Текст книги "Покоренная викингом"
Автор книги: Хизер Грэм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)
ГЛАВА 7
Какая-то магия окутала зал, какое-то таинственное колдовство. Она бросила в огонь порошок, и казалось, что он вспыхнул другим цветом. Музыка продолжала играть, неземная, завораживающая. Рианон купалась в необычном свете этого огня, ее волосы околдовывали, и когда она танцевала, фигура, гибкая и подвижная, приводила на память Саломею, добывающую голову Крестителя.
– Линдерсфарн! – выкрикнула она название, и начала описывать монахов, обитавших в этом старинном и почитаемом монастыре. Она описывала их дни, и ее танец продолжался, как бы соответствуя мирной жизни этого места. Ее голос становился все громче, пока не зазвучал диссонансом с музыкой, а затем последовал страшный удар в пол, подобный раскату грома.
– Молния была им предупреждением. Дождь и злые ветры. Люди испугались и недоумевали, чем они обидели Бога, потому что этот храм и монастырь были на острове далеко от побережья Нотумбрии, и остров не охранялся, хотя и был местом паломничества в Англии. Святой Гутберт жил и служил там аббатом около ста лет тому назад…
Это был 793 год от рождества Христова, и опять пришла гроза.
Рианон снова и снова кружилась, и в ее развевающихся волосах была какая-то необычная красота, которая отражалась в серебряных самоцветах ее глаз, в воздушном колебании изящного влекущего тела. Наконец, она остановилась и упала на пол, звуки грома нарастали, а потом прекратились…
Тогда снова послышался ее голос. Она рассказывала, как полчища врагов напали на Линдерсфарн. Как каждый взмах топора уносил новые жизни, как в реках текла не вода, а кровь, как бесценные рукописи бросали в адские костры пришельцы-варвары. Она эффектно замолчала.
– Викинги, господа. Не датчане. Норвежцы.
Она раскинула руки, белые и прекрасные. Медленно развернулась и поднялась с пола, но в зале не раздалось ни звука. Эрик тоже не двигался, хотя ясно понимал, что она прибегла к последней уловке, чтобы навредить ему в глазах хозяина-англичанина. Ее взгляд встретился через покров темноты с его взглядом, и он осознал, что она никогда не простит его за то, что он вторгся в жизнь, решительно изменив ее судьбу.
Ему страстно захотелось вскочить и ударить ее. Он не верил, что она желала кровопролития, она просто хотела, чтобы он мучился из-за того, что был викингом. По-видимому, она не признавала в нем ни капли ирландской крови. Он и правда был викингом, и она глубоко оскорбляла его. Она, должно быть, воображала, что он проглотит это молча. Если он встанет в гневе, прольется кровь, ведь его люди встанут за ним. Она выбрала эту легенду, потому что каждый англичанин помнил набеги, совершавшиеся много лет назад, но до сих пор пробуждавшие вражду и взывавшие к мести.
Она чересчур смела и слишком много себе позволяла, потому что и король, как мог видеть Эрик, был в ярости.
Пока, однако, ей нечего было бояться. В зале стояла гробовая тишина, и все глаза были устремлены на нее. Волосы окутывали ее каскадом золотого огненного дождя, она была до боли прекрасна и притягательна, женщина, за которую действительно любой мужчина мог бы отдать жизнь.
«Да, конечно, ей бы хотелось, чтобы я умер», – подумал Эрик. Он просто не мог допустить этого.
Она снова начала медленно двигаться и тихо говорить, и Эрик, задумчиво наблюдая за ней со своего места рядом с королем, удивлялся, как она смеет снова бросать вызов Альфреду, когда она уже достаточно пострадала за свое непослушание. Но до чего искусно изменила она повествование! И при всем своем негодовании Альфред ждал. Она была умна. Опасно умна, потому что, пока люди сидели тихо, завороженные ее необыкновенной красотой и наивностью, с которой она рассказала легенду, она продолжала говорить. Она рассказывала о деде Альфреда и о его отце, и братьях. Затем перешла к самому большому сражению в жизни короля – битве с датчанином Гутрумом. Это было в 878 году. Датчане удерживали Нотумбрию, убив Эдмунда из Восточной Англии, и сильно теснили Альфреда Уэссекского. Несмотря на существенное превосходство сил противника, саксонский король не смирился с поражением и отвел свои силы на остров в цитадель, окруженную болотами. Валлийцы Корнуолла были в союзе с датчанами, и ситуация складывалась безнадежная. Но на клич Альфреда пришли саксонские войска из Девона, готовые доверить свою судьбу великому полководцу Альфреду Уэссекскому, человеку, который решил, во что бы то ни стало удержать эту часть Англии. Разразилась битва при Этандуне, и теперь датские завоеватели были принуждены заключать мирный договор с саксонцами на их условиях. Гутрум поклялся оставить Уэссекс и уйти на север. Он принял христианскую веру, но, увы, слово викинга не твердо, и теперь Гутрум снова угрожает саксонцам.
Рианон упала на пол и замолчала. Она медленно воздела руки к небу, а потом поднялась, как молодой олень, на носочки и вытянулась в струну.
Затем она вновь опустилась на пол, свесив голову на грудь. После этого она вскинула подбородок, обвела взглядом зал и выкрикнула:
– Да здравствует Альфред, король Уэссекса! Огонь снова вспыхнул, и в зале стало опять светло. Несколько минут стояла полная тишина, потом раздались рукоплескания, и присутствующие подняли кружки за здоровье короля.
Затем снова воцарилась тишина.
Ее танец и повествование были такими прекрасными, такими захватывающими, что никто уже не помнил начала и не думал о том, что она нанесла оскорбление гостям. Люди Эрика были не в меньшем восторге, чем саксонцы. Однако постепенно они начали понимать, что к чему, их хлопки замолкли, и Эрик, откинувшись на спинку стула рядом с королем, видел, что все они устремили взгляды на него.
Чтобы сохранить свое достоинство, он вынужден был принять ее вызов. Но если он посмеет обидеть девушку, которая так красноречиво восхваляла великого короля Уэссекса, люди, осуждавшие ее за неповиновение своему властелину, да и сам король, грудью встанут на ее защиту. Она поставила его в очень опасное и двусмысленное положение, и он дал себе слово, что ей придется заплатить и за это.
Она по-прежнему лежала на полу, завернувшись; в свои одежды. Но ее глаза были устремлены на него, и он увидел в них серебряный отблеск, хитрый блеск. Она прекрасно осознавала, какое впечатление произвела на зрителей и уже праздновала одержанную над ним победу.
Некоторое время он сидел молча, а затем медленно поднялся с места. Он возвышался над собравшимися, превосходя всех ростом и силой, горделивый в своем малиновом плаще с изображением волка.
Он отодвинул стол и направился к ней в звенящей тишине. Она следила за ним, и торжество в ее взгляде сменялось тревогой. Она проворно поднялась на ноги, но Эрик заметил, что она была далеко не так спокойна, как ей хотелось бы казаться: жилка на красиво очерченной шее судорожно пульсировала, а грудь бурно вздымалась и опускалась.
Он встал перед ней, слегка улыбнулся и отвесил низкий поклон.
Этого она не ожидала. Она была уверена, что он выйдет из себя, потребует удовлетворения, а король не станет его поддерживать, потому что в ее повествовании не было ни слова лжи. Первый набег на Линдерсфарн, описанный в летописях, действительно совершили викинги, которые осквернили святыни монастыря Святого Гутберта. Никто не смеет отрицать этого и те люди короля, которым теперь напомнили об этом, сочтут новый договор нечестным союзом.
Он все шире улыбался, хотя она видела, что лицо его напряжено, а губы кривятся. Их взгляды встретились, его голубые глаза словно заворожили ее: она могла только смотреть на него, не шевелясь и не отводя взгляда. В зале потемнело, и они были один на один. Царило такое напряжение, что казалось, в самом воздухе пробегали разряды, словно в преддверии бури. Текли секунды, казавшиеся вечностью, потому что она по-прежнему не могла оторвать взгляда от глубокого омута его голубых глаз. Она откинула голову, изо всех сил стараясь отвести взгляд, и поклялась, что не покажет своей слабости. Огонь то утихал, то снова разгорался в тишине, и отблески его танцевали по стенам, проникали прямо ей в душу. Но это не огонь, внезапно поняла она, а сила, исходящая от викинга. Мускулы играли на его обнаженных руках, отливающих бронзой. Перед ней стоял великолепный воин, уверенный в себе и беспощадный. Одновременно она ощутила и другую силу, силу его ума, и в эти мгновения ей стало ясно, что она вступила в борьбу не с глупцом, а с человеком, который всегда думал, прежде чем принимать решение, и тщательно взвешивал свои поступки. Если он задумал отомстить, он это сделает и будет готов отразить любой ее удар. Он пристально смотрел на нее, но она не дрогнула, не потеряла самообладания. Он сказал, обращаясь к королю: – Действительно, Альфред, вы предложили мне в жены самое лучшее сокровище Саксонии. Все сенешали из страны моей матери посрамлены, она превзошла и всех скальдов Норвегии, потому что ни один человек не может рассказать легенду таким прекрасным голосом и сопровождать ее столь чудесным танцем.
Он взял ее за руку. Ее нежные пальцы утонули в его огромной длани.
До Рианон с трудом дошло, что король тоже встал. Напряжение продолжало висеть в воздухе, как туманный водоворот, как жар, отгородивший их от окружающих.
– Конечно, она удивительна, – продолжил Эрик. – Я чуть было не бросился сражаться с моими собственными предками, хотя уже давно от них остались только бесплотные души. Эта прекрасная леди, которая так гостеприимно встретила меня на берегу, настолько хороша, что я просто околдован.
Совершенно неожиданно его пальцы стиснули ее руку так сильно, что она чуть не закричала. Его глаза загорелись настоящим ледяным огнем, когда он повернулся к королю, не отпуская при этом ее руки.
– Дорогой Альфред, я настолько очарован, что не могу больше ждать, чтобы объявить ее моей невестой. Пусть семена раздора останутся на прибрежных скалах, чтобы они не смогли укрепиться и прорасти. Давайте забудем прежнее и скрепим наш союз здесь и прямо сейчас. Я не посрамлю вашего королевского дома, но я не переживу еще одной ночи без этого прекрасного залога мира и доброй воли.
Ей показалось, что ее кровь застыла в жилах, и она потеряла способность не только протестовать, но и дышать. Ну и победу одержала она! Конечно, она пережила мгновенья торжества, но теперь он отнял их у нее.
Альфред хмурился. За столом послышались выкрики, смех викингов и громкие одобрительные возгласы англичан.
– Нет, – прошептала она.
Этого нельзя делать, это неприлично и непорядочно! Сейчас невозможно отслужить мессу. Уже поздний час, взошла полная луна, а в воздухе было знамение бури. А утром воины выступят в поход. И ей будет дана отсрочка.
Альфред все еще хмурился. Альсвита что-то шептала на ухо, в Рианон была уверена, что королева предупреждала его, что все это напоминает обычаи язычников, а не христианские свадебные обряды.
– Нет! – прошептала она снова, стараясь высвободить свою руку. Но ей это не удалось. Он держал ее железной рукой, несгибаемой и непримиримой. Против своей воли она задрожала от страха. Она снова и снова вставала на его пути, и любой на его месте презирал бы ее после той сцены, которую он увидел. Но он и в самом деле был викингом, человеком, не придающим значения приличиям, и своими средствами завоевывающим то, чего он сильно желает и требующим этого беспощадно. Король колебался.
– Этого нельзя сделать, – отец Павел встал из-за стола. – Это не может быть сделано сейчас и здесь!
– Мы ведь можем пойти в храм, где всегда соблюдаются Божьи законы, правда ведь, отец? – требовательно сказал Эрик. – Оглашение свадьбы уже состоялось, и помолвка признана действительной. Это по моему решению откладывали свадьбу, но теперь я требую своих законных прав. – Он ударил себя в грудь кулаком и драматически опустился на одно колено, все еще крепко держа Рианон. Она увидела его глаза, в которых не было никакого смирения, соответствующего его позе, а бушевал едва сдерживаемый гнев.
– Клянусь Богом, я иду в поход с великим и благородным саксонским королем Альфредом Уэссекским. Я с радостью умру за него, но после того, как сегодня вечером я увидел всю прелесть моей нареченной, я сделаю ее своей женой до выступления в поход!
Люди Эрика начали с грохотом ставить свои кружки на столы, многие из них были пьяны.
«И саксонские воины тоже пьяны», – горько подумала Рианон.
Это была ее судьба. Шум рос, она видела выражение лица короля и понимала, что он взвешивает ситуацию и решает, как ему поступить. Завтра они выступают против Гутрума. Он не рискнет поступиться договором и доброй волей своего войска. Свадьба откладывалась по просьбе ирландского принца, но король знает, что Эрик теперь предлагает единственно возможный путь сохранить мир среди воинов. Рианон опозорила их всех, но принц Дублинский великодушно согласился назвать ее невестой, несмотря ни на что, а когда она снова попыталась оскорбить его, он заявил о своих правах.
Никогда еще мысли короля не неслись с такой скоростью. Никто, кроме его близких, не мог постичь силу его гнева, потому что он хорошо владел собой. Никто, кроме близких ему людей… И Рианон.
Шум в зале нарастал, став в конце концов оглушительным. Наконец король произнес:
– Да будет так! Брак свершится немедленно! Голоса стихли, и встал Ролло, высоко подняв свой кубок.
– За молодых! Мы будем пить и праздновать, пока будут готовить невесту.
На лице короля играли отблески огня. Ему не нравилась поспешность этой церемонии, но у него не было другого выхода. Рианон почувствовала, что ее пальцы сейчас будут раздавлены и сломаны. Викинг пристально смотрел на нее с холодным предупреждением. Пока вокруг шумели, он прошептал, и она отчетливо услышала каждое его слово.
– Не беспокойтесь, леди. Никаких дальнейших разногласий между нами. Неужели вы на самом деле так думаете об этих людях, что хотите бесчисленных гей в кровавой бойне?
– Нет!
Он поднял руку и обвел ею зал:
– Они вскормлены войной. Эти ирландцы, англичане и норвежцы. Они легко меняют свои решения и привязанности и привыкли, что каждое оскорбление требует возмездия. Я поступил так только по необходимости. Теперь вам придется закончить представление, которое вы так ловко начали.
Она опять попыталась освободить свои пальцы, но не смогла. Она увидела, что пришли женщины, по-видимому, чтобы помочь ей облачиться в свадебное платье. Она подумала о предупреждающем жесте викинга, и ею овладела слабость. Казалось, он отлит из бронзы, и вряд ли кто-то может превзойти его силой, женщина и подавно. Его ненависть ошеломляла, а гнев ужасал.
– Ты ведь не хочешь этого! – бросилась она в новую атаку. – Я знаю, что ты не можешь хотеть жениться на мне! Останови все это, ты ведь можешь!
Его зубы были стиснуты, а взгляд тяжел и холоден, пока она безнадежно пыталась принудить его поступить по-своему.
– А как же твои опасения, что я ношу чужого ребенка? Лекарь мог и ошибиться. А может, это я предала тебя. Положи этому конец немедленно, и я уеду к святым сестрам и…
– И будешь молиться, чтобы в битве меня настигла смерть. Леди, ничего не выйдет. Я ведь ничего не забываю. И у меня нет никаких опасений относительно тебя.
– Но ты ведь видел меня в роще…
– Очень не умно напоминать мне об этом, – сказал он вежливо и холодно, так что она невольно поежилась, – Я всегда говорил, миледи, что свои домашние дела я решаю, не вынося сора из избы. И я легко могу проверить, прав или не прав был лекарь. И если ты настолько опозорила королевский дом Уэссекса и действительно носишь ребенка, тогда придется вернуться к начальным условиям договора.
Его глаза заблестели, и голос звучал драматично, и она не могла понять, насмехается он над ней или говорит серьезно.
– Сегодня вечером ты показала знакомство с обычаями норвежского народа. Но хорошо ли ты понимаешь викингов? Ты не обратила внимания на людей, которые стояли за этим. Ты даже не потрудилась понять, что во мне течет и ирландская кровь. Ты не сочла меня и христианином. А на севере, когда рождается нежеланный ребенок, этот вопрос решается легко. Ребенка просто-напросто оставляют в снегу, на льду, и боги ада приходят забрать его.
– Вы убиваете невинных младенцев?!
– Я просто рассказываю, как поступают на севере в таких случаях. Возможно, в следующем своем повествовании ты используешь эти сведения.
– Но… – пробормотала она в замешательстве, не сводя с него глаз. Колени ее подгибались, и снова она ощутила жаркое напряжение между ними. Ей хотелось ударить его, причинить ему боль. Никого она не ненавидела так сильно, как этого человека, но никто до этого не поднимал такой бури в ее душе. Ее сердце бешено колотилось, и дышать было трудно. Она страшилась его темперамента, но больше всего ее пугала наступающая ночь.
– Я буду ненавидеть тебя вечно, – поклялась она. Он улыбнулся и быстро кивнул:
– Отправь меня в Вальхаллу, ты все равно не остановишь свадьбы… и не избежишь брачной постели этой ночью.
Он сделал шаг в сторону.
– Подожди! – закричала она, и он быстро обернулся. Она не находила слов.
– И ты позволил бы своему собственному сыну умереть в снегу? Ты ведь не узнаешь правды, – восклицала в смятении Рианон. – Если…
– Если я разделю постель с тобой сегодня? – перебил он. – Мне кажется, что у тебя трудности не только со словами, но и с действиями. Что ты имеешь в виду?
– Да! – неистовствовала она. – Если ты переспишь со мной, ты никогда не узнаешь, чьего ребенка я ношу.
– Но ведь я наполовину викинг, – сказал он насмешливо. – Насилие и похищение – моя стихия, они у меня в крови. Не бойся, я многое повидал на своем веку. И я принял решение, я знаю, что делаю.
– Но, если…
– Никаких «если», сударыня. Какова бы ни была правда, я до нее докопаюсь. Я узнаю все.
– Нет! Слушай, я неподходящая невеста для тебя! Не только Рауен, бессчетное количество мужчин были моими любовниками.
Ее паника была так велика, что она с трудом осознавала, какую чепуху несет.
Рианон тихонько вскрикнула от боли, потому что он неожиданно притянул ее к себе. Ей пришлось далеко назад откинуть голову, и она почувствовала, как биение ее сердца отдается эхом в его сильной груди.
– Прекрати, прекрати сейчас же! Бракосочетание свершится сегодня вечером. И не вздумай валять дурака в церкви, потому что мое терпение подходит к концу, и если бы ты на самом деле знала хоть что-нибудь о мести викингов, то побоялась бы навлечь ее на себя.
Она не могла больше дышать. Всем своим телом она ощущала мощь, его несокрушимую силу. Она почувствовала прикосновение его обнаженных рук к своим рукам и задрожала, вспомнив, что совсем скоро у него будут все права на нее, он сможет сделать с ней все, что захочет. Она затрепетала, не в силах отвести взгляда от его рук, лежащих на ней. Сильных рук, с длинными и красивыми пальцами. Она подумала, ласкали ли эти руки когда-нибудь женщину, а потом снова задрожала, понимая, что нежности от него не дождешься. Она со всей ясностью осознала свое будущее, то, что ее жизнь отныне в его власти, что она будет принадлежать этому золотоволосому гиганту до конца своих дней.
– Пожалуйста, – прошептала она в отчаянии. – Подумай об этом! Этого не должно произойти! Перед нами годы…
– Миледи, перед нами действительно годы. И они начнутся с сегодняшней ночи.
Он резко отпустил ее, повернулся и ушел, а саксонские служанки, ждавшие на некотором расстоянии, подошли ближе, чтобы препроводить ее на женскую половину.
Когда ее мыли, наряжали и украшали перед торжественной церемонией, ей хотелось упасть на колени, бить себя в грудь и рвать на себя волосы, но она знала, что, несмотря ни на какие сцены, викинг настоит на заключении брака. Если он что-то задумал, все произойдет по его желанию.
Альсвита расчесывала ей волосы, в то время как остальные женщины трудились над платьем Рианон. Королева дала ей вина, чтобы она немного успокоилась, и Рианон вскоре поняла, что в кружке было не только вино. Она перестала дрожать, и хотя мечты о спасении все еще роились у нее в голове, ею овладело полное безразличие.
Она сможет прийти в храм, но откажется вымолвить и слово. Она подождет, когда они предстанут перед алтарем, а потом скажет свое «нет».
Она сразу же с горечью сообразила, что ни он, ни кто-либо еще из присутствующих не придает никакого значения ее словам, если они даже будут не такими, как надо. Брак – это сделка, самая обыкновенная сделка. Она понимала, что не найдет сочувствия даже у Альсвиты, потому что королева сама происходила из королевского дома Мерсии, и ее собственный брак с Альфредом также преследовал политические выгоды. Им просто повезло, что, пройдя через годы совместной жизни, они полюбили друг друга. Хотя Рианон было известно, что и они пережили трудные периоды, что временами королева находила в короле больше твердости и даже жестокости, чем доброты и благочестия, и не однажды осуждала его за беспощадность.
Чем дольше она стояла, тем меньше ее занимало происходящее вокруг. Через час она была холодна и равнодушна, но изысканно-прекрасна в платье, которое так тщательно готовили к этому торжественному случаю. Ее волосы горели расплавленной медью, и от ее кожи веяло запахом розы. Она не сопротивлялась, когда ее вели из дома через двор к церкви. Она была печальна, но осознавала значимость момента.
Что бы ни добавила королева ей в вино, она сделала доброе дело, потому что Рианон смогла идти с гордо поднятой головой, сохраняя свое достоинство. Она ненавидела короля, но не протестовала, когда он взял ее за руку. Она презирала викинга, – нет, он не должен был одеваться как ирландец! Викинга, который ждал ее у алтаря, не более веселый, чем сама, хотя при ее появлении его губы тронула чуть заметная усмешка, а в глазах мелькнуло любопытство.
Она была вынуждена признать, что выглядел он великолепно, но смотрела на все происходящее словно откуда-то издалека. Он был выше всех собравшихся в церкви, волосы его блестели золотом, глаза смотрели жестко и проницательно. Гордая посадка головы делала его еще более красивым.
Отец Павел заговорил. Рианон чувствовала руку короля, но его прикосновение было легким. Он вручил ее викингу, и она вздрогнула, потому что эта рука была тверда.
Она огляделась вокруг и увидела горящие факелы и лица ее соотечественников, толпившихся вокруг нее. Лицо Альсвиты, лицо короля, Аллена, Вильяма… и лицо викинга и ирландца… все поплыло перед глазами. Ее внимание привлекло лицо старика с морщинистой кожей и бородой почти до земли. Он внимательно глядел на нее с какой-то необыкновенной добротой, и ее сердце дрогнуло, когда она посмотрела на него долгим взглядом. Она невольно улыбнулась ему, а он кивнул ей так, как будто понимал все.
Отец Павел без конца откашливался. Он упорно бубнил что-то о христианской вере и о важности таинства брака. Он, вероятно, говорил слишком долго, потому что викинг, наконец, прервал его.
– Довольно об этом, отец!
Тогда ее призвали почитать его, как своего мужа, и повиноваться ему.
– Почитать? Повиноваться? Викингу! И не подумаю! – сказала она с издевкой.
Наступило молчание, продолжительное и напряженное. Потом она почувствовала, что ее развернули и крепко прижали к малиновому плащу с изображением волка. Он взял ее за подбородок, прикосновение не было нежным, но оно не причинило ей боли.
– Тебе придется меня почитать, и я обещаю, что и повиноваться тебе тоже придется. Он уставился на отца Павла.
– Продолжай.
Потом было сказано что-то еще, но от нее уже не ждали ответов. Ее поспешно объявили женой Эрика Дублинского. Христианская церемония завершилась хором развязных и непристойных выкриков, больше подходящих язычникам, и она очутилась в руках своего мужа. На какой-то миг она встретилась с ним взглядом, а потом почувствовала его губы, с силой прижавшиеся к ее губам.
Она хотела было сопротивляться и прижала ладони к его груди, но это было то же самое, что противостоять урагану, сметающему все на своем пути, она хотела отвернуть голову, но его пальцы запутались у нее в волосах. Это был не короткий поцелуй, не просто легкое прикосновение губ. Его рот прильнул к ее рту, и пылающий поцелуй подавил ее сопротивление. Его язык заставил ее губы раскрыться и проник в глубины ее рта, приведя в восторг своей дикой несдержанностью. Она чувствовала, что он завладевает всем ее существом. Она попыталась освободиться. Но его руки были слишком сильны, а его поцелуй таки страстным, медлительным и уверенным, что какое-то незнакомое тепло наполнило ее, как стрела отдалось в нижней части ее живота. Она старалась вздохнуть, почти теряя сознание, и была захвачена и потрясена происходящим с ней, когда он неожиданно отпустил ее.
Она чуть не упала, но он схватил ее за руку. Она пристально посмотрела на синий огонь в его глазах и прижала пальцы к распухшим губам. Люди все еще что-то выкрикивали в бесконечной разноголосице. Мужчины начали дружески похлопывать Эрика по спине, а Альсвита и жены других английских дворян подошли, чтобы поцеловать Рианон. Сладостное чувство удивления осталось в ней и этот новый, пронизывающий ее жар.
Она его презирала. Она помнила все бесчестье, которое он навлек на нее, и то, кем он был от рожденья. Но вместе с тем, когда он касался ее, она вся загоралась. Она чувствовала себя, как посаженный в клетку зверек, во что бы то ни стало стремящийся обрести свободу, несмотря на все барьеры и преграды.
Он исчез из ее поля зрения, а ее окружила толпа женщин. Воины обнимали и целовали ее в щеку, шумные и пьяные от вина и эля, которые лились рекой, и возбужденные происходящим.
Потом она вышла из церкви на свежий весенний воздух. Послышались звуки лютни, смех и медленный успокаивающий звук барабанов. При свете луны начались танцы, и ее тоже вовлекли в круг. Снова лилось вино, теперь уже из рогов викингов, и когда ей подали один, она осушила его до дна.
Она плохо понимала, что происходит, пока ее не привели в одну из небольших построек в некотором отдалении от главного дома усадьбы. Когда ее ввели внутрь, она увидела, что там всего одна комната с огромной кроватью, застеленной свежим льняным бельем, с пышными перинами и легкими покрывалами. При виде ее она побледнела и замерла, но женщины все еще не уходили. Они смеялись и рассказывали, как сами провели первую брачную ночь; некоторые гадали, одарила ли природа викинга ниже пояса той же мощью, которой отличался его торс, в то время как другие сотрясались от смеха.
С нее сняли свадебный наряд. Несколько секунд она стояла обнаженная, а потом на нее надели через голову прозрачную ночную рубашку. Она закрыла глаза, чувствуя себя еще более уязвимой, чем прежде. Рубашка ничего не скрывала, а только подчеркивала все линии ее тела. Сладостное оцепенение, в котором она находилась в течение всей свадьбы, теперь покидало ее. Королевы среди женщин не было, а Рианон очень хотелось попросить у нее еще того снадобья, чтобы оно помогло ей преодолеть ужас предстоящей ночи.
Внезапно наступила тишина. Женщины умолкли, Рианон повернулась в своей прозрачной рубашке и увидела, что он стоял в дверном проеме.
Он слегка наклонился, входя в комнату. За ним толпились мужчины, хриплыми выкриками подбадривавшие новобрачного.
Он пристально посмотрел на нее, и она почувствовала, что его взгляд как трепещущее пламя опалил самое ее существо. Он оглядел ее с ног до головы, а мужчины молча стояли позади него.
– Доброй ночи, друзья, – сказал он.
Никто не двинулся, и тогда он посмотрел многозначительно на женщин. И по-прежнему никто не двинулся с места, потому что все, казалось, застыли в благоговейном страхе.
– Идите, – скомандовал он.
Он шагнул в комнату, кто-то что-то крикнул, и женщины ушли, последовав за мужчинами.
Дверь за ним закрылась. Некоторое время Рианон стояла, прислушиваясь к болтовне и смеху гостей, а потом эти звуки исчезли в тишине. Мир медленно поблек перед ее взглядом.
Перед ней был только викинг.
Подбоченившись, он улыбался. Но эта улыбка не была теплой. Она была ледяной, как и цвет его глаз.
Она мысленно поклялась, что не будет бояться его. Она дала себе клятву, что будет презирать его, собрав всю свою гордость и достоинство, неважно, что будет дальше.
Но эта его улыбка лишила ее присутствия духа.
Не спуская с нее глаз, он расстегнул плащ. Ее начал бить озноб, несмотря на все твердые намерения.
– Леди… Жена! – пробормотал он. Он расстегнул пояс, на котором висел меч, и он с грохотом упал на пол.
Храбрость ее растаяла как лед под лучами солнца. Она все время ощущала на себе его насмешливый взгляд и со страхом взирала на его сильные бронзовые руки.
А потом он шагнул ей навстречу, и она увидела, что его улыбка была суровой, а зубы крепко стиснуты.
Она судорожно вздохнула, страх парализовал все ее существо. Слишком поздно поняла она, как далеко зашла. Она сражалась с ним, ранила его, предала его, сделала все, что могла, чтобы опозорить его. Да, она чересчур далеко зашла.
Пропади все пропадом, – подумала она, – и ее смелость, и гордость, и честь, и даже Уэссекс. Она хотела одного – бежать, не важно куда. Он сделал еще один шаг по направлению к ней, и она вскрикнула и отскочила, намереваясь ускользнуть от него, ища прибежища в темноте ночи. Но убежать ей не удалось. Его пальцы вцепились в ее волосы, и он дернул ее к себе, как куклу на веревочке. Она ударилась об его тело, твердое как сталь, а ее лицо обожгло его дыхание.
– Вот как! Ты хочешь избавиться от меня этой ночью? Не думаю, что это тебе удастся. Сладостная, сладкая месть настала наконец.
Его руки обвились вокруг нее, и он без всякого усилия оторвал ее от пола. Его глаза метали ледяные молнии.
Он с силой швырнул ее на белоснежное супружеское ложе.
