Текст книги "Я летал для фюрера"
Автор книги: Хайнц Кноке
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Пора на посадку. Я начал снижаться, земля устремилась мне навстречу. Сбросить скорость, выровнять машину, сейчас помягче, касание! Я на твердой земле, и даже самолет цел.
Моя первая посадка была далеко не блестящей, следующие четыре тоже оказались далеки от совершенства, хотя были лучше, чем первая. Но по крайней мере, я не сломал шасси.
10 мая 1940 года
На западе наша армия начала наступление на Францию, но я боюсь, что не успею поучаствовать в этой операции.
16 мая 1940 года
Несколько недель устойчивой хорошей погоды позволили нам усовершенствовать наши летные навыки. Я уже совершил около 250 полетов. Теперь нас обучают технике высшего пилотажа на "Фокке-Вульфе-44" и "Бюкер-Юнгмане". Мы осваиваем боевые самолеты: устаревшие истребители и самолеты ближней разведки типа "Арадо-65" и "Арадо-68" и "Хейнкель-45", "Хейнкель-46". Мы летаем на "Юнкерсе W-34", на котором Коль и Хюне-фельд перелетели Атлантику, и на специальном "Фокке-Вульфе Вайе", предназначенном для дальней навигации. Вчера я летал в Восточную Пруссию на древнем "ГО-145", и у меня заглох мотор. Отказал основной канал подачи топлива. Я летел на высоте всего лишь 150 метров, и у меня было не очень много шансов найти подходящее место для экстренной посадки. Я приземлился на вспаханное поле. Шасси снесло, самолет перевернулся, я вылез из-под обломков, стирая с головы кровь.
Я вынужден возвращаться на поезде. Голова основательно перевязана. Глядя на меня, пассажиры, очевидно, думают, что я ранен в боях во Франции. Мне было бы стыдно признаться, что я всего лишь приземлился, уткнувшись в землю носом.
19 мая 1940 года
Кажется, неудачи преследуют меня. Сегодня у меня опять отказало шасси, когда я заходил на посадку в Альтдамме (Altdamm). Дул сильный ветер, и мой старый "KL-35" не выдержал.
Я снова был вынужден вернуться на поезде.
16 августа 1940 года
Я получил удостоверение пилота, период учебных полетов закончен.
1 июня мне присвоено звание капрала.
Война тем временем продолжается. Франция капитулировала в июне. Французская армия не смогла противостоять высокому боевому духу и современному техническому оснащению немецкой армии. Они пользовались давно устаревшим вооружением; часть тяжелой артиллерии была задействована еще в Первой мировой войне.
Британские подразделения, по-видимому, остались более или менее невредимыми, несмотря на то что они потеряли много техники в Дюнкерке. Искусные маневры высшего британского командования позволили большинству английских частей вернуться домой без ощутимых потерь. Воздушные силы Германии явно упустили прекрасную возможность разбить англичан, упустив их в Дюнкерке.
Британия, кажется, недостаточно хорошо вооружена для участия в войне, и Королевские военно-воздушные силы проводят свои операции на сравнительно низком уровне. Я не понимаю, почему мы не использовали наше преимущество в воздухе над англичанами – это означало бы конец войны.
Авиация Франции также не могла принять достойное участие в боях. Во Франции, как и в Польше, немецкие военно-воздушные силы еще раз продемонстрировали свое преимущество в технике и выучке личного состава. Это не значит, что английским и французским летчикам недоставало храбрости в воздушных боях, просто они имели не столь хорошие технические возможности.
Такую быструю капитуляцию Франции я воспринял как должное, вследствие низкого боевого духа французской армии (французские офицеры впоследствии с горечью говорили об этом). Французские солдаты 1940 года были не похожи на тех, которые столь храбро и упорно сражались, защищая каждую пядь земли своей родины в Первую мировую. Последние 20 лет Франция безмятежно почивала на лаврах Версальского договора. Каждая победа таит в себе опасность подобной безмятежности.
Настроения в Германии радужные, может быть, даже слишком.
26 августа 1940 года
Я стану летчиком-истребителем.
Несколько дней назад пришли приказы о переводе Менапасе и меня в школу летчиков-истребителей No 1 в Вернойхене. Сегодня днем мы совершили наш первый полет на боевых "AR-68". Наш инструктор – сержант Куль, который отличился в боях в Польше и Франции. Конечно, его опыт бесценен. От волнения у меня даже выступила испарина, когда мы приземлялись.
Продолжается и наша общая военная подготовка. Мы изучаем базовую тактику воздушного боя.
Начальник нашего училища – полковник, граф Хувальд, служил в знаменитой эскадрилье "Рихтхофен" во время Первой мировой войны. Главный инструктор – майор фон Корнацки{3}. До недавнего времени он был заместителем рейхсмаршала Геринга. Каждый из офицеров и инструкторов опытный боевой в прошлом летчик.
12 октября 1940 года
Я надеялся, что меня отправят в действующие части в этом месяце. К несчастью, наши тренировки отстают от расписания из-за плохой осенней погоды.
Сейчас мы занимаемся очень интенсивно. В последнее время каждую неделю происходят одна или две катастрофы в нашей группе. Сегодня разбился сержант Шмидт{4}. Он был из нашей пятерки.
Несколько дней мы проходили теоретический курс подготовки к полетам на "Мессер-шмитте-109", он очень сложен в управлении, очень опасен поначалу. Мы уже можем повторить каждое движение даже во сне.
Этим утром мы выкатили из ангара первый "109-й" и подготовились к полетам. Мы бросили жребий, решая, кому лететь первым. Выпало сержанту Шмидту. Он взлетел на большой скорости, такая поспешность может привести к аварии на взлете, если не соблюдать осторожность. Преждевременная попытка набрать большую высоту могла привести к тому, что самолет стремительно войдет в штопор. Я видел это много раз, чаще всего это заканчивалось смертью пилота.
Шмидт пошел на посадку, совершив один круг над аэродромом, но неверно выбрал скорость. Она была выше той, к которой он привык, поэтому Шмидт не попал на взлетную полосу. Он зашел на посадку снова, но опять неудачно. Мы начали волноваться – было видно, что Шмидт потерял хладнокровие. Он поднялся и совершил последний разворот, перед тем как заходить на посадку, когда машина заглохла из-за слишком низкой скорости, потеряла управление и, рухнув на землю, взорвалась в пятистах метрах от начала посадочной полосы. Мы как безумные рванули к месту катастрофы. Я подбежал первым. Шмидта вышвырнуло из кабины, и он лежал в нескольких метрах от обломков самолета. Весь в крови, он кричал как дикий зверь. Я наклонился над телом моего товарища и увидел, что у него оторваны обе ноги. Я приподнял его голову. Его крики привели меня в ужас, кровь текла по моим рукам. Я еще никогда не чувствовал себя таким беспомощным. Потом крики прекратились, и наступила еще более страшная тишина. Когда подбежал Куль вместе с остальными, Шмидт был мертв.
Майор Корнацки приказал немедленно возобновить полеты, и менее часа спустя другой "109-й" выкатился из ангара. Теперь наступила моя очередь.
Я зашел в ангар и смыл с рук кровь. Затем механики затянули мне ремень безопасности и отбуксировали мой самолет к взлетно-посадочной полосе. Мое сердце бешено колотилось. Даже оглушительный грохот двигателя не мог заглушить предсмертных криков Шмидта, раздающихся в моих ушах. Еще до взлета я заметил на моем комбинезоне большие темные пятна крови. Я испугался. Меня охватил дикий, парализующий страх. Единственное, что меня утешало, – это то, что никто не видит, как я напуган.
Я несколько раз облетел аэродром и постепенно успокоился, ко мне вернулось хладнокровие. В конце концов я настолько овладел собой, что смог пойти на посадку. Все прошло хорошо. Я еще раз взлетел и снова посадил самолет, потом проделал то же самое в третий раз.
Слезы стояли у меня в глазах, когда я откинул крышку кабины и снял шлем. Спрыгнув с крыла, я не мог остановить трясущиеся колени.
Неожиданно передо мной вырос Корнацки. Суровый взгляд стальных глаз сверлил меня насквозь.
– Вам было страшно?
– Да, господин Корнацки.
– Вам лучше скорее привыкнуть к этому, если хотите участвовать в бою.
Мне было очень стыдно. Лучше бы я провалился сквозь землю.
14 октября 1940 года
Этим утром я в числе других кандидатов из сержантского состава участвовал в траурной церемонии похорон сержанта Шмидта.
Позже вечером над летным нолем опять случилась катастрофа столкнулись самолеты. Два курсанта, совершающие второй полет, погибли мгновенно. И снова я оказался среди тех, кто первым прибыл на место катастрофы, и вытащил из-под обломков тело одного из пилотов. Его голова превратилась в бесформенное месиво.
При таких обстоятельствах меня скоро перестанет пугать вид окровавленных останков летчика, лежащего среди обломков самолета.
15 октября 1940 года
Замечательный день 1 октября 1940 года мне присвоено звание прапорщика военно-воздушных сил.
17 октября 1940 года
Вернойхен расположен совсем недалеко от Берлина, и я завел привычку проводить каждые выходные в большом городе. Обычно я останавливаюсь в маленьком отеле недалеко от Фрид-рихштрассе. Быстро обследовал все кабаре и бары, расположенные недалеко от зоопарка, на улицах Курфюрстендамм и Фридрихштрассе, рядом с музеями, театрами и прекрасными зданиями на Унтер-ден-Линден и в Лустгартене. На выходные я возвращался в город, где царило неистощимое веселье. Каждый раз погружался в водоворот развлечений большого города, блеск которого еще не затронула война.
Мой девиз: "Живи и учись у жизни".
У меня еще никогда не было достаточно денег с тех пор, как я приехал в Вернойхен.
8 ноября 1940 года
Получен приказ: "Прапорщики Хардер, Хоип и Кноке, сержант Куль, инженер капрал Хензе должны отправиться в Мюнстер (аэродром Лодденхайде) на самолете "Юнкере-160 СЕКЕ" с целью получения и доставки в Вернойхен трех самолетов "Мессер-шмитт-109".
"СЕКЕ"{5} – новейшая модель транспортного самолета. Из-за плохой погоды мы отложили взлет до 10 часов.
В воздухе мы не смогли убрать левое шасси, поскольку сломался вал. За штурвалом Куль. Мы летим низко – высота от 30 до 60 метров. Бортмеханик пытается произвести ремонт прямо в воздухе, и приблизительно через двадцать минут ему удается исправить положение. Затем мы поднимаемся на высоту 200 метров. Куль передал управление мне, а сам пошел отдыхать в уютный салон, к Хоппу и Хардеру.
Я сделал крюк к югу от Берлина и полетел вдоль оживленной дороги на запад. Слева от меня за пеленой тумана виднеются радиомачты передатчика в Кенигвустерхаузене (Konigswusterhausen). Высота 350 метров.
Что-то случилось с двигателем: упало давление подачи топлива. Я больше не могу сохранять эту высоту. Мотор кашлянул, зашипел и замолк.
– Держитесь крепче – аварийная посадка! – крикнул я в салон.
Позади меня бортмеханик закрыл лицо ладонями. Под нами густой лес, слева радиомачты, а справа крошечное поле размером с почтовую марку – это наш единственный шанс.
Слишком поздно я заметил впереди линии электропередач. Это конец. Куль побледнел как полотно.
Я дернул штурвал на себя, и самолет устремился вверх, чудом не задев провода, мы прошли всего в нескольких сантиметрах от них. Затем машина снова стала падать, и ветер засвистел в ушах.
И вот удар!
Три огромных дерева с треском переломились, как спички, лево>е крыло отвалилось, самолет с глухим звуком рухнул на землю, пронесся еще более 30 метров, круша все на своем пути.
Куля бросило на приборную доску, он ударился головой.
Наступила тишина – могильная тишина, нарушаемая только шумом топлива, вытекающего из пробитых баков.
Куль лежал без сознания, весь окровавленный. Кажется, его основательно приложило. У меня течет кровь из раны на голове. Я хотел открыть крышу кабины, но ее заклинило, как и дверь кабины. Запах керосина сводит меня с ума. Мы в смертельной ловушке – если баки взорвутся, мы сгорим заживо. В отчаянии я начал бить кулаками по плексигласовому стеклу.
Неожиданно я увидел лица Хоппа (Hopp) и Хардера (Harder), вглядывающихся внутрь. Они разбили стекло. Мы вытащили Куля (Kuhl) и бортмеханика и положили их на траву. Они были живы. Я попытался оказать первую помощь. Хопп и Хардер отправились за подмогой.
Рана на моей голове оказалась легкой.
Я снова вынужден возвращаться на поезде.
18 декабря 1940 года
Три тысячи будущих офицеров сухопутных войск, военно-морского флота, военно-воздушных сил и элитных подразделений СС собраны в берлинском Дворце спорта в ожидании прибытия фюрера и главнокомандующего вооруженными силами. Три тысячи молодых, увлеченных солдат, практически завершивших период обучения, через несколько месяцев должны быть в качестве офицеров направлены на фронт. Я – один из них.
Гитлер будет говорить с нами.
Первым из командующих этими тремя родами войск прибыл рейхсмаршал Геринг. Он и члены его штаба расселись на широкой сцене. Один из курсантов школы военно-воздушных сил – высокий, худой юноша с бледным и нервным лицом – был представлен ему лично. Курсанта зовут Ханс Иоахим Марсель, он уже имеет Железный крест первой степени. Получил эту высокую награду в битве в Англии как самый молодой летчик-истребитель в германских военно-воздушных силах. (Через два года ему вручат высшие награды Германии за героизм, он станет самым знаменитым летчиком-истребителем в африканском корпусе, его больше всего будут бояться вражеские летчики.) Прошло несколько минут, и мы вскочили, повинуясь приказу. "Идет фюрер!" Руки взметнулись в молчаливом приветствии. Я увидел его, идущего но центральному проходу к сцене, в сопровождении фельдмаршала Кейтеля и адмирала Редера. Абсолютная тишина воцарилась на несколько минут в огромном зале. Это был торжественный момент. Гитлер начал говорить. Думаю, что мир не знал более блестящего оратора. Магнетизм его личности был неотразим. Весь зал пронизывало излучение его невероятной силы воли и могучей энергии.
Нас было 3000 юных идеалистов. Мы слушали его заманчивые речи и воспринимали их всем сердцем. Никогда до сих пор мы не испытывали такого взрыва патриотических чувств. Здесь и сейчас каждый из нас поклялся посвятить жизнь сражению за родину, ожидавшему нас впереди. (В последующие годы наша готовность к высоким жертвам была проверена. Большинство из этих 3000 погибли в боях на суше, на море и в воздухе.) Это событие глубоко затронуло меня. Я никогда не забуду выражение восторженного экстаза, которое было написано на лицах окружавших меня людей.
19 декабря 1940 года
Сегодня получен приказ о моем назначении в авиакрыло No 52. Я должен прибыть в распоряжение резервной эскадрильи авиакрыла в Крефельде 2 января, а до этого дня получил отпуск.
1941
2 января 1941 года
– Курсант Кноке прибыл в расположение 52-го истребительного авиакрыла из Первой истребительной школы, согласно распоряжению от 2 января 1941 года.
Меня определили в первое звено. Старший лейтенант Ольшлегер (Ohlshlager), мой командир, поздоровался со мной без всякого энтузиазма. Вяло пожал мне руку. У него распухшее лицо с глазами навыкате, как у лягушки. Я сразу почувствовал инстинктивную неприязнь к этому человеку.
В комнату вошел маленький лейтенант, выглядевший как школьник. Я представился; он понравился мне не больше старшего лейтенанта – очень заносчив. Я не знаю, почему у него нет никаких наград. Он похож на одного из тех, кто промочит штаны в первом же бою.
Эскадрилья, к которой я приписан, относится к резерву авиакрыла. Она состоит из двух звеньев и штаба. Новые пилоты назначаются сюда из тренировочных школ для того, чтобы окончательно усовершенствовать свои навыки перед тем, как отправиться в бой. Их направляют в боевые части по мере необходимости.
Курсантов здесь чуть больше. Нас, наверное, не отправят в действующие войска до того, как мы будем аттестованы лейтенантами. Наша офицерская подготовка продолжается. Эта бесконечная муштра надоела мне до смерти. К дьяволу все это – я хочу в настоящий бой!
Мне здесь не нравится.
10 февраля 1941 года
Наша эскадрилья переведена на юг Франции. К нашему удивлению, мы оказались в провинции Коньяк. Мы расположились на бывшей базе военно-воздушных сил Франции. Все сооружения и оборудование, которое мы там обнаружили, оказались примитивными, взлетно-посадочная полоса тоже не из лучших.
Старый город сер и уныл, но известен на весь мир. Название говорит само за себя, кроме того, мы утешаемся бутылками с известным напитком, которых здесь в изобилии.
1 марта 1941 года
Мне присвоено звание старшего прапорщика. Я был бы более счастлив, если бы меня отправили в боевую часть.
После окончания Французской кампании война в воздухе приобрела главное значение в войне. Наши наблюдения показали, что германские военно-воздушные силы очень успешно действуют над Ла-Маншем и над территорией самой Англии. Жестокая борьба в воздухе продолжается между двумя державами несколько последних месяцев.
Но факт остается фактом – победа в битве над Англией осталась за летчиками Королевских военно-воздушных сил. Англичане, наши противники, проявили себя стойкими и очень благородными бойцами. Бои английских летчиков составили блестящую главу в истории воздушных боев.
Когда верховное командование Германии полагает, что последний из отчаянно сражающихся безумцев сбит, день за днем, неделя за неделей наши бомбардировщики и истребители встречают в воздухе еще больше противников, не боящихся участи огромного числа предшественников, которые погибают каждый день.
Наша неудача при попытке установить господство в воздухе, необходимое для вторжения, – заслуга английских летчиков, результат их смелости и решительности. В конечном счете благодаря им вторжение Германии на Британские острова было предотвращено.
"Спитфайры" доставляют много проблем нашим войскам благодаря их маневренности и технической оснащенности. "Внимание: "спитфайр"!" Немецкие летчики становились особенно внимательны, когда слышали это предупреждение в наушниках. Мы считали, что сбить "спитфайр" – большое достижение, и это было действительно так.
Мне очень интересно, что будет, если я встречусь с моим первым "спитфайром". Сейчас все спокойно, даже над Ла-Маншем.
Битва за Англию, кажется, закончилась, и закончилась поражением.
7 марта 1941 года
Я снова в Германии.
Эскадрилья расположилась в Деберлице, недалеко от Берлина, мы входим в состав иод-разделений, обеспечивающих защиту столицы с воздуха. Томми появляются только по ночам.
8 марта 1941 года
Следующую неделю я провел в Берлине. Вчера встретил свою давнюю, еще со времен Вернойхена, подругу, и мы провели вместе несколько счастливых часов.
Я не мог даже предположить такого, но изменить ничего не могу: кажется, я влюбился в Лило. В этом виноваты томми. На улице меня застал налет, и я вынужден был идти в убежище. Собралось много людей, и я уступил половину моего сиденья поразительно красивой девушке. Она была весьма сдержанна и оттаяла только к тому моменту, когда прозвучал отбой и нам разрешили выйти. Прошло много времени, прежде чем она позволила мне увидеть ее снова.
И надо же мне было влюбиться в нее!
24 марта 1941 года
Сегодня я и Лило были помолвлены. Думаю, мы сможем пожениться осенью, при условии, что я получу разрешение отдела кадров. Сего– дня еще и мой день рождения. Мне исполнилось 20 лет. Слишком молод, чтобы жениться, по мнению старшего лейтенанта Ольшлегера.
"Лучше дождитесь конца войны", – советует он. Но война может тянуться 30 лет, и я, наверное, уже не решусь жениться в таком возрасте. В любом случае я не хочу ждать так долго.
Ольшлегер советует мне подождать, но я понимаю, чего он добивается на самом деле. Он крутится вокруг Лило, как мотылек возле пламени, и все может закончиться очень неожиданно, если он будет продолжать в таком же духе.
25 апреля 1941 года "ИМЕНЕМ ФЮРЕРА Я присуждаю старшему прапорщику ХАЙНЦУ КНОКЕ звание ЛЕЙТЕНАНТА с 1 апреля 1941 года.
Я подтверждаю это назначение в полной надежде на то, что сознательным отношением к исполнению своих обязанностей в соответствии с присягой доверие, оказанное Комиссией вышеуказанному курсанту, будет оправдано. Он, со своей стороны, имеет право на особое покровительство фюрера.
Берлин, 22 апреля 1941 года
Геринг, рейхсминистр авиации, br>Главнокомандующий Военно-воздушными силами".
Этот документ вручил мне сегодня командующий, вместе с кинжалом офицера.
Итак, первая цель достигнута. Если бы еще получить назначение в боевое подразделение...
22 мая 1941 года
До встречи, Лило, любовь моя!
Поезд отходит от платформы Силезского вокзала в Берлине. Вагоны переполнены, но Лило каким-то образом пробилась к окну. Мы махали друг другу, пока поезд не отошел от платформы. Она останется с моими родителями.
Военный эшелон в Шербур стоит на соседней платформе, он отправляется через несколько минут. Это мой эшелон: приказ о назначении на фронт лежит у меня в кармане.
23 мая 1941 года
2-я эскадрилья 52-й истребительной авиагруппы расположена в Остенде. Я разыскал штаб, расположенный на восточной стороне аэродрома и доложил командующему, капитану Войтке. Это человек громадного роста и габаритов, он с такой силой пожал мне руку, что у меня потемнело в глазах. Это приятно удивило меня после дремотного Ольшлегера.
Войтке пригласил меня выпить бренди в его квартире. Мне нравится этот гигант. Он опытный кадровый офицер и прекрасный летчик. Носит Железный крест первой степени на поношенном мундире. В боях в Англии он сбил 15 английских самолетов, но большей части "спитфайров".
Через полчаса он отвез меня на своей машине в 6-ю эскадрилью, куда я был назначен Я четвертый офицер в эскадрилье. Командир моей эскадрильи старший лейтенант Рех (Rudolf Resch). Как и командующий, лейтенанты Баркхорн и Ралл{6} тоже имеют Железные кресты. Лейтенант Крупински находится здесь всего неделю, мы служили вместе в резервной эскадрилье с января. Остальные летчики – опытные сержанты, прекрасные парни, отлично знающие свое дело. Они подозрительно смотрят на меня краем глаза, кажется, они не очень высокого мнения о молодых лейтенантах. А когда узнали, что я не играю в карты, стали полностью меня игнорировать. В такие времена звания и нашивки не стоят и гроша.
Главный механик показал мне закамуфлированный ангар с моим самолетом, "Мессершмит-том-109Е", и усмехнулся: "Не лучшая машина, но летать на ней можно". "Неплохо для такого старья" – так он думает на самом деле.
Через час я поднялся в воздух, чтобы немного освоиться на моей колымаге. Приземлялся я ужасно. Сейчас понимаю, что даже рядовые солдаты косятся на меня. Кажется, я не вызываю здесь особого доверия, что не слишком воодушевляет.
Вечером меня подняли на учебный полет с командующим. Кажется, он доволен.
24 мая 1941 года
Подъем в 4 часа утра.
Командир привез нас на аэродром на своей машине. В мой самолет загружен полный боекомплект. Я завершаю проверку двигателя.
"Всем нилотам докладывать о готовности командиру!" Старший лейтенант Рех дает задание на сегодняшний день. Эскадрилья должна выполнить два патрульных полета над южным побережьем Англии. Первый полет в 8.00, второй в 17.00. В остальное время все пилоты должны находиться в состоянии пятиминутной готовности на случай тревоги. Четыре самолета должны быть постоянно готовы к взлету.
Это мой первый вылет, в составе 3-го звена под командованием лейтенанта Баркхорна. Я должен следовать в позиции номер 4, ведомым унтер-офицера Грюнерта.
После совещания все пошли спать, развалившись в креслах и на диванах в ожидании завтрака. Я вышел наружу, слишком возбужденный, чтобы заснуть, шагал между самолетами, пока не надоело. Вернувшись в казарму, я попытался читать. После десяти вылетов я, наверное, буду спать так же, как и остальные ребята.
В 7.00 появился ординарец с двумя корзинами. Завтрак! Я вдруг понял, что голоден.
В 7.50 старший лейтенант Рех надел спасательный жилет.
– Подъем, ребята! Всем на выход!
Самолеты выкатили из ангаров. Моя машина стоит в дальнем конце летного ноля, рядом с самолетом унтер-офицера Грюнерта (Grunert){7}. Он бродил около него и зевал.
– Кноке, если мы ввяжемся в бой, держитесь рядом со мной, что бы ни случилось, а то "спитфайр" наделает дырок в ваших штанах.
7.55. Я застегнул лямки парашюта, механик помог мне пристегнуться.
7.58. Я очень взволнован. Командир поднял руку. Люк закрыт. Контакт! Взревели двигатели. Мы медленно едем через поле. Спустя несколько минут эскадрилья уже в воздухе.
Рех сразу же поворачивает к морю. Видимость плохая, облака на уровне 150 метров. Через несколько секунд земля скрылась из виду. Горизонт едва различим. Я увеличил скорость, поскольку моя колымага отстает от остальных.
Мы направляемся на запад, держась низко над водой. Море спокойно. Нет никаких признаков кораблей или самолетов. Мы поддерживаем тишину в эфире. Слышен только монотонный гул двигателя.
Вдали смутно замаячила серая тень: побережье Англии. Мы пересекаем границу.
Рех несколько минут ведет нас вдоль железной дороги по направлению к Кентербери. Никакого движения. Люди, задрав головы, смотрят на нас, несомненно принимая за "спит-файры", поскольку туман мешает как следует нас разглядеть.
Неожиданно мы натолкнулись на огонь зениток слева. Трассирующие снаряды оранжевого цвета сливаются в линию, кажется, эти жемчужные ожерелья исчезают за нами в облаках.
Командир заложил вираж и спикировал к земле, я не заметил, какую цель он атакует. Мой ведущий тоже спикировал к земле, открыв огонь. Я разглядел, что он атакует позицию зенитной пушки, обложенной мешками с песком. Зенитные снаряды сверкнули прямо передо мной. Грюнерт зашел на вторую атаку. Я прицелился и проверил оружие. Огонь становился все плотнее, сверкая на сером фоне облаков.
Мне не удалось выйти на удобную огневую позицию, поскольку я мог потерять из виду Грюнерта. В любой момент "спитфайры" могли появиться из тумана и атаковать нас.
Эскадрилья выстроилась в прежнем порядке и направилась на восток, оставляя позади зарево пожаров. Я так ни разу и не выстрелил и чувствую себя полным идиотом. Правда, я был слишком взволнован, чтобы попасть в цель: мне нужно учиться сохранять спокойствие.
На севере, в Рамсгейте и Маргейте, находятся аэродромы, где базируются истребители. Мы не встретили ни "спитфайры", ни "харрикейны". Может быть, они на подходе? Я нахожусь в самом конце строя, а здесь сразу становится очень жарко. Особенно это касается новичков, если они волнуются так же, как и я, то...
9.14. Посадка в Остенде. Я доложил командиру.
– Так, что вы увидели? – спросил он. – Попали в кого-нибудь?
– Нет, господин Грюнерт.
– Почему?
– Я не стрелял совсем. Рех засмеялся и сказал, похлопывая меня по плечу: – Не расстраивайся, в следующий раз будь внимательнее. Рим тоже построили не сразу.
В 17.05 мы полетели на второе задание.
В этот раз никому из нас не представилась возможность открыть огонь. Мы долго кружили над морем между Фолькстоуном и Дувром. Томми не летают в такую плохую погоду, а погода над островами была ужасная.
27 мая 1941 года
Небо над Ла-Маншем последние два дня покрыто тяжелыми облаками. С обеих сторон не наблюдается никакой активности.
Сегодня мы можем организовать атаку аэродрома англичан недалеко от Рамсгейта. Из-за плохой видимости мы держимся на очень низкой высоте.
Мы поднялись в воздух на первую атаку в 7.15. Грюнерт и я решили поджечь баки с горючим. Ни одного самолета не видно. Мы атаковали снова и снова, расстреливая все, что движется. Зенитки ответили редким огнем, но это нам не очень мешало. Несколько резервуаров с горючим уже горело к тому времени, когда нам пришла пора возвращаться.
Мы вернулись для второй атаки в 10.00. На этот раз я выбрал позицию зенитки на западном конце взлетной полосы. Зашел на атаку с высоты всего лишь 3 метров. Томми упорно сопротивлялись. Ленты трассирующих снарядов проходили совсем близко от меня, я же попадал только в мешки с песком. Я снова попытался атаковать. Грюнерт ожесточенно палил по закамуфлированному ангару, в котором заметил "харрикейн". Моя третья атака оказалась удачной: я увидел, как очередь из моей 20-миллиметровой пушки прошла по зенитке. Первый стрелок свалился с сиденья.
В наушниках раздалось: "Спитфайры"!" Шесть или восемь вражеских самолетов приближались к нам с севера. Не совсем ясно представляя, что делать, я держался за Грюнертом. Началась схватка, продлившаяся несколько минут. Мои товарищи предупреждали друг друга об атаках томми. Грюнерт приказал мне держаться рядом с ним.
Мы находимся на высоте всего лишь нескольких метров. Левое крыло моего самолета едва не задевало верхушки деревьев, когда я развернулся вслед за Грюнертом. Прямо лад головой мелькнул "спитфайр", затем показался еще один, оказавшись ненадолго под моим прицелом, и я открыл огонь. Тот сразу же нырнул в облака.
– Попал! – закричал кто-то, кажется, Баркхорн .
Вражеский самолет упал на другой стороне дамбы.
Эти мерзавцы могут совершать невероятные маневры: казалось, нет никакой возможности захватить их в прицел. Грюнерт несколько минут пытался попасть по двум самолетам, летящим вплотную друг к другу, но им удалось увильнуть, скрывшись в низких облаках.
Горючее на исходе – нора возвращаться домой. Красный предупредительный огонек мог в любой момент появиться на приборах. То же самое было и у других.
Рех повернул на восток.
Когда мы приземлились в Остенде, оказалось, что нет сержанта Обауера.
28 мая 1941 года
Томми прибыли с ответным визитом, "Бленхеймы" и "спитфайры" совершали налеты весь день.
Они появились на рассвете, в 4.00, когда мы готовили самолеты к взлету. Несколько "харрикейнов" на бреющем полете атаковали наш ремонтный ангар.
Наши самолеты поднялись на перехват. К сожалению, моя машина не может взлететь – из-за неисправности в механизме я не могу убрать правое шасси.
В 18.30 я наконец поднялся в воздух вместе с Баркхорном, Крупински и Грюнертом. "Бленхеймы" в сопровождении "спитфайров" обнаружены недалеко от Дюнкерка. Наши зенитчики уже открыли огонь по ним – без всякого эффекта конечно. Зенитчики всегда очень важничают, когда им предоставляется шанс беспрерывно палить в воздух. Они не любят, когда мы, летчики-истребители, говорим, что они никого не сбивают.
Мы поднялись на высоту 6000 метров. Небо совершенно чистое. Солнце с запада светит нам в глаза. Я заметил точку, показавшуюся мне вражеским самолетом, но это оказалось масляное пятно на стекле кабины. С базы поступил приказ двигаться в направлении Кале. Недалеко от нас замечены "бленхеймы". Чувствуя сильное возбуждение, я осматриваю небо.
Внезапно Баркхорн повернул в сторону, направившись туда, откуда мы прилетели. "Харрикейны" пристроились нам в хвост – это единственная позиция, которую я не мог наблюдать. Они попытались атаковать. Мы поднялись вверх практически вертикально, резко повернув влево, оказались у них в хвосте. Они стали удирать в сторону открытого моря, но у нас скорость выше, и через две минуты мы их настигли.