечерами. У сеньора к нему дело?

Сильвейра. Дело? Делишко, я бы сказал, пустяк. Личного свойства.

Ларраменди. Понятно, как же. А сеньор не желает сообщить нам свое имя?

Сильвейра. Почему бы и нет! Скажите, что его желает видеть Понсиано Сильвейра.

Ларраменди смотрит на него, не произнося ни слова; потом вроде бы на что-то решается.

Ларраменди. Непременно передам. (Задумчиво.) Когда-то я знавал одного Сильвейру, но он был не из здешних мест.

Сильвейра. Да и я не отсюда. (Приглядываясь к Ларраменди?) Я из Хунина.

Сориано (беспокойно). За версту видать, что сеньор – не столичный житель.

Его словно не слышат.

Ларраменди. Я очень высоко ставил Бельтрана.

Сильвейра. Мой брат перебрался в Буэнос-Айрес еще мальчишкой, и его там без всякой жалости прикончили. Скажите Рохасу, что есть один человек, который не забыл той истории.

Небо, покрытое белыми облаками. Потом появляются зеленые ветви, потом между ветвей мы видим Эрсилью. Забравшись на дерево, она кидает яблоки Элене, которая стоит внизу и ловит их в фартук. Неподалеку на земле сидит и жует травинку Фермин Сориано.

Сориано (Элене). А что, страховой полис… он хранится у твоего отца или у дядюшки Исмаэля?

Элена (недоверчиво). Не пойму, почему тебя это интересует. Странно как-то.

Сориано. Чего же тут странного?

Элена. Все странно. Ты точно не можешь дождаться, пока они получат страховку, выпытываешь что-то…

Эрсилья тем временем спускается с дерева.

Эрсилья. Ну что ты прицепилась к бедному Фермину!

Элена (глядя на нее снисходительно и ласково). Прости. Я забыла, что он у нас совершенство.

Эрсилья (поспешно). Так что вы мне посоветуете? Идти мне в гости к тетушкам или нет?

Сориано (безразлично). Если ты обещала…

Эрсилья. Да, обещала. Но мне боязно возвращаться одной, когда стемнеет.

Сориано. Не будь у меня на сегодня столько дел… Теперь вот надо нести в починку часы дона Элисео… (Показывает массивные часы с крышкой.) А на вечер я уже условился с парнями.

Эрсилья (покорно). Ну как-нибудь в другой раз.

Элена. Ушам своим не верю, Фермин. Брось ты эту шантрапу и проводи Эрсилью.

Эрсилья (медленно). Лучше не надо. Ты же знаешь теток, они всегда готовы заподозрить что-нибудь дурное.

Сориано (резко отбрасывает травинку, которую жевал, и оказывается перед Эрсильей). Слушай, теткам твоим вовсе не обязательно меня видеть. Когда ты думаешь оттуда уходить?

Эрсилья (едва скрывая радость). В семь или без четверти семь. (Словно одумавшись.) Но лучше тебе все-таки там не показываться.

Сориано. Я буду ждать тебя в семь, у моста.

Эрсилья срывает цветок, машет на прощание рукой и уходит.

Мы видим, как Элена запирает калитку. Свет меняется. Наплывают сумерки. Элена делает несколько шагов вперед; камера показывает ее лицо, оно внезапно мрачнеет.

Элена. Ты можешь опоздать, Фермин.

Сориано. Опоздать? Куда?

Элена (не понимая). Ты же должен встретить Эрсилью.

Сориано. Эрсилью? Небось не заблудится, если я и не приду.

Элена. Но ведь она будет ждать тебя.

Сориано. Ты прекрасно знаешь, что я пообещал встретить ее, только ради того чтобы она ушла и оставила нас вдвоем.

Элена (строго, глядя ему в глаза). Фермин Сориано, ты, видно, сошел с ума.

Сориано. Сошел, именно что сошел. От желания обнять тебя наконец.

Протягивает к ней руки, хочет обнять. Она сопротивляется, на пол летит гребень. Камера останавливается на нем. Внезапно на гребень падает тень. Это тень мужчины, ведущего на поводу коня.

Камера резко смещается на лицо Сориано, который согнутой рукой закрывает глаза. Потом рука падает, и мы видим уже другого Сориано – вернее, его отражение в зеркале. Он стоит в том самом заведении, где устраивают петушиные бои. Сориано разгорячен выпитым и мыслями о предстоящем рискованном деле. Он пристально смотрит на свое отражение.

Нет, лучше не вспоминать. Я клялся себе, что больше вспоминать не стану. Элисео Рохас оскорбил меня. Элисео Рохас заставил меня встать на колени и просить прощения у Элены. Потом на глазах у Элены ударил меня по лицу. И я поклялся не вспоминать об этом. Потом можно будет вспомнить. Сегодня ночью, сегодня же ночью.

Через окно с раздвинутыми вышитыми занавесками и портьерами из дамаста мы видим тихую улицу. Приближается Фермин Сориано на коне.

Камера отъезжает. Мы оказываемся в гостиной дома Исмаэля Ларраменди (мебель красного дерева, пианино, бронзовая статуэтка на подставке, цветы в горшках, картина, изображающая арабов на фоне пирамид). Ларраменди, Сильвейра и Луна сидят и беседуют.

Луна (продолжая разговор). Самое странное, что этот парень, Моралес, вроде бы вовсе и незнаком с доном Элисео. Вот что я приметил, к вашему сведению.

Ларраменди (задумчиво). Но ты же сам сказал, что он разыскивает его, чтобы поквитаться с ним.

Сильвейра. Чему тут удивляться? (Зло.) Я тоже незнаком с доном Элисео и тоже хотел бы с ним встретиться.

Входит Сориано.

Ларраменди (едва сдерживается, чтобы не чертыхнуться, потом берет себя в руки). Разумеется, для моего дома присутствие всех вас – большая честь. И все же… собираться здесь… это неосторожно.

Сильвейра (невозмутимо). Да, это вас ставит под удар, но тем лучше.

Ларраменди (задетый). Ну раз так, значит, так. Считайте, что я ничего не говорил.

Сориано (с вызовом). Именно что так! Ведь и нам нынче ночью придется рисковать.

Луна (к Ларраменди?) Вы сами не слишком церемонитесь, подставляя других. Мне-то, помните, сначала велели поджечь дом, потом…

Ларраменди (с прежним апломбом). Вас никто не заставляет участвовать в этом деле.

Луна. Я и не говорю, что хочу пойти на попятную. Когда дон Элисео выгнал меня, я поклялся его убить. Но, по правде говоря, я мечтал о честной мести, а вы меня впутываете в преступление.

Камера отступает в коридор, показывая Луну через открытую дверь, потом быстро поворачивает, и нам становятся видны лестница, второй этаж, открытая дверь комнаты Эрсильи. Перед зеркалом сидит и расчесывает волосы Элена. Эрсилья, пристроившись на краю кровати, примеряет бальные туфли. Белая железная кровать украшена резными листьями и розами. Лампа на тумбочке, шкаф с зеркалом, умывальный кувшин и фаянсовый таз, свеча. На туалетном столике фотографии молодого Ларраменди и незнакомой женщины (скорее всего, это мать Эрсильи). Эрсилья поднимается и зажигает газовый рожок.

Элена (рассеянно). Твой отец уже вернулся? Так рано?

Эрсилья. Четверть часа назад. Мне хотелось бы поговорить с ним. Я очень за него беспокоюсь.

Элена. Сегодня утром он показался мне очень веселым.

Эрсилья. Он притворяется. Я-то знаю, что дела совсем плохи.

Молчание.

Элена. Я решила завтра возвратиться домой, Эрсилья. Не хочу быть вам обузой.

Эрсилья. Ты сошла с ума. Неужели ты думаешь, что я намекала на что-то. Мы ведь с тобой как сестры…

Эрсилья подходит к Элене и кладет руки ей на плечи. В зеркало видно, что обе они улыбаются.

Элен а (мягко и печально). Конечно, Эрсилья. Прости меня. Мне с вами очень хорошо, но… (нервно смеется) стыдно признаться… (Элена улыбается, хотя глаза ее полны слез?)

Эрсилья вопросительно смотрит на нее.

Позавчера, когда я ушла из дома, я считала себя такой храброй. После случившегося я поклялась больше не переступать порога отцовского дома. А теперь понимаю, что не могу жить без отца. (Опускает голову, закрывает лицо руками.)

Эрсилья (по-матерински). Ладно, ладно, завтра ты вернешься домой. А теперь перестань плакать. Тебе надо быть на празднике красивой.

Элена. Знала бы ты, как мне не хочется туда идти…

Эрсилья. Папа очень огорчился бы. Он так рад, что везет нас на этот праздник.

Элена. Ты права. (Старается принять веселый вид) Знаешь, тебе очень подошел бы маленький букетик! Пойду в сад, нарву цветов.

Элена спускается по лестнице, проходит мимо двери в гостиную, останавливается, видит заговорщиков, с подозрением глядит на них, идет дальше. Камера возвращается в гостиную.

Ларраменди (с расстановкой). Итак, договорились! Главная наша цель – заполучить страховой полис. Отыскать его, забрать, принести сюда. (Умоляюще?) И ради бога, не надо перегибать палку. Не…