Текст книги "Хозяин Стоунгрейв-Холл"
Автор книги: Хелен Диксон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 4
Виктория вошла в роскошную столовую. Она не ожидала такого блеска. Люстра и канделябр источали яркий свет, который падал на позолоту, отражался в великолепном столовом серебре и изысканном разрисованном фарфоре. С густыми волосами, спускавшимися на плечи и обрамлявшими прелестное лицо, Виктория выглядела экзотично. На ней было мягкое ярко-розовое платье с квадратным вырезом, обнажавшим верхнюю часть упругих грудей и подчеркивавшим узкую талию.
Наверное, Лоуренс удивился бы, узнав, как долго она раздумывала, прежде чем отправиться на ужин с ним, больше всего мучилась над тем, что надеть, ибо впервые получила приглашение отужинать наедине с джентльменом. Она уже мысленно представила, как миссис Карвер хмурится, не одобряя ее поведение. Однако в сложившихся обстоятельствах пристойность казалась несущественным излишеством.
Робко избегая откровенно восхищенного взгляда хозяина дома, Виктория изящно кивнула двум беспристрастным лакеям, застывшим по стойке «смирно» у буфета из красного дерева, на котором стояли блюда с едой, а на столе – серебряные вазы с красивыми цветами, и села на стул, выдвинутый для нее лордом Рокфордом. Он вернулся к своему стулу и тоже сел.
– Вы просто очаровательны, – заговорил он, глядя на нее теплым оценивающим взором.
Виктория покраснела. Никогда в жизни она еще не была так смущена, вдруг почувствовала, что у нее сильно забилось сердце, будто в ней что-то проснулось. Происходило что-то радостное.
– Спасибо, – сумела она вымолвить, запинаясь. – Это платье не новое, но оно лучшее в моем гардеробе.
– Платье вам идет, но по красоте ему никак не сравниться с женщиной, которая его носит, – ответил Лоуренс.
Она опустила глаза, точно это замечание действительно смутило ее. Лоуренс решительно напомнил себе, что устроил этот ужин не для того, чтобы соблазнить Викторию: учитывая сложившиеся обстоятельства, сейчас непростительно думать о мягкой постели и налитых грудях в его руках, и обратил мысли к более безопасным темам, справившись о здоровье матери Виктории.
– Она спит глубоким сном. Сиделка при ней, но я не должна оставлять маму надолго.
– Ни в коем случае. Думаю, сиделка пошлет за вами, если возникнет необходимость. – Взглядом Лоуренс дал лакеям знак подать вино и еду.
Виктория отказалась от вина, которым лакей собирался наполнить ее бокал. Надо сохранить трезвую голову. Отдавая должное вкусным блюдам, они говорили о разных пустяках. Когда лакеи удалились, они уселись возле камина друг против друга. Лоуренс потягивал бренди, Виктория пила кофе. Оба молчали, занятые собственными думами, и с удовольствием прислушивались к ветру, который обрушился на большой дом, расположенный на высокой пустоши. Викторию охватило странное чувство надежности, какое уже давно не посещало ее.
– Спасибо, что пригласили меня отужинать с вами. Еда была прекрасной.
– Рад, что она вам пришлась по вкусу. Похоже, вы чувствуете себя непринужденнее.
– Да, сейчас я чувствую себя именно так.
Лоуренс смотрел на ее грациозную шею, которую сзади скрывали мягкие блестящие волосы, на нежные маленькие руки, сложенные на коленях, длинные ресницы и раскрасневшиеся щеки.
– Мисс Льюис, вы очень смелы. Хвалю. По правде говоря, ваш язык и внешность противоречат друг другу.
– Противоречат? – Она удивилась.
– Я уже знаю, что вы откровенны, умны и пленительно красивы. Заметил это, когда впервые встретил вас на пустоши. У меня сложилось впечатление, что вы изящны и крайне уязвимы, однако убедился, что вы сильны и решительны. И очень упрямы. Видно, с вами не всегда легко ужиться.
Ободренная и согретая такими словами, Виктория наклонила голову, на губах появилась едва заметная улыбка.
– У меня бывают минуты взлета, – призналась она. – Мне не хотелось бы стать предсказуемой. Кстати, о неуживчивости. Помнится, на днях, после того как мы с вами расстались в парке, я встретила мисс Эллингем.
– Я так понимаю, ваше мнение о ней не изменилось.
– Мое мнение о ней такое же, как ее мнение обо мне. Я ей не нравлюсь.
– Мисс Эллингем не любит любого, кого считает угрозой для себя, – заметил Лоуренс, широко улыбаясь.
– Не понимаю, какую угрозу я могу представлять для нее, – подивилась Виктория, быстро взглянув на него.
Лоуренс приподнял брови, на губах появилась улыбка.
– Поверьте мне, мисс Льюис, со своей колокольни я отчетливо вижу такую угрозу.
В его голосе прозвучала нежная, ласковая нотка, способная заставить даже злого кота лечь и замурлыкать. Виктория взглянула на него и улыбнулась, наслаждаясь теплой, интимной беседой, хотя понимала, что не должна предаваться таким чувствам.
Лоуренс томно и самоуверенно уселся удобнее, непринужденно закинул ногу на ногу и рассеянно перебирал пальцами рюмку с бренди. Виктория выглядела непринужденной, глаза смотрели нежно, щеки раскраснелись от жаркого огня в камине. Невольно Лоуренса тронули свежесть девушки и, возможно, какие-то угрызения совести. Невинная и по-особому женственная, она задела тайную струну в глубине его души.
Лоуренс инстинктивно угадал в этой привлекательной молодой женщине глубоко скрытую страсть, посылавшую безмолвные сигналы, которые немедленно улавливал такой похотливый и пылкий мужчина, как он. В его глазах появился жгучий блеск. Столь заметная невинность возбуждала, и он уже представлял себя мужчиной, который разбудит в Виктории Льюис удовольствие, какое та вряд ли успела испытать.
Собственные непристойные мысли поразили Лоуренса и вызвали отвращение. Всякий раз, когда он видел Викторию, часть его сознания жаждала ее. Что с ним происходило? Неужели жизнь без общества сделала его уязвимым перед самыми низменными побуждениями? Почему он, видя ее, не испытывал лишь дружеские чувства? Он ведь уже пустил Викторию в свой дом из чувства долга перед ее матерью. К тому же она наивная девственница и слишком юна для него. К счастью, Лоуренс еще не полностью лишился моральных устоев и не решился предложить ей сделку, после которой она потеряла бы всякое уважение к себе, позаботился о том, чтобы она чувствовала себя в безопасности. Он также решил впредь выполнить свои обязанности опекуна Виктории и думать о ней беспристрастно. К тому же два дня назад ее мать поставила его в положение, когда на дочь стало позволительно смотреть лишь в таком свете.
Виктории не хотелось поднимать вопрос, не дававший ей покоя, чтобы не испортить отношений между ними. Но Лоуренс, казалось, был по-настоящему озабочен и доступен. О признании матери уже нельзя было умалчивать. Виктории важно поговорить об этом.
– Мне хотелось бы поговорить с вами кое о чем, – нерешительно начала она. – Я нахожу это дело весьма щекотливым, и, надеюсь, поймете: говорить об этом мне нелегко. У вас больше нет необходимости скрывать от меня правду. Мне все известно.
– Вот как? – Лоуренс пристально посмотрел на нее. Хотя она и не принадлежала к его кругу, зато обладала острым умом и могла самостоятельно во всем разобраться. Он чуть наклонил голову и задумчиво ждал, что она скажет дальше.
– Мне известно, что ваш отец был красивым мужчиной и располагал к себе. Я также знаю, что до встречи с моим отцом мать была привлекательной женщиной. У них, я имею в виду вашего отца и мою мать, завязался роман, правда?
Вызов в ее глазах предупредил Лоуренса, что его ответ определит их дальнейшие отношения. Подняв рюмку, он отпил большой глоток, будто бренди могло смыть горечь и сожаление, вызванных тем, что ему приходится скрывать правду.
Лоуренс кивнул:
– Моя дорогая мисс Льюис, вы угадали. – Не было смысла что-либо отрицать. Потребуются некоторые усилия, чтобы объяснить причины, по которым он привез ее мать в Холл. – Как вам это удалось?
– Мать сама рассказала мне. Обычно я неплохо разбираюсь в ситуации, но ничего подобного мне даже в голову не приходило. – Виктория взглянула на него, прикрыла глаза. – Это ведь было, не так ли? – спросила она, снова открывая глаза.
– Да, Виктория. Смиритесь с этим. – Лоуренс впервые назвал ее по имени.
– Придется. Вот почему ваш брат против того, чтобы мать находилась здесь. Я могу понять его. Должно быть, это ставит вас обоих в неловкое положение.
– Что-то вроде того. Вы правы. Натану трудно примириться со сложившимся положением. Пусть он немного покипятится. Возможно, понемногу успокоится. Явившись сюда, он разговаривал с вами грубо. Мне жаль, что так произошло, ибо не в его природе вести себя невежливо. Напротив, Натан принадлежит к тем людям, которые своим обаянием находят выход из любого затруднения, особенно когда дело касается прекрасного пола. Женщины обожают его. Похоже, они не в силах устоять перед ним. Я видел, как юные девушки просили его взять их замуж, когда они подрастут. Да и титулованные вдовы поглядывают на него. В конце концов, Натан влюбился и женился на Диане Эллингем, девушке, которую он знал почти всю жизнь.
– Почему вы ничего не рассказали о моей матери и своем отце?
– Я не имел права. К тому же все это в прошлом. Нет смысла снова его ворошить.
– А ваша мать? Она знала об этом?
– Да.
Выражение его лица было столь открытым и серьезным, что сбило Викторию с толку.
– Извините, если я что-то не понимаю, но почему мою мать не уволили? Должно быть, леди Рокфорд очень страдала.
– Наоборот. В этой щекотливой и трудной ситуации ваша мать оказалась надежной и верной подругой моей матери. После моего рождения для нее настали трудные времена. Когда доктор сообщил отцу, что еще одна беременность подвергнет ее жизнь опасности, пришлось отказаться от мысли умножить потомство. Хотя моя мать желала родить еще одного ребенка. Эта мечта сбылась, когда на свет появился Натан. Она благосклонно согласилась на связь моего отца с вашей матерью. Вы, наверное, удивитесь, узнав, что она одобрила эту связь. Мой отец переживал расцвет сил. Связь с вашей матерью избавила его от необходимости искать удовлетворения на стороне. – Лоуренс криво усмехнулся. – Отец не был монахом.
– Миссис Ноулс все время твердит, что воздержание полезно для души.
– Думаю, миссис Ноулс имела в виду не любовную связь.
– Да, – согласилась Виктория, покраснев до корней волос. – Видно, она не это имела в виду. – Ее поразило непочтительное отношение лорда Рокфорда к своему отцу. – Вы, наверное, шутите. Трудно поверить, что женщина способна терпеть подобное унижение в собственном доме.
– Ваша мать ничем не ущемила ее. Мои родители любили друг друга всеми в то время доступными способами. Моя мать для отца значила все, и он любил ее всей душой, несмотря на этот роман. Троица старалась держать все в тайне. Виктория, любовь странная вещь. Моя мать никогда не считала, что отец предал ее, и очень любила вашу мать, вот почему просила, чтобы о ней позаботились, если что-то случится.
– Вы не хотите рассказать, как сами восприняли это? Думаю, нелегко жить, зная об этом.
– Конечно, я предпочел бы, чтобы этого не случилось. Но это случилось, и тут уже ничего не поделаешь. – Стараясь хранить беззаботное выражение лица, Лоуренс иронично взглянул на нее и сказал: – Что вы думаете сейчас, когда узнали об этом, потрясены?
– Да. Мне стало очень больно и грустно за мать и за отца. Я даже не могу определить, что чувствую. Да, я смущена, потрясена и не знаю, что еще сказать. Что думать? Моя мать любила другого мужчину, а не человека из своего круга, милого школьного учителя? Как это случилось, как она могла допустить такое? Я постоянно раздумываю над всем этим, будто выясняя, насколько опасна рана, и не нахожу ответа. Думаю, моя мать очень любила вашего отца. Однако не стану судить или винить ее. У меня нет такого права.
Лоуренс смягчился, видя, что Виктория спокойно восприняла тайну матери, хотя и не сумела понять ее поступок.
– Ваш брат не относится к этому роману с таким пониманием, как вы, – продолжила она, – не могу сказать, я не виню его за это. Неудивительно, что ему тяжело видеть нас обеих здесь. Если вам дороги желания матери, надо было найти другой способ выказать внимание ее горничной.
– Она сама захотела бы, чтобы вашу мать привезли сюда.
– Но не в том случае, если бы это означало вбить клин между братьями.
– Натан переживет.
– Я должна спросить, кто еще знает об этом. Все это не могло остаться незамеченным, особенно в доме, где так много слуг.
– Миссис Хью знала, что происходит, и Дженкинс тоже. Оба служат здесь давно и никому ничего не скажут. Если об этом знал еще кто-то, он уже отправился к творцу или нашел работу в другом месте.
– Понимаю. Я рада этому. Чем меньше людей знают, тем меньше сплетен. Где находятся вещи, которые привезли из коттеджа?
– В надежном месте. Здесь, в Холле. Можете взглянуть на них в любое время. Как вы поступите с ними?
– Мне хотелось бы сохранить некоторые из них. Остальные, думаю, следует продать. – Виктория взгрустнула. – Хотя это будет нелегко. Если не считать периода, проведенного в интернате, все остальное время я прожила в Эшкомбе. У меня было счастливое детство, и сохранились приятные воспоминания. Там все связано с моими родителями. – Виктория опустила голову, волосы темным веером накрыли ее. – Что мне делать с ними? Куда их девать?
– Их можно оставить здесь, пока вы что-нибудь не решите.
– Здесь они не могут храниться вечно. Рано или поздно придется принимать решение. Когда все это закончится и моя мать… – Виктория прикусила губу и сдержала подступавшие слезы, – я покину этот дом, и нам больше не придется думать друг о друге.
– Похоже, это невозможно, – возразил Лоуренс.
Отблеск света играл в ее волосах и отражался в теплых янтарных глазах, которые не умели обманывать и еще не познали жестокости. Он почувствовал, как в глубине души шевельнулась нежность, желание оберегать ее. Это удивило и встревожило его. Он поднял рюмку и отхлебнул бренди, чтобы скрыть неожиданно нахлынувшие чувства.
Тишину нарушал треск поленьев в камине. Лоуренс продолжал сквозь ресницы тайком наблюдать за Викторией, пока та задумчиво смотрела на огонь в камине. Она казалась удрученной. Он подумал, что в такой ситуации ничего другого нельзя ожидать. Уголки ее губ опустились, как у обиженного ребенка. У Лоуренса разрывалось сердце. При свете огня ее каштановые волосы казались медно-темными, блестящими, падали на плечи, касались оранжево-красных губ. Пребывая в полном недоумении, Виктория неожиданно поднялась. Лоуренс поставил рюмку и тоже встал.
– Неужели я лишил вас дара речи, – с усмешкой тихо сказал он.
– Уже очень поздно, – ответила она. – Пора возвращаться к матери.
В это мгновение открылась дверь и вошел Дженкинс. Лоуренс взглянул на него:
– В чем дело?
– Сэр, сиделка зовет мисс Льюис. Прошу вас, идите быстрей. Миссис Льюис стало плохо.
Виктория и Лоуренс с тревогой переглянулись.
– Я иду.
Виктория поспешила к матери с тяжелым сердцем. Голова матери покоилась на подушках, лицо заметно побледнело.
Спустя час прибыл врач. Бегло осмотрев больную, взял Викторию за руку и вывел из комнаты. Когда они оказались в коридоре, он сказал:
– Миссис Льюис не придет в сознание. Вы должны благодарить судьбу за это. Она не чувствует боли. Думаю, она не переживет эту ночь.
Бетти умерла перед рассветом. Сидя у постели матери с тех пор, как ушел врач, Виктория закрыла глаза, от боли утраты сжималось сердце. Все, что хотела сказать мать, умерло вместе с ней.
Виктория оказалась лицом к лицу со смертью в гнетущем доме, она накинула на плечи шерстяную шаль и вышла подышать свежим воздухом. В серой пелене предутренней дымки звучало пение птиц. Воздух отдавал влагой и прохладой. Она чувствовала запах пустоши, аромат моря, который неторопливо доносил ветерок.
Она бесцельно ходила и вскоре оказалась перед коваными железными воротами, выходившими на пустошь. Солнце выглянуло из-за горизонта. Его розовый свет окрасил пустошь нежными золотистыми и зелеными тонами. Виктория не заметила этого чудесного мгновения, переживая горе и потрясение. Дикие гиацинты на обочине подъездной дороги словно шептали ей, что жизнь продолжается и сулит надежду.
Она закрыла глаза, глубоко вдохнула соленый воздух. Наверное, все объяснялось тем, что ее жизнь вот-вот навсегда изменится. Или же Виктория близко увидела смерть и не выспалась, но никогда прежде она не чувствовала себя такой одинокой и несчастной, не знала, пройдет ли когда-нибудь эта боль. Кутаясь в шаль, она стала возвращаться и заметила, что к ней приближается лорд Рокфорд. Виктория ждала его, стало легче, когда она увидела его мрачное задумчивое лицо. Он шагал широко и решительно. Его волосы были взъерошены. Когда Лоуренс остановился перед ней, Виктория взглянула на него. Его серьезное лицо выражало тревогу. Это неожиданно тронуло ее.
– Мне жаль, что ваша мать умерла, – тихо, с состраданием в голосе сказал Лоуренс и внимательно оглядел ее. Виктория смотрела на него большими янтарными глазами, тронутыми усталостью и горем. Прежде чем сработал инстинкт самосохранения, Лоуренс на мгновение заметил в этих глазах не только горе, но отчаяние и страх… да еще облегчение оттого, что он оказался рядом. – Как вы себя чувствуете?
Лицо Виктории исказилось от боли, глаза смотрели растерянно, как у ребенка, оказавшегося среди чужих людей. Казалось, она молила его о чем-то, что касалось бед, навалившихся на нее, просила помочь.
– Я не знаю, что делать.
Она приблизилась к Лоуренсу, глядя ему в глаза. В них светилась какая-то надежда, манившая ее к нему. Казалось, будто Лоуренс взял ее за руку, крепко держал, убеждал успокоиться и довериться ему. Он заметил, как слезы заструились по щекам Виктории. Его сердце дрогнуло от сочувствия, очень хотелось облегчить ее страдания. Протянув руку, он тихо сказал:
– Идите сюда.
Она подошла и прижалась лицом к его груди. Он обнял ее, как отец, как брат. Удивился тому, что побуждение успокоить Викторию возникло от сострадания, а не от желания.
– Плачьте, Виктория. Не сдерживайте слез. Бетти была хорошей женщиной, ее смерть огорчит всех, кто знал ее. Она достойна ваших и моих слез.
Виктория плакала, прижавшись лицом к его груди. Он чувствовал, как ее тело сотрясается от мучительной боли. Голос звучал глухо, когда она произносила слова любви к матери. Лоуренсу пришлось сдержаться, чтобы не поцеловать ее опущенную голову. Сердце сжималось от боли и жалости, ибо никогда раньше он не был свидетелем столь безысходного отчаяния.
Успокоившись, она отстранилась от него. Лоуренс заметил, что ее глаза излучают мягкий свет. Она с удивлением думала о сострадании, которое заметила во взгляде Лоуренса, и утешении, которое нашла в его объятиях. Он был таким нежным, безгранично ласковым. Переживал ее горе в то мгновение, когда она была уязвима и чувствовала неуверенность.
Лоуренс только что вернулся с верховой прогулки, которую совершал каждое утро, и она чувствовала запах его тела, запах лошади и пота. Едва заметно улыбнулась и вытерла лицо тыльной стороной ладони.
– Вот, возьмите мой носовой платок.
– Спасибо. Похоже, у меня никогда не бывает носовых платков, когда вы рядом. – Виктория громко высморкалась. – Не собиралась еще раз плакаться вам в жилетку. Я вообще не хотела плакать. Дело в том… ну, я просто не могу ничего поделать с собой.
– То, что вы плачете, естественно. Не стесняйтесь, когда я рядом. Моя жилетка выдержит.
– К тому же она так прекрасно успокаивает. – На ее губах задрожала улыбка. – Я понимаю, сейчас пора подумать о том, что делать, но у меня на это нет сил. Совсем запуталась.
Стоит ли удивляться, что Виктория не способна трезво думать. Кто посмеет упрекнуть ее за это. Лоуренс уже не первый раз ощутил неожиданное желание оберегать девушку. Такого побуждения он прежде не испытывал. Нечто странное происходило с ним, новое. Какое-то неуютное, тревожное чувство, Лоуренс не мог определить, по вкусу ли оно ему.
– Пока вам не надо думать ни о чем. – Лоуренс взял маленькую руку Виктории в свою. И тут его сердце, видно, дрогнуло. Рука была такой изящной, красивой, блестящие овальные ногти казались совершенством. – Я возьму на себя подготовку к похоронам, вам не придется беспокоиться на этот счет.
– Спасибо. – Виктория осторожно высвободила руку. – Вы очень добры.
Лоуренс провожал ее взглядом, пока она возвращалась к дому, затем направился к конюшне, чтобы дать указание груму седлать лошадь. Ближе к полудню он отправится в Грейндж с визитом к брату. Предстоящая встреча не радовала, но была необходима.
С тех пор как Виктория Льюис вошла в его дом, Лоуренс занимался делами в состоянии тревожного ожидания, чувства обострились от необъяснимого сексуального напряжения. Никто никогда не вызывал в нем такой реакции, может, это когда-то удавалось Мелиссе, но Лоуренс гнал прочь мысли о ней. Непристойно одновременно думать о Мелиссе и Виктории. Казалось, будто в Виктории вдруг соединились обломки его жизни, нашли место в душе, которую он считал пустой и холодной. Виктория привнесла тепло и соединила разрозненное. Ее присутствие занимало и исцеляло его разум, тело и сердце.
Лоуренс заметил садовников, приступивших к повседневной работе. Плавное управление имением и компанией, разбросанной по всему миру, вселяло в него радостное ощущение порядка, безопасности, совершенства. И все же его преследовала мысль о том, что в жизни образовалась глубокая пропасть. И пустота. Он это смутно ощущал. Лоуренс долго не обращал внимания на ощущение, но в последнее время оно обострилось.
С годами он создал империю и сколотил состояние, но у него не было никого, с кем можно было бы все это разделить. Он мог оставить все Натану, но тот гордый и ясно дал понять, что у него нет ни желания, ни права обладать хотя бы частью его состояния. И случись с Лоуренсом что-нибудь, созданная им компания умрет вместе с ним.
Решение этой проблемы очевидно. Нужно потомство, сыновья, но, чтобы они появились, придется обзавестись женой. После злополучной помолвки с Мелиссой такая перспектива его мало прельщала, не было желания повторить безрадостный опыт, если только не найдется женщина, которая нарожает детей и не станет ничего требовать от него. Поэтому Лоуренс отложил мысли об этом в долгий ящик. До тех пор, пока в его доме не появилась Виктория Льюис.
Она прелестна. Пока Лоуренс обнимал ее, ласкал мягкие падавшие на плечи волосы, он тихо выругался, осознав свою неспособность унять ее горе. Он знал, Виктория производит на него сильное впечатление, проникла в его ожесточившуюся душу, нашла путь к сердцу, что не удалось ни одной женщине, если не считать Мелиссу. Думая о том, как Виктория энергична, юна и ранима, несмотря на присущую ей выдержку, насколько созрела для того, чтобы стать женщиной, он улыбнулся.
Опомнившись, он взял себя руки, отбросив думы о несбыточных мечтах. Он чуть не женился на Мелиссе, веря, что та поможет осуществить эти мечты. Как глуп же он был, невероятно доверчив, посчитав, что эта женщина достаточно предана ему, чтобы привнести в его жизнь любовь, радость, подарить детей, но ее интересовали лишь его богатство и титул. Улыбка исчезла с лица Лоуренса, когда он понял, что Виктория вдруг снова вернула надежду, причиняя ему невыносимые страдания.
Дело близилось к полудню, когда Виктория отправилась искать лорда Рокфорда, чтобы обсудить некоторые вопросы похорон, которые он мог упустить. Ей сказали, что он уехал в Грейндж. Это не удивило ее. Нет сомнений, Лоуренс уехал сообщить брату о кончине ее матери и заверить, что Виктория скоро уедет отсюда.
От горя она поджала губы. Какое большое несчастье свалилось на ее хрупкие плечи. Она напряженно следила за тем, как гроб с телом матери опускают в могилу, где уже нашел покой ее супруг, и почувствовала, что еле держится на ногах. Миссис Ноулс коснулась Виктории, и она почувствовала твердую почву под ногами.
– Мужайтесь, девочка, – прошептала миссис Ноулс так, что ее расслышали лишь Виктория и Нед, стоявший по другую сторону. – Скоро все закончится.
Во дворе церкви Эшкомба было холодно. Хотя дождя не было, люди, пришедшие на похороны, поеживались от сырости. Все стояли, опустив головы, почтительно сложив руки, лица выражали и печаль, и сочувствие, и любопытство, ведь переезд Бетти из коттеджа в Холл дал жителям деревни повод для разных предположений. С Викторией тихо здоровались, говорили принятые на похоронах банальные слова.
– «Я несу воскресение и жизнь», – сказал Господь, – нараспев говорил священник.
Виктория в горе подняла голову и оглянулась вокруг себя, видя сочувствующие лица тех, кто знал ее мать с тех пор, как та жила в Эшкомбе. Отдать дань уважения пришли слуги из Холла.
– Девочка, все закончилось. Позвольте мне проводить вас к экипажу. – Виктория вышла из оцепенения и почувствовала, что миссис Ноулс ведет ее за руку от могилы к дорожке через только что раскопанную землю.
Лорд Рокфорд встретил ее и помог подняться в экипаж. Его лицо было суровым, как приличествовало случаю, бездонные голубые глаза смотрели с сочувствием. Он стоял по другую сторону могилы и был готов в случае необходимости преодолеть ее, протянуть девушке руку, не понимая, почему ему в голову пришла подобная мысль.
Обняв миссис Ноулс, Виктория взяла руку лорда Рокфорда и поднялась в экипаж, не ведая о том, что к ней прикованы взгляды присутствующих на похоронах. Опустив голову, села напротив Лоуренса, и экипаж покатил к Холлу. Единственный ребенок в семье, она решила, что после погребения больше никаких формальностей не потребуется.
Виктория поняла, что все ее будущее повисло на волоске. Что ей делать? Частично она уже строила планы на будущее. Она напишет мисс Карвер и объяснит, в каком положении оказалась. Если хватит денег, вероятно, сможет вернуться в школу-интернат. Если не хватит, никто не помешает самой заработать себе на жизнь, ведь она молода и здорова. Возможно, она найдет работу за пределами деревни, в Кранбеке. Может быть, в Молтоне. Виктория надеялась погостить в Йорке в семье Амелии, пока что-то не подвернется. Но в тот же день она получила письмо от подруги, в котором сообщалось, что через две недели той предстоит сопровождать родителей в Лондон, где все будут гостить несколько недель у бабушки по отцовской линии.
Не успела Виктория взяться за перо, чтобы написать мисс Карвер, как вошел Дженкинс и сообщил, что хозяин желает поговорить с ней. Она тут же спустилась, постучала в дверь кабинета и, услышав голос лорда Рокфорда, вошла, затворив за собой дверь. Украдкой взглянула на точеный профиль и подивилась силе и гордости, которую источала каждая черта этого красивого лица. Беспечная дружеская улыбка, бездонные голубые глаза, наверное, не один год заставляли трепетать женские сердца. Викторию печалила мысль, что им скоро предстоит расстаться, но после того, как умерла мать, ее уже ничто не могло удержать здесь. К тому же она все время думала о том, что пережила мать в этом доме, давала волю воображению, и ей стало невыносимо… безнадежное положение молодой женщины, влюбленной в хозяина дома, мужа хозяйки… леди, согласившейся на роман между мужем и горничной. Виктория говорила, что не станет осуждать поведение матери, но во всей этой истории было что-то неприятное и грязное.
Как должна была отчаиваться мать, зная, что ее роман обречен с самого начала. Мужчины, рожденные дворянами, одинаковы, их приучили к мысли считать себя выше простых смертных. Их мнения по большинству вопросов могли разниться, но, когда дело доходило до статуса в обществе и грани между слугой и хозяином, они решительно держались вместе, поэтому мать не могла подняться выше того положения, которое занимала, – положения любовницы хозяина Стоунгрейв-Холл.
Лоуренс поднял голову и, заметив Викторию, настроился на ласковый тон, боялся, как бы она не пала духом, услышав то, что ей предстояло услышать.
– Виктория, входите и садитесь.
Лоуренс встал из-за массивного стола с замысловатой резьбой, обошел его и выдвинул стул. Он не вернулся на прежнее место, а присел на край стола, скрестил руки на груди и внимательно посмотрел на нее, а когда заговорил, его голос звучал спокойно и властно:
– Теперь, когда похороны состоялись, необходимо обсудить кое-какие вопросы. Разумеется, вы пожелаете узнать, какое завещание оставила ваша мать.
Изумленная Виктория села на край стула и уставилась на него.
– Да, но мне казалось, что этим займется мистер Коллинсон, ее адвокат.
– Конечно, такова обычная практика, но ваша мать внесла изменения, когда ей стало хуже, и назначила меня исполнителем своего завещания. Я знаю, мистер Коллинсон захочет поговорить с вами о ее делах. Завтра он приедет сюда. Тем временем я решил ввести вас в курс дела.
Виктория сложила руки на коленях и настороженно ждала, что он скажет. Она сильно обиделась на мать за то, что та доверилась лорду Рокфорду, не посоветовавшись с ней. Именно сейчас стало невыносимо терпеть его снисходительность.
– Простите, я немного удивлена, даже не подозревала, что мать назначила вас своим душеприказчиком, не могу понять, почему она так поступила.
– Скоро поймете.
– Прежде чем вы скажете еще что-то, должна заметить: я уже немного подумала о своем будущем. Я благодарна за все, что вы сделали для матери. Однако сейчас, когда ее не стало, я не намерена задерживаться здесь дольше, чем того требуют обстоятельства. Напишу мисс Карвер и узнаю, нельзя ли мне вернуться в школу-интернат. Отец хорошо обеспечил нас, поэтому мне хотелось бы получить знания, необходимые для того, чтобы занять должность учительницы или гувернантки.
Сердце Лоуренса дрогнуло, и он отвернулся, чтобы Виктория не заметила выражения его лица. Почему-то эти слова его встревожили. И почему допустил, чтобы ее мать уговорила его стать своим душеприказчиком? Должно быть, он сошел с ума. Однако что-то влекло его к девушке. Хотелось утешить ее в горе.
– Виктория, никаких денег нет, – без обиняков сказал Лоуренс, снова взглянув на нее. – После смерти ваша мать не оставила ни гроша.
Виктория с надеждой ждала, что он добавит что-то еще, но тщетно. Она почувствовала, как сжимается сердце, растерянно, удивленно и с нескрываемым отчаянием уставилась на него.
– Но… но этого быть не может. Наверное, произошла какая-то ошибка. Деньги должны были остаться. Сбережения моего отца! После смерти… он оставил матери значительную сумму. Что-то должно было остаться.
– Никакой ошибки нет, – спокойно ответил Лоуренс. Его голос проник в ее затуманенное сознание. Он понимал, какую боль она испытывает. Виктория молода и не в состоянии справиться с дилеммой, перед которой оказалась. Лоуренс тайком наблюдал за ней, будто пытаясь заглянуть в душу, но увидел лишь страх в глазах, бледное лицо, руку, поднесенную к горлу. Новость оказалась тяжелым ударом.
