Текст книги "Труп"

Автор книги: Харлан Эллисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Эллисон Харлан
Труп

ХАРЛАН ЭЛЛИСОН

ТРУП

перевод В. Гольдича, И. Оганесовой

Я шел по Лексингтон-авеню в сторону жилых кварталов, против движения, и в районе Семидесятых улиц заметил, как трое молодых вандалов самым бессовестным образом "раздевают" "понтиак" 1959 года, который кто-то бросил прямо на мостовой перед зданием старой церкви, куда уже давно никто не заглядывал. При помощи лома хулиганы выломали капот вероятно, он проржавел или хозяин закрепил его проволокой, прежде чем оставить навсегда. Когда я проходил мимо по противоположной стороне улицы, бандиты, взяв в руки молотки и какие-то острые предметы, пытались вытащить мотор. У них были белоснежные зубы, они весело улыбались и показались мне невероятно здоровыми. Я решил, что они собираются продать мотор старьевщику.

Надо сказать, что я – человек религиозный и всегда был таким. Кое-кто может подумать, что это имеет значение. Однако все как раз наоборот. К своему великому отвращению, я понял: вера – нечто вроде рынка ценных бумаг. (Хотя уж кому-кому, а Богу должно быть известно, что зарплата младшего преподавателя латиноамериканской литературы не позволяет ему развлекаться биржевыми операциями.) Есть победители и, естественно, всегда есть побежденные. Вложив состояние в ненадежные акции, вы рискуете не меньше, чем отдавая сердце бесполезному божеству.

Мона Сандберг часто приглашает меня на свои приемы "а-ля фуршет". Я не имею ни малейшего понятия почему; у нас с ней нет никаких иллюзий на предмет наших отношений. Мы просто знакомые. Правильнее было бы сказать, что мы относимся друг к другу терпимо.

Тем не менее она пообещала познакомить меня с Карлосом Д'Агостино. Трудно описать, насколько я был взволнован.

И не только из-за того, что Д'Агостино считается одним из лучших стилистов нашего времени – место его переводчика по-прежнему оставалось вакантным; стоило мне представить себе, что я смогу получить эту работу, стану жить в Венеции и, покинув тоскливые, застойные воды академической рутины, попаду в бурный поток настоящей литературы... Ну знаете, если честно, мне даже нехорошо становилось от этой мысли.

Я зашел в "Марборо" и купил всего за три восемьдесят девять прекрасное издание "Неистового Роланда"[ "Неистовый Роланд" – эпическая поэма, написанная Лудовико Ариосто, итальянским поэтом (1474-1533). (Здесь и далее примеч. пер.) ] с рисунками Доре[ Гюстав Доре (1832-1883) – французский график.], которое намеревался подарить Моне по случаю ее четвертого развода.

На Семьдесят первой улице, прямо посреди дороги, валялся изувеченный колпак от колеса. Его сплющили проезжающие грузовики, и в небольшом углублении в центре образовалась лужица. Глядя на нее, я почему-то подумал о церемониальной посудине инков, из погребальных пещер в МачуПикчу[ Мачу-Пикчу – крепость и святилище инков XV-XVI веков.], посудине, на которой проступают какие-то темные пятна, может быть, кровь.

Франклин Ксавьер (я никогда не верил, что это его настоящее имя) был кошмарным типом, и никто из нас не сомневался, что Мона вышла за него замуж только из-за его связей с академическими кругами, дающими известные преимущества. Устав от самого Франклина, академических кругов и всего прочего, Мона бросила Ксавьера и улетела одному Богу известно почему – в Миннеаполис, чтобы получить развод. Понятия не имею, сколько времени нужно там для этого прожить, но в конце концов она вернулась, и ее дом снова открыл свои двери.

ДАгостино не пришел. Правда, позвонил и извинился.

Я стоял так, что Мона меня прекрасно видела, когда с ним разговаривала, но она ничего про меня не сказала. Кормили у нее, как всегда, хорошо. Просто великолепно, если быть справедливым: Мона нанимает лучших поваров. Я, естественно, был невероятно разочарован. Но все-таки подарил ей "Роланда"; сделать красивый жест ужасно приятно.

Все воскресенье я проверял экзаменационные работы. Они навеяли на меня невыносимую тоску. Последнее время во мне крепнет уверенность, что в Колумбийском университете учатся не человеческие существа, а южноафриканские бабуины. Причем у каждого есть машина. Стоит выйти на улицы Нью-Йорка, моментально чувствуешь, как их ядовитое дыхание наполняет легкие. Кроме того, я подозреваю, что машин в городе стало больше, чем людей. Глядя на блестящие ряды припаркованных автомобилей, заполняющих все пространство между зданиями, невозможно думать иначе. Из Коннектикута приехал Сигал, чтобы отвезти меня на "Сон в летнюю ночь", постановку, о которой сейчас все только и говорят, а потом мы забрали его машину со стоянки: девять этажей из хрома и стали, где плотно, бампер к бамперу, выстроились механические чудовища – целое здание для автомобилей. Невозможно думать иначе.

А в понедельник вечером меня вызвал в свой кабинет Офелиа, очень плотно прикрыл дверь и остался стоять, прижав к ней ладонь левой руки, словно боялся, что ее распахнет какойнибудь неожиданный сейсмический толчок. Разговор у нас получился весьма неприятным. Качество моей работы заметно ухудшилось. Я перестал проявлять к ней интерес. Из опроса студентов следует, что уровень преподавания недопустимо низок. Комитет по контролю обеспокоен. Из Комитета по достижениям поступило сообщение, что последняя публикация, подписанная моим именем, вышла четыре года назад.

Офелиа не сказал ничего о сроках пребывания в должности. Но мой контракт заканчивается в мае.

Он очень часто употреблял слово "посредственность".

Я смотрел мимо его лысеющей головы на машины, проезжающие мимо, несущиеся куда-то вдаль, по своим делам.

И представил себя тольтеком[ Тольтеки – народ, населявший Центральную Мексику и положивший начало культуре ацтеков.], неожиданно перескочившим через многие тысячи лет и попавшим на эту улицу: впервые в жизни бедняга увидел отвратительные, сверкающие чудовища с огромными стеклянными глазами, гладкой, разноцветной шкурой и железными клыками, абсолютно симметричными и словно покрытыми лаком; мои легкие наполнились воздухом, потому что я стал свидетелем того, как несчастные мужчины и женщины, которых пожрали эти уродливые чудища, на огромной скорости уносятся в их мерзкой утробе куда-то в неизведанные дали.

Я никак не мог понять, почему же они совсем не расстроены из-за того, что их проглотили целиком.

Когда Офелиа меня отпустил, невнятно, но пугающе намекнув на другие дни и другие лица, меня трясло. Я вернулся в свою квартиру и долго сидел в темноте, стараясь ни о чем не думать. А машины, проносившиеся по Западному шоссе, наполняли мой дом своими отчаянными воплями.

На разделительной линии Гранд-Централ-Парквей росла сухая желтая трава; как раз в том месте, где лежат великолепные останки Всемирной выставки, внушительные и никому не нужные, я увидел целую семью: отец, мать и трое детей разбирали на части "крайслер-империал". Они уже вытащили сиденья, прислонили их к корпусу машины, и теперь старший сын вынимал радио из приборной доски. Когда отец приподнял заднюю часть машины, две девочки подставили кирпичи, чтобы мать могла снять колеса.

Эта компания напомнила мне осквернителей могил.

Когда я высказал свои мысли студентам после утренней лекции, один из них протянул мне экологическую газету, в которой было написано следующее: "Сообщается, что в 1967 году в Чикаго, Нью-Йорке и Филадельфии было обнаружено тридцать тысяч брошенных машин".

Меня охватило ликование. Значит, машины тоже умирают.

Их бросают, и они остаются непогребенными; а потом появляются вурдалаки и, словно стервятники, рвут их в клочья, разбирая на составные части.

Эта идея помогла мне пережить еще один тоскливый день.

На выходных Эмиль Кейн и его жена пригласили меня на обед, я рассказал им о своих открытиях, и они посмеялись из вежливости. Я заметил, что в последнее время машины постоянно занимают мои мысли. Довольно странно.

Его жена, а готовит она просто отвратительно (это ужасно, особенно учитывая тот факт, что Кейны теперь почти единственные, кто приглашает меня на обед – и куда только все подевались: причуды моего воображения или наступило время массового исхода из города?), так вот,, его жена, она невероятно много читает. Например, банальные публикации левых. Она тут же внесла свою лепту в разговор, сообщив малоинтересную информацию о том, что автомобили отняли гораздо больше американских жизней (это ее формулировка), чем все войны, в которых мы принимали участие. Я не поверил. Тогда она отправилась к соломенной корзинке для цветов, в которой они хранят журналы, и принялась искать.

Открыла какой-то журнал, пролистала и показала заголовок на самом верху страницы, крупным шрифтом. Там говорилось, что 1 750 000 человек погибло в результате автомобильных катастроф с тех пор, как было изобретено это средство передвижения. За первые десять лет войны в Индокитае с жизнью рассталось 40 000 американцев; за это же время машины убили 437 000 – иными словами, в одиннадцать раз больше.

– Как интересно, – сказал я. Если ты не в состоянии купить курвуазье, приходится отказываться и от клубники на десерт.

В Соединенных Штатах семь миллионов автомобилей попадает на помойку. Как интересно.

Должен признать, у меня довольно вздорный характер. За кофе я сделал все, чтобы либеральная природа жены Кейна повернулась против нее.

– Представь себе, – сказал я (она перестала собирать крошки маленькой щеткой на батарейке, работавшей совершенно беззвучно, и улыбнулась), представь себе такую ситуацию. Мы ужасно беспокоимся по поводу меньшинств, с которыми плохо обращаются. Например, люди с черной кожей, которых мы без зазрения совести называем "негры", пуэрториканцы, америнды[ Американские индейцы.] (вне всякого сомнения, самые благородные из всех нас), мексиканцы...

– Следует называть их "чикано", – перебила меня жена Кейна, решив, что удачно пошутила.

Я не обратил внимания. Неуместные заявления на эту тему часто граничат с бестактностью.

– Все это меньшинства, не так ли, – продолжал я. – Но почему мы с презрением относимся к самому многочисленному меньшинству, имеющемуся в нашем обществе?

– К женщинам? – вставила она.

– Ничего подобного, – возразил я ей. – Сегодня женщинам принадлежит весь мир.

Она бы с удовольствием обсудила эту тему. Но я махнул рукой, заставив ее замолчать.

– Нет-нет, дай мне договорить, Кэтрин. В настоящее время автомобили являются самым многочисленным меньшинством в нашей стране. Их больше, чем мужчин, или женщин, или нисеев[ Нисей – гражданин США японского происхождения.], больше, чем людей моложе тридцати лет или республиканцев, даже больше, чем нищих. По правде говоря. может быть, они даже составляют большинство. И тем не менее мы относимся к ним как к вьючным животным, сталкиваем друг с другом, наносим повреждения, бросаем прямо на дорогах, даже не озаботившись похоронить по всем правилам, мы их не любим, продаем так римляне продавали рабов, думаем о них только в том смысле, в каком они отражают наше положение в обществе.

Кейн ухмылялся. Он чувствовал, что мое выступление скорее основывается на неприязни к его жене, чем на искренней уверенности в собственных постулатах.

– Ты это о чем?

Я развел руки в стороны:

– Просто я считаю, что они имеют право нам мстить. То, что им удалось уничтожить всего 1 750 000 людей с 1896 года, когда Форд провел успешные испытания, поместив двигатель внутреннего сгорания в экипаж, не запряженный лошадью... лично мне это кажется своего рода слабостью с их стороны. Кейн рассмеялся:

– Ну знаешь. Том!

– Именно.

– Ты наделяешь неодушевленные предметы разумом, коим они просто не могут обладать. Я видел, какты поносил Уолта Диснея за антропоморфизм, но то, что ты говоришь, несравнимо с его заявлениями.

Орсон Уэллс однажды играл (немного даже слишком ярко) в фильме под названием "Черная магия". Он изображал Калиостро и околдовал всех, с кем общался. В фильме у него был мрачный, пронзительный взгляд. Он смотрел из-под нависших бровей и говорил загробным голосом. Очень впечатляюще. Именно такой вид я и напустил на себя сейчас, во время разговора с Кейном и его женой.

– Никакой это не антропоморфизм. Групповой разум – вовсе не новое понятие. Он присущ насекомым, даже некоторым растениям. Если теория "большого бума" относительно возникновения Вселенной верна – а после того, как был открыт квазар, мы в это твердо верим, – если Вселенная вот так, сразу, взяла и появилась – в таком случае, по-моему, вполне логично предположить, что разум может возникнуть совершенно неожиданно, тоже вследствие "большого бума".

Кейн и его жена молча смотрели на меня. Похоже, они поверили, что я говорю абсолютно серьезно.

И наконец я выдвинул свой последний довод:

– Подумайте о наших предках неандертальцах. Разве идея о "большом буме", в результате которого они вдруг стали разумными, не отвечает на вопрос о том, как получилось, что мы тут с вами сидим и мило беседуем? Я уверен, что то же самое произошло и с автомобилями. Массовое сознание, гештальт[ Целостная форма, структура.], если хотите. Общество внутри общества. Объединение колесных.

Когда мне было шесть лет, у моей матери начался ужасный бронхиальный кашель. Семейный врач настоял на том, что она должна отправиться на несколько месяцев в Аризону. Мама взяла меня с собой. В результате в том учебном году я не приобрел абсолютно никаких основополагающих навыков в арифметике. И до сих пор прибегаю к помощи пальцев, если мне нужно что-нибудь сосчитать, естественно, стараясь не привлекать к себе внимания. Именно по этой причине меня никогда не интересовали точные науки, и уж особенно строгие и наводящие смертную тоску законы математики. Ни разу в жизни мне не удалось дочитать до конца статью по физике. То, что я сейчас говорил, было полнейшей чепухой, мою теорию мог разнести в пух и прах любой студент-естественник. Но Кейн занимался поэзией Чосера, и его забавляли мои измышления, а жена Кейна была самой настоящей дурой.

Вскоре после кофе я отправился домой, оставив Кейнов весьма смущенными и озадаченными. Разговор меня возбудил; это была первая спонтанная импровизация, созданная мной за несколько последних месяцев.

Я решил прогуляться, хотя ночь была холодной, а идти мне было довольно далеко. Я всегда был религиозным человеком.

Вы никогда не задумывались о том, насколько схожи культуры Южной Америки и Среднего Востока? Это сходство очень трудно объяснить. В обеих культурах одновременно присутствуют представление о рыбе как о священном существе, григорианский календарь, который соответствует каменным календарям ранних американцев, пирамиды, относящиеся ко времени существования этих, и никаких других примитивных культур. Возможно ли, что существовала связь, две тысячи лет назад, между землей, скажем, иудеев и землей ацтеков? Рассказывают одну интересную историю – имейте в виду, это всего лишь сказка – о том, что белый Бог пришел на берега ацтеков как раз в то время, когда Иисусу из Назарета было между двенадцатью и тридцатью годами. Эти годы называют "потерянными" годами Иисуса. В легенде говорится, что белый человек – похожих на него в этих краях до тех пор никто не видел – бродил среди людей и говорил о вещах, казавшихся волшебными и прекрасными, о царстве жизни после смерти. Утверждают, что именно он внес понятие священной природы рыбы. Может быть, он же научил ацтеков строить пирамиды и показал им календарь? Нам не дано это узнать, хотя историки утверждают, что Иисус вполне мог добраться до нового континента, воспользовавшись помощью финикийских моряков. Повторяю, нам это не дано узнать, однако легенды рассказывают еще об одном таинственном факте: белый пророк обещал вернуться. Его ждали и отлили из чистого золота бесконечное множество даров, в ознаменование будущего возвращения.

Брошенные автомобили, которые оказываются на свалке, сначала попадают под пресс, где их сплющивают, а потом складывают в специальные кучи для дробилки. После дробилки они по конвейеру отправляются в небольшое помещение с раздвижными дверями, где их прессуют горизонтально. Затем из останков автомобилей делают кубы, весом в несколько тонн. И в конце концов невероятно мощный электромагнит поднимает их и. доставляет в хранилище, где они дожидаются своей очереди на продажу или переплавку. Requiescat in pace[ Да почиет с миром (лат.).].

Бернар Диаз дель Кастильо, конквистадор Кортеса, в своих записках, озаглавленных "Открытие и завоевание Мексики, 1517-1521", рассказывает, что на берегу их встретили индейцы, которые принесли великолепные дары из чистого золота, словно ждали прибытия испанцев. Кортес, которого наша история считает безумным убийцей, начал уничтожать местных жителей еще до того, как лодки пристали к берегу. Кастильо пишет, что они были безоружны и, казалось, собирались поклоняться белым людям, пришедшим к ним с моря.

Но когда испанцы принялись немилосердно их истреблять, по джунглям пронеслась исполненная ужаса весть, добралась до бесконечной процессии почитателей, которые несли свои золотые подношения, и тогда индейцы принялись закапывать золото вдоль дороги, а потом скрылись тем же путем, что и пришли. Из этого можно сделать вывод: жители Табаско, встретившие Кортеса, были исполнены благоговения и любви к чужакам. Они ждали их, чтобы отдать дань уважения. И лишь безумное кровопролитие заставило несчастных расстаться с мечтами о... чем? О том, что белый бог вернется, как обещал? Нам не дано это узнать.

Золотые слитки и великолепные предметы из драгоценного металла по сию пору находят вдоль тропинок в джунглях, ведущих в глубь страны от побережья Табаско.

Кубы спрессованных автомобилей лежат во дворах, дожидаясь переработки, в дождь и зимой, ночью и во время распродаж. И никто не ждет, что они заговорят.

В мае мой контракт закончился и его не возобновили.

Я нашел себе место младшего редактора в издательстве латиноамериканской литературы, в западной части города. Мона Сандберг отправилась со своим любовником кататься на лыжах в Лапландию. На Эмиля Кейна напали на Шестой авеню средь бела дня и ограбили; его жена обвиняла во всем черномазых. Их называют "черные", поправил я ее, когда она позвонила, чтобы сообщить о происшествии. Больше она не звонила. Я прекрасно понимаю женщин такого сорта.

Однажды я довольно поздно шел домой с работы и оказался на Пятой авеню, в верхней части города. Под виадуком, по которому проходит Седьмая авеню, я увидел группу черных и цветных – подростки били окна брошенных машин, оставленных без присмотра под кирпичным строением. В руках у них были молотки.

Если разум действительно может возникнуть спонтанно и если они и в самом деле обладают групповым сознанием, в таком случае у автомобилей должно быть общество. Обязательно. Культура. Вид. Массовая вера. С богами, легендами и тайными мечтами, которые посещают их, когда моторы не работают.

Я не собирался связываться с мальчишками. Мне показалось, что они способны на все. Но, проходя мимо синего "шевроле", у которого были вырваны двери, я заметил на приборной доске маленькую пластмассовую фигурку Пресвятой Девы Марии.

Впервые в жизни я почувствовал, что должен совершить бессмысленный поступок. В глазах у меня стояли слезы. Я захотел спасти фигурку от осквернителей могил.

Я присел, чтобы меня не заметили, добрался до машины, протянул руку и коснулся фигурки из белого пластика.

Раздался страшный грохот... наверняка это поезд подземки промчался у меня над головой.

Открыв глаза, я понял, что нахожусь на одной из опор виадука. Сквозь кирпичи мне было все отлично видно. Однако ночь не стала светлее. Дети продолжали заниматься своим делом.

Я не мог ни заговорить, ни пошевелиться. Меня заточили в камеру. Я там и сейчас нахожусь.

Жена Эмиля Кейна спросила бы: почему, Том, ты остался навсегда в камне, почему ты навечно погребен в кирпичной кладке? На это я ответил бы ей, что, к своему великому отвращению, понял: вера – нечто вроде рынка ценных бумаг. Есть победители и, естественно, всегда есть побежденные. Вложив состояние в ненадежные акции, вы рискуете не меньше, чем отдавая сердце бесполезному божеству.

Это совсем молодой Бог и очень ревнивый. Он терпеть не может, когда разграбляют его могильники, а мародеры оскверняют тела прихожан. Но дети верят, понимаете; а я нет. Это ведь не преступление. Но и этого оказалось достаточно.

Я религиозный человек. И всегда был таким – кое-кто может подумать, что это имеет значение.

Однако все как раз наоборот.