Текст книги "Ришелье"

Автор книги: Хилэр Беллок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Глава 3. Внутриполитическая обстановка

Придя к власти, Ришелье должен был начать борьбу с мятежами против власти короля внутри страны и охранять территориальную целостность страны от посягательств на нее со стороны испанских и австрийских Габсбургов, владения которых окружали Францию на суше со всех сторон.

Мятежники внутри страны утверждали, что они борются за свою веру. Во главе их стояли князья, стремившиеся освободиться от бремени королевской власти. Все они были кальвинистами или, как их называли во Франции, гугенотами и не пользовались народной любовью, так как народ был на стороне короля.

Стремление добиться самостоятельности составляло лишь одну сторону желаний гугенотских принцев, другой стороной было желание обогатиться. И в этом они не были одиноки: точно такие же желания были у феодалов Германии, Нидерландов, Англии, Шотландии и всюду, где идеи реформации нашли себе сторонников. Среди протестантов царила возбужденная духовная атмосфера: все они мечтали, разрушив старое здание католицизма, создать на основе новых религиозных принципов некую новую идеальную Европу.

Вследствие этого во Франции начались религиозные войны, которые не принесли победу ни одной стороне, и воюющие лагери вынуждены были пойти на компромисс: стоявший во главе гугенотов принц Генрих Наваррский перешел в католичество и стал французским королем Генрихом IV, подав пример решения религиозного спора.

Когда Генрих IV был убит и на престоле Франции оказался его сын Людовик XIII, которому шел только девятый год, вожди гугенотов снова взялись за оружие. По Нантскому эдикту (1598), подписанному Генрихом IV, гугеноты не только могли беспрепятственно отправлять свои религиозные обряды, но и сохраняли за собой право иметь вооруженные отряды в своих областях, не считая собственных парламентов. Таким образом, внутри страны образовалось как бы государство в государстве со своей армией, судом и церковью, совершенно независящее от центральной королевской власти.

В этой обстановке нужно было решить, какую выбрать политику. Можно было поставить своей целью победу католицизма над еретиками и добиться культурного единства Франции; можно было объединиться с другими антипротестантскими силами и попытаться достичь единства Европы. Но в последнем случае приходилось ради общеевропейских интересов жертвовать интересами монархии. Но этого мало, пришлось бы бороться не только против князей и их сторонников, но и против простых кальвинистов: мелких дворян, чиновников, купцов – их были тысячи – и, главное, против сотен тысяч фермеров и городских ремесленников, которые кормили, одевали и снабжали французов всем необходимым.

Риск был слишком велик, поэтому не оставалось ничего другого,как укреплять монархию.

И Ришелье был тем человеком, который взялся за это дело и занимался им до конца жизни. Он был безжалостен по отношению к мятежникам, кто бы они ни были, гугеноты или католики; он считал врагами короля и нации любого из гугенотских принцев, пытавшихся проводить политику государства в государстве, и старался любыми средствами подчинить принцев королевской власти. Но к гугенотам, будь то принц или простой столяр, он относился вполне терпимо, если они признавали принцип центральной власти: не важно, что они схизматики и еретики, важно, что они признают политическое единство нации.

Давайте посмотрим, как вопрос религиозной терпимости решался в Англии.

Если в континентальной Европе реформационное движение нашло поддержку среди широких масс, то в Англии оно было им навязано и проводилось с большой оглядкой и в интересах новой знати и богатых купцов. Внутренней и внешней политикой Англии во время правления Елизаветы I и затем Иакова I в течение пятидесяти трех лет (1558–1612) руководили Уильям Сесил и его сын Роберт. С помощью больших налогов и постоянной политики преследования католиков, не останавливающейся перед пытками и казнями, им удалось к концу царствования Елизаветы I (1603) уменьшить число католиков вдвое. Политика преследования католиков продолжалась и дальше, так что после гражданской войны и протектората Кромвеля к моменту коронации Карла II (1660) их оставалось менее четверти от общего населения страны. К моменту же «великой революции» 1688 года их оставалось всего несколько тысяч. Так в Англии было достигнуто религиозное единство за период, длившийся менее ста пятидесяти лет. Горстка людей, оставшихся верными старой, когда-то общей всем религии, была запугана и унижена.

Главным мотивом этой жесткой и неуклонной политики, которую от имени новой знати проводил Сесил, было удержание в ее руках награбленных в период реформации церковных богатств – земель, имущества, зданий. Всякий, кто выступал в защиту католической веры, был либо подкуплен и переходил на сторону протестантов, либо уничтожался. В Кенте, Сассексе, Девоне, Корнуолле, Норфолке, Саффолке, Оксфордшире, Ноттингемшире и в Мидленде вспыхивали народные восстания, но они были легко подавлены, потому что восставшие действовали разрозненно и были безоружны. Когда же на севере и на юге страны собрались силы, способные противостоять протестантам, восстание было так жестоко подавлено, что больше уже ни у кого не появлялось мысли об этом.

Во Франции все было иначе. Здесь не было ни разграбления церквей и монастырей, ни захвата и дележа церковных земель, потому что между королем и римским папой было заключено соглашение еще до того, как до Франции докатилась волна реформации.

По этому соглашению король имел право назначать на должности епископов и настоятелей монастырей тех, кого он сочтет нужным. Родичи королевской семьи, фавориты и дети от любовных связей получили возможность жить счастливо и беззаботно на церковные доходы. Конечно, пример Англии и Германии, где церковь была разграблена, не давал покоя гугенотским князьям, но королевская власть во Франции была достаточно сильной, чтобы позволить кому бы то ни было дележ церковных владений.

И вот в то время, как в Англии королевская власть все больше и больше теряла свое влияние, становясь служанкой новой знати, колоссально обогатившейся во время реформации, и в конце концов была полностью подчинена ей, во Франции королевская власть выстояла в борьбе против алчности гугенотских князей, потому что ее поддерживали крестьяне и горожане, то есть весь народ. Благодаря руководству Ришелье ее власть стала абсолютной.

Ришелье понимал, что в условиях Франции невозможно достичь религиозного единства, как это было в Англии, потому что это потребовало бы слишком больших усилий, а надежда на успех была очень мала. Поэтому он проводил политику подавления власти гугенотских принцев и терпимости по отношению к еретикам – она укрепляла королевскую власть и создавала единство нации и государства.

И это было правильно, потому что им было создано монолитное государство и единство нации гораздо раньше, чем в Англии или где бы то ни было. Это единство хорошо видно и сейчас.

Но невозможность достичь религиозного единства, как в Англии, отомстила за себя тем, что с тех пор во Франции не затихают религиозные споры и растет скепсис по отношению к религии. Когда Людовик XIV отменил Нантский эдикт (1685) о веротерпимости спустя сто лет после рождения Ришелье и попытался достичь религиозного единства, было уже поздно. В XVIII веке скепсис завладел умами образованных людей, и это положение сохранилось до наших дней, хотя единство французской нации нерушимо. Как бы там ни было, но раскол в делах веры ослабляет нацию.

Но для Ришелье извинительно – и не только для него, но и для любого гения политики – не видеть будущих плодов своей деятельности.

Ведь Ришелье служил интересам монархии и, следовательно, укреплял устои порядка и цивилизации, хотя его современники с негодованием отвергали его политику примирения с еретиками. Он отстаивал национальные интересы, а не единство всех католических государств Европы, потому что Франции угрожали империя Габсбургов и могущественная Испания. Он считал, что, укрепляя Францию, он тем самым способствует успехам католицизма в Европе. Он не мог представить себе, что его усилия приведут к тому, что католицизм во Франции станет терять свое влияние. Для него представить себе это было так же невозможно, как представить карту мира без двух Америк. Его верным помощником и другом был великий Жозеф дю Трембле, мечтавший о новых крестовых походах во имя Веры. В этих походах галльский меч, по его мнению, должен был играть не последнюю роль.

Внутриполитическая обстановка, в которой Ришелье пришлось работать, характеризовалась следующими тремя факторами, не имеющими ничего общего с внутренним положением, характерным для современного государства. Во-первых, судебный и административный аппарат был лишь опосредованно связан с центральной властью; во-вторых, у короля не было постоянной армии, которую каждый раз надо было формировать заново в случае военного конфликта; в-третьих, доход государства определялся налоговым обложением, которое касалось не всех слоев общества, так что государство постоянно испытывало нужду в денежных ресурсах.

В современном государстве, основы которого были заложены Ришелье, административные и судебные органы исполняют волю центральной власти; вооруженные силы и полиция являются тем средством, с помощью которого центральная власть борется с внешними врагами и устанавливает порядок внутри государства; налоговое обложение происходит независимо от желаний налогоплательщиков и действует так же регулярно, как смена дня и ночи.

Во главе современного высокоорганизованного государства стоит обладающий всей полнотой власти человек, которого называют диктатором, королем, президентом. Ему помогают мэры городов, губернаторы провинций и многочисленные чиновники. Кроме них имеется еще так называемый правящий класс, состоящий из финансовых и промышленных магнатов. От воли одного стоящего во главе государства человека или от воли группы указанных выше лиц зависят административные и судебные органы, армия и полиция, как и налогообложение.

Триста лет тому назад в Европе не было ни одного государства, где дела обстояли бы так, как теперь. Величие Ришелье как государственного деятеля состоит также в том, что он начал реформы, приведшие в конце концов к созданию современного государственного аппарата.

Гражданские и уголовные дела в эпоху Ришелье рассматривались в судах, которые подчинялись так называемым парламентам. Из них главным был парижский парламент, под юрисдикцией которого находилась почти половина территории королевства.

Административная власть принадлежала губернаторам, управлявшими провинциями и по своему происхождению принадлежавшими к родовой знати. Их власть внутри провинций была практически неограниченна. Фактически каждый крупный землевладелец осуществлял административную власть на своих землях единолично.

Но самым большим злом было то, что каждый захудалый принц мог собрать под свои знамена вооруженных людей и затеять какую-нибудь авантюру. Это было наследство феодальных, рыцарских времен, которое стало угрожать существованию государства, когда гугенотские принцы смогли выставить против королевской власти целые армии.

Судьи и юристы, входившие в состав парламентов, образовывали своего рода касту, так называемое «дворянство мантии». Разразившийся в XVI веке финансовый кризис привел к тому, что государство постоянно испытывало нужду в деньгах. Чтобы как-то пополнить королевскую казну, было решено продавать должности в парламентах при условии, что купивший должность будет ежегодно вносить определенную сумму в государственную казну. Таким образом, должность члена парламента становилась наследственной, если только сын умершего юриста выплачивал ежегодный взнос. В принципе в этой системе не было ничего плохого, и Ришелье знал, что у нее есть и положительные стороны – как-никак его мать была дочерью члена парламента. Ему было хорошо известно, что члены парламентов были высокообразованные и высокопорядочные люди. Но вся беда была в том, что парламенты часто выносили решения, которые не нравились королю: они могли оправдать человека, которого королю хотелось наказать, и, наоборот, они могли наказать того, кого король хотел помиловать.

Конечно, власть парламентов не была неограниченной: король всегда мог отменитьрешение парламента, наложив на него свое veto. Практически парламенты действовали достаточно свободно, и, что самое главное, члены парламентов были несменяемы.

Как ни велика была власть Ришелье, особенно к концу его жизни, но даже он ничего не смог поделать с этой системой. Правда, юристы стали более осторожными в своих решениях, но парламенты сохранились во Франции вплоть до революции 1789–1795 годов.

Что же касается судебных структур, подчинявшихся парламентам, но сохранявших определенную самостоятельность, то навести здесь какой-то порядок было совершенно невозможно: были городские и окружные суды, церковные и по делам дворцовой службы, административные, морские, военные и гильдейские суды. Однако право передать дело на рассмотрение какого-либо низшего суда принадлежало суду парламента. Сохранилось написанное спустя сто сорок лет после смерти Ришелье письмо, в котором Робеспьер, по профессии адвокат, спрашивал суд парламента, юрисдикции какого суда подлежит дело между аббатом, епископом и дворянином-землевладельцем. Мы видим, что Ришелье не удалось реформировать судебную систему так, чтобы она стала единой и легко управляемой. Но никому еще не удалось преуспеть во всех своих делах.

Зато реформа административной власти ему удалась вполне. Его решение было простым и гениальным. Он ввел новую должность «интенданта». Это был чиновник, назначаемый королем в каждую провинцию. В его обязанности входило наблюдение и помощь губернаторам провинций. Фактически интенданты подчинили себе, пользуясь именем короля, губернаторов провинций, которые их люто возненавидели за это. Только благодаря им спустя тридцать-сорок лет Франция приобрела тот облик, который мы знаем из сообщений путешественников и мемуаристов. Под их наблюдением были построены прекрасные общественные здания в городах, дороги, мосты и морские гавани, которые мы можем видеть повсюду и сейчас.

Интересно, что должность и даже само название существовали задолго до Ришелье: должность была установлена указом короля в июне 1551 года, то есть за тридцать четыре года до его рождения. Но только Ришелье удалось превратить мелкого чиновника во всевластного администратора, перед которым трепетали все, кто жил в провинции. Современники Ришелье были правы, когда считали, что институт интендантов был его изобретением.

До Ришелье армии формировались из наемников, которым надо было платить за их службу, что приводило к оскудению казны и новым налогам. Поэтому как только война кончалась, армия расформировывалась. После чего наемники разбредались по всей Европе, повсюду предлагая свои услуги. Религиозные войны и реформационная смута увеличили их число, но ни в одном европейском государстве регулярная армия не была создана. Конечно, были вооруженные отряды, несшие охрану королей, но армии в современном понимании этого слова не было.

Идея армии, постоянно находящейся под ружьем, возникла впервые у Ришелье, но она была осуществлена уже после него, при Людовике XIV.

То, что было сказано об армии, с успехом можно повторить о флоте. Хотя в Англии были «корабли ее величества», но регулярного флота не было. Когда Ришелье начал войну против мятежников-гугенотов, оплотом которых была морская крепость Ла-Рошель, ему понадобился флот. Так как ни кораблей, ни моряков во Франции не было, он вынужден был нанять корабли вместе с их экипажами в Голландии и Англии. Когда Ла-Рошель пала, Ришелье продолжал работать над созданием французского военного флота, но, так же как и с армией, его идея была воплощена в жизнь уже после его смерти. Флот был создан, и в течение ста пятидесяти лет французские моряки мало в чем уступали англичанам или голландцам. Во всяком случае, помощь французского флота очень помогла американским колонистам в их борьбе против британского владычества. Как и многое другое, флот пришел в упадок во время революции.

Когда весть о том, что Ришелье собирается создать свой флот, дошла до Карла I, он ввел новый, так называемый корабельный налог, вызвавший бурю негодования среди его подданных, которые были так глупы, что оказались не в состоянии понять, как необходим Англии флот в создавшихся условиях. Однако регулярный флот не был создан ни при Карле I, ни при Кромвеле, когда даже знать безропотно платила налоги, опасаясь тяжелой и безжалостной руки диктатора. Формирование британского флота началось во время Реставрации, при Карле II. Инициатором выступил герцог Йоркский, будущий Иаков II, прирожденный моряк, с которого и следует начинать историю британского военно-морского флота.

Ришелье не смог бы добиться успеха в делах управления страной, если бы им не была решена задача налогообложения населения. До него ни в одной стране Европы не существовало современной системы налогообложения, без которой существование современного государства совершенно невозможно. Конечно, система налогообложения, близкая к современной, существовала в Римской империи, но в средние века про нее забыли.

В образовавшихся на месте провинций империи варварских государствах короли взимали налог, точнее, ренту с земельных владений, лично им принадлежавших. Этот доход они рассматривали как свое личное достояние. В течение более тысячи лет королевская власть не считала возможным облагать налогом кого бы то ни было и получала средства для своих целей от феодальной ренты вассалов короля или свободных городов. Король имел свои личные доходыот своих собственных земельных владений. Он был одним из самых богатых землевладельцев и мог себе позволить жить за «свой счет».

Но во время кризисов – как правило, это были войны, которые вели короли, – приходилось прибегать к взиманию налогов с населения. Вплоть до начала XVII века эта мера рассматривалась как экстренная и временная.

Когда английский король Карл I попытался ввести систему налогообложения, охватывающую все слои населения, он встретил открытое сопротивление богачей, которое привело в конце концов английскую монархию к краху.

Ришелье удалось справиться с этой трудной задачей и сделать тем самым французскую монархию абсолютной. Вряд ли это было бы возможно, если бы Ришелье не подавил силой оружия сопротивление феодальной знати и не выставил в качестве довода для введения налога необходимость получить средства для ведения войны.

Основной массой населения Франции, платившей многочисленные налоги, было крестьянство. Каждая крестьянская семья имела свой собственный земельный надел и платила за него ренту землевладельцу. Средства, необходимые для ведения войны, для содержания армии и строительства флота, могли быть получены только от налогообложения крестьянства. И во все время правления Ришелье налоговый пресс давил все тяжелее на плечи крестьян. Именно поэтому его имя вызывало не только ненависть среди них. Они несколько раз восставали против непосильного бремени налогов.

Тем не менее доход, получаемый королевской властью от налогового обложения, был так велик, что это позволило Ришелье успешно использовать деньги в качестве важного инструмента внешней политики.

Есть большая разница в том, как получает свои доходы современное промышленно развитое капиталистическое государство и государство с практически всеобщим крестьянским населением, которым руководил Ришелье. В современном государстве средства, получаемые от налогового обложения, во много раз превышают те средства, которые имел в своих руках Ришелье.

Подавляющая масса населения современного капиталистического государства – это люди, получающие за свою работу жалованье еженедельно или ежемесячно. Эти средства так малы, что полностью уходят на поддержание более или менее сносных условий жизни. Облагать их налогом не имеет смысла, гораздо больше смысла в том, чтобы увеличить налог на доходы богачей. Они так велики, что даже за вычетом больших сумм налогового обложения эти люди остаются по-прежнему богатыми. То, что остается в их руках, просто нельзя даже сравнивать с нищенской суммой, остающейся в руках крестьянина. Представим себе предпринимателя, у которого работают 500 человек, каждый из которых получает жалованье 200 фунтов в год. Допустим, что доход от этого предприятия равен сумме, истраченной на зарплату работникам. Даже если налог на предпринимателя будет составлять 50 %, то и тогда у него остается кругленькая сумма. Теперь представим, что этот доход поровну разделен между всеми работниками предприятия. Каждый из них теперь получает 400 фунтов в год. Ясно, что налог на их доход не может составлять не только 50 %, но даже и 25 %.

Из этого примера хорошо видно, что государство мелких собственников – такой была Франция времен Ришелье – обладает меньшими финансовыми возможностями, чем государство, где собственность находится в руках очень небольшого процента населения страны.

Ришелье усовершенствовал систему налогового обложения, и она постепенно была принята всеми странами, например Англией, в конце XVIII века. Именно в это время в Англии начался промышленный переворот, превративший страну из аграрной в индустриальную. Это привело к тому, что в настоящее время доход от налогового обложения в Англии – без учета местных налогов, которые довольно высоки, – вдвое превышает доход от налогового обложения во Франции, хотя реальные доходы и покупательная способность населения в обеих странах примерно одинаковы.

Остановимся теперь на последнем вопросе, на отношении Ришелье к знати, и сравним возможности и влияние королевской власти во Франции, для укрепления которой так много сделал Ришелье, с тем положением, в котором оказалась королевская власть в Англии. Хотя новая знать и богатые купцы готовились к тому, чтобы предать своего монарха и в конце концов послать его на плаху, все-таки королевская власть была более прочной в Англии, чем во Франции.

Посмотрим, каково было положение знати во Франции и в Англии. Если принимать во внимание возможности проявить свою власть, то французская знать имела много преимуществ перед английской. Однако спустя сорок лет она полностью подчинилась власти короля, тогда как новая английская знать добилась свержения королевской власти. Если же мы посмотрим на пышные церемонии, которые обычно служат тому, чтобы подчеркнуть незыблемость власти, то они гораздо более впечатляющи в Англии, чем во Франции.

В первой трети XVII века французская знать вела открытую и тайную войну против короля; наиболее видные представители знати вели себя в своих провинциях так, словно стояли во главе суверенного государства. Так, например, вел себя герцог де Буйон или герцог де Лоррен.

Не только самые знатные, но и не слишком родовитые из них обладали правом вершить единолично суд в своих владениях: например, приговорить человека к смертной казни. У некоторых были свои монетные дворы.

Невозможно представить себе, чтобы английская знать могла позволить себе что-либо подобное. За все время правления Елизаветы I (1558–1603) была предпринята только одна попытка (1569) вооруженного восстания баронов из северных графств, которое было разгромлено с такой жестокостью, что уже ни у кого не возникало мысли об этом.

И вот оказывается, что английская знать вместе с купцами начинает войну против своего монарха, добивается его казни и в конце концов ограничивает власть короля до такой степени, что она становится призрачной. Но глаза современников видели лишь внешние проявления власти, – и они не могли представить себе, чем все это кончится.

Во Франции в течение шестидесяти лет (1559–1619) сменилось пять королей, и ни один из них не обладал всей полнотой власти, а два последних, Генрих III и Генрих IV, были убиты. Англией вслед за Елизаветой I правили еще два короля, и в течение такого же срока (1570–1630) в Англии не было ни восстаний, ни покушений на короля, не было даже малейших признаков какого-либо общественного возмущения.

Что же касается пышных церемоний, которые так часто связывают с прочностью монархии, то власть английского короля, на взгляд современника, казалась гораздо прочнее, чем власть французского короля. В то время как Генрих IV, заняв французский престол, оказался в положении «калифа на час», которого в любой момент мог сменить один из принцев королевской крови, стареющей Елизавете I воздавали такие почести, которые подобают лишь божеству. Так, например, знать, собравшаяся на званый ужин, трижды преклоняла колени перед креслом королевы даже тогда, когда ее на этом вечере не было.

Вот еще один пример. Когда читаешь адреса, с которыми обращались к Иакову I, невольно думаешь, что в них идет речь об одном из земных богов.

Сравним судебные системы двух стран. Судьи в Англии назначались указом короля или королевы и могли быть отозваны в любой момент.

Парламенты, единственная судебная власть во Франции, могли поддержать законопроект, могли его отвергнуть, и лишь тогда, когда король приказывал им принять законопроект, юристы выполняли его волю.

Посмотрим, как обстояло дело с налоговым обложением. Когда новая английская знать вместе с богатыми купцами, поддерживаемая своими ставленниками в палате общин, присвоила себе весь национальный доход, это вызвало не взрыв негодования, а лишь пересуды, причем только немногие поняли, в чем суть дела. Но когда король увеличил пошлины на товары иностранных купцов, его поддержали не только юристы, но и широкие массы, и это решение оставалось в силе более двухсот лет.

Когда королю Франции потребовался флот, чтобы расправиться с мятежниками, у него недостало средств для строительства кораблей, и он вынужден был нанять иностранные купеческие корабли для перевозки войск и грузов. У английского короля было достаточно средств, чтобы построить огромный флот.

Но, несмотря на эти внешние признаки власти, английский король Карл I был казнен, а его сын, вернувшийся на отцовский трон спустя десять лет, стал всего лишь марионеткой в руках своих всесильных подданных. Зато король Франции Людовик XIV достиг такой власти и славы, каких не смог достичь ни один из королей Европы, кроме Карла Великого.

Я хочу закончить эту главу, обратив внимание читателя на кругооборот во всех делах человеческих. Когда происходит великое событие, изменяющее судьбу нации, оно неожиданно и непредсказуемо. Конечно, спустя много лет после него мы пытаемся отыскать причины и ясно видим их, когда современники о них даже не догадывались. Вот и мы, разбирая современные нам события, пытаемся предсказать будущие, которые так никогда и не наступят. Между тем, скрытая от наших глаз в тумане будущего, на нас надвигается Европа, о которой мы не имеем ни малейшего представления.