Текст книги "Дневники княжон Романовых. Загубленные жизни"
Автор книги: Хелен Раппапорт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Николай был польщен такой чрезмерной заботой жены: «Моя дорогая Аликс ухаживала и присматривала за мной, как лучшая сестра милосердия. Я не могу описать, что она была для меня во время моей болезни. Да благословит ее Бог»[210]210
ДН I – С. 564.
[Закрыть]. Девочек тем временем отправили подальше от дворца, опасаясь инфекции. Их поселили в доме одного из приближенных из императорского окружения, у которого были свои дочери. Александра настаивала, чтобы детей каждый день приводили во дворец, «туда, где она могла видеть их через окно и смотреть на них некоторое время, чтобы убедиться, что они были совершенно здоровы». За пределами комнаты больного царя, однако, вновь возникли опасения по поводу отсутствия в России наследника престола мужского пола, вызывая серьезное беспокойство тем, что может случиться, если Николай умрет.
Еще в 1797 году император Павел I упорядочил передачу власти в России, отказавшись от старого закона первородства и установив четкие правила наследования престола по мужской линии. Это было сделано, чтобы в будущем исключить возможность таких дворцовых переворотов, как тот, что привел к власти его мать, Екатерину Великую, которую он ненавидел[211]211
См.: Harris. Указ. соч., p. 65–66.
[Закрыть]. Поскольку у предыдущих царей династии было много сыновей, то не было никаких причин добиваться изменения основополагающих законов наследования. Хотя Ольге не было еще и пяти лет, ни Николай, ни Александра не хотели, чтобы его брат, великий князь Михаил, двадцати одного года, взошел на престол вместо их собственной старшей дочери или того ребенка, которого носила в то время Александра. Перспектива наследования престола Михаилом императрицу, конечно же, не устраивала. Их будущий ребенок, возможно, будет мальчиком, и Александра настаивала, чтобы ее назначили регентом в расчете на это, чтобы она могла осуществлять правление вместо сына до тех пор, пока он не достигнет совершеннолетия. Несмотря на тяжелую болезнь Николая, с ним тоже советовались по этому вопросу, и он поддержал позицию жены. Министр финансов граф Витте провел в Ялте встречу с другими министрами. Все они согласились, что в российском законодательстве еще не было такого прецедента, в соответствии с которым беременная царица получала право на управление страной в ожидании рождения наследника, и было решено, что если царь умрет, они присягнут Михаилу[212]212
Harcave. «Memoirs of Count Witte», p. 194; Crawford. «Michael and Natasha», p. 25–26.
[Закрыть]. Витте был уверен, что если Александра родит сына, то Михаил отречется от престола в пользу своего племянника.
По выздоровлении Николай, намереваясь укрепить право своей старшей дочери на престол, поручил правительству подготовить проект постановления о том, что Ольга получит право стать наследницей престола в случае, если он умрет, не оставив наследника мужского пола[213]213
Harcave. Указ. соч., p. 297; Богданович А. В., «Три последних самодержца», с. 269.
[Закрыть]. Воздействие, которое оказала эта дискуссия относительно правопреемства на Александру, было чрезвычайно глубоким. Психологически это стало для нее началом исподволь появившейся паранойи, что необходимо было отвоевать трон у заговорщиков в придворных кругах, обеспечить его для ее еще не родившегося сына, и это еще больше отдалило ее от остальной семьи Романовых, которой она и так не очень доверяла. В одном Александра проявляла ожесточенную решительность: она будет отстаивать российский престол для своего будущего сына абсолютно любой ценой.
В то время как их родителей не было видно в течение нескольких недель, трех сестер Романовых той осенью видали многие в окрестностях Ялты. «Что может быть прекраснее, – писал один местный корреспондент, – чем эти три маленькие девочки, когда они проезжают в карете, непринужденно разговаривая, задавая вопросы и кланяясь, когда прохожие снимают шляпы, приветствуя их». И добавлял немного ехидно, что «самая младшая принцесса – это живое свидетельство неэффективности теорий профессора Шенка»[214]214
«The Truth about the Czar», Daily News, 15 December 1900. В 1917 году Эрнест Рамли Доусон в своей работе «Определение пола будущего ребенка» (Лондон: Х. К. Льюис) на с. 218 открыто ссылается на клинический случай российской царицы, утверждая, что «для того, чтобы гарантировать рождение ребенка другого пола, чем предыдущий ребенок, необходимо сначала определить месяц, когда произошла овуляция при беременности предыдущего ребенка, – т. е. месяц, в течение которого яйцеклетка была оплодотворена», а затем «определить те месяцы, которые соответствуют такому же полу, что и у ребенка, рожденного после оплодотворения этой яйцеклетки». При этом Доусон делал простой вывод, что «в течение этих месяцев, следовательно, не должно быть никакого сношения». Более того, он брал на себя смелость утверждать, что его метод был успешно применен несколькими его клиентами из дворян и аристократии, а затем он, на примере царицы, утверждал, что у нее рождались четыре дочери подряд и потом, наконец, сын, «потому что в четырех случаях произошло, к сожалению, оплодотворение женской овуляции». «Желанный наследник, цесаревич, родился в августе 1904 года. Оглядываясь назад, мы видим, что овуляция, должно быть, произошла в ноябре 1903 года. Таким образом, если сентябрь 1900 года был периодом женской овуляции и в результате родилась княжна Анастасия, то это позволяет утверждать, что сентябрь 1901 года был бы периодом мужской овуляции, сентябрь 1902 года – женской, а сентябрь 1903 года – периодом мужской овуляции, следовательно, октябрь 1903 года был периодом женской овуляции, а ноябрь 1903 года был периодом мужской овуляции, в результате оплодотворения которой в августе 1904 года после положенного срока беременности родился долгожданный сын и наследник. Его рождение было точно предсказано мной в соответствии с этим планом». Не существует никаких свидетельств о том, обращались ли Николай и Александра на самом деле за консультацией непосредственно к Доусону или следовали его теории в попытке зачать сына. Профессор Шенк умер в 1902 году.
[Закрыть]. На некоторое время девочки оставались единственными представителями русской императорской семьи перед лицом общественности. Они, по сообщениям прессы, показали себя весьма неизбалованными детьми благодаря принципам воспитания, которых придерживалась царица. Согласно этим принципам, ее дети должны были «воспитываться без особого учета или каких-либо скидок на высокий социальный статус или рождение в императорской семье». Они всегда были скромно одеты в «недорогие белые платья, короткие английские чулки и простые легкие ботинки». Температура в их комнатах была «всегда умеренной». Детей всегда выводили на прогулку на свежий воздух даже в самую холодную погоду. «Все бесполезное, связанное с жестким соблюдением этикета и роскошью, было запрещено». Царь и царица часто бывали в детской. И даже, как сообщал один из корреспондентов, как ни трудно ему было в это поверить, но вопреки нормам королевского протокола «августейшие родители играют со своими дочерьми, как обычные люди»[215]215
«Four Little Maids», Delphos Daily Herald, 16 July 1901.
[Закрыть].
Характеры и личности двух старших девочек постепенно вырисовывались, они становились очень разными. Ольга была очень «доброй и благородной». Она говорила по-русски и по-английски, имела способности к музыке и уже неплохо играла на фортепиано. У них с Татьяной был маленький английский ослик, но Ольге очень хотелось ездить в боковом седле «как взрослые» (после того, как девочка с восхищением наблюдала верховую езду казаков царского конвоя), и царь выполнил эту просьбу. «У очаровательной Татьяны», между тем, был «веселый и живой характер, ее движения были быстрыми и игривыми». Обе девочки были очень привязаны к своей младшей сестричке[216]216
Там же.
[Закрыть]. Без сомнения, так это и было, но Николай уже имел возможность заметить, что Мария, которая теперь начинала ходить, «часто падает, потому что ее старшие сестры толкают ее, и, если не смотреть за ними, они вообще склонны относиться к ней очень грубо». Он с удовольствием сообщал своей матери, что мисс Игар отлично справляется со своей работой «В детской все идет гладко между няней и другими работницами – сущий рай по сравнению с ужасным прошлым»[217]217
SL, p. 139.
[Закрыть].
Врачи настаивали на том, чтобы Николай провел еще некоторое время в Крыму для окончательного выздоровления, поэтому он с семьей выехал из прекрасной, напоенной южными ароматами Ялты только 9 января 1901 года. На яхте «Штандарт» они прибыли в Севастополь, а там пересели на императорский поезд, который доставил их в Санкт-Петербург. Еще в Севастополе Николай и Александра получили сообщение, что королева Виктория, чье здоровье уже некоторое время ухудшалось, умерла в Осборне 22 января (НС).
Когда они вернулись в серый и мрачный Санкт-Петербург, российский дворцовый сезон был немедленно отменен, и весь императорский дом погрузился в траур. Александра была в то время на четвертом месяце беременности, и врачи не позволили ей поехать в Англию на похороны. Вместо этого она приняла участие в поминальной службе по бабушке в англиканской церкви в столице, где, поддерживаемая Николаем, она, ко всеобщему удивлению, открыто плакала. Это был первый и единственный раз, когда царица проявляла свои чувства на публике столь открыто[218]218
ДН I – с. 577.
[Закрыть].
Потеря любимой бабушки была глубокой травмой для Александры, но, к счастью, ее здоровье оставалось в целом хорошим во время этой четвертой беременности. Великий князь Константин, увидав Александру в феврале, отметил, что она «очень похорошела», и больше того, она себя чувствовала «прекрасно – в отличие от предыдущих случаев». В связи с этим великий князь сделал в своем дневнике такую запись: «Все с трепетом надеются, что на этот раз будет сын». Однако озабоченность этим вопросом отступила на второй план в мае, когда пятилетняя Ольга в Петергофе заразилась тифом[219]219
LP, p. 204; в издании: von Spreti. «Alix an Gretchen», p. 117, болезнь описывается как тиф.
[Закрыть]. «Она находится наверху, отдельно от сестер, в пустой комнате… но на верхнем этаже под крышей довольно жарко, – сообщала Александра подруге. – Я провожу бо́льшую часть дня с ней; подъем по лестнице мне сейчас утомителен в моем теперешнем состоянии». Ольга проболела пять недель, очень похудела и побледнела. Ее длинные светлые волосы пришлось коротко подстричь, потому что из-за болезни они стали выпадать. «Ей нравится, когда я с нею, и поэтому я провожу у нее все время, быть с ней для меня удовольствие», – писала Александра, добавив, что «сердце разрывается при виде больного ребенка, это очень больно, – храни ее Бог»[220]220
Kuhnt. «Briefe der Zarin», p. 123 (Letter to Toni Becker, 19 May 1901); Eagar. «Six Years», p. 131–132.
[Закрыть]. Ольга настолько изменилась за время болезни, что Татьяна, увидев ее, не узнала сестру и заплакала.
Когда акушерка Гюнст приехала в Петергоф, чтобы подготовить все для рождения четвертого ребенка, она была обеспокоена, что физические и психологические нагрузки царицы при уходе за больной Ольгой могут спровоцировать преждевременные роды, и вызвала врачей[221]221
Зимин И. В., «Детский мир. Повседневная жизнь Российского императорского двора», с. 16.
[Закрыть]. Но все обошлось благополучно. 5 июня в 3 часа ночи на Нижней даче у Александры начались роды. Они прошли очень быстро на этот раз. Через три часа, без всяких осложнений, она родила большую, весом 11½ фунтов (5,2 кг), девочку. У Николая не было времени на то, чтобы волноваться. Все произошло так быстро, что все домашние не успели осознать это событие и разволноваться, и это позволило Николаю и Александре «почувствовать покой и уединение»[222]222
ДН I – с. 599.
[Закрыть]. Они дали своей дочери имя «Анастасия», от греческого «анастасис», что означает «воскресение». В русской православной традиции это имя было связано со святой великомученицей IV века Анастасией, которая помогала христианам, брошенным в темницу за свою веру, и которая была известна как «узоразрешительница».
В честь рождения дочери Николай объявил амнистию студентам, находившимся в заключении в Санкт-Петербурге и Москве после беспорядков, случившихся предыдущей зимой[223]223
Eagar. «Six Years», p. 132.
[Закрыть]. Имя «Анастасия» не было традиционным для российской императорской семьи, и, назвав так дочь, царь и царица, возможно, выразили глубокое внутреннее убеждение, что Бог ответит на их молитвы и что российская монархия еще сможет воскреснуть благодаря рождению у них сына.
Однако и русский народ, и императорская семья были чрезвычайно раздосадованы. Как подметила жена американского дипломата Ребекка Инсли Каспер, рождение Анастасии вызвало «просто неописуемое волнение в стране, требовавшей мальчика»[224]224
Анонимный источник [Casper], «Intimacies of Court and Society», p. 137.
[Закрыть]. «Боже мой! Какое разочарование!.. Четвертая девочка!» – воскликнула великая княгиня Ксения. «Прости, Господи! Все вместо радости почувствовали разочарование, так как ждали наследника, и вот – четвертая дочь», – вторил ей великий князь Константин[225]225
LP, p. 206.
[Закрыть]. «Торжество, но и разочарование», – гласили заголовки лондонской газеты «Дейли мейл» от 19 июня (НС). «Большое ликование, но есть и широко распространенное подспудное разочарование, потому что все страстно надеялись, что это будет сын». Газета не могла не высказать свои соболезнования: «Русского царя и царицу до сих пор ждало жестокое разочарование в их чаяниях обрести наследника, каковы бы ни были их частные родительские чувства по отношению к их четырем дочерям… [которые] с огорчительной регулярностью появлялись на свет, хотя ожидали другого»[226]226
Daily Mail, 19 June 1901.
[Закрыть]. Отклик в России был вновь тяжелым и суеверно негодующим, как сообщал французский дипломат Морис Палеолог: «А мы ведь говорили, мы предупреждали! У этой немки дурной глаз. Из-за ее мерзкого влияния на нашего императора он обречен на катастрофу»[227]227
Paléologue. «Alexandra-Féodorowna», p. 16.
[Закрыть].
Наперекор такому обилию негатива Николай в полной решимости показать, как он горд своей четвертой дочерью, приказал провести ее крещение в августе со всевозможной пышностью. В целом церемония крещения Анастасии прошла по тому же сценарию, что и крещение всех сестер Романовых, в том числе и с пушечной канонадой, когда «пушки палили от Петергофа до столицы». Позже Николай пригласил своих высокопоставленных гостей на обед, во время которого те «подходили к счастливому, как можно было предположить, отцу новорожденной, чтобы передать свои поздравления». Ребекка Инсли Каспер сообщала, что в какой-то момент царь, видимо, был больше не в силах скрывать свое огорчение, поскольку, повернувшись к одному из послов, он, как рассказывали, с печальной улыбкой произнес: «Придется нам попробовать еще раз!»[228]228
Анонимный источник [Casper], «Intimacies of Court and Society», p. 137.
[Закрыть]
Три месяца спустя Николай и Александра прибыли с визитом в Компьен по приглашению нового президента Франции Эмиля Лубе. Их дочери остались в Киле в гостях у сестры Александры, Ирэны. Для обеспечения безопасности монархов были приняты все меры: город был наводнен французской полицией, отряды которой были, в частности, направлены «прочесать лес, обыскать в нем каждый куст» в поисках нежелательных лиц. Замок, в котором Николай II и Александра Федоровна должны были остановиться, был также обследован самым тщательным образом «от подвала до чердака», а среди обслуживающего персонала замка находилось несколько детективов в штатском[229]229
Paoli. «My Royal Clients», p. 124.
[Закрыть].
Царственные супруги были, совершенно очевидно, счастливы вместе, но Александра была, несомненно, в состоянии уныния и подавленности. На устроенном в их честь большом приеме, как вспоминала дочь российского посла в Вашингтоне Маргарет Кассини, императрица показалась ей погруженной в свои мысли, отсутствующей. Она выглядела, как всегда, ослепительно, была одета во все белое, на ней были изысканные украшения, «в основном из жемчуга и бриллиантов, которыми она была усыпана с ног до головы». Но, как не могла не заметить Кассини, «императрица носит их без удовольствия». У французов сложилось впечатление, что российская императрица выглядит беспредельно опечаленной: «Oh, la la! Elle a une figure d’enterrement»[230]230
Она выглядит как на похоронах (франц.).
[Закрыть], – жаловались они. Ее печаль, подумала Кассини, была вызвана сознанием, что она «мать одних только девочек». «Есть ли у вас дети?» – то и дело спрашивала Александра то у одной, то у другой дамы, подходивших представиться ей на приеме. И всякий раз печаль накатывала на нее, когда в ответ от дамы, приседавшей в реверансе, она слышала: «Сын, Ваше Величество»[231]231
Cassini. «Never a Dull Moment», p. 150.
[Закрыть].
«Николай охотно бы расстался с половиной своего царства в обмен на одного царского сына», – такое наблюдение сделал в том году автор книг о путешествиях, писатель Бертон Холмс, попутно задаваясь вопросом: «Взойдет ли когда-нибудь на трон Екатерины Великой одна из этих милых маленьких княжон?»[232]232
Holmes. «Travelogues», p. 50.
[Закрыть]
Но глубоко в душе императорская чета еще не потеряла надежду на сына. Едва ли месяц спустя после рождения Анастасии в их ближайшем окружении в Петергофе было отмечено появление нового человека, о котором супруги говорили не иначе как «наш друг». Некий «мэтр Филипп», модный французский знахарь и оккультист, исцеляющий молитвами, прибыл в Россию по приглашению великого князя Петра и его жены Милицы и остановился у них в доме в Знаменке, недалеко от Нижней дачи[233]233
Филипп останавливался в Знаменке с 9-го по 21 июля. См.: ДН I – с. 605–607.
[Закрыть]. Именно там Николай и Александра, которые впервые встретились с Филиппом в марте, вскоре стали целыми вечерами в узком кругу вести задушевные беседы с этим загадочным французом. В отчаянном стремлении обрести сына они обратились к исцелению с помощью молитвы, веры и мистики.
Глава 4
Надежда России
В российской императорской семье существовала традиция, согласно которой все невесты накануне венчания должны пойти в Казанский собор в Петербурге помолиться чудотворной иконе Пресвятой Богородицы. По русскому поверью, если традицию нарушить, то это может привести к бесплодию в браке или к рождению в семье только девочек. Царице, если верить слухам, об этом сказали перед ее венчанием в 1894 году, но она отказалась следовать традиции, сказав, что не желает подчиняться старомодным правилам[234]234
Mintslov. «Peterburg», p. 37–8; Hapgood. «Russian Rambles», p. 50.
[Закрыть]. Для русских крестьян, которые были весьма суеверны, к 1901 году стало ясно, что «царицу на небесах не любят, иначе у нее уже давно родился бы сын»[235]235
Durland. Указ. соч., p. 135.
[Закрыть]. Бог разгневался на нее.
Находясь под таким сильным психологическим давлением, Александра, естественно, была склонна поддаваться коварному влиянию людей, подобных Низье Антельму Филиппу[236]236
Написание и порядок имен в полном имени Филиппа отличаются в разных источниках, но его имя записано на его надгробной плите как Низье Антельм Филипп. См.: Robert D. Warth. «Before Rasputin: Piety and the Occult at the Court of NII», Historian XLVII, May 1985, p. 323–326 (p. 327, n. 16). Варт (Warth) является наиболее надежным источником информации о Филиппе; см. также: Spiridovich. «Les Dernières années», vol. 1, p. 80–84.
[Закрыть]. Его прошлое было туманно, а медицинская квалификация – сомнительна. Сын крестьянина из Савойи, он начал работать в магазине у своего дяди, мясника из Лиона. Однако в возрасте тринадцати лет он обнаружил у себя сверхъестественные способности. А когда Филиппу исполнилось двадцать три года, он, не имея никакой лицензии и даже не закончив официально какое-либо медицинское образовательное учреждение, начал практиковать лечение с помощью мистических «психических флюидов и астральных сил»[237]237
Paléologue. «Ambassador’s Memoirs», p. 185–186.
[Закрыть]. В 1884 году Филипп представил на суд публики труд «Основные положения гигиены, которые необходимо соблюдать при беременности, во время родов и при уходе за детьми младенческого возраста». В своей работе Филипп утверждал, что может предсказать пол будущего ребенка и, что еще более неожиданно, что он мог бы использовать свои магнетические силы, чтобы изменить пол ребенка на этапе внутриутробного развития[238]238
Hall. «Little Mother of Russia», p. 190–191.
[Закрыть]. Оккультное лечение, которое практиковал Филипп, проводилось под гипнозом. Его бизнес процветал, несмотря на то что лекарь был несколько раз оштрафован за работу без лицензии. Однако в конце 1890-х годов помещение в Париже, где он давал свои консультации, буквально осаждали представители французской элиты. Русская аристократия в это время тоже начинала проявлять интерес к мистицизму и оккультизму. На юге Франции черногорская принцесса Милица получила помощь Филиппа в лечении ее больного сына Романа[239]239
Зимин И. В., «Детский мир. Повседневная жизнь Российского императорского двора», с. 19.
[Закрыть]. И она, и ее муж, великий князь Петр, так уверовали в чудодейственные целительные способности Филиппа, что пригласили его в Санкт-Петербург. 26 марта 1901 года его представили Николаю II и Александре Федоровне. «Сегодня вечером мы встретились с удивительным французом, г-ном Филиппом, – записал Николай в своем дневнике. – Мы долго разговаривали с ним»[240]240
ДН I – с. 588.
[Закрыть].
Милица вскоре стала донимать Николая просьбами устроить так, чтобы Филипп получил разрешение на лечебную практику в России, несмотря на возражения официальных представителей здравоохранения. Несмотря на противодействие с их стороны, Филиппу выдали медицинский диплом Петербургской военно-медицинской академии. Кроме того, ему был присвоен чин государственного советника и дарован мундир императорского военного врача с золотыми эполетами. Близкие родственники, в том числе Ксения, Мария Федоровна и Элла, были встревожены и просили Николая и Александру не поддерживать знакомства с Филиппом, но все попытки дискредитировать его в их глазах оканчивались неудачей. Даже отчет о сомнительной лечебной деятельности Филиппа в Париже, составленный для Николая агентом Охранного отделения по негласному указанию Марии Федоровны, не изменил отношение царя к Филиппу. Николай лишь немедленно уволил агента, который подготовил этот отчет[241]241
LP, p. 219; Шеманский А. В., Гейченко С. С., «Последние Романовы в Петергофе: путеводитель по Нижней даче», с. 90.
[Закрыть].
Николай и Александра, убежденные в том, что нашли в лице Филиппа человека, способного с сочувствием выслушать их, пользовались всякой возможностью насладиться беседой, полной псевдомистических откровений. Когда в июле Филипп вновь приехал на двенадцать дней в Россию, царская чета ежедневно приезжала повидаться с ним в расположенную недалеко от Нижней дачи Знаменку, часто задерживаясь в гостях до поздней ночи. «Нас глубоко впечатлило то, что он говорил», – писал Николай. По его выражению, они провели со своим другом «чудесные часы»[242]242
См. дневник Николая за июль: ДН I – с. 605–606, а также с. 629 и 642.
[Закрыть]. 14 июля они даже не досмотрели спектакль и прямо из театра поехали в Знаменку, где проговорили с Филиппом до 2:30 ночи. Вечером накануне отъезда Филиппа они все сидели и молились вместе, а затем с тяжелым сердцем попрощались. Во время своего краткого визита в Компьен Николай и Александра нашли возможность увидеть Филиппа еще раз. Им удалось устроить еще одну встречу с ним, когда он вернулся в Знаменку в ноябре.
За пределами ближайшего окружения царской семьи общение Николая и Александры с Филиппом было тщательно охраняемым секретом, хотя слухов об этом ходило в то время множество. Говорили, например, что Филипп «проводил опыты по введению в транс, предсказанию будущего, реинкарнации и некромантии» в присутствии императорской четы и, используя свои собственные особые рецепты «герметической медицины, астрономии и хирургии в сочетании с психологическим воздействием», утверждал, что умеет руководить «развитием эмбрионов»[243]243
Paléologue. «Ambassador’s Diary», p. 188; см. также: Зимин И. В., «Детский мир. Повседневная жизнь Российского императорского двора», с. 25–26.
[Закрыть]. Были его речи лишь псевдонаучным набором слов или нет, но во время своего пребывания в России в июле Филиппу удалось завоевать доверие императрицы и проникнуть в чрезвычайно узкий круг ее доверенных лиц. После своего отъезда он продолжал давать советы императорской чете, причем не только о том, как им родить наследника, Он передавал свои предсказания откровенно политического характера, заявив, например, что Николай никогда не должен соглашаться на принятие в стране конституции, «ибо это разрушит государство Российское»[244]244
Шеманский А. В., Гейченко С. С., Указ. соч., с. 52.
[Закрыть].
К концу 1901 года, спустя пять месяцев после рождения Анастасии, царица снова забеременела. Это показалось полным подтверждением действенности молитв Филиппа и силы самовнушения. Николай и Александра, сколько могли, держали новость о беременности в тайне от семьи, но весной 1902 года стало заметно, что царица начала полнеть и перестала носить корсет. Ксения, которая в то время тоже была беременна – уже в шестой раз, – так и не узнала об этом наверняка до апреля, когда Александра написала ей, признавшись, что «сейчас это уже трудно скрыть. Не пиши Матушке [вдовствующей императрице], так как я хочу сказать ей, когда она вернется на следующей неделе. Я так хорошо себя чувствую, слава Богу, в августе! Моя раздавшаяся талия тебя, должно быть, удивляла всю зиму»[245]245
LP, p. 214.
[Закрыть].
В марте 1902 года Филипп пробыл в Санкт-Петербурге четыре дня, остановившись в доме у сестры Милицы, Станы – еще одной своей верной последовательницы – и ее мужа, герцога Лейхтенбергского. Там состоялась очередная встреча Филиппа с Николаем и Александрой. «Мы слушали его за ужином и весь остаток вечера до часу ночи. Мы могли бы слушать его вечно», – вспоминал Николай[246]246
ДН I – с. 654.
[Закрыть]. Филипп имел такую власть над императрицей, что по его совету она не допускала врачей осматривать себя, даже несмотря на приближение срока предполагаемых родов. Однако к лету было подозрительно мало обычных для нее симптомов физического недомогания, характерных для Александры на поздних сроках беременностей. Тем не менее, в августе были заготовлены манифесты о рождении ребенка, которое должно было вот-вот произойти. Доктор Отт переселился в Петергоф незадолго до этого, чтобы, как обычно, принять роды. Когда он увидел императрицу, то сразу понял: что-то не так. Ему пришлось приложить большие усилия, чтобы убедить Александру разрешить ему осмотреть ее. Как только осмотр был окончен, доктор Отт сразу объявил ей, что она не беременна.
«Ложная беременность» Александры привела императорскую семью в смятение. «С 8 августа ежедневно ждали разрешения от бремени Императрицы, – писал великий князь Константин. – А теперь мы вдруг узнали, что беременности нет и не существовало и что признаки, которые заставили предполагать беременность, на самом деле были только симптомами малокровия! Какое разочарование для царя и царицы! Бедняжки!» Глубоко огорченная Александра писала Елизавете Нарышкиной, которая с нетерпением ожидала вестей от нее в своем загородном имении: «Дорогой друг, не приезжайте. Крещения не будет – ребенка нет – ничего нет! Это катастрофа!»[247]247
Naryshkin-Kurakin. «Under Three Tsars», p. 171.
[Закрыть]
Слухов об этом событии было столько, что для спасения репутации императрицы пришлось опубликовать официальный бюллетень о состоянии ее здоровья. Его составили 21 августа придворные врачи доктор Отт и доктор Густав Гирш: «Несколько месяцев назад в состоянии здоровья Ея Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны произошли перемены, указывающие на беременность. В настоящее время в результате отклонений от нормального течения прекратившаяся беременность окончилась выкидышем, совершившимся без всяких осложнений»[248]248
Правительственный вестник, № 183, от 21 августа 1902 года.
[Закрыть].
Истинное состояние Александры было, однако, необычным, и информация о нем никогда не была обнародована. В секретном докладе, представленном Николаю личным врачом Александры доктором Гиршем, излагались подлинные данные. Александра Федоровна в последний раз имела месячные 1 ноября 1901 года и была совершенно уверена, что беременна, ожидая роды в начале августа следующего года, хотя, несмотря на приближение срока родов, ее живот сколько-нибудь значительно не увеличился в размерах. Затем, 16 августа, у нее началось кровотечение. Были вызваны доктор Отт и акшерка Гюнст, но Александра отказалась позволить им осмотреть ее. Вечером 19 августа она почувствовала боли наподобие первых родовых схваток, кровотечение возобновилось. Боли продолжались до утра. Во время утреннего туалета у нее произошел выкидыш – самопроизвольно вышло шаровидное мясистое образование размером с грецкий орех. Доктор Отт произвел микроскопическое исследование этого образования, которое подтвердило, что это отмершее плодовое яйцо не более четвертой недели развития. По его мнению, у царицы был так называемый «мясистый занос» (Mole Carnosum), который и вышел с током крови[249]249
Александра перенесла тогда то, что теперь называется молярной беременностью, хорионаденомой. Пузырчатый занос образуется в матке, если нежизнеспособная яйцеклетка, обычно такая, в которую в момент оплодотворения попали сразу два сперматозоида, внедряется в слизистую оболочку матки и начинает разрастаться. Вместо деления обычным способом клетка начинает мутировать и в некоторых случаях может стать раковой, а плацента превращается в кисту. В случае с Александрой ее тело в конечном счете отторгло эту массу клеток, растущих в слизистой ее матки, но само это состояние привело к повышению гормонального уровня, в результате чего появились тошнота и усталость, которые являлись обычными симптомами при всех ее беременностях, укрепляя тем самым ее уверенность в том, что беременность протекает нормально. Российский историк Игорь Зимин вновь обнаружил частный отчет об этом в российском архиве в 2010 году. См.: Зимин И. В., «Детский мир. Повседневная жизнь Российского императорского двора», с. 22–25.
[Закрыть].
Новость о том, что у царицы был «выкидыш», отнюдь не вызвала к ней сочувствия в русском народе, а, к сожалению, совсем наоборот. Поднялась лавина беспощадной критики, пошли всякие чудовищные слухи о том, что она родила ребенка с какими-то отклонениями, «уродца с рожками». Официальные круги настолько боялись любых упоминаний об этом, что часть либретто оперы Римского-Корсакова «Сказка о царе Салтане» со словами: «Родила царица в ночь не то сына, не то дочь; не мышонка, не лягушку, а неведому зверюшку», – была вырезана цензурой[250]250
Там же, с. 21–22.
[Закрыть]. А подозрительные русские люди были уверены, что десница Божия тяжело карает их злосчастных государей. Многие считали, что отсутствие у царя сына есть наказание за Ходынскую трагедию 1896 года, когда более тысячи человек были затоптаны насмерть в давке на Ходынском поле во время торжественных мероприятий в Москве при коронации Николая II[251]251
«The Tsar: A Character Sketch», Fortnightly Review 75, no. 467, 1 March 1904, p. 364.
[Закрыть].
Английское издание «Англо-рашн», хоть и несколько язвительно, дало отпор возрастающему осуждению несчастной царицы, со всех сторон направленному на нее за то, что она не смогла родить наследника, и выступило в поддержку женщины на российском троне:
«Царица вновь не проявила почтения к салическому закону и разочаровала российское население, имеющее такое стойкое предубеждение против наследования по женской линии, которое вылилось даже в неприязнь, граничащую с ненавистью, по отношению к матери, осчастливленной еще одной дочерью… однако продемонстрировало слабое знание законов природы и истории, которое гласит, что «совершенная женщина, одаренная от рождения многими добродетелями», есть «венец природы», а правление женщины-монархини зачастую оказывается спасением для ее подданных, представляя собой период наивысшего материального и социального процветания»[252]252
Anglo-Russian VI, no. 5, November 1902, p. 653.
[Закрыть].
Теперь уже и в иностранную прессу просочились слухи о том, что влияние Филиппа на императорскую чету простиралось значительно дальше только «психических методов исцеления» для успешного зачатия сына, что Николаю пришлось даже подвергнуться «гипнотическим опытам», в ходе которых Филипп «вызывал дух Александра III, предсказывал будущее, а также внушал царю те или иные решения, касающиеся не только внутренних, но внешних дел государства»[253]253
Там же, p. 654.
[Закрыть]. Репутации Филиппа был нанесен непоправимый ущерб, в его адрес все чаще звучали обвинения в шарлатанстве и вмешательстве в государственные дела, так что дальнейшее его пребывание при российском императорском дворе стало невозможным. Николаю II и Александре Федоровне очень не хотелось расставаться с ним, но в конце 1902 года Филипп вернулся во Францию. Он увез с собой щедрые подарки от своих благодарных монарших покровителей, в том числе автомобиль «Серполле»[254]254
Moe. Указ. соч., p. 104, n. 114.
[Закрыть]. В свою очередь, Филипп подарил Александре икону с небольшим колокольчиком, который, как он сказал ей, должен был звонить, если в ее комнату входил кто-то, желающий ей зла. Она также хранила на память о нем рамку с засушенными цветами, которую Филипп подарил ей. Этих цветов, как он утверждал, коснулась рука Спасителя. Затем он уехал, оставив последнее дарующее призрачную надежду предсказание: «Когда-нибудь у вас будет еще один друг, как и я, который будет говорить с вами о Боге»[255]255
Зимин И. В., «Детский мир. Повседневная жизнь Российского императорского двора», с. 27; Fuhrmann. «Rasputin», p. 36.
[Закрыть].
Поток порицаний в адрес царицы, так и не сумевшей подарить супругу сына, а престолу – наследника, не прекращался. А после «выкидыша», случившегося в 1902 году, начали ходить слухи, что Николая пытаются уговорить развестись с Александрой, так же, как ранее Наполеон в 1810 году, после четырнадцати лет брака, развелся с императрицей Жозефиной, так как та не родила ему сына. Поговаривали даже, что царь собирается отречься от престола, если его следующим ребенком опять будет дочь. Положение царицы в России становилось «весьма шатким». Ходила молва, что Александру охватила «глубокая и неизбывная тоска, потому что она уже не надеется больше снова стать матерью», но при этом ее желание родить наследника превратилось «почти в манию»[256]256
Post-Standard, Syracuse, 21 September 1902; Boston Sunday Globe, 16 November 1902; Post-Standard, Syracuse, 17 November 1902.
[Закрыть]. Между тем за рубежом возрастало сочувствие к четырем царским дочерям, о которых российская общественность как-то постоянно забывала. Это было иронически подмечено, например, в следующей язвительной шутке, опубликованной в прессе Питтсбурга в ноябре 1901 года:
* * *
1903 год был очень важным для семьи Романовых. Он начался с празднования двухсотлетия основания Санкт-Петербурга. В одно из редких появлений царской четы на дворцовом празднестве (как оказалось, последнее на ближайшие несколько лет) Николай и Александра были в центре всеобщего внимания на большом костюмированном балу, тоже оказавшемся последним таким балом императорского двора. Александра выглядела великолепно, на ней был богато украшенный костюм царицы Марии Милославской из тяжелой золотой парчи и громоздкая корона (ей было во всем этом довольно-таки неудобно). Своим видом она затмевала стоявшего рядом мужа, одетого в костюм своего любимого царя, Алексея I. Александра казалась прекрасным видением, «византийской Богоматерью, сошедшей с драгоценных икон кафедрального собора»[258]258
Анонимный источник [Casper], «Intimacies of Court and Society», p. 133.
[Закрыть]. Но одновременно она была и воплощением самодержавной недоступности, и здесь, среди всего великолепия высшего света Санкт-Петербурга, это только подчеркивало их с Николаем полную оторванность от простых русских людей. Позднее, летом того же года, русский народ, однако, был вознагражден очень редкой возможностью лицезреть императорскую чету, которая отправилась в паломничество в надежде вымолить сына.
Перед отъездом во Францию Филипп посоветовал им просить о заступничестве перед Господом святого Серафима Саровского, чтобы у них родился сын. Была, правда, одна загвоздка: святого с таким именем не было в святцах Русской православной церкви. Начались лихорадочные поиски, и в конечном итоге было установлено, что монах Дивеевского монастыря в Сарове, что в Тамбовской области, в 250 милях (403 км) к востоку от Москвы, был почитаем в этой местности как чудотворец. Но ни одно из его чудес не было подтверждено официально, а сам Серафим был уже семьдесят лет как в могиле. Когда его гроб вскрыли для осмотра тела (которое у святых остается чудесным образом нетленным) и проведения испытания святости путем теста кислотой, то новый святой этой проверки не прошел. Его останки были вполне подвержены тлению.
