Текст книги "Охотники на людей: как мы поймали Пабло Эскобара"
Автор книги: Хавьер Ф. Пенья
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
Мама уговаривала меня остаться, едва сдерживая рыдания. Отец – его все называли Чучо – это уменьшительное от полного имени Хесус – тоже не хотел меня отпускать. Он считал, что стажировка в среде самых жестоких преступников штата попросту опасна. Опасна! И это говорил ковбой, прославившийся на всю ковбойскую столицу Техаса. Да он вообще никого не боялся! Однако мне было тесно на семейном ранчо, которое досталось отцу от деда, и надоело смотреть, как моя семья едва сводит концы с концами. Пришло время покинуть техасский городок, ютившийся у железнодорожной станции. Отказаться от первой реальной работы в органах правосудия было выше моих сил.
В дорогу я взял совсем немного вещей, чтобы родители видели, что я уезжаю не навсегда и скоро вернусь. Я бы выполнил обещание и приехал поддержать маму в Ларедо, где ей назначили химиотерапию, но родители просто отвернулись от меня и отказались со мной разговаривать.
Мне было восемнадцать, и я покидал дом своего детства с тяжелым сердцем, боясь, что больше никогда не увижу маму живой. Только спустя годы я понял, что родителям было так же тяжело, как мне.
Я вставил ключ в замок зажигания, положил руки на руль «Шевроле-Нова» 1974 года выпуска – и заплакал. Эту мощную двухдверную машину шоколадного цвета я купил на деньги, которые откладывал с летних подработок сборщиком арбузов. Хеббронвилл, окруженный поистине бескрайними полями этой ягоды, может по праву считаться мировой столицей арбузов. С пятнадцати лет я каждое лето работал в поле: пробирался через арбузные плети и собирал тяжеленные ягоды при почти сорокаградусной жаре. В шесть утра автобус с рабочими (почти все они были мигрантами из Мексики) подъезжал к моему дому и отвозил нас на близлежащие фермы, домой мы попадали в восемь вечера. Арбузы весили от пяти до семи килограммов, так что к концу лета я выглядел так, будто не вылезал из спортзала. Несколько раз я натыкался на гремучих змей, которые прятались от солнца под арбузами. Они меня не кусали, но однажды змея хотела напасть, и я швырнул в нее арбуз – убил. С тех пор я терпеть не могу арбузы и ужасно боюсь змей.
К семнадцати годам за отличную работу меня перевели из сборщиков в группу более опытных работников, которые собирали самые спелые ягоды. Позже я стал укладчиком – помогал загружать арбузы в грузовик. Это своего рода искусство: нужно идеально ровно выложить друг на друга ряды арбузов в кузове высотой около двух с половиной метров. За каждый грузовик платили по триста долларов, а за день я заполнял два грузовика, так что зарабатывал немалые деньги. Бо́льшую часть я отдавал маме, а остальное откладывал на покупку машины.
Проезжая мимо арбузных полей, начальной и старшей школы, где я играл в футбол и бейсбол, забегаловки, где впервые попробовал пиво, я чувствовал, что покидаю не только родной город, но оставляю позади свою юность – и поэтому плакал. Я гнал на север по 59-й автомагистрали и едва видел дорогу из-за непрерывно текущих слез. Мимо, словно кадры из фильма о моей прошлой жизни, проносились ранчо, на которых паслись стада под присмотром пропыленных ковбоев на лошадях.
Я ехал мимо Хьюстона на север, в Хантсвилл, где располагался Департамент уголовного правосудия штата Техас, который стоял надо всеми исправительными учреждениями штата. Однажды кто-то очень точно подметил, что Хантсвиллу не грозит никакой экономический кризис, потому что основной доход город получает от содержания преступников.
И это правда: из тридцати восьми тысяч жителей города около семи тысяч работает в тюрьмах. Несколько тысяч работает в местном университете. В семи тюрьмах Хантсвилла содержится более тринадцати тысяч заключенных. Есть даже местная шутка: «Половина жителей сидит в тюрьмах, а вторая половина их охраняет». В этой мрачной шутке кроется толика гордости, ведь как бы люди ни относились к смертной казни, сложно отрицать, что Хантсвилл стал своего рода национальным памятником уголовному правосудию. Здесь расположен Тюремный музей Техаса, где хранится пистолет Бонни Паркер, который был при ней в 1934 году, когда их с Клайдом в Луизиане расстрелял отряд шерифа. Главной же достопримечательностью является «Старушка Искра» – электрический стул, на котором в период с 1924 по 1964 год казнили 361 преступника. До появления «Старушки Искры» заключенных, приговоренных к смерти, просто вешали в разных округах штата Техас.
Я въехал в Хантсвилл в расстроенных чувствах, с красными глазами, еще не зная, чего ожидать. Это был типичный техасский город, не особо отличавшийся от тех, что я видел в детстве: широко раскинувшийся в разные стороны, с прямыми улицами и ржавыми пикапами у хозяйственных магазинов и киосков с газировкой. Я остановился, чтобы размять ноги, и прошел мимо заколоченного театра на Двенадцатой улице в центре города и остановки «Грейхаунд». Позже я не раз увижу, как бывшие заключенные топчутся на ней в ожидании автобусов, сжимая в руках банки с пивом в грубой оберточной бумаге – первый глоток свободы после отсидки.
В город я прибыл субботним вечером, когда закусочные наводнили студенты Государственного университета имени Сэма Хьюстона. Они делали домашние задания или оживленно беседовали за кофе с пирожными. Однако, увидев место своей работы – внушительное здание из красного кирпича, что возвышалось над центром города, – я осознал, что нахожусь в одном из самых жутких мест в своей жизни. Хантсвиллскую тюрьму на 225 камер построили в 1849 году, это старейшая тюрьма штата. Местные называют ее «Стена». С тех пор как в 1982 году в Техасе вернули смертную казнь, здешняя комната исполнения приговора принимала больше заключенных, чем в любом другом штате.
Остановиться было не у кого, так что я заселился в самую дешевую гостиницу. На следующее утро я явился на стажировку раньше времени и меня приписали к тюрьме Эллиса в девятнадцати километрах к северу от Хантсвилла. Там содержались самые опасные заключенные, приговоренные к смертной казни. Возвращаясь в гостиницу после заполнения всех необходимых бумаг, я наткнулся на крошечный трейлер, припаркованный примерно в квартале от «Стены». В нем не было и шести метров, да и выглядел он откровенной развалиной, в которой давно никто не убирался. Тем не менее я сразу снял его у пожилой хозяйки. Не знаю, почему она прониклась ко мне доверием, – может, заметила мои заплаканные глаза или непросохшие слезы на лице, – но она робко попросила всего сто долларов в месяц, и я согласился. По выходным я покидал свое крошечное жилище, шел к главной тюрьме и тратил талоны на обед и ужин.
В первый же день работы в тюрьме Эллиса мне дали задание провести перекличку среди приговоренных к смерти. Никакого инструктажа на случай нештатных ситуаций, так что по метровому проходу между камерами я шел с большой опаской и, сказать по правде, был напуган до полуобморочного состояния. Ладони вспотели, и с каждым шагом сердце колотилось всё быстрее. Я даже не осмелился смотреть по сторонам, прилипнув взглядом к списку имен на планшете. Называя имена, я думал только о том, чтобы произнести их правильно, и мне казалось, заключенные чувствуют мой страх и слышат дрожь в голосе. Они, конечно, знали, что я работаю первый день и совершенно ничего не соображаю от страха. И вот, когда в оглушительной тишине я произнес третье имя, кто-то крикнул: «Бу!»
Этот крик стал последней каплей. Я бросился бежать. Просто развернулся и кинулся назад по проходу на предельной скорости.
В чувство меня привел оглушительный смех охранников и заключенных, которые чуть ли не по стенам сползали.
Я облегченно выдохнул, но тревога так и не ушла. В окружении заключенных, совершивших тяжкие преступления, было не до смеха.
В тюрьме опасность подстерегает на каждом шагу. В июле 1974 года, за несколько лет до моего приезда, в Хантсвилле произошел самый продолжительный захват заложников в истории американских тюрем. Фред Гомес Карраско, знаменитый наркоторговец из Сан-Антонио, известный под прозвищем Эль-Сеньор, взял в заложники шестнадцать человек в библиотеке тюрьмы «Стена». На тот момент героиновому королю Карраско было тридцать четыре года и его обвиняли в смертях пятидесяти семи жителей Техаса и Мексики. Вместе с двумя другими заключенными – Родольфо Домингесом и Игнасио Куэвасом – он подкупил работников тюрьмы, чтобы те передали им в банке с просроченной ветчиной три пистолета калибра «.357 Магнум». В банках с персиками работники тюрьмы пронесли более трехсот патронов.
Одиннадцать дней руководство тюрьмы вело переговоры с захватчиками, угрожавшими убить заложников, среди которых были заключенные, библиотекари и тюремный священник. Для дерзкого побега Карраско требовал предоставить ему и двум сообщникам пуленепробиваемые жилеты, костюмы и зачем-то туфли фирмы «Нанн Буш». Третьего августа они вышли из тюрьмы под прикрытием самодельного щита, состоявшего из двух классных досок на колесиках, к которым снаружи для дополнительной защиты примотали юридические талмуды и картон. Это сооружение они назвали «пиньята»[13]13
Пиньята – мексиканская полая игрушка крупных размеров с орнаментом и украшениями, изготовленная из папье-маше или легкой оберточной бумаги.
[Закрыть], или «троянское тако»[14]14
Тако – традиционное блюдо мексиканской кухни, представляет собой тортилью с начинкой.
[Закрыть]. Преступники приковали себя наручниками к трем женщинам – библиотекарю Джулии Стэндли и учителям Ивонн (Вон) Беседе и Новелле Поллард – и затащили их с собой в «пиньяту» вместе с тюремным священником, отцом О’Брайеном. Сооружение обвязали веревкой, к которой наручниками пристегнули еще четырех заложников, чтобы техасские полицейские не надумали стрелять. Заключенным нужно было только выйти во двор, где их по требованию Карраско ждал бронированный автомобиль.
Когда процессия под щитом из классных досок спускалась с третьего этажа, где находилась библиотека, полиция воспользовалась шлангом высокого давления, чтобы напором воды разбросать заложников снаружи конструкции. Полицейские потребовали сдаться – в ответ из-под щита раздались выстрелы. Перестрелка продолжалась в течение пятнадцати напряженных минут. В последовавшем хаосе Домингес четыре раза выстрелил в спину Джулии Стэндли. Она скончалась на месте, после чего Домингеса застрелили полицейские. Карраско убил Ивонн Беседу и застрелился сам. Куэвас ранил из пистолета отца О’Брайена, отключился и упал на Новеллу Поллард. Необразованный сын мексиканского крестьянина, отбывающий сорокапятилетний срок за убийство, Куэвас стал единственным из трех сообщников, кто выжил при попытке побега. За убийство Джулии Стэндли, сорокатрехлетней матери пятерых детей, его трижды приговорили к смертной казни. Два приговора оспорили на апелляции, однако в конце концов Куэваса признали виновным в смерти Джулии, поскольку по закону Техаса преступники несут ответственность за действия, совершенные сообщниками во время одного инцидента. 23 мая 1991 года приговор был приведен в исполнение, и Куэвасу ввели смертельную инъекцию всего в нескольких ярдах от места трагических событий.
Во время моей стажировки в тюрьму также привезли белого толстяка, которого смертники прозвали Кэндимэн («Человек, раздающий конфеты»). Вскоре я узнал, что журналисты окрестили его «Человек, убивший Хеллоуин»: он отравил собственного сына, предложив ему конфету с цианидом, чтобы получить крупное страховое возмещение.
Этого человека звали Рональд Кларк О’Брайан, он работал оптиком в Дир-Парке, пригороде Хьюстона. После того как его осудили за убийство, переполошились родители по всей стране: многие боялись давать детям угощения, которыми принято обмениваться на Хеллоуин, причем полученные как от незнакомцев, так и от членов семьи.
Пасмурным осенним вечером 1974 года О’Брайан вместе с соседом отвезли своих детей в Пасадену, штат Техас, чтобы по хеллоуинской традиции обойти дома, собирая гостинцы. Тридцатилетний О’Брайан отстал от соседа и детей и догнал их уже с конфетами, которые ему якобы дали в доме, где перед этим им не открыли: окна были зашторены и свет не горел. О’Брайан раздал сладости, «Пикси Стикс»[15]15
«Пикси Стикс» (англ. Pixy Stix) – сладости, по виду напоминающие трубочки для питья. Внутри упаковки находится порошок: сахар, декстроза, лимонная кислота и вкусоароматические добавки.
[Закрыть], двум своим детям – девятилетнему Тимоти и пятилетней Элизабет – и трем соседским детям. После прихода домой О’Брайан убедил сына попробовать отравленные «Пикси Стикс». Проглотив порошок, Тимоти пожаловался на горечь, и мальчика начало рвать. Вскоре он умер.
О’Брайан сообщил полиции, что получил «Пикси Стикс» в доме, где не горел свет. Якобы он видел только волосатую руку, которая протянула ему конфеты из-за двери. Быстро выяснилось, что это ложь: хозяин дома, авиадиспетчер, предоставил табель учета рабочего времени. Свидетели тоже подтвердили, что в тот вечер он работал.
Через несколько дней выяснилось, что О’Брайан получил огромную страховую выплату, так как ранее застраховал жизни своих детей, и полиция его арестовала. Оказалось, что у него сто тысяч долларов долгов и кредиторы со дня на день должны были отобрать дом и машину. Кроме того, работодатель собирался уволить его за кражу. Смерть Тимоти принесла О’Брайану тридцать одну тысячу долларов страховых выплат.
Приведение приговора в исполнение я не застал. О’Брайан дважды добивался отсрочки, но в 1984 году, через несколько лет после окончания моей стажировки в Хантсвилле, был приговорен к смертной казни. Он отрицал вину, даже когда его пристегнули к каталке для введения смертельной инъекции. На момент смерти ему было тридцать девять лет.
Последние слова О’Брайана: «Все люди совершают ошибки. Мой приговор – тому пример. Но это не означает, что вся система правосудия ошибается. Поэтому я прощаю всех, абсолютно всех, кто причастен к моей смерти».
Я осуждаю такие преступления, но в одном О’Брайан был прав: все заключенные, даже самые жестокие, не перестают быть людьми. Это один из самых ценных выводов, которые я сделал за время работы в органах правопорядка. Меня к нему подтолкнул один хантсвиллский заключенный, который помогал охране в обмен на особое отношение – телефонные звонки или дополнительное питание. Нужно четко соблюдать границы, говорил он, но и сопереживание проявлять тоже нужно.
Однако по отношению ко мне в хантсвиллской тюрьме сопереживание не проявили. В конце трехмесячной стажировки, когда оставалось всего ничего до возвращения в колледж, я попал в ситуацию расовой дискриминации, которая чуть не поставила крест на моей будущей карьере. Это было так неожиданно и обидно, что я до сих пор не могу об этом забыть.
Моя двоюродная сестра, оставшаяся в Хеббронвилле, в последний день моей стажировки выходила замуж. Я долго собирался с духом, чтобы попросить у начальника тюрьмы отгул. За глаза его звали Капитаном. Это был крупный мужчина, в присутствии которого всем становилось не по себе. Он резко выделялся на фоне остальных: большинство работников тюрьмы были приятными и неравнодушными людьми, многие учились по специальности «Уголовное право» в университете Сэма Хьюстона. Я зашел в кабинет и начал, запинаясь, рассказывать о своих семейных обстоятельствах, сказал, что готов отработать за этот отгул девять дней подряд вместо обычных семи. И тут он взорвался. Он начал кричать на меня, и самым безобидным оскорблением было «ленивый мексиканец» – остальные я, к счастью, не запомнил. Он приказал мне выметаться и угрожал написать плохую рекомендацию, которая могла закрыть мне дорогу в правоохранительные органы.
Вот так! Три месяца тяжелой работы, за время которой я получил бесценный опыт для дальнейшей службы, – и вдруг моя судьба оказывается в руках оголтелого расиста. Я думал, что поступаю правильно, сообщая о причинах своей просьбы, но вышел из кабинета начальника совершенно растоптанным. Я отработал последнюю смену и, не сказав никому ни слова, сел в машину и помчался в Хеббронвилл. Я все-таки успел на свадьбу сестры и затем вернулся к учебе.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
