Текст книги "С Роммелем в пустыне. Африканский танковый корпус в дни побед и поражений 1941-1942 годов"

Автор книги: Хайнц Вернер Шмидт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 15
Роммель охотится на газелей

Роммель был заядлым охотником. Теперь, когда свободного времени у генерала стало больше, у него появилась возможность заняться любимым спортом. Я понимал, что он с гораздо большим удовольствием бросился бы со всем своим войском в погоню за более крупной добычей; но сейчас, по крайней мере на время затишья, ему приходилось быть пай-мальчиком, и в выходные дни он охотился на газелей.

– Я жду не дождусь отпуска, когда можно будет поехать домой и поохотиться с Манфредом, – частенько говаривал мне Роммель.

Он был очень привязан к своему двенадцатилетнему сыну. Роммель очень редко говорил о своей семье или об обстоятельствах своей личной жизни – в этих вопросах он отличался большой скрытностью. Несколько месяцев он называл меня официально – «лейтенант», пока не убедился, что я для него не просто дополнительная конечность, а незаменимый помощник, и только после этого он стал обращаться ко мне по имени, выяснил, сколько мне лет, женат ли я, счастлив или нет. Теперь я уже не был для него болванкой, на которую натягивают мундир и которая беспрекословно выполняет его команды. А для меня, после стольких месяцев, проведенных вместе, было даже странно обнаружить, что наш служака-генерал такой же человек, как и все.

Местность к югу от Газалы, куда, после того как Роммель решил, что Беда-Литтория расположена слишком далеко в тылу, переместилась штаб-квартира нашей танковой группы, была довольно дикой. Как видно из названия, здесь в изобилии водились газели.

Я помню, как однажды на двух машинах в поисках отдохновения мы углубились в пустыню.

У Роммеля была армейская винтовка и английский автомат, который подарила ему одна итальянская часть. Но хотя в вооружении генерала не было ничего примечательного, он организовал охоту как настоящую военную операцию – и стратегически и тактически все было сделано с таким расчетом, чтобы стадо не смогло спастись бегством.

На заднем сиденье моей машины сидел итальянский капитан, игравший роль эдакого распорядителя охоты, поскольку он знал эту местность как свои пять пальцев. Он привел нас в страну газелей. Мы вспугнули стадо и бросились вслед за самцом. Но испуганные животные бежали быстрее. Наши шоферы нажали на газ, и мы стали медленно догонять газелей.

Вдруг машина Роммеля резко остановилась среди крупного песка и камней. Он вскочил с сиденья и выстрелил. Но выстрел его не достиг цели: мы увидели только взметнувшиеся вверх фонтанчики песка на фоне пыли, поднятой копытами убегавших от нас животных. Роммель бросился вдогонку.

Но моя машина не останавливалась. Вскоре мы уже догнали животных и попытались обойти их. Через несколько секунд машина генерала поравнялась с нами. Я вскочил и крикнул водителю:

– Останови!

Он резко нажал на тормоз – так резко, что я чуть было не вылетел через ветровое стекло. Я быстро выстрелил сквозь завесу пыли в одну из газелей. Машина Роммеля промчалась мимо.

Охота продолжалась. Я не мог не испытывать жалости к газелям. Они применяли исключительно эффективную тактику. После каждого выстрела стадо распадалось надвое – одна часть бежала налево, другая – направо. Мы всегда преследовали ту, в которой было больше животных. Наконец в такой части осталось не больше трех газелей. «Вы можете уничтожить нас по частям, – как будто говорили они, – но погибнет только одна часть. Своими маневрами мы заставили вас забыть о вашем главном намерении…»

Но неужели мы и вправду об этом позабыли? На этом поле битвы главным было не уничтожение всего стада, а – увы! – лишь демонстрация тактического превосходства. С точки зрения стратегии победили газели, тактически же они проиграли.

Я был поражен выносливостью трех газелей, которые убегали от нас. Вдруг они резко свернули вправо и на какое-то время сумели оторваться от нас. Можно было подумать, что этот маневр был спланирован заранее, да еще с использованием карты, поскольку грунт, по которому они теперь бежали, становился с каждым шагом все каменистее и каменистее.

– Замани танки противника на выбранную тобой местность и громи его там! – пробормотал, увидев это, Роммель – могу поклясться, это было для него аксиомой.

Поверхность пустыни была изрыта лисьими норами. Чем дальше мы ехали, тем неровнее она становилась. Если продолжать в том же бешеном темпе, то можно лишиться не только рук и ног, но и самой головы. Не хватало только командующему немецкими войсками сломать себе шею в бессмысленной погоне за газелью! Но Роммеля охватил охотничий азарт, и бешеная гонка продолжалась.

По крайней мере, теперь мы в равном положении – наши жизни и жизни животных находятся в опасности, подумал я.

Машины встали, чтобы мы смогли выстрелить снова. И тут я чуть было не свалился с ног от неимоверного грохота и острой, горячей боли в правом ухе. Что это было? Оказывается, итальянский офицер, сидевший сзади, в охотничьем азарте выстрелил в газель, не заметив, что мушка его карабина находилась в одном дюйме от моего правого уха! Но оказалось, что можно охотиться и оглохнув.

Погоня продолжалась. Нам уже казалось, что газелям удастся ускользнуть. Поверхность пустыни становилась все более неровной. Но Роммель не собирался отступать и заставлял своего водителя прибавлять газу. Я не отставал от него. В этой самоубийственной гонке мы снова догнали стадо. Роммель сунул свою винтовку майору фон Меллентину, офицеру разведки, сидевшему на заднем сиденье, выхватил свой автомат и выстрелил. Одна из газелей упала.

Мы остановились. Перед нами лежало прекрасное гладкое животное. Нам стало грустно оттого, что жизнь покинула такое грациозное живое существо. Никто не проронил ни слова. Я никогда до этого не охотился и не знал, что надо делать дальше. Но Роммель это прекрасно знал – он вытащил большой охотничий нож и принялся за работу. Он умело разделал тушу, отделив рога, и погрузил все в машину.

Когда мы вернулись в штаб-квартиру, повар был очень доволен.

Да, вот так мы поохотились. С одной стороны, мы получили по изрядному куску вкуснейшего мяса. С другой – две сломанные рессоры, расшатанное ветровое стекло, оглохшее ухо и угрызения совести. Охотясь потом, мы учли свои ошибки и стали подкрадываться к стаду.

И еще… В конце концов, мы были на войне. Роммель был искусным охотником. Его профессией было убивать или быть убитым самому. И моей тоже. Мне же не становилось дурно при виде противотанковой пушки!

Глава 16
Роммель в боевом рейде: затерянные на нейтральной полосе

1

Роммель был недоволен расположением передового штаба танковой группы в Газале. Он находился слишком далеко от войск, и если поездка из Бардии занимала всего несколько часов, то теперь на такую поездку уходил целый день. Это было так же далеко, как и в Беда-Литтории. Дом дорожного инженера, в котором разместился штаб – или «дорожный дом», как мы его называли, – несколько раз бомбила британская авиация, прилетавшая ранним утром; мы подозревали, что британцы знали, что здесь находится нора Лиса Пустыни.

В район между Тобруком и Бардией был послан офицер с заданием подыскать место для новой штаб-квартиры. Он выбрал «дорожный дом» Гамбуте.

Мы выехали, чтобы осмотреть место для новой штаб-квартиры и посетить генерал-майора фон Равенштайна, командира 21-й танковой дивизии. Мы обогнули Тобрук в два раза быстрее, чем раньше, потому что дорога оси была уже готова.

Фон Равенштайн переместил свой штаб в район западнее Бардии и расположил его почти на самом пляже. Он любил красоту, и его «мамонт» стоял в живописной роще из пальмовых деревьев, которые, хоть и были эмблемой Африканского корпуса, встречались здесь столь же редко, что и женщины. Прибыли мы уже вечером. Фон Равенштайн и его офицеры как раз собирались ужинать в большой хорошо оборудованной палатке, служившей им столовой. Они гостеприимно приняли нас.

С легкой завистью я отметил про себя, что самая скромная и беднее всех оборудованная штабная столовая в Северной Африке – это столовая Роммеля. Здесь же были деликатесы, включая свежие яйца и холодное пиво, о котором мы даже не мечтали. Я так давно не пробовал свежих яиц, что съел свое с особым удовольствием. Когда я закончил, то увидел, как фон Равенштайн подмигивает мне:

– Хм! Ну что, вкусно, Шмидт?

Мы знали друг друга – или правильнее будет сказать, я знал фон Равенштайна, – с 1937 года, когда в Изелоне (город в Вестфалии) он командовал батальоном, в котором я в качестве кадета проходил военную подготовку. И вот фон Равенштайн молча толкает ко мне через стол свое нетронутое яйцо. Я запротестовал, но он с дружеской твердостью настоял, чтобы я съел его. Вот так я полакомился генеральскими яйцами.

После ужина я решил немного прогуляться под звездным небом. Фон Равенштайн присоединился ко мне, и мы взобрались на вершину бархана.

– Я часто прихожу сюда по вечерам, – сказал он, – и наслаждаюсь красотой и безмятежностью окружающей природы. – Он глубоко вдохнул свежий воздух пустыни. – В ярком лунном свете барханы становятся похожими на сугробы.

Мы молча упивались красотой пейзажа, я подумал, какие же они разные, эти два генерала, которых я знал лучше всех: фон Равенштайн – любитель красоты, мягкий, человечный, участливый, тот, для кого жизнь была поэзией; и Роммель – предельно практичный, жесткий, равнодушный к личным проблемам других, интересующийся человеком постольку, поскольку он вписывается в его военные цели, генерал, для которого жизнь была обычной прозой.

Несмотря на такое кардинальное различие в характерах, оба генерала в вопросах, касающихся искусства войны, прекрасно понимали друг друга. Это было хорошо заметно на совещании, состоявшемся на следующее утро. Фон Равенштайн был гибок и полон идей, он с уверенностью подходил к решению самых трудных проблем. Он не допускал и мысли о поражении и всегда искал пути преодоления препятствий. Во время обсуждения я чувствовал, что, по крайней мере, здесь есть боевой генерал, равный Роммелю, и было ясно, что Роммель о нем высокого мнения.

Вместе они придумали новую операцию. Мы знали, что британцы на соллумском фронте установили радиофицированные передовые НП. Мы также подозревали, что у них в пустыне есть тайный склад для обслуживания бронемашин, постоянно ведущих разведку передового района. Генералы решили, что Равенштайн в середине сентября совершит молниеносную вылазку в передовой район силами высокоподвижной, моторизованной боевой группы при поддержке танков и нескольких зениток.

Налет планировалось совершить с наших собственных позиций южнее Халфаи. Исключительно важным был элемент внезапности, кроме того, группа должна была передвигаться стремительно – от этого зависел успех операции. Боевая группа численностью до половины полка должна была уничтожить НП противника и попытаться захватить пленных до того, как он сможет организовать контратаку. Роммель и фон Равенштайн радовались своей задумке, как пара мальчишек-хулиганов.

– Я еду с вами, – заявил Роммель. – Теперь нужно позаботиться об одном – чтобы британская воздушная разведка ни о чем не пронюхала.

Мы вернулись в Газалу. По пути мы остановились осмотреть гамбутский «дорожный дом», который станет нашим новым боевым штабом. Было не особенно приятно узнать, что британские бомбардировщики несколько часов назад сбросили на него несколько серий бомб; мы задумались: а не успел ли противник разведать, что это место должно было стать новым домом Роммеля?

2

Идея сентябрьского налета понравилась штабу Роммеля. Он вносил приятное разнообразие, и многие офицеры, которые обычно никуда не ездили, попросились сопровождать генерала. В «мамонте» вместе с нами ехали генерал Кальви и итальянские офицеры.

Мы прибыли в район Капуццо вечером накануне атаки. Фон Равенштайн доложил, что все приготовления завершены, но с сожалением отметил, что, вопреки его приказам, несколько танков днем выдвинулись на позиции и могли быть замечены британской авиацией.

На рассвете мы проехали через подготовленный проход в наших минных полях и направились на восток. Роммель, словно командир подлодки на мостике, восседал на краю раскаленной солнцем крыши «мамонта». Он пребывал в необыкновенно приподнятом настроении и неистово выкрикивал: «На Египет!»

Мы двигались в неизведанный район пустыни, и меня охватило волнующее предчувствие приключения. Мы проехали западнее Бук-Бука. Но цистерны, которые мы ожидали здесь найти, оказались пустыми. Не увидели мы и никаких признаков секретного склада. Здесь не было ничего, кроме пустых консервных банок и бутылок, тоже, к сожалению, пустых. Наши мечты о добыче – консервированных фруктах и шотландском виски – растаяли, как ливийский мираж. Я вдруг обнаружил, что у меня пересохло в горле.

Одно из подвижных подразделений нашей рейдовой группы подъехало к нам с захваченным британским грузовиком. Водитель и его спутник были взяты в плен. Грузовик осмотрели и обнаружили множество бумаг, некоторые из которых содержали копии очень важных кодов. Чем больше мы изучали эти документы, тем более важными они нам казались, и Роммель отослал их в штаб для детального изучения. Фон Равенштайн был доволен. Он сказал Роммелю:

– Господин генерал, один только захват этих документов способен оправдать нашу экспедицию.

Роммель пробормотал, что согласен, но я так и не узнал, был ли он действительно согласен или нет.

Мы добрались до намеченного пункта; танкам и моторизованной пехоте был дан приказ занять оборону. Англичане среагировали на наш визит крайне недружелюбно. Они открыли огонь из своих 25-фунтовых орудий, которые мы прозвали «ратш-бум» из-за звука, который они издавали.

Затем появились Королевские ВВС. Вражеские самолеты роем пикировали на нас, и я видел, как открываются бомболюки и бомбы со свистом летят прямо на роммелевский «мамонт». Я запрыгнул в бронемашину, ища защиты, и заметил, что Роммель и его водитель метнулись прочь от «мамонта». Они бросились плашмя на землю. Бомбы со свистом падали и врезались в землю. Осколки стучали по твердым стальным стенкам «мамонта».

Когда отгремела первая серия бомб, я выпрыгнул из «мамонта» и подбежал к Роммелю. Я увидел, что водитель тяжело ранен. Он был весь в крови. Роммель приподнялся; к своему ужасу, я увидел, что он хромает.

– Вы ранены, господин генерал? – спросил я.

– Я ничего не чувствую, – сказал он, хлопая себя по бокам и ногам.

Вскоре он обнаружил, что осколок бомбы срезал каблук с его левого ботинка.

Водителя быстро отнесли в ближайшую санитарную машину. Мы осмотрели свои автомобили. В переднее колесо «мамонта» глубоко врезался осколок бомбы, но шина была высокого качества, и мы понадеялись, что она выдержит.

Наши радисты доложили, что британцы приказали предпринять новые атаки. И прежде чем мы уехали, началась следующая бомбежка. Войска получили приказ построиться для обратного марша к границе. Роммель оставался с основной частью войск до тех пор, пока они не подготовились к движению. Когда мы отправились домой, почти совсем стемнело.

Роммель сел за руль, время от времени я подменял его. Ночь была хоть глаз выколи, и мы вскоре потеряли из виду другие машины. Неожиданно поврежденное колесо спустило. Мы не могли двигаться, покуда не починим или не заменим его.

Я сказал про себя: «О боже!» Я понимал, что мне, как самому молодому, самому младшему по званию и, возможно, самому практичному из всей команды «мамонта», придется заняться ремонтом, и это меня совсем не радовало.

Мы в темноте поискали инструменты. Домкрат оказался слишком коротким. Мы набили камней под ось и руками отгребли песок. Когда я говорю мы, то имею в виду себя и молодого итальянского графа из штаба Кальви. Остальные стояли рядом, ожидая и надеясь и отпуская критические замечания. Я до этого никогда в жизни не ремонтировал пробитую шину, да еще такую огромную, как эта.

К полуночи работы была закончена. Помогали теперь все, даже Роммель, что лишь осложнило задачу.

Наш радист словно прирос к своему креслу. Он сообщил, что британцы идут по пятам нашей колонны. Он различал позывные бронетехники противника в непосредственной близости от нас, так что для нас было бы смерти подобно вызывать помощь по радио. Наши войска уже приближались к своим прежним позициям. Никто и подумать не мог, что мы застряли одни в пустыне. Радиосообщение вывело бы британцев прямо на нас.

Мы взмокли, возясь с этим колесом. Пот лил с нас градом. Пока я работал, Роммель держал надо мной свой карманный фонарик. Я взглянул на часы. До рассвета оставалось два часа. Жирный куш был бы для Уэйвела!

Наконец колесо было починено. Мы запрыгнули в «мамонт». Роммель сел за руль и на большой скорости повел этот огромный грузовик домой. На рассвете мы доехали до границы, обозначенной проволокой. Роммель нашел проход в минных полях и искусно проехал через него. Наши саперы изумленно смотрели на одинокую машину, которая на большой скорости ворвалась с нейтральной полосы.

Глава 17
Напрасная охота Кейеса за Роммелем

1

Сентябрь перешел в октябрь, а штаб продолжал не покладая рук составлять план штурма Тобрука, намеченный на конец ноября.

Войска, назначенные для штурма, все еще находились на переформировании и отдыхе. Они также проходили спецподготовку. В этот раз штурм должен был начаться со стороны Эль-Дуды. Первыми прорыв при поддержке танков должны были обеспечить саперы. Люфтваффе вступят в бой только после начала наземной атаки. На запасных оборонительных позициях планировалось провести отвлекающую атаку, которая должна была ввести противника в заблуждение и заставить сконцентрировать свой мобильный резерв, чтобы нанести контрудар в этом секторе. Сразу же после прорыва линии обороны 115-й мотопехотный полк должен был ворваться в брешь на своих открытых бронемашинах и при поддержке танков выйти на Кингс-Кросс, где пересекаются дороги на Тобрук, Бардию и Эль-Адем. Отсюда 21-я танковая дивизия должна будет пробиться к тобрукской гавани и захватить ее.

Каждый взвод получил подробные инструкции; их действия были расписаны до мельчайших деталей. Фотографиями воздушной разведки были обеспечены даже самые малочисленные группы (до шести человек), так что даже самый нерадивый солдат имел четкое представление о местности и своей личной задаче. Войска тщательно и систематически готовились к захвату бункеров и овладевали искусством штурма различных траншей.

Однако подготовку сильно осложняли вспышки желтухи, дизентерии и цинги среди личного состава. Эти болезни буквально «выкосили» некоторые подразделения.

Наш штаб находился недалеко от гамбутской взлетно-посадочной полосы. Здесь же располагалась истребительная группа люфтваффе «Нойман». Ее офицеры в качестве столовой использовали старую вкопанную в землю цистерну. Это было удобное и надежное бомбоубежище, в котором имелась прихожая и даже стойка бара, перенесенная сюда из одного из домов в Эль-Адеме. Когда я обедал там в качестве гостя, меня принимали по-королевски и угощали холодными напитками, свежими фруктами и сигаретами.

– Нам доставляют все, – объяснили мне офицеры люфтваффе, – прямо из Греции.

Эта роскошь резко контрастировала с убогостью роммелевской столовой.

Уэйвела перевели на командную должность в Индии, а его место на посту британского главнокомандующего на Ближнем Востоке занял генерал сэр Клод Окинлек.

Летчики сообщили, что железная дорога, проходящая через пустыню от Александрии до Мерса-Матрука, доходит теперь до района Сиди-Баррани. Берендт, помощник Роммеля из отдела разведки, согласился, что это признаки скорого наступления. Я поспорил с доктором Хагеманом, что наступление начнется еще до Нового года.

Мои предсказания, конечно, сбылись, когда через три дня после дня рождения Роммеля (Роммель родился 15 ноября 1891 года в Хайде-Хайле около Ульма в Вюртемберге) и за пять дней до назначенного нами наступления на Тобрук 8-я Британская армия под командованием генерала сэра Каннингема, человека, который вытеснил наших союзников из Абиссинии, начала операцию «Крестоносец».

2

Английская диверсионная группа под командованием подполковника Джофри Кейеса, сына знаменитого адмирала, высадилась с подводной лодки на побережье Киренаики, имея задание убить или захватить Роммеля накануне наступления. Насколько мне известно, вся эта авантюра была изначально безнадежна и спланирована на основе ложной информации.

Подполковника Кейеса, подполковника Лейкока, еще пять офицеров и около пятидесяти военнослужащих других званий послали в Кирену на двух субмаринах. Кейес и все его люди, за исключением двух раненых, высадились с одной субмарины, с другой же подлодки Лейкоку удалось высадить только семерых человек. Кейес, два офицера и двадцать пять военнослужащих встретились с офицером британской разведки, переодетым арабом, который сообщил им, что штаб Роммеля находится в Беда-Литтории. Первую половину восемнадцатимильного пути, в дождливую ночь, их вели арабы. Дальше они шли сами и на следующий вечер закопали все свое лишнее снаряжение и провиант.

Несколько дружественных нам арабов сказали им, что штаб Роммеля находится не в Беда-Литтории, а в одном из домов в Сиди-Рафа. Кейес изменил свои планы.

Следующим вечером арабы проводили его к этому дому, и за минуту до полуночи англичане бросились на штурм дома. Они застрелили часового у парадной двери и швырнули гранату в переднюю. Находившиеся в другой комнате немцы погасили свет.

Кейес отважно распахнул дверь, чтобы ворваться туда, но упал, смертельно раненный, под градом пистолетных пуль. Офицер Кейеса бросил в комнату две гранаты, которые взорвались, как только он захлопнул дверь. Два помощника Кейеса вынесли его наружу, но он почти сразу же умер.

Во время отхода одному из офицеров Кейеса пулей перебило ногу. Его пришлось оставить, и он попал в плен. Четыре немецких офицера-снабженца – из отдела снабжения штаба генерал-лейтенанта Отто – были убиты и похоронены в Сиди-Рафа вместе с Кейесом, которого британцы посмертно наградили Крестом Виктории. Англичане считали, что их диверсанты шли на подвиг, и очень переживали, что арабы так жестоко обманули их. Роммеля же в это время в Африке не было – он праздновал свой день рождения, на котором присутствовали фрау Роммель и фон Равенштайн, в Риме. Они посетили оперу. Генерал фон Равенштайн рассказывал мне после войны, что, когда они закончили слушать великолепное пение, Роммель в фойе заговорил с ним не об опере, а о том, что больше всего сейчас занимало его мысли:

– Фон Равенштайн, мы должны перебросить те батальоны в сектор Медаввы.

А здание, которое штурмовали десантники, никогда и не было штабом Роммеля. Штаб располагался в то время в Гамбуте, за две сотни миль от того места.

Дом, который штурмовал Кейес в Сиди-Рафа, был как раз тем местом, где я присутствовал на обеде с Роммелем, Гаузе, Кавальери и другими моими начальниками, когда Роммель впервые посетил Бомбастико в Кирене и узнал о создании танковой группы «Африка».

Хотя, конечно, его намеревались использовать в качестве личного пристанища Роммеля, где бы он мог на время скрыться от своего собственного штаба и отвлечься от многочисленных проблем. Стоит упомянуть, что на всем его пути в Африке Роммеля сопровождала желтуха, и он почти всегда был больным, несмотря на всю свою живость и неисчерпаемую энергию на передовой.

Роммель действительно останавливался в Сиди-Рафа один или два раза. Но британская разведка опростоволосилась, решив, что он там часто ночует, в особенности во время подготовки штурма Тобрука.