Текст книги "Я летал для фюрера"

Автор книги: Хайнц Кноке

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Разгорелся бой. Началась страшная неразбериха, мы крутились друг вокруг друга, как в бешеном водовороте. Я оказался в хвосте у томми и попытался удержаться. Он заметил меня и нырнул влево, в направлении солнца. Я бросился за ним, стреляя из всех стволов, но солнце слепило меня. Проклятие! Я попытался прикрыть глаза рукой, но это не помогло. Он скрылся. Я не мог сдержать злости на самого себя.

Грюнерт пытается меня подбодрить. Я ответил, что очень плохо вижу и должен свернуть. Подумать только, я мог сбить свой первый самолет!

В следующий раз нужно взять солнечные очки.

30 мая 1941 года

"Патрулировать территорию Дувр -Эшфорд -Кентербери" – это наше следующее задание. "Молочное путешествие" – так называли его ветераны эскадрильи.

Погода облачная, видимость плохая. Мы поднялись в воздух на полтора часа и вернулись, не встретив ни одного вражеского самолета.

21 июня 1941 года

Три недели прошло с тех пор, как эскадрилья последний раз поднималась в воздух.

Сейчас мы базируемся в Сувальки, на бывшей базе польских военно-воздушных сил, недалеко от русской границы. Пикирующие бомбардировщики и истребители-бомбардировщики тоже расположились на этой базе.

Две прошедшие недели наши войска собирали все возрастающие силы вдоль восточной границы. Никто не знал, что происходит. Ходили слухи, что русские позволят нам пройти через Кавказ, чтобы захватить нефтяные месторождения Средней Азии и Дарданелл и взять под контроль Суэцкий канал. Посмотрим.

Вечером поступил приказ сбить рейсовый самолет Берлин -Москва. Командующий поднялся в воздух вместе со штабными летчиками, но они не смогли перехватить "Дуглас". Всю ночь мы строили догадки. Что значит операция "Барбаросса"? Таково было кодовое название необычайной военной активности на востоке рейха. Приказ о том, чтобы сбить русский "Дуглас", убедил меня в том, что мы на пороге войны с большевизмом.

22 июня 1941 года

4.00. Общая тревога для всей эскадрильи. На летном поле все в движении. Всю ночь я слышал гул танков и автомобилей. Мы всего в нескольких километрах от границы.

4.30. Всем летчикам приказано собраться в штабе эскадрильи на инструктаж. Командующий, капитан Войтке, зачитал специальное распоряжение фюрера вооруженным силам рейха на этот день.

Германия нападает на Советский Союз!

5.00. Эскадрилья поднялась в воздух и вступила в боевые действия.

Четыре машины нашего звена, включая мою, оборудованы механизмом для сброса бомб, и я прошел серьезную подготовку по бомбометанию за несколько прошедших недель. Теперь на фюзеляже моего доброго "Эмиля" установлено приспособление для бомбометания и 100 пятифунтовых бомб. Мне доставит большое удовольствие разбомбить грязных иванов.

Низко пролетая над широкими равнинами, мы видели нескончаемые колонны немецких войск, направляющихся на восток. Эскадрильи бомбардировщиков и пикирующих бомбардировщиков летят неподалеку от нас в том же направлении. Перед нами поставлена задача атаковать русские штабы, расположенные в лесах к западу от Друскининкая.

На русской территории, к моему удивлению, все казалось погруженным в сон. Мы обнаружили русские штабы и на низкой высоте пролетели над деревянными постройками, но ни одного русского солдата не было видно. Спикировав на один из этих сараев, я нажал кнопку и открыл бомболюк. Я отчетливо ощутил, насколько легче стал самолет, освободившись от груза.

Остальные начали бомбить в то же время. Огромные массы земли взметнулись в воздух, и на некоторое время мы потеряли видимость из-за дыма и огромного количества пыли.

Одна из построек моментально загорелась. С автомашин сорвало маскировочные сетки, потом их перевернуло взрывной волной. Наконец, появились иваны. Они в замешательстве снуют туда-сюда, напоминая растревоженный муравейник. Мужчины в одних подштанниках в поисках укрытия устремились в лес. Я увидел легкие зенитки. Захватив их в прицел, открыл огонь из пулеметов и обеих пушек. Иван, стоявший у пушки в подштанниках, упал на землю.

Теперь следующий!

Снова зайдя на атаку, я поддал им жару. Русские быстро опомнились и открыли ответный огонь. Это еще больше раззадорило меня. Ну, постойте, мерзавцы!

Я сделал еще круг, чтобы атаковать.

Никогда еще я не стрелял так хорошо. Я спустился на высоту шести метров, едва не задевая верхушки деревьев, затем резко взмыл вверх. Мои иваны лежали на земле позади своей пушки. Один из них вскочил и бросился бежать в лес.

Я атаковал еще пять или шесть раз. Мы кружили над русскими как пчелиный рой. Горели уже почти все хибары. Я расстрелял грузовик, который тоже загорелся после первой же очереди.

5.56. Звено вернулось в полном составе.

На лицах летчиков сияли улыбки, когда они докладывали командиру.

Самолеты быстро заправлены, загружен полный боекомплект. По летному полю лихорадочно снуют люди и машины. Бомбардировщики вернулись с задания, они поддерживают сухопутные силы. Их пилоты тоже ликуют.

6.30. Всего лишь через 40 минут после приземления мы снова в воздухе. Наша цель – те же штабы, которые мы атаковали недавно. Мы уже издалека видим столбы дыма от горящих домов и спешим туда.

К этому времени собраны значительные силы ПВО, чтобы поприветствовать нас. Это похоже на бои у Кентербери. Я опять поработал с зенитками Иванов. На этот раз я сбросил бомбы на огневую позицию. Грязь и пыль осели, и я увидел, что пушка разбита! Это избавит иванов от лишних забот.

Кажется, русские укрылись в лесу и спрятали свои машины. Мы начали методично обстреливать из пулеметов лес вокруг лагеря. В нескольких местах запылал огонь. Наверное, загорелись резервуары с горючим. Я расстреливал каждую цель, которую видел, пока не кончились патроны.

Мы вернулись в 7.20. И снова наше звено мгновенно подготовлено к вылету. Наземные службы работают четко и безошибочно. Мы помогаем им и даем подробное описание того, что происходит во время операции. На этот раз мы подготовили машины к вылету за рекордное время – 22 минуты. Мы взлетаем немедленно.

В лагере русских практически ничего не осталось. Мы атакуем любую цель, замеченную в близлежащем лесу. Я сбросил бомбы над последней постройкой, которая еще цела. Крупински сделал то же самое, разрушив то, что оставалось. Лагерь полностью ликвидирован.

После 48 минут полета мы возвращаемся на аэродром и рассредоточиваемся по летному нолю. Берем короткую передышку и можем первый раз за весь день поесть.

Вскоре пришел новый приказ. Транспортные колонны русских замечены нашими разведывательными самолетами на шоссе Гродно -Житомир-Скидель-Щецин. Они отступают на восток, преследуемые по пятам нашими танками. Нам приказано поддержать танки с воздуха.

Взлетаем в 10.07, вместе с бомбардировщиками. Они должны бомбить огневые позиции русской артиллерии в том же районе.

Вскоре мы достигли Гродно. Дороги забиты русскими войсками. Нам постепенно становятся понятны причины внезапной атаки, подготовленной нашим верховным командованием. Мы оценили подлинные объемы приготовлений русских для агрессии против нас. Мы только опередили их решительное наступление против Германии в борьбе за господство в Европе.

Этот день я никогда не забуду. Наши армии повсеместно продвигаются вперед, русские застигнуты врасплох. Наши солдаты машут нам, когда мы пролетаем над ними на низкой высоте. Скопления русских войск на дорогах подвергаются массированным бомбардировкам и пулеметному огню с воздуха.

Тысячи иванов стремительно отступают, это превращается в беспорядочное бегство. Когда мы открываем огонь, они, спотыкаясь и обливаясь кровью, пытаются скрыться в ближайших лесах. После наших атак на дорогах остаются горящие автомашины. Моя бомба попала в повозку с лошадьми, везущими тяжелую пушку. Я рад, что не нахожусь там, внизу.

Мы поднялись в воздух в 20.00, в шестой раз за этот первый день. Не было никаких признаков авиации русских, и мы могли атаковать без помех.

23 июня 1941 года

Первый раз мы поднялись в воздух в 4.45. Снова работали но колоннам иванов. Утро холодное. Вчера я целый день обливался потом. Когда солнце поднимется выше, станет невыносимо жарко.

Авиация русских пока не появляется. До сих пор не замечен ни один русский самолет. Вечером мои приятели из 4-го звена рассказали о встрече с русскими истребителями недалеко от Гродно. Они говорят, что у иванов примитивные машины. Они тихоходны, но удивительно маневренны.

Лейтенант Гюнтер Герхард, мой старый друг со времен летной школы, сбил русского в первый же день боевых действий. Гюнтер прибыл из резерва только вчера. Он прекрасный пилот. Вечером, после последней операции, я ходил на базу 4-го звена, чтобы навестить его и поздравить с "первым". Капитан Войтке сбил троих русских в одном бою.

25 июня 1941 года

Эти бомбардировки все больше мне надоедают. Мои товарищи из 4-го и 5-го звеньев два дня сражались с русскими. А мы пропустили это, поскольку заняты на бомбардировке. Сейчас самое время для меня, чтобы сбить моего "первого".

Успехи нашей армии превзошли все ожидания. Русские не могут остановить наше наступление. Мы стараемся разбить их отступающие части. Их авиация, кажется, не особенно жаждет боя. Русские летчики-истребители плохо обучены. Их знания по тактике боя так же примитивны, как и машины, на которых они летают. Через несколько недель, однако, они получат необходимый боевой опыт. Несмотря на потрясающий успех вначале, слишком большой оптимизм с нашей стороны был бы ошибкой. Русский солдат понимает, за что он воюет: коммунизм превратил их в фанатиков.

2 июля 1941 года

Зазвонил телефон. Сообщение из штаба эскадрильи – лейтенанту Кноке приказано явиться к командующему.

Что нужно старику от меня? Я надел портупею с пистолетом и отправился в штаб.

Капитан Войтке сидел в высоком кресле. Я поприветствовал его: Докладывает лейтенант Кноке. Войтке поднялся из кресла и пожал мне руку: Приказ из отдела кадров военно-воздушных сил. Вы назначены в первую истребительную авиагруппу и должны как можно скорее прибыть в распоряжение командующего в Гузуме.

Через час я поднялся в воздух на моем старом добром "Эмиле". Самая старая машина в эскадрилье закончила свою боевую службу и должна быть переведена в летную школу в Вернойхене, где будет использоваться как учебная.

Русская кампания закончена для нас обоих. Это меня разочаровало, но делать нечего – приказ есть приказ.

Я приземлился в Вернойхене вечером.

Завтра утром я на поезде должен поехать через Гамбург в Гузум, он находится в отдаленном месте на побережье Северного моря.

30 июля 1941 года

Первое истребительное крыло в настоящее время состоит только из одной эскадрильи. Две другие эскадрильи должны быть сформированы в течение нескольких следующих недель. Я назначен в 3-е звено. Командир звена, как и я, прибыл с русского фронта.

Жизнь здесь очень спокойная. Со времени моего прибытия я очень много летал, не заметив ни одного томми.

Единственное беспокойство причиняют внезапные тревоги, вызванные появлением вражеских самолетов-разведчиков. До сих пор мы не смогли сбить ни одного.

3 августа 1941 года

Эскадрилья переведена на острова Вангерооге и Боркум в Северном море.

17 августа 1941 года

Каждый день мы занимаемся прикрытием с воздуха морских конвоев из Бремена или Гамбурга до Ла-Манша. Английские "бленхеймы" и "бофайтеры" атакуют наши конвои. Но в общем активность здесь очень невысокая. Наши летчики постоянно сбивают томми, пытающихся атаковать наши корабли.

Наши самолеты оснащены дополнительными баками. Полеты над морем в течение нескольких часов превращаются в монотонную работу.

26 августа 1941 года

В 10.00 заместитель командующего авиакрылом, старший лейтенант Румпф, позвонил мне и сообщил, что моя просьба о разрешении на женитьбу удовлетворена Я подал заявление командующему с просьбой разрешить отъезд. Он был в очень хорошем настроении и разрешил мне взять в эскадрилье самолет связи, маленький "Бюкер Юнгмайстер". Это спасло меня от утомительного путешествия на поезде.

Я могу отправиться сегодня, и послезавтра мы с Лило поженимся.

В 12.00 мой самолет поднялся в воздух, я сделал круг над аэродромом, перед тем как лечь на нужный курс – к моей невесте. Товарищи махали мне рукой. Полет доставляет мне удовольствие: чудесный летний день, а более прекрасный пейзаж трудно себе представить. Я летел сквозь облака, медленно плывущие на восток но синему небу. Небольшой двигатель храбро рвется вперед. Я снижаюсь над нолями и озерами. Крестьяне собирают урожай, детвора резвится в воде.

Скоро я увижу Лило.

Через три часа я приземлился в Пренцлау, заправился и продолжил полет к Лило. Внезапно погода испортилась. Мой маленький "бюкер" качают порывы ветра, видимость становится все хуже и хуже. Я уже не могу лететь до Позена, где собирался сделать следующую остановку. Такую погоду лучше переждать в безопасном месте. Лило совсем не захочется выходить замуж за безрассудного летчика. Я взял курс на Вернойхен и в 16.31 приземлился там под проливным дождем.

27 августа 1941 года

Я очень хотел вылететь в 6.00, но не смог получить разрешения до 8.30. Дождь моросит, не прекращаясь ни на минуту, но видимость лучше, чем вчера. Мне потребовалось почти три часа, чтобы долететь до Позена, где находится тренировочная база летчиков.

Здесь я снова долго ждал разрешения на взлет. Проклятый дождь! Все внутренние полеты запрещены по приказу метеорологов. Черт бы их побрал! Я надеялся встретиться с Лило сегодня.

Я направился к моему самолету. Учебные полеты запрещено проводить в непосредственной близости от летного поля. Семь или восемь маленьких тренировочных бипланов взлетали и садились по нескольку раз. Среди них было несколько "бюкеров".

Тут мне пришла в голову блестящая идея. Я сел в самолет, запустил двигатель и подрулил к взлетной полосе. Там один из курсантов торопливо записывал полетные данные.

Он махнул мне рукой, спросил мое имя. Конечно, он не мог узнать меня. Я сказал ему, что собираюсь всего лишь немного покружить и он может не записывать меня. Он заметил мои петлицы и, щелкнув каблуками, сказал: "Очень хорошо!" Я усмехнулся про себя, выруливая на взлетную полосу. Несколько раз взлетев и приземлившись, я помахал парню на контрольной машине. Следя за мной, он поднял зеленый флаг, давая разрешение на взлет.

Я летел низко, пока не скрылся за деревьями, оказавшись вне зоны видимости служб аэродрома. Затем я взял курс на Лодзь.

После того как я пролетел 100 километров, погода стала ужасной. Облака спустились высоты 30 метров. Видимость упала до опасного уровня, впереди была дождевая завеса. Я летел всего лишь на высоте нескольких метров, порывами ветра меня бросало из стороны в сторону. Пролетая над деревнями, я видел людей, которые, запрокинув головы, смотрели на меня. На их лицах было написано изумление.

Недалеко от Калиша я обнаружил железнодорожные пути между Бреслау и Лодзью. Видимость практически нулевая. Что бы ни случилось, я не должен терять из виду эти пути. Я вздрогнул при мысли о вынужденной посадке. Катастрофа была бы неизбежной, и меня отдали бы под трибунал. Лишение звания стало бы прекрасным свадебным подарком для лейтенанта Кноке.

Неожиданно я увидел горизонт впереди. Я вышел из зоны дождя, и тучи уже на высоте 1000 метров.

Через несколько минут я уже над Ширацем. После военных действий в Польше сюда вернулся мой отец и больше года работал начальником полиции. Лило тоже там, внизу.

Я пролетел над зданием полиции. Лило живет там вместе с моими родителями. Я поднялся выше и сделал два или три круга.

Люди вышли на улицы и смотрели на меня, чуть не свернув себе шеи. Дверь на балкон в квартире моих родителей открылась. Отец, мать и сестра вышли на балкон. За ними вышла Лило, размахивая белым платком.

Я сделал последний круг над домом, чуть не задев крышу, потом взял курс на Лодзь, где и приземлился.

Через полтора часа Лило была в моих объятиях. Когда я сказал ей, что мы сможем пожениться завтра, она не поверила своим ушам. Мои родители тоже были очень удивлены, поскольку я не сообщил им, что приезжаю.

28 августа 1941 года

Все формальности, необходимые для совершения бракосочетания, были быстро улажены утром.

В 17.00 Лило и я вышли из зала бракосочетаний мужем и женой. Наша комната в квартире похожа на цветочный магазин.

Мне больше нечего сказать об этом дне. Мы совершенно счастливы.

29 августа 1941 года

Я снова отправляюсь в полет на несколько долгих часов. Приземлялся только во Франкфурте и Шверине на дозаправку. Вернулся в расположение нашего звена в 17.00, где меня встретил горячий прием товарищей.

Незадолго до наступления темноты была объявлена тревога, и я взлетел на перехват "бленхеймов", замеченных около побережья. Нам не удалось их найти.

За последние два дня я почти забыл о войне.

1942

1 января 1942 года

Побережье Северного моря стало для меня почти родным.

Я совершил более 100 вылетов, включая сопровождение конвоев и вылеты но тревоге на перехват "бленхеймов" и "веллингтонов" над открытым морем в плохую погоду.

На западе боевые действия практически прекратились. Теперь томми редко появляются днем. У наших ночных истребителей работы больше, чем у нас. Сейчас спокойно даже над Ла-Маншем.

На востоке наши войска добились впечатляющих успехов. Передовые силы немецких войск достигли ворот Москвы. Но сейчас, с наступлением зимы, немецкое командование столкнулось с серьезными проблемами, которые невозможно было предусмотреть. То, что приходится переносить немецким солдатам, не поддается никакому описанию. Войска не привыкли к русской зиме, а их экипировка непригодна для действий в таких условиях. Принимаются срочные меры, чтобы как можно скорее выправить ситуацию.

Некоторые из моих старых товарищей по 52-й истребительной авиагруппе погибли за последние несколько месяцев, но они успели сбить много вражеских самолетов.

Я узнал, что Гюнтер Герхард разбился при взлете после того, как сбил 18 русских. Баркхорн и Ралл получили награды, уничтожив более 100 русских. Мне очень жаль, что я не мог остаться вместе с ними.

Осенью нас на несколько дней перевели на Балтику. Мы участвовали в маневрах с недавно укомплектованным линкором "Тирпиц". Я получил возможность несколько дней контролировать полеты истребителей с борта огромного боевого корабля.

С сентября мы разместились на новой авиабазе на аэродроме Джевер. Теперь и штаб нашей авиагруппы расположился здесь.

8 февраля 1942 года

Острова в Северном море отрезаны от материка льдами. Кроме боевых операций, мы осуществляем экстренную связь между островами и материком. Мы доставляем почту и продукты, а в особых случаях перевозим штатских.

10 февраля 1942 года

Командование авиацией на западном направлении объявило общую тревогу.

Часть флота, находящегося за пределами территориальных вод, в Бресте, включая линкоры "Принц Евгений" и "Гнайзенау", несколько крейсеров и эсминцев, должны пробиться в Ла-Манш и дальше в Норвегию. Ожидается, что англичане постараются воспрепятствовать нашему флоту выполнить свою задачу.

В Ла-Манше разворачиваются сейчас такие активные действия, как во время боев за Англию. В истребительных авиаотрядах у Ла-Манша поддерживается круглосуточная готовность.

Флот вышел с базы.

Погода – хуже не бывает. Летать небезопасно, как для англичан, так и для нас.

Вечером мы переместились на аэродром недалеко от побережья Голландии.

11 февраля 1942 года

Туманное утро мешает нам взлететь, но к 10.00 видимость улучшилась. Мы сидим без дела часами, готовые к взлету. Мы должны быть готовы взлететь в течение минуты.

Поступают сводки с Ла-Манша. Как мы и ожидали, англичане атакуют, несмотря на очень плохие погодные условия. Они бросают в бой даже самые старые самолеты. Наши экипажи докладывают о боях с устаревшими британскими торпедоносцами типа "свордфиш". Вряд ли хоть один из этих самолетов вернется на базу. Британцы несут тяжелые потери, но продолжают упорное сопротивление. Наш старый противник еще раз демонстрирует свою храбрость. Над нашим аэродромом свирепствует буря, периодически проходят снегопады, и мы вынуждены отказаться от полетов.

12 февраля 1942 года

Наш флот достиг Па-де-Кале и находится вблизи Кале.

Британцы продолжают самоубийственные полеты. До сих нор ни одна попытка нанести удар по нашему флоту не увенчалась успехом. Однако их береговая артиллерия дальнего действия у берегов Дувра бьет но нашим кораблям, причиняя существенный ущерб.

Погода на нашей стороне.

Наши самолеты остаются на аэродроме.

13 февраля 1942 года

10.16. Боевая тревога!

Расчистка аэродрома, покрытого снегом, не заняла много времени.

Над морем наше звено подверглось массированным атакам томми. Они отправили в бой остатки своих "свордфишей". Британские летчики знали, что идут на смерть.

Наша задача – перехватить атакующие "бленхеймы". Видимость все еще плохая. Мы пытаемся хоть что-нибудь разглядеть сквозь туман. Море внизу покрыто волнами. Внезапно показались минные тральщики, и командир выпустил опознавательную сигнальную ракету. Нашим кораблям приказано открывать огонь по приближающимся самолетам.

Мой самолет качает порывами неожиданно налетевшего ветра. Крылья едва не задевают белые гребни огромных зеленых волн.

С базы постоянно передают данные о местонахождении противника. Чем дальше мы летим над морем, тем хуже становится качество связи. Мы находимся в воздухе уже 15 минут. Согласно донесениям с базы, можем в любой момент натолкнуться на "бленхеймы".

Я отрегулировал рефлекторные прицелы и подготовил оружие к бою. И вдруг увидел в тумане слева от меня какие-то неясные тени.

Это они!

Мы сразу перестроились. Каждый хотел первым встретиться с противником. Сержант Вольф идет рядом, шесть месяцев назад он стал моим ведомым. Он кивнул, сквозь плексигласовое окно я увидел его широкую белозубую улыбку.

"Бленхеймов" оказалось двенадцать. Нас тоже двенадцать. По одному на каждого. Один из англичан показался в моем прицеле, и я готовлюсь стрелять, пока он не заметил меня. Томми резко взял вверх, пытаясь скрыться в облаках.

Я последовал за ним, держа под прицелом. Огонь! Я нажал обе гашетки и увидел, как мои трассирующие снаряды прошили его левое крыло и попали в фюзеляж. Мы оба заложили крутой левый вираж. Я продолжаю жать на гашетки. Попал в его левый двигатель. Облако скрыло от меня происходящее. Томми скрылся в облаках.

Вдруг раздался грохот.

Кабина полна осколков, а прямо над моим плечом зияет огромная дыра. Туше! Я заметил, что снаряд попал в мое левое крыло.

Это опять "бленхейм", прямо впереди. Я открыл огонь и нырнул в облака.

Томми, летевший передо мной, превратился в огромную тень.

Я почувствовал запах гари. Сбросив скорость, я через несколько секунд снова увидел море.

А что, если мой самолет горит?

Я осторожно оглянулся. Крышка, висевшая за мной справа, была сорвана, разбито плексигласовое окно в задней части фюзеляжа. Моего томми уже не было видно. Запах гари все не пропадает. Проклятие! Что за чертовщина происходит?! Двигатель работает ровно, обороты не падают. Судя по приборам, все нормально. Что же горит?

"Бленхейм" серьезно поврежден, но, если ему повезет, он сможет добраться до английского побережья, в то время как я упаду в море, объятый пламенем. Хорошенькое дело!

Я сделал широкий поворот налево. По моим расчетам, следуя курсом 100, я смогу добраться до голландского побережья. Моих товарищей не видно. Я пытаюсь вызвать их по радио, но не получаю никакого ответа.

Минуты тянутся бесконечно. Сейчас 11.26. Я в воздухе 70 минут, запах гари стал постепенно уменьшаться, а люк отрывается все больше и больше. Я мог бы наверняка увидеть сейчас землю: понять бы, где нахожусь! Не верю своему компасу, но, несмотря на это, всегда надеюсь, что он не обманывает.

Спустя десять минут я должен буду садиться. Стрелка на измерителе топлива указывает на ноль.

Мелькнула земля, но я снова оказался над водой, несмотря на то что курса не менял. Этот проклятый компас работает или нет? Сейчас не имеет никакого смысла менять курс. Я лечу в прежнем направлении.

Впереди снова показалась земля. Плоская равнина с точками озер, перегороженных плотинами. Я наконец понял, где нахожусь. Я на севере Голландии.

Через две минуты я приземлился на посадочную полосу в Лейвардене. Стоявшие рядом с диспетчерской вышкой солдаты столпились около моего самолета. Картина была тягостная. Когда я попытался открыть верхний люк, он отвалился и упал на крыло. За моей головой отстрелена часть фюзеляжа. На правой стороне несколько рваных пробоин. Металл обуглился и почернел – вот почему я чувствовал запах гари. В штабе я увидел календарь. Сегодня 13-е. Что-нибудь плохое обязательно случается 13-го. Это мой несчастливый день.

– Вам очень повезло, – сказал диспетчер.

Он прав, конечно. Эти предрассудки – полная чушь, но мы продолжаем верить в них.

14 февраля 1942 года

Погода ужасная. Свирепствуют бесконечные снежные бури. Мне приказано лететь назад в Джевер на "Me-108 Тайфун", но взлететь невозможно.

Я позвонил в штаб своей эскадрильи в Вангерооге. У телефона старший лейтенант Блуме, заместитель командующего: – Хайнц, старина, куда вас занесло? Вы назначены заместителем Лозигкайта{8}, в подразделение особого назначения. Вам приказано завтра отправиться в Норвегию.

Это прекрасные новости! Я пообещал вылететь, как только небо хоть немного прояснится.

Поздно вечером тучи стали рассеиваться. Изредка пробивалось тусклое солнце. Мы поднялись в воздух. Унтер-офицер находится на контроле. Я могу расслабиться в мягком кресле и наслаждаться видом широких равнин Фрезии.

Прибыв в Джевер, я немедленно рапортовал начальнику отдела особого назначения капитану Лозигкайту. Это невысокий человек с прекрасной репутацией, который несколько дней назад прибыл из Японии, после нескольких месяцев отпуска. Он служил в летной школе инструктором Военно-воздушных сил Японии.

Мы работали далеко за полночь, дел по горло. Прибыло пополнение. Это инструкторы из разных летных школ. Каждый прилетел на своем самолете.

Два новых звена находятся в процессе формирования; командиры – старший лейтенант Эберле и лейтенант Фрай{9}. Третьим звеном, в которое вхожу и я, командует капитан Доленга{10}. Они все прибыли в распоряжение Лозигкайта

15 февраля 1942 года

Утром прибыли два "Ю-52" и два "В-34". Они должны доставить оснащение, продукты и экипировку для операции "Колючая проволока" и наземный персонал для обслуживания наших самолетов в Норвегии. Эти транспорты отправятся в Осло как только будут загружены.

Эскадрилья в 10.26 отправляется в Есбьерг в Дании – пункт промежуточной посадки. После полета в условиях плохой видимости над морем командующий и я первыми прибыли в пункт назначения. Сразу после дозаправки мы взяли курс на Аальборг. Там мы вынуждены были садиться на западном краю аэродрома. Поле покрыто глубоким снегом. Взлетно-посадочные полосы очищены, по обеим сторонам огромные сугробы. Сами полосы покрыты слоем льда.

Когда мы заходили на посадку, "Ю-88", садившийся впереди нас, разбил шасси прямо посередине узкой взлетно-посадочной полосы. У нас осталось совсем мало места для посадки.

Через несколько минут показалось наше первое звено. Я остался в самолете и управлял по радио посадкой прибывающих машин, обращая внимание пилотов на обломки на посадочной полосе и лед.

Я корректировал приземление каждого самолета. Все в порядке, слава богу! Мы не можем допустить катастроф на этом этапе. В Норвегии нужен каждый самолет. Второе звено также приземлилось нормально. Обломки "Ю-88" уже убраны с взлетной полосы.

Но что случилось с 3-м звеном и старшим лейтенантом Эберле{11}? Из сообщений по телефону мы узнали, что 3-е звено вылетело из Есбьерга (Esbjerg) в полном составе в 13.10. Мы затратили на перелет 56 минут, а со времени вылета 3-го звена прошло больше часа.

Ночью стало известно, что Эберле заблудился и совершил вынужденную посадку во льдах в Лим-фьорде вместе со всем звеном. Потерян один самолет. Он перевернулся и разбился во льдах. Летчик, сержант, утонул. Его тело выловили товарищи и отвезли в датскую деревню, находящуюся по соседству, где его перенесли в маленькую церковь. Несколько датских женщин положили на гроб цветы и венки. На ленте была надпись: "Сыну Германии от датских матерей".

16 февраля 1942 года

Плохая погода на юге Норвегии мешает нам продолжить движение.

Тяжелые тягачи доставили самолеты из Лим-фьорда.

17 февраля 1942 года

Погода не улучшается.

Старший лейтенант Эберле прибыл в Аальборг со своими пилотами. Он надеется встать в строй через два дня. Его самолеты ремонтируют днем и ночью.

18 февраля 1942 года

В офицерской столовой подали прекрасное французское вино. Скоро нас уже не заботила погода на улице.

19 февраля 1942 года

3-е звено полностью готово. Эберле очень мрачен, поскольку должен предстать перед военным трибуналом.

Метеорологи прогнозируют улучшение погоды на завтра. Я не поверю, пока не увижу собственными глазами.

20 февраля 1942 года

Самолеты на летном поле готовы к взлету. Снег валит стеной, покрыв весь аэродром. Метеорологическая служба продолжает утверждать, что погода улучшается. Пилоты слоняются около самолетов, дрожа от холода и чертыхаясь. В полдень автобус отвез их в казарму. А метеорологи все настаивают, что погода улучшается. На этот раз они оказались правы. В 15.35 эскадрилья поднялась в воздух.

Хочется надеяться, что томми не отправили наши корабли на дно к этому времени. Мы пересекли штормовые заливы у побережья Дании. Через 50 минут показалось скалистое побережье Норвегии. Мы летим низко, почти касаясь волн. Вскоре подошли к фьорду Осло.

Приблизительно в 53 километрах от Осло в горах расположена взлетно-посадочная полоса. Она покрыта глубоким снегом, как и остальная часть поля. Это Гардермоен.

Приземление в 16.50.

24 февраля 1942 года

На три дня мы остаемся в горах, как на необитаемом острове. Крутые вершины на севере от аэродрома скрылись в облаках. Три долгих, тягостных дня.

Утром "Ю-88", приспособленный для слепого полета, поднялся в воздух и передал несколько сообщений о погоде в районе. Сообщения положительные – мы можем лететь.

Лететь над высокими вершинами Норвегии настолько же опасно, насколько прекрасно. Покрытые снегом горы, изрезанные глубокими ущельями, возвышаются на 3000 метров. К западу от нас горы заканчиваются отвесным обрывом у моря. За последние месяцы несколько наших самолетов разбились, совершая вынужденную посадку на этих заснеженных вершинах.

Мы провели около 90 минут в воздухе, топливо израсходовано до последней капли, и мы приземлились в Тронхейме. Я никогда не видел такого аэродрома. Он расположен на горном плато над городом и портом. На севере и западе горы резко обрываются к фьорду, глубоко вдающемуся в горы. Единственная взлетная полоса, длиной 800 и шириной 30 метров, покрыта деревянными блоками. Полоса обледенела после того, как ее очистили от снега.