Текст книги "Драгоценная ты"

Автор книги: Хелен Монкс Тахар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Джемма велела отгородить себе отдельный кабинет, и теперь я смотрела на вас обеих сквозь стеклянные стены. Кстати, до того как «Руководитель» пошел ко дну, начальство как раз поговаривало об отдельном офисе для меня. А потом пришли годовые финансовые отчеты, владельцы стали откладывать мои просьбы в долгий ящик, хотя раньше без промедления выполняли любую прихоть. Затем и вовсе начали меня избегать – при столь плачевном положении им не хватало духу посмотреть мне в глаза – они взяли меня на работу помощником репортера почти двадцать лет назад, сделали самым юным в истории журнала главредом, взрастили с младых ногтей и прочили блестящее будущее.

И вот теперь в новом офисе, который при лучшем раскладе мог бы быть моим, Джемма Лант обеими руками держала тебя за плечи и старалась заглянуть тебе в лицо. Ты упорно смотрела в пол. Наконец она сдалась, поцеловала тебя в лоб и отпустила. Ты, по-прежнему не поднимая глаз, облегченно вздохнула и выскочила в открытую дверь. Тебя посадили в паре шагов от кабинета Джеммы, наискосок от моего стола. Тетя хотела держать тебя на виду и поближе ко мне. Репортерское чутье подсказывало – неспроста. Что же ты за птица?

И Азиф тебя заметил, рассмотрел в мельчайших деталях. Твои стройные, красивые, обтянутые темными капроновыми колготками ножки под неприлично тонкой полоской кожаной юбки. Азиф тоже начинал стажером, он всегда был моим любимчиком. Помнится, даже выбрал логин СтивенПатрик59 – в честь Моррисси [2]2
  Стивен Патрик Моррисси (р. 1959) – фронтмен британской инди-рок-группы «The Smiths» (1982–1987).


[Закрыть], чтобы меня порадовать. Не бросил в трудную минуту. Он знал меня до болезни, в период расцвета, когда никто и не подозревал, что журнал на грани разорения. В то время казалось, что наша веселая компания будет вечно писать и издаваться в свое удовольствие с помощью постоянных читателей и небольшого вклада в рекламу.

И вот в один прекрасный день бывшие владельцы собрали нас для «серьезного разговора» о «суровой реальности», которая диктует свои правила. Вскоре после разговора последовали сокращения. Пришлось расстаться с ведущими репортерами, проверенными и опытными специалистами, чьи зарплаты мы больше не могли себе позволить. Затем ушли возмущенные редакторы отделов – связующее звено, жизненно необходимое для работы журнала.

Однако даже в те смутные времена я была у руля и смогла убедить директоров отключить комментарии на сайте. Вместо этого предложила устраивать мероприятия, где все желающие могут высказаться и цивилизованно поспорить, а не прятаться за никами и аватарками. Теперь комментарии вернули, хотя многие банально и трусливо пишут о нас гадости не на сайте, а в Твиттере. Видно, в наши дни порядочность и честность обесценились, если молодежь (да и мои ровесники тоже), совершенно не стесняясь, сливают в интернет все, что приходит им в голову. Когда я увидела, как застыл при виде тебя Азиф, то остро ощутила: мое время ушло. Больше никто не оборачивается и не провожает меня взглядом, когда я вхожу в комнату.

– Она вас ждет, – шепнула ты мне, – просто будьте собой, Кэтрин.

Теплое дыхание на щеке и уже знакомый аромат шампуня заставили меня вздрогнуть.

– Здравствуйте! Проходите, пожалуйста! Рада наконец познакомиться лично. Жаль, что не удалось встретиться раньше, нужно было уладить финансы и составить планы, но я много о вас слышала.

Джемма указала на вращающийся стул. Давно сломанный – впрочем, ей-то откуда знать? Я кивнула и примостилась на краешке, стараясь не садиться всем весом.

– Взаимно.

– Мы начали позже, поэтому я сразу перейду к главному.

У меня засосало под ложечкой. Говорили, что Джемма долго обсуждала с новым советом директоров мою дальнейшую судьбу.

– Ничего страшного. Не волнуйтесь так, пожалуйста!

– Я не волнуюсь, просто… Прошу прощения, что задержалась – ужасные пробки. Сама терпеть не могу, когда кто-то опаздывает, оправдываясь тем, что встали поезда на Юбилейной линии…

Количество кортизола в крови достигло критического уровня, однако я старалась говорить с улыбкой.

– Лили объяснила. Она рассказала вам о своей профессиональной подготовке?

– Нет, мне известно только, что она ваша племянница.

Да, мы целый час провели вместе в машине, а я знаю лишь то, что ты ведешь блог. Кто не ведет блог в наше время? Наверное, только я. Можно было задать тысячу вопросов, а я разжилась всего-то общедоступной информацией о родстве с издателем.

– Да, верно. И большая умница. Она еще очень молода, и я хотела вас попросить немного за ней присмотреть. Вы ведь справитесь? Азиф говорит, вы сильней, чем может показаться по вашим статьям.

Что-то не похоже на Азифа, не мог он дать мне такую сомнительную характеристику. Я оглянулась – он подошел к твоему креслу и невзначай положил руки на спинку – над твоими плечами.

– Да, я… сильная, – смутилась я.

– Вы, наверное, знаете, пришлось побороться за вас на совете директоров. Но я настояла, чему несказанно рада.

– Нет, не знала… Побороться? Вы не могли бы пояснить?

– Боже, как неловко… Я думала, вас держат в курсе событий… Совет предлагал начать с чистого листа. Новый дизайн, новое руководство, новый редактор. А я уверена, что вы должны остаться, быть частью нового мира – вот так.

Джемма скромно улыбнулась. Подразумевалось, что я должна быть благодарна за то, что меня оставили в журнале, которым я дышу практически всю сознательную жизнь, который сама же и создала с нуля. Мне ничего и не оставалось, как благодарить. Потерять работу значило потерять второй дом. Я не могла допустить этого – пришлось подавить гнев.

– Спасибо, Джемма. Я не подведу. Буду работать с новыми силами, – лицемерно пообещала я.

Привычный мир рушился, земля отказывалась меня держать, как и расшатанный стул.

Джемма продолжила. Кажется, заранее заготовила план разговора. Будь у меня хоть какие-то силы, я бы ее возненавидела.

– Говорят, вы много вложили в первый обновленный выпуск. С удовольствием ознакомлюсь с ним завтра. Приятно слышать, что вы так энергично включились в процесс. Уверена, вместе мы добьемся многого.

Значит, старания не остались незамеченными. Я очень хотела выжить, выползти из-под обломков и представить новому руководству хороший сильный выпуск, поэтому доверила интервью, поиск и проверку информации стажерам, а писала по большей части сама. Моя подпись стояла почти под каждой статьей и в бумажной, и в электронной версии. Не могу сказать, что в каждую вложила душу, но пот и кровь точно. Я боец по натуре, Лили. Если меня прижать к стенке, я бью наотмашь. Инстинкт самосохранения.

– Спасибо, Джемма.

– У вас есть какие-то вопросы?

– Нет… думаю, нет.

В тот момент ты проплыла мимо нас за стеклянной перегородкой. И мне показалось, подмигнула на ходу – невероятная фамильярность. Азиф провожал глазами кожаную юбчонку, пока она не скрылась в кухонной зоне.

– Хотя мне бы хотелось побольше узнать о Лили, – решила прощупать почву я.

– Если честно, покупка «Руководителя» – целиком ее идея. Она узнала, что талантливый журнал на грани разорения, и просто загорелась. Я как раз искала новый проект, а она тогда жила со мной – понимаете, я ей как мать. Лили убедила меня, что это перспективное вложение, и я решилась.

Джемма улыбнулась приятным воспоминаниям. Мне тоже представилась уютная картина: вы с Джеммой сидите, обнявшись, в королевских апартаментах в центре Лондона и думаете, как реанимировать беднягу «Руководителя», вытащить из ямы, куда завела его Кэтрин Росс.

– Значит, это Лили решила купить журнал. Не ожидала такой прозорливости от юной девушки. Современные молодые люди, на мой взгляд, мыслят совсем по-другому.

Мне стало не по себе. Получается, ты решила купить «Руководителя», а в машине делала вид, что только помогаешь тете. И, выходит, прекрасно знала, к кому напрашиваешься в такси – нельзя не узнать человека, который последние двадцать лет является лицом купленного тобой журнала. Может, просто постеснялась? Из деликатности умолчала, что увидела в моей рушащейся империи перспективы развития и собираешься ее спасать.

Тем временем ты вернулась за монитор. Азиф стоял у твоего кресла, наклонившись к экрану. Ты что-то говорила, указывая на картинки, блузка с коротким рукавом и широким проемом открывала прекрасный вид сбоку. Азиф послушно кивал, глядя на экран и косясь при этом на тебя. Для большего эффекта ты иногда задумчиво проводила кончиками пальцев по шее.

– Да, по поводу современных молодых людей, Кэтрин…

Я почти не слушала. Ты подозвала ассистентку по работе с фотографиями, она тут же подошла и стала кивать вместе с Азифом. Еще ничего не произошло, но вид моей команды вокруг тебя уже сильно мне не нравился.

– Я поговорила с вашими ребятами. Они, бесспорно, вас уважают.

– Спасибо.

Я с трудом оторвала взгляд от группы за компьютером. Джемма продолжила:

– У журналистов старой школы есть чему поучиться. Скажем, силе характера. Однако время не стоит на месте, и, возможно, некоторые традиции слегка устарели…

– Какие, например?

– Например, манера общаться со стажерами. Насколько я понимаю, в крупных издательствах было принято держать молодежь в черном теле. Вот вы иногда над ними подшучиваете… Ну, по-дружески, конечно, ничего страшного, но, возможно, все-таки стоит слегка пересмотреть…

– Пересмотреть что?

– Я бы сказала, выбор слов. Говорят, вы однажды назвали сотрудников «слабаками», потому что они постеснялись брать интервью у разорившегося бизнесмена. И, по словам одного из стажеров, вы часто зовете их «снежинками».

– По чьим словам?

Впрочем, если задуматься, любой стажер из последнего выводка с удовольствием нажаловался бы Джемме. Меня больше насторожило то, что Джемма, представитель моего поколения, защищала их с такой готовностью. Потом я поняла: речь на самом деле шла не о них, а о тебе. Джемма хотела создать условия, где будет комфортно тебе и где твоя самооценка, непривычная к испытаниям, не пострадает. Ты едва появилась, а уже вовсю хозяйничала в моем мире – перестраивала его под себя.

За стеклом ассистентка по работе с фотографиями выставила тебе ладонь: «дай пять». Ты несмело хлопнула, потупив взгляд.

– Неважно, кто что сказал. Важно то, что у нас есть отличная возможность задуматься – каким будет рабочее пространство в издательстве. Будет ли оно терпимым? Безопасным? Мы ведь к этому стремимся?

– Да, разумеется. – Я была сбита с ног, но сдаваться не хотела. –  Что еще мне следует знать? Пожелания стажеров? – Я сделала паузу. – Или что-то о Лили?

Джемма слегка прищурилась.

– Нет, больше, пожалуй, ничего на ум не приходит.

– Хорошо, – произнесла я, однако с места не сдвинулась.

Твоя тетушка явно о чем-то не договаривала. Такие люди, как ты и я, умеют врать. Люди как Джемма – не очень.

– Да, кстати, Кэтрин, хотела спросить… Как вы себя чувствуете? Как здоровье?

– Знаете, чудесно. Просто замечательно.

– Рада слышать. Буду интересоваться время от времени – так полагается в соответствии с новой политикой здравоохранения компании.

– Приятно, что новое руководство о нас заботится.

Джемма кивнула и ласково улыбнулась. Поверила. Все-таки вру я мастерски.

Выйдя из кабинета новой начальницы, я, ни на кого не глядя, направилась к столу, включила компьютер и намеревалась полностью погрузиться в работу. После разговора не хотелось смотреть в глаза ни своей команде, ни тебе.

– Ну, как прошло? – вдруг спросила ты, не прекращая с огромной скоростью печатать.

Будто мы сто лет знакомы. Будто ты мне ровня. Кем ты себя возомнила? Думаешь, спасла от безработицы и нищей старости? Тетя купила журнал, теперь все можно? Знаешь, Лили, некоторые вещи не покупаются.

– Почему же вы не сказали, что у вас такая чудесная тетя? – громко откликнулась я. – Дайте мне несколько минут собраться с мыслями, обсудим, как вы можете помочь Азифу с поиском информации.

– Я бы сначала закончила с этим. – Ты указала взглядом на свой экран, по-детски заправляя волосы за уши.

Стажер-айтишник за дальним столом подавил смешок.

– Хорошо, – разрешила я, будто мне известно, с чем именно ты собиралась заканчивать.

– Вы точно не возражаете?

– Совсем нет.

– Джемма просила написать вступительную статью к церемонии награждения, но если есть более важное дело… – проговорила ты.

Твой излюбленный прием – заставить согласиться дважды. И, как я поняла позже, продуманная стратегия – внедряться в самые важные для меня проекты.

Церемония награждения – событие года, наша визитная карточка, возможность привлечь читателей и спонсоров на следующий год. Ты уже пыталась протолкнуться поближе к центру событий. Прошлую церемонию я не смогла даже посетить, не то что возглавить. Церемония этого года – шанс снова взять дело в свои руки, восстановить репутацию, доказать, что я живее всех живых – пусть это и неправда.

– Нет, продолжайте, – пробормотала я.

Впрочем, ты уже печатала, не дожидаясь моего ответа.

– Наверное, стоит вам сообщить: мы тут слегка помозговали о концепции обложки, посвященной церемонии. У меня есть несколько предложений, как сделать заголовки более емкими и яркими. Ну то есть почти как было, просто немного больше в духе времени. Уверена, вам понравится. Я только хочу предложить, выбор, конечно, за вами.

Невинно приподнятые бровки, бледное личико, милая улыбка. Что же ты задумала, девочка?

– За мной? Сомневаюсь… – проговорила я.

– Вы шутница, Кэтрин, – отозвалась ты без тени улыбки.

Позднее, когда Джемма была на собрании директоров, ты деловито зашла в ее офис, закрыла за собой дверь и перерыла стопку доставленных писем. Выудила коричневый конверт, извлекла оттуда новенькую кредитную карту, какие выпускают для сотрудников, и положила ее в карман. Неслыханно – выдавать практикантке кредитную карту, потому что издатель ей вторая мама. Мою карту тоже нужно было заменить, и я ждала уже несколько недель, когда ее выпустят. Ты вышла из кабинета Джеммы и направилась прямиком к Азифу. Не знаю, что ты ему сказала, только он с готовностью вскочил, надевая на ходу вельветовый пиджак, и вместе вы покинули офис. Почти три часа дня – мы с Азифом всегда ходили пить кофе в это время. В тот день мы не пошли пить кофе. Впрочем, как и на следующий день. Ни через день, ни через два. Когда за моим единственным союзником закрылась дверь офиса, я позвонила в отдел кадров – тоже нововведение совета.

– Добрый день! Это Кэтрин Росс. Ко мне поступил новый человек на практику. Вы не могли бы прислать резюме, чтобы я понимала, как спланировать ее время?

Нужно узнать тебя получше, чтобы предугадать твой следующий ход.

Лили

5 марта

День первый

Обожаю писать дневник по вечерам. Твердая обложка, шелест страниц… только с ним я могу быть самой собой, делиться наблюдениями. Тетрадь намного человечней, чем макбук. Настоящий дневник, где нельзя ничего стереть или переправить.

Утром на автобусной остановке случайно встретила Кэтрин Росс.

Вела она себя очень странно. Оборачивалась и откровенно на меня пялилась. Думаю: не развести ли ее на такси? Так и сделала. Лег-ко.

Поначалу она меня активно ненавидела, как и всех моих ровесников. На остановке буквально испепеляла нас глазами. Презирала. Потом разговорилась и подобрела. Ей нравилось со мной болтать, правда. И самое удивительное, мне тоже понравилось с ней говорить, ее слушать. Словно подул теплый ветерок. Как будто она протянула руку и сказала – держись. Однажды я уже испытывала подобные чувства. И вот – снова. Едва не принялась выбалтывать все подряд, однако вовремя себя одернула – нельзя, это же КР!

КР погладила меня по щеке – не спрашивайте, как это вышло, – сама не понимаю. Вот уж не ожидала… Ну, а поскольку я стараюсь любыми способами облегчить себе жизнь, решила заскочить на работу к маме и захватить подарок для Джеммы, как обещала. Подстраиваю, чтобы мы проехали мимо офиса, где мама обычно убирается по понедельникам. Понятия не имею, сколько урн серьезных бизнесменов маме пришлось вытряхнуть, чтобы купить такую ручку. А вот Джемма, наверно, знает и будет, конечно, переживать и чувствовать себя виноватой (она такую ручку на сдачу может купить). Маме только того и надо – испортить Джемме первый рабочий день. Возвращаюсь в машину и вижу – КР тайком залезла в мой макбук. Я чуть со страху не умерла, честно. Но если бы она что-то нашла – не сидела бы с таким виноватым лицом. Мне даже жалко ее стало.

Джемма, как обычно, встретила нотацией. Слушаю, поддакиваю в правильных местах. Я всегда знаю, что люди хотят от меня услышать. КР трепещет перед Джеммой. На ней лица нет, когда она идет в Джеммин кабинет. Хороший шанс наладить контакт. Что должен сделать сочувствующий подчиненный, когда боссу предстоит важная встреча? Конечно, подбодрить, поднять настроение. Хорошие подруги, между прочим, так и поступают. Хорошие подруги для тебя на воду дуют, выше головы прыгают и наизнанку выворачиваются – и все непринужденно, с удовольствием.

КР, конечно, хочет свалить на меня черновую работу, но я тактично дала понять, что способна на большее. Идеальная практикантка, прилежней и послушней не найти.

Пригласила на кофе правую руку КР – Азифа. Сразу прибежал. Скучно даже.

КР всем рассказала, что меня взяли по блату. Интересно, а они знают, что платить мне никто не собирается? Джемма говорит, что должна увидеть «как я стараюсь», и если вдруг появится вакансия… КР и Джемма пока не понимают, но лед уже тронулся.

Глава 2

Кэтрин

В тот вечер я зашла домой после спортзала и заново, твоими глазами, посмотрела на квартиру. Окинула свежим взглядом каждый уголок, каждую мелочь. Когда-то мы собирались ее выгодно продать, и я попросила старого приятеля из «Ивнинг стандарт» написать заметку. И вот в разделе «Интерьеры и недвижимость» появилась статья под названием «Стиль будущего». Подзаголовок уточнял: «Смело и современно: как начинающая писательница Кэтрин Росс преобразила обычную лондонскую квартиру». Дальше автор рассказывал о моих дизайнерских находках: в гостиной был встроен книжный стеллаж во всю стену, под потолком красовались декоративные полочки, вместо банальных обоев в спальне я использовала краску пастельных тонов и большие разноцветные круги в стиле Дэмьена Херста [3]3
  Дэмьен Херст (р. 1965) – наиболее известный британский художник-концептуалист, по некоторым оценкам – самый богатый художник мира.


[Закрыть] в качестве яркого акцента над кроватью. После выхода статьи я почувствовала себя по-настоящему успешной. Словно я окончательно выросла и мамина ферма осталась в далеком прошлом. Я больше не была безвестной провинциалкой. Я превратилась в стильную и современную женщину. Многого добилась. Мне подражают, со мной хотят дружить. Сейчас и вспоминать странно: неужели я правда так думала?

Кстати, стильный ремонт мы смогли себе позволить лишь благодаря деньгам Иэна – он сдавал расчетливо купленную в девяностых квартиру в Холлоуэе. Приятель писал: «Романы Кэтрин скоро появятся на полках», и на тот момент это было почти правдой. Я отправила отрывок из последней рукописи трем издателям, отказал только один, а двое попросили прислать полный текст. Иэн тем временем тоже процветал, был ведущим автором в нескольких рекламных агентствах, попал в команду сценаристов нового телесериала. Казалось, Лондон почти у наших ног. Мы оба приехали из провинции и всего добились, даже не имея за плечами престижного образования. Друзья, тогда еще многочисленные, подогревали уверенность.

Мы строили планы: мою квартиру продадим за хорошую цену и переедем в Хайбери – там можно себе позволить целых четыре спальни, но без отделки. Ремонтировать будем постепенно, на деньги Иэна за аренду квартиры. Иэну тогда было около тридцати пяти, мне – всего двадцать шесть. Мы были очень счастливы, правда, счастья своего не понимали.

– Ну, как прошло? – прокричал из кухни Иэн. – Я думал, ты позвонишь – расскажешь.

Как тебе известно, мы жили вдвоем с Иэном. К моменту нашей с тобой встречи – уже двадцать лет. Мы с ним через многое прошли вместе: переживали трудности, делили счастливые моменты. Казалось, срослись, стали одним целым. По-моему, далеко не каждая женщина смогла бы принять Иэна и его образ жизни, равно как и не каждый мужчина смог бы терпеть меня. Взять даже отношение к детям: я сразу заявила, что рожать не буду никогда. И только Иэну смогла признаться – почему. Дело в том, что меня растили строго, если не сказать жестоко, и я не видела смысла заводить ребенка, чтобы потом его мучить. Я слишком боялась повторить историю матери. Иэн и сам не был в восторге от родительства – пришлось бы возвращаться домой в шесть и меньше пить. Мы и дети – странное сочетание. Это были бы уже не мы. Поэтому договорились с самого начала: жить и творить в свое удовольствие, а размножение оставить для обывателей.

– Привет, красотка!

– Привет-привет.

Иэн что-то жарил на сковороде, и я поцеловала его во влажную от пара щеку.

Мы оба мало изменились со времен фотографии в «Ивнинг стандарт». За собой я всегда следила. Совершала ежедневные пробежки. Ходила в спортзал. Да что там ходила, всю дорогу до него – бегом. В спортивных штанах появлялась исключительно на тренировке. Привыкла к вниманию мужчин и только совсем недавно стала ощущать себя невидимой. Незадолго до болезни. В один прекрасный день добежала до фитнес-клуба, не отшив по дороге ни одного водителя. Теперь можно беспрепятственно пробежать всю дорогу до Грин Лейнс. Никто больше не сигналит. Словно дожив до определенного возраста, я оказалась в шапке-невидимке. Сперва я вздохнула с облегчением – хоть побегаю спокойно. Ведь я не из тех женщин, которые боятся стареть! К тому же стареть мне пока рановато… Или нет?

За пару недель до нашей встречи я провела эксперимент: выудила из шкафа коротенькие шорты, которые носила, когда мне было чуть за тридцать. По пути в спортзал все ждала, что мужчины будут присвистывать вслед – но нет. Видимо, свистящие и сигналящие мужики умеют определять возраст женщины, лишь взглянув издалека на ее икры. По каким, интересно, признакам? Чем мои ноги им не понравились? Стыдно сказать, но меня это задело. Вот уж не думала, что опущусь до подобной банальности.

– Спрашиваешь, как прошло…

Я не знала, как преподнести Иэну сегодняшнюю историю, и потому тянула время. Хотелось, конечно, рассказать о тебе и поделиться опасениями. Вот только не сочтет ли он это манией преследования? В любом случае, я должна была с ним поговорить. Ведь он был моим лучшим другом. А с некоторых пор – и единственным.

Вскоре после выхода статьи в «Ивнинг стандарт» удача от нас с Иэном отвернулась. Почти завоеванный нами Лондон вдруг стал враждебным. Сериал заглох, так и не начавшись. Один-единственный пилотный выпуск вышел в полночь. Я отчаянно пыталась сказать свое слово в литературе и предлагала издателям второй роман. Его отвергли два агентства подряд, а идей для новой книги не было.

– Я жду-у, – протянул Иэн, а сам уже откручивал крышечку и с бульканьем разливал по бокалам красное вино из коробки.

После провала сериала Иэн оказался никому не нужен. Ему минуло сорок, и он стал персоной нон грата, причем совершенно незаслуженно. Пришлось перебиваться мелкими заказами. Уверенности у нас заметно поубавилось. Я уже десять лет была главным редактором «Руководителя» и получала неплохую зарплату, однако четырехкомнатные квартиры подорожали до четырехсот тысяч, а потом до четырехсот пятидесяти… После семисот мы перестали просматривать объявления. Повысили аренду на квартиру Иэна и остались жить в моей до лучших времен. Когда я встретилась с тобой, мы еще надеялись, что недвижимость резко подешевеет.

– Ну что тебе сказать? «Наступила новая глава в жизни журнала», – процитировала я Джемму (она так и написала в общей рассылке, причем заглавными буквами).

Я задержалась взглядом на старом постере, который вот уже пять лет зловеще темнел в коридоре. Из-за него-то мы и застряли в моей «студенческой» квартирке.

Постер фильма.

Неснятого фильма Иэна.

Неснятого фильма Иэна, который должен был ознаменовать начало новой главы в нашей жизни. Иэн, наверное, рассказывал тебе о нем. А я хочу поведать свою версию сей печальной истории. С самого начала.

Когда мне было девять лет, мой папа умер. Маму это возмутило до глубины души, и она с детства внушала мне, что на мужчин ни в чем нельзя положиться – надо рассчитывать только на собственные силы. «Нечего ждать принца на белом коне! Никто не поможет», – твердила она. Впрочем, о принцах я и не мечтала. А мечтала стать писательницей. Я всегда что-нибудь писала, наверное, в том и заключалось мое единственное спасение. И вот, когда мне перевалило за тридцать, – желание пропало. Я совсем не могла писать. Первый мой роман не напечатали, и я возлагала надежды на второй. Когда и его отвергли, я впала в отчаяние. О новой книге и думать не могла, слишком боялась разочарования.

К тому же я больше не знала, о чем писать. Начинала и всякий раз останавливалась. Не хватало веры в себя. В двадцать лет я не сомневалась: мои идеи прекрасны и обязательно найдут благодарного читателя. Совсем как ты сейчас… Ты ведь уверена, что все просто обязаны ловить каждое твое слово? То, что я перестала писать для себя, вероятно, стало первым признаком приближения серой мути. Моя творческая жизнь заглохла, а вот Иэн еще делал отчаянные попытки удержаться на плаву. Тут-то ему и подвернулся случай выступить в роли принца на белом коне и позаботиться о моем будущем.

Он решил снять фильм по собственному сценарию и предложил мне и всем друзьям, кто пожелает, вложить в него деньги. Мы с радостью согласились и стали исполнительными продюсерами. В возрасте под сорок человек хоронит юношеские мечты, и ему необходимо на что-то надеяться. Вот мы и доверились Иэну. Даже не потому, что считали его прекрасным сценаристом (надо признать, некоторые и вовсе не считали). Просто надеялись на чудо: вдруг мечты все-таки сбудутся и мы избежим унылой старости?

Сначала мы вложили в фильм все, что откладывалось на покупку четырехкомнатной квартиры, – оказалось недостаточно. Тогда я взяла кредит под залог Мэнор-Хаус и добавила Иэна в поручители, чтобы выжать побольше денег из банка. И все еще свято верила – это лишь мелкие неприятности на пути к блестящему будущему. Фильм получился плохой (что бы ты ни плела, дабы польстить Иэну). Ужасный. Он никого не спас. Провалился с треском, и более того, стоил нам многих друзей – тех, кто поверил в незаурядный талант Иэна и понадеялся на пожизненные дивиденды. Иэн извинялся, извинялся и извинялся, хотя, если разобраться, он ни в чем не виноват. В конце концов, Иэн ничего не обещал… Сделал все что мог. Мы оба сделали что могли. Твоему поколению повезло гораздо больше – тоннами снимаете всякую ерунду на айфоны, все мысли до единой постите в твитах и блогах, таким образом учитесь и обретаете популярность. Кто-то потому, что действительно стал хорош, кто-то просто поймал волну. У нас же был лишь один шанс на успех. И мы дорого заплатили за неудачу.

А я нарушила мамин наказ и понадеялась на принца. Большая ошибка.

Когда друзья совсем перестали звонить, я даже вздохнула с облегчением, ибо все разговоры с ними неизбежно сводились к фильму. Бесконечные «если бы да кабы» и нытье по потерянным деньгам… Мы скучали и пытались завести новых приятелей. Знакомились в баре, угощали кокаином, оплачивали последний стаканчик и зазывали в гости. Однако чаще всего возвращались в Мэнор-Хаус вдвоем. А последние пару лет вообще предпочитали проводить вечера дома. Вот так незаметно и подкралась к нам старость.

Я уверена: депрессия случается независимо от внешних обстоятельств. Сейчас принято искать «триггеры» [4]4
  То есть «спусковые механизмы», травматические причины расстройств психики.


[Закрыть]. Что ж, в моем случае триггеров имелось предостаточно. Во-первых, несмотря на мои старания, столичная жизнь не сложилась. Я-то рассчитывала разбогатеть и прославиться, чтобы навсегда забыть про нищее детство. Во-вторых, в журнале намечался кризис. В-третьих, надежды на переезд не оправдались. В-четвертых, тело начало стареть и выкидывать разные неприятные штуки. Например, кожа все время сохла так, что никакой увлажняющий крем не помогал; росли жесткие волоски на подбородке; один за другим седели волосы на лобке. Я злилась на собственное тело за предательство, но еще больше злилась на себя: почему я не могу достойно принять возраст?

Все эти крупные проблемы и мелкие неприятности давили-давили и в конце концов сломали меня совсем. Знаешь, Лили, правду говорят: друзья познаются в беде. Когда мне стало плохо, я попыталась обратиться за поддержкой к старым подругам. Оказалось, больная и плаксивая я никому не нужна. Чтобы унять обиду, я списывала все на провал фильма: получи мои подруги звездные гонорары, ни за что бы меня не бросили. А в глубине души знала: я неудачница и не заслуживаю любви. Чего ждать от других, если сама себе противна?

А Иэн не бросил. Терпеливо выкармливал, как больного ягненка. Я и правда походила на несчастных новорожденных овечек, которых мать заставляла кормить молоком из бутылочки. Без Иэна я бы не выжила. Он готовил для меня с улыбкой. Я ела, но не получала никакого удовольствия. Еда потеряла вкус. Иэн делал невообразимые по сложности и калорийности блюда, целыми днями варил кости в огромных кастрюлях – словно хотел извлечь из несчастных животных жизненную силу и влить ее в меня в виде супа. Признайся, Лили, ты думаешь, мы и вас, молодых, готовы сварить, чтоб подпитаться энергией?

Приступ депрессии миновал, а привычка кормить осталась. Вот и сейчас Иэн что-то размешивал – от энергичных движений трясся нависший над ремнем живот. В последнее время я заметила, что руки у него стали менее мускулистыми, а светло-русые волосы начали седеть. Однако он еще не утратил привлекательности – у него красивые серые глаза, широкая улыбка и милая привычка задерживать на собеседнике взгляд чуть дольше, чем нужно. Под его долгим взглядом я чувствовала себя значимой. Ты, наверное, тоже? Интересно, какое мы тогда произвели на тебя впечатление?

– Я знаю, как тебя утешить, – сказал Иэн.

– С чего ты взял, что я нуждаюсь в утешении?

– Хорошее кино венгерской «новой волны» [5]5
  Также известна как «венгерское киночудо»; имеется в виду авторское остросоциальное кино Венгрии 1960—1980-х гг.


[Закрыть]. Бела Тарр – лучшее лекарство. Давай посмотрим «Про-клятье»?

Он вытащил из картонной коробки серебристый пакет и выжал из него последние капли, как волынщик извлекает звуки из инструмента. Таких, как Иэн, сейчас называют алкоголиками. Ты и сама наверняка заметила и недоумевала – и как его только жена терпела? Вы, молодые, еще не понимаете, что нельзя на всех ставить ярлык: неудачник-алкоголик или ответственный гражданин, здоров или болен, хороший или плохой. Жизнь гораздо сложнее…

– Давай посмотрим, – согласилась я, задумчиво глядя в бокал.

– Кстати, как тебе Джемма?

Я отвернулась от Иэна и прислонилась к барной стойке, которая отделяла крошечную кухню от гостиной. Я размышляла. Интуиция подсказывала, что не надо произносить твое имя, впускать тебя в наш дом, однако очень уж хотелось рассказать…